Пальцы женщины - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Шепард Ривкин (ч. 2)

- Откуда вы знаете, что у него был сердечный приступ?

- Ведь доктор Лион видела, как он умирал. Она пыталась делать ему массаж сердца и впускала ему адреналин, но без результата.

- А есть тому доказательства?

- Ее показания.

- Вы разрешите мне бросить на них взгляд? - Он встал.

- Ну разумеется.

Мы прошли в кабинет доктора Лион, находящийся на третьем этаже.

Он был темный и неуютный. Он заставлял думать о старой деве, с шиньоном на затылке. На стене висело несколько репродукций, а также несколько дипломов.

Он открыл один из ящиков стола, немного в нем поискал, потом вынул карточку, которую протянул мне. Для меня было все равно все совершенно непонятно. Я попросил его перевести мне ее содержание.

- Сильное напряжение и сильная слабость. Задыхание. Все признаки сердечной недостаточности.

- Когда она вышла за него замуж?

- Около Рождества, насколько я помню. На собрании он сказал, что Анн, это его рождественский подарок.

- А каким числом помечен этот медицинский осмотр?

- 28-го декабря.

Я посмотрел на карточку.

- А это - 27 февраля - к чему относится?

Он в свою очередь посмотрел на карту.

- Другой медицинский осмотр. Состояние еще ухудшилось. Прописано было лечение.

- Что вы об этом думаете?

Он сгримасничал улыбку.

- Доктору Фалконе было сорок семь лет. Доктор Лион очень темпераментная женщина. Может быть, у них были слишком бурные ночи. Это может плохо отразиться на том, кто не привык к такому образу жизни.

- А может быть она выдумала эту болезнь сердца.

- Но почему же... - Он неожиданно замолчал. Да. Да. Я никогда об этом не думал.

- Он умер от закупорки сосудов: тут есть записанные показания о всей истории его болезни сердца. А что доктор Фалконе когда-нибудь видел эти записи?

- Сомневаюсь в этом. У него не было никаких оснований открывать этот ящик.

- Сомневаюсь в этом.

Он обхватил обеими руками голову. Это продолжалось несколько секунд и мне даже стало его немного жаль. Он считал, что у него много неразрешенных вопросов со служащими, сторожами и с водителями санитарных машин. У него были проблемы с набором медицинских сестер, с решением необходимых операций, с разделом гонораров и жалобами на неправильное взыскание оплаты за операции. Все это следовало разрешить к обоюдному удовлетворению, но вот появляюсь я и говорю, что поместил двух шпионов в его госпиталь. Потом я сказал ему, что один из лучших педиатров страны убила своего мужа.

- Около недели тому назад, ко мне пришла доктор Лион, - сказал он. Было приблизительно половина шестого. Видно было, что она плакала. Она сказала мне, сто у нее есть что-то неотложное, что она должна что-то сказать мне. Она казалась очень нервной и она сказала, что ей необходимо собраться с силами, чтобы смочь рассказать мне. Я дал ей стакан воды и она сказала, что ее сообщение займет не менее двух часов. Я спросил ее о чем пойдет речь и она мне ответила, что это будет касаться ее официальных отношений с доктором Хенли. Профессиональных отношений. Она добавила, что прекрасно понимает, что после ее этого заявления, она будет лишена медицинских прав и доктор Хенли тоже, но что она тем не менее решила обо всем рассказать.

- А что вы ей ответили?

- Ну вот, видите ли, у меня было назначено свидание и в семь часов вечера я должен был присутствовать на обеде в Алокуч Вели с Джоном Герольдом. Самим Джоном Герольдом.

Я скрыл свое незнание этой личности.

- Президентом "Интернациональ электрик". Его жена подверглась у нас очень сложной операции и она прошла удачно. Он пообещал построить новый павильон для медицинских сестер: в том, в котором они живут, построен пятьдесят лет назад. Его стали бы называть павильоном Джона Герольда, конечно. Мы очень охотно идем на такие вещи. Тогда я сказал доктору Лион, что я поговорю с ней завтра утром в первый же час. Она ответила, что принесет свои записи.

- Записи?

- Секретные записи, которые она делала на каждого больного. Она сказала, что это скомпрометирует доктора Хенли самым явным образом. Я посоветовал ей никому не говорить об этом и, в особенности, доктору Хенли.

- Что же она сделала потом?

- Она улыбнулась и она умоляла меня выслушать ее.

- И разумеется, павильон Джона Герольда не мог подождать?

- Если бы вы знали мистера Герольда, вы бы знали до какой степени ваше рассуждение нелепо.

По всей видимости, у доктора Лион произошла ссора с Хенли и она собиралась поставить его на место: она спасла б таким образом репутацию "Генерального Грина". А к чему это надо было манкировать своими прямыми обязанностями ради нового павильона, который потерял свою репутацию и доверие общества? А потом, оба дела не так просто балансировались. Если его предупредили, что вопрос шел об очень серьезной проблеме, мог ли он ради какого то обеда откладывать это сообщение?

Нет. Это было лишь лишнее доказательство того, какие глупые люди еще возглавляют учреждения, которые не понимают серьезности данного момента. Берман был типичным представителем тупого администратора, но он понимал, что сулила ему такого рода ситуация.

Я вдруг понял, что пристально смотрю на Бермана.

- Простите меня, - сказал я. - Я не слышал вашей последней фразы.

- Я сказал, что вы высказали глупое предположение.

- Да, - ответил я, - я часто говорю глупые вещи.

Он почувствовал себя неловко.

- Но, - продолжал я, - потому что вы сделали глупую вещь, доктор Лион, может быть, в настоящий момент близка к смерти. Ее постепенно умервшляют.

Я покинул его. Пусть попортит себе крови после этого. В следующий раз, когда ему представится выбор между человеческой жизнью и материальными благами, может быть, он выберет жизнь.

Я влез в машину и включил газ. И совершенно также как мотор, который стал крутиться, стал кружиться и мой мозг, на полную мощность. И мне стало совершенно ясно, так, как будто я смог читать в мозгу этого интеллигента психопата, почему он татуировал эту женщину и почему он прислал нам ее пальцы по почте.

Она вышла замуж. Это означало, что она предала его ради другого человека. Конечно, он бросил ее для какой-то авантюры с матерью своего больного или ради соблазнительной медицинской сестры, но это не имело для него никакого значения. Психопат не беспокоится о переживаниях других людей.

Он дал ей приказ освободиться от доктора Фалконе. Она послушалась его. Может быть, он считал этот способ нелепым, но все произошло так, как он хотел. Когда эта проблема оказалась решенной, они условились о встрече в Японии.

Безусловно произошло полное примирение. Он крепко держал в руках бразды правления. Вот тогда то он и татуировал ее. И это потому Морисон заметил широкое кольцо, которое она стала носить после своего возвращения. На этой стадии их взаимоотношений Хенли достаточно было щелкнуть пальцами, чтобы она делала перед ним стойку или ходила у его ног, если он отдавал соответствующее приказание. Во всяком случае, это был человек, которому я не смог бы доверить свою сестру.

Но посылка этих пальцев по почте! Гениально. Вот каким образом я объяснял это.

Урок, который он преподал ей в Японии изуродовав ей кожу, она забыла. Она намекнула ему, что собирается пойти к Берману и Хенли подумал, что она говорит серьезно. Его ожидало место Африки или Индонезии и его паспорт был готов.

Он подумал о том, что ему надо увезти молодую женщину в изолированное место. Если он хотел, чтобы ее стоны не были слышны, ему действительно было необходимо изолированное место. А если этого не удастся сделать, ее придется усыплять: находясь под влиянием наркотиков она согласится на все, что он предложит. Он, вероятно, связал ее и привязал к чему-нибудь - это был наилучший способ, чтобы она ничего не почувствовала, когда он будет отрезать ей палец. Потом он осторожно проделал все необходимое для операции и сделал ее, как всегда очень тщательно, как высокого ранга специалист.

Итак, у нее был завязан рот, он не услышал, когда она взывала к богу. Но он знал, что она призывает бога, знал.

После того, как он отрезал ей первый палец, он, может быть, даже показал ей его и произнес несколько слов, вроде: - Итак, ты хотела предупредить полицию о наших махинациях? Как ты глупа! Я отрезал у тебя палец по двум причинам. Во-первых, чтобы наказать тебя, так как теперь ты никогда не сможешь оперировать. Во-вторых, чтобы доказать глупость и несообразительность полиции.

Я пошлю им этот палец, палец, которым ты хотела указать им на меня. Я как бы скажу им: вот как вы сможете отыскать доктора Лион, ее палец вам это укажет. Но они недостаточно умны, чтобы воспользоваться этим. - Потом он, вероятно, приобрел оберточную бумагу, коробочку и веревку в каком-нибудь отделении почты в сердце Нью-Йорка, чтобы не оставить никаких следов. Потом отправил эту посылку из Главного Почтамта, в котором бывает столько народу, что невозможно кого-нибудь запомнить.

На следующий день он, вероятно, сказал что-нибудь в этом роде: - Ну что ж, твои друзья не пришли. Без сомнения они идиоты. Хорошо, сегодня я им немного помогу. Мы пошлем им твой палец с кольцом. Ты разрешишь? Спасибо. Мы посмотрим, что же произойдет с ними на этот раз.

Да. Это действительно должно было так происходить. Я был страшно рад.

Потом я отдал себе отчет в том, что мне осталось лишь найти их.

Я направил машину в Манхеттен. Мне пришлось неожиданно остановиться, когда такси пересекло мне дорогу. Я затормозил и чуть, чуть не врезался в него. Мало по малу мои тормоза пришли в негодность: раньше я этого не замечал. Я знал, что не смогу больше так ездить, нужно было многое заменить. Я нуждался в средствах, чтобы оплатить счета врачей. Мне необходим был такой основательный признак, который мог бы поставить меня на след моих обоих докторов.

Моя финансовая ситуация была настолько серьезной и требовала срочного разрешения, что я решил немедленно заняться ею. И я поехал по Кингсборо Бридж вместо того, чтобы проехать тоннелью Кюин Вил. Дорога заняла на десять минут больше времени, но у меня было предчувствие, что таким образом я урегулирую часть своих долгов. Мост был бесплатный, тогда как за проезд через тоннель нужно было платить десять центов. Доехав до середины моста, я бросил взгляд на канал. Из моря появился уач, все паруса которого были распущены и ветер надувал их. Зрелище было очень красивым.

Неожиданно я вспомнил, что Хенли располагал яхтой. Он держал ее на якоре в Файантоне, в проливе Лонг Истланд.

Яхту звали "Веселый".

Я оставил машину в одном из гаражей на Первой авеню, расположенном всего в трех кварталах от моего дома. Отсюда я позвонил Тилли. Он сказал, что я могу взять его Бюйк: сам он всегда сможет пользоваться машиной своего коллеги.

Я пешком вернулся в себе домой, съел сандвич, выпил стакан молока, побрился, сменил рубашку и вышел из дома. Рев клаксона почти разорвал мне барабанную перепонку и краем глаза я заметил красный свет. Я бросился на тротуар и увидел, как остановился ярко красный автомобиль. Он забрызгал мне брюки.

У меня забилось сердце.

- Безмозглый дурак... - начал я, но много ли женщин с длинными черными волосами, завязанными на манер конского хвоста водят красный Мазерати?

- Какая невероятная случайность обнаружить вас на этом перекрестке! сказала она.

Она нагнулась через окно и улыбнулась. На ней был надет серый кашемировый пуловер и она не была намазана.

Я постепенно расширял свою улыбку.

- В ваших венах, вероятно, имеется адреналин, - заметила она. - А что если вы хлопнете меня, чтобы придти в себя?

Я обрел дыхание.

- О, входите сюда, - сказала она, открыв дверцу.

Я влез в машину.

- Какое направление?

- Конектикут.

Не говоря ни слова, она отъехала и приняла направление Восточная Ривер Драй.

- Послушайте, я пошутил, - сказал я. - Дайте мне сойти. Мне пообещали машину.

- Почему столько рассуждений? Я буду вас возить.

- Я не знаю сколько времени это займет.

- Я подожду.

- Нет, остановитесь.

- Вы поедете далеко?

- Райантон.

- Чтобы покататься в море?

Она остановила машину и нагнулась назад. Потом она закурила сигарету и зевнула, закинув руки за голову. Этот жест приподнял ее грудь.

- Райантон. Райантон. Очень часто мы отправлялись в Райантон, чтобы провести вечер развлечений, сопровождаемый хорошо поданным мартини, а на десерт опять мартини вместе с задранными ногами в воздух, потом на следующее утро отъезд в Оустер с глоткой из дерева, которую вы никогда не испытали и, вероятно, даже не можете себе представить. Я не возражаю снова повидать это место, для перемены обстановки.

- Мне необходимо попасть туда как можно скорей, очень быстро переговорить кое с кем и очень быстро вернуться. Я предпочитаю отправиться один, чтобы быть уверенным, что другая персона не будет иметь каких-либо неприятностей. Я вам очень благодарен за ваше предложение.

- Я лягу в машину, спрятав голову между лапками и буду вас ждать пока вы все не кончите, - сказала она. - Она ухватилась обеими руками за руль. - Я не буду спрашивать у вас подачек и буду вести себя хорошо.

- Я сожалею.

- Я могу имитировать сирену. Послушайте... - Она открыла рот и довольно удачно издала звук, похожий на сирену. Это могло помочь ей проехать через скопление народа, но не довело бы далеко в Конектикуте. Но тут мне пришла в голову одна мысль. Машина, наиболее близко подходящая к Мазерати, которую я никогда до этого не видел, был Фолксваген. Почему не посмотреть на что она способна?

- Остановитесь около той полицейской машины, - сказал я.

- Вы собираетесь задержать меня единственно по той причине, что я забрызгала ваши брюки?

- О, черт возьми, вы не можете хоть раз в жизни послушаться без всяких комментарий?

Она включила газ и остановилась около полицейской машины в длинном ряду машин. Я показал свое удостоверение и попросил сопровождать меня до выезда из города и объявить по радио, что меня сопровождает служебная машина через границу Весчестера, потом меня будет сопровождать мотоциклет, начиная с границы Конектикут.

У них был обеспокоенный вид.

- Да-а, - сказал водитель, - но вы уводите нас из нашего сектора и капитан...

- Я покрою вас своим формуляром УФ-49, - сказал я. УФ-49, это формуляр, который мы, инспекторы обязаны заполнять, когда по делам следствия нам приходится выезжать из города.

- Вы нас оправдаете?

- Посмотрите. - Я достал перо и записную книжку. - Я помечу ваш номер удостоверения и время. Я даже отмечу на полчаса позже, чтобы вы имели возможность после того, как покинете меня, отправиться выпить по стакану пива.

- Согласен, - сказал водитель с широкой улыбкой и включил мотор.

Они отъехали от тротуара и тронулись в путь. Она поехала следом за ними, со скоростью сто десять и это было нормальной скоростью. Потом скорость увеличилась. Шум мотора Мазерати немного усилился, но поглощал километры он безо всякого усилия. Герцогиня вела машину отлично. Она не поворачивала головы, когда я к ней обращался или когда сама говорила. Положив обе руки на руль, она все свое внимание отдавала дороге, тому, что находилось на несколько сот метров впереди машины и отлично ориентировалась в обстановке. Это был тип водителя, который не будет без всякой особенной причины сигналить и не станет переживать, если впереди идущая машина вдруг остановится.

Я немного расслабился на своем сидении. Она это почувствовала.

- Вы доверяете мне.

- Как водителю? Да.

- Ваш первый комплимент сегодня.

После въезда в Райантон я поблагодарил мотоциклиста и он ответил мне, что рад оказать мне услугу. Нужен ли он еще мне? Но моя гипотеза была столь проблематичной, что я боялся задерживать его на случай, если все окажется дымом. Я поблагодарил его и сказал ему, что это все, что мне нужно было от него. Он сообщил по радио свое местопребывание и отбыл. Герцогиня сказала, что он был очень хорош и попросила меня, если я не возражаю, никогда не надевать подобной формы.

- Нет. И хорошенько смотрите на дорогу.

- Куда я еду?

- Остановитесь у первого морского переулка.

Первым был "Марин Перкин". Чтобы подъехать к заливу, ей пришлось проехать мимо зарослей лилий. Она выключила мотор. Старый человек, с лицом покрытым морщинами и обветренным морским ветром, в каскетке от бейсбола, сидел на полуразвалившемся ящике. Он полировал нос какого-то судна и свистел. Мне показалось, что у него отличное настроение. Большинство суден было вытащено для просушки на берег. Повсюду из каждой дыры вылезала трава и чувствовался запах вереска и все это на фоне шума волн, набегающих на песчаный берег или бьющихся о набережную. Повсюду валялись обрывки цепей и канатов, перемешанные с кусками дерева и кабельтовыми. Узкий канал был заполнен судами, над которыми развивались самые разнообразные флаги. Я поднял стружку и понюхал ее. Солнце было очень жарким.

Я с удовольствием провел бы весь день, вдыхая аромат и прислушиваясь к этому шуму.

- Вы когда-нибудь выходили в море на таком судне? - спросила меня герцогиня.

- Нет.

- Я научу вас.

Я ничего не ответил и направился к старику.

- Добрый день, - сказал я. - Не могу ли я получить у вас некоторые сведения?

- Возможно, - ответил он с такой осторожностью, с какой деревенский житель относится к городскому.

- Я ищу "Веселый".

- Ммм... - Его лицо выразило раздумье. - А вы друг доктора?

- Нет.

Он немного отмяк.

- Может быть, вы хотите купить у него судно?

- Нет.

Он бросил на меня пронзительный взгляд.

- Нет, - сказал он. - Нет, у вас не такой тип, чтобы купить судно. Во всяком случае, вам он не продал бы его.

- Откуда вы знаете?

- У вас нет мозолей на руках, вы не загорели и ваш нос не облезает. Вы останавливались по дороге сюда, чтобы посмотреть на все эти старые вещи, которые валяются здесь и на которые человек, знакомый с мореходством, не обратит никакого внимания.

Стоящий человек.

- К тому же вы флик.

- Откуда вы взяли это? - спросил я на этот раз не на шутку заинтересованный.

- Потому что когда вы нагнулись, чтобы подобрать ту щепку, я заметил вашу плечевую кобуру через вырез вашего пиджака. Вам надо выбирать более плотную материю, парень.

Возможно, он был квалифицированнее меня и ему надо было заняться моим делом.

- Вы мистер Перкинс?

- Ну, это, нет. Я просто иногда замещаю его, когда он занят. В свое время я водил землечерпалку вдоль берега до Стовингтона, но я страшно повредил себе бедро и теперь не могу заниматься этим промыслом. Я полагаю, вы знаете, кто этот Хенли?

- Приблизительно.

- Он приехал сюда за форстенги стакселем. Он отводил "Веселый" в сентябре в Антигуа. Вы понимаете о чем идет речь, парень?

- Нет.

- Это сезон тайфунов в тех местах. И еще хуже на широте пролива Гаттераса. И он это знал. Он нанял двух наполовину сумасшедших типов и отправился в море.

- И он выкарабкался оттуда?

- Он вернулся, это да. Он потерял мачты перед Антигуа и поставил себе новые в районе Нелсона. Может быть, это послужило ему уроком, но я сомневаюсь в этом. Это тип людей, которых ничто не может исправить. Итак, как я вам уже сказал, он приехал сюда за форстенги-стакселем. Шел сильный дождь, когда он приехал. Уолтер, здешний парень, Уолтер Перкинс, это уже четвертый Перкинс, который руководит этим местом, сказал мне, чтобы я продал ему запасной фок, который находился в нашем ангаре. Уолтер сам спилил его. Он был отличный - из дакрона. Запасной, но совсем, как новый. Хенли посмотрел на него и сделал такую рожу, как-будто я предложил ему падаль. Потом он спросил меня, сколько я хочу за него. Я ответил ему, что полцены. Он возразил мне, что он уже был использован. - Конечно, - ответил я, вот потому-то он и стоит только половину своей цены. Вы ничего не понимаете в парусном спорте, парень, но половина цены, это просто находка. Хенли предложил мне четверть цены по каталогу. Я стал пристально рассматривать его. Если бы я предложил этот фок кому бы то ни было на десять долларов ниже цены по каталогу, тот бросился бы мне на шею от радости. Тогда я ему сказал: - Послушайте, врач, эта цена очень разумна. Парни его сорта не выносят, когда к ним так обращаются, называя их врачами или лекарями. - Тут он схватил фок и выбросил из окна в грязь. Другими словами говоря, я должен был его высушить, чтобы им можно было пользоваться. Я сказал ему: - Мне наплевать на то, что вы врач, пойдите и подберите его, гнусное отродье! - А он ответил: - Если бы вы не были старым человеком и в половину меньше меня ростом, я разбил бы вам вашу морду. - Я ему ответил: - Попробуйте только, прохвост и сын бродяги! - Он и ушел. Так что его друг не может быть моим другом. Вы хотите знать, где находится "Веселый", ну так вот, она находится на верфи Себана Симсон, на четыреста метров ниже нас.

- Я вам очень благодарен, мистер.

Мы пожали друг другу руки. Теперь я понял, что он имел в виду, когда говорил о мозолях.

- Как вас зовут?

- Пабло Санчес.

Он улыбнулся.

- А меня Сем Уиллес.

Я вернулся к машине. Она скользнула и села рядом со мной.

- Вот одна из причин, по которой я люблю плыть по морям, - сказала она, - потому что между двумя стаканами встречаешь людей похожих на мистера Уиллеса.

Мы доехали до верфи Симсона. Там была точно такая же обстановка и те же запахи. Остановив машину я отправился на поиски и нашел Себана Симсона сидящего за письменным столом из бамбука, стоящим в старом строении из ветхих бревен, похожим на склад. Это был толстый человек: живот его свисал над низко расположенным поясом. Огромный вентилятор со скрежетом крутился в одном из углов стола.

Я вошел в помещение и спросил:

- Мистер Симсон?

- Гммм...

Он не хотел рисковать.

- Мистер Уиллес сказал мне...

- Сэм предупредил меня, что вы флик из Нью-Йорка и что вы ищете доктора Хенли.

- Да.

- Я не обязан говорить с вами, если мне это не нравится.

- Совершенно точно.

- Хорошо. Могу я посмотреть на ваше удостоверение?

Я показал ему удостоверение, так как, когда я показал ему мою бляху, это его не удовлетворило. На этот раз он был доволен.

- Что он сделал?

- Нечто вроде убийства.

- Задержите этого мерзавца. И чем раньше, тем будет лучше.

- Он не пользуется популярностью в этих краях?

- А вы заметили, что когда вы сказали, что он возможно совершил убийство у меня совершенно не изменилось выражение лица? У меня не выразилось никакого удивления, правда?

- Нет. А почему?

- Вы, вероятно, уже слышали о "фоке" или я плохо знаю Сэма Уиллеса?

Я подтвердил это.

- Не становятся капитанами землечерпалки, если не умеют держать команду в руках. Я понимаю, что Хенли должен был обозлиться. У Сэма очень добродушный вид, но когда он обозлится, то он становится похожим на гризли в ярости.

На лице его выразилось сожаление, что он не присутствовал при этом разговоре.

- Вам приходилось видеть Хенли в компании с женщиной-врачом?

- С женщинами, да, но были ли они врачами, не знаю. Это не такой тип, который будет знакомить своих приглашенных с прислугой. Он всегда вел себя так, будто я и все остальные парни существуют лишь только по необходимости здесь. Признак очень характерный для человека недавно разбогатевшего. А какая она из себя?

- Тридцать пять или около того. Ни красивая, ни дурнушка. Что-то среднее.

- Да. Я полагаю, что она приезжала сюда. У него здесь бывали очень соблазнительные женщины, типа хиппи и типов маленьких буржуек, и вот эта.

Хиппи были, вероятно, матерями его больных, а маленькие мещанки, медицинские сестры.

- А как он обращался с этой докторшей.

- Вы когда нибудь развлекались тем, чтобы положив на нос хорошо выдрессированного пса бисквит, отойти от него на расстояние. И пока вы не дадите ему разрешения съесть этот бисквит, пес будет испытывать все муки голода, но не посмеет тронуть его без вашего разрешения. Ну так вот, с ней происходило, очевидно, то же самое. Она ждала, когда он разрешит ей съесть бисквит. А ему всегда больше всего нравилось не позволять ей сделать этого.

Он встал и подошел к окну, чтобы посмотреть на небо.

Углы его глаз, которыми он старательно осматривал небо и море, были все в морщинах.

- У нас скоро будет буря, после этой хорошей погоды, - сказал он.

- Откуда вы знаете?

- Слишком громко кричат чайки, это первый признак. Ветер задул с востока и северо-востока и нагнал волну. А потом, на небе есть что-то, вроде дымки.

Он снова сел.

- Людей я видел огромное количество за свою жизнь. Я ходил в отдаленные порты. И я говорю вам, что Хенли, опасный человек. Я думал даже о том, чтобы так как вы, таскать с собой оружие на случай, если я встречу его в стороне от своей конторы. А я ведь не мокрая курица.

Нет, действительно, это не так.

- Вы хотите подняться на борт его судна?

- Если смогу.

- Естественно, вы можете. Без его разрешения это, конечно, нелегально, если это не касается необходимости спасти что-нибудь от несчастья, но все что может вывести его на чистую воду, доставит мне большое удовольствие.

- Если он на борту, он сможет спустить вас под предлогом, что вы неожиданно напали на него, а он вас не узнал.

- Боже мой, вы конечно правы. Но на этот риск я готов пойти.

Он направился к шкафу, достал оттуда охотничье ружье и зарядил пулями.

- Таким образом я смогу сказать, что услышал страшный шум, доносившийся с судна, и что я поехал узнать, что происходит, и что я увидел неожиданно перед собой руку вооруженную пистолетом и что я выстрелил первым, думая что имею дело с грабителем. Что вы на это скажете?

- Все люди стали бы стрелять в таком случае и все будут убеждены в правильности ваших действий.

Он широко улыбнулся... Мы спустились вниз. Тот способ, с которым он держал свое старое ружье, внушало доверие. Вследствие своей комплекции, ему было трудно карабкаться по берегу, взбираться на судно и я старался не находиться в направлении возможного выстрела.

- Я не думаю, чтобы на берегу был кто-нибудь, - сказал он спускаясь на широкую полосу пристани и переходя на лодку, прикрепленную к моткам.

Суденышко погрузилось в воду под его тяжестью по крайней мере на десять сантиметров. Я легко спустился и сел рядом с ним.

- А куда же я сяду? - спросила герцогиня.

- Вы останетесь здесь.

Она открыла рот, чтобы протестовать, но у меня не было настроения спорить. Я ограничился тем, что посмотрел на нее и она замолкла. Стоя на мостках, она смотрела, как мы удаляемся. Глаза ее выражали упрек.

Я спросил у Симсона, почему он взял ружье, если он уверен, что на борту никого нет.

- Потому что он хитер, - возразил он. Его дыхание со свистом вырывалось из его груди.

- Лодка, стоящая около его судна означает, что он там. Но может быть, он украл лодку, вошел на борт и оттолкнул лодку, которую унесли волны. Или, может быть, он отправился вплавь и заставил свою даму плыть рядом с ним.

Я не говорил, что в компании с Хенли обязательно должна быть дама..

- Какая дама?

- Докторша же должна играть роль во всем этом. Если это не так, к чему же столько вопросов?

Я греб в направлении "Вксклого". Симсон сидел сзади и лодка под его тяжестью глубоко сидела в воде. Когда мы приблизились к яхте, он закрыл ружье.

- Наш визит ему не понравится, - сказал он.

- Если он отстрелит нам наши перья, - сказал он, - можете быть уверенным, что он не шутит. Но не давайте ему возможности стрелять первым.

- Не волнуйтесь об этом, детка. Когда я подам вам знак, бросайтесь плашмя на живот.

Мы подплыли к яхте. Никакого признака жизни. Я прикрепил лодку к специальному крюку и влез на борт, сопровождаемый Симсоном. Как только я вступил на борт, я вынул свой Кобра, протянул руку и освободил Симсона от его ружья и мы направились на осмотр. Дверь в каюту была заперта на замок, но не составляло особого труда сделать из этого камуфляж. Хенли отлично мог войти во внутрь и изнутри повесить замок, чтобы создать видимость запертой двери. Я не хотел ничем рисковать с подобным парнем.

Я пристроился сбоку двери и выстрелил по замку. Пуля могла прострелить дверь, но окованную железом она не возьмет.

- Я не думаю, что он находится на борту, - сказал Симсон.

- Я очень хотел бы бросить взгляд во внутрь.

- Нужно будет взломать замок.

- Я возьму на себя ответственность.

Он достал из лодки маленький якорь, которым мы после некоторых усилий открыли дверь.

Внутри судна стоял запах плесени и сырости. Около двери висела карманная лампа, которая действовала. Я взял ее и направил ее луч на пространство передо мной. Я открыл дверь на кухню. Я приподнял матрацы четырех коек. Я посмотрел в шкафах. Я пролез в складское помещение и приподнимал каждый парус. Ничего. Благодарение Богу.

Я снова стал водить лучом фонарика передо мной. На этот раз я искал предмет менее громоздки, чем труп, что-нибудь наводящее на след. Письмо, записную книжку, пакет с написанным на нем адресом, где он может сейчас находиться. Ничего. Карты, морские карты и обозначения. Я внимательно осмотрел все, искал малейший знак или слово.

Судно сильно накренилось на бок, потом выпрямилось. Тяжелое тело влезло на борт. Я ждал, держа Кобру в руке.

Массивная фигура возникла в проеме двери. Я на мгновение опешил, но то был Симсон.

- Хронометр здесь?

Я поискал его немного, потом обнаружил, лежащим на койке, в деревянном футляре.

- Он действует?

Я открыл его.

- Нет.

Я обнаружил докторскую сумку. Внутри не оказалось ампул с морфием. Плоский футляр содержал набор скальпелей: каждый из них сидел в своем чехле из фетра, точно сделанным по его форме.

Лучшая шведская сталь. И одного недоставало. Я закрыл футляр и сунул его в карман. Симсон повесил на место замок и мы спустились в лодку.

Когда я взялся за весла, Симсон сказал:

- Этот хронометр.

- Да?

- Это такая вещь, которую совершенно машинально заводишь, совершенно не думая об этом. Другими словами, он вероятно более недели уже не был на своем корабле.

Неделю. Я всегда мог посетить квартиру доктора и поискать какие-нибудь следы. Это могло дать превосходные результаты, если только этот врач не слишком уж предусмотрителен, чтобы оставить улику, которая может его подвести. Я обменялся с Симсоном рукопожатием и вернулся к Мазерати.

- Куда мы теперь направимся, господин и мой хозяин?

- Мы возвращаемся в Нью-Йорк. И очень медленно.

- Медленно? Что это такое означает слово медленно? И почему?

- Потому что я хочу немного подумать. А я не могу думать при скорости езды больше, чем шестьдесят километров в час.

Когда мы выехали из Гринвича, полицейская машина сделала нам знак остановиться. Она толкнула Мазерати до ста десяти в час, но так проделала это незаметно и постепенно, что я ничего не заметил.

- Надеюсь, что полицейский будет славным парнем, - сказала она.

- Посмотрим, как вы вылезете из этой истории.

Полиция дорог в Конектикуте славилась своей репутацией зверей.

- Вам стоит лишь показать свою бляху этому парню, дорогой.

- Об этом не может быть и речи.

- А почему?

- Я вам сказал, чтобы вы ехали медленно.

- Простите, мисс. Могу я посмотреть на вашу серую карточку и на водительские права?

- Покажите ему свою бляху, - настаивала она.

- Нет.

- Но какое свинство вы делаете!

- Ну довольно, - перебил ее полицейский. - Подождите трогаться с места. Пожалуйста, покажите мне ваши водительские права.

- Дайте ему ваши водительские права.

Она вытащила из джунглей хаоса своего крокодилового мешка права, а серую карточку она вытащила из ящика для перчаток. Флик прошел к переду машины, чтобы сверить номера.

- Почему вы не хотите показать свою бляху?

- Потому что я вам сказал, чтобы вы ехали медленно весь обратный путь и вы согласились со мной. Теперь вы будете расплачиваться.

- Знаете, вы просто какой-то монстр в стиле морального урода.

- Нет.

- Почему? Скажите мне только, почему?

- Существует испанская пословица, которая...

- Я плюю на ваши пословицы!

- Это вам понравится. Она гласит: "Бери то, что хочешь, но плати, чтобы иметь".

- Я не нуждаюсь в ваших поучениях, исчадие попугая.

Полицейский вернулся к нам и протянул мне серую карточку и водительские права.

- У вас итак достаточно неприятностей, мистер Санчес, - сказал он мне адресуя широкую улыбку. Я удовольствуюсь лишь предупреждением. Но не позволяйте ей вести машину, если вы не можете ее контролировать.

- Ха-ха, - сказал я.

Он влез в свою машину и умчался.

- Вы разрешите мне вести машину? - вежливо спросил я.

- Ну разумеется! - ледяным тоном ответила она.

Я обошел кругом машину, в то время, как она подвинулась. Это была превосходная в управлении машина. Мы оба молчали, а я пытался проанализировать остолбенение, в котором я находился. Я чувствовал себя очень плохо, произошел несчастный случай, а мне еще не удалось сунуть в него палец. Потом, глядя на дорогу, я еще вспомнил слова полицейского.

- У вас и так много неприятностей, мистер Санчес.

Откуда он знает мое имя? Откуда, к дьяволу, он мог узнать мое имя? Я повторил этот вопрос громким голосом. Она открыла ящик для перчаток, достала оттуда серую карточку и сунула ее мне под нос. Я опустил глаза и пробежал написанное.

Мазерати 1968 года. Номер мотора 191087. Приписана в штате Нью-Йорк под номером РС 1677. Зарегистрирована за неким Пабло Санчесом. 142 Восточная 74 улица, Нью-Йорк.

Я резко затормозил. Пояс безопасности не позволил герцогине удариться о стекло. Я расстегнул пояс и вышел из машины.

- Я подозревал, что вы ненормальная, - сказал я, - но теперь я в этом уверен. Но что же у вас в голове, боже мой?

- Это подарок от меня. Что же в этом плохого?

- Что плохого? Что в этом плохого и она еще спрашивает об этом! Но, боже мой, как можно быть такой глупой? Прежде всего, если не говорить о вас, это означало бы, что отхватил где-то хороший куш денег, чтобы смочь ее купить!

- Вы можете сказать, что выиграли ее в игру.

- Я не играю и все это знают. И никто бы в это не поверил, если бы я играл на скачках.

- Ну так что ж, я подарила ее вам.

- У вас должно быть очень толстый череп. Это означало бы, что я жигало. И даже, если ваш муж никогда и не увидит главного комиссара, все равно я пропал. И я точно сказал, пропал. И так как ваш муж хороший приятель главного комиссара, мне остается только перестать дышать. Сделайте мне удовольствие, возьмите машину и поставьте на ней другое имя. Отправляйтесь провести сезон на Ямайке. Попросту говоря, уходите прочь.

- Не может быть никакого разговора об Ямайке. Сейчас хороший сезон в Сарекеше.

- Отлично. Отправляйтесь туда!

Она открыла дверцу.

- Влезайте, дорогой мой! - проговорила она нежным голосом.

- Отправляйтесь на восток! - возразил я хлопнув дверцей.

Она с гримасой немного нагнулась вперед. Ее губы были чудесного розового цвета. Ее большой вырез позволял видеть ее грудь.

- Отвезите меня в свою постель и получите ее, эту машину, - сказала она.

- Не превышайте установленных восьмидесяти.

- Поцелуйте меня только один раз.

- Вы просто динамит, моя красотка.

Она приветствовала меня небрежным жестом и ознаменовала свой отъезд целой тучей пыли и скрежетом покрышек. Это то, что помешанные за рулем называют "сжигать резину". Когда она исчезла из моих глаз, она ехала со скоростью восемьдесят километров в час. Я попросил у бога содействия, чтобы она вернулась домой одним целым куском и стал передвигать ноги. Через несколько минут около меня остановилась машина. Это был тот же полицейский.

- Вы собираетесь сделать "стоп", старина?

- Да.

- А, это вы, мистер Санчес. Семейная ссора?

- Да, если хотите.

- Я очень сожалею, но "стоп" запрещен на Маррит.

- Исполняйте свои обязанности, мистер агент. Какая здесь ближайшая дорога?

- Шесть километров. Но здесь запрещено ходить пешком.

- Я могу ползти на четвереньках.

Он улыбнулся и открыл дверцу.

- Влезайте, - сказал он. У вас и так достаточно неприятностей без этого. Я довезу вас до ближайшей дороги.

Когда мы доехали до места, он посоветовал мне идти километров пять по направлению к югу. Там я смогу сесть на поезд из Нью-Хавена на Главную Центральную.

Прогулка была приятной. Я вытаскивал песчинки из своих башмаков, выпотел добрый литр воды, вынужден был ударами ноги отогнать большого пса, который не хотел позволить мне пройти мимо какой-то лавки и был вынужден лишь один раз показать свое удостоверение флику.

Но у меня была возможность дышать свежим воздухом и запахом свеже срезанной травы. Травы. Этим Соединенные Штаты были покрыты раньше на больших пространствах. Это было отлично, так проветрить свои легкие. И я дышал этим воздухом до самой границы штата Нью-Йорк.

Два часа спустя я был уже у себя дома. Я принял душ, побрился и переменил свою одежду. Я снял свою повязку. Рана немного затянулась, но точки швов выделялись черными пятнышками, было очень неприятно смотреть на руку. Я наложил чистую повязку, потом спустился вниз, съел бифштекс, потом отправился в гараж. Они как раз закончили с Олдсом.

Я, действительно, не знал, что мне делать. Я медленно направился по Медисое Авеню, по дороге я смотрел на цены, выставленные в магазинах и на женщин, готовых тоже быть проданными. Я вошел в какой-то бар, заказал стакан вина, поднес к губам и резко поставил на стол, не дотронувшись до него. Я открыл справочник Манхеттена.

Знаменитый доктор жил на 50 улице, около первой Авеню. Я оплатил и вышел, оставив стакан нетронутым на столе.

Я остановился перед зданием и закурил сигарету. Это было небольшое, но элегантное здание. Семь этажей, по одной квартире в каждом. Фасад из розового мрамора и много стекла: фонтан при входе в виде лягушки, которая выпускает воду. Перед домом ни деревьев, ни кустарников. Просто гравий и много больших камней расположенных вокруг. Как раз то, что необходимо усталому человеку, после тяжелого рабочего дня, для отдыха глаз.

Швейцар в белых перчатках перед входом. Над батареей кнопок, экран телевизора. Другой тип внутри, для обслуживания подъемника. Также в белых перчатках. Все кругом било в нос большим фриком.

Я вздохнул и бросил свою сигарету. Когда я приблизился, швейцар окинул меня взглядом с ног до головы. Его взгляд задержался на моих ботинках. Они еще были покрыты пылью после моего шатания по деревне. Я остановился и стал ждать, что он выдаст какое-нибудь интересное замечание или скажет "добрый день", или сообщит мне адрес, где я смогу купить себе более элегантные, чем я ношу, рубашки или еще чего-нибудь.

- Добрый вечер, - сказал я.

- Что такое это?

Еще один грубый гражданин.

- Добрый вечер, - повторил я. Попробуйте же сказать без того, чтобы вытошнить, - продолжал я ободряющим тоном, обозревая пластинки из меди, на которых были написаны имена съемщиков.

Каждая пластинка была укреплена на мраморе стены. Я очень быстро нашел то, что мне нужно: З.С., Д-р Черльз Хенли.

- Эта хижина имеет класс, - заметил я.

- Вы ищете неприятностей? - спросил швейцар, сделав шаг в моем направлении.

Но настал момент мне заняться работой. Я показал ему свою бляху. Это смешно видеть, как многие люди хорохорятся и корчат из себя бог знает что, когда думают, что имеют дело с людьми более слабыми, чем они или менее значительными, и как мгновенно меняются их отношения, когда они убеждаются, что именно они являются более слабыми. И они становятся даже ниже ростом и делаются чрезвычайно любезными.

- А где привратник? - спросил я. Этот вопрос покоробил его. В таких домах и таких кварталах, у них нет даже управляющего: у них есть директор администратор.

- Мистер Мак Клеман находится в апартаменте 2М.

- Спасибо.

- К вашим услугам, сэр.

Я заявил, что он очень хорошо воспитан. Он посоветовал мне воспользоваться лифтом. Мистер Мак Клеман был одет в темный костюм делового человека и его зализанные волосы были откинуты назад. Мой визит обеспокоил его. Он располагал дубликатами всех ключей и они висели на доске около его письменного стола. Я указал на "З.С.", висевший в глубине на медном крючке.

Он нахмурил брови. Мне казалось, что я видел, как ворочаются его мозги и какая мысль доминирует там: ДЕТЕКТИВ ПРОИЗВОДИТ СЛЕДСТВИЕ, ВЫЗЫВАЮЩЕЕ СКАНДАЛ В РОСКОШНЫХ АПАРТАМЕНТАХ.

Я сказал ему, что хотел бы бросить взгляд на помещение доктора Хенли.

Он посмотрел на меня.

- Проводите меня до его этажа и откройте мне дверь, вот и все, настаивал я.

- Но...

- Я знаю, что это совершенно противозаконно. Но можете зайти вместе со мной и следить за тем, чтобы я не унес пепельницы на память о посещении.

- Но доктор Хенли в настоящий момент находится у себя.

Я приговорил себя к тому, чтобы повторить тысячу раз: "Я не должен принимать свои мечты за реальность. Я не должен принимать свои мечты за реальность".

Не могло быть и речи, чтобы Мак Клеман позвонил бы ему по телефону, чтобы предупредить о моем посещении. Я попросил его подняться вместе со мной и позвонить в дверь в Хенли. Я хотел захватить Хенли врасплох.

- А что я ему скажу?

- Вы бы не сидели на своем месте, если бы были глупым.

- Мы сели в лифт. Со всех сторон он был в зеркалах и там даже была маленькая ваза с розой. Я спросил Мак Клемана не из Версаля ли он взял этот лифт, но он был слишком занят своими мыслями, чтобы ответить мне.

Я вынул пистолет, проверил его и сунул в карман пиджака. Мак Клеман стал зеленым. Я сказал ему, что в случае перепалки он должен броситься поашмя на живот и ждать момента, когда я скажу ему подняться на ноги. Его лицо еще больше побледнело.

- Что он такое сделал? - прошептал он.

- Он купил четыре коробки сигарет в Нью-Джерси, - ответил я.

Несмотря на свое расстройство, он бросил на меня злобный взгляд.

Он нажал на пуговку звонка. Голос изнутри спросил:

- Да?

- Я... - начал Мак Клеман, но голос его прервался и он поперхнулся. У него нехватило слюны.

- Да? - повторил Хенли, который начал раздражаться.

- Здесь, снизу находится полицейский, сэр. Относительно вашей машины. Он настаивает на том, что она слишком близко расположена от пожарного депо.

Замечательно. Этот Мак Клеман пойдет далеко. Он знал, что американец, даже американец, подозреваемый в убийстве, потратит время на то, чтобы переметить свою машину в другое место, чтобы не платить штраф в пятнадцать долларов.

- Скажите этому болвану, что я стою в десяти километрах от пожарной станции! - бросил Хенли сухим тоном.

Я посмотрел на Мак Клемана. Человек, способный выдумать про пожарную станцию, был достоин моего доверия.

- Но он здесь сам, - заявил директор-администратор. И он не хочет уходить.

- О, во имя неба.

Две цепочки зазвенели. В замке повернулся ключ и дверь отворилась. Мак Клеман прижался к стене с правой стороны. Правой рукой я держал мой пистолет в кармане, а левой рукой я протягивал свою бляху. Если он сделает хоть малейший подозрительный жест, я ударю ему в лицо, чтобы отвлечь его внимание.

Было легко понять, почему докторша не слишком красивая собой, могла потерять из-за него голову. Не говоря уж о медицинских сестрах и матерях детей.

Прекрасно сложенный, он коротко стриг свои вьющиеся волосы. У него был вид типа, который позирует в магазине по культуризму. На нем была куртка белая из легкой шерсти, которые выпускаются лишь для состоятельных людей. Его мускулы ясно выделялись. Я бы не хотел вступить с ним в единоборство. Его брюки цвета хаки были замечательно отглажены. Он был очень загорелым, у него были ослепительно белые зубы, блестящие голубые глаза и аккуратные маленькие уши.

Он с совершенным спокойствием посмотрел на мою юляху.

- Разве теперь инспектора полиции занимаются контролем уличным движением?

Я посмотрел на Мак Клемана и теперь понял, почему он так не хотел звонить доктору. Глаза Хенли были ледяными. У меня не было сомнения, что этот человек может самых хладнокровным образом убить человека.

- Это я просил его позвонить к вам, - сказал я.

- Вы слишком часто ходите в кинематограф, - продолжал Хенли. - Если вы хотели повидать меня, вам достаточно было просто обратиться ко мне, как ко всякому другому человеку.

- Мы слишком чсато встречаемся с людьми, которые выскальзывают, как иголки, - сказал я. - И такая манера обращаться стала у нас второй натурой.

- Входите же, мистер...

- Инспектор Санчес.

Услышав мое имя он нахмурил брови.

- На практике равноправие зависит от должности, - пояснил я. - Все с вами очень любезны, когда они в меньшенстве и в определенные моменты.

Я вошел и закрыл за собой дверь перед носом опечаленного Мак Клемана. Он еще долго будет ходить недовольным. Я лишил его подарка к Рождеству, который ему собирался сделать Хенли. И он знал это.

Я переложил свой .38 из кармана пиджака в плечевую кобуру.

- Большая проблема стоит перед жителями Нью-Йорка со стоянками для машин: сразу же начинают придираться, если вы поставите машину даже за километр от пожарного депо.

- Да, в Нью-Йорке здорово издеваются над владельцами автомашин, нельзя не признаться.

Он шел впереди меня. Под ногами у нас был ковер, в котором тонули ноги и который должен был стоить не менее семи тысяч долларов. Семь тысяч долларов: мне это казалось огромной суммой денег. Совсем как и малышу, которого спросили, что он считает большой суммой денег. Он ответил: "Восемьдесят семь долларов, это все деньги, которые существуют на земле". Мебель у него была антикварная, с изображенными черными лилиями на белом фоне. На старинном маленьком столе стояла серебряная ваза, наполненная цветами цитрусовых деревьев, которые отражалисьна отполированной поверхности стола. Все вместе взятое производило впечатление большого богатства и роскоши.

- Вы хотите выпить что-нибудь?

- Охотно.

- Он улыбнулся.

- Я думал, что полицейский не должен пить, когда он находится при исполнении своих служебных обязанностей.

- Я нарушаю регламент.

Этот ответ ему не понравился: он подходил к его собственной философии. Я чувствовал, как его враждебность по отношению ко мне, уменьшилась. Он взял хрустальный графин и наполнил два стакана.

- Лучший сорт Бурбона без прикрас, - сказал он. - У меня в Тенессее есть пациент и он каждый год присылает мне это вино. Без федеральной таксы. Совершенно нелегально. Возражений нет?

- Мы находимся в Нью-Йорке. Тем хуже для федералов.

Это замечание ему очень понравилось. Я сел.

- Вам нравится этот стул?

- Очень красивый.

- Это Чепандел из красного дерева, - с гордостью проговорил он. - А влт стол, который я подобрал ему под стать в краю Ермег.

- Ермег?

- В Ирландии. Это дом моих предков, - сказал Хенли, - многое здесь сделано из вишневого дерева в ХVIII веке. - Он погладил поднос, который блестел, как шелковый. - Десять пластов красок, наложенный один на другой, чтобы дерево хорошенько пропиталось и все от руки. Вот потому то так хорошо и просматривается дерево. Я кончиками пальцев погладил дерево.

- Можно подумать, что это шелк, - сказал я. И тем же тоном прибавил:

- Где находится доктор Лион?

Иногда неожиданно заданный вопрос может застигнуть врасплох подозреваемого. Но не такого парня.

- Дорогой друг, откуда я могу знать, где она находится.

- Судя по тому, что я слышал, вы достаточно крепко связаны между собой.

- Да. Было время, но она стала слишком надоедливой. Я порвал с ней.

- Как это?

- Вот так. Я могу вам налить еще?

- Ну разумеется.

Он налил еще, на этот раз двойную порцию.

Я медленно тянул свое виски. Вне всякого сомнения у него был хороший товарищ в Тенессее. Я снова быстро осмотрел помещение: иногда поведение спокойное и молчаливое невольно начинает действовать на нервы собеседника. На лбу у него выступает пот, цвет лица часто меняет окраску, от красного до совсем бледного. Он начинает облизывать губы и пьет много воды.

Но его лоб оставался сухим. Лицо не изменяло своей окраски и он не облизывал свои губы. Это не означало того, что он не был виновен. Он просто не испытывал ни малейшего угрызения совести или сожаления о том, что он сделал. Этот парень был крепкий орешек.

Я оттолкнул свой стакан.

- Вы позволите мне бросить взгляд на помещение.

- У вас, без сомнения, имеется мандат на производство обыска с целью обнаружения того, что вы ищете.

Он знал, что у меня не было мандата. Я сказал ему об этом.

- Нет мандата. Гммм...

Он посмотрел на меня: легкая улыбка блуждала на его губах. Он создавал впечатление, как будто у меня расстегнулся гульфик на брюках и я не замечал этого.

- Знаете, я могу попросить вас об уходе.

- Нет, вы не можете. Не забывайте, что вы сами пригласили меня войти. Но совершенно верно, я не могу обшаривать ваше помещение.

- А-а, если вы хотите просто бросить взгляд на мое жилище, то конечно не я, добрый гражданин своей страны, буду вам в этом препятствовать.

Я встал. На этот раз я был настороже. Здесь мне было нечего смотреть, но в надежде, что он может совершить хоть маленькую ошибку, я открыл ящик. Я искал коробки, оберточную бумагу и веревки, подобные тем, в которых были упакованы присланные пальцы. Я искал скальпель, которого не хватало на "Веселом". Я искал предметы, могущие доказать, что он спрятал ее где-нибудь. Ничего.

Он следовал за мной шаг за шагом, указывая на маленькие ящички, которые я пропускал.

Я открыл их все. Я мог найти в них письма докторши, но это не дало бы мне право задержать его.

Сигареты, спички, вата. Никаких писем. Ничего. А к чему бы они ему? Это был блестящий человек человек, но без сомнения был намного умнее и интеллегентнее меня.

Ничего в шкафах. Я чувствовал, что краснею под его наблюдательным, вежливым и немного насмешливым взглядом. Никакого доктора Лион в глубине мешка для грязного белья. Никаких платьев, которые могли бы ей принадлежать. Но даже, если бы я их и нашел, это все равно бы ничего не означало. Ведь лна провела немало дней и ночей у него в доме.

Я вернулся в гостиную и остановился около охотниьего столика, по которому я провел рукой. Дерево было прохладным, гладким, приятным на ощупь, какими должны быть бедра герцогини.

- Это замечательная мебель, не правда ли?

Он стоял позади меня, немного в стороне. Он говорил спокойно и сдержано, отлично владея собой. Я опустил глаза на поднос, отполированный как зеркало, лежащий на столе. В нем отражалось его лицо. Он смотрел мне в спину и совершенно не думал о том, что я могу видеть его лицо.

Я никогда не мог бы себе даже представить такую страшную ненависть, которая отразилась на его лице, а я повидал немало людей. Но что меня совершенно поражало, это контраст между его спокойным голосом и дикостью выражения ненависти. Этот тип был непостижимым для понимания. Никто другой не смог бы так владеть мускулами своего горла, чтобы разговаривать так небрежно и спокойно и вместе с тем позволить им так исказить его лицо от лютой ненависти.

Подобный человек был способен каждый день отправлять начальнику полиции по одному пальцу женщины. Он мог заставить вытатуировать змею на пальце женщины. Он отлично мог произвести все эти операции. Он был способен на все.

Отдав себе отчет, что я нахожусь от него на расстоянии пятидесяти сантиметров, я почувствовал, как заломило у меня поясницу. Всадит ли он в меня скальпель. Он безусловно знал нужное место для этого. Он также мог неожиданно схватить меня за горло своей левой рукой, в то время как правой отобрать у меня пистолет. Он был намного сильнее меня.

Но это было бы не разумно с его стороны. Не теперь. Я никаким образом ни в чем не мог упрекнуть его и он это знал. Но независимо от этого, этот разительный контраст между его голосом и выражение лица, заставлял меня быть очень осторожным. Я отошел подальше, немного приподняв руку, готовый дать ему отпор, если он нападет на меня.

Но он ничего не сделал.

- Это тигровые лилии.

- Они дорого стоят?

- Не особенно. Я меняю их каждые два дня.

- Может быть, я тоже куплю себе их. Они дороги?

- Довольно дешевы для этого квартала. Если вы их купите, то поставьте в вазу из меди. Лилии отлично контрастируют с цветом меди.

Мы еще обменялись несколкими мнениями относительно обстановки, убранства комнат и об его картинах.

- Спасибо за внимание.

- Не могу ли я быть вам чем-нибудь полезен?

Да. Ты можешь мне сказать, где ты прячешь доктора Лион, мерзавец.

- Нет, это все на данный момент.

Заставить его нервничать. Дезориентировать его. Может быть у него вырвется какая-нибудь нужная мне реакция. Знать больше его и заставить его проговориться.

Я спустился вниз на лифте.

- До свидания, - сказал я швейцару.

Он повторил мои слова и добавил: "сэр". Может быть, в один прекрасный день он будет вежлив с людьми, не имеющими бляхи.

Я болтался в течение двадцати минут. Я зашел во все цветочные магазины квартала. Их было девять. Ни один из них не продавал никогда и раньше не продавал тигровых лилий.

- Почему? - спросил я у последнего продавца.

- Почему? Потому что на них нет спроса, вот почему.

- Жаль. Это такие красивые цветы.

- Да, парень. Согласен с вами. По правде говоря, я нахожу их красивее орхидей. Но они растут на севере в диком виде во всех возможных местах, а то что растет вокруг дома, люди не покупают. Это так как на Амазонке: там не покупают орхидей. Всюду одинаково.

Хороший повод для размышления. Я переваривал все это в своей голове, направляясь в ночной клуб, в котором Хенли и доктор Лион публично повздорили.

Я медленно проследовал перед "У Бруно". Большинство обитателей Манхеттена не признают пригородных ночных клубов. Они считают их жалкими и грязными, в которых показывают плохонькие ревю и пианисты там пятого сорта. Не то, что "У Бруно".

Широкая стоянка для машин почти полна. При входе в нее находится маленькая будка для служащего парка: соответствующее заведение вежливо предлагает вам воспользоваться услугами служащего, чтобы поставить машину. Разумность этого предложения была очевидна. Он получил распоряжение экономить место и машины стояли вплотную друг к другу. Я сделал круг вокруг дома. Это у меня такая старая привычка. Я всегда рассматриваю фасад, фланги и задний фасад, все места, откуда парню при надобности можно смыться. Когда дело доходит до того, чтобы взять ноги в руки, позно тогда заниматься топографией местности.

Дверь черного входа была открыта. Я бросил взгляд на кухню. Стены были выкрашены лакированной белой краской, пол был выложен метлахскими плитками, а персонал носил специальную форму из белой ткани. Я мог спокойно обедать в этом учреждении. Я вернулся к стоянке для машин и служащий любезно сказал мне, что поставит мою машину. Я сделал жест, как будто собираюсь достать свой бумажник и дать ему долаар. Я привык к этому жесту, когда работал тайно и не хотел, чтобы знали, что я полицейский и когда не хотел привлекать к себе внимания. Но теперь, ведь я был на деле и мне было совершенно беразлично, будут ли знать, что я флик, или нет. Этот доллар я должен заплатить из своего кармана. Я убрал обратно бумажник. Улыбка служащего погасла. Я показал ему свою бляху. Его лицо еще больше вытянулось.

- Полиция, - сказал я. - Поставьте ее спереди, чтобы я смог быстро уехать.

- Чем раньше тем лучше, - пробормотал он, скользнув за руль.

- Я думаю, что плохо расслышал.

- Да, м-р. В первом ряду.

В коробке я увидел красный бархатный канат, гирляндами прикрепленный к блестящим столбикам, страшно респектабельного метрдотеля, в вестибюле служащую с необъятным бюстом, одетую в шелковое синее, обливающее ее платье с огромным декольте.

Метрдотель стоял около подобия кафедры, на которой лежала большая книга в красном кожаном переплете. Он заствил меня вспомнить о хорошо воспитанном льве, но голодном и жаждавшем поесть. Пока я подходил к нему, он обследовал мою персону, мои одежды, мой вид и походку и причислил мою особу к определенному рангу. Вряд ли это была блестящая аттестация. Над раскрытой книгой горела специальная лампочка. Он спросил меня, заказал ли я заранее столик. У них было сколько угодно свободных столиков.

- Нет, - ответил я, - я не заказывал заранее столика.

Он принял задумчивый вид и стал стучать карандашом по своим зубам. Вот в такой-то момент какой-нибудь догадливый завсегдатай клуба сунул бы ему в карман пять долларов. Так как я не принадлежал к завсегдатаям клуба, я и не сделал соответствующего жеста по направлению к своему бумажнику.

- Гммм. - Сделал он. - Он открыл регистрационную книгу, нахмурил брови, покачал головой и снова закрыл ее. - Гммм, - сделал он снова.

У него даже был какой-то особенный акцент. Акцент очень своеобразный.

- Нет места, а? - спросил я.

- Невозможно занять столик, м-р - ответил он.

Он поднял глаза к люстре. Смотреть на мою ничтожную персону ему было неприятно, у него начинал болеть живот.

Я взял регистрационную книгу и открыл ее раньше, чем он успел мне помешать. У него совершенно точно были заказаны два столика на сегодняшний вечер и оба на после полуночи.

- Этот регистр, м-р, не для клиентов.

- Тысяча извинений, - возразил я. - Столик, прошу вас.

Он поклонился.

- Не здесь, м-р.

По тому тону, каким он назвал меня "м-р", можно было подумать, что он называет меня прохвостом. Он направился к небольшому столику стоящему около вращающихся дверей, ведущих на кухню. Я был наказан.

Я выбрал себе столик на полпути к тому. Около него, за соседним столиком сидела красивая девушка и она была одна и это тоже послужило причиной, что я остановился здесь. Когда я усаживался, то понял, что она безусловно не останется одна, только компаньон ее задерживался. Метрдотель заметил, что потерял меня по дороге. Он вернулся ко мне, он был очень сердит.

Он заявил мне, что этот столик уже заказан. Я возразил ему, что я хочу только быстро проглотить бифштекс и уйти. Он стал повышать тон. Персонал понемногу подтягивался, на случай, если бы произошло бы столкновение.

Неожиданно позади меня раздался голос:

- Что здесь происходит?

- М-р Бруно, этот господин не заказывал столика. Но я хотел провести его...

М-р Бруно не был м-ром Бруно. Это был Винцент Салфажио, джентльмен со 114 улицы и Первой авеню. Четыре года тому назад я задержал его за продажу героина, за ношение без разрешения оружия и нападение. Когда он хотел пустить в ход свой нож, я бросился на него и прижал его руку к стене. Нападение выражалось в том, что он ударил меня ногой в живот, но у меня еще хватило сил ударить в свою очередь и отшвырнуть его. Он ударился головой о пол и потерял сознание. Потом ему попался очень мягкий судья. А помощник прокурора, тогда был только что выпущенный из стен университета юнец. Вот он и вылез из беды.

- М-р Санчес! Вы можете занять какой вам будет угодно столик! Каждый раз, когда м-р Санчес придет сюда, вы дадите ему все самое лучшее, что есть в доме! И угощение будет за мой счет! Согласны, м-р Санчес?

Девица, сидящая за столиком рядом казалась очарованной всей этой сценой. У нее была очень красивая грудь, я смотрел на нее и она мне улыбалась. Она была рыжая, а у меня слабость к рыжим. Правда к брюнетками и блондинкам, тоже. Но все надежды завязать с ней знакомство разлетелись прахом, когда из туалета возвратился ее кавалер.

- Как дела, Винни? - спросил я.

- Бруно. - М-р Санчес, я прошу вас, называйте меня Бруно. Это теперь мое имя. Я прошу вас об этом как о личном одолжении. - Согласен.

- Как дела, Бруно?

- Хорошо. Очень хорошо. Я покончил с перевозками. Конец промыслу. Я руковожу этой коробкой совершенно легально. Официант!

Официакнт галопом поскакал к нам. Я заказал филе из кроваваого мяса, жаренный картофель и салат.

- А что вы делаете в этом квартале? - спросил Бруно тоном, который он хотел сделать небрежным.

- Я нахожусь здесь по делу. Боже мой, Бруно, спокойнее. Это ничего общего не имеет с вашим делом. Я находился в этом районе и я не знал, что вы руководите этой коробкой, и я прошу вас, перестаньте так вертеться.

Он не поверил ни одному моему слову. Я объяснил ему, что пришел, чтобы получить сведения об одной ссоре между одним мужчиной и докторшей, которая произошла несколько месяцев тому назад. Что он об этом знает?

- Я, ничего. Но я могу спросить у Лиги. Лиги! Подошел Метрдотель.

- Это настоящий князь, - с гордостью заявил Бруно. - Его предки владели замком в Тоскане. Вы отдаете себе отчет? Старина, я, бедный крестьянин из Катании, отдаю приказания настоящему итальянскому князю! Мне все еще это кажется диким назвать его по имени, но это он настаивал на этом. Лиги, м-р Санчес хотел бы, чтобы вы ответили на несколько его вопросов.

- С удовольствием, м-р.

Лиги внимательно рассматривал вторую пуговицу моего пиджака. Петля разболталась и пуговица свободно висела. В свою очередь я посмотрел на него.

- Значит вы не возражаете, Лиги, - сказал я. Такое вступление не очень понравилось Бруно. Он был шокирован.

- Послушайте, м-р Санчес, - прошептал он мне на ухо, - ведь он действительно настоящий князь!

Если бы он знал, как я недавно обошелся с настоящей герцогиней!

- Лиги, - вежливо начал я, - несколько месяцев тому назад, один господин и дама здесь поссорились. Мужчина был красивым, лет сорока человеком, с короткими серыми волосами остриженными под щетку: он хирург в "Генеральном Грине". Дама, докторша, около тридцати пяти лет, не очень красивая. Она также работает в том же учреждении. О чем они говорили?

Лиги посмотрел на мои ногти. Я обстригал их ножницами когда вырастали и никогда не делал маникюра. Но я держал их в полной чистоте. Плохо ухоженные ногти вероятно вызывали в нем чувство тошноты.

- Кто вы такой? - спросил он.

Бруно закрыл глаза. Я показал ему мою бляху. Он был не слишком воодушевлен этим.

- Лиги, нервно проговорил Бруно.

- Нет, - ответил Лиги. - Никаких воспоминаний.

- Никаких?

- Никаких.

- Они пришли откуда-то поблизости, - сказал я. - И они поругались.

- Нет, м-р. Я абсолютно ничего не помню.

- А, может быть, ваши люди помнят?

- Нет, боюсь, что нет.

- А как вы можете это сказать, если вы об этом их не спрашивали?

Лиги безусловно лгал. Любой метрдотель всегда в курсе всех происшествий, а особенно таких ссор. Такие вещи быстро распространяются среди служащих.

- М-р Бруно, - сказал Лиги.

- Что-о?

- Закон вынуждает меня отвечать на эти вопросы?

Бруно повернул глаза в мою сторону. Он тяжело дышал.

- Ну нет, что вы, - сказал я. - Я конечно мог бы дейсвтовать совершенно иначе, но это очень усложнило бы мне жизнь, выписывание этих бумаг и прочее. Вы тогда будете вынуждены отправиться в Манхеттен, где могли лгать или говорить правду. Я тотчас же опросил бы всех ваших людеей и кончил бы тем, что произошло. Но конечно, это заняло бы определенное время. А небольшой разговор, который мог бы у нас состояться здесь, сделал бы лишним ездить в Манхеттен, не говоря уж о последствиях всего этого.

Я давал ему эти объяснения самым любезным тоном и самым доброжелательным тоном, тогда как мне очень хотелось ударить его ногой в определенное место. Но это, в общем, ошибка, показывать себя доброжелательным с аристократами. Они видят в этом вашу слабость по отношению к ним, избранникам господа бога, со всеми их титулами, и совершенно игнорируют демократический строй страны.

- А! - выдавил Лиги. - А почему бы не заполнить все эти необходимые бумаги? Я охотно проведу несколько часов по своим делами в Манхеттене, после нашего небольшого разговора перед трибуналом.

Он рассчитывал увидеть, что я рассержусь.

Но я удовольствовался тем, что очень вежливо спросил:

- Брукс Бразер?

Он согласился коротким кивком головы.

- Вы знаете, Лиги, - продолжал я, - я думаю, что Клейн будет еще лучшим местом для вас.

У него не было никакого чувства юмора и у меня уже не было времени забавляться. Я вынул свою записную книжку и встал.

- Благодарю, Лиги, - сказал я.

Я потребовал от Бруно правила. С обеспокоенным видом он вынул их из ящика стола, а я перешел на кухню и стал измерять расстояние между входной дверью и плитой. Я измерил диаметры мусорных ящиков и расстояние, которое их разделяло до холодильников. Я записывал все цифры. Я измерил расстояния между кухонными столами и между экстинкторами.

Если бы выполнялись все правила, предъявленные гигиеной, а также правила пожарной безопасности города Нью-Йорка, восемьдесят из ста ресторанов, должны были бы закрыться.

- Сколько у вас мусорных ящиков? - спросил я Бруно, который все больше расстраивался.

- Пять, а?

Я наморщил брови и нацарапал несколько слов в своей книжке. Я обследовал расстояние до металлического колпака над кухонным очагом. Бруно все время следовал за мной. Я не имел ни малейшего представления о всех этих правилах, но можно довести человека до кризиса нервов, проделывая все, что я делал и записывая что-то в памятную книжку, морща при этом брови.

- Бруно?

- Да, м-р Санчес?

- Я уже отметил четыре серьезных нарушения. Я знаю, что вы руководите респектабельным учреждением. Мне будет жаль, если его придется закрыть.

- М-р Санчес...

Я поднял руку.

- Я могу предупредить инспектора по гигиене и он будет здесь через три четверти часа. И мне потребуется еще меньше времени, чтобы оповестить инспектора по пожарной охране. Мы вынуждены будем закрыть ваш ресторан по причинам невыполнения санитарных норм и пожарной безопасности. Вы это знаете?

По всему его виду было заметно, что он это отлично знал. Я поздравил себя с тем, что он недостаточно хорошо знал свое дело. И у меня не было ни малейшего желания встретить его на темной улице теперь, когда он получил новую причину ненавидеть меня.

- Да, конечно, я знаю, что вы можете заставить меня закрыть, но Лиги настоящий.

- Я знаю. А я, настоящий детектив. У меня нет охоты разбудить его завтра в одиннадцать часов утра и отправить его в его шелковой пижаме...

Бруно улыбнулся.

- Откуда вы знаете, что у него шелковая пижама?

- Все князья носят шелковые пижамы. Когда я привезу его в комиссариат, я буду вынужден быть с ним грубым. Это ему совсем не понравится. Я вернусь в зал и буду есть этот превосходный бифштекс в то время, как вы будете обдумывать этот вопрос.

Я вернулся к своему столу и пообедал. Отличный пианистиграл мелодии из Гершвина. Штекс был десяти сантиметров толщиной и был так же мягок, что я мог есть его без помощи ножа. Бруно руководил заведением первого класса и мне начинало становиться стыдно, что я так бесцеремонно шарил по его кухне и рассказывал ему разные небылицы, чтобы добиться своего.

Девица, сидящая за соседним столиком, продолжала бросать на меня заинтересованные взгляды, когда кавалер ее отсутствовал. У этой рыжей было велоколепное шасси и если бы я не был занят своей работой, я бы пожертвовал одним долларом, который дал бы девушке у дамского туалета, чтобы она передала ей мою записку.

Я был на половине своего обеда, когда к столику подошел Лиги.

Маленькое красное пятно пылало на каждой его щеке.

- Садитесь.

- Спасибо, я предпочитаю стоять, - ответил он, глядя куда-то поверх моей головы.

Я пожал плечами. Так трудно заставить понять себя.

- Они приходили сюда раз или два раза в неделю. Она держала его за руку. Он позволял ей это. Она обеими руками держала его руку, она была очень влюблена, эта женщина. Это было видно, это было написано на ее лице. Мы особенно хорошо помним этих двоих, потому что он всегда оставлял очень жидкие чаевые, как многие богатые люди, которые знают, что деньги не растут под деревьями. Она заставляла его прибавлять чаевые. Она говорила и видела только его, а он зевал и смотрел на других женщин. Он скучал. Он скучал ужасно и не слушал ее, или слушал одним ухом. Я, когда мне надоедает женщина, сразу обрываю связь. Пфф, и все! Но тут, это продолжалось все время. До самой этой ссоры здесь прошлой осенью.

Об этом видимо мне и говорил Морисон.

- Она обвиняла его, что он интересуется другими женщинами. Она немного выпила лишнего. Она стала кричать немного истеричным голосом. Он ударил ее по щеке и она осталась неподвижной, побледневшая и ошеломленная. Потом он встал и ушел. Через некоторое время она последовала за ним, ни слова не говоря. Они всю зиму больше не приходили сюда.

А потом, в марте, они снова появились. В течение месяца они были здесь три или четыре раза. Все происходило также как и раньше, за исключением того, что у нее было теперь обручальное кольцо... на правой руке.

- А вы уверены, что это было на правой руке? - Да. Абсолютно уверен. Метрдотели всегда замечают такие вещи. Это наша работа, как детективов интересоваться тем, что в цивилизованных странах называется личным дело. Я не прерывал его. Бруно видимо очень серьезно поговорил с ним там, на кухне.

- Это было очень интригующе, эта ситуация, - продолжал он. - Не только потому, что она носила обручальное кольцо, но потому, что носила его одна она. Они не производили впечатление женатых людей.

Она опять пропала на некоторое время, а потом, дней десять тому назад, они снова появились. Теперь она носила обручальное кольцо на левой руке. Очень широкое кольцо. - Мне не приходится на этот раз сомневаться в его словах. - Я подумал, что она связалась с другим человеком и что она хотела ясно показать, что не свободна. Так мне, по крайней мере показалось, но правды я не знаю.

- Ничего больше? - вежливо спросил я, не думая, что я смогу узнать еще что-нибудь новое, чего мне не говорил доктор Морисон.

- Нет. Была эта ссора.

- Другая ссора? - Морисон видимо ничего не знал о второй ссоре. Ресторан Бруно видимо служил ареной для ссор обоих врачей. - А по какому поводу они ссорились на этот раз?

- Она хотела быть вместе с ним на судне. А он сказал ей, что ему осточертела навигация, осточертели места, где он плавал. Ему осточертел госпиталь, страна и осточертела она.

- Как это вам удалось услышать все это?

- В сущности, я восстановил весь разговор по рассказам официантов и по тому, что услышал сам, потому что мой стол находится совсем близко от их излюбленного столика. А потом, так как он слишком много пил, он говорил громко, даже если думал, что говорит шепотом. Продолжать?

- Да.

- Он сказал, что хочет продать судно, а она спросила его, что он будет делать летом без судна. Он ответил, что ему совершенно наплевать, простите меня за выражение, что она собирается делать, но что сам снял дом, в котором он не собирался принимать ее.

- А он сказал, где этот дом?

- В этот момент она встала и кинула ему свой стакан в лицо.

- А потом?

- Если бы они были одни, он вероятно убил бы ее. Я видел его лицо.

Я внимательно слушал.

- Он держал в руке вилку в тот момент, когда она бросила ему стакан в лицо. Я видел как он поднял эту руку, вооруженную вилкой. В течение секунды я думал, что он пронзит ею ее лицо. Но он забрал себя в руки и положил вилку. Рука его дрожала.

- А потом?

- Потом он достал из бумажника билет в двадцать долларов. Счет был на четырнадцать долларов. Он ушел, не ожидая сдачи. Это самые большие чаевые, которые он когда-либо оставлял. Вот потому все люди так хорошо запомнили этот случай. Она стучала пальцами по столу, когда этот человек уходил. Она вызывала жалость. Потом она заказала кофе и выпила его. У нее была своя гордость. Потом она нагнулась, чтобы подобрать осколок стекла, который официант не заметил. Она положила его на стол, потом ушла. Я больше никогда их не видел с тех пор.

- Вы видели его лицо?

- Да. Когда она бросила ему свой стакан в лицо, а ей это не легко далось, я понял, что женщина доведенная до крайности, может стать опасной. Это была очень умная женщина. Мне тогда стало жалко его. Я был уверен, что она отомстит ему ужасным образом.

У него было желание прочитать мне лекцию о женщинах. Он заявил мне, что женщины думают при помощи задницы и по этой причине мужчина и поступает с ними нужным образом.

Я поблагодарил его за сведения, которые он сообщил мне. Когда я выходил на улицу, ко мне подошла одна женщина:

- Добрый вечер, - сказала она. - Вы мне нравитесь. - Я обернулся. То была моя соседка за столиком. - Друг, с которым я сегодня была, в настоящий момент выводит машину из стоянки, - быстро проговорила она. - Я скажу ему, что у меня мигрень и таким образом он не поднимется ко мне. Через полчаса приходите. Мы сможем послушать пластинки и поболтать.

- Отличная идея.

Я почувствовал, как мне в руку сунули кусочек бумаги, потом около нас остановилась машина. Она вошла в нее, сказала несколько слов своему кавалеру, потом поднесла руку ко лбу.

На бумажке было написано: "Апрт 3А,1716 Мезон". Очень удобно. В десяти блоках отсюда в трех блоках от госпиталя "Генеральный Грин". О том, чтобы звонить в агентства по сдаче в наем помещений относительно их жильцов раньше девяти часов завтрашнего дня, не могло быть и речи. Эта дама попалась очень удачно. Мне было очень приятно при мысли, сделать ей визит. Я стал представлять ее себе в раздетом виде.

Усовершенстовать свои знания будет не лишним.

Моя машина стояла впереди всех остальных, как я об этом и просил. Садясь, я приветствовал рукой служащего сидящего в своей будке. Он держал около своего уха транзистор, который выдавал какую-то музыку. Зачем ему было надо так близко прижимать транзистор к уху, было непостижимо; вероятно в его ушах скопилось много серы. С видимым удовольствием он направил свой взор к потолку.

Ольдс отказался дальше ехать. Бензин был, батареи не сели. Я открыл капот. Там были оборваны все провода, ведущие к свечам. А кто может разобраться во всем этом? Во всяком случае, только не я. Я соединил их наугад и снова попробовал отъехать. Никакого результата. Я направился к будке служащего. Он вышел.

- С моей машиной произошел странный случай, - сказал я.

- Ах, да? Что? - спросил он с заинтересованным видом.

- Все провода сразу порвались.

- Ах, да? - удивленно протянул он.

- Как паутина весной.

- Да?

Он показался мне слишком удивленным, чтобы играть роль. Если бы он был в такой степени способен изображать удивление, с его пустым взглядом и открытым ртом, он не был бы вынужден служить на стоянке для машин, а играл бы в драматическом театре на Бродвее. И жил бы себе припеваючи.

Лиги или Бруно? Разве настоящий князь, предки которого владели замком и располагали жизнями сотен крестьян, способен сделать подобное? А почему бы нет? Борджии проводили свое время, забавляясь тем, что отравляли людей окружавших их и совершенно не считали себя виноватыми.

Кроме того, мне не верилось, чтобы Бруно решился на такой мелкий поступок, к тому же легко обнаруживаемый. Он мог подпилить на половину стойку руля, чтобы тот сломался в моих руках, когда я повернул бы его немного резче. Этот жест мог быть своего рода местью со стороны Бруно, который позволил бы ему заснуть с удовлетворенным сознанием выполненной пакости. А оборванные провода, это не было в характере Бруно.

Должен ли я вернуться в ресторан и заняться опросами служащих? Небольшая победа немного облегчила бы мне мое пониженное настроение. Лиги будет отрицать. Бруно будет отрицать, а эти проклятые провода знающий человек сможет привести в порядок в течение пяти минут.

О! Проклятие! Я поручу сделать это какому-нибудь гаражисту завтра утром, а счет предъявлю Бруно. Во всяком случае, он ответственен за сохранность машин его клиентов, стоящих на его стоянке. Я оставил машину на стоянке.

В этот момент мимо меня проезжало пустое такси. Я сделал ему знак остановиться, сунул доллар служащему, чтобы он улыбнулся мне, когда я уеду и влез в такси. На один день уже достаточно забот. Мне очень понравилась манера, с которой неизвестная дама, поцарапала мне ладонь кончиками своих ногтей, когда совала записку.

Пока мы ехали по темным улицам, я думал о герцогине. Я не хотел ее. Она совершила вторжение в мои мысли без моего желания.

Как только я позвонил у 3А, дверь отворилась. Видимо она держала палец на кнопке, открывающей замок. Но ведь она вряд ли так торопилась, как я. Поднимаясь по лестнице, я пытался вспомнить сколько времени я уже не танцевал матросскую польку. Три недели. Очень давно.

Я только что съел огромный штекс. А теперь закончу его приятным визитом.

Я нажал на звонок двери в квартиру. Раздался звон, совсем как в музыкальной шкатулке. При последнем звуке, она открыла дверь. Видимо она ждала за дверью. Холодная, полностью владеющая собой. Это мне нравится. Полная противоположность герцогине. Никаких вспышек настроений, никаких хлопаний дверями. Никаких ругательств.

Таинственная дама была одета в какое-то странное платье. Бледно зеленого цвета, оно очень гармонировало с ее глазами цвета изумруда, более темного. На полу лежал ковер. У нее были голые ноги и ногти их были выкрашены в зеленый цвет.

Она медленно приблизилась ко мне: верхушка ее головы достигала моего носа. Я глубоко вздохнул: она очень хорошо пахла. Я уже где-то ощущал этот аромат, но где это было и когда? Она находилась слишком близко от меня, чтобы я мог спокойно вспоминать это. Я стал рассматривать ее платье.

Оно показалось мне застегнутым по крайней мере на четыреста пуговиц. Они начинались с самого подола, шли между ее ног, бедер, разделяли пополам ее живот и останавливались у горла. Но мои исследования показали мне, что последние четырнадцать пуговиц не были застегнуты. Это позволяло мне видеть начало дорожки между ее грудями. Я предпочитал такой спектакль любому другому.

Я был в восторге, что платье застегивалось не на молнию. Можно провести целых полчаса, расстегивая все эти пуговицы. Начиная с подола, расстегиваешь одну, потом одну сверху. Потом опять снизу, и опять сверху. Или начинать сверху, а потом снизу. Могут быть разные комбинации. Это просто мечта для математика и это гораздо интереснее, чем обычные застежки.

- Какое красивое платье! - сказал я.

- Это получено из Марокко. Пощупайте материал.

Она взяла мою руку, стараясь не дотронуть до поврежденного места, подняла ее ладонью книзу и прижала верхней стороной к своей левой груди. Дорогая крошка ничего не носила под своим платьем, и когда моя рука прикоснулась к ее груди, она приподняла ее немного, сантиметра на два. Результатом этого было то, что твердая, круглая масса оперлась о мою руку. Я быстро оторвал руку, чтобы перевернуть ее. Эту приятную тяжесть надо было чувствовать ладонью, а не тыльной стороной руки.

В тот момент, когда я взял в ладонь это круглое полушарие, увенчанное твердой вишней, она сделала назад шаг, освободив таким образом мою открытую ладонь протянутую вперед, как будто я хотел проверить, идет ли дождь. Проказница.

- Можно подумать, что это шелк, - сказал я. - Вы хотите что-нибудь выпить?

- Охотно.

О! У этой голова была холодная! Даже, может быть, слишком холодная. Противоположность только еще больше воодушевляет, - сказал я себе. - Я люблю противоположности. А мне совершенно некуда было идти или ничего было делать раньше девяти часов завтрашнего утра.

Она располагала классической квартирой из двух комнат с половиной, в которых живут работающие женщины в ожидании того момента, когда выйдут замуж. На меблировке совершенно не отразилась ее индивидуальность. Даже менее, чем в тюремной камере. Ваше воображение не могло бы разыграться в этой обстановке из банальной мебели и репродукций картин Ван Гога.

Она отступила по направлению к комнате и резко повернулась. Ее платье распахнулось, обнаружив ее щиколотки, потом обвилось вокруг ног с выкрашенными зелеными ногтями. Я люблю когда женщины совершенно закрыты до щиколоток: это гораздо более соблазнительно, чем все эти мини юбки. 1900 год был вероятно замечательным годом: вид щиколотки, которую обнаруживала женщина садясь в трамвай, мужчины вспоминали в течение всего дня. Я понял, что моя новая знакомая, была тонкая штучка.

- Бурбон, скотч, ром, ирландский виски? - перечиляла она.

- Ирландского.

Неожиданно в моем мозгу зажегся красный свет. Я привык к тому, что мой мозг иногда делал мне предостережение, и стал рыться в своей памяти. Где-то тут было что-то не то, но я никак не мог представить себе, что именно. - Может быть, у меня когда-нибудь были неприятности с дамой с зелеными глазами и холодной головой. Может быть, этот красный свет зажегся, чтобы я был начеку. Я тщетно вспоминал всех знакомых мне дам с зелеными глазами и холодной головой. Я подытожил результаты. Дама, с зелеными глазами, да. С холодной головой, да. Зеленые глаза, полные ледяного холода, нет. Особый аромат? Ничего.

Она взяла стакан и положила туда несколько кубиков льда. Порция виски, которую она налила туда, привела бы к банкротству бар за один только вечер, если бы бармен был столь расточителен. Красный свет все время горел. Неожиданно в голову мне пришла одна мысль. Красный свет переменился на зеленый.

- У вас очень красивая квартира, - начал я. - Мне очень нравится, как вы ее обставили. - Она оценила лесть. - Сколько у вас комнат? - две с половиной.

Я стал бродить по квартире со стаканом в руке. Я бросил взгляд на спальнюю комнату: кровать показалась мне удобной. Я просунул голову в ванную комнату, это была большая комната. Я прошел на кухню. Девица осталась в гостиной и ставила пластинки на проигрыватель. Я осмотрел шкаф на кухне, этажерку и холодильник. Газированная вода. Эль. Я вышел оттуда с игривым видом.

- Немного слишком крепко на мой вкус, - сказал я подняв стакан. - У вас ничего нет, чтобы разбавить это?

- Газированная вода и эль, что вы из этого предпочитаете?

- То, что я люблю, так это содовую воду. У вас она есть?

- Содовая с ирландским виски?

- Это кажется, может быть немного странным, но это замечательная смесь. Вы никогда ее не пробовали?

- Нет!

Я продлжал настаивать.

- У вас ее нет? - спросил я небрежным тоном.

- У меня ее больше не осталось.

Я поставил свой стакан.

- Мне это совершенно необходимо, - проговорил я. - Я понимаю, что веду себя как беременная женщина, которая требует вишен не по сезону, но это так. Какой здесь ближайший магазин?

- Через три блока выше, там есть кондитерская, которая открыта всю ночь.

- Я сразу же вернусь.

Она подарила меня взглядом, который ясно говорил, что она считает меня окончательно помешанным, но что можно было бы возразить против этого?

Я спустился на лифте и пошел к таблице, чтобы прочитать имя владельца квартиры 3А. Андере сон. Это мне ничего не сказало. Я разбил свою красную лампочку и ударом ноги отшвырнул осколки стекла в угол. Интуиция хорошая вещь, но тогда, когда она действует правильно.

Итак, я протопал мои шесть блоков зря. Почти совсем зря. Эта кондитерская была своего рода коробка, в которой с покупателей дерут по сто центов за любую вещь, после того, как закроются другие лавки. Большие круглые зеркала поворачивались под потолком и отражали помещение со всех сторон, чтобы отвадить воров.

Я вернулся к девице. Музыка играла по-прежнему. Она смешала соду с виски, прибавила туда немного льда и протянула мне стакан.

- Вы хотели этого!

Я выпил свой стакан, изображая при этом самое живейшее удовольствие и удовлетворение. Но она была права. Это была смесь самая невероятная, которую я когода-либо пил, за исключением микстуры из сока и скверного джина, который я пил один раз, когда мне было семнадцать лет. Меня тошнило три дня подряд.

Она села и спросила как меня зовут. Я сказал ей это. Она спросила, что я фабрикую. Я сказал ей это. Это ее воодушевило. Она заявила мне, что я вероятно веду жизнь очень разнообразную. Я ответил ей, что она права.

- Мне нравится, когда мужчина любит свою работу, - сказала она.

Я спросил ее, как ее зовут. - Люси Грин, - ответила она. Она была разведенная и жила на пенсию, которую выдавал ей бывший муж, и понемногу путешествовала. Время от времени, она брала работу, чтобы не было так скучно. Она работала рецептионисткой в одной художественной галерее, как хозяйка большого ресторана.

Мой стакан был пуст. Она наполнила мне другой. Мой желудок стал возражать и проявлять свое недовольствие. Я снова сел и заставил себя не думать об этом. Она села напротив меня и спросила меня, не работаю ли я в данный момент над каким-нибудь делом. Я ответил ей, что так и есть на самом деле, но что раньше завтрашнего утра, мне нечего думать об этом.

- А что произойдет потом? Пробьют часы?

Чем больше я буду говорить, тем меньше придется пить. И чем меньше я буду думать об ирландском виски с тоником, которые бурно перемешивались в моем желудке, тем будет лучше для меня. Я поставил свой стакан и объявил ей, что завтра, в девять часов я сяду перед списком телефонных номеров длиной в несколько километров: я должен буду разыскать агента по сдаче помещений, который сдал дом одному интересующему меня типу.

Она задрожала.

- Это еще более волующе, чем невероятно! - воскликнула она.

Она скрестила ноги, что заставило ее платье плотно обтянуть ее бедра. Она стала болтать одной ногой, очень медленно наклоняясь вперед, опершись на ладони рук, поставленных локтями на колени и позволяя мне видеть, как она аппетитно сложена. У меня теперь видимость ее выреза увеличилась на десять сантиметров.

Это положение имело что-то в себе неестественное. Все было уж слишком хорошо расчитано и выполнено.

Позвонил телефон. Это звонила ее приятельница, которая собиралась путешествовать. Она сразу стала обсуждать фасон нового платья. Итак, куда же она собирается поехать в отпуск, в Пуэрто Рико или на Ямайку?

Я встал и стал бесцельно бродить по комнате пока они разговаривали. Я остановился перед маленькой этажеркой. Разные книги. Какой-то бюллетень одного колледжа. Кто же она такая, если она действительно имеет диплом. Я посмотрел на А. Она не фигурировала на Андерсон. Ее имя по мужу. Я посмотрел на Грин. Тоже ничего. Я лениво перелистывал страницы, пока неожиданно не напал на ее фотографию. Очаровательная девушка с невинным и умненьким лицом. Лакомый кусочек. Вид у нее был даже тогда самоуверенный. Я прочитал несколько строк посвящения, написанных под ее фотографией: "Мисс Форзич всегда идет вперед".

А на обороте было написано: школа медицинских сестер и свадьба.

Я тихонько поставил книгу обратно на этажерку. Она не видела, что я просматривал. Она продолжала болтать по телефону. Теперь они обсуждали вопрос ручного багажа. Я взял "Вог", лежавший на столике, и сделал вид, что читаю его. Моя система тревоги значит работала отлично, это вне всякого сомнения и я был виноват, что усомнился в ней. Подсознательно что-то говорило мне, что я уже видел ее, видел ее глаза, в операционном зале, когда поверх маски она устремила их на меня, когда я разговаривал с доктором Морисоном.

Она видела как я входил к Бруно. Она по всей вероятности слышала часть нашего разговора с метрдотелем. Она представилась больной и сунула мне в руку записку. Легкий запах, который сопутствовал ее аромату, был запах госпиталя, потому что весьма вероятно, она сегодня не мыла своих волос.

Весьма вероятно также, что она имела связь с доктором Хенли. Может быть, даже она была влюблена в него. Молодое лицо, полное наивности и чистоты на фотографии колледжа... Она не была больше наивной, но она, без сомнения, была способна на любовь.

Она конечно знала, что он вытворяет и где он находится. Может быть, она и играла сейчас определенную роль в его интересах. Я видел много женщин менее красивых чем она, готовых пойти на преступление ради того, кого они любили и которые, несмотря на измены своего предмета, были верны.

- Бла-бла-бла... по телефону.

Я встал.

- Я сейчас же вернусь.

Она закрыла рукой трубку.

- Я кончу через две секунды, - сказала она. - Пока хозяйничайте сами.

Чтобы пройти в ванную комнату, я повернул направо и сделал несколько шагов. Теперь я уже не был в поле ее зрения. Я открыл дверь в ванную комнату, открыл кран, потом неслышно вышел оттуда и закрыл дверь. Я прислушался. Она советовала своей подружке остерегаться солнечного удара в первый день приезда и рассказывала признаки его.

Спальная комната была сбоку. Я быстро вошел туда и открыл дверцу шкафа. В глубине его находились три новеньких, полных чемодана. Они казались поношенными, такие не берут с собой в путешествие. Я открыл ящики комода: ничего особенного. Старые свитеры, салфетки, белье. В углу второго ящика я нашел билет на самолет французской компании на Париж, а оттуда на Сабена, на Леопольдвиль. Время отправления: завтра утром, в 8 часов тридцать минут. Аэропорт Кеннеди. Я старательно закрыл ящик, потом вернулся в ванную комнату. Моя хозяйка продолжала разговор. Это было в первый раз, что я был доволен таким длинным женским разговором. Я закрыл кран и спросил:

- У вас есть щетка для зубов?

- В аптечном ящике, наверху.

Это была совершенно новая щетка. В футляре из пластика. Продолжая размышлять я стал чистить зубы себе. Рано или поздно, но она должна будет позвонить Хенли, чтобы сказать ему, что я опасно приближаюсь к нему. И она должна будет под тем или иным предлогом освободиться от меня. Или подождать, пока я засну. Ей, конечно, не трудно было бы усыпить меня. Опасность, что я могу пропустить этот разговор была очень велика. Она ведь может просто потребовать, чтобы я покинул ее помещение.

Это была настоящая война. Я бился над такой же проблемой. Мне также нужно было осободиться от нее, чтобы позвонить по телефону.

Я заметил телефонную кабину на улице, недалеко от той кондитерской, но туда надо было дойти. А как только я успею выйти из лифта, как она уже будет разговаривать с Хенли и она может даже успеть кончить разговор, прежде чем я дойду до телефонной будки. Я был совершенно уверен, что она не будет вести длинные нежные разговоры по телефону.

Я положил щетку для зубов на умывальник. Чтобы занять свое время, я открыл аптечный шкафчик. Он был полон разных, мгновенно действующих препаратов. Мгновенное блаженство, мгновенная вспышка энергии, мгновенный сон. Все для того, чтобы поработить мозг. Или освободить его. Чтобы уничтожить чувство ответственности, избежать кошмаров, подействовать на психику. Ей нужны были все эти наркотики, чтобы путешествовать вместе с доктором Хенли. Я услышал как она повесила трубку.

Теперь или никогда. Я поднял крышку резервуара стульчака, переместил рычаг, контролирующий подачу воды, потом бесшумно закрыл опять крышку. Стульчак теперь будет беспрестанно лить воду.

- Простите, что так долго задержала вас, - проговорила она.

Я поднял руку.

- Я никогда не сержусь на дам, долго говорящих по телефону. Это такой обычный феномен, как восход солнца или драка у мужчин. К чему возражать против солнца? Я принимаю его, вот и все.

Я сел около нее и стал рассматривать ее пуговицы. Она хотела улыбнуться, но она так интенсивно размышляла и она не была хорошей актрисой. Ее усилия высказать ко мне интерес, иссякли. Неожиданно она подняла голову и прислушалась.

- Что означает этот шум? - спросила она.

Я в свою очередь прислушался.

- Можно подумать, что это в туалете, - сказал я.

Я встал и прошел в ванную комнату.

- Да, действительно, это в стульчаке. - Она подошла ко мне и тоже посмотрела. - Я не слишком разбираюсь в таких вещах, - добавил я. - Я передаю это в ваши умелые руки. - Я повернулся. Она с неприязнью посмотрела на меня, но постаралась это скрыть. - Я пока пойду приготовлю выпивку, пока вы тут разберетесь с этим, - с веселым видом проговорил я и вышел из ванной комнаты.

Я отлично понимал каким взглядом она наградила мою спину. Я услышал как щелкнула крышка из фарфора, когда она стала открывать резервуар.

Я быстро снял телефонную трубку и попросил соединить меня с начальницей телефонисток. Я сказал ей свой индекс, сказал номер телфона и сказал, чтобы все разговоры по этому телефону прослушивались бы. Она ответила мне, что займется этим. Я поблагодарил ее и повесил трубку. Прошло всего двадцать секунд.

Я взял свой стакан и на половину опорожнил его в раковину на кухне, потом снова прошел ванную комнату со стаканом в руке и делая вид, что пью его содержимое маленькими глоточками.

Она действовала, но без особого успеха.

- Вы видите эту дырку? - спросила она. - Это сюда вода должна течь, а эта штука умудрилась закрыть эту дырку, чтобы освободить воду. И мне не удается поставить ее на место.

Она снова посмотрела на меня скверным взглядом. Я поставил свой стакан. Я нахмурил брови. Я стал изучать ситуацию. Я взялся за рычаг, который я тогда отвернул в сторону и стал рассматривать его.

- А-а, - произнес я.

Я его повернул и поставил поплавок на место, потом попробовал спустить воду. Все функционировало отлично.

- Я совершенно не могу понять, как это могло случиться, - сказала она. - Все действовало отлично до последнего момента.

- Это просто металл немного устал.

- Вы очень образованы, - сказала она, приблизившись ко мне.

Она воображала, что должна быть мне благодарна за это исправление и вероятно думала о том, что следует ли ей выразить мне свою признательность до того момента, когда она под каким-либо предлогом отправит меня из дома.

- Во всех случаях жизни, - ответил я.

Я стоял очень близко от нее и наклонившись, поцеловал ее в шею. Она задрожала. Ей нужно было разрешить небольшую проблему. Ей необходимо было позвонить своему господину и хозяину, чтобы сообщить ему, что я подхожу очень близко к нему. Но я находился здесь и это не давало ей возможности сделать это. И очень вероятно, что я могу остаться на всю ночь. Она оказалась в трудном положении. Должна ли она сказать об этом Хенли? Ей хотелось показать себя перед ним умной и сообразительной потому, что она любила его, но как он воспримет такую вещь?

Нет, эта славная Форзич не подходила дл роли шпионки.

Она стала шарить в своем кармане, потом прошла в гостиную. Она стала смотреть по всем столам.

- Что такое вы ищете? - спросил я.

То было ощущение, что я суфлирую реплики одному из доморощенных актеров.

- О ужас! У меня нет больше сигарет!

Да, это была действительно не актриса.

Я могу пойти купить их вам, - с готовностью предложил я. - Какую марку?

- Она сказала мне.

- Больше ничего?

Она покачала головой.

- Я сейчас же вернусь, - сказал я. - Думайте обо мне.

- Я в ваше отсутствие поставлю на проигрыватель хорошие танцевальные пластинки.

- И хорошенькие мелодии, моя красотка, да?

Она подошла ко мне, крепко прижалась животом к моему животу и поцеловала в губы. Так как я освобожу ее от своего присутствия, она могла сделать мне этот маленький подарок.

- Рассчитывайте на меня.

- Быстро выбирайте ваши пластинки. Я вернусь через мгновение.

Она засмеялась и повернулась к своим пластинкам. В передней я вытащил ящик из маленького столика, на котором лежали ее шляпа и сумочка.

Ящик был набит пачками с сигаретами. Она вероятно очень быстро собрала их, пока ее подружка болтала по телефону. Это усилие тоже досталось ей не даром.

Я закрыл дверь. Я очень сожалел, что не лег к ней в постель, с разрешения или нет.

Я прошел по коридору и позвонил в третью дверь. Очаровательная старая дама открыла мне ее.

- Очень прошу меня извинить, - сказал я. - Я ищу некую мисс Форзич и никак не могу ее найти в списке жильцов, и потому не знаю на каком этаже и под каким номером ее квартира. Может быть, я ошибся домом?

- О нет, домом вы не ошиблись. Она живет в квартире 3А.

- Я тоже так подумал, что эта самая дверь, - ответил я неуверенным тоном, - но ведь там написано Андерсон.

- О, мисс Форзич здесь прописана под именем Андерсон, вернее она пересняла квартиру у Андерсон и еще не успела проставить на табличке свое собственное имя. Эта особа очень спокойная. Я ненавижу шумных жильцов. Я первой переехала в этот дом, после его реконструкции. Это было в 1948 году. И управляющие прислушиваются к моему мнению, можете мне поверить!

Она могла говорить до бесконечности, но я поблагодарил ее и спустился на лифте. Я медленно направился к телефонной кабине и успел выкурить половину своей сигареты. Этого времени должно было хватить, чтобы позвать его к телефону и сказать ему, что он необходим ей и что они будут вести радостную жизнь в Леопольдвиле, где никто им не сможет помешать. И что она любит его.

Я бросил свой окурок и вызвал главную телефонистку.

- У меня есть сведения, которые вы просили.

- Я вас слушаю.

- Персона вызывала 215-724-4957.

- Где это?

- В Нью-Хопе, в Пенсильвании.

Как раз напротив Нью-Джерси, по другую сторону залива. Приблизительно в семи, восьми километрах от Нью-Йорка.

- Вы можете соединить меня с телеграфисткой в Нью-Хопе, пожалуйста.

- Сию минуту, сэр.

Я стал говорить с телефонисткой в Нью-Хопе:

- Говорит инспектор Санчес, из полиции Нью-Йорка. Мне нужно узнать имя и адрес корреспондента за номером 215-724-4957, пожалуйста.

Через секунду она ответила:

- Георг Кларк, 729 Ривер Роад.

Это вероятно владелец был. Хенли переснял у него дом и использовал телефон под именем Кларка.

- Спасибо. Соедините меня с Центральным комиссариатом.

- У телефона сержант Брил.

- Сержант, с вами говорит инспектор Санчес из полиции Нью-Йорка.

- Да, сэр. Что мне нужно сделать для вас?

- Где в точности находится 729 Ривер Роад?

- Сейчас посмотрю... Вы знаете Нью-Хопе?

- Боюсь, что нет.

- Хорошо. Вы переедете через мост Ламбертвил и тогда вы окажетесь в Нью-Джерси. Как только вы его переедете, вы немедленно должны повернуть направо. Это Ривер Роад. Проедете приблизительно пять километров. Улица поворачивает под прямым углом налево: вы не сможете ошибиться. Там есть большой желтый щит с сигнализацией. Небольшая, земляная дорожка поворачивает направо. Дорога проходит через небольшой мост через канал. Она продлжается направо, около ста пятидесяти метров. И там-то и находится, около ста пятидесяти метров, дом Кларка. Он единственный на этой дороге. Это место имеет форму полуострова.

- Благодарю вас, сержант.

- Мы можем чем-нибудь помочь вам?

Они могли сделать многое. Окружить дом вооруженными людьми, среди которых бы находился снайпер, на случай, если Хенли выразит слишком сильно свою антипатию ко мне. Но так как полиция Нью-Хопа располагала без сомнения лишь тремя или четырьмя люьми, и потому что я базировался лишь только на свои предположения и догадки, к тому же довольно туманные, я был вынужден взять весь риск на себя. Я не хотел еще больше влипнуть в историю, на случай, если доктора Лион там не окажется.

- Нет, я попробую пока действовать один.

- К вашим услугам, Нью-Йорк.

Я повесил трубку и вышел из телефонной кабины.

На другой стороне улицы находилась красная Мазерати. И что ж? Но ведь в Нью-Йорке была только одна красная Мазерати, разве не так?

Я спокойно перешел улицу, посмеиваясь над таким совпадением и собираясь остановить такси, едущее в моем направлении.

Подняв руку, чтобы остановить такси, я взглянул на номера красной машины. РС167.

- Это была МОЯ "мазерати", боже мой!

Машина была пуста. Я бросил быстрый взгляд на дом, в котором жила медицинская сестра, мисс Форзич. Он отстоял от меня на полтора блока и я увидел, как в дом входила женщина. Ее спина показалась мне знакомой. Я бросился бежать.

Дверь дома оказалась закрытой и через большое стекло я видел, что на лифте стоит указатель третьего этажа. Я позвонил в 3А. Никакого ответа. Я позвонил 1А, в 2А, в 3А, в 4А, в 5А, в 6А, и в 7А...

Когда наконец послышался скрежет автоматически открываемой двери, я быстро толкнул ее и стал бежать по лестнице, прыгая через четыре ступени. Еще до того времени, когда я достиг первого этажа, я услышал голоса: два гневных женских голоса. Одна из них была герцогиня де Бейар, другая мисс Форзич.

Герцогиня сунула ногу в отверстие двери. Медицинская сестра пыталась оттолкнуть ее и грозилась позвать полицию.

- Полицию, это отлично, позовите полицию! - кричала герцогиня. - Это вы с моим мужем заводите шашни!

- Закройтесь! - сказал я.

В конце коридора приоткрылась дверь. То была мой старый друг, старая дама. Я свирепо посмотрел на нее. Она перестала быть моим другом. Она поджала губы и закрыла дверь.

- А, вот ты где! Вот где ты, несчастный! - воскликнула гордость кастильской знати.

- Я отдала тебе лучшие годы своей жизни! Я отправила прогуляться четырех твоих грязных девок, и ты бежишь целоваться с посторонней, как только я повернусь к тебе спиной!

Герцогиня была пророжденная актриса. Она могла играть любую роль в любое время. Я с восторгом посмотрел на нее.

- Я надеюсь, что ты была достаточно благоразумна, чтобы позвать няню прежде чем уйти из дому, - сказал я. - Нет так ли, Этель?

Я был уверен, что она страшно разозлится, что ее вдруг назвали Этель, в особенности потому, что она не сможет отказаться сейчас от него.

- Вы мне не говорили, что женаты, - проговорила Форзич, которая явно нервничала.

- Э-э, да, - ответил я.

- А вам понравится быть причиной развода и фигурировать в судебном процессе? - спросил герцогиня.

- Это ей не понравится, - сказал я.

Я пытался оторвать руку герцогини от двери. Я мог бы все устроить и успокоить ее, рассказав, что я тут находился по делам, но раньше чем я успел сделать это, обе дамы вцепились бы друг другу в волосы. Молчаливые и злобные, они готовы были броситься друг на друга. - Вы бы лучше убрали свою ногу от двери, - нервно заявила Форзич.

- А если я ударю вас по лицу?

Я услышал внизу сирену, пока что вдалеке. Старая дама в конце коридора, может быть и платила хорошую сумму, но зато она и имела на свои деньги.

- Нам лучше уйти, - сказал я крепче сжимая локоть моей вспыльчивой приятельницы.

- Иди, если хочешь, - возразила герцогиня. - Я всегда не могла терпеть рыжих любых оттенков. Мне кажется, что у меня появляется желание вырвать у нее одну или две пряди, чтобы выяснить собственный ли это ее цвет.

Сирена приближалась. Герцогиня крепко ухватилась за косяк двери. Я взял ее голову обеими руками, молча попросил у нее извинения и резко повернул ее через правое плечо.

- Ахх!!! - закричала она и выпустила дверь.

Я схватил ее тогда за правую руку, крепко сжал ее, а ее левый локоть прижал к своему правому бедру.

Я нажимал своим левым локтем на правый локоть. Это очень действующее средство, когда надо кого-нибудь заставить идти с тобой. Прохожие, в таких случаях принимают нас за друзей, идущих локоть к локтю. При малейшем сопротивлении, вы усиливаете нажим на руку. Так как кисть зажата в руке, боль у ведомого делается очень невыносимой.

- В дорогу, понятно? - сказал я.

Мисс Форзич стояла на пороге своей квартиры. Дрожащими руками она застегивала пуговицы своего странного платья.

Герцогиня не имела ни малейшего желания двигаться. Я понемногу стал сгибать ее руку назад и она двинулась с места. Она оглянулась и поверх своего плеча посмотрела на медицинскую сестру. Слава богу, лифт все еще стоял на третьем этаже. Я толкнул ее туда прежде чем она успела произнести хоть слово и нажал на кнопку.

- Я не понимаю, почему это вы заставили меня уйти, - сказала она. Я прекрасно умею справляться и ставить на место представителей низших слоев общества.

- Каждый раз, что я вас вижу мне кажется, что ваш мозг все время уменьшается, - возразил я. - Публичная драка между двумя женщинами за инспектора полиции, это произвело бы большое впечатление. Это было бы концом моей карьеры!

- О, ваша карьера! - презрительно проговорила она. - Я...

Дверь отворилась. Два флика стояли у лифта. Они вежливо посторонились, чтобы дать нам пройти. В целях большой безопасности, я сильней нажал на руку герцонини и мы прошли в холл в то время, как оба флика поднимались по лестнице.

- Ваша карьера, ваша карьера! - снова начала она. - Вы можете ее бросить. Вы можете работать частным детективом. Вы можете охранять подарки на свадьбах.

- А еще что?

- Что-нибудь еще вроде этого.

- Так, так. Что-нибудь подобное. Помолчите и поскорей дайте мне ключи от машины.

Не могло быть и речи, чтобы задерживаться в этом месте, к тому времени, когда флики спустятся вниз. Им дадут наше описание и они сразу узнают нас.

Она протянула мне ключи. Благодаря счастливому случаю они находились на месте в ее сумочке. Я заставил ее перейти улицу. Я толкнул ее в машину, потом бегом обежал вокруг машины и сел на водительское место. Включил контакт. Мотор завелся с полоборота. Да благословит бог механика! Я не включал фар и отъезжал в тот момент, когда флики выходили из дома. Я проехал мимо них и один из них окликнул меня:

- Эй, - закричал он. - Послушайте, вы. Остановитесь!

Но Пабло был уже далеко.

Я круто повернул почти на двух колесах, в то время как она шепотом проезжалась на мой счет как водителя. Я заметил небольшое пустое место между двумя блоками, остановился там и выключил контакт. Потом толкнул герцогиню на пол и отправился туда сам.

- Что это такое... - начала она.

- Закройтесь! - зашипел я.

На этот раз она послушалась. Мимо нас проезжала машина с ревущей сиреной. Герцониня сидела на полу, со сложенными коленями на груди, а я находился на ней.

- Посмотрите, - сказала она, - какая странная позиция. Этого со мной не случалось тридцать три года. Мне тепло и я под кровом.

- Я слезу, как только злой волшебник и мальчик с пальчик исчезнут из вида. - ответил я.

Эта старая сказка развеселила ее.

- Очень смешно, - сказала она.

Свет одного фонаря падал на нас. Ее ушко было маленьким и красивым. Я никогда еще не был так близко от нее. И если хорошенько подумать, то никогда еще не был и на ней.

Мое лицо находилось в восьми сантиметрах от ее. Ее ресницы были невероятной длины, и они были настоящими.

- Давайте пугать прохожих, - предложила она. Низ моего живота проходился как раз на ее бедре: я как бы сидел на нем верхом.

- Я никогда не танцевала танец живота в горизонтальном положении, сказала она, - но я попробую.

Обстановка была очень приятной. Я оперся обоими руками на пол, она стала вертеть своими бедрами. Очень медленно. Часть ее анатомии находилась около коробки скоростей, как ....... . У меня болела спина, но меня это мало трогало.

Я почувствовал под своей рукой что-то жирное. Я посмотрел на это. Это была бумажная салфетка, замазанная маслом и смазкой.

Я взял правую руку герцогини и рассматривал ее. Я обнаружил смазку под ее ногтями и на коже. Я бросил эту руку и взял другую. То же самое. Я выпрямился и снова отправился за руль.

Она медленно поднялась с места и села на свое место. Потом она протянула мне правую руку, ладонью кверху.

- Я знаю, вы хотите мне сказать что-то скверное. - Я задумчиво посмотрел на нее. - Я вижу по выражению вашего лица, что вы уже сделали самые неблагоприятные для меня выводы, - проговорила она.

- Откуда появилась эта смазка?

- Я играла в механика, пока вы забавлялись с этой мышкой и назначали ей свидание.

Я включил мотор, включил фары и выехал на автостраду. Она села поближе ко мне и положила свою голову мне на плечо.

- Это вы испортили мою машину, ведь так?

- Давай после этого сигары этому человеку!

- Вы следили за мной?

- Начиная с 74 улицы, мой дружок. Вы даже не заметили, что за вами следят.

Она старалась говорить как какая-нибудь курочка гангстера, но у нее это получалось так, как говорят в плохих фильмах. Я, может быть, действительно не заметил слежки, но мне не хотелось, чтобы она продолжала разговор в таком роде.

- И вы стали ждать, когда я зашел к Бруно, это так?

- Это так.

- И вы оборвали все провода?

- Я опять заговорю о сигарах!

- Но как это получилось, что тот парень, сидящий у входа на стоянку, ничего не заметил?

- Он слушал радио и открытым ртом и закрытыми глазами.

- А к чему светила подобная выходка?

- Я подумала, что может быть я окажусь, случайно проезжая мимо этого места в тот момент, когда вы не сможете тронуться с места и смогу отвезти вас куда вам будет нужно.

- Почему же вы этого не сделали?

- Почему? Почему? Честное слово, вы просто идиот! Как я могла предложить вам подвезти вас куда вам нужно, когда эта негодяйка сунула вам в руку любовную записку? Я заметила ваш загоревшийся взгляд и вам оставалось лишь топать пешком на свое место свидания. А когда вы сели в такси, я последовла за вами.

- Тогда, почему вы поднялись наверх?

- Я видела как вы выходили в первый раз, чтобы купить что-нибудь выпить. Мне следовало пойти за вами следом и разбить бутылку моим домкратом. А потом, когда вы вышли во второй раз, я поняла зачем вы отправились теперь.

- Что же я пошел искать?

- Вы сами это отлично знаете.

- Нет, я не знаю.

- Нет, вы прекрасно знаете!

Ее смесь правды и выдумки были очень забавны.

- В таком случае, скажите мне!

- Она спросила вас, есть ли у вас презервативы, когда вы оба достаточно нагрузились, и вы ответили, что нет. Тогда она отправила вас за ними. Она хочет убедить вас в том, что она чистая молодая девушка, которая никогда не делает подобных вещей, но я уверена, чтио она поглощает пилюли в таком количестве, как будто это конфеты.

- О! Как меня все это забавляет! - сказал я.

Я рассказал ей всю историю с содой, про бюллетень колледжа, про стульчак, который я испортил, про мой телефонный звонок главной телефонистке, о моем предложении пойти купить ей сигареты и способ, при помощи которого я обнаружил помещение Хенли.

Ни слова не говоря, она взяла мою руку и хлопнула ею себя по щеке.

- Но так как вы испортили мою машину, - сказал я, - могу я воспользоваться вашей?

Она немедленно одобрила это.

Через несколько кварталов, на Квентин бульваре, я заметил полицейскую машину. Так как мы вышли из квартала, где находился дом, в котором жила Форзич, я остановил машину около полицейских и показал им свое удостоверение. Я попросил их сопровождать меня как эскорт, до тоннеля Линкольна.

При выезде из тоннеля нас ожидал полицейский.

- Я буду эскортировать до заставы, - сказал полицейский. - Не может быть и речи, чтобы здесь ехать со скоростью в сто пятьдесят. Когда вы окажетесь на автостраде, можете делать все, что хотите.

Он выключил сирену и отъехал. При скорости в пятнадцать километров в час, каждый водитель обязан следовать за впереди идущей машиной на расстоянии в шесть метров. Я дал ему отъехать на сорок пять метров вперед, потом уж настроил Мазерати на соответствующую скорость, равную его.

Мои обе руки крепко держали руль. Она посмотрела на них.

- Вы очень осторожный водитель, - сказала она. - Ой-ой-ой!

В ее голосе звучала презрительная ирония.

- Да, - согласился я. Я повернулся к ней. У нее был вид, как будто она лениво растянулась в гамаке, в прекрасный воскресный день.

- Я лично, упиваюсь большой скоростью, - сказала она.

- Вы себя тогда лучше чувствуете, как будто вы по-настоящему живете, а?

- Безусловно.

Она положила голову на мое плечо.

- Тогда попробуйте парашютный спорт.

- Вы против быстрой езды?

- Нет. Но моя работа доставляет мне достаточно много эмоций, что бы я старался их создавать себе, по примеру Хэмингуэя.

Она улыбнулась и тряхнув ступнями гог, сбросила туфельки. Опершись о меня, она пальцами ног спустила окно дверцы до отказа. Потом она снова надела туфли и высунула ноги через окно. При первом же толчке, ее обе туфли улетели прочь.

Около заставы, полицейский остановил свою машину в стороне и сделал нам знак проезжать мимо. Я пустил Мазерати со скоростью сто пятьдесят километров в час. В райви Герцогиня спросила: