Пальцы женщины

- Вы знаете, почему я сношу все ваши грубости?

- Нет.

- Потому что у меня есть такое ощущение, что вы нуждаетесь во мне.

- Я НУЖДАЮСЬ В ВАС?

- Ваша старая машина сейчас бы только с большим трудом проезжала бы Джерси Сити.

Я должен был признаться, что она права.

- Она посеяла кусочки своих деталей по всему тоннелю Линкольн.

- У каждой машины ограниченное количество деталей и она не может их разбрасывать, а особенно в тоннелях.

- Все тоннели одинаковы. А что это меняет? Я не ответил на эту реплику.

- А кто испоганил мою машину, черт возьми? - спросил я.

Этот вопрос показался ей совершенно не относящимся к делу.

- Вы ничего не говорите мне о деле, - проговорила она. - Вы что-нибудь обнаружили, связанное с этими пальцами?

- Да.

- Вы хотите сказать, что знаете, кому они принадлежат?

- Да.

Ее голос стал нежней, в нем чувстовалась теплота и сочувствие.

- Эта бедная замученная женщина... - начала она, но я немедленно прервал ее.

- Это бедная замученная женщина! Эта бедная замученная женщина фальсифицировала свои медицинские заключения, настаивала на операциях совершенно ненужных, отправляла своих запуганных пациентов к хирургу без совести, который безжалостно резал их, которая чтобы утешиться вышла замуж за другого врача, а когда получила приказ, убила своего мужа и сфальсифицировала медицинское заключение.

- Она любила его.

Мой опыт говорил мне, что никогда не надо спорить с женщинами на подобные темы: женщины считают, что любовь - это своего разрешение на охоту, которое разрешает действовать любыми способами.

- Я не в состоянии ничего доказать из того, что я вам сказал, проговорил я. Мне очень трудно будет предъявить им какие-либо обвинения, потому что они оба очень умны и хорошо знают закон. Я знаю лишь одно: я постараюсь зацепить его под каким бы то ни было предлогом, например обвинение в увечье. Я могу зацапать его под этим предлогом, а также и потому, что он воспользовался почтой для отправки своих ужасных пакетов. Если она согласится свидетельствовать против него, его адвокат будет настаивать, что она все это выдумала, потому что ревновала к его любовным приключениям.

Она удивленно посмотрела на меня.

- Что же вы будете делать?

- Задерживать его.

- А если он не хочет, чтобы его задерживали?

- Тогда я использую необходимую силу, чтобы добиться своего.

- Он производит на меня впечатление человека очень сильного физически.

Я тоже так думал.

- Вы считаете, что он сможет пойти на все?

- Возможно.

- Что же вы будете делать?

Такого рода вопросы нервировали меня. Я совсем не нуждался в этих вопросах, но хотел остаться вежливым.

- Я не знаю.

- Нет, честно?

- Хорошо. Так вот, я поскольку сзади него когда он не будет смотреть в мою сторону и постараюсь хорошенько оглушить его, а потом связать ему руки и ноги. Это самый верный способ.

- Вы нервничаете?

- Да закройтесь же!

- Знаете, - задумчивым тоном продолжала она, - я только сейчас отдала себе отчет в том, что вы рискуете быть сегодня вечером убитым. А я вам еще затуркиваю голову. Вы должны сердиться на меня.

Это было не совсем так.

Я почувствовал ее дыхание на своей щеке.

- Вам совершенно необходимо побриться, - сказала она. - Вам всегда нужно бриться.

Она тихонько укусила меня за кончик уха. Она сказала мне, что мое ухо не нуждалось в бритье. Она просунула свою руку под мою коленку. Очень медленно. Она вонзила мне в кожу свои ногти и сделала мне больно. Ее ногти медленно поднимались вверх по моему бедру. Мне было очень трудно сосредоточить свое внимание на дорогу, а движение по ней было очень оживленным и висело много предупредительных и запрещающих знаков. Она опять укусила меня за ухо, потом поцеловала его. Она поцеловала меня сзади уха. Она поцеловала меня в шею. Я снял руку с переключателя скоростей, ее нормального места и положил ее на ее колено.

- Ах, наконец-то! - бросила она.

Как по обыкновению, она не носила чулок. Я скользил по ее колену рукой и погладил под коленкой, потом стал гладить ее бронзовое от загара бедро.

Она всунула язык в мое ухо.

- Вы пахнете очень хорошо, - прошептала она. - Что это такое?

- Это называется мылом.

- Нет, это не мыло, это скорее ваш запах. Если вы когда-нибудь будете пользоваться одеколоном или лосьоном, я вас убью.

Слово было неудачно выдумано. Я подпрыгнул на месте.

- Я очень огорчена, - сказала она. - Мы займемся этим позднее.

- Согласен, отложим на более позднее время. Я снова положил свою руку на коробку скоростей, ее нормальное положение при скорости в сто пятьдесят километров в час. Она скрестила свои руки на коленях. Их место было там, где они находились только что, но было благоразумнее оставить все эти упражнения на более позднее время.

Через несколько секунд мы достигли Ламбервиля. Я замедлил ход, чтобы соблюсти дозволенную в этих местах скорость. Мы проехали через маленький уснувший город. Когда мы доехали до моста, который проходит через Делавар, я снизил скорость до двадцати пяти в час.

Впредь, я всегда буду ехать так, когда буду заниматься любовью.

Медленно, очень медленно.

25

Под ногами я видел темную массу Делавар, которая текла по направлению к морю. Поток был чистым. Фонари на мосту, освещали воду, зеленую и прозрачную, без всякого мусора. Приближаясь к Пенсильвании она становилась грязной, но здесь она была чистой и на нее было приятно смотреть.

После моста я сразу же повернул направо. Клены росли так часто, на таком близком расстоянии друг от друга, что составляли сплошную стену поверх дороги. Вокруг фонарей летало множество мошек и все сильно жужжали - единственный признак жизни. В городе Нью-Хопе рано ложится спать. Может быть, несколькими километрами дальше, ситуация изменится.

Через несколько кварталов, я начал ощущать сырой запах канала. Я знал, что за верхушками деревьев, которые восточный ветер усиленно колыхал и приносил свежий, насыщенный влагой воздух, поток несет свои воды к морю.

- Дорога проходила мимо одной фермы, расположенной у большого пруда. Все огни были погашены. Странно, как замечаешь всякие незначительные детали в такие моменты как сейчас. Может быть это было потому, что я подсознательно чувствовал, что может быть никогда больше не увижу вот такой фермы погруженной в темноту, в которой все спят.

На улицах не было машин. С левой стороны показалось небольшое озеро, окруженное купой деревьев, потом опять пошли ряды высоких деревьев. Потом появился большой щит: "ОПАСНЫЙ ПОВОРОТ, ЗАМЕДЛЯТЬ". Дорога уходила влево под прямым углом. Я поехал направо, как мне объяснил сержант по телефону.

Я медленно проехал через маленький мост. Проехав его, я выключил фары. С другой стороны, дорога ответвлялась вправо и немного спускалась вниз. При свете луны я заметил крышу одного дома, сложенного из камней, который выступал из-за деревьев.

- Начиная с этого места, - проговорил я, - мы будем говорить только шепотом.

Она сжала мою руку. Я подумал, что это еще более забавно, чем прыгать с парашюта. Я выключил контакт. Мазерати была так хорошо отрегулирована, что я не услышал ни малейшено звука, когда на свободной передаче мы спускались с моста на пустую дорогу, молчаливые как ночная бабочка. Машина остановилась в десяти метрах от дома. На последнем этаже узкие полоски света слегка пробивались сквозь деревянные ставни окон... Все остальные окна дома были погружены в темноту. Я вышел из машины и закрыл дверцу так осторожно, что никто не мог бы расслышать малейший стук. Напрягая нервы я молча стоял.

- Что происходит? - прошептала она, выходя в свою очередь из машины и становясь около меня.

- Собака? - ответил я тоже шепотом.

Мы напрягли слух. Она откинула назад голову, чтобы лучше слышать. Я посмотрел на ее шею. Она была длинной и очень красивой формы. Никакой собаки. Я решил, что если я все же выйду невредимым из этой истории, то пошлю к черту свою карьеру. Нужно получать от жизни и удовольствия, к черту все остальное.

Я нагнулся и снял ботинки. Когда я выпрямился, она смотрела на меня.

Мы с таким порывом бросились к друг другу, что в поцелуе столкнулись зубами. Это был первый поцелуй, когда у обоих партнеров в один и то же момент возникла потребность в нем и они одновременно устремились друг к другу. Это случается очень редко. Я считал, что со мной это произшло в первый раз в жизни.

Она крепко прижимала свои губы к моим, в то время как ее руки подымались и опускались по моей спине. Она вонзала ногти в мою кожу. Она исполосует всю мою спину, когда мы будем с ней заниматься любовью, но меня это мало беспокоило. Она прижала мою голову к своей груди. Я никак не мог понять, как это я польстился на ту, медицинску сестру с ее холодным взглядом, когда существовала эта женщина, состоящая из порыва и огня.

Герцогиня могла заставить потерять голову любого мужчину. У меня было сильное желание бросить все, сесть в машину и поскорей вернуться в Нью-Йорк, чтобы положить ее в мою постель.

- Мне нужно идти делать свою работу, - прошептал я. - В мое отсутствие, пожалуйста, не шумите.

- Я буду сидеть тихо, как мышка, - пробормотала она. - Она понемногу дотронулась до всех мест моего тела... - Верните все это мне в целости и в полном порядке. У меня есть намерения на каждую часть вашего тела. Мы расстались.

26

Массивная входная дверь была украшена медным молотком в форме пистолета времен Революции. С правой стороны двери находилась большая подставка для цветов. Самыми ближайшими к двери были тигровые лилии. Это было самым простым делом, нарвать большой букет этих лилий перед тем, как ехать в город. Потом поставить их в серебряную вазу, стоящую на охотничьем столике и рассказать незадачливому детективу, что эти лилии куплены в цветочном магазине.

Я обошел кругом дома. Благодарение богу, у меня были надеты толстые носки. Я наступил на цветы ноготоков и пионов. Я очень любил их острый аромат и он был очень силен, так как невольно я раздавил несколько из них. Мне было их очень жаль.

Я заметил боковую дверь под вьющимся виноградом. Ягоды его были еще очень маленькими и зелеными и им нужно было еще не менее двух месяцев, чтобы созреть. Я обошел платформу с цветами и прошел в гараж, который находился позади дома. Дверь в него была открыта и я увидел новый "Триумф", но у которого уже были помяты крылья. Этот врач, как и большинство из них, был вероятно плохим водителем машины.

Внутри машины находились три полных чемодана. Несмотря на побитые крылья, мне было бы жаль бросать такую машину, как "Триумф" в аэропорте. Но разумеется, если бы меня ожидала красивая жинщина за морем, не говоря уж о выгодной работе, я тоже нашел бы более благоразумным бросить машину, а не продавать ее, зная, что меня разыскивают флики.

На одной из сторон гаража, было наложено много предметов садового хозяйства и оборудования. Я вышел из гаража и пошел по восточной стороне дома, то есть вдоль канала. В этом направлении не было цветов: деревья здесь росли так часто, что солнце никогда не проникало сюда. Я поднял голову и не увидел даже луны.

В центре восточной стены находилось окно из подвального этажа. Я стал на колени, вытащил свой перочинный нож и стал отковыривать засохшую замазку, которая закрывала щели между рамами. Отраженный свет луны достаточно освещал мне окно, чтобы я мог действовать. Я различал достаточно ясно маленькие металлические шарниры, которые прикрепляли оконную раму. Дерево было старым и сырым. Я легко вытащил болты. Я всунул свой нож в щель форточки и с силой нажал на него. Форточка немного открылась внутрь помещения. Я просунул внутрь руку и открыл изнутри засов. Но сырость так насытила дерево, что оно набухло и окно отказывалось повернуться.

Я просунул свой нож между наличником окна и рамой и хотел воспользоваться им как рычагом, но как только я с силой нажал на него, лезвие сломалось. Я молча выругался.

Может быть, это было для меня указанием: может быть, я должен был поднять с постели судью этого края, показать ему ситуацию со всеми подробностями, спросить у него мандат на обыск и арест и вернуться к двери доктора на час или два позднее, в сопровождении нескольких фликов.

Это была хорошая мысль, как это можно сказать об удавшейся операции, хотя больной и мертв.

А если предположить, что время, необходимое мне для получения мандата, будет достаточным для Хенли, чтобы отрезать у нее еще один палец, или убить ее? Я знал, что он собирался на следующее утро удрать отсюда. А может быть, у него даже есть желание вернуться в Нью-Йорк на несколько часов, поспать там немного или даже позабавиться со своей медицинской сестрой, прежде чем отправиться в аэропорт? Все это было весьма возможным. Нет, я не мог себе позволить пойти на такой риск. К дьяволу разрешение на арест. Я при всех обстоятельствах находился в грязной луже... Но я не мог отогнать от себя мысль о том, как было бы благополучно вернуться сюда в сопровождении крепких парней со слезоточивыми газовыми бомбами. У Хенли тогда был бы выбор между несколькими людьми и способами борьбы, тогда как сейчас перед ним был единственный человек в образе инспектора из Нью-Йорка, и у меня было очень мало шансов остаться живым до завтрашнего утра. А мысль быть убитым до того времени, как я смогу поближе познакомиться с герцогиней, делала меня больным.

Я чувствовал как сырость с земли пропитала под коленями мои брюки. Может быть, я все-таки отправился бы за этим мандатом, если бы мне неожиданно не пришла в голову мысль, что шум включенного мотора и отъезжающей машины может дать ему сигнал тревоги. Он может тогда приготовиться к нашей встрече.

Он сможет поклясться, что он выбрал это уединенное место лишь для того, чтобы проводить время вдвоем, вдали от людей. Чтобы ему никто не мешал. И при всех обстоятельствах он должен будет очень быстро реагировать на всякие непредвиденные возможности. А может быть, это заставит его поскорей покончить с ней, без дальнейших ампутаций и быстро, быстро смотаться отсюда. По правде говоря, я не мог предугадать его реакции. Этот парень не действовал по шаблонным методам. Он был загадочным человеком, а загадочные люди делали меня нервным. Все вместе взятое мне очень не нравилось.

Самый верный способ... или вернее возножно верный спсоб, если я хочу, чтобы доктор Лион пережила эту ночь, был неожиданно напасть на Хенли...

Если я найду способ войти в дом, то только через это окно. Я вспомнил, что в дальнем углу гаража лежит много железных предметов, рассчитанных для уборки сада. Я вернулся в гараж и подобрал для себя подходящую штуку. Потом я нашел бидон со смазочным маслом для машины и захватил также и его. Потом я подобрал еще острый нож и со всем этим, крадучись вернулся к окну.

Я полил маслом петли окна с обеих сторон и пропитал их маслом. Потом я опять просунул в щель между обвязками окна и рамой лезвие садового ножа, а также еще и долото и нажал на них.

Окно открылось с такой легкостью, что показалось мне хорошим признаком и я поверил, что немного позднее буду иметь возможность погладить с такой же легкостью бедро герцогини. Никакого треска. Я положил свои приспособления на землю, потом повернулся и проскользнул в окно подвала. Я стал осторожно шарить кончиками ног что-нибудь похожее на ящик или стул.

Это был ящик и он был крепким. Я спустился и подождал пять минут, чтобы мои глаза привыкли к темноте.

Наконец я стал различать предметы и обнаружил в другом конце подвала лестницу. Я стал подыматься по ней, осторожно ощупывая каждую ступеньку. Ни одна не треснула. Наверху лестницы была дверь. Я нагнулся, чтобы посмотреть в замочную скважину. Сюда доходил свет, который, видимо, шел от входа в холл дома. Где-то тихо наигрывало радио. Он вероятно пользовался музыкой, чтобы заглушить, когда надо крики. Радио играло мелодии из "Моя прекрасная леди". С тысячью предосторожностями я открыл дверь. Она не скрипнула.

Я оказался на кухне. Здесь было светлее. Лунный свет наполнял комнату. Я направился к гостиной. Огромный камин занимал середину стены. Два огромных кресла. Это был прекрасный дом. В течение нескольких секунд я смотрел на все окружающее и думал, что не прочь бы иметь подобное помещение. Никто бы не нашел здесь Герцогиню, если бы она бросила свою Мазерати и путешествовала бы на моем Ольдсе. Ей также надо было захватить с собой чемодан. Это была единственная возможность ускользнуть от взоров толпы. Странные мысли мне приходили в голову, но было бы лучше заострить свое внимание на том, что я собирался сейчас делать. Это должно быть для меня весьма необходимым.

Слева от камина поднималась лестница. На ее верху была закрыта дверь, а за ней горел свет, который просачивался через замочную скважину и через щели порога. Парень по радио пел, что готов танцевать со мной всю ночь.

Я стал подыматься с невероятной медленностью и с самой большой осторожностью. Я дошел до половины лестницы и вытянул свой 38. Я был очень доволен, что мне пришла в голову мысль снять ботинки. Я поднялся на последние ступеньки и услышал свист от разрезаемого воздуха.

Мой мозг зафиксировал несколько вещей: первое, что Хенли был умен, гораздо умней и хитрее меня. Второе: предмет, который рассекал воздух, держал он. Третье: это была рукоятка пистолета или деревянная палка. Я надеялся, что эта палка из дерева и хорошо бы из сапана. Сапан мягче остальных пород дерева. Наконец, деталь уже не имел никакого значения, потому что удар обрушился на мой череп, и это произошло так быстро, что я не успел даже повернуться, чтобы выстрелить. Я был совершенно прав в своих предположениях.

27

- Очень любезно с вашей стороны отдать мне визит, м-р Санчес, проговорил Хенли.

Он поставил на стол бутылку с нашатырным спиртом, которую он совал мне под нос. Я перестал задыхаться и начал дышать нормально. Кончиками пальцев он исследовал мой череп, который был обвязан тряпкой, пахнувшей алкоголем.

- Ссадина больше не кровоточит, из нее уже много вытекло крови и совершеннно бесполезно накладывать швы. - Он отступил на один шаг и внимательно посмотрел на меня. - Я ударил как следует, - продолжал он. - В нужное место.

- Я очень люблю, когда меня ударяют доктора, - сказал я. - Никаких лишних жестов.

Он издал небольшой смешок. Я попробовал ощупать свою рану, и он улыбнулся, увидев мое удивление, когда я обнаружил, что связан. Это было в первый раз в жизни, что меня связали и это мне совсем не понравилось.

Я был посажен в массивное кресло и мои обе руки были связаны позади его спинки. Около двери у стены стоял туалетный столик: на нем лежал мой автоматический 38.

Я бросил взгляд вокруг себя. Я находился как раз напротив большой двуспальной кровати, покрытой каучуковой простыней, а под простыней находилась дама, которую я разыскивал.

- М-р Санчес. Доктор Лион.

- Салют, - проговорил я.

Она внимательно смотрела в потолок.

- Я предпочитаю называть ее девичьим именем, - продолжал Хенли. Этот жест с моей стороны имеет определенное значение. Это избавляет ее от воспоминаний об ее дурацком замужестве.

Лежа на спине, совершенно безучастная к окружающему, она молчала и лицо ее было лишено какого-либо выражения. Правая кисть ее руки была крепко привязана к боковой металлической стойке кровати. Остатки левой кисти руки были перевязаны и лежали на маленьком столике, стоявшем около кровати, который он превратил в операционный стол. Кисть была привязана веревкой, которая шла вокруг стола и таким образом держала ее плашмя и неподвижной. На столике лежали также разные медикаменты, скальпель, шприц для инъекций и ампулы.

- Она усыплена, - пояснил он очень любезным тоном. - Это избавляет мои нервы от лишних беспокойств. Никаких криков. Первые два раза она кричала. Я вынужден был закрыть ей рот и она укусила меня за руку.

Я заметил небольшой шрам на его правой руке. Кожа была еще немного опухшей.

- Эта ведьма не умеет себя держать, - сказал я.

- А где ваши ботинки?

Он хотел переменить тему разговора. Может быть, мой жалкий мозг вызовет в нем снисхождение.

- Я привязал их на веревочке, чтобы избежать лишней оплаты за проезд в автобусе. Я надеюсь, лекарь, что вы хорошо объяснили ей, что она не должна забавляться тем, чтобы кусать людей.

- Вы не остроумны.

Я отлично знал, что совершенно не остроумно, но я начинал раздражать его. Раздражение часто переходит в ярость, а человек в ярости часто делает глупости. А его ярость меня бы устроила.

- Послушайте, лекарь, я думал, что вы это знаете, ведь вы все знаете.

Моя ирония ему не понравилась.

- Я действительно много чего знаю, - сказал он. - Когда вы переехали канал, я сразу же узнал об этом.

- Ну, что вы, лекарь, вы смешите меня!

Безусловно, ему не нравилось, что его называют лекарем.

- Как только вы пересекли канал, вы сразу же оборвали мой электрический сигнал.

- Гвозди!

- Система установлена на дереве, по обеим стороная дороги.

- Вот что значит жить в городе. Я живу в секторе, в котором мужчины занимаются лишь собственными квартирами.

- И вот я сел на верхушке лестницы в подвале, - сказал он, - и я видел как вы открывали окно. Вы принялись за это дело с отличным знанием дела, это надо признать. Я видел, как вы прошли в гараж за утилем. Это все было даже гораздо лучше, чем в театре. Вы орудовали с большим искусством садовыми предметами и смазочным маслом. Вы отлично использовали законы рычага и свойства масла. Сколько вы лет работаете детективом?

- Шесть лет.

- Шесть. - Он сжал все свои пальцы вместе. - И подумать только, что такие способности пропадут ни за что: кончить свое существование просто так, пфф! - закончил он, резко разжав свои пальцы.

Я был совершенно согласен с ним.

- Не стоит вам ухудшать свое положение, - сказал я. - Почему бы вам самому не признаться?

- Это то, что детектив называет мягким методом, не так ли? А если это не сгазует, каково будет дальнейшее. Вы будете вынуждены применить уже не мягкий, а жесткий метод. Ведь так?

Я вынужден был признаться, что он прав.

- Я уверен, что из меня бы вышел отличный детектив, - сказал он. Вы хотите доказательств? Ведь это так легко.

- Да.

- Честно говоря я бы очень хорошо вел бы расследования. Доказать вам это?

- Попробуйте, докажите.

- Очень хорошо. В сущности, я все время ожидал, что вы мне скажете, что дом окружен. Я был вынужден упасть плашмя на живот и просить пощады. Я вас развязываю, вы надеваете мне наручники, освобождаете даму, которая лежит на кровати и тогда с триумфом объявляете мне, что вы пришли один. Я схожу с ума от ярости, а вы отвозите меня в Нью-Йорк, даете интервью журналистам и конечно получаете первым номер "Дейли Нью" с вашей фотографией на первой странице. Это так?

Единственная неприятность во всем этом заключалась в том, что мне необходимо было бы оформить все это сначала в Пенсильвании, а уж потом его бы отправили в Нью-Йорк. Но я не стал разбирать с ним такую деталь. Я ничего не ответил.

- Итак, почему вы не заявили мне, что дом окружен? Я вам скажу, почему. Вы достаточно умны, чтобы понять, что если бы вы поступили подобным образом, я принял бы вас за дурака. А не хотите, чтобы я принимал вас за дурака.

- Во-первых, подъехала только одна машина. Вы знаете, что мне это известно.

- Во-вторых: мост настолько далеко удален от дома, что естественно, что все полицейские поедут по этой дороге. Было бы неразумно, если бы другая группа проследовала бы по каналу, или пересекла канал в этом месте.

В-третьих: полицейские не появляются один за одним в опасном секторе. Никакой генерал не отправит своих солдат по одиночке, чтобы их перебили одного за другим. Вы сделали вторжение сюда со всеми козырями, которыми располагаете. Может быть с одним или двумя людьми, чтобы прикрыть фланги и тыл.

В-четвертых: вы находитесь уже у меня в течение тридцати пяти минут. Если бы с вами были другие флики, вы сказали бы им взломать дверь, если вы не выйдете через десять минут, или, скажем даже, через полчаса. И я наблюдаю вас с величайшим вниманием уже в течение пяти минут. Вы не сделали ни малейшего жеста, ни малейшего знака, говорящего о том, что вы ожидаете своего компаньона или компаньонов: ни ваша голова, ни ваш взгляд совершенно не изменились.

Проклятый.

- Что же вы думаете о моем логическом мышлении детектива?

Его бы сделали инспектором первого класса в первый же год.

В течение некоторого времени я все же думал попробовать сыграть на том, что дом окружен. Но насколько я знал Хенли, он мог допустить, что в моих словах таится доля правды и захотел бы сам проверить это. Он выскользнул бы наружу, бесшумный и молчаливый. Я видел как он мог двигаться по своему помещению. Он прополз бы между кустами и бесшумно дополз бы до Мазерати. А Герцогиня все время сидит там внутри, нет... Мне нужно было найти что-нибудь другое.

- А если вернуться к вашему дурацкому замечанию: вы посоветовали мне не отягощать мою вину, то подумайте немного об этом: как я смогу подвергнуться больше одного заключения на всю жизнь?

Этот парень задавал очень разумные вопросы.

- Как же, в самом деле? - сказал я. - Ладно: представим себе, что вы никогда не сможете осободиться.

Я с интересом ждал его ответа. Одно в Хенли была бесспорно: что бы он не говорил, мне было не скучно слушать.

- Рассмотрим эту гипотезу поподробнее, - сказал он.

Он поднял левую руку доктора Лион и подложил под нее маленькую резиновую прокладку. Потом он взял скальпель и проверил его, хорошо ли он отточен.

Несмотря на то, что она была под влиянием наркотиков, я увидел, как в ее взгляде появилось выражение ужаса. А он взял в руки шприц, поднял иглу кверху и выпустил маленький фонтанчик жидкости, чтобы проверить, хорошо ли она действует.

- Прежде всего, - начал он, - "Корпус деликти". Вас теперь двое, от которых я должен избавиться: "корпус деликти"... вы знаете латынь?

Я изучал ее в течение четырех лет в университете, когда собирался стать адвокатом.

- Что это значит? - спросил я.

Он предпочел не ответить на мой вопрос.

- Итак, как же я избавлюсь от вас?

- Вы посадите нас в машину и вы нальете туда кислоту или не знаю что.

- Это заняло бы слишком много времени. Возвращаясь в Нью-Йорк, я сделаю небольшой крюк, чтобы проехать мимо Большого Болота.

Эта мысль меня опечалила. Большое Болото Нью-Джерси действительно только болото. Оно тянется на семь километров в длину и семь в ширину. И оно находится лишь в тридцати километрах от Манхеттена. В тех местах живет очень мало людей. Там существует одна единственная дорога, которая пересекает его. Там живут многие животные, не говоря уже о змеях, гремучих змеях и гадюки. Это место всегда пользовалось дурной славой. Во время революции там прятались дезертиры. В ясный солнечный день из центра Болота можно видеть верхушки домов Манхеттена. Мне очень не понравилось направление, которое принял разговор.

- Совсем недалеко от дороги, в болоте есть очень топкие места, сказал Хенли. - Один или два бетонных камня каждому, чтобы опустить на глубину и воспрепятствовать остаться на поверхности. Кроме того можно сделать несколько ударов ножом каждому, чтобы выпустить воздух, который опять-таки сможет заставить ваши тела всплыть на поверхность. Что вы на это скажете?

- Не плохо, как метод.

- Любовь восторжествует, - сказал я.

- Мне нужно приготовить на завтра почту, - сказал он.

Он снова взял руку молодой женщины и разбинтовал ее. Куски кожи, старательно и аккуратно загнутые, прикрывали обрубки. Он сделал укол в основание второго пальца и посмотрел на часы.

- А как вы освободитесь от моей машины? - спросил я.

- В полутораста метрах отсюда есть заброшенный карьер. Многие люди любят смотреть как их старые машины скатываются в воду. А карьер имеет около шестидесяти метров глубины. Когда я закончу здесь свою работу, я проведу вашу машину, а вернусь пешком: это будет моей прощальной прогулкой по американской земле и я максимально растяну ее. Я буду упиваться ароматом цветов, которых так много здесь растет. Я думаю, что получу большое удовальствие от этой прогулки.

У меня была одна мысль, но для осуществления ее, было необходимо, чтобы он вышел из комнаты. Я должен буду понадеяться на сообразительность герцогини, чтобы воспользоваться ситуацией, которую собираюсь спровоцировать. Я был очень огорчен тем, что был вынужден заставить ее рисковать, но это был мой единственный шанс на удачу.

- А как вы поведете машину к карьеру? - насмешливо спросил я.

Моя ирония не ускользнула от него и заинтересовала.

- Вы говорите серьезно?

- Это ведь Мазерати.

- Ну и что ж?

- Если вы никогда не водили Мазерати или гоночную машину, вам не удастся даже сделать один поворот.

Владельцы "Триумфа" все считают себя асами по части вождения машин.

- Не будьте смешны.

В действительности я ничего не знал о гоночных машинах. Я стал импровизировать.

- Вы знаете, где находится задний ход у машин типа Мазерати? Вы потратите двадцать минут, разыскивая ее и все равно не найдете.

Я позволил себе небольшой смешок, очень небольшой.

- Но вам, может быть и хватит двадцати минут, чтобы найти ее.

Он казался рассерженным.

- Нет обычных приемов действий, нужно знать, как заставить колеса повернуться. Никаких синхронизированных скоростей нет, лекарь.

Нужно произвести двойное переключение и я готов держать пари, что вы не знаете как это делается. Никаких гидравлических систем. Это не легкая задача, водить такую машину. Она не игрушка для праздных шалопаев. Вы не проедете и четырехсот метров отсюда, конечно при условии, что вам все-таки удастся тронуться с места, когда обнаружите позади себя обломки коробки скоростей. И вы будете вынуждены оставить ее на месте и вернуться пешком, не выполнив намеченного.

- Я отлично могу водить ее.

- Но каким образом!

Я издевался. Я вложил все, что мог в свою насмешку. Я улыбался самым насмешливым образом, я презрительно смотрел на него. Я поднял брови.

- Мазерати, - упрямо настаивал он, - имеет самую яростную механику. Вы влезаете вовнутрь. Вы садитесь. Вы поворачиваете определенные кнопки, опускаете определенные рычаги. Вы толкаете другие. Машина двигается вперед, идет задним ходом, останавливается, снова отъезжает. Это не труднее самого простого!

- Но каким же образом!

- Но каким образом! Ваш разговор окончен.

Я его все-таки задел на этот раз. Нужно теперь быстро маневрировать, а то мне будет конец.

- Машина едет вперед, а?

Я снова стал смеяться. Спокойный, иронический смех. Если у него есть хоть немного гордости, он не сможет снести это. Он бросил скальпель, который ярко засверкал на подносе.

- Осторожнее, - сказал я, - а то вам придется снова точить его.

В течение нескольких мгновений мне казалось, что он бросится на меня и ударит этим самым скальпелем, но тогда он не сможет с триумфом заявить мне, что он водил эту дикую машину, не испытав при этом никаких затруднений и не решая никаких проблем, о которых я распространялся ему с такой глупой настойчивостью.

Он сильно хлопнул за собой дверью и быстро спустился по лестнице. Черт возьми! Он собирается показать мне, на что он способен! Он хочет доказать мне, насколько он умен! Что его нельзя сравнивать ни с кем.

Он зажег свет в нижнем этаже. Он зажег также лампу у порога входной двери. Это естественно, должно обязательно привлечь внимание герцогини. Я услышал как он выбежал из входной двери. Теперь, вероятно, он стоял на площадке перед входной дверью, освещенный, как статуя Свободы во время празднования праздника 4 июля.

Если это не заставит герцогинцю немедленно выскочить из Мазерати и со скоростью вспышки молнии убежать и спрятаться в кустарники, значит она мне не товарищ. Он очень быстро найдет ее, эту скорость заднего хода. Потом ему понадобится пять минут, чтобы доехать до карьера и еще двадцать минут, чтобы вернуться обратно пешком.

Но в случае, если мой аристократический друг не взял с собой ключи от зажигания, он вернется сюда через две минуты, чтобы обшарить меня в поисках этих ключей. А не найдя их, он станет еще более опасным. Может быть, он даже начнет пытать меня, чтобы я сказал ему, где спрятал ключи.

Две минуты.

Вот в этом состояла вся моя проблема.

Вот что получается, когда имеешь дело с интеллигентными женщинами.

28

Как только я услышал, что входная дверь захлопнулась, я перенес тяжесть своего тела вперед. Тяжелое кресло переместилось на несколько сантиметров. Я повторил маневр. Еще несколько сантиметров. Десять сильных толчков привели меня к столику у изголовья кровати, на котором лежал скальпель.

Я нагнулся и взял ручку скальпеля своими зубами. Я опустил скальпель в ее раскрытую руку. Он удачно улегся на ней.

- Я вас прошу, - сказал я. - Лицо лишенное выражения медленно повернулось ко мне. - Это ваш единственный шанс остаться в живых. И мой также. Я прошу вас.

Лицо продолжало оставаться безразличным. Я снова взял скальпель в зубы. Я снова осторожно положил его к ней на ладонь. Я старался не смотреть на опухшие обрубки пальцев.

На лице ее выступил пот. Очень медленно, ее пальцы сжались. Она прижала большой палец к двум оставшимся еще у нее пальцам, чтобы смочь держать скальпель.

Я бросился в сторону из всех сил, опираясь ногами в пол. Хорошо, что я был в носках и слава богу, пол не был скользким. Толкая себя вправо и помогая себе ногами, мне удалось заставить кресло повернуться. Хенли в этот момент, вероятно, рылся в ящике для перчаток в поисках ключа.

Упершись кончиками пальцев в пол, я откинулся назад таким образом, что спинка кресла подвинулась вплотную к подносу, лежащему на столике. А у нее не больше трех сантиметров свободы движения ее привязанной руки. Я почувстовал, как лезвие вонзилось в мою ладонь. Она так затекла, что я не почувстовал никакой боли. Я постарался переместиться еще на несколько сантиметров направо. Мои руки покрылись кровью. Часть ее текла из моей старой раны.

Потом я почувствовал как скальпель осторожно прошелся по веревке, легкий как бабочка. Нажатие. Потом еще. Я немного приподнял руки, чтобы прижать посильнее веревку к лезвию. Царило полное молчание. Я слышал, как моя кровь капала на каучуковую подстилку.

Потом я услышал шаги на площадке перед входной дверью. Три удара скальпелем. Он открыл входную дверь и прошел через гостиную. Он был в ярости, я это понял по его походке. Он стал подниматься по лестнице.

- Шесть. Семь. Восемь. Девять. И десятый удар был решающим. Мои руки резко откинулись в стороны, так как я держал веревку сильно натянутой, чтобы ей легче было перерезать ее.

Я быстро перевернулся вокруг собственной оси, взял у нее из рук скальпель и одним ударом разрезал путы, связывающие мои ноги.

Он повернул ручку двери. Я встал и бросился к своему пистолету, лежащему на туалетном столике рядом с дверью.

Он открыл дверь.

- Где нахо...

Он среагировал мгновенно. Я не думал, что у него может быть такая мгновенная реакция, у мерзавца. Он знал, что мне нужно. Он наполовину повернулся, чтобы схватить мой пистолет и я понял, что он сейчас выстрелит в меня. Мой бросок в сторону туалетного столика превратился в лобовую атаку: я ударил его головой в живот. Неожиданность вместе с моим весом заставили его потерять равновесие. Он свалился на край туалетного столика. Я прыгнул на него и пытался оглушить его ударом кулака по затылку. Мы выглядели как два борца, но только один борец был гораздо сильнее другого. Он парировал удар и быстро повернулся направо и вытянул руку.

Но мне все же удалось откинуть его от туалетного столика. Я собрал все свои силы и ударил его в солнечное сплетение. Он принял этот удар и проворчал что-то, как хороший боксер, который почувствовал неприятное ощущение в диафрагме. Мой кулак ударился в твердую массу из мускулов.

Он схватил меня за плечи и оттолкнул. Я отлетел, шатаясь назад: я ничего не мог сделать против его гигантской силы. Я побежал со всех сил и бегал быстрей, чем когда-либо бегал Билл Робинзон. Я стал рвать на себя закрытые ставни, скрепленные между собой при помощи небольшого крючка. От моего рывка крючок вылетел вместе с гвоздем, которым был прикреплен и ставни распахнулись. Окно разбилось, но быстрый как кот, он уже был на мне, ухватившись за мои бедра. Он не дал мне выпасть из окна и этим оказал мне определенную услугу.

Он сел на меня верхом и схватил меня за горло. Потом он захотел сложить меня вдвое, опершись об окно. Его лицо было совсем близко от меня. Он хотел сломать мне хребет. Мне оставалось лишь несколько секунд до того, чтобы потерять сознание. Мой мозг уже начинал затуманиваться. Я видел его глаза. На расстоянии не больше десяти сантиметров от моих. Безусловно, он получал удовольствие от убийства, а теперь он наслаждался, постепенно убивая меня. Я уже не мог больше дышать, а боль от страшного нажатия на мой позвоночный столб, становилась невыносимой. Я вспомнил, что надеялся на то, что герцогиня сообразит спрятаться от него и что он не знал об ее существовании и, следовательно, не стал разыскивать ее. Перед глазами у меня были красные круги и я только мечтал потерять сознание раньше того момента, когда он сломает мне позвоночник.

Вот тогда-то ослепительный свет и ударил по моим глазам и в моей откинутой назад голове послышался шум самый пронзительный, которого я когда-либо слышал в жизни. Этот шум наполнил прохладный воздух ночи.

Было ли это адские шумы и огни, которые приветствовали мое появление в ад? Это была первая мысль. Потом я понял, что это герцогиня включила фары Мазерати и что она нажимала на клаксон с такой силой и постоянством, как никогда раньше этого не делала.

29

Он на мгновение остолбенел, потом выпустил мое горло и отступил на шаг. Он закрыл глаза рукой от ослепляющего света. Я с трудом встал на колени и постарался восстановить свое дыхание. Это было очень трудно и очень болезненно. Он направился к двери, потом остановился около туалетного столика.

- Берегитесь! - простонал я, - вы окружены!

Но он сжимал мое горло с такой силой, что оно смогло издать еле слышный писк. Сам я, никак не мог восстановить хоть немного свои силы.

Он схватил мой пистолет. Я хотел бы убедить его, что убийство ни к чему хорошему его не приведет, но это было все равно, что стать перед взбесившимся бульдозером и читать ему правила уличного движения.

Пока он поворачивался, я бросился вправо, задыхаясь и стеная: по моей спине как будто били молотком. Он два раза нажал на спуск. Нужно быть замечательным стрелком, чтобы промахнуться на расстоянии в шесть метров по движущейся мишени, которая пытается ускользнуть от него. Обе пули вонзились в стену в то место, где находилась бы моя голова, если бы я стоял. Я быстро покатился по полу и скользнул под кровать. Покрывало кровати свисало почти до самого пола по всему периметру кровати. Он должен будет наклониться почти до самого пола, чтобы увидеть, где я нахожусь точно. Мой единственный шанс сыграет, если он приблизится к кровати. Если он подойдет достаточно близко, чтобы смочь приподнять покрывало, я смогу схватить его за щиколотки. Если он выстрелит наугад, он рисковал лишь ранить меня своими четырьмя оставшимися пулями. Следовательно, он должен целиться в меня наверняка.

Я слышал его шаги, пересекающие комнату, потом открылся какой-то шкаф и снова раздались его шаги, теперь приближающиеся ко мне.

Под кровать просунулась швабра и стала приподнимать покрывало. Так как он поднимал покрывало кончиком швабры, то оно, приподнимаясь как в театре, позволяло мне увидеть его ноги на расстоянии полутора метров от кровати. Слишком далеко, чтобы я смог схватить его за них.

Он подошел к подносу, лежавшему в стороне от кровати и нагнулся, чтобы посмотреть на меня. Он увидел меня, лежащего плашмя на животе, с протянутыми вперед руками, готовыми схватить его за ноги. Его лицо прояснилось. Он встал на колени и очень старательно, не торопясь наставил на меня мой автоматический .38.

Какой стыд, позволить убить себя собственным пистолетом! Это будет напечатано огромными буквами. Я отсюда уже видел их. Я видел также Ханрахана, читающего их: "ДЕТЕКТИВ, УБИТЫЙ СОБСТВЕННЫМ ПИСТОЛЕТОМ", видел его улыбающегося всеми зубами, со своей проклятой сигарой в губах. В тот момент, когда лежа плашмя на животе, я напрягал все свои мускулы, чтобы в отчаянном броске устремиться навстречу моему оружию, выражение удивления и испуга появилось на лице Хенли.

Это выражение испуга и удивления сменилось злобой, когда он понял то, что произошло с ним. Но уже было слишком поздно.

- О-о! Простонал он голосом почти неслышным.

Потом он упал вперед. Все девять сантиметров лезвия скальпеля вонзились в его затылок. Доктор Лион знала куда было бить и сделала это как опытный хирург.

30

Я перекатился через себя и вылез из-под кровати, потом встал на ноги. Мои колени дрожали.

Она обрезала веревку, которая привязывала ее к кровати. Он был совершенно мертв. Она положила свою изуродованную руку на его рот. Усилие, которое она произвела, когда сжимала скальпель для нанесения удара, открыли ее раны и теперь кровь ее текла на его рот и подбородок. Она издавала стоны, какие издает собака, которую раздавила машина. Я был просто болен от этого зрелища.

У входной двери зазвонил звонок. Я подошел к окну и выглянул наружу. На ступеньке перед входом стояла герцогиня: она держала в руке домкрат.

- Салют, - проговорила она.

- Салют.

Она показала на домкрат и спросила тоненьким голосом.

- Вам нужно это?

- Нет.

- Я спросила так, на всякий случай.

- Если вы сможете положить этот инструмент и быстренько подняться наверх, я буду вам очень благодарен.

Она старательно прислонила домкрат к стене.

- Не нужно, чтобы кто-нибудь споткнулся об него.

- Совершенно верно.

Я нуждался в ней, так как уход за истерическими женщинами не входил в сферу моей деятельности и я до смерти боялся любых истерик. Я считал, что лучший способ излечить от истерик, это ударить человека по лицу, но я не думал, что в настоящем случае это было бы целесообразно.

Когда герцогиня вошла, она на мгновение замерла, увидев Хенли. Потом она подошла, пристально глядя на рукоятку скальпеля.

- Он мертв, не так ли?

- Да.

- Вы знаете, это первый труп, что я увидела.

- Это еще лучше, чем парашютный спорт, а?

Она не ответила на мою реплику.

- Вы его убили?

Я показал ей на доктора Лион. Эта, умудрилась каким-то образом сесть на кровать и теперь ее ноги болтались с края кровати. Она смотрела на рукоятку скальпеля.

- Нет, - сказала она. Нет. Нет. Нет. Нет.

Снова начиналось.

Нет! Нет! Нет!

Она поднесли свои обе руки к лицу и стала царапать себе щеки, потом она упала на пол и стала на колени около Хенли. Прежде чем я успел помешать ей, она изуродованной рукой стала ударять о пол.

- Любовь моя, - стонала она. - Моя любовь, моя любовь, моя потерянная любовь!

Она упала на его тело и охватила его голову своими обеими руками. Кровь из ее обрубков текла на лицо Хенли. Вся сцена выглядела совершенно как в фильмах ужасов.

- Не позволяйте ей делать этого! - закричала Герцогиня. - Не позволяйте ей делать этого!

- Помешайте ей вы сами!

Герцогиня стала на колени и обняла докторшу.

- Все теперь кончено, дорогая, - сказала она. Все кончено, дорогая.

Совсем все не было кончено, но иногда существуют моменты, когда тон голоса значит даже больше чем слова. Что касается меня, то я не стал бы утешать женщину, которая сделала столько зла, которая убила своего верного и преданного ей мужа, как только Хенли щелкнул пальцами и отдал ей соответсвующее приказание.

Доктор Лион повернулась, уткнулась головой в грудь герцогини и разразилась душераздирающими рыданиями. Отлично. Хороший поток слез, это будет ей полезно. Она станет держать себя спокойнее, когда я отвезу ее в комиссариат Нью-Йорка.

Герцогиня похлопывала ее по щекам и говорила ей всякие слова, которые принято говорить в подобных случаях. Ей было совершенно наплевать, что ее платье замазалось в крови. Она крепко прижимала к себе докторшу, раскачиваясь вместе с ней вперед и назад, а когда она тоже стала плакать, я был совершенно ошеломлен.

Понемногу их истеричные рыдания стихли. Доктор Лион успокоилась. Я прошел через комнату и снял телефонную трубку. Я попросил телефонистку соединить меня с начальником полиции. Она соединила меня с его квартирой. Я слышал как шла телевизионная передача.

- Шеф Валкер.

- Говорит инспектор Санчес из полиции Нью-Йорка. Я должен заявить вам об убийстве.

- Это вы звонили раньше, сегодня вечером?

- Да.

- Почему же вы не попросили нашей помощи, прежде чем отправиться в ваше предприятие?

- Я не располагал достаточными доказательствами, чтобы получить мандат на арест.

- Это вы виновник убийства?

- Нет, это одна дама, здесь присутствующая.

- Хорошо, сейчас приеду.

Телефонная трубка была вырвана из моих рук и положена на вилку.

- Что вы тут затеваете, боже мой? - завопила она.

- Я заявил об убийстве.

- Вы действительно хотите ее задержать?

- Не я. Мы находимся в Пенсильвании. Это полиция Пенсильвании задержит ее.

- Отличное удовлетворение для вас, не правда ли?

- Послушайте. Главному комиссару послали два пальца, и один инспектор был уверен, что я на этом сломаю себе голову. Я выиграл дело. Я спас жизнь этой женщины. Вы отдете себе в этом отчет?

- А потом?

- А потом? Ну что ж, я вам это скажу. Все это будет фигурировать в моем послужном списке, больше ничего.

Она даже не слушала меня.

- Вы хотите сказать, что ее будут судить, потому что она убила его? Тогда, когда он собирался убить вас?

- Ее не осудят за это дело, это убийство в целях самозащиты. Главный судья не осудит ее после того, как я выступлю как свидетель.

- Тогда дайте ей убежать.

- Дать ей убежать? Но она должна быть судима в Нью-Йорке по обвинению в убийстве своего мужа.

- Вы не перестаете мне говорить о законах, но я посмотрела на ее лицо и на ее пальцы, и я понимаю, что она должна была пережить за эти последние дни и я говорю вам, что вы негодяй.

Я стал ей объяснять, что отлично знаю, что ей пришлось пережить. Почему же, к дьяволу, по ее мнению я проводил без сна, стараясь отыскать место, куда он запрятал ее? Что она воображала, что эта женщина не вызывает во мне жалости? И вместе с тем, моя работа состояла в том, чтобы довести ее до суда, где ее будут судить. Сам я никого ни сужу. Но она совершенно не дала мне говорить.

- Я... - начинал я.

- Посмотрите на нее! Но посмотрите же на нее, гнусное отродье флика.

Все же она заходила слишком далеко. Что касаеся докторши, я не старался смотреть на нее. Это разрывало мне сердце. Он убила человека, которого любила, человека, который татуировал ее, отрезал ей пальцы, заставлял позорить свою профессию, пренебрегая самыми святыми чувствами, заставил убить своего мужа, и теперь она в свою очередь плакала над ним! Я никогда не понимал женщин: могут пройти века, а она все равно останется для меня загадкой.

Герцогиня с нежностью и осторожностью хорошей сиделки поставила ее на ноги. Она заметила портфель Хенли и обследовала его содержимое. Потом она повернулась ко мне.

- У вас есть с собой топливо?

- Что?

- Сколько-нибудь денег?

- Около пятидесяти долларов. Что вы...

- Дайте их мне.

Я смотрел на нее с открытым ртом.

- Вы боитесь, что я не отдам их вам?

Я отдал ей деньги.

- Завяжите вашу руку: она кровоточит.

Я совершенно забыл о ней и теперь стал оборачивать ее бинтами. Я чувстовал себя как старший брат, у которого родился маленький братец. Я был достаточно велик, чтобы сам о себе заботиться.

- Теперь послушайте меня, - продолжала она. - Я увезу ее в Мексику. Я смогу достигнуть ее через три дня.

Зная ее манеру водить машину, я не удивился бы этому.

- У меня с собой есть все необходимые документы для получения любого кредита, - продолжала она. - В понедельник я куплю все необходимое. А в портфеле есть ампулы с морфием и снотворные порошки. Я буду держать ее большую часть времени усыпленной. В Мексике я знаю хорошего врача и спокойный, изолированный дом, который я смогу нанять. Этот дом находится на окраине Мехико сити, там меня знают и там будут скромны в своих вопросах. Когда она выздоровеет, она больше никогда не сможет оперировать, но она сможет делать там целую кучу дел под фальшивым именем. Она может работать по диагностике, по профилактике.

- Но, боже мой, что это вы тут рассказываете мне? Она совершила два убийства и вы хотите, чтобы я позволил ей бежать? Для того, чтобы вы стали героиней, а она доктором швейцаром женского рода? Теперь, когда я уже вызвал начальника полиции?

- Вам нужно только смотреть в другую сторону. Я совершенно не намерен смотреть в другую сторону! А потом, как я смогу доказать, что я нашел ее, когда ее здесь не будет? Ради бога, да подумайте вы хоть немного!

- Не будьте вульгарны и поцелуйте меня. Я посмотрел на нее. Она спасла мне жизнь. Самое меньшее, что я смогу сделать для нее, это дать ей взамен другую жизнь.

- О господи! - вырвалось у меня.

Я поцеловал ее. Она не сможет никого теперь целовать долгое время после этого поцелуя. Что касается меня, у меня не будет к этому никакой охоты. Никто в моих глазах не будет иметь никакой привлекательности.

- Я вам пришлю весточку из Мексики.

Я услышал вой сирены, который доносился со стороны Нью-Хопе.

- Торопитесь, вы сумасшедшая! - закричал я.

Я поднял докторшу на руки и был удивлен тем, какая она легкая и миниатюрная... Это было бы не слишком большей честью для полиции Нью-Йорка - посадить такую измученную женщину.

Я посоветовал герцогине захватить с собой две подушки и покрывало.

Она согласилась со мной и захватила также и сумку доктора Хенли. Я усадил доктора Лион на переднем сидении Мазерати, обложил подушками и прикрыл покрывалом. Ее рука по-прежнему кровоточила.

- Ну, отправляйтесь, - сказал я. - Вы сможете, когда проедете несколько километров сделать остановку, чтобы перевязать ей руку и дать снотворное. Возьмите направление на юг и езжайте медленно, пока вы не выедете из пределов Пенсильвании.

Она села за руль и застегнула оба пояса безопасности.

- Хорошенько берегите мою машину, - сказал я ей, - делайте профилактику через каждые семьсот километров.

- Знаете, - сказала она, - если вам не надо будет делать что-нибудь особенно срочное здесь в течение этого месяца, и если вы окажетесь в Мехико сити, то можете проехать в "Мария Кристина" и бросить взгляд в тамошний бар. Вы рискуете там встретить меня. Я буду пьяна, но не очень пьяна, но все-таки пьяна. И я не буду отзываться ни на чьи предложения.

- Почему это?

- Я буду держать себя свеженькой, Пабло. Если вы меня попросите, я буду держать эту свежесть для вас.

- Согласен. А я займусь тем, чтобы разогреть вас.

Она квалифицированно сманеврировала, сделав полукруг на узкой улице.

Я смотрел на нее. Он повернулась на своем сидении, послала мне воздушный поцелуй и быстро отправилась в путь. Она переехала через маленький мост и исчезла с поля моего зрения. Пятнадцать секунд спустя, появились красные, мигающие огни полицейской машины.

Начальник полиции вышел из автомашины.

- Это вы, Санчес?

- Да.

Листья кустов освещались красным каждые три секунды.

- Пошли.

Мы поднялись наверх. Начальник полиции посмотрел вокруг.

- Где эта женщина?

- Она уехала.

- Вы, что, шутите?

- Она удрала на моей машине, пока я старался определить, жив или нет Хенли.

- Вот это да!

- Вы хотите знать ее описание?

- Да-а, - проворчал он разочарованным голосом. Это может пригодиться, не так ли?

- Ваше состояние мне кажется вполне обоснованным, шеф, - сказал я. Но в конце концов, как я мог знать...

- Дайте мне ее описание, да поподробнее, прошу вас.

Он принимал меня за совершенного болвана, и может быть не совсем не прав.

Я подробно описал ему свой Ольдс.

- Подождите, подождите...

Мы спустились вниз и подошли к его машине. Он включил радиопередатчик.

Я описал ему все детали. Я сказал ему, что задний стоп-сигнал имел разбитое стекло. Левое. Это не соответсвовало истине, но такие подробности доставляют большое удовольствие фликам.

Я описал женщину, как высокую блондинку, одетую в кашемировый пуловер оранжевого цвета и коричневые мокасины. Я подумал о герцогине, которая собиралась пересечь границу Соединенных Штатов Америки без ботинок, и с трудом удержался от улыбки.

- Она уедет недалеко, - сказал шеф.

Это он так думал.

- Полиция штатов должна прибыть сюда в течение четверти часа, добавил он. Они безусловно захотят задать вам несколько вопросов.

- Согласен. Здесь, в гараже имеется машина. Вы может быть, хотите ее осмотреть?

Я прошел в гостиную и растянулся на диване, подложив под голову скрещенные руки. Я чувстовал, что рука моя была мокрой и очень болела. Я встал и направился на поиски компресса и бинтов. Я сделал себе примочку. Рука моя была в отвратительном состоянии. Если бы здесь не замешалась доктор Лион, герцогиня могла бы сделать мне отличную перевязку. К тому же, в перспективе, у меня был бы чудеснейший вечер и ночь. Я со злостью оторвал большой кусок бинта и замотал руку поверх примочки. Все, что я делал, причиняло мне сильную боль.

Я снова растянулся на диване и посмотрел на свои часы. Но я забыл их своевременно завести и они остановились на девяти часах тридцати минутах.

Ханрахан должно быть крепко спит сейчас. Одним из последних удовольствий которые мне остались, будет разбудить его. Завтра они опубликуют результаты следствия о прошлом Хенли. Он обнаружит все, что я уже обнаружил.

Но они не смогут доказать, что пальцы принадлежали именно доктору Лион и что именно их послали главному комиссару. Однако ж они смогут сличить их отпечатки и ее отпечатки в ее квартире, а также сравнивая с теми, которые остались на рукоятке скальпеля.

И они будут убеждены: что я не выполнил своего долга, дав ей возможность удрать. И они будут правы.

Другими словами говоря, предчувствия Ханрахана сбылись. Я проиграл по всей линии.

Но они совершенно игнорировали присутствие герцогини. Я старательно со всех сторон обдумал этот вопрос. Я совершенно не мог представить себе, каким образом они могут обнаружить ее присутствие и связать его с бегством доктора Лион. В случае необходимости они могли бы многое узнать, если начали бы расспрашивать фликов, которых я попросил эскортировать Мазерати. Но если флики вспомнят, то сообщат, что номера и удостоверение было выписано на мое имя. Дело шло о простой слуайности, но ситуация может сложиться таким образом, что мне будет трудно объяснить как я мог пользоваться сразу двумя машинами.

Но все это расследование займет у них три, или четыре дня. А они к тому времени будут уже в Мексике.

Теперь, когда я чувствовал, что смогу без помех в скором времени прижаться своим рылом к лицу герцогини, мне стало спокойнее. Она скоро будет находиться на другом полушарии. И даже, если она и задержиться в нашей стране, она будет так же неуловима для полиции, как кошка, охраняющая своего больного котенка.

Я снял телефонную трубку и позвонил Ханрахану. Он ответил. Как обычно, недовольным тоном.

- Ну, что?

Никогда не вызывают инспектора полиции далеко за полночь, чтобы сообщить ему радостную весть.

- С вами говорит инспектор Анчес, сэр.

- Где вы находитесь, черт возьми?

- В Пенсильвании, сэр.

- Вас плохо слышно, Санчес. Не вешайте трубки.

Я слышал как он что-то двигал: он искал спички. Потом он выругался, откашлялся, плюнул, откусил зубами кончик сигары и зажег ее. Он приготовился к этому неожиданному разговору.

- Санчес.

- Я не вешал трубки, сэр. Одно из удовольствий нашего существования состоит в том, что с вами нельзя спорить:

- Что? Вы пьяны? Вы производите на меня впечатление пьяного человека.

- Нет, сэр.

- Но я приказал вам.

- Да, сэр.

- Эта маленькая небрежность испортит ваш послужной список.

- Полегче на поворотах, сэр.

- Санчес, вы пили.

- Нет, сэр. Я очень комфортабельно растянулся здесь на диване и послушаю вас с величайшим вниманием.

- Вы должны найти эту женщину, или вас выгонят с работы. Главный комиссар требует вашу голову на подносе. Газеты во всю говорят об этой истории и злословят на наш счет. Вы меня хорошо понимаете?

- Да, сэр. Сэр, я очень хотел бы, чтобы вы уведомили главного комиссара, что он больше не будет получать посылок с пальцами.

- Что?

- Я ее нашел.

- Вы ее НАШЛИ?

Эмоции, выразившиеся в его голосе я буду долго вспоминать с особенной нежностью.

- Да, сэр.

- Живой?

- Да.

Я мог держать пари, что он был почти залит слезами, но скоро он снова начнет улыбаться. Этот момент я хотел бы, насколько возможно, отложить на более позднее время, но это было уже невозможно.

- Она убила кое-кого в отместку. Парня, который ее похитил и спрятал.

- Санчес...

- Я почти уже кончил, сэр. Ей удалось убежать и теперь полицейские этого края ищут ее и играют в прятки в кустах и в зарослях. Я через некоторое время, приблизительно через час, выеду отсюда. Они забрали мой пистолет.

- Почему?

- Этот тип дважды выстрелил в меня из моего пистолета. Это касается одной из полицейских процедур, о которой мне не хочется сейчас говорить.

- А каким образом он мог отобрать у вас ваше оружие?

- По причине существования у него страшной силы, по причине его подготовленности ко встрече со мной.

- Вы приедете сюда и объясните все происшедшее главному комиссару. Вы позволили женщине убежать, понятно? Надеюсь вы согласны с моим определением. И вы позволили парню отобрать у вас ваше оружие. И вы будете объяснять все это завтра утром, в девять часов... другими словами не в полдень. Вы меня слышите?

- Сэр, я прошу вас распорядиться, чтобы врачам оплатили их счета.

- Что? Это вы будете их оплачивать?

- Я организовал эту встречу с врачами, и это позволило мне узнать о Хенли и привело к нему и этой несчастной женщине без пальцев. Больше не будет пальцев в утренней почте главному комиссару, следовательно, ничего не нарушит утренний завтрак главного комиссара. Так что оплатите счета врачей.

- Санчес...

Последние инструкции. Скажите в Отделе по розыску пропавших лиц, что они могут списать эту женщину из их списков. А больше ничего не имеет значения. А завтра, точно в девять часов, больше ничего не означает. И вы знаете почему это?

- Вы...

- Ну что ж, я могу сказать вам, почему это больше ничего не означает. Я больше не буду работать на вас, инспектор. Завтра утром я освобожу свой письменный стол от моих вещей и у вас на столе будет лежать мое удостоверение и бляха. Что касается моего пистолета, то потрудитесь обратиться в полицию штата Пенсильвании. Что вы скажете о моем маленьком подарке среди ночи?

Он молчал.

- Надеюсь, я говорил достаточно ясно? - продолжал я. - Или точнее, вы смогли меня хорошо понять?

Он повесил трубку. Я последовал его примеру. Я сцепил пальцы за голову. Должен ли я позвонить по телефону своему другу, медицинской сестре, когда вернусь в Нью-Йорк? Чтобы посоветовать ей не терять времени на то, чтобы отправиться на аэродром Кеннеди? Это стоило сделать. Направление, которое примет теперь ее существование, будет зависеть только от нее, несчастная она жертва. Может быть, у нее появится желание поплакать в мой жилет, но я не очень-то люблю такого рода спорт. Я удовлетворюсь тем, что позвоню ей по телефону.

- Но кто же в конце концов, выиграл? Ханрахан? Да.

Главный комиссар? Совершенно безусловно. Никаких маленьких пакетов в его утренней почте.

- Доктор Лион? И да и нет.

- Я? Вот вопрос, на который сейчас мне очень трудно ответить.

- Герцогиня де Байяр? Да, мне кажется.

Большая загадка. Я встал и вышел из дома на улицу. Луна уже зашла. Я закурил сигарету и стал смотреть на темное, таинственное небо. Момент был подходящим для того, чтобы где-нибудь сесть, чтобы смотреть как поток устремляется к морю.