Памятник (роман)

4

Боевой крейсер «Рирга» совершал патрульный облет порученного ему сектора космоса. Его капитан Эрнест Доллман спокойно отдыхал в своей каюте, развлекаясь игрой с роботом-шахматистом. Он уже готовился загнать в угол ферзя робота — ход, внушавший некоторые сомнения, так как его робот был запрограммирован на случайные озарения и в любой момент мог действовать в диапазоне от идиотизма до гениальности. Поэтому капитан никогда точно не знал, является ли очередной «ляп» проявлением глупости или тонко задуманной ловушкой.

В этот критический момент в каюту постучался офицер-связист «Рирги». По его смущенному виду и быстроте, с которой он ретировался, Доллман понял, что в принесенном сообщении не содержится ничего хорошего. Офицер как раз осторожно прикрывал за собой дверь, когда взрыв капитанского гнева заставил его вернуться обратно с соответствующей скоростью.

Доллман злобно стучал по бумажке.

— Это послание от губернатора сектора?

— Да, сэр.

— Корабли нашего Флота не получают приказаний от чиновников, от политиканов, а равно от инженеров — утилизаторов отходов, собранных в портовых управлениях. Будьте добры известить Его Честь, что существует такая штука, как Главный Штаб Флота, который питает иллюзии, будто он обладает контролем над действиями своих кораблей. В данный момент я выполняю задание Командования, разумеется, третьестепенной важности, но тот факт, что я пересек кусочек управляемого губернатором пространства, не дает права губернатору сектора контролировать мое передвижение.

Офицер-связист порылся в кармане и вытащил оттуда диктофон.

— Если вы продиктуете ответ, сэр…

— Я уже сообщил вам суть ответа. Вы связист. Вот и связывайтесь. Надеюсь, вы в достаточной степени обладаете знанием языка, чтобы вежливо сообщить этому парню, что приказы военным кораблям отдаются только по флотским каналам. Вот так и поступите. И скажите коммодору Протцу, что я хочу его видеть.

— Да, сэр.

Офицер-связист вышел, ощущая некоторое нервное напряжение. Коммодор Протц постучался в каюту несколько минут спустя, ответил на мрачный взгляд Доллмана широчайшей улыбкой и уселся на стул.

— Как долго мы еще проторчим в этом секторе? — спросил Доллман.

Протц подумал.

— Грубо говоря, сорок восемь часов.

Доллман швырнул на стол радиограмму.

— На двадцать четыре часа больше, чем надо!

— Какие-нибудь неприятности в колониях?

— Хуже. Губернатор изволил потерять четыре разведывательных корабля.

Протц выпрямился, уже потеряв прежнюю улыбку.

— Ну и дела! Целых четыре? Послушай, у меня года через два-три должен быть отпуск. Извини, что не смогу тебя сопровождать, но отпуском я рисковать не собираюсь, даже ежели столько разведчиков потеряет не то что губернатор, а сам Канцлер.

— Дело даже не в том, что этот осел-губернатор умудрился потерять четыре разведчика в одном и том же месте, — продолжал Доллман, — а в том, что он набрался нахальства приказать мне отправиться на их поиск. Обрати внимание: приказал! Я решил сказать ему, что у нас в Космическом Флоте есть свой порядок действий по команде, но, боюсь, у него хватит времени, чтобы пробиться в Штаб и получить там такое распоряжение. Поскольку «Рирга» совершает рутинный облет, Штаб с удовольствием окажет губернатору такую услугу.

Протц потянулся к радиограмме. К тому времени, когда он кончил ее читать, улыбка снова заиграла на его губах.

— Могло быть и хуже. Мы можем обнаружить их всех вместе. Первым пропал У-439. Что означает литера У?

— Вероятно, это частный корабль. Другие принадлежат Исследовательской Службе сектора.

— Наверняка так. Этот У-439 пропал, и тогда они послали на поиски 1123-й. Затем послали 519-го разыскивать У-439 и 1123, а потом 1468-го искать У-439, 1123 и 519. Жаль, мы подвернулись. Теперь никто не узнает, сколько кораблей потерял бы губернатор, прежде чем понял, что валяет дурака.

Доллман кивнул.

— Странно, не правда ли?

— Думаю, повреждение механизма мы можем исключить. Эти разведчики — вещь надежная, и вряд ли способны лопнуть все одновременно подобно мыльным пузырям.

— Верно. Думаю, что в этом секторе определены координаты только одной пятой всех планет, а обследовали вряд ли одну десятую. А необследованные миры способны преподнести черт знает какие сюрпризы. Весьма вероятно, что мы найдем их всех на одной планете и что та самая причина, которая погубила первый корабль, воздействовала и на остальных. Отправляйся в картохранилище и попробуй определить район поисков. Может, нам повезет.

Двадцать четыре часа спустя Штаб Флота отдал «Рирге» официальный приказ, и она легла на новый курс. Протц разгуливал по рубке, весело посвистывая, и делал быстрые расчеты на трехмерной логарифмической линейке. Техники проверяли их на целой батарее компьютеров, но еле-еле успевали за Протцем.

Наконец он предъявил координаты, к чему Доллман отнесся весьма скептически.

— Я ведь просил район, а не одну звездную систему.

— Готов держать пари, мы их там обнаружим, — отозвался Протц. Он подошел к карте. — Этот У-439 радировал отсюда, пролетая. Очевидно, направлялся он вот сюда, а тут не более одной планеты, пригодной для обитания. Через пару дней мы можем с этим разделаться.

Доллман мрачно кивнул.

— И когда мы там окажемся — лучше сказать, если окажемся, — то помяни мое слово, я разберусь с тем, как Исследовательская служба этого сектора ведет свои работы. Если ты прав, то четыре разведывательных корабля стоят сейчас рядком на неисследованной планете, и никто из них не удосужился сообщить в свой штаб, где именно они находятся и чем заняты. Если бы так действовал наш Флот… — Капитан повернулся к Протцу. — Ты что, спятил? Пара дней, чтобы найти разведчиков? Ты слишком давно летаешь в космосе и просто забыл, что планета — это штука очень большая.

Протц жизнерадостно пожал плечами.

— Ты сам сказал: может, нам повезет.

Им повезло. Здесь была только одна планета, пригодная для обитания, а на ней только один континент, вытянутый в тропических широтах. На первом же витке они обнаружили четыре блестевших на солнце разведывательных корабля, которые стояли рядышком на лужайке, спускавшейся к морю.

Доллман тщательно ознакомился с записями различных предварительных наблюдений и чуть не взорвался.

— К тому времени, когда мы ляжем на прежний курс, наше опоздание составит около месяца, а эти идиоты просто решили взять отпуск и заняться рыбалкой!

— Все равно придется садиться, — сказал Протц, — сверху ничего не определишь.

— Конечно, придется, но не раньше, чем будут соблюдены все правила посадки на неисследованных планетах. И после выполнения каждого этапа будем звонить в Штаб, сообщая, что сделали и что собираемся сделать. На случай, если нас придется спасать. Нам потребуются оправдания, если с нами произойдет что-то вроде того, что произошло с остальными кораблями.

— Верно, — согласился Протц. — Мы сядем, но по всем правилам.

Доллман все еще рассматривал пленки.

— Смотри, какой пейзаж, — сказал он, улыбаясь. — Когда покончим с этим делом, наскипидарим этим разведчикам задницу и отправим домой, я сам тут немножко порыбачу.

Протц скомандовал приступить к процедуре посадки, соблюдая все правила, установленные для неисследованных планет, но после того как он выполнил половину визуальных и инструментальных тестов, Штаб вмешался и приказал им садиться немедленно.

Протц прочел приказ с удивлением.

— Кто же там сидит — в этом частном разведчике? Племянник конгрессмена Федерации по женской линии?

— Да уж не меньше, — согласился Доллман.

— Будешь опротестовывать приказ?

Доллман покачал головой.

— В этом споре мы вряд ли победим, ну а что, если пока мы будем спорить, там внизу что-нибудь произойдет? Там, надо полагать, сидит здоровенная шишка, раз ради него готовы рисковать боевым кораблем.

«Рирга» мягко опустилась в тысяче метров от берега и кораблей-разведчиков. После взятия рутинных проб специальный прибор тщательно исследовал посадочную площадку. Затем Протц вывел патруль, чтобы осмотреть разведывательные корабли под неусыпным наблюдением артиллеристов «Рирги».

Доллман, стоя на трапе, ожидал их возвращения.

— Никаких признаков аварии, — отрапортовал Протц. — Похоже, разведчики сели, их команды вышли наружу и бросили корабли.

— Извести Штаб, — приказал Доллман. — Если хочешь знать, что я думаю, то или мы имеем дело с чем-то очень простым, или на нас свалилась самая загадочная история космоса.

Протц вернулся в рубку, а Доллман спустился по трапу и отправился к пляжу, жадно вдыхая морской воздух.

— Как здесь волшебно — шептал он про себя. — И почему я так долго ничего не знал об этом мире?

Его офицер-связист неотрывно следовал за ним, неся в руках портативный передатчик. Он был явно оскорблен тем, что офицер Космического Флота осуществляет руководство военной операцией черт знает откуда, а не из командирской рубки.

— Коммодор Протц, сэр, — доложил он.

Доллман, наслаждавшийся видом моря, даже головы не повернул. Только буркнул:

— Ладно, послушаем его.

Связист недовольно сказал:

— Говорите, сэр, — и повернул рацию в сторону Доллмана.

— Туземная деревня недавно брошена, — доложил Протц. — Я бы рекомендовал собрать все патрули в кулак и продолжать двигаться в том же направлении. Если дикари захватили команды разведчиков, значит, у них достаточно оружия, чтобы опрокинуть наши патрули, внезапно напав на них.

— Так и сделайте, — ответил Доллман.

Он гулял по пляжу до тех пор, пока не достиг одного из часовых, расставленных вокруг корабля по периметру. Связист, все еще следовавший за ним, внезапно снова обратился к нему:

— Сэр, мы обнаружили туземца.

— «Рирга» вполне способна справиться с одним туземцем без того, чтобы беспокоить своего командира, — небрежно ответил Доллман.

— Можно сказать, это он нашел нас, сэр. Он прошел через оцепление, и никто из наших его не заметил. Сказал, что хочет говорить с капитаном.

— Хочет говорить… А на каком языке?

— Он говорит на галактическом, сэр. Они спрашивают, что с ним делать?

— Думаю, нам следует притвориться, что принимаем его за большую шишку. Пусть подготовятся к приему по всем правилам. Коммодора Протца уже известили?

Офицер-связист покраснел от возмущения.

— Коммодор Протц говорит, что это наверняка местный егерь, который явился с жалобой, что команды разведчиков рыбачат без лицензии.

Доллман вернулся к «Рирге» и натянул на себя парадную форму, украшенную рядами орденских ленточек. Затем он отправился на капитанский мостик, чтобы полюбоваться на туземца с помощью аппаратуры внешнего наблюдения, прежде чем встретиться с ним лицом к лицу. У юноши было умное лицо, а внешне он выглядел почти образцом мужской красоты, хотя и носил всего лишь набедренную повязку из какого-то непонятного материала. Если он и нервничал перед встречей с капитаном «Рирги», то ничем этого не обнаруживал.

Вошел Протц и спросил:

— Готовы, сэр?

— Решил посмотреть на этого туземца, — ответил Доллман. — Очень странно, что на такой Богом забытой планете мы наткнулись на людей, не правда ли? Затерянные колонии, забытые в результате войн или катастроф, излюбленная тема киношников, но я еще не слыхал, чтобы их кто-нибудь встретил в натуре.

— Эта планета слишком далека отовсюду для забытой колонии, — заметил Протц.

— Насчет этого не знаю. Историки считают, что из древних поселений, связанных с первым периодом колонизации, ничего не сохранилось, но ведь какой-нибудь корабль действительно мог сбиться с курса и основать тут свою колонию. Или здесь приземлилась частная экспедиция, а потом не смогла или не захотела вернуться домой. Ее оборудование износилось, корабль разобрали на металл, так как колонисты не нашли залежей железа или забыли, как надо его добывать и плавить. Потомки вполне могли превратиться в настоящих дикарей — вот таких туземцев, как эти. Ты известил Штаб? Тогда пошли поговорим с ним.

Доллман важно прошествовал по трапу и, когда подошел к сооруженному тенту, заметил, что матросы из почетного караула еле удерживаются от смеха. Ему и самому с трудом удавалось сохранять серьезность в сложившейся ситуации. Флотский капитан в полной парадной форме со всеми церемониями встречает дикаря в набедренной повязке — такое несообразное зрелище, что вполне может войти в анналы истории. Палатку соорудили из занавесей, позаимствованных в кают-компании, и расположили в тени деревьев вблизи от корабля. В центре палатки стояли стулья и стол для заседаний, которые выглядели весьма странно в этом лесном окружении, но Доллман надеялся, что на туземца это произведет приятное впечатление и будет способствовать созданию добрососедских чувств.

Почетный караул взял винтовки на плечо, как только Доллман приблизился к тенту. Туземец стоял совершенно спокойно, окруженный радостно улыбающимися офицерами. Доллман бросил на них суровый взгляд, и их улыбки тут же слиняли.

Туземец сделал шаг вперед, чтобы приветствовать капитана.

— Приветствую вас. Мое имя Форнри.

— Капитан Доллман, — ответил офицер. Он вытянулся в струнку и отдал честь по всей форме. Затем отступил в сторону и сделал рукой приглашающий жест. Один из офицеров открыл дверь, ведущую в палатку. Форнри прошел внутрь и повернулся лицом к следовавшим за ним Доллману и Протцу.

Он не обратил внимания на предложенный ему стул и, продолжая стоять, обратился к Доллману с изысканным достоинством.

— Моя печальная обязанность заключается в том, чтобы объявить вам, что вы и вся команда вашего корабля арестованы, — заявил он.

Доллман тяжело опустился в кресло. Пустым взглядом он окинул Протца, который подмигнул ему и улыбнулся. Туземец говорил спокойно и твердо, но офицеры, стоявшие у входа, так и зашлись от хохота.

Полуголый дикарь, у которого, кроме тупого копья, ничего нет, заявляется сюда и объявляет «Риргу» арестованной! Шуточка, которую они будут пересказывать десятки раз, если, конечно, найдется кто-либо, кто в нее поверит!

Доллман рявкнул сердито:

— Отставить! Дело серьезное! — Хохот смолк. Доллман взглянул на Форнри. — И по каким же обвинениям?

Туземец стал спокойно перечислять:

— Вы совершили посадку вне специального иммиграционного пункта, не получив на то официального разрешения. Посадка совершена в закрытой зоне. Нарушены таможенные и карантинные правила. Вы подозреваетесь в контрабанде. Далее, вы носите оружие, не имея разрешения на то соответствующих властей. Будьте добры следовать за мной к месту вашего заключения.

Доллман снова обратился к своим офицерам.

— Будьте добры прекратить свое идиотское хихиканье! — рявкнул он. Ухмылки тут же исчезли.

— Этот человек представляет местные власти, — продолжал капитан. — Если отсутствуют особые причины, военный персонал подчиняется гражданским властям. — Обращаясь к туземцу, капитан спросил: — У вас есть центральное правительство?

— Есть, — ответил тот.

— Команды разведывательных судов вы тоже держите в заключении?

— Разумеется.

— Могу ли я получить разрешение связаться с моим начальством и сообщить ему об этих обвинениях?

— На двух условиях. Все оружие, которое вынесено с корабля, будет сдано и конфисковано. Никому, кроме вас лично, не разрешается вход на корабль.

— Могу ли я рассчитывать на немедленное судебное разбирательство?

— Разумеется.

Доллман повернулся к Протцу:

— Прикажите людям сложить оружие там, где укажет этот человек.

— Вы шутите! — вскричал Протц, и в его голосе прозвучали отчетливые истерические нотки. — Что нам мешает вернуться на корабль и улететь?

— Может, и ничего, — ответил Доллман, — но несколько сот независимых миров впадут в бешенство, когда узнают об этом. Обязательства Федерации по отношению к любому независимому миру зафиксированы во множестве документов.

Доллман открыл дверь в ограждении и вышел. Обернулся к Протцу и повторил:

— Прикажите людям сдать оружие там, где укажет этот человек.

Судебное заседание состоялось на живописном склоне холма, спускавшемся к морю. На склоне толпилось множество туземцев, причем по их виду можно было заключить, что никто из них не понимает, что такое тут происходит. Внизу, за чем-то, что подозрительно напоминало огромную продолговатую тыкву, сидели судьи — девушка и двое мужчин. Кресла, предоставленные защите и обвинению, были тоже сделаны из тыкв. Доллман нашел свое кресло столь удобным, что решил постараться купить его после заседания.

Вердикт, конечно, был предрешен. Не только это, но и вся медленно разворачивающаяся сцена суда производила впечатление плохой пьесы, разыгранной очень плохими актерами-любителями под руководством спятившего режиссера. Нелепые перепутанные реплики. От защиты, видимо, вообще ждали, что она будет глухо молчать, так как любой ее вопрос или замечание вызывали полное недоумение со стороны суда и обвинения. Туземец Форнри — офицер, производивший арест, — сейчас фигурировал в качестве главного обвинителя. К юной девице — главному судье — он то обращался со словами «Ваша Светлость», то, вероятно, позабыв об этом, звал ее просто Даллой. Помощник Форнри — Бану — проспал все время заседания, но когда обвинение или суд начинали путаться в судебной процедуре, Форнри пихал его в бок, шепотом задавал вопрос и после долгого раздумья шепотом же получал ответ.

Чуть в стороне и немного за спиной судей сидел туземец по имени Ларно. Рядом с ним висел кусок плетенки, обильно покрытый влажной глиной. Когда Доллман увидел это приспособление, он толкнул своего защитника — юного корабельного юриста, лейтенанта Дарнсела — и шутливо сказал: «Вот и секретарь суда». Капитан лишь слегка ошибся: функции Ларно состояли в том, чтобы подсчитывать сумму наложенных штрафов.

Лейтенант Дарнсел не питал особых иллюзий в отношении приговора, равно как и капитан Доллман, но поскольку он все равно должен был присутствовать на заседании, то постарался извлечь из него как можно больше удовольствия. Он проявил глубокое понимание сути театрального искусства и талант импровизатора, о чем Доллман раньше не подозревал. Наигранное возмущение, с которым он вскакивал с места, крича «Возражаю!», представляло собой в высшей степени драматическое зрелище.

Туземцы в этом случае обнаруживали признаки явного испуга, чего Доллман никак не мог понять. Ведь до сих пор они с легкостью отбивали все доводы лейтенанта Дарнсела.

— Обоснуйте ваше возражение, — наконец сказала главный судья.

— Мы не признаем ни одного из ваших обвинений. Ни намеренного нарушения правил посадки, ни уклонения от уплаты пошлин, ни посадки на запретной территории, поскольку вы не информировали суда, готовившиеся к приземлению, о том, каковы у вас правила на этот счет.

Обвинение и суд слушали лейтенанта с все возрастающим беспокойством.

А Дарнсел продолжал:

— Вы обязаны информировать корабли, идущие на посадку, а раз это не было сделано, значит, вы виновны в халатности, в связи с чем вся ответственность перекладывается на ваши плечи.

Суд обменялся растерянными взглядами.

— Есть ли у знаменитейшего адвоката этой планеты какие-либо комментарии по этому поводу? — спросила главный судья.

Форнри опять бросился к спящему Бану, который, по прошествии некоторого времени, что-то прошептал ему. Форнри кивнул, встал и смерил лейтенанта взглядом с головы до ног.

— Будьте добры поведать суду о том, какие шаги предприняли вы, чтобы получить нужные вам сведения о наших правилах, предъявляемых кораблям, идущим на посадку.

— Мы воспользовались СКК — Стандартным Коммуникационным Каналом, как то требуется от всех кораблей, подходящих к планете. Согласно этим правилам, таковая планета должна передать по радио свои правила на общем для всех планет галактическом языке и сообщить по тому же СКК, как должен поступить корабль, чтобы получить разрешение на посадку. Вы этого не сделали, а следовательно, проявили небрежность, заслуживающую серьезного наказания.

Форнри снова проконсультировался с Бану и спросил:

— А где сформулированы правила, о которых идет речь? Где они записаны? Мы суверенный мир. Кто может от нас чего-то требовать?

— Они содержатся во всех международных договорах и во всех соглашениях по вопросам торговли и коммуникаций, — ответил Дарнсел.

— Но мы не участвуем ни в подобных договорах, ни в подобных соглашениях.

Дарнсел задумался, устало пожал плечами и буркнул под нос «Touche» [задет (фр.)]. Сделав несколько шагов к своему стулу, он остановился и снова обратился к Форнри:

— Вы не возражаете, если я проконсультируюсь с вашим Сводом Законов?

На лице Форнри отразилось полное непонимание происходящего, но он вежливо ответил:

— Ни в малейшей степени.

Дарнсел подошел к Бану, и они обменялись шепотом несколькими фразами. Все это время суд с удивлением следил за их действиями. Дарнсел, закончив разговор, адресовался к суду:

— Больше вопросов не имею.

Первый судья сказала:

— Не угодно ли секретарю суда подсчитать общую сумму штрафов?

— Разумеется, Ваша Светлость, — отозвался Ларно. — Пять случаев приземления вне Иммиграционного пункта и без официального разрешения. — Он обернулся к Доллману и Дарнселу и сказал извиняющимся тоном: — Имеется в виду по одному случаю на каждый корабль.

Все внимательно следили за тем, как он пишет на «доске», а когда он кончил, Дарнсел с воплем разочарования вскочил на ноги. Теперь он уже не играл.

— Сто двадцать пять тысяч кредитов! — возопил он.

— Следующее обвинение, — сказала судья.

Дарнсел застыл с жалобно протянутыми руками. Форнри не обращал на него ни малейшего внимания.

— Следующее обвинение, Ваша Светлость, это «Умышленное уклонение от уплаты таможенных пошлин и карантинных сборов». По этой статье, на которую приходится примерно одна пятая всех наглых и умышленных действий обвиняемых, проходит и нарушение суверенности нашей территории, совершенное боевым космическим кораблем Галактической Федерации Независимых Миров…

Дарнсел все еще разыгрывал свою драматическую пантомиму, но ни суд, ни обвинение не придавали этому ни малейшего внимания. Да и на вынесенный приговор это влияния тоже не оказало.

Когда они шли с судебного заседания в сопровождении толпы туземцев, державшихся на почтительном расстоянии, Дарнсел сказал:

— Мне приходилось слышать о пиратах, сэр! Да и в делах о шантаже у меня есть кое-какой опыт. Но это! Полмиллиона кредитов в виде штрафов! Слов у меня нет, чтобы обозвать такую проделку!

Доллман философски ответил:

— Они сбросили тридцать тысяч, чтобы «округлить» цифру, спасибо и за это.

— Правительство не заплатит столько. Мы тут сгнием, сэр.

— Заплатит, — сказал Доллман уверенно. — Придется, чтобы избежать международных осложнений.

— Да где они возьмут такие деньги, сэр? Из нашей зарплаты за все будущее столетие?

— Вряд ли. Нам отдали приказ сесть немедленно, и мы его выполнили. Если оплата произойдет из чьих-то карманов, то это будут не наши. А о чем вы говорили с мальчишкой, который играл роль Свода Законов?

— Я спросил его, в каком возрасте происходит возмужание подростков в этом мире. Все судьи показались мне подозрительно юными… Я даже подумал, не послужит ли это основанием для отмены приговора.

— И что же вы выяснили?

— Мне было очень трудно заставить его понять, о чем я спрашиваю, но потом он объяснил мне, что все зависит от индивидуального решения: каждый сам решает, когда он становится взрослым. Дальше я расспрашивать не стал. А что будете теперь делать вы?

— Свяжусь со Штабом и запрошу инструкций, — сказал Доллман, криво улыбаясь. — Да, такое может случиться только в раю.