Паноптикум Города Пражского

Panoptikum hříšných lidí

© Jiri Marek, 1971

СОЛНЕЧНЫЕ ВАННЫ (Перевод И. Ивановой)

Труп обнаружили уже под вечер. Сообщили в полицию, полицейские тотчас явились и вызвали детективов из центрального угрозыска. Однако пока те прибыли на конечную остановку двадцать первого трамвая и затем поднялись по лесистому склону среди садов и вилл к месту происшествия, уже совсем стемнело.

Спотыкаясь в потемках, пан Мразек и пан Бружек тихо чертыхались. Были они уже в летах и терпеть не могли подобных экскурсий. В самом деле, мотаться в темноте по незнакомой местности - занятие не из приятных.

Такая глухомань словно нарочно создана для того, чтоб здесь убивали, - заявил наконец пан Мразек, немного переведя дух на повороте тропинки.

Не понадобится и убивать, - уточнил, пыхтя, пан Бружек. - Тут сам по себе запросто отдашь концы.

Уж такой у нас участок, - с гордостью в голосе подтвердил местный полицейский. Ему было приятно, что господа из угрозыска на собственном опыте смогли оценить, сколько приходится пролить потов на этих холмах, прежде чем дослужишься хотя б до маленького повышения. - Вам удобнее было бы доехать до Крчи, а после вверх к Льготке, но это малость в стороне. А вообще здесь живет шикарная публика, кое у кого и автомобили есть.

Господа детективы невольно вспомнили про автомобиль, имевшийся в их отделении, да только роскошь разъезжать на нем они могли позволить себе лишь в том случае, когда с ними ездил сам пан советник Вацатко. А сегодня инспектор Бружек решил покамест не тревожить старика в столь поздний час. Бог весть что там стряслось, надо сперва поглядеть самим.

И вот они на вершине холма. Здесь было посветлее; они свернули с неширокой дороги, соединявшей, очевидно, подъезды к садам и виллам, и остановились перед высокими чугунными воротами, которые, говоря языком протокола, вели к месту преступления.

Вилла была новая, причудливой архитектуры: ее увенчивал огромный стеклянный купол, светившийся в лунном сиянии.

- Это, видать, обсерватория, - понимающе произнес пан Мразек.

Солярий "Солнце - дает - здоровье".

- Чего-о?- возмущенно протянул пан Мразек.

- Название у этой виллы такое, прошу прощенья, - пояснил местный страж порядка и распахнул ворота.

- Убийство в солярии, - пробурчал пан Бружек. - Вот пан советник удивится-то и вытаращит глаза!

А пока удивлялись и таращили глаза оба детектива. Полицейских сюда собралось - не протолкнуться. Для здешнего окраинного квартала убийство было делом непривычным, и все, кто смог, привалили сюда.

Господа детективы первым делом прошли в странное круглое помещение на нижнем этаже со множеством дверей; полицейский повел их далее на второй этаж под стеклянным куполом. Здесь горела одна лампочка, слабо освещая два ряда топчанов, разделенных деревянной перегородкой. На крайнем топчане лежала фигура, закрытая простыней.

В углу двое в белых халатах, мужчина и женщина, с волнением ожидали чуда от господ детективов в темных котелках.

Между тем пан Мразек и пан Бружек не думали творить чудеса, они собирались лишь все осмотреть и утром доложить о том, что смогли выяснить, своему шефу. В глубине души, на самом ее донышке, они, правда, лелеяли робкую мысль - которую, разумеется, и не помышляли высказать вслух, - что было бы замечательно сообщить при этом пану советнику, как бы между прочим, что убийцу нашли и он может быть доставлен по первому же приказу. Да, такое они могли бы доложить лишь в случае, если б им крупно повезло. Тем не менее они не отказывались от своей надежды, хотя и не подавали вида.

- Старший полицейский Гвиждяла... - раздалось у них за спиной, и оба вздрогнули от громового голоса. - Докладываю, что присутствующий здесь управляющий солярия пан Шульц вызвал нас, потому что обнаружил мертвую женщину, и присутствующая здесь жена управляющего, пани Шульцова, подтвердила, что сегодня в шесть часов вечера, когда они закрывались, на одном топчане осталась лежать женщина. И вот она, то есть пани Шульцова, присутствующая здесь, в углу, подошла поближе... Остальное она объяснит лично. Пани Шульцова, прошу вас!..

Женщина в белом халате громко вздохнула и после столь торжественного и строгого представления просеменила на неверных ногах на середину просторного помещения.

Пан Бружек и пан Мразек поблагодарили усердного старшего полицейского и сказали, что сперва осмотрят погибшую.

Это была женщина средних лет, довольно красивая, казалось, она спала, только вот на лбу у нее была круглая ранка, слегка окровавленное маленькое отверстие.

Местный участковый врач, прибывший с саквояжем для освидетельствования погибшей, отозвался неуверенно:

- Ваш врач объяснит вам все лучше меня, но я скажу, что эта дама умерла несколько часов назад. Никогда бы не подумал, что от пули может быть такая чистая рана.

- Да, рана хорошая, - согласился с ним пан Мразек, - но навряд ли это пулевое ранение.

Он осторожно приподнял голову мертвой. Подушка была без единого пятнышка крови, пуля не прошла насквозь, не вышла через затылок.

Пан Бружек повернулся, прикидывая, откуда стреляли. Возможно, из-за перегородки, разделявшей солярий на женскую и мужскую половину. Стрелять могли через эту перегородку, стрелявший мог стоять на топчане по ту ее сторону. Пан Бружек поднял взгляд выше, но там было уже стекло, за которым мерцали первые звезды.

- Итак, пани... гм.. Шульцова, как все произошло? Когда вы услышали выстрел? - спросил пан Мразек.

- Я, с вашего позволения, ничего не слышала, - сказала пани Шульцова тихо, но твердо, - я тут не все время нахожусь.

- А ваш муж?

- Я тоже ничего не слышал, - пробурчал он откуда-то сбоку.

- Вы тоже здесь не все время... Ладно... Кто же слышал выстрел?

Никто не ответил.

- Но кто-то должен был его слышать, а? - повторил Бружек. - Здесь же были люди!

Видать, не слыхали, - снова пробурчал пан Шульц. Пан Мразек поглядел вокруг:

- Где стоял топчан? Там же, где и сейчас?

- Да, - ответила пани Шульцова.

- А почему он стоит неровно?

- Он стоял ровно! - отрезала пани Шульцова.

- Но теперь стоит неровно! Кто его трогал?

- Может, мы сдвинули, когда поднимали ее, - снова забурчал откуда-то сбоку муж пани Шульцовой.

- Вы поднимали ее? Зачем? Может, вы вообще ее перенесли?.. - возмутился пан Бружек.

- Мы, это, сперва стали ее будить, я то есть, - принялась объяснять пани Шульцова, - а когда увидела, что она не шевелится, то сняла у нее с лица простыню... Пресвятая дева, меня как громом шибануло...

- Минуточку! Лицо у нее было закрыто? Почему?

- Загорающие закрывают лицо от солнца, а вся она была только чуточку прикрыта.

Пан Мразек приподнял угол простыни: она была прострелена насквозь.

- Покажите, как именно лежала простыня.

Пани Шульцова подошла к погибшей, глаза ее смотрели с ужасом Она попыталась натянуть простыню ей на лицо, но рука ее дрожала.

- Кто находился здесь, кроме этой дамы?

- Нынче посетителей много приходило, - глухим голосом отозвался пан Шульц. - К вечеру, само собой, народ схлынул. А эта дама пришла... Мы ее знаем, она наша постоянная посетительница, пани Винтрова, ходила к нам, почитай, весь месяц... Дама эта, значит, пришла после обеда, около двух. Ну и легла на солнышке... А после спустилась вниз - отдохнуть в тенечке, это я точно знаю, и снова сюда вернулась; наверху-то жарко, вот дамы и господа и отдыхают в холодке... Ну а она тут, наверху, и осталась... Заснула, видать.

- Навеки, - мрачно резюмировал пан Бружек. Пан Мразек поднял голову:

- Никто из вас не слышал выстрела? Но она была убита здесь, в этом помещении. Странно, не правда ли? А? Мне лично это кажется странным и даже очень!

Под сводами солярия воцарилась тишина. Полицейские смотрели на супружескую пару в белых халатах.

- Кто находился в солярии, кроме этой... этой убитой? Сообщите точный перечень всех, кто тут был, ясно?

Пани Шульцова кивнула, а муж прогудел:

- Мы что, всех их знаем, что ли?

- У вас где-нибудь записаны их имена?

- С чего бы мы стали их записывать? Разве люди сообщают свои имена, приходя, скажем, в купальню? А у нас солярий. Кой-кого знаем, а многих и нет...

Оба детектива переглянулись. Н-да, не похоже на то, что они, докладывая пану советнику об убийстве, сразу же обрадуют его, преподнеся ему и виновного на блюдечке... Дело будет посложней. И вообще, все здесь, в солярии, чудное... И сама эта парочка.

Пан Мразек поспешил к телефону. Ничего не попишешь, надо вызывать полицейского врача, фотографа, всю их команду из отделения, расследующего убийства. Пан Бружек пока что потолкует с женой управляющего, а он перепишет клиентов, кого они знают. Со всеми этими делами легко не разделаться.

Когда поздней ночью оба детектива покинули причудливую виллу и, спотыкаясь о корни деревьев, пробирались почти на ощупь среди вилл и садов по зеленому склону Подоли, пан Бружек вздохнул:

- Я полагаю, старика будить не стоит, но и утром его тоже особо нечем будет порадовать.

Пан Мразек, у которого ко всем неприятностям еще и ботинки жали, невесело добавил:

- Мы ббльно много о себе думали!

И оба глубокомысленно умолкли, задумавшись об одном и том же - что напрасно они мечтали принести пану шефу преступника, словно зайца в зубах.

Пока что им определенно были известны лишь имя и фамилия погибшей, а также то странное обстоятельство, что никто из персонала - надо думать, из клиентов тоже - ничего не слышал. Далее, что погибла женщина от прямого пулевого попадания, а из побывавших сегодня в солярии они знали имена лишь четверых, ну и примерное их местожительство.

Затем было установлено, что топчан, на котором загорала погибшая, был сдвинут с места и лишь после долгих препирательств супруги Шульцовы поставили его так, как он стоял первоначально. Остальные топчаны тоже оказались сдвинуты, и пани Шульцова утверждала, что упала на них в ужасе, обнаружив, что пани Винтрова мертва. В доказательство она все время порывалась показать синяк на ноге.

Убийца, несомненно, расправился со своей жертвой непосредственно в солярии, где ее и обнаружили: почти нереально, чтоб он принес труп откуда-то. Единственно вероятное время совершения убийства - то, когда все остальные клиенты ушли и она находилась здесь одна. Если, конечно, в тот момент, когда посетители покидали солярий, пани Винтрова была еще жива...

Обсудив эти детали, пан Бружек заявил, что надо бы перекусить: ему вдруг захотелось отведать супчика из рубцов. Ложиться спать было уже бессмысленно, не говоря о том, что все равно он не заснул бы. И младенцу было ясно, что о происшествии он ничегошеньки не знает, а шеф, естественно, не младенец, чтобы сразу этого не понять.

Пан Мразек поддержал своего коллегу и взял к тому же двойную порцию рома в надежде, что ром поспособствует работе мысли. После рома он заявил, что еще не все потеряно, из-за темноты они ведь даже толком все не разглядели. И о самой пани Винтровой они ничего не знают и потому не могут и предположительно назвать тех, кто был заинтересован в ее смерти.

- Проклятуще трудное дело! Что бы взять и запросто распутать любое запутанное происшествие! Нет ведь! Всегда одно и то же: пока не набегаешься - ничего не выяснишь.

После супа они заказали еще по рюмке и отправились в дирекцию полиции, где составили рапорт на имя пана советника Вацатко. На рассвете пан Мразек пошел по адресам клиентов солярия, а пан Бружек вернулся на виллу, чтобы при дневном свете поглядеть - не обнаружится ли где кончик ниточки, потянув за которую можно будет распутать клубок. Пан Мразек прихватил с собой пана Боуше, и они прежде всего направились к пану Винтеру. Им открыл дверь сонного вида мужчина, в халате, накинутом прямо на ночную сорочку. Лицо его было помято, глаза смотрели смятенно. Похоже, он уснул лишь недавно, под утро. Когда господа детективы показали ему свои полицейские значки, отвернув лацканы пиджаков, он понимающе затряс головой:

Вы пришли в связи с моей женой, да? Пан Мразек сразу насторожился:

Вы знаете о ней?

- То-то и оно, что не знаю, - сказал пан Винтер и пригласил их пройти в квартиру.

Они вошли в гостиную с высоким старинным буфетом, и хозяин указал на канапе с плюшевой спинкой, предлагая сесть.

Я не знаю, но догадываюсь... - произнес пан Винтер, устало проведя рукой по лицу.

О чем же вы догадываетесь? - жестко поинтересовался пан Мразек. Он ожидал чего угодно, лишь не столь безмятежного разговора о смерти жены. Пан Боуше тем временем разглядывал комнату.

Я догадываюсь, что она сбежала, - сказал пан Винтер.

Как это? - поразился детектив. - Кто сбежал? Ваша жена?

Ну да, моя. Я давно этого ждал.

У нее, прошу прощенья, были причины, если можно так выразиться?

Само собой, что не было. Но она сходит с ума. По другому, чтоб вам было ясно.

Пан Боуше беспокойно поднялся с места. Хозяин неприязненно посмотрел на него.

- Комната или спальня вашей жены где находится?

- Что вам угодно там?

- Посмотреть, не найдется ли чего... что... гм... подтвердило бы ваше достойное внимания заявление.

Пан Винтер сразу утратил свою уверенность и вскочил:

- У меня там не убрано... Я пытался уснуть...

- И вам удалось? - участливо поинтересовался пан Мразек. - Сядьте, пожалуйста, коллега только взглянет. Ваша жена не оставила вам записки?

- Ничего не оставила, мало того, вчера вообще не вернулась домой. Это факт.

- Как вы думаете, куда она убежала? К родителям? Так обычно поступают женщины.

- Родителей у нее нет. Я думаю... она просто убежала. Она ведь собиралась разводиться со мной.

- Из-за кого?

- Если б я знал! Я бы его...

- Чем вы занимаетесь?

- Агент фирмы "Зингер", швейные машинки.

- Довольно мирное занятие, - заключил пан Мразек и попытался улыбкой ободрить сокрушенного и в то же время сердитого мужа.

Пан Боуше вернулся из спальни, держа в руке какие-то письма.

Пан Винтер покраснел:

- Как вы их нашли?

- Опыт... Вы переписывались со своей женой?

- Мы с ней не разговаривали, поэтому объяснялись письменно.

- Оригинальный способ общения. Многие мужья вам позавидовали бы, - глубокомысленно и убежденно произнес пан Боуше.

- Она... она правда сошла с ума. Представляете, это тянется почти полгода. В один прекрасный момент она, не таясь, все выложила мне - что сердце ее, мол, принадлежит другому. Я думал - потеряю рассудок. Я с ней по-хорошему...

- И по-всякому, - услужливо добавил пан Мразек.

- Никакой грубости по отношению к ней я себе не позволил, хотя на моем месте другой бы...

И пан Винтер стиснул кулаки так, что побелели суставы. Он явно был горяч...

- Где вы находились вчера? - резко перебил его пан Боуше.

- Где мне быть, как не ездить по делам службы? - удивился пан Винтер.

- А сегодня почему вы дома?

- Мы не каждый день ездим. К тому же я ждал ее, а она все не шла и не шла... Я пережил тяжкую ночь, а под утро понял, что она больше не вернется... В таком состоянии я не мог ходить и предлагать швейные машинки. Моя служба требует сосредоточенности и спокойной уверенности.

- Пан Винтер, оденьтесь, пожалуйста. Вам придется пойти с нами в полицейское управление, там мы составим протокол.

Пан Винтер встал, слегка поклонился и вышел в спальню.

Пан Мразек, стоя в полуоткрытых дверях, вел с ним беседу о том о сем, спрашивал, как идет торговля, высказал предположение, что, судя по обстановке квартиры, пан Винтер - человек состоятельный, спросил, не швырялась ли пани Винтрова деньгами... Мразеку не всегда важны были ответы хозяина дома, важно было, чтоб тот откликался, подавал голос и таким образом давал знать, что он не скрылся. Но для этого пан Винтер явно был слишком расстроен; тем не менее он вышел из спальни одетый с подчеркнутой элегантностью, как и пристало коммивояжеру солидной фирмы, и заявил, что весь в распоряжении господ детективов.

В прихожей на стене висела сабля и старая каска. На вопросительный взгляд пана Боуше, остановившегося под этими доспехами, пан Винтер объяснил:

- Память о войне.

Они вышли, и хозяин тщательно запер квартиру. В дирекции полиции пану Мразеку передали, что его звонка срочно ждет пан Бружек, с утра находящийся в солярии.

- Есть что-то новенькое? - с нетерпением начал Мразек.

- Есть имя и адрес мужчины, который был любовником убитой. Во всяком случае, он встречался с ней здесь, на этой вилле. А еще мне не нравятся супруги Шульцовы.

- Что касается меня, то мне тут вообще ничего не нравится, - отрезал пан Мразек и повесил трубку.

После чего направился к любовнику пани Винтровой, Яну Ракосу, проживавшему на Смихове.

Он предполагал, что все произойдет, как и на квартире пана Винтера: они поговорят, затем он пригласит Ракоса пойти вместе с ним в дирекцию. Но пан Ракос, тридцатилетний чиновник страховой фирмы "Славия", был, что называется, прикован к постели болезнью. Мать его подтвердила, что из-за сильного головокружения он не в состоянии был пойти на службу и она поспешила вызвать доктора. Сын, правда, пытался во что бы то ни стало встать, однако из-за высокой температуры не смог.

Пан Мразек слушал ее несколько подозрительно, но вид пани Ракосовой внушал доверие, к тому же она утверждала, что после обеда к ним заходил господин из страховой фирмы и справлялся о сыне. Когда пан Мразек сидел у постели молодого мужчины, пришел доктор и тоже сказал, что тяжелый грипп свалил его еще вчера. Через неделю, надо полагать, он снова встанет на ноги, заверил врач. На исходе весны подобный недуг - явление обычное.

- Вы часто ходите в солярий, верно? - уточнил пан Мразек. Пан Ракос подтвердил, что да, мол, ходит, а доктор тут же

заметил, что загорать об эту пору - чистой воды глупость и верный способ простудиться. Здешний врач явно ничего не знал о солярии "Солнце - дает - здоровье".

Когда врач ушел, пан Мразек спросил больного:

- Вы ходите туда один? -Да.

- И уходите оттуда один?

- Да, а почему, собственно...

- А с кем вы там встречаетесь?

Пан Ракос ответил не сразу, помолчал и воскликнул с несчастным видом:

- Зачем вам это знать?

- Со временем скажу. Вы знакомы с пани Винтровой? Больной утвердительно кивнул.

- Близко знакомы? Больной и на этот раз кивнул.

И рассчитываете на то, что мужу ее ничего не известно о вас?

- Нет, отчего же! Известно. Тони очень порядочная женщина и все ему рассказала. Если б он согласился на развод, мы давно были бы вместе. Мы ведь любим друг друга.

Он произнес это с заносчивостью, простительной для влюбленного, и пан Мразек понимающе покивал.

- Не приходило ли вам в голову, что было бы куда лучше, если бы ваши отношения... если бы ваших отношений не было, вы поняли меня?

- Нет. Я рад, что она такая... что она такая, какая есть.

- Но ведь вам наверняка было тягостно сознавать, что приходится скрываться от мужа, что он все время у вас за спиной. Солярий, разумеется, вещь хорошая, но там тоже не очень-то приятно таиться.

- Конечно. Да ведь иной возможности у нас не было. Моя мать... Короче, сюда я не мог ее приводить. Я человек порядочный, и она тоже!

И пан Винтер тоже, в итоге у нас складывается прекрасный, но честный треугольник. Это самое плохое, - заключил пан Мразек тоном знатока. - У вас не было на вчера назначено свидание с пани Винтровой?

Пан Ракос покраснел:

- Разумеется... Мы договорились встретиться. Как обычно. Однако я не смог прийти. Наверное, она поняла это. Но почему вы меня об этом расспрашиваете? Муж ее донес на меня?

- Нет. Мы выясняем, кто посещал этот солярий, принимал там солнечные ванны. Ну, всего хорошего, выздоравливайте!

В комиссариате по месту жительства Ракоса пан Мразек распорядился, чтобы его квартиру держали под наблюдением. Он также удостоверился, что врач ежедневно будет навещать больного и в случае отсутствия его дома даст знать в полицию.

Пана советника он, к сожалению, уже не застал в дирекции, ему сказали, что тот отбыл на место происшествия. Это значило, что пану Мразеку снова придется совершить восхождение на вершину холма к злополучной вилле.

Подъехав к солярию, пан советник Вацатко увидел на калитке записку, составленную лично паном Бружеком:

Он сделал это к великому неудовольствию управляющего и его супруги, немного и назло им за то, что они ничего ему толком не рассказали. Пан советник выслушал его объяснения о том, что этот странный санаторий, если так можно выразиться, построил некий пан Габингер, восторженный последователь лечения солнцем Такие же здания он вроде бы возвел и где-то за границей. Его убеждения в целебности солнечных ванн разделял и обслуживавший персонал, в частности пан Шульц с супругой, бубнивший о том, что только последний тупица и болван не понимает, как зависит здоровье от солнечных лучей, которые лечат все болезни на свете, а прежде всего суставы и кожу, потому что температура в солярии поднимается до прямо-таки тропической, но стеклянный купол предохраняет тело от ожогов. Клиентов солярия "Солнце - дает - здоровье" отличает бодрость духа, к тому же они не обгорают, как головешки, вроде тех обалдуев, что носятся по пляжу в одних плавках. Здесь люди принимают ванны, разумеется, нагишом, а утомившись, могут спуститься, завернувшись в простыни, вниз, в комнату отдыха, где подаются и напитки.

- Какие же, например? - перебил его обстоятельный рассказ пан советник.

- Какие заказывают клиенты. Чаще всего воду с сиропом или вино. Реже - пиво.

- Любопытно, - резюмировал пан советник и попросил пана Шульца продолжить повествование.

- В кабинетах, как вы можете убедиться, пан советник полиции, поддерживается идеальная чистота. Здесь клиенты раздеваются и затем подставляют свое тело благодатному воздействию солнечного излучения, что гарантирует им несокрушимое здоровье.

- Или дырку в голове, - вставил пан советник.

- Прискорбный случай, - промямлил пан Шульц. - Но это, ей-богу, впервой, позвольте заметить.

- Не хватало, чтоб такое повторялось! Так, а дальше что... Ну, полежал человек вдоволь на солнышке и, скажем, вдоволь выпил, что дальше?

- Позвольте заметить, у нас пьют умеренно. А потом клиент идет в свою кабину.

- И там, вполне вероятно, произойдет какая-нибудь встреча!

- Прошу прощенья, это... это почти исключено.

- Почти! Но не совсем. Пани Винтрова здесь встречалась с паном Ракосом Да или нет?

- Ну да... Но это... Это только они!

- И другие тоже; слава богу, встречи их не завершились столь же плачевно, - строгим голосом перебил его пан советник. - Где ваш остальной персонал?

Остальной персонал состоял из придурковатого садовника, он же был прислуга про все, однако не в состоянии был сообщить что-либо вразумительное, и из бабки, приходившей по вечерам убираться; вчера она заявилась уже после того, как пани Винтрова была обнаружена мертвой.

Да, пан советник не получил никаких утешительных сведений. Пан Бружек, тоже впустую, обошел и обследовал все виллы вокруг, ничего не выяснил он и у соседей - никто ничего не знал, никто ничего не слышал. Надо отметить, между прочим, что здесь было довольно оживленно - приходили и уходили посетители, многие приезжали в солярий на автомобилях или на извозчиках.

Пан советник прохаживался под стеклянным куполом и хмуро оглядывал невысокую деревянную перегородку, разделявшую мужскую и женскую половины и позволявшую при желании заглядывать тем и другим на соседнюю.

- Да что вы такое говорите! - оскорбленно воскликнула пани Шульцова, когда пан советник позволил себе высказать предположение о такой возможности. - Сюда ходят исключительно порядочные люди!

- Милая пани, сюда приходил убийца, а это, с моей точки зрения, далеко не порядочный человек, учтите, пожалуйста. И имейте в виду: все вы здесь подозреваетесь в убийстве, потому что никто из вас ровным счетом ничего не знает и никто ничегошеньки не слыхал - это просто невероятно, потому что женщина была застрелена, а выстрел уж можно было услышать, как вы полагаете?!

Пани Шульцова истово перекрестилась, но это не произвело на пана советника впечатления... Из практики он знал, что самые отпетые мерзавцы нередко выглядят самым невинным образом и строят из себя святош.

Прибыл пан Мразек и мало чем порадовал пана советника. Впрочем, советник рад был уже тому, что ночью его не подняли с постели и дали выспаться. После доклада Мразека радость его окрепла, и он не поскупился на похвалы, от которых пан Мразек и пан Бружек смущенно просияли и покраснели.

- Да, вот это называется расследование, - покачал головой пан советник. - Треугольник. Классический, можно сказать. И все они, выходит, у нас в кармане?

Пан Бружек неспокойно заерзал:

- Я бы так не считал, пан советник, позвольте с вами не согласиться.

Пан советник сочувственно вздохнул:

- Я тоже, дорогой мой, я тоже так не считаю. И даже добавлю кое-что для интереса. Женщина была убита из мелкокалиберки, ее также называют монтекристо, причем стреляли с близкого расстояния. - Пан советник снова поглядел на перегородку, вскарабкался на топчан и уставился на место, где вчера была обнаружена мертвая женщина. - Пожалуй, могли стрелять и отсюда... Как знать! Наши специалисты твердят, что попадание с большого расстояния было возможно лишь потому, что убийца стрелял не из пистолета, а из ружья. Из ружья, да! А теперь представьте себе, как пронести сюда ружье, убить женщину, чтоб никто этого не заметил - не увидел и не услышал, - а затем с оружием удалиться? Полная несуразица!

Пан советник вытер со лба пот, потому что под куполом было уже довольно-таки жарко. Он молча вышел, кивком приглашая господ детективов последовать за ним. Они спустились в сад

- Ну и что же дальше, господа? Пан Мразек вздохнул:

- К уже сказанному мне добавить нечего. Посетители, которые находились здесь в то время, и правда ничего не знают.

Двое из них, с кем я беседовал, ушли отсюда в конце дня. Значит, случившееся произошло поздно вечером.

Такое утверждение не вяжется с мнением нашего врача пана Вейводы, - отрицательно покачал головой пан советник. - А ему можно верить. Так вот, по его словам, смерть наступила, скорее всего, еще днем. Он сказал также, что извлеченная пуля очень маленькая, как горошина. Но ее оказалось достаточно, чтобы вызвать смерть. Да, господа, для смерти много не надо.

- Пан советник, - подал голос после паузы пан Бружек,- если то была мелкокалиберка, то ее, насколько мне известно, можно разобрать - ствол снимается, и тогда ее легче пронести куда-то.

Вы можете себе представить, чтобы некто, собравшийся застрелить человека, перед тем, как это осуществить, начинает собирать ружье в помещении, куда ежесекундно могут войти? Или даже скорее так: в помещении, где находится несколько человек?

Пан Бружек в ответ лишь задумчиво поджал губы.

- С другой стороны, если мы имеем дело с треугольником, то у нас двое подозреваемых, не так ли? - продолжал развивать свои догадки пан советник.

- Как всегда, прошу прощенья, - с готовностью подхватил пан Мразек. - Муж и любовник.

- На которого же вы грешите?

- Трудно сказать. Надо искать алиби, а оно есть у обоих, у любовника причем совершенно очевидное.

- Если можно верить его матери и если он не забегал сюда, чтобы убить свою возлюбленную!

- А теперь давайте только факты... Муж ведь тоже мог вернуться из поездки.

- Да, он тоже мог зайти сюда и убить ее. Но любовника здешний персонал знает и утверждает, что вчера его в солярии не видели. Вы не спрашивали у них насчет пана Винтера?

- Не было случая, - выдавил из себя пан Бружек.

- Так я вам кое-что скажу, да, - торжественно произнес пан советник Вацатко, но не сказал ничего, потому что из виллы вышел пан Шульц и, не обращая внимания на то, что господа из полиции заняты разговором, направился прямиком к ним.

- Я покорно прошу снять это объявление, если можно. Сезон пройдет, мы потерпим урон, понесем убытки. Мы ж тут ни при чем.

Пан советник поднял брови, что всегда у него означало крайнее неудовольствие, но вдруг неожиданно кивнул:

- Конечно, принимайте посетителей. Пан Бружек на всякий случай останется здесь.

Пан Шульц ушел, кланяясь и бормоча слова благодарности.

- Пан Бружек, вы присмотритесь, познакомьтесь с людьми, что сюда ходят, и вообще... Что, если ружье где-то бросили? Л вы взяли и нашли!

- Да я уж тут все оглядел, позвольте заметить; окошко в подвале неплотно прикрыто. Я, пожалуй, возьму с собой ихнего садовника, и мы малость разгребем уголь, сложенный в подвале. Глядишь, и...

Н-да, - вздохнул пан советник Вацатко. - Хуже всего, что никто ничего не знает. В этом вся наша беда. Люди ничего не знают, потому что ничего не слышали. Мы кое-что слышали, но ничего не знаем. Ладно, поехали в дирекцию, а вы доставьте туда мужа и любовника. Грипп не грипп... А пан Бружек подаст мне к ужину пана Шульца с женой. - Пан советник небрежно поднял руку к котелку, прощаясь; короче, совещание было окончено. Но, отойдя, он остановился и повернулся к ним: - Ребята, еще одно соображение, которое нельзя упускать из виду. Лицо женщины было прикрыто уголком простыни, как и у всех, кто здесь загорает. Пуля прошла через простыню. Надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать.

- Разумеется, - сказал пан Мразек, хотя и не понял.

Пан Бружек сделал вид, что занят созерцанием окрестностей, и промолчал.

Это значит, что стрелявший знал, где она лежит! - торжествующе заявил пан советник.

Или он узнал ее по тому, что не было прикрыто, если позволите, - добавил пан Бружек.

Пан советник лишь воскликнул одобрительно:

- Ах, черт... А у вас, я вижу, есть опыт на этот счет!

И осталось неясным - сказал он это с похвалой или с мягким упреком.

В дирекции полиции их ждал пакет от доктора Вейводы из отдела судебной медицины. Он сообщал, что при дальнейшем расследовании необходимо принимать во внимание тот факт, что пани Винтрова была беременна. Установленный срок беременности - три месяца.

Допросы пан советник вел лично. Первым вызвали пана Винтера. Он нервничал. Еще бы - второй раз за день являться в четвертое отделение! Для служащего фирмы "Зингер" это было не самое приятное времяпрепровождение.

- Ваша жена мертва, - хмуро сообщил ему советник Вацатко.

Пан Винтер побледнел, вскочил с деревянного стула и в ужасе пролепетал:

- Мертва?! Господи! Выходит, она... Зачем же она это сделала! Я же дал бы ей в конце концов развод!

Пан советник внимательно смотрел на пана Винтера: он или потрясающий актер, или... или непричастен...

Но он не стал разубеждать сокрушенного мужа в том, что жена его не покончила с собой, и продолжил допрос.

Вскоре выяснились кое-какие настораживающие факты. Пани Ракосова, мать заболевшего любовника, узнала в пане Винтере чиновника из страховой фирмы, приходившего к ним домой справиться, дома ли ее сын. Узнав, что тот болен и лежит в постели, он не стал проходить в комнату и тотчас откланялся.

- Пан Винтер, получается, что вы не сказали нам всей правды! - резко воскликнул пан советник. - И не сообщили весьма интересные подробности своей биографии. Во время войны вы служили офицером, но затем не остались в армии и ушли в отставку.

Не говорил, потому чго никто меня об этом не спрашивал, - ответил пан Винтер, и пан советник вынужден был признать его правоту.

- А стрелять вы умеете?

- Стрелять? Зачем, простите? Во время войны умел... Я служил в чине лейтенанта на итальянском фронте. Но, признаться, особенно-то стрелять мне не приходилось. Мы больше полагались на горную артиллерию и пулеметы. - Пан Винтер потер лоб. - Я могу спросить, каким образом жена... Как она это сделала?

- Пан Винтер, вы плохо меня поняли. Ваша жена не нокончипа с собой. Ее убили... Так что, вы понимаете, нам придется допросить вас обо всем.

Пан Винтер смотрел на пана Вацатко с неподдельным ужасом:

- Убили? Где? Как? А... - Пан Винтер вскочил и угрожающе потряс кулаками: - Это он... Это он! Не иначе!

- Вы знаете его?

Пан Винтер сник, рухнул на стул и прошептал:

Не очень...

Вам известно его имя, где он живет? Муж опустил голову.

Почему вы ходили вчера к нему на квартиру?

- Я... Я... Я вернулся домой раньше обычного, не застал жену и подумал, что... что она у него.

- Короче говоря, ревновали, да? Пан Винтер молчал.

- Ревность завела вас еще дальше. Вы знали, где она могла быть... Вам известен тот солярий?

- Какой еще солярий? Не знаю никакого солярия. Вероятно, пан Винтер говорил правду. Ведь и супруги Шульцовы подтверждали, что не помнят, чтобы он посещал их заведение. Вчера его там определенно не было. Оставался пан Ракос.

Реакция пана Ракоса была такой же, как и мужа погибшей, когда ему сообщили, что пани Винтрова мертва. Он тоже считал, что она покончила самоубийством. А затем заявил, что ее убил муж Не иначе. Оба господина относились друг к другу с неприязнью, это ясно, и не собирались менять своих взглядов. Но пан Ракос расстроился куда сильнее и даже заплакал.

Я любил ее, господа, я очень ее любил... Она была такая нежная! Кто, кроме него, мог желать ее смерти? Он мешал нашему счастью, она не раз признавалась мне, будто он предпочел бы видеть ее мертвой! Это сделал он, я абсолютно убежден!

- Пан Ракос, не говорите так. К тому же пан Винтер считает виновником ее смерти вас. Эдак мы ничего не выясним.

- Ну зачем мне было убивать ее, если мы любили друг друга и хотели быть вместе! Для меня это страшный удар...

Пан советник прохаживался по кабинету, господа детективы почтительно толпились в углу. Ситуация была сложная, запутанная. Оба они, и муж и любовник, судя по всему, не лгали, опытному детективу это было ясно по их поведению.

- Здесь замешан некто третий, господа, - заключил наконец пан Вацатко.

Прозвучало это высокопарно, выходило, что все расследование надо начинать сначала. Но с какого конца?

Тем более что пан Бружек нигде ничего не обнаружил, ни намека.

Я, с вашего позволения, пан советник, даже полежал там под куполом Жара невозможная, аж в дрему ударило. Пришлось выпить два стакана воды.

Заприходуйте их, - сухо заметил пан советник, но вдруг, щелкнув пальцами, очень пристально поглядел на пана Бружека.

Представьте себе, и правильно сделали! Я завтра поступлю точно так же. Со мной кроме вас пойдут пан Мразек и пан Боуше. У пана Боуше к тому же насморк. Наша ошибка состоит в том, что мы совершенно не представляем, как там все происходит, в этом солярии.

Наступил невероятно благодатный день, день отдыха. Господа детективы сняли котелки и все прочее и, закутавшись в простыни, поднялись наверх, под стеклянный купол. Если б их не удерживало почтение к шефу, они наверняка похихикали бы: пан шеф, потеряв всякую важность, в простыне выглядел просто комически, да и все они в этих одеяниях ни на кого не могли нагнать страху. Особенно бесподобно выглядел тощий пан Мразек, за которым простыня волочилась шлейфом.

Затем, выслушав рекомендации пана Шульца о всесилии солнечного излучения, они улеглись за деревянной перегородкой в мужском отделении и подставили свои тела благодатным лучам, причем пан Боуше осмелился раскрыться лишь после того, как это сделал пан советник: почтение к старшему по службе не позволило ему сделать это раньше шефа. был прекрасный солнечный день, и под стеклянной крышей солярия вскоре стало невыносимо жарко.

Пан советник вытер пот и блаженно потянулся. За перегородкой послышались шаги, какая-то дама с громкими вздохами усаживалась на топчан.

- Пани Шульцова, а правда, что тут у вас кто-то умер? - спросила она.

- Да что вы, пани ревизорша, у нас - и умереть! Солнце дает здоровье, а не смерть, - назидательно отвечала пани Шульцова, защищая честь солярия и помня, что за перегородкой находится полиция, которая совершенно вывела ее из равновесия: она никак не могла понять, чего от нее хотят. Если б эти господа стали постоянными клиентами солярия, еще куда ни шло, это даже хорошо, но поди знай, как вообще относятся к солнцу эти строгие служаки?.. После вчерашнего допроса она не спала ночь.

К господам из полиции вскоре присоединился немолодой мужчина, явно не впервые посещавший солярий; покрывшись обильным потом, он принялся с наслаждением вздыхать.

Вы часто изволите здесь бывать? - заговорил с ним пан советник.

О да... Я верю в солнце. Нигде не пропотеешь так, как здесь, - отвечал незнакомец.

- После чего приятно выпить, не правда ли?

- Я вегетарианец и непьющий, - сдержанно отозвался тот. - Здесь, кстати, отличная содовая.

Пан советник принял это сообщение с удовлетворением. Сюда, конечно же, ходили и будут ходить те, что верят в загробную жизнь и в чудодейственность правильно поставленного дыхания. Особых развлечений солярий не предлагал, и, назначив его местом свиданий со своей возлюбленной, пан Ракос, видимо, не имел другого выбора.

Прошло порядочно времени, и пан советник, приподнявшись на локте, с изумлением увидел, что пан Боуше крепко спит, пан Бружек подремывает, а пан Мразек лежит, обливаясь потом Они с Мразеком вышли и спустились в полутемную комнату отдыха. Здесь царила приятная прохлада. Пан Шульц молча принес две бутылки пива, "Старопрамен", и пан советник признательно кивнул ему.

- Вы изволили до чего-то додуматься? - почтительно спросил пан Мразек.

Пан советник пил пиво, не переводя дыхания.

- Пока что я понял одно - тут очень просто совершенно обалдеть. Вот мы полежали немного, и что же - Боуше дрыхнет, Бружек тоже близок к тому, чтобы погрузиться в сон. Короче, если поблизости и начнут стрелять, никто не проснется.

Пан Мразек заморгал, выбежал и вскоре вернулся с дощечкой в руке.

- Если позволите, можно проделать эксперимент. Я сломаю дощечку - монтекристо стреляет не громче.

Пан советник одобрил его замысел, и, переведя дух, они снова отправились в солярий, наверх. Навстречу им спускался обливавшийся потом строгий незнакомец - видимо, выпить содовой.

Процедуру нужно повторить трижды. Трижды! Это магическое число, - произнес он убедительно, обращаясь к пану советнику.

А я считал магическим числом семерку, - протянул пан советник.

Незнакомец удивился, но возражать не стал:

- Пожалуй, да - дважды три плюс один. Ясно?

- Сюда, как видно, и впрямь ходят ненормальные, - тихонько заметил пан советник, когда они снова оказались под раскаленной стеклянной крышей.

Пан Мразек положил дощечку, оперев ее одним концом о скамеечку, и вспрыгнул на доску. Она треснула, словно выстрелила. Пан Боуше поворочался и затих, пан Бружек открыл глаза и виновато улыбнулся:

- Я не сплю, пан советник...

- Я вижу. Вы что-нибудь слышали?

- Нет... Хотя что это я! Слышал. Что-то упало?

Пан советник кивнул и послал пани Шульцову спросить у дам, не обеспокоило ли их что-нибудь.

- Да вроде ничего. Эта дама - наша постоянная клиентка, - объяснила пани Шульцова.

Пан Вацатко поблагодарил ее и растолкал пана Бружека:

- Вот мы и выяснили кое-что. Разморенные жарой люди, даже услышав какие-то звуки, не обращают на них внимания. Говорил же я вам - надо лично все разузнать и во всем убедиться!

Пан Бружек осовело поддакнул, и пан советник отправил его вниз освежиться пивом, после чего улегся на свое место с сознанием заслуженного отдыха.

Народ все прибывал, некоторым даже пришлось ждать, пока освободится очередной топчан, и пан Шульц решил разбудить пана Боуше - дескать, не хватит ли, а то ведь этак и перегреться недолго. Пан Боуше чихнул и признался, что давно не испытывал подобного блаженства. Пан советник - явно не без протекции - получил свежую простыню, потому что первая сильно намокла от пота.

- Это из вас выходят немощи, - доверительно сказал пан Шульц. - Солнце дает здоровье.

Но пан советник был слишком озабочен, чтобы лежать спокойно. Он принялся расспрашивать, какие именно болезни здесь лечат, а выслушав, заключил:

Во второй половине дня тут, должно быть, долго не вы держишь. Люди потеют... Запах не из приятных.

Никто его не чувствует, - мудро возразил пан Шульц. - А если уж очень станет невмоготу от жары, мы открываем окно.

Рассудив, что важный господин из полиции того желает, он потянул за шпагат, и над головой у них открылась одна из стеклянных рам Потянуло свежим воздухом.

Пан советник уставился на отверстие в стеклянной крыше.

Затем завернулся в простыню, влез с ногами на топчан и встал лицом к открытому окну, потом посмотрел через перегородку на женскую половину. Пан Шульц отнесся к этому с неудовольствием и осуждением. С топчана обозрима была женская половина, но там лежали лишь две пожилые дамы, однако не они привлекли внимание пана советника. Его взгляд был устремлен на крайний топчан, сейчас пустовавший. Затем он снова обернулся к открытому окну.

- Так, гак, - произнес он громко. - Господа, подъем, за мной!

И, закутанный в простыню, как римский сенатор в тогу, он поспешил вниз.

- Освободите помещение под куполом, - распорядился он. - Там останется только полиция.

Пан Шульц что-то забормотал, но не посмел ослушаться.

Вздыхая и утирая пот, господа детективы одевались, а пан Боуше все никак не мог прийти в себя.

Когда наконец все было надето, они вышли следом за шефом в сад перед виллой. Пан советник попросил принести стремянку.

- Пан Бружек, залезьте, пожалуйста, на галерею, что тянется вокруг купола. Встаньте возле открытого окна и скажите, что видите.

Пан Бружек, покряхтывая, взобрался наверх и сообщил, что видит все помещение, но лучше всего - крайний угловой топчан на женской половине.

- Так я и думал, - сказал пан советник. - Можете спускаться. Пан Шульц, вы часто открываете это окно?

- По необходимости.

- А другие рамы открываются?

- Нет, с вашего позволения.

- Где висит шпагат, с помощью которого можно открыть окно?

- Вот он, где ж ему еще висеть?

Пан советник оглядел свою команду. Она в свою очередь смотрела на него с восхищением.

- Господа, убийце совсем не обязательно было заходить в помещение. Он мог открыть окно, подняться сюда, на эту галерею, и выстрелить в окно. Жертва была у него на прицеле. Внутри едва ли кто расслышал выстрел, не говоря уж о том, что там многие по большей части спят... Ну как вам все это?

Команда его молчала. В самом деле, сообщено было немало, и все же этого было недостаточно для выяснения всех обстоятельств.

- Прошу прощенья, пан советник, стоящего на галерее увидали бы изнутри, - возразил пан Бружек.

Пан советник нахмурился, но вынужден был согласиться:

Пожалуй. Следовательно, надо было выждать момент, когда внутри, кроме жертвы, никого больше не было.

Но пока не залезешь наверх, не увидишь, есть ли кто внутри.

Он мог находится внутри, дождаться, пока все уйдут, тогда выйти и самому, забраться наверх и...

- В общем, примерно так.

Ведь в тот день ни пана Винтера, ни пана Ракоса на вилле не было, - не унимался пан Бружек.

Пан советник поднял указательный палец:

- Да я их, честно говоря, и не принимаю во внимание. Там был третий.

- Пан советник, пан советник... - зашептал вдруг пан Боуше, глядя куда-то в сторону. - Поглядите вон на ту елку, если только это не пихта...

Пан советник повернулся и мысленно провел прямую линию по воздуху от открытого окна в куполе к дереву.

- Стремянку! - коротко приказал он и побежал к дереву. Господа детективы потрусили за ним со стремянкой. - Пан Боуше, лезьте наверх до места, откуда вам будут видны топчаны под куполом

Пан Боуше полез, а остальные, затаив дыхание, следили за ним.

- Вот отсюда, разрешите доложить, пан советник, виден как раз тот самый топчан. По прямой.

Пан советник обвел подчиненных взглядом триумфатора.

- Короче, никакого лазанья на галерею и никакой опасности, что тебя заметят из солярия. Дерево, господа! Сидишь на дереве и ждешь, когда откроют окно.

С дерева пан Боуше крикнул:

Пан советник, у меня такое впечатление, что в одном месте ободрана кора. Здесь лазали!

Еще бы! Если не для чего другого, так хотя бы для того, чтоб разглядывать загорающих, по крайней мере тех, что ложатся на угловой топчан в женском отделении. Можете спуститься вниз, пан Боуше.

Пан советник помахал пану Шульцу, подзывая его:

- Вы знали, что с этого дерева видно происходящее внутри? Пан Шульц подтвердил:

- Знаю, конечно... Но никто на него не лазает. Я сам за этим слежу. Здесь в этом смысле у нас полный порядок... Однажды только вышла небольшая неприятность, год назад. Вон у тех соседей сын маленько придурковатый. Здоровенный малый, но, как говорится, тронутый. Он-то и лазал туда. Я его собственноручно снимал. - Пан Шульц бормотал это еле слышно, словно стыдясь, что ему пришлось применить насилие. - Дело дошло до полиции, отец его жаловался на меня. Только все равно правда не на его стороне, потому как этот малый и прежде всяко безобразил со своей стрельбой.

- Чего-о? - возопил пан советник.

- Ну чего! У малого духовое ружье есть, и он у соседей пострелял из него все лампочки; соседи аккурат свадьбу играли. Гости подумали - шутка какая, а после застукали его и тоже жаловались в полицию... И ведь надо же - дурак дураком, а стреляет отлично. Ни одну пташку в округе не пропустит. Только и на этот раз отец его выгородил.

Пан советник смотрел на пана Шульца с яростью, но в то же время и ликуя про себя.

Где живет этот стрелок?

Да вон же, третья вилла, видите - труба торчит?

Пан советник поблагодарил его кивком головы и повернулся к господам детективам. Те поняли его без слов. Мразек и Бружек бросились к вилле, закрытой деревьями.

- Пан Боуше, а вы - бегом в здешний комиссариат, пусть пришлют какие там у них есть материалы на этот счет или пуекай придет сюда тот, кто знает про случай со стрельбой на свадьбе.

После этого пан советник разрешил всем жаждущим вкусить благодатного солнечного излучения и вернуться на свои места. Сам он отдал простьшю с благодарностью - он чувствовал себя бодрым и свежим и от пива не отказался.

Пан Мразек и пан Бружек обнаружили в третьей от солярия вилле оболтуса лет двадцати, с большой головой и затуманенным взглядом, он старательно строгал ножом большую ветку. Отец его, человек в годах, уверял, что сын совсем недавно проходил обследование и врачи нашли у него заметное улучшение...

В местном отделении полиции подтвердили, что молодчик - искусный стрелок. Отец купил ему два духовых ружья, считая стрельбу по птицам невинным развлечением, - ничем другим сын не интересовался. Полицейский с восторгом говорил, как здорово парень стреляет: на той свадьбе он с одного раза попадал в лампочку. За полминуты гости оказались в полной темноте. А старику Шоуреку из их же отделения он отстрелил кусок сигареты, которую тот держал во рту.

Выяснилось, что слабоумный стрелок позавчера стянул у отца мелкокалиберку. Она была заперта на чердаке, но парень забрался туда через слуховое окно. Вчера отец обнаружил пропажу и отобрал у сына ружье.

Когда парня привели в сад солярия, к дереву, он счастливо улыбался и из уголка рта у него текла слюна. Затем невероятно ловко, даже без лестницы, взобрался на дерево и радостно загукал, когда по знаку пана Бружека в стеклянном куполе открыли раму.

Пан советник хмуро наблюдал за ним.

- Распорядитесь, чтоб за ним прислали карету из Катержинок[ 11 ], - со вздохом сказал он полицейским.

Советник Вацатко попрощался с паном Шульцем и его супругой, та была совершенно потрясена и в порыве благодарности порывалась поцеловать ему руку.

В "четверке" никто не удивился, когда лаборатория определила, что пуля, извлеченная у пани Винтровой, была выпущена из мелкокалиберки, которую использовал слабоумный.

Пан Бружек, аккуратно завязывая тесемки на папке с делом погибшей пани Винтровой, спросил:

- Прошу прощенья, пан советник, ведь пани Винтрова была в положении. Вы не спрашивали, кто, собственно, из этих двух...

Пан советник Вацатко долго отрезал кончик сигары. И только когда лицо его окуталось дымом, он проговорил:

- Понимаете, пан Бружек, чем старше я становлюсь, тем с большим уважением отношусь к смерти. Перед ее лицом я чувствую себя не вправе добавлять людям еще какие-то, совершенно лишние страдания. Этим двум я ничего не сказал.

ОТЕЦ ГОРИО ИЗ ЗАБЕГЛИЦ (Перевод Е. Элькинд)

Волею судеб свое первое дело я не сумел превратить в некий подвиг на поприще криминалистики - хотя это очень пристало бы молодому сотруднику полицейского ведомства. Но зато я понаторел в философии и научился вещам не менее полезным, чем пресловутая интуиция детектива. Научился за каждым делом видеть более чем судебное дело, за человеческой личностью - причины, по которым она сложилась так, а не иначе, и искать злоумышленника не для того, чтоб было кого предать суду, а для того, чтобы свершилось правосудие.

Правосудие - деликатная особа, и правильно изображают ее с завязанными глазами. Но не слепую - тут есть разница, - у нее повязка на глазах, и не глядит она до тех пор, пока еще нечего видеть. Потом она повязку может снять и... И что произой дет, когда она ее снимет? Какой приговор вынесет, когда ей все откроется?

Впрочем, это уже философия, а не криминалистика.

Итак, в одно апрельское утро некий огородник, владевший участком неподалеку от Ботича, обнаружил в густых зарослях ивняка, покрывавших в те времена берег речки, тело человека. Оно лежало головой в воде; огородник страшно испугался, вытащил потерпевшего, но увидел, что тот уже мертв и что вода омывает кровавую рану у него на затылке. Кроме этого, у человека были связаны руки и на шею накинута петля. Огородник, вне себя от ужаса, стал созывать людей, те кликнули постовых, и полицейская машина завертелась, как ей полагается.

Пан советник вызвал меня к себе:

- Молодой человек, поручаю вам первое дело. Думаю, там не будет ничего особо хитрого, так что дерзайте. И ни пуха ни пера! Желаю вам больших успехов, раз уж вы посвятили себя такому ремеслу.

И улыбался ласково, почти растроганно, ибо прекрасно знал, что посвятить себя криминалистике - решение серьезное: труд детектива ни с чем не сравнимый и в некотором роде праведный, ведь это первая ступенька к правосудию, без которого мир покатился бы под откос.

(Не знаю почему - от образованности, что ли? - я то и дело принимаюсь размышлять и складывать в уме великолепные фразы. Прямо хоть на бумагу заноси. А между тем коллеги мои, специалисты по убийствам из команды пана советника, у которых следовало бы поучиться, самые заурядные дядьки. Впрочем, не приведи бог попасть к такому дядьке на крючок - уйти было бы очень трудно. Философии он не привержен, но на своей работе собаку съел.)

Итак, я отправился в Забеглице - к месту, где произошло трагическое событие; проследовал бассейном Ботича и очень удивился: у нас, в Праге, Ботич- вонючая канава, а здесь это быстрая речка, которая поит обширные капустные поля и в которой плавают гусыни со своими выводками. Теперь, в апреле, от нее поднимался туман, и было неуютно; солнце едва пробивалось сквозь облака.

Постовой, находившийся на месте происшествия, поспешил с нескрываемой горечью сообщить мне, что, окажись тело на несколько метров дальше, случай уже не подлежал бы пражскому району - такая незадача!

Забавно, что его так огорчало это обстоятельство - меня же оно очень радовало: ведь это был первый порученный мне случай. Не было в нем особенной загадочности, случай был самый ординарный, и это меня немного расхолаживало. Постовой уже выяснил, что пострадавший Алоис Рохличек служил на расположенной неподалеку фабричонке. был там, что называется, "на подхвате" - почтальоном, курьером, ходил в банк за деньгами в дни выдачи жалованья, расписывался в получении мелких переводов. был в высшей степени порядочный человек; и тот, кто с ним так поступил, - мерзавец, которого повесить мало, говорили люди.

- Тихий, безответный, двадцать лет прослужил, ни слова жалобы от него не слыхали, вознагражденье получал хотя и скром ное, но был доволен и ни разу не просил прибавки - был на свой лад счастливый человек.

Так говорил мне сам хозяин фабрики, и создавалось впечатление, что верх человеческого совершенства для него - это когда не просят прибавки. Он со своей стороны на пути к личному совершенству успешно Рохличеку помогал и за все двадцать лет не прибавил ни геллера.

Убийство, разумеется, было с целью ограбления, поскольку Рохличек как раз нес деньги для зарплаты, ездил за ними в сберкассу в Михле, и, как всегда, положил их в небольшую кожаную сумку, прикрепленную к ремню на поясе цепочкой. Это была самая обычная и ненадежная мера предосторожности. Тот, кто такого инкассатора убьет, наверняка сумеет перерезать и ремень. Так получилось и на этот раз. Ни сумки, ни ремня на пострадавшем не было.

Прежде всего я начал выяснять, почему Рохличек шел берегом и в котором часу это было. В сберкассу он явился уже в восемь утра. Ничего удивительного. Он всегда появлялся там в это время, потому что дорога до фабрики - трамвай курсировал только по Михельской площади - была неблизкой. Наиболее верной порукой от всех посягательств служило для него, пожалуй, то, что он совсем не походил на человека, несущего деньги. Он походил на простенького селянина, бредущего с покупками домой. Не забудьте, что в те времена на окраине Михле повсюду еще оставались усадьбы, а Забеглице, хоть и числились районом Праги, были самой обыкновенной деревней, где по воскресеньям танцевали на пятачке - отсюда и столько трактиров... Возвращался Рохличек неизменно одной дорогой и всегда потом берегом - потому что так и короче, и тропа удобная. Отовсюду просматривается, а огородники не покидали своих парников и гряд.

Однако с этой привычной дороги он все же свернул, что и стало для него роковым шагом. Зашел в ивнячок...

Собственно, не зайти туда он не мог. Ему приспичило, и он немного углубился в кустики. Это было совершенно очевидно: там лежал аккуратно сложенный потертый плащ и шляпа; кроме того, потребовалось снять подтяжки. Отсюда ясно: человек готовился к естественному отправлению. А в это время кто-то ударил его, задушил и, обрезав ремень с сумкой, спихнул в реку. Ну и скрылся, само собой разумеется.

Никто не видел никаких прохожих; по крайней мере первые опросы дали такой результат. Никто чужой тут не показывался- его заметили бы огородники, - разве что несколько женщин, но они в нашем случае в счет не идут. Я выяснил, что только было можно, отчаянно стараясь ничего не упустить (подобный ляпсус был бы в первом деле совершенно непростителен), и, твердо убедившись, что от меня зависящее сделано, отправил труп на вскрытие - ибо лишь вскрытие могло сказать мне, как произошло убийство.

Потом я отправился к Рохличековым. С одной стороны, по долгу службы объявить о случившемся - обязанность, надо сказать, малоприятная, - с другой же, поглядеть, что они за люди и не сообщат ли чего-нибудь такого, что наведет меня на след убийцы. Реакция со стороны осиротевших родственников, прямо скажу, была во много раз слабей, чем я предполагал. Лица у обеих женщин - вдовы и дочери - были растерянные, но глаза сухие. Старшая только беспрестанно повторяла:

- Невезучий он был, страх какой невезучий...

А по быстрому взгляду младшей - цветущей деревенской девицы, кровь с молоком - я понял, что при всех печальных обстоятельствах она оценивает меня как мужчину и, стоит только захотеть, начнет строить глазки. Ничего полезного я там Не почерпнул - кроме того, что Рохличек был добрая душа, много возился со своими кроликами... на этом информация обрывалась. Немного удивило меня, когда из разговора выяснилось, что Рохличек спал не в комнате, где стояли две кровати, а в чулане.

- Хворый он был, хотелось, где потише, - сказала вдова.

- В комнате, значит, спали вы и дочь, - резюмировал я, чтобы не дать беседе угаснуть.

- Да. Вернее, я спала на кухне, а здесь - Магда.

Вскоре выяснилось, что, помимо состояния здоровья пана Рохличека, существовала и другая причина. У Магды был хахаль - некий Карел Выцпалек, возчик, но он имел намерение начать извозный промысел, после чего они должны были пожениться. Сообщение привлекло мое внимание. Впервые появилось лицо, заинтересованное в крупной сумме и, разумеется, прекрасно знавшее, когда старик уходит за деньгами. Но, памятуя, что следователю нельзя подозревать человека, если нет доказательств вины, я старался не упустить и других предположительно заинтересованных лиц. Особое внимание следовало обратить на фабрику, где кое-кто тоже мог знать, когда Рохличек ходит в сберкассу, и я решил, что выясню, кто утром не был на работе. Потом допрошу всех, кто возился на огородах. Сегодня день будет подготовительный. Завтра углублюсь в дело целиком, и я

не я буду, если что-то не проклюнется. Во мне кипела бодрость и радужные надежды. Выйдя от Рохличеков, я спросил у какой-то старухи, зевавшей по сторонам возле их дома, знала ли она хозяина и что это был за человек. Вопрос был, разумеется, праздный, но меня занимало другое. Я хотел узнать что-нибудь о его семье. И узнал-таки! Рохличек был у себя в доме пятая спица в колеснице, командовали только бабы, а он знай вкалывал. Им все было мало, старая о нем хоть бы когда доброе слово сказала, вот и дождались! Кто теперь станет на них ишачить? Ну, молодая замуж выйдет, а только этот ее, ненаглядный, не больно-то горазд гнуть спину... Бабка ошельмовала всех, как полагается, но для меня тут кое-что было существенно.

Опять возникала фигура дочкиного ухажера, желающего взяться за извозный промысел.

Завтра я с ним поговорю, как только узнаю результаты вскрытия.

Однако тут-то и обнаружилась первая и серьезная неувязка. Оказывается, Рохличек не был убит ударом по голове, как все мы, без исключения, полагали. Рана была поверхностная - не рана, а, скорее, содранная кожа, кость оставалась целой, удар, следовательно, был несильный. Даже возможность потери сознания от такого удара бралась под сомнение. Врач судебно-медицинской экспертизы склонен был ее отрицать. Смерть наступила от того, что пострадавший захлебнулся - в легких нашли ил, -и от удушения. Помимо этого, врач, проводивший вскрытие, советовал связаться с местным практикующим врачом. По мнению первого, Рохличек был тяжело болен - опухоль на почке, обнаруженная вскрытием, не могла остаться незамеченной.

И более того, юноша, - сказал мне пан советник, когда я показал ему протокол вскрытия, - у пострадавшего руки были связаны за спиной! Вы не сочли это странным?

Нет, отчего?.. У убийцы, по-видимому, было достаточно времени, чтобы как можно надежнее обезопасить себя. Он ударил свою жертву, связал, задушил и спихнул в реку.

А когда же, по-вашему, связывал он ему руки? Когда Рохличек был еще жив, то едва ли - он бы этому все-таки воспротивился. Стоило только крикнуть, чтобы сбежался народ!

Я полагал - потом, когда он стукнул Рохличека по голове. Я считал эту рану смертельной. Вскрытие показало, что я ошибался. Но ведь сознание потерять он все же мог. Тогда убийца и связал его.

А зачем было связывать, если он без сознания? Не достаточно разве накинуть на горло петлю и затянуть? Тем более что пострадавшего потом спихнули в реку. А когда спихивали, Рохличек еще дышал, отсюда этот ил в легких.

Я молчал. Легкость, с которой пан советник продемонстрировал, что я еще зеленый, признаюсь, была малоутешительна.

Все, что вы говорите, истинная правда, - сказал я понуро. Пан советник усмехнулся:

Истинная? Черта лысого она истинная! Это покажет только время. По-моему, до истинной еще куда как далеко, ее и предстоит отыскать вам. Я лишь хотел показать, где у вас, на мой взгляд, вкралась ошибка. Не вешайте голову - со стороны всегда способней рассуждать о деле, чем когда погрузишься в него целиком. Тогда бежишь по одному какому-нибудь следу, как ишейка, а десять других ускользают. Так что терпение, молодой человек, случай сложней, чем мы думали, но так бывает.

Я выскочил из канцелярии пана советника и в коридоре остановился. Конечно, он прав. Действительно, для чего было связывать руки? Для чего, когда это совершенно излишне? Вообще способ убийства осложнен до невероятности. Все приемы использованы, оставалось только пырнуть жертву ножом - тогда был бы полный комплект! Тысячу раз прав пан советник - дело гораздо запутанней, чем я ожидал; ах, будь оно неладно, на первый раз это, пожалуй, слишком!

Я пошел говорить с поклонником Магды. Карел Выцпалек был малоприятный субъект, типичный провинциальный ферт, с шикарной волной челки, заложенной на лоб по моде. Вполне похоже, что они с Магдой захватили себе комнату, у него была и отдельная кровать, а бедный Рохличек едва ли мог хоть что-то возразить. Однако алиби у этого субъекта было железное. Утром они проснулись поздно, потому что накануне он задержался в трактире с приятелями, у Магды потом был с ним крупный разговор, так что они немножечко повздорили, а потом долго мирились - поэтому так и разоспались... Все это он выкладывал вполне непринужденно и не без скрытого самодовольства - считая лишним делать из своих мужских достоинств тайну. Что же касается старика Рохличека, то он вообще-то старичка любил, тихий был старикан, ни во что не мешался. Он вот намеревается начать самостоятельное дело - извозный промысел, но надо припасти несколько сотенных, для старта, и он откладывает. Сперва надеялся, у Магды что-то будет, да, видно, этого не дождаться.

- Но ведь у вас любовь, так что, как вы сказали, деньги - это еще не все, - осторожно ввернул я.

Он удивленно вскинул на меня глаза:

- Любовь? Кто ее знает... Но ведь фигура у нее что надо, верно?

Это я готов был допустить и задал ему еще один вопрос:

- Рохличек вам обещал приданое?

- Какое там! Что с ним об этом толковать. Скорее с матерью, она всем заправляет. Они хотели продать сад, который возле дома, - это бы еще куда ни шло...

Короче говоря, вам требовались деньги!

Конечно. А кому они не требуются! Папаша Рохличек и то без них не мог.

На что же ему требовались деньги?

- Платить за дом, а как вы думали! На нем же долг. Это была интересная новость.

Вы знали, что он носил на фабрику деньги из сберкассы?

Само собой. Кто этого не знал.

- А вам не приходило в голову, насколько все было бы проще, если бы деньги эти пан Рохличек... ну, скажем, не донес до фабрики?

Он посмотрел на меня с некоторым недоумением:

Как можно? Ведь его бы сцапали.

Где находились вы, когда узнали о смерти пана Рохличека?

- На кухне. Магда мне давала завтрак. Немного запоздалый, правда, но накануне мы...

- Достаточно, - сказал я.

Человек этот был мне несимпатичен, поговори я с ним еще немного, я бы, наверное, начал на него кричать, вынуждая при знаться, что это он убил Рохличека, и тем, понятно, окончательно сел бы в калошу. Потому что в ответах его было что-то, застав лявшее воздержаться от скоропалительных выводов. Возможно, та непринужденность, с какой он говорил о вещах, ему мешавших: что нужны деньги, что за Магдой ему ничего не дадут... Если бы Рохличека убил он, ответы были бы не столь прямолинейны.

Я пошел к местному доктору. Рассказал, почему меня направила к нему экспертиза. Старый врач покачал головой.

- Все-таки опухоль. Не обманулись они в больнице. Странно, что он и сам об этом говорил.

- Кто и что говорил?

Сам Рохличек. Это был очень милый человек. Посещал он меня недолго. Здешняя публика по докторам не ходит - не то что у вас, в центре. Начал прихварывать, боли и разные недомогания; сначала я подумал, воспаление почек, но проходило как-то нетипично; когда же он стал неуклонно терять в весе и очень плохо выглядел, и у меня возникло подозрение: то, что прощупывается на почке, все же опухоль. Я в этой области не очень сведущ, так что направил его в больницу. Там его дня три подержали, сделали рентген и в заключении проставили, что требуется операция. Диагноз СА означает, как известно, карциному. А теперь представьте себе, что этот человек, ровно ничего не смысля в медицине, говорит мне:

Доктор, операция для меня - смерть! У моего отца так было. Это у нас семейное - рак называется.

Ну я его, понятно, отругал. Что будешь делать, если пациент дурит. Сказал, чтобы не слушал старых бабок, что это просто крупный камень в почке, хирургам надо на него взглянуть, тяжесть, которую он ощущает, подтверждает диагноз. Врач, понимаете ли, должен уметь лгать, бывает, что без этого не обойдешься. Думаю, и в вашем деле не всегда уместно резать правду-матку. Он явно мне не верил, но был такой забитый, что не решался возражать. И все-таки на операцию не шел. Я стал давать ему болеутоляющие. Вначале это помогает, на время создает у пациента впечатление, что ему легче; но скоро прежние симптомы возвращаются- тут ведь уж какая помощь! Нож и надежда, что еще нет метастазов... В общем, убийца лишь ускорил его конец. А на полгода или на три месяца - наверняка сказать никто не может.

Не оставалось ничего, как снова идти к Рохличековым. Это смахивало на хождение по кругу, но надо было привести дело к какому-то знаменателю. Я хотел выяснить, знал ли кто-нибудь из домашних о положении Рохличека и не пытался ли использовать эго в своих интересах.

Еще за порогом я услышал возбужденный разговор на кухне. Мать с дочерью пререкались из-за жилья. Дочь, видимо, принуждала мать перейти в чулан, где прежде спал отец, чтобы самой с любовником занять жилую комнату и кухню.

Покамест твой пижон не думает жениться, - злилась мать. - Глядишь, еще затея ваша лопнет - у обоих ветер в голове. Дрыхнуть и не работать - это он давайте, и ты не лучше - два сапога пара!

Ты молодая тоже спала долго. Из-за одного утра столько разговору. Ну как нам пожениться, если негде жить! Другая мать была бы рада сбыть дочку с рук!

Своим появлением на кухне я прервал эту семейную сцену. На постели лежали черные платья - очевидно, готовились к похоронам Обеих женщин, как ни странно, очень удивило сообщение о том, что Рохличек был тяжко болен. Что он прихварывал, они, конечно, знали, но старшая в особенности твердо полагала, что это он так - блажит.

- А он и правда был больной! - повторяла она, будто такая новость коренным образом все меняла. - Вишь ты!

Я ничего не отвечал, ждал, что она прибавит к этому. Она молчала.

- Не назовете ли кого-нибудь из окружавших его людей, кто был бы заинтересован в его смерти и мог его ограбить?

Вдова решительно замотала головой.

- В здешних местах такого не было.

И неожиданно вскинула на меня глаза:

А может, полагается вспоможение, ведь это с ним стряслось вроде как на службе?

Едва ли. Насколько мне известно, он не был застрахован... Можно рассчитывать лишь на пособие к похоронам. А вам на пенсию.

Это, видимо, не очень ее устраивало, но она молчала. Дочка рассматривала меня с любопытством. Потом сказала:

Вы вроде как ищете, кто над ним это сделал?

Это моя обязанность.

И думаете, найдете? А хоть бы и нашли... Ему-то не поможете!

Дело не только в нем. Есть ведь еще убийца. Есть правосудие!

Она слегка кивнула и больше ни о чем не спрашивала. Я попрощался. Да, неприятный осадок оставляла встреча с этими людьми. В сущности, о покойном я не слышал от них ни единого доброго слова. Он был для них мертв еще при жизни, не то что теперь. Горькая участь!..

Представьте только, каково это - взяться за первое порученное дело и чувствовать, что все у тебя расползается по швам. Как будто набираешь жидкость руками - ладони мокрые, а пустые. Я ходил как в воду опущенный, то и дело пил черный кофе, ночами просыпался, силясь найти ниточку, которая позволит мне распутать весь клубок. Логики в этом преступлении я не видел никакой, кроме денег; в них, разумеется, состоял весь интерес. Но для кого? Однажды ночью я записал для себя имена людей, на которых могло пасть подозрение - и прежде всего этого милёнка, потом обеих женщин, предположительно кое-кого с фабрики (этих со знаком вопроса, поскольку не было и тени доказательств их вины), я даже записал туда и огородника, обнаружившего труп... И наконец- не знаю, осенило меня или что, - написал фамилию Рохличек.

Мог этот человек быть заинтересован в такой сумме? Да, безусловно. А до смерти ему так и так оставалось недолго. Я ошеломленно глядел на фамилию Рохличек, словно видел ее впервые. Потом в задумчивости написал печатными буквами: "Инсценированное убийство". И взял в рамочку.

Боже милостивый, либо уж я от всего этого сбрендил, либо сделал потрясающее открытие. Дождавшись утра, я помчался к зданию судебно-медицинской экспертизы.

По счастью, доктор Вейвода уже пришел, а это был знаток своего дела. К тому же там у нас еще лежал труп Рохличека.

Я тщательно измерил длину веревки, которой были связаны руки, и петли, которая была на шее. Потом поделился с доктором своими соображениями.

Он еще раз внимательно посмотрел на фотографию убитого. Моя теория не показалась ему убедительной.

- Смотрите, ведь руки-то связаны сзади... Не знаю, как это у вас согласуется... А петля на горле? Она же затянута - на фотографии виден рубец от веревки. Могу вам предложить еще разок взглянуть на труп.

Я отказался. Признаюсь, что обстановка судебно-медицинской экспертизы действовала мне немного на нервы. Наверно, сказывался недостаток опыта. Впрочем, я слышал в управлении, что специалист такого стажа, как пан Мразек, так к этому и не сумел привыкнуть и при взгляде на труп всякий раз чувствует дурноту. В общем, с меня хватало и фотографии, тем более что она вышла очень четкой. Петля была затянута.

- Пан доктор, а что, если эта петля затянулась в воде? Он пожал плечами:

- Если хотите, отдайте веревку на экспертизу, но она самая обыкновенная - скорее затянется, высыхая, а не намокнув. К тому же Рохличек пробыл в воде совсем недолго. От силы полчаса. На то, чтоб захлебнуться, этого достаточно, а для каких-то изменений свойств веревки - нет. Думаю, что придется вам искать убийцу. Или хотя бы того, кто Рохличеку помог. Потому что, если принять вашу версию, ему потребовался помощник.

Я шел домой. Идея моя не давала мне покоя. В самом деле: человек узнал, что очень болен, по опыту отца понимает, что обречен. Под впечатлением такого грозного открытия ему приходит мысль, что можно обеспечить семью. Если бы кто-то для виду напал на него и взял деньги... Мог бы даже его слегка придушить. Или совсем задушить - все равно жить ему остается недолго. И он находит такого человека.

Кого? Кого-то из своей семьи. Будущего зятя, например... Впрочем, у тех баб тоже есть все данные!.. Ну нет, зачем такая чрезмерная жестокость! Достаточно и возчика. Он проведет великолепно свою роль. Возможно, что-то у них не совсем так получилось, и Рохличек утопился; а может быть, помощнику на все было плевать и он лишь обстоятельно исполнил поручение. Короче, эта добрая душа дала себя убить.

Минуточку! Тут маленькая неувязка. Помощника никто не видел. Несмотря на все расспросы, мои и постового, не найдено ни одного свидетеля, который показал бы, что мимо ивняка шел человек. Первым, кто оказался там, был огортдник, обнаруживший тело.

Еще одно: у Рохличека не было необходимости производить такие сложные манипуляции. Мог просто забрать деньги, оставить записку, что их растратил, и, скажем, повеситься.

Нет, этого он не мог, тогда конфисковали бы имущество: поскольку он владел недвижимостью, дом пошел бы с торгов в возмещение хотя бы части растраты. Дом был записан на него, а если бы в последнюю минуту он перевел его на дочь, это, конечно, вызвало бы разговоры. Рохличек не стал бы действовать опрометчиво. Только инсценировав убийство с целью ограбления, мог он рассчитывать на успех своего предприятия - сделать так, чтобы деньги достались семье.

Инсценированное убийство и ограбление - без помощника! Возможно ли вообще, чтоб кто-то сам себя связал и задушил да к тому же еще утопил в речке? Это даже звучит анекдотично.

И я решил произвести опыт. Научный эксперимент. Мне бы ла известна точная длина веревки, которой Рохличек был связан и задушен. Задушиться я не хотел, но связать себя попытался. Сначала сделал петлю для горла, а потом в меньшую петлю веревки, спускавшейся сзади от шеи, попробовал просунуть руки.

Это не составило особого труда. Но как теперь веревку затянуть?

Я уж готов был отказаться от своей затеи, но тут так получилось, что я встал на колени - и глядь, конец веревки при некотором напряжении смог оказаться под носком моего ботинка, и я прижал веревку к полу. Потом порывисто поднялся. При этом, правда, опрокинулся, но результат превзошел все ожидания.

Я был связан.

В квартиру в это время позвонили. Я понял, что это Гелена - мы с ней условились о встрече у меня.

- Одну минутку! - крикнул я.

Напрасно я дергал руками, я не мог выпутаться из петли.

Иду, иду! - опять крикнул я, но никак не мог выдернуть кисти и только лопотал у запертой двери: - Геленка, это ты? Я связан...

Что?! - шумно выдохнула она на площадке.

Я сам себя связал... Я знаю, это идиотство, но я пошел на

это.

Наконец я вытащил одну руку и отпер дверь. Гелена вошла с видом разгневанной богини, смерила меня взглядом и бросилась в комнату. Хотела видеть свою соперницу.

- Нет, правда, я связал себя сам, - сказал я сокрушенно. - Геленка, не сердись, но это очень важно...

Одно мне было ясно: человек этот опрокинулся навзничь - поэтому и упал в воду, отсюда эта рана на затылке. А может быть, ему внезапно захотелось жить, но было уже поздно - связанные руки не позволяли вырваться из объятий смерти, которую он сам призвал.

- Гелена, прошу тебя, теперь я еще попытаюсь удавиться, а ты мне эту петлю расслабишь, чтобы не получилось, как сейчас, ладно?

Гелена, хоть и обладала чувством юмора, казалась в ту минуту сильно озадаченной. Но мне, конечно, надо было завершить эксперимент, и я его завершил. Руками, связанными сзади, сумел дотянуться и ухватить хвост петли, болтавшийся на спине.

Петлю я затянул. Она чудесно врезалась мне в горло, и я начал синеть. Потом я еще опрокинулся навзничь и страшно трахнулся об пол; я не мог издать ни единого стона, поскольку горло мое было стянуто веревкой, и лишь впустую дергал руками, пытаясь освободиться. Это было великолепно, и, не будь там тогда Гелены, я, кажется, и в самом деле удавился бы от большого служебного рвения.

- Ты обалдел?! - крикнула она и помогла мне встать, распустив петлю на горле и на руках. Я стряхнул с себя веревки; теперь я понял все, хотя Гелена решительно ничего не понимала.

Она сказала, что не хочет больше оставаться со мной в ком нате, и требовала, чтобы мы пошли пройтись. Что было делать, я ее в какой-то мере понимал: можно ли требовать от девушки, чтобы она сидела на тахте около человека, который только что сам себя связывал и душил. Я даже был не очень огорчен - слишком блестящим был мой изыскательский успех (впрочем, я не терял надежды, что после прогулки мы все же поднимемся ко мне).

- Ты даже не представляешь себе, - сказал я ей, - какое я сделал открытие!

На следующий день я с раннего утра уже старательно выстукивал в управлении на машинке обстоятельную докладную записку, где с непреложной очевидностью доказывал, что в моем случае имеет место инсценированное убийство и вопреки всем сложностям проведенный мной эксперимент ясно подтверждает, что это мог осуществить сам пострадавший без посторонней помощи.

Затем я положил записку пану советнику на стол и стал ждать, как он на нее отреагирует.

Пан советник вошел в "дежурку", еле сдерживая волнение. Посмотрел на меня, потом на остальных присутствующих и торжественно объявил:

- Нет, как вам это нравится? Сей юноша вместо того, чтобы выслеживать убийцу, взял себе в голову, что бедный пострадавший все это проделал сам!

Присутствовавшие по обязанности засмеялись.

Однако это вам не анекдот, господа, поскольку юноша-то совершенно прав. Пусть это кажется невероятным, но если все так досконально разобрать, как сделал он, и в заключение пытаться самого себя связать...

И удавить, - добавил я без ложной скромности.

Вот именно... то его гипотеза приобретает доказательную силу. Но только, господа, вам надо ему объяснить: такие методы в криминалистике недопустимы - срок службы детектива будет очень кратким, если он станет примерять к себе все способы лишения человека жизни. Но молодость есть молодость! А в остальном я им вполне доволен.

И это было сказано самим паном советником! Я пожинал лавры. Ловил на себе взгляды ветеранов сыска и читал в них Удивление и зависть. Я ликовал.

Пан советник между тем ходил по комнате и пространно развивал свои мысли:

- Вот, господа, еще одно подтверждение моей старой теории. Преступник, который вознамерится особенно хитро надуть полицию, в конечном счете сам себя разоблачит. Перемудрит просто-напросто. Убийство само по себе вещь несложная. Если взять настоящее красивое убийство - из ревности, скажем. Он возвратился раньше, застал ее в постели с другим, хватает нож и убивает ее. Великолепно, правда? Все как на ладони. А вот когда убийца начинает разные трюки и фокусы, то непременно самому себе подставит ножку. Пан Рохличек, конечно, был сердяга, но перемудрил из любви к близким. А мы - то есть этот юноша - возьми да и раскуси его. Так и должно было случиться.

Пан советник величаво отбыл в канцелярию, а я шумно перевел дух.

- Итак, мое первое дело закончено, - сказал я, приятно расслабляясь.

Присутствовавшие взглянули на меня с явным недоумением.

- Закончено? - переспросил пан Боуше. - Едва ли.

То есть как "едва ли"? Я же доказал, кто убийца. Пан Рохличек собственноручно. Конечно, можно думать о пособнике, даже предположить такого, но ведь его могло и не быть. Да он, собственно, и не нужен.

Фактически да,- сказал пан Мразек. - Таким пособником, допустим, мог быть хахаль этой дочки. И что из того? Уличить его вы не сможете, да и не в этом суть. Суть в деньгах.

Я широко раскрыл глаза:

В каких деньгах?

Ну, в тех, которые он нес, а вы их так и не отыскали.

- От меня требовалось разобрать случай, а не искать деньги! - надулся я.

Все замолчали, а я, сделав вид, что работаю, начал рыться в бумагах.

Потом пошел в кафе, взял двойной кофе по-турецки и притворился, что читаю газету, на самом деле неотвязно думая о том, что сейчас услышал.

Старый пан Мразек понял мое состояние, пришел, подсел ко мне в кафе, взял себе тоже двойной по-турецки и сказал:

Если вы не обидитесь, я объясню, в чем тут суть.

Да, интересно, интересно, - промямлил я. Пан Мразек улыбнулся:

- Возможно, вам это и неприятно слышать, но это так. Деньги, которые надо найти, единственная возможность осуществить правосудие. Ведь деньги были побудительным мотивом лишения человека жизни, верно? Если вы их найдете, то отнимете возможность у кого-то извлечь прямую выгоду из смерти бедолаги Рохличека. Фактически тут больше ничего и не придумаешь.

Хотя это его нелепое "фактически" действовало мне на нервы, я чувствовал, что он прав.

Вы полагаете?.. - прошептал я.

Да, полагаю, что, хотя Рохличеку помочь уже нельзя, помочь правосудию все-таки можно.

Короче говоря, по-вашему, пока я дома себя связывал и душил, кто-то спокойно пересчитывал деньжата, которые отпасовал ему Рохличек?

Да, я считаю, что за этого сердягу вы никак не отомстили, если вы все же к этому стремились, - сказал пан Мразек.

И тут я неожиданно почувствовал, как много значит для этого дядьки-детектива идея правосудия, и понял, в чем он видит благородное предназначение своей профессии.

- Пан Мразек, - вздохнул я, - мне с самого начала ясно, например, что те две бабы - бессердечные скотины, они-то и толкнули Рохличека на преступление. Но как их ухватить? Если они забрали выложенную сумму и позволили ему убить самого себя, в этом их никак не уличишь. Разве что дожидаться, пока начнут тратить деньги?

Пан Мразек замотал головой:

- Ну нет, они не так просты. Да что, вы лучше меня, старого, знаете, на что способна женщина, если захочет кого провести. А если даже они купят на себя какого-нибудь барахла и старая устроит дочке свадьбу, подкинув ей тысчонку-другую, гДе доказательства, что у ней не было отложено про черный День?

- В общем, тут заколдованный круг, - уныло согласился я.

- Как вам сказать... Если не обидитесь, я скажу так: в восемь утра, - серым от пепла пальцем пан Мразек начал водить по столу, - Рохличек получил в сберкассе в Михле деньги. Скажем, в восемь пять он с ними оттуда вышел. Здесь, допустим, караулил его некто, кому он эти деньги спокойно передал. В подобном случае надо, как говорится, брать в расчет только кого-то из семьи. Но в протоколе сказано, что ни один из них в то утро из дому не выходил. Значит, это отпадает. Теперь рассмотрим другой случай. Пан Рохличек положил деньги в какую-нибудь сберкассу. Например, в нусельскую. Туда он мог попасть примерно в восемь пятнадцать...

- Но стойте, - воскликнул я, захваченный его нехитрой логикой, - он ведь мог взять такси и поехать еще дальше! Па Вацлавскую, в банк!

- Это фактически возможно, - допустил пан Мразек. Потом с сомнением покачал головой.

Впрочем, такой простецкий, тихий человек едва ли станет брать такси. Я бы на эту версию не очень полагался... Одно только мы знаем точно: в десять он уже был покойником. Так вот вы и должны спросить себя: что делал он с восьми пятнадцати до десяти? Времени он зря не тратил, даю вам голову на отсечение.

Итак, окрестные сберкассы и банки! - в волнении проговорил я. - Это похоже на правду. Пойду туда. Большое вам спасибо за совет!

Я сделал знак официанту получить за оба двойных кофе с меня и торопливо вышел. Дело было не в добром совете - наверно, я и сам бы догадался, что делать. Ценней всего было, что он мне указал на мою миссию - карать мечом правосудия. Да, деньги эти надо отыскать. Я не позволю тем двум бабам ими поживиться!

Как выяснилось, ни в одно банковское учреждение Праги не был в то утро сделан такой крупный вклад. Двадцать тысяч- это все же сумма, которую кассир не может не запомнить.

Потом я начал обходить почтамты. Увы, с тем же плачевным результатом.

Пана Мразека я избегал - боялся, что он спросит про мои успехи, - и делал вид, что продолжаю розыски. В действительности же прочно сел на мель.

Гелена была недовольна - она, оказывается, предпочитала, чтобы я себя связывал, только бы не ходил по банкам и почтамтам Пойми вот после этого женщин!

Мысль, что деньгами кто-то уже пользуется, была невыносима.

- Тупая бездарь! - обзывал я себя.

В "дежурке" через некоторое время поняли, в каком я положении, и стали меня утешать:

- Бывали случаи, когда похищенные деньги искали чуть ли не год

Год!.. Ну уж благодарю покорно, лучше бы я нашел себе Другую специальность.

А дальше произошло вот что. Утром к нам в полицейское управление позвонили с фабрики, где служил погибший. Сам шеф запрашивал, что надо делать. На имя пана Рохличека пришло заказное письмо, шеф принять его отказался, потому что не знал, как в подобных случаях поступают, и почтальону пришлось унести его обратно.

Я поблагодарил за сообщение. Заказное для покойника... Это значит, прислал его кто-то, не успевший узнать, что адресат умер. И почему именно заказное - ведь люди круга Рохличека получают, как правило, письма простые? Еще одна деталь: почему отправили на фабрику, а не домой?

Я позвонил на почту, чтобы письмо задержали до моего приезда.

Пан советник видел, как я был удручен и как теперь разволновался, и дал мне машину. Это было признание!

Заказное пришло из Братиславы; на конверте стояла фамилия отправителя: Мария Рейношева...

Кто такая Мария Рейношева?

Пользуясь служебным правом, я взял письмо и вскрыл конверт. Пан Мразек в этом мне охотно посодействовал - при помощи круглого карандаша - и сделал это так искусно, что конверт в случае чего можно было заклеить снова.

В письме стояло:

ли ты уме такие деньги посылать в посылке, а если бы пропала, мне бы отвечать. Не бойся, я их положу, как ты просишь, а после твоей смерти перешлю жене. Только ты, сделай милость, не пиши о смерти и о болезни, этого не может быть, и я бы тогда от папаши это получила, а то; благодаренье богу, я здорова. Так что я положу их на книжку, боюсь я столько при себе держать.

Храни тебя господь.

Твоя сестра Мария Рейношева.

Я чуть не упал. Сестра!.. А я понятия не имел, что она существует! Расследовал, нечего сказать! Она еще позавчера отправила по почте заказное, не подозревая, что брата нет в живых. Пражские вечерние газеты в Братиславе она не читает - неудивительно, что от внимания ее ускользнула упоминавшаяся в хронике в связи с загадочным убийством фамилия "Рохличек".

А на похороны ее не позвали. Наверное, между нею и невесткой не сложилось добрых отношений, поэтому та ничего ей не сообщила. Бывает, что такая ненависть к золовке не утихает даже после ее смерти.

Что вы на это скажете? - вздохнул я. - Хорошо еще, пан советник не знает.

Да бросьте, чего не бывает! - махнул рукой пан Мразек и уже снова набивал чубук. - Случаются и худшие промашки. Короче, поживей звоните в Братиславу, пусть парни из полиции зайдут к старушке и потрясут ее. А деньги пускай конфискуют. Так что я поздравляю вас с благополучным завершением дела!

Растроганный, я стиснул его руку, как всегда перепачканную пеплом.

В Братиславе выяснили, что пани Рейношева вдова и женщина исключительной порядочности. Узнав о смерти брата, она разрыдалась. Сотрудникам полиции тут же передала сберегательную книжку и больше всего сожалела, что невестка не позвала ее на похороны. Деньги она бы привезла с собой, так что сотрудникам не надо было бы утруждаться.

Когда я доложил пану советнику о завершении дела, то добавил:

- Никак не возьму в толк, зачем он все так осложнил. Самоубийство было до невероятности замысловатым, и сокрытие денег - тоже. Вообразить только: обычной бандеролью, словно какой-то пустячок, отправить двадцать тысяч сестре, с которой годы не видался. Ведь в этом был и риск! Разве нельзя было просто послать деньги домой почтовым переводом и, скажем, сунуть голову в петлю...

Пан советник улыбнулся:

- Тогда бы он все завалил, коллега! Возьмем хотя бы его смерть - мне вот все время кажется, что он, скорее, хотел разыграть это нападение, а не порешить себя взаправду. Человеку, понимаете ли, неохота на тот свет, даже когда у него опухоль на почке. Но он перемудрил, за что и поплатился жизнью. А вот с деньгами он устроил просто гениально. Он, как я вижу, был неглупый малый, этот Рохличек! Если бы он послал деньги домой и примитивно удавился, их у его семьи, конечно, отобрали бы.

Если же он хотел любым путем оставить деньги за женой и дочерью, то должен был поступить так, как он сделал. Я полагаю, он их до безумия любил, если уж на пороге смерти был способен с точностью все рассчитать и взвесить!

На следующий день я положил на стол пакет с двадцатью тысячами и пригласил для объяснения вдову и дочь. Посадил их возле стола и рассказал все как было.

- Ради вот этих денег ваш муж и отец лишил себя жизни. Совершенно напрасно, разумеется, поскольку деньги принадлежат фабрике и будут ей, конечно же, возвращены. На этом следствие прекращается. Можете быть свободны.

Сначала заплакала дочь, за ней вдова. Они плакали долго и неутешно, глядя сквозь слезы на пакет с деньгами. Л мне ясно припомнились их глаза - без единой слезинки - в тот день, когда я им сообщил о смерти Рохличека.

УБИЙСТВО В ОТЕЛЕ (Перевод Е. Элькинд)

У господина, который прямо с утра вошел в кабинет советника Вацатко, вид был взволнованный. Панталоны в полоску и белоснежные гамаши позволяли предположить и столь же безупречный пиджак под демисезонным пальто. Вошедший теребил лайковые перчатки, и пан советник подумал уже, что имеет честь принимать дипломата. Но дипломатом вошедший не был. Его манеры были еще более изысканны. То был владелец отеля "Палас-Гранд". Когда он белыми перчатками небрежно отряхнул сиденье стула, прежде чем на него опуститься, пан советник с предупредительностью поднял брови.

Визитер начал несколько издалека. Сначала сообщил, что заведение его - высшего класса, занесено в каталог перворазрядных отелей мира и рекомендовано там с самой лучшей стороны "Палас-Гранд" не уступает отелю "Мажестик" в Венеции и отелю "Европа" в Париже, и, может быть, только "Валдорф-Астория" в Нью-Йорке превосходит его по размерам И импозантности - но ведь нельзя же сравнивать Прагу с Нью Йорком..

- Конечно, нет, - благодушно согласился пан советник. А что вас привело ко мне?

Хозяин отеля вздохнул:

- Довольно сложные и щекотливые обстоятельства, пан советник. Поэтому-то я и пришел прямо к вам, на что, кстати сказать, имею согласие полицей-президента, которого поставил обо всем в известность мой знакомый из министерства внутренних дел.

- Так чем, простите, могу служить? Мы ведь криминалисты - специализируемся не столько по отелям, сколько по убийствам, хотя известный международный резонанс такая деятельность тоже имеет.

Пан советник чувствовал, что теряет терпение. Перед началом трудового дня он имел обыкновение перехватить чего-нибудь и просмотреть газеты - а тут пришлось начать с места в карьер. Кроме того, он не успел полить фикусы, и его мучила мысль, что он о них забудет.

- Я понимаю, потому-то и позволил себе обеспокоить лично вас; верю, что вмешательство ваше внесет необходимую ясность, не опорочив доброго имени отеля...

Потом он начал объяснять, на чем, в частности, зиждется доброе имя "Палас-Гранда". Заверю! пана советника, что апартаменты у них удовлетворяют запросам самых придирчивых клиентов; во многих номерах отдельные ванные комнаты с гигиеническим устройством, отвечающим всем требованиям современного комфорта, чем например, не может похвалиться целый ряд отелей Парижа, не говоря уже о Вене. Кроме того, их кухня пользуется мировой известностью, даже князь Леопольд, брат бельгийской королевы-матери, предпочитает "tournedous" в отеле "Палас-Гранд" всем прочим кушаньям, какие только существуют, и утверждает (чрезвычайная любезность с его стороны), что бараний бок с чесноком не приготовят так и в будапештском "Геллерте". А недавно он ввел у себя совершенно новое устройство для приготовления жаркого - так называемый гриль, ставший очень модным в последние два года; что же касается флам-бэ, то тут его шеф-повара никто не превзошел. Сам магараджа из Лахора не удержался и зааплодировал, когда в затемненное помещение официант принес горящее мороженое, политое кюрасо...

Боже праведный, подумал изумленный Вацатко, уж не пришел ли он звать меня на банкет? Если открыть ему, что у меня припасено в бумажке сто граммов свиной грудинки, он упадет в обморок. И что это за "фламбэ", которому аплодирует магараджа?

Минуточку, пан шеф! Отель ваш безусловно мирового класса, но при чем тут я? Зачем вы мне расписываете его великолепие?

Отчасти чтобы убедить вас в этом, пан советник, - с достоинством ответил визитер. - В прискорбном случае, который,

к сожалению, произошел у нас, чрезвычайно важно это понимать. И позволю себе напомнить, что методы, которые станет применять полиция, должны здесь быть предельно деликатны и тактичны. Среди гостей есть подданные других стран!

У вас украли что-нибудь? - спросил, переходя к делу, пан советник. - Колье, приборы, чемодан?..

Если бы только так... - вздохнул хозяин отеля, выдерживая драматическую паузу. - У нас содеяно убийство.

Пан советник с облегчением улыбнулся:

Вот видите! Скажи вы это мне с порога, мы бы давно были там. Кстати, когда это произошло? И не упущено ли время?

Насколько вы могли заметить, пан советник, я уже находился здесь, когда вы подошли. Я с самого утра жду вашего прихода.

Хорошо, с самого утра, но я ведь советник полиции, а об убийстве заявляют в ближайший участок, который и делает что положено. Потом только доходит очередь до нас. Итак, когда это случилось и кто убит?

Убита дама, молодая, имя я от волнения забыл... Когда это случилось, не знаю - рано утром мне позвонили на квартиру, и я немедленно явился...

Да почему, черт возьми, позвонили вам, а не в полицию? - вскипел пан советник.

Я как-никак хозяин, без моего согласия не предпринимают ничего. В отеле, смею вас уверить, свои законы.

У нас тоже. И первое - действовать по горячим следам. Кто обнаружил убитую?

- Гость, то есть муж этой несчастной. Он и позвал портье.

Под утро, когда вернулся из бара. А портье сделал то, что входит в его обязанности. Пригласил врача, обслуживающего наш отель. Тот в свою очередь дал знать нашему детективу.

- У вас свой детектив? - искренне удивился пан советник.

- Пожилой человек, полицейский инспектор в отставке, необычайно порядочный и корректный, по фамилии Стрнад.

Им бы еще свою следственную группу и своего Вацатко, тогда вообще бы не потребовалось ничего, - подумал пан советник.

Он позвонил, и в кабинет вошел пан Бружек.

- Возьмите с собой людей, фотографа и, разумеется, кого-нибудь для дактилоскопии. В "Палас-Гранде" убийство, так что поторопитесь.

- Я мог бы предложить свою машину, - сокрушенно прошептал хозяин. - Прошу лишь об одном: о полнейшей дискреционное™ при работе - гостям нельзя давать ни малейшего повода для подозрений. Может быть, господа полицейские придут под видом посетителей?

Пан Бружек подмигнул пану советнику и обернулся к хозяину отеля:

- Будьте покойны. Мы носим котелки, так что публика подумает, у нас там свадьба или поминки.

Хозяин отеля принял эту остроту довольно кисло.

Муж дамы и другие возможные свидетели, надеюсь, в отеле? - спросил пан советник.

Несомненно, муж... он... э... несколько не в форме, я бы так сказал. По моим сведениям, слишком засиделся в баре. Бар у нас великолепный, я господ полицейских с удовольствием проведу...

Возражать против этого господа полицейские не будут, - сощурился пан советник на Бружека.

Муж этой дамы иностранец? Откуда? - спросил пан Бружек.

По счастью, чех. Из Кладно.

И жил у вас в таком аристократическом отеле? - удивился пан советник.

Так делают, если хотят, что называется, слегка встряхнуться и кутнуть. У нас для этого есть все условия. Прекрасный сервис, бар с отличнейшим ассортиментом вин...

И бараний бок с чесноком лучше, чем в будапештском "Геллерте", я знаю! Так вы сейчас моих сотрудников подбросьте, чтобы не теряли времени. С вами я не прощаюсь, увидимся позднее.

Хозяин отеля со вздохом и многократными поклонами достиг дверей, а пан советник обратился к своим фикусам. Потом, разложив на столе свиную грудинку, горчицу и булочку, неторопливо и сосредоточенно принялся за еду, думая о курах гриль и турнедо в отеле "Палас-Гранд".

"Убитую молодую женщину находит утром муж, когда, нализавшись, возвращается из бара... В таком сверхблагородном заведении могло бы выйти что-нибудь покрасивее..." - ворчал он себе под нос.

Пан Бружек, поднимаясь во главе следственной группы по шикарной лестнице отеля, в почтительном восхищении поглядывал по сторонам - все было так великолепно: широкие ковры, заглушающие звук шагов, начищенные ручки темных дверей, пальмы в кадках... Позднее он узнал, что пальмы искусственные, но это только подняло в его глазах их ценность. В коридоре царил полумрак даже теперь, средь бела дня, и пану Бружеку, естественно, пришло на ум, что по такому коридору можно пройти, не привлекая к себе внимания. Беломраморные ступени сияли чистотой, но, как он также про себя отметил, вовсе не просматривались с нижней площадки, и тот, кто уже ступил на лестницу, практически исчезал из поля зрения портье. То были мысли чисто профессионального характера, но по-иному мыслить Бружек не умел.

Наконец хозяин отеля открыл одну из дверей.

Вошли в маленькую прихожую, где ждал высокий, меланхолического вида господин - частный детектив, обслуживающий отель. Пан Бружек узнал отставного полицейского инспектора Стрнада и дружески его приветствовал. Тот поклонился, выразив готовность быть полезным, и жестом пригласил их пройти дальше.

Сигнал получил в шесть пятьдесят, прибыл в семь двадцать, - докладывал он, - в комнату вошел... примерно в семь двадцать пять. Убитая лежала - и сейчас лежит - рядом, в ванной. В жилой комнате находился ее муж, пан Матоуш, совершенно потерянный, сидел на том диване.

Где он у вас, этот муж?

В комнате напротив, прошу вас; у него сейчас врач. Мы делаем все, чтоб этот прискорбный случай, что называется, затушевать, - страдальчески пробормотал хозяин отеля.

Если только вы не затушевали то, что необходимо нам. Следы! - сказал пан Бружек и слегка покраснел, поняв, что говорит сейчас точь-в-точь как пан советник.

Убитая лежала ничком, свесившись через борт пустой ванны. На ней было вечернее платье, светлые волосы распустились и тоже свисали над ванной. Пан Бружек наклонился над пострадавшей. Картина была ясна: кто-то ударил ее сзади, и она повалилась на край пустой ванны... Рана была малозаметная, с незначительной потерей крови. Ударили тупым предметом. Пан Бружек направился к двери, уступая место фотографу, начавшему свою работу при вспышках магния.

А вам не показалось, что здесь что-то искали с целью ограбления?

Нет, уверяю вас. Впрочем, здесь был ее супруг, но и ему тоже так не показалось.

Вошел врач, преуспевающего вида толстячок, и объявил, что пану Матоушу получше. Естественно, он находился в шоке, ну и, понятно, сказывалось действие алкоголя. Теперь ему сделана инъекция, и он часа два-три проспит. Давать показания он все равно не смог бы.

Так тяжело воспринял смерть жены? - спросил пан Бружек, который не сразу все себе уяснил.

В определенной мере, - степенно отвечал врач. - Потрясение вызвало шок... Но опьянение было до этого. И сильное, насколько я мог установить. Будь это в баре не столь высокого пошиба, я говорил бы даже об алкогольном отравлении. Но здесь, конечно, это невозможно.

Стоящий в уголке хозяин в подтверждение кивнул:

- У нас вина самых лучших марок, об отравлении и речи быть не может.

Врач молча усмехнулся.

Пан Бружек вздохнул. На языке он ощущал противный вкус выпитого с утра кофе и разговоры о марочных винах считал теперь неуместными.

- Пан доктор, вы, осматривая жертву, застали ее в той же позе, что теперь?

Доктор заглянул в ванную:

В общем-то, да. Я над ней наклонился и, увидав, что она скончалась, не стал ничего делать, дал знать портье, чтоб вызвали полицию.

Ну а портье, конечно, вызвал не полицию, а пана Стрнада, - с горечью вставил пан Бружек.

Человек с маленьким чемоданчиком, дактилоскопист пражского полицейского управления, приготовил свой инструментарий. Начал он с ванной.

В дверях появился официант с подносом, уставленным рюм ками.

- Осмелюсь предложить немного освежиться, - зашептал хозяин отеля. - Сухой мартини, с вашего разрешения. Необычайно хорошо идет с утра.

Пан Бружек одобрительно кивнул. Он, правда, предпочел бы ром, но в такой обстановке святотатственно было и думать о роме, не то что его пить. Он опрокинул в себя сухой мартини, как если бы это был ром, и остальные последовали его примеру.

После ухода хозяина Стрнад сказал извиняющимся тоном:

Понимаете, пан инспектор, это отель. Я бы, конечно, сразу вызвал наших - что я, не знаю порядка? - но шеф был против, ему сначала требовалось разбудить какое-то высокое начальство из министерства, а потом еще бежать к пану советнику.

Где этот супруг так накачался?

Они там что-то отмечали внизу, в баре. Была грандиозная попойка - хотя вообще-то этот бар для избранных, приходят только настоящие дамы, каких-нибудь девчонок с улицы не пустят. Пан Матоуш пробыл там с супругой до утра. Была еше одна супружеская пара, тоже из Кладно, некие Яниковы, живут в одиннадцатом номере... Они сообща предприняли трехдневный выезд в Прагу. Встряхнуться, понимаете? Яник этот на службе в угольно-металлургическом концерне - зашибает там деньгу. А Матоуш - страховой инспектор, тоже неплохо, так что гульнули на полную катушку.

Бружек прилежно записывал и благосклонно кивал:

- Сразу видно нашего человека, пан Стрнад.

Тот выразил признательность за похвалу легким наклоном головы.

Набрав номер полицейского управления, Бружек рапортовал о положении дел. Советник Вацатко, одобрив все его инициативы, сказал, что приедет в отель сам лично допрашивать этих людей из Кладно.

Убитую отправили на вскрытие. Пронесли коридором к черной лестнице и спустили на грузовом лифте. Ни тебе мраморных ступеней под ковром, ни шпалерами стоящих портье, ни пальм... Темный автомобиль во дворе среди сваленных ящиков принял свой траурный груз и исчез. Хозяин отеля с нескрываемым облегчением перевел дух.

В ресторане негромко заиграла музыка.

Пан Стрнад порассуждал о бренности человеческой жизни:

- Въезжаешь в дорогие апартаменты - а увозят тебя, как узел грязного белья.

Потом участливо спросил, не требуется ли пану Бружеку чего-нибудь для поддержания сил - шеф распорядился, чтоб сотрудникам полиции ни в чем не было отказа. На детектива, получающего в отеле жалованье, это не распространяется, вот если что-нибудь пожелает пан Бружек... Пан Бружек пожелал: а именно два кофе с ромом. Поскольку дело происходило в "Палас-Гранде", кофе подали венский, а ром к нему ямайский - так что коллеги предпочли не лить его в кофе, а благоговейно отпивали маленькими глотками.

Вы видели этих Матоушевых в отеле? Как они ладили между собой?

Насколько я могу судить, прекрасно! Мадам, еще молодая женщина, была очень оживленна, ей явно нравилось состояние опьянения.

Еще бы, вот и на столе две рюмки, - сказал пан Бружек, и лицо его вдруг стало строгим.

Вид этих рюмок заставил его насторожиться. Он был готов чуть ли не отругать себя за то, что не заметил их сразу. Дактилоскопист, закончив работу в ванной, перешел в жилую комнату.

Пан Бружек осторожно завернул рюмки в салфетку. Дактилоскопист понимающе кивнул - удобней будет обработать их прямо в управлении. Специальным порошком он посыпал столик, с которого рюмки были взяты.

Ну, как дела? - спросил его пан Бружек.

Отпечатков в ванной комнате хватает, да и в этой тоже... Только вот чьи они? Столько народу здесь топталось - врач, персонал...

Пан Бружек вздохнул. Случай, похоже, выдался не легкий. Будь это кража, знали бы хоть, от чего оттолкнуться. Но кражу исключил не только муж, но и пан Стрнад. Какой же еще мотив мог побудить к подобному убийству!

- Послушайте, а что за общество собралось вчера в баре? Пан Стрнад туда, к сожалению, не заходил. Насколько он

понимает, публика была обычная. Справки навести кое о ком все-таки стоит, и из числа постояльцев, и из так называемых завсегдатаев вроде директора Майслика - кто его не знает, вечно там пьет в самых неумеренных количествах. Стрнад, с позволения пана Бружека, мог бы, не привлекая внимания, побеседовать с персоналом. Официанты, безусловно, в курсе и ему расскажут больше, чем полиции.

Пан Бружек согласился, а потом терпеливо ждал, пока дактилоскопист закончит свою скрупулезную работу. В комнату вошел советник Вацатко, за ним, как тень, хозяин отеля. А за хозяином - как его тень - официант с подносом. Вацатко нахмурился и сделал отстраняющий жест, но рюмочку все-таки взял, тем более что это сделал и хозяин.

- За то, чтобы для нашего отеля все это благополучно кончилось! - многозначительно проговорил последний.

Мартини, правда, был отличный, но хозяин отеля начинал действовать пану советнику на нервы.

Пока что мы работали, не привлекая внимания посторонних. Как только преступник будет найден, мы не останемся здесь ни минутой дольше... Но до тех пор, пока мы его не отыщем, вам, к сожалению, придется потерпеть наше присутствие.

Ну безусловно, что вы, пан советник, я целиком в вашем распоряжении, вопрос лишь в том, чтоб гости... Вот тут по коридору, например, номер, который занимает персидский принц, - это же не пустяк... Под ним - английский лорд, рядом - директор бразильского банка...

А тут - четыре человека из Кладно, одного из которых убили. Я, что ли, в этом виноват? - раздраженно пробурчал пан советник.

Хозяин отеля откланялся.

Советник Вацатко, хмурясь, следил за манипуляциями дактилоскописта:

Если хотите выяснить, кто за что брался, сделайте одолжение, но лично я больших надежд на это не возлагаю.

Еще один отпечаток, пан советник, вон, видно даже невооруженным глазом, целая ладонь... Какая прелесть! - трещал дактилоскопист, снимая отпечатки пальцев с дверной рамы при входе в ванную. - И те две рюмки, возможно, кое-что дадут, - сказал он, уходя.

- Какие рюмки?

Пан Бружек объяснил, что на столе было две рюмки, откуда явно кто-то пил. Их он забрал раньше, этим непосредственно займется лаборатория.

Отлично, - кивнул головой Вацатко. - Ну а бутылка?

Какая бутылка?

Ведь если пьют, то из чего-то наливают. Из бутылки...

Но это же отель, две рюмки мог им принести официант.

На чем эти рюмки стояли? На тарелке? Салфетка возле них была?

Да нет, они стояли просто на столе... Вот тут и тут.

Пан Бружек, вы, как я погляжу, мало вращались в высшем обществе и не привыкли к дорогим отелям. Ведь вы же видели, как принесли сюда этот мартини! Вы тоже взяли рюмочку, не так ли?

Пан Бружек, засмущавшись, подтвердил, что взял.

Тарелочка, салфетка, рюмка... Иначе здесь не подают. А если те две рюмки стояли прямо на столе, значит, там должна была находиться и бутылка, которую принесли в номер. Так вот я вас и спрашиваю: где она?

Ее совсем не было. Я это точно знаю.

Вы так же точно знаете, что ее никто отсюда не убрал?

Вот и пан Стрнад, бывший наш сотрудник, теперь частный детектив при отеле, ручается, что здесь никто ничего не трогал.

Вацатко с мрачным видом ходил от стены к стене:

Ручается, ручается... Я только знаю, что дактилоскопические снимки лучше всего получать с бутылки. Ее ведь надо ухватить как следует рукой. Рюмочку вы берете за ножку, отпечатки на ней едва просматриваются, верно? - обернулся он к дактилоскописту, поспешно собиравшему свой чемодан чик.

Вы совершенно правы, пан советник. Теперь, с вашего разрешения, я хочу взять отпечатки пальцев у всех причастных к этому делу особ.

Ну разумеется. Где они там у вас, пан Бружек?

Другая пара, видимо, у себя в номере, я с ними еще не

говорил. А супруг пострадавшей, который обнаружил убитую, спит. После инъекции.

- И после попойки, уже слышал. Я, надо вам сказать, терпеть не могу проволочек. А время у нас уходит. Так что ступайте к пострадавшему супругу и снимите у него отпечатки пальцев, даже если он и спит. К прочим участникам этого вояжа я зайду сам. И вы со мной, - сказал он дактилоскописту уже с порога.

Супруги Яниковы производили впечатление людей, что называется, милейших и, разумеется, до невероятности испуганных. Из бара они вернулись под утро. Ушли спать, пан Я ник должен сознаться, что голова у него была прямо чугунная, супруга тоже не ручается, что ясно помнит, что происходило в баре - собралось такое веселое общество, много иностранцев... Они вчетвером присоединились к компании какого-то управляющего - фамилии уже не помнят... Дана ушла первой, а они с мужем вернулись только к утру. Вашек, то есть пан Матоуш, там еще остался. Долго не засыпали, потом кто-то стучал в дверь - оказалось, портье - сообщить, что с ними хочет говорить пан Матоуш, у него что-то стряслось. Матоуш едва держался на ногах, из его слов можно было понять, что Дана мертва, сначала подумали, сердце или какой-то удар - Дана ведь очень много выпила, - а потом...

Пани Яникова не могла сдержать слез, да и пан Яник был недалек от этого. Их связывала такая давняя тесная дружба, нельзя даже вообразить себе, кто мог такое сделать. Отпечатки пальцев? А как же, улики, разумеется, надо искать повсюду, хотя она и муж в номер к Матоушевым не так уж часто заходили. Перед тем как идти в бар - то есть вчера вечером, - они, естественно, там были. Пани Яникова и Дана уединились в ванной комнате, женщинам вечно надо поправлять прическу... Потом все четверо спустились в бар, и начался этот угарный вечер, такой развеселый и такой немыслимо трагичный, как потом оказалось.

Кто мог против Даны что-нибудь иметь? - спрашивал сам себя пан Яник и мотал головой, словно отказывался всему этому верить.

Когда пани Матоушева ушла из бара? - спросил советник Вацатко.

- Не могу сказать. Мы там потом уже все друг от друга отделились. Дана сидела с какой-то другой компанией, в баре ведь, знаете, быстро знакомятся, везде нас угощали, особенно ее, она же была молодая и интересная.

- На сколько она была моложе вас? - спросил пан советник.

- Лет на шесть... А что?

- Нет, ничего, просто хочу представить себе, как часто угощали и вас, - усмехнулся он.

- Я тоже была как в чаду, - вздохнула пани Яникова. -Боже, кто мог предположить такой финал? Я просто не могу в это поверить. Нет, вы увидите, это не убийство... Что-то с ней произошло... Несчастный случай!

- Она была такая... Действительно, трудно себе представить, чтобы у кого-то поднялась рука ее обидеть, - подтвердил пан Яник, но под взглядом своей жены умолк.

Взгляд этот не укрылся от пана советника. Он встал:

- Ну что ж, какую-то картину того, что вчера происходило, я получил, за это вам спасибо. Прошу пока оставаться в номере. Не стану вас надолго задерживать в Праге, но предстоит еще взять показания у пана Матоуша, а может, и еще кое у кого. Я думаю, удобней переждать день-два в отеле, чем в полицейском участке, правда?

- Мы понимаем, - вежливо сказал пан Яник, - можете целиком на нас полагаться.

- Милейшая чета, - сказал, возвратясь, советник Вацатко пану Бружеку, - давала свои показания в точном соответствии с тем, как они между собой договорились. Нет, в самом деле, чем они, по-вашему, занимались до моего прихода? Репетировали, что будут говорить и как будут говорить. И сказали это великолепно, и сказали минимум того, что можно было сказать. В каком виде у вас пан Матоуш?

- Спит непробудным сном. Отпечатки пальцев у него, конечно, взяли.

Пан советник еше раз оглядел комнату:

- Теперь начинайте брать показания по всему отелю. Пришлю вам сюда людей и стажера Соукупа. Пусть практикуется.

Бружек остался в одиночестве. Поскольку впереди было невпроворот работы, велел принести себе кофе.

Из отеля "Палас-Гранд" исчезли господа с маленькими чемоданчиками и фотографическими аппаратами, их место заняли не привлекавшие внимания благодушные господа в котелках, которые интересовались всем: составом гостей, их паспортами, дамами и господами, которые были вчера в баре... Они сейчас же вызвали из дому даже ночного портье и долго расспрашивали его, кто проходил по лестнице прошлой ночью. Портье отрицал, что видел ночью пана Матоуша или пана Яника.

Пан Боуше, который говорил с ним, только улыбался:

- Ну, можно ведь и что-то упустить...

- Я-то не упускаю ничего, - ворчливо возражал портье, которого подняли с постели.

Стажер Соукуп отозвал пана Боуше в сторонку:

-Таким путем мы ничего не выясним. Вы заведете с этим дядечкой беседу, а я попробую пройти у него за спиной от бара по лестнице.

Успех превзошел все ожидания. Пан Боуше встал так, чтобы портье оказался спиной к лестнице, и они принялись толковать о нынешней дороговизне. а молодой сотрудник полиции как кошка проскользнул на лестницу.

Этот трюк они с успехом повторили троекратно. После чего пан Боуше снова улыбнулся и сказал:

Вот видите, вы и понятия не имеете о том, кто у вас проходит наверх.

-Как это не имею? - запротестовал неподатливый портье. - если вы про того юнца, что то и дело шмыгает по лестнице, то я об этом знаю, но ничего не говорю, потому как он из ваших. А если кто считает, будто господа из бара обязательно идут мимо швейцарской, то опять же ошибается. У нас заведение благородное, и господа, которые тут проживают, могут ехать из баpa прямо в свои номера - лифт ходит с самого низу, чтоб никакой тебе огласки, понимаете?

Пан Боуше почувствовал, что у него взмокает лоб, а молодой сотрудник Соукуп судорожно глотнул воздух.

Потом этот подающий надежды юноша сидел в зале и пытался схемой отобразить ход вчерашних событий во времени. Трудность, однако, состояла в том, что полиция знала только, когда молодая женщина была убита. А когда понялась из бара, с кем вышла из лифта и кто поехал за ней следом, не знал никто.

Одно только представлялось совершенно очевидным: там, в ванной комнате, пострадавшая причесывалась или как-то иначе приводила себя в порядок. Закатившийся тюбик губной помады, недавно обнаруженный Соукупом в ванной, прямо указывал на это. Убийца вошел следом и нанес удар. Потом он мог либо возвратиться в бар, либо уйти к себе в номер.

- Пан доктор, - вдруг воскликнул Боуше (он иногда титуловал Соукупа так торжественно, хотя тот еще только стажировался),- посмотрите сюда, в коридор! Через это вот окно...

Окно глядело на широкую, освещенную сверху шахту, из которой пожарная лестница выводила на крышу. Уйти из ванной вполне можно было и таким путем.

- Вот вам, пожалуйста! "Единственное, что еще оставалось", как говорят в кино.

Наконец прибежал пан Стрнад, с известием, что Матоуш уже очнулся. Сидит в постели, обхватив руками голову. Инъекция подействовала основательно, и он пытается сейчас собраться с мыслями.

Скажите, что с Даной? - несколько раз спросил он.

Она мертва, пан Матоуш. Вы ведь и сами знаете.

Я думал, может статься... Боже милостивый, я все время надеялся, что это сон, А когда спал, каким-то образом все время в это верил... Где Вашек?.. Я хочу сказать, пан Яник...

У себя в номере. А теперь позвольте прежде всего поговорить с вами.

Матоуш кивнул и начал одеваться. Лицо его покрывала бледность, руки тряслись, взгляд беспокойно скользил по комнате.

Как я тут оказался? Это не мой номер!

В вашем сейчас полиция.

Какой ужас!

Когда ваша жена ушла из бара?

- Не знаю... Я даже не знал, что она ушла. Я просто поднялся к себе...

- Почему?

- Ну, потому, что все это уже надоело... Или потому, что все уже пошли? Не знаю...

- А так в течение вечера вы не уходили из бара?

Ну что вы, господа! Куда я мог уйти? То есть, возможно, я, конечно, выходил куда-то в туалет...

Много ли времени прошло после ухода вашей жены из бара, когда вы отправились к себе в номер? - осторожно спросил пан Боуше.

Матоуш покрутил головой.

- Я не знал, что она поднялась в номер, я нашел ее уже в ванной. Решил, что она перепила, даже взял за плечи и сказал: "Ну хватит валять дурака". А потом вдруг увидал, что,,. Какой ужас!

Он зябко поежился, говоря это. Соукуп налил ему воды, Матоуш жадно отпил и с перекошенным лицом схватился за живот.

- Ой, как мне плохо...

- Короче, восстановить в памяти прошедшую ночь вы не в состоянии?

-Нет.

Пан Боуше вздохнул, и молодой практикант тоже вдруг усомнился, что этого человека еще можно о чем-то спрашивать, Пану Матоушу было предложено отдохнуть и не отлучаться из номера. На всякий случай у его двери оставили человека.

Вернулись в четвертое отделение, и практикант Соукуп принялся излагать гипотезу, по которой убийство совершил некто, скорей всего и не желавший его совершить; некто, попавший в номер по воле случая... Боуше, однако, склонялся к мысли, что затевалось ограбление - ибо кто стал бы убивать молодую, приятную женщину, не преследуя никакой цели. Тот факт, что из номера ничего не пропало, не играл, по его мнению, существенной роли - преступника просто спугнули. Не будь пан супруг до такой степени пьян, он, вероятно, заметил бы, что в номер кто-то заходил.

Советник Вацатко выслушал обе версии молча, явно не принимая ни одной из них всерьез. С таким же каменным лицом прочел протокол вскрытия и вызвал еще раз врача.

- Послушай, ты тут пишешь, что удар был нанесен тупым предметом. Вы бы уж хоть на вашей судебно-медицинской экспертизе раз и навсегда договорились, что считать тупым предметом. Молоток тоже тупой предмет. И обух топора. Не можешь ли ты объяснить мне это поточнее?

..Доктор ворчливо отвечал, что такое определение принято раз и навсегда, а тупой предмет есть тупой предмет. Впрочем, дубина в этом случае исключается, и мешок с песком - тоже, удар был резкий, а предмет твердый, округлый, без граней.

Послушай-ка, а что, если бы я тебя спросил: "Не стукнул ли ее убийца по голове бутылкой?"

Это бы подошло, - объявил доктор. - Нашли какую-то бутылку?

Черта лысого мы нашли, дружище. Давно уж мы так основательно ничего не находили, как на этот раз.

Пан советник прохаживался по кабинету, мысленно отвергая все гипотезы, предложенные его сотрудниками. Когда пришел пан Бружек, и тоже с кислым видом, Вацатко только закивал головой:

Опять безрезультатно, правда? Никто из бывших в баре ничего не знает, у всех алиби, все находились под парами, поэтому вообще ничего не обязаны помнить. Мы даром тратим время. Пан Мразек, собирайтесь-ка и поезжайте в Кладно. Я полагаю, туда ходит автобус, это быстрей, чем поездом. Обстоятельно поспрашивайте там, что за люди эти Яниковы и Матоушевы.

Слушаюсь, пан советник. А что вообще-то вам желательно узнать?

Все. Судите сами, две четы предпринимают увеселительную поездку в Прагу, и завершается это диким кутежом и последовавшим затем убийством... Не нравится мне что-то такое приятельство. Я бы хотел понять, что за ним кроется. Были подругами женщины или дружили между собой мужчины? Или шло как-то крест-накрест? Вы понимаете меня? Пан Мразек кивнул:

- Так точно. Фактически мы это обязаны узнать.

- Ну дуйте, и чем скорей возвратитесь, тем лучше! Может статься, и раздобудете что-нибудь интересное. Не в пример прочим!

Пан Бружек уловил здесь оттенок упрека и торопливо заметил:

Тут некий директор Майслик утверждает, что Дана была не так уж неприступна, любила развлекаться. Он даже хотел бы ло отправиться за ней, когда увидел, что она идет наверх, но потом то ли позабыл, то ли уже нетвердо стоял на ногах...

Прекрасная компания, - нахмурившись, проворчал пан советник. - И показания под стать. Тут один официант говорит, что пан Яник и Матоуш пили в меру. Зато дамы совершенно разошлись... По показаниям другого, пан Матоуш оставался в баре до конца увеселения, то есть и тогда, когда его жены там, без сомненья, не было. Получается что-то вроде алиби, а? Прочие показания тоже одна вода. "Не знаю... Не помню... Возможно..."

Пан советник сложил бумаги:

Мне не хватает одной вещи. Той самой бутылки! Если убийство не было с целью ограбления, значит, кого-то привели туда иные мотивы. И когда этот человек увидел на столе бутылку, он схватил ее и ударил женщину по голове. Эта бутылка нам крайне нужна.

Из-за дактилоскопии, - неуверенно проговорил пан Бружек.

Да. Потому что, милый, дорогой, тот, кто убил, сделал это в состоянии аффекта и не заботился о том, оставит на бутылке отпечатки пальцев или не оставит. Разве только потом ее вытер. Хотя и это может служить косвенным доказательством. Впрочем, так можно рассуждать до бесконечности, бутылки этой у нас нет.

Пан Бружек искренне сожалел, что не сумел ее найти. Гипотезе пана советника он не верил, но угодить ему был бы рад.

Появился дактилоскопист. У него еще не все было завершено, но кое-какая существенная информация имелась. В комнате и в ванной отпечатков было полно, но они в основном принадлежали самой пострадавшей и пану Матоушу. Яниковы в этом смысле не обнаружили себя нигде. Это значило, что отпечатки их пальцев были совершенно стерты более поздними прикосновениями и что эта пара - как они и показали - заглядывала в номер по дороге в бар только затем, чтобы узнать, готовы ли уже выйти их приятели.

Ну и на этом следы обрываются, - хмуро добавил пан советник. - Все следы заслонил алкоголь! А как те рюмки''

Я должен буду попросить вас сойти в лабораторию! Эти две рюмки принесли нам неожиданный результат. Отпечатки пальцев на них неразличимы, как вы и предполагали. Но зато ясно различим - под светом лампы до полной четкости виден - след от губной помады.

Ну вот. Из рюмок-то, похоже... пили дамы, пан советник!

Вы это говорите как бы между прочим и даже не представляете себе, что это для нас значит!

Он хорошо помнил, как пани Яникова упорно утверждала этим утром, что в комнату к Матоушевым даже не заходила. Есть у нее причина для подобного запирательства? Или она про сто машинально опрокинула в себя налитую ей Матоушевой рюмку, когда уходили в бар? Это необходимо выяснить. Две женщины... Пан советник понимал, какое серьезное подозрение мысленно высказывает, но следы от губной помады на обеих рюмках были пугающе четки.

Один потемней, а другой посветлей, - заметил пан Бружек с видом знатока, - ну, и чего теперь с ними?

Минуточку, минуточку... Тюбик, принадлежавший убитой, у нас есть. Пошлите его сюда для проверки. А что касается второго... Забегите в отель, пан Бружек, и спросите еще раз у пани Яниковой, когда она была в комнате Матоушевых последний раз. И заодно выясните, какой губной помадой она пользуется. И принесите образец.

Эта губная помада двух тонов не давала пану советнику покоя - не дожидаясь возвращения детектива, он тоже вышел на улицу. За углом, на Народни, был парфюмерный магазин. У прилавка виднелась большая реклама: девица с такими ярко накрашенными губами, что при взгляде на них брала оторопь.

Скажите, барышня, у вас этот товар разных оттенков?

Разумеется; впрочем, на качество помады это не влияет.

- Меня интересует только цвет. Чем руководствуются женщины, когда его выбирают?

Продавщица улыбнулась:

- Полагается определять тон в соответствии с цветом волос. Брюнеткам подходят более темные тона, блондинкам - посветлее.

Пан советник посмотрел на продавщицу широко раскрытыми глазами, с трудом скрывая свою радость:

- Да что вы говорите! Она как раз темноволосая... Моя супруга, я хочу сказать, - добавил он, запнувшись.

Продавщица вежливо кивнула. По глазам ее было видно, что она не очень-то в это поверила. Советник полиции, застигнутый врасплох, откланялся и, очутившись на улице, сказал себе вполголоса:

- Осел, сто лет на службе, а приходишь в замешательство, когда это совсем не нужно.

В канцелярии его ждала еще одна новость. Пан Стрнад сообщил, что съезжает один постоялец. Перс... Номер его выходит в тот же коридор, что и у приезжих из Кладно. Апартаменты оплатил вперед за целую неделю, а теперь срочно выезжает в Вену.

Вот как... А вы не знаете случайно, в баре он не общался каким-нибудь образом с пострадавшей?

То-то и есть, что общался, и даже очень! Он парень хоть куда, темноглазый, все величают его "ваше превосходительство", женщинам это нравится.

Чрезвычайно интересно, пан Стрнад. Заслуживаете высшей похвалы, - улыбнулся в телефонную трубку Вацатко. - А теперь не откажите в любезности соединить меня с вашим шефом.

У владельца отеля был грустный голос:

Так вы уже знаете?.. Страшно неприятно, пан советник!

У вас такое впечатление, что это из-за нас?

Боюсь, что да.

А есть какие-нибудь предположения о причине, по которой ему так неприятно присутствие полиции?

Самое большое бесчестье для отеля, когда случается такое страшное событие, как здесь.

Ну так я дам вам один совет, пан шеф. Если хотите избежать еще большего бесчестья, сию минуту того господина... как его имя-то?

Мохамед Расул Заде, пан советник.

Прекрасное имя. Так вот, пригласите этого господина к себе в кабинет и на прощание налейте ему коньяку. В большой пузатый бокал. Вам надо постараться, чтобы он за этот бокал как следует взялся рукой. Дело в том, что нас ужасно занимают отпечатки пальцев тех ваших гостей, которые спешат с отъездом именно сегодня.

Но, пан советник...

Не вынуждайте меня взять у него отпечатки пальцев официальным порядком. Бокал должен быть безупречно чист, и никто потом не должен его касаться. У вас при отеле есть частный детектив. Кстати, прекрасный специалист в своей области. Желаю вам всего хорошего.

Пан советник повесил трубку и надолго задумался. Что это? Новая, совсем неожиданная нить? Возможно, конечно, все. Но чтобы принц приехал в Прагу убивать женщину?.. Впрочем, кто сказал, что он настоящий персидский принц, этот господин Заде? Хозяин отеля сказал? Иранское консульство должно бы об этом принце что-то знать.

- Соукуп, зайдите в Иранское консульство. Мохамед Расул Заде... Я хочу знать, принц ли он, и если да, то какой именно, а если нет... Впрочем, вы сами знаете, что делать. И тут же подать рапорт.

Соукуп немедленно помчался выполнять задание, а пан советник снова погрузился в невеселые раздумья. Приведут ли к разгадке те злосчастные рюмки? Приведет ли к разгадке этот перс? Вацатко не любил чересчур сложных построений. Жизнь показала ему, что составляющие ее величины по большей части достаточно просты.

Вскоре он получил тому еще одно подтверждение. Интригующий принц оказался не принцем, а коммерсантом.

Потом прибежал пан Бружек. В блокноте у него краснела толстая черта, которую он собственноручно провел, выдвинув столбик губной помады, принадлежащей пани Яниковой. Говорит, смотрела на него, как на повредившегося в рассудке. Выказала также большое недовольство тем, что ни покидать отель, ни разговаривать с паном Матоушем ей не позволено. Хотела бы знать, что полиция против нее имеет.

Смотрите-ка, решительная дама! Вы ей сказали что-нибудь?

Упаси бог, пан советник! Могу ли я без вашего приказа?

Правильно. А как она, по-прежнему уверяет, что не входила в комнату?

Вот именно. А когда я проводил эту черту в блокноте, была сама не своя. Увидите, пан советник, помада совпадет!

- Пошлите в лабораторию.

Распорядившись там, Бружек сразу возвратился в кабинет пана советника:

- И вот еще что, с вашего разрешения... Я принимал все меры к отысканию этой бутылки.

- И не нашли ее, не так ли? - глухо произнес пан советник.

- Нет, с вашего разрешения. Но если она вообще была, то ее этот преступник...

- Или преступница!.. - выразительно вставил Вацатко. Пан Бружек откашлялся:

- ...тот, кто содеял преступление, ее, скорее всего, вышвырнул в окно. Там у них склад разных ящиков, бутылей - всего, что выкинуто за ненадобностью. Проблема же состоит в том, что, по имеющимся сведениям, как раз сегодня утром все эти бутылки вывезли. Конечно, среди них были и битые, такие обязательно имеются, - их бросили в отвал. И как теперь найти их, неизвестно.

Вацатко покивал головой:

- Эта их приверженность к порядку заставит нас порядком покрутиться, пан Бружек...

День клонился к вечеру. В пражском полицейском управлении зазвонил телефон - соединяли с кладненским почтамтом. Через минуту до советника Вацатко донесся учтивый голос исполнительного пана Мразека:

- Докладываю, пан советник, что опросы мной проведены, как было вам желательно. Еще не все закончил, но уже выяснил такие важные обстоятельства, что решил сразу позвонить... В районе проживания Матоушевых открыто говорят, что дружба их с Яниковыми потому такая тесная, что пан Яник в связи с пани Матоушевой. По некоторым сведениям - хотя, возможно, это только сплетни, - пан Матоуш тоже не остается, или не оставался, равнодушным к пани Яниковой... То есть именно так, как вы предполагали.

Пан советник усмехнулся:

- Ну я же знаю эти небольшие города. У вас еще что-нибудь?

Пока все. Завтра принесу протоколы. Так что люди и не скрывают, что им все известно. А такие выезды из Кладно они вчетвером предпринимали не раз.

Занятно! Ну, вы особенно там не засиживайтесь, если все сплетни выслушать и записать, можно стать репортером скандальной хроники. До завтра.

Повесив трубку, пан советник посмотрел на пана Бружека:

- До чего же это хорошо ложится в нашу схему! Супружеский четырехугольник. Я это подозревал.

Вслед за тем позвонили из лаборатории, что губная помада на рюмке идентична той, которую принес пан Бружек. След на другой соответствует тюбику, найденному в ванной комнате у пострадавшей.

- Выходит, это женщина... - пробормотал пан Бружек. - Хотя я лично ставил бы скорее на мужчину.

- Можете. Поскольку это не единственная вероятность. Вот первая: пани Матоушева у себя в номере, к ней приходит та, другая дама, немного посидели, выпили по рюмочке, потом Матоушева прошла в ванную, а та, другая, соображает, что никто не видел, как она входила в номер, и она могла бы все разрешить одним ударом. Берет бутылку...

Либо это мог сделать любовник. Допустим, что он всем этим был уже сыт по горло.

Либо супруг! Иногда ведь и муж бывает сыт своей женой по горло, наставительно сказал себе пан советник. В томто и дело, что у нас три гипотетических убийцы, поскольку у нас три убедительные мотивировки для убийства...

В дверь постучали, и вошел дактилоскопист.

- ...если, конечно, не появится еще четвертая! - нахмурился пан советник.

Дактилоскопист протянул ему бумагу с заключением: "Снимок, снятый с дверной рамы в ванной комнате, идентифицирован очень точно. Принадлежит особе, чьи отпечатки пальцев были на кубке из-под коньяка, который нам прислали из отеля".

Пан Бружек вытаращил глаза:

Пресвятая богородица!.. Пан советник, перс! Экспресс на Вену!

Спокойствие, пан Бружек, спокойствие. За экспрессом мы наблюдаем. На вокзале пан Стрнад и пан Соукуп. Ждут возле телефона в кабинете дежурного. Дайте им знать, чтобы того господина забрали.

Вскоре на Вильсоновом вокзале можно было наблюдать восточного красавца, эскортируемого двумя мужчинами в котелках. Он отчаянно жестикулировал, вращал миндалевидными глазами и ругался на многих языках, и больше всего на фарси. Пан Стрнад нанял извозчика, который тоже всю дорогу ругался, но уже по-чешски. Потому как возить полицию дело невыгодное: платят по минимальному тарифу, а репутацию портят.,

Господин Мохамед Расул Заде разговаривал на многих, но неизменно ломаных языках. Пан советник выбрал для себя ломаный французский и повел допрос без переводчика.

- Monsieur[ 12 ] Заде, вы имеете право информировать свое полпредство, сиречь Иранское консульство.

Non, merci[ 13 ], - сказал господин Заде и гневно нахмурился.

Почему вы едете в Вену?

Je suis un voyageur, tourist...[ 14 ]

- Нет, вы коммивояжер. Ковры, насколько я понимаю? Почему едете в Вену именно сегодня?

Господин Заде с высокомерием восточного человека безмолвствовал.

- Madame[ 15 ] Дана Матоушева... Знакомы?

Господин Заде ответил утвердительно и сказал, что madame была tres joli, tres amusant...[ 16 ] Из жеста, которым он сопровождал это утверждение, можно было понять, что он имел в виду не так очарование ее ума, как ее бюст. Господин Заде далее признавал, что видел ее в баре и что танцевал с ней.

- Потом вы проводили ее наверх, в ее номер, да?

- Oh nоn, s'il vous plait. Pourquoi'[ 17 ] Я имел свой номер.

-Она была у вас?

. - Non... - с горестным выражением лица сказал господин Заде. - Malheureusement[ 18 ].

Вы видели, как она поднялась к себе, и пошли за ней! -воскликнул пан советник, совершенно забывая о всех грамматических правилах.

- Qui. yes. jawohl[ 19 ]. - многоязычно подтвердил господин Заде. Как только она вышла из бара, я поехал следом, ибо предполагал, что она ничего не имеет против.

- Она вам подала какую-то надежду внизу, в баре?

- Она держалась так. как если бы ждала ma visite[ 20 ].

- Через сколько времени после ее ухода вы отправились за ней.

Господин Заде сосредоточенно наморщил лоб: Dix minute... Ouinze...[ 21 ] А когда вы вошли в ее номер, что было? Господин Заде долго молчал, и после целой вереницы вздохов проговорил:

- Monsieur le inspecteur[ 22 ], я поспчал и вошел. там было пусто. Но дверь в ванную комнату была полуоткрыта. Я приблизился... Qiel malheurl[ 23 ] Она до половины свесилась над ванной, мертвая. У меня потемнело в глазах. Я схватился за...

- Схватились за дверь, - дополнил пан советник.

- Peutetre.[ 24 ] И быстро ушел к себе в номер.

- Почему не вызвали полицию? Господин Заде опустил голову:

- Ma bevue[ 25 ]. Я совершил ошибку, я знаю... Но как иностранец... Я полагал, полиция найдет убийцу и без меня. Немного пьян был тоже, должен признаться.

Пан советник при очень неточном употреблении сложных субжонктивов[ 26 ] пытался объяснить господину Заде, что, если бы он сразу вызвал полицию, его бы не пришлось теперь подозревать в таком кошмарном преступлении.

- Я буду клясться головой Пророка, - важно произнес господин Мохамед Расул Заде.

К сожалению, у нас это не проходит, - ответил пан советник. - Как это ни прискорбно, но, пока все обстоятельства не выяснятся, придется задержать вас здесь. Вы все же не хотите хотя бы позвонить в свое торгпредство? Мы ведь и без того уже знаем, что вы не принц.

- Monsieur le inspecteur, - с достоинством ответил господин Заде, - я родственник персидского шаха... к несчастию, теперь низложенного.

Пан советник выразил свое сочувствие пожатием плеч. За господином Заде плотно закрылись двери изолятора. Советник Вацатко нервно шагал из угла в угол. По правде говоря, он вовсе не был убежден, что этот восточный гость убил подданную другой страны, при том, что интерес его к ней был совсем иного толка. Показаниям этого господина советник, как ни странно, верил. Они как раз дополняли то, в чем ход расследования его уже убедил: преступника надо искать в той троице оставшихся, у каждого из которых было серьезное основание совершить это убийство.

Жили эти две четы в небольшом городе, где основную часть населения составляют горняки и мастеровые, то есть простые люди, для которых страховой агент и конторский служащий - сливки общества. Скука провинциальной жизни вылилась в стремление замкнуться в своем кругу, а отсюда один шаг и до возникновения интимной связи. И эти кутежи, для которых уезжали в Прагу... Что-то должно было произойти внутри этого четырехугольника. Но что? Как это выяснить, когда каждый из них может спокойно сослаться на то, что перепил?

Он взял еще раз протокол допроса официантов. "Господа Яник и Матоуш пили, как обычно. Дамы пили сверх меры..." Да можно ли на это полагаться? Он знал из опыта, что, если женщина опрокинет в себя хоть рюмочку, ее репутация уже становится подмоченной, мужчина же, едва стоящий на ногах, считается чуть не героем. И кроме того, получается несоответствие: пан Матоуш утром был до такой степени пьян, что потребовалось вмешательство врача.

Совершенно непонятно! Так же как эти следы на рюмках.

За окнами стало темно, и пан советник понял, что домой сегодня ему не попасть. Он снова перебрал в уме все предположения, которые возникали у него по мере следствия. И решился на то, к чему прибегал только изредка и всегда с неохотой.

Велел доставить и Яниковых, и пана Матоуша в четвертое отделение. Везли их каждого поодиночке и ни на какие их вопросы не отвечали. Потом поместили по разным комнатам и оставили ждать.

Пан советник держал те две рюмки наготове, чтобы предъявить в решающую минуту следствия. В успехе он не сомневался.

Было уже совсем поздно, детективы в "дежурке" подремывали, но уйти не решались. Знали своего шефа.

Старик готовится к прыжку, ребята, - проворчал пан Бружек.

Да, хватка у него еще тигриная, - уважительно проговорил пан Боуше.

Пан советник между тем действительно расхаживал по комнате, как лев по клетке. И был ужасно недоволен, когда размышления его прервал стук в дверь.

- Кто там? - спросил он недовольно.

К его изумлению, в дверях стоял практикант Соукуп.

С вашего позволения, мне пришла в голову одна идея, пан советник.

Похвально! Но не могли бы вы с ней подождать?

Простите... Дело в том, что это связано с процессом. Я думал об этих следах на рюмках...

И пришли к выводу, что преступление совершила та, оставшаяся женщина!

Наоборот! На основании собственного опыта пришел к совсем иному выводу. И потому осмеливаюсь вас побеспокоить. Когда человек ведет приятную беседу с дамой и, значит... представляется возможность сорвать поцелуй...

Что вы мне, милый, тут рассказываете? Если нахал, так и сорвет. Что из того?

Нет, видите ли, если дама была с накрашенными губами, то и у вышеупомянутого они волей-неволей окажутся окрашенными. Подобный опыт был у меня в кафе, и мы с Геленкой страшно хохотали, когда на чашке у меня остался красный отпечаток ее помады.

Пан советник сощурился:

Вы это серьезно?

Вполне серьезно, уверяю вас.

А вы, дружище, может статься, правы! - чуть ли не крикнул пан советник.

Соукуп из скромности только улыбался.

- В самом деле, почему я ищу именно женщину? Да потому что не располагаю таким житейским опытом, как вы.

Пан советник стремительно пересек комнату и подошел к Соукупу:

Теперь все стало на свои места. Женщина у меня по многим доводам не выходила. Мужчина! Это как раз то. Только который? У нас их два, если не считать того перса.

Этого, простите, я не знаю. Но все-таки теперь одним подозреваемым меньше.

Пан советник торжественно это подтвердил.

Ночной допрос снова был отложен. Вацатко начал его по всем правилам только под утро. Пани Яникова едва не упала в обморок, но тем не менее продолжала отрицать, что была в комнате у Матоушевых и знает, когда ушла из бара Дана.

- Пан Яник, нами установлено, что вас считали близким другом Даны, - внезапно произнес пан советник, внимательно глядя при этом на пани Яникову. Не проронив ни слова, она сжала губы.

Пан Яник побледнел:

Собственно говоря... Возможно, это определение: "друг"...

Надеюсь, вы понимаете, что мы под этим обычно подразумеваем? Интимные отношения.

Я к ней питал дружеские чувства, но...

Об этом неудобно говорить, я понимаю, но вам придется оставить и ложный стыд, и попытки к запирательству. Дело в том, что вы подозреваетесь в убийстве, пан Яник.

Мой муж был в баре, я могу это подтвердить! - вскочила пани Яникова.

- Ваше свидетельство в данном случае не имеет большой доказательной силы, - сказал пан советник. - Кроме того, вы тоже подозреваетесь в убийстве.

Лицо пани Яниковой вытянулось и стало землистым, она за-, плакала, и пану Бружеку пришлось заставить ее взять стакан с водой. Руки у нее тряслись, и, когда она подносила стакан ко рту, вода пролилась ей на платье.

- Введите пана Матоуша! - сказал советник Вацатко. Матоуш, которого привел пан Боуше, тяжело переводил

дух. Глаза его беспокойно перебегали с предмета на предмет. Видно было, что он еще не преодолел последствий вчерашнего опьянения.

-Нан Матоуш, сядьте и ответьте, что вы знали об интимных отношениях пана Яника с вашей женой - сказал пан советник.

Матоуш сел, но на вопрос не отвечал. Удар, нацеленный совсем не с той стороны, откуда его можно оыло ждать, ошеломил его.

- Вы поняли мои вопрос?

Матоуш кивнул, но продолжал молчать.

Гели вы полагаете, подобное молчание каким-то образом улучшит ваше положение, то ошибаетесь. Пан Яник незадолго до вашего прихода признался, что такие отношения между ними существовали. Вы знали о них? Да или нет?

Да... Но я...

- У вас же в свою очередь была связь с пани Яниковой, так ведь?

Это касалось только нас, - пробормотал Матоуш, справляясь понемногу со своим оцепенением.

До тех пор, пока жива была эта, убитая. Теперь же то, что касалось вас, стало предметом полицейского расследования... Вот показания одного из официантов. Вы целовались в баре с пани Яниковой. Так это было или нет?

Матоуш бросил быстрый взгляд на Яникову и пожал плечами:

Не знаю. Я...

О да, конечно, вы не знаете, вы были пьяны. Что, скорее, только усугубляет вашу вину. Пани Яникова, не поможете ли ему вспомнить?

Пани Яникова прикусила уголок носового платка и сдавленным голосом сказала:

Я этого не отрицаю... Но тут ничего такого не было. Мы ведь друзья.

Пани Матоушеву это не задевало?

Ну безусловно, нет, - сказала пани Яникова, и глаза ее блеснули.

Я спрашиваю пана Матоуша!

Конечно, нет, она ведь тоже... - взглянул Матоуш на Яника.

Тот опустил глаза.

-- Я ваши личные отношения не расследую. Я расследую убийство, - торопливо проговорил Вацатко, поскольку то, что требовалось, он уже услышал.

Он кивнул пану Бружеку. Тот вывел чету Яниковых из комнаты и сдал их постовым.

Пан советник остался с глазу на глаз с Матоушем и долго на него смотрел. Тот в замешательстве отводил взгляд и явно чего-то боялся.

- Да, я расследую убийство, пан Матоуш. Не буду от вас ничего таить. Когда я предложу суду все собранные показания, особенно плохи дела будут у вас.

Матоуш в отчаянии поднял на него глаза:

Но я же... Я ни в чем не виноват.

Это вам только кажется... Вам также кажется, что очень остроумно ни о чем не помнить. Но этим вы плетете для себя петлю, дружище. Вы все еще не понимаете? Яниковы здесь давали показания так, что все свалили на вас.

Матоуш поднял голову:

- Пусть они скажут это мне в лицо!

- Будьте покойны, скажут. Чтоб спасти себя.

Пан советник подсел ближе к Матоушу:

- Будем говорить открыто, ладно? Тут целый ряд настолько подозрительных обстоятельств, что сами вы не можете их опровергнуть. На основании того, что мне о вас уже известно, я вас могу арестовать. А понимаете, что это для вас, живущего в небольшом городе, означает?

Матоуш только беспокойно вскинул взгляд.

- Есть, впрочем, один путь, как из этого выпутаться.

Во взгляде Матоуша что-то затрепетало, он жадно смотрел на советника Вацатко:

- Я... я сделаю все...

- Отлично! Прежде всего перестаньте утверждать, что ничего не помните. Наоборот, вам нужно очень ясно все припомнить. Будьте внимательны: в номере у вас обнаружены отпечатки пальцев, не принадлежащие ни вам, ни кому-либо из тех, кого мы знаем.

Матоуш зорко смотрел на советника Вацатко, словно решая, смеет ли этому человеку верить.

- Вы не заметили там кого-нибудь постороннего? Даже в том состоянии, в каком вы находились, понимаете?

Матоуш сощурился и часто заморгал.

У вас был кто-то! Кто?

Перс! - выкрикнул вдруг Матоуш.

Оперся о косяк двери, так? - не отставал Вацатко.

Да... Двери, ведущей в ванную!

Пан советник нажал кнопку, и в комнату вошел Мохамед Расул Заде. -Он?

- Да, он, - сказал Матоуш уверенно и с явным облегчением. В комнате стало очень тихо. Перс, ничего не понимая, смотрел на обоих мужчин. Советник полиции Вацатко встал.

- Вацлав Матоуш! Именем закона вы арестованы за убийство своей жены Даны Матоушевой.

Матоуш вскочил, пошатнулся и вскрикнул. Потом закрыл лицо ладонями.

Пан Бружек едва успел подхватить его и усадить на стул.

Вы этого человека видели, но после совершения преступления. Жену вы убили из ревности. Вы знали о ее отношениях с Яником и видели, как она кокетничала с мужчинами в баре. В голове у вас все перемешалось. Когда она незаметно покинула бар, у вас возникли подозрения, и вы пошли за ней. В номере вы для куража выпили остатки коньяка. Не знаю, произошел ли между вами крупный разговор, но, когда она зашла в ванную комнату, чтоб привести себя в порядок, вы схватили бутылку и ударили ее сзади по голове. Куда вы дели бутылку?

Выбросил в окно, - послушно отвечал Матоуш, совсем потерянный и выдавший самого себя.

Затем в дверь кто-то постучал. Вы испугались и спрятались между шкафом и окном. В номер вошел этот человек. Да, он последовал за вашей женой и, не найдя ее, открыл дверь в ванную, где горел свет. Его охватил ужас от того, что он там увидел. Действительно он оперся на дверной косяк, а потом убежал из номера... Вы стерли отпечатки пальцев на рюмке, но след от губной помады не тронули. И пошли в бар, где ваше отсутствие не было никем замечено. А там вы напились мертвецки, потому что хотели уже только одного - забыть о том, то произошло. Так это было?

Матоуш молча кивнул.

Пан советник указал на дверь. Пан Бружек впустил двух полицейских, которые вывели Матоуша из комнаты. Перс смотрел на него, и во взгляде его миндалевидных глаз было сочувствие.

Пан советник обернулся к нему:

- Merci beaucoup[ 27 ], monsieur Заде, вы свободны. Поезд на Вену, правда, уже отошел, но теперь ничто не мешает вам остаться в Праге.

Господин Заде с легким вздохом поклонился и покинул комнату.

Вошли все, ждавшие, когда окончится допрос. Пан советник приблизился к окну:

- Смотрите, господа, уже светает! Но скажу вам, не будь житейского опыта этого юноши, боюсь, мы посейчас валандались бы с этой пани Яниковой! Ничего не поделаешь, надо внимательней приглядываться к жизни!

Пан советник ласково улыбался, а Соукуп, покрасневший до ушей, смотрел в землю.

ПЕНИЧКА И ПАРАСОЛЬКА (Перевод В. Петровой)

Когда инспектор Бружек в своем утреннем рапорте доложил пану советнику Вацатко, кроме всего прочего, что из Литомержицкой тюрьмы за особо примерное поведение освобожден взломщик Пеничка, отбывавший там срок, советник Вацатко усмехнулся:

- Ай да Пеничка! Не знаю, как вы, пан Бружек, но я всегда был убежден, что из этого Пенички настоящего "медвежатника" не выйдет. Имечко, знаете ли, не то... Пеничка! Можете мне поверить, этот как пить дать вернется к честному ремеслу.

Разумеется, пан Бружек, с оглядкой на служебный прагматизм, возражать начальству не стал, позволив себе, однако, заметить, что обстоятельства, связанные с последним ограблением кассы - и с предыдущими тоже, - свидетельствуют о том, что Пеничка все еще большой дока в подобных делах.

- Да знаю я, - с неудовольствием махнул рукой советник Вацатко, - вы скажете, у Пенички, мол, не отмычки, а настоящее чудо, произведение искусства... Но в том-то и закавыка! Пеничка мастер каких мало, золотые руки, это понимать надо. Сама жизнь выведет ею на путь истинный. Короче говоря, этот человек, рожденный быть ремесленником, слесарем экстра-класса, занялся не своим делом. Впрочем, в наши никудышные вре мена оно и неудивительно.

И советник Вацатко многозначительно кивнул головой на лежащие на столе газеты, где толковалось о проблемах безработицы.

Пан Бружек уже откланялся, а советник Вацатко все продолжал бормотать себе под нос:

- Гм, Пеничка, разве такое имя подходит порядочному "медвежатнику"?! "Йозеф Пеничка, квалифицированный слесарь-механик" - такая вывеска над входом в мастерскую, это я еще по намаю!

Но, выслушав мнение пана советника, инспектор Бружек все-таки поставил Пеничку на учет и погрузился в мрачное раз думье о не раскрытом пока ограблении банка, отягощенном убийством кассира, и пришел к заключению, что все в этом мире перевернулось с ног на голову и в Праге, похоже, уже действую! гангстерские законы.

- Пеничкины отмычки, - брюзжал пан Бружек, - это тоже кое-что. Когда еще нам подфартит обнаружить на стенках сейфа его почерк? А эти шрамы? И если мы снова придем за Пеничкой он все поймет и пойдет с нами без единого звука, потому что по рядочный "медвежатник" - это особый сорт преступника, эти знают, как положено вести себя, коли уж завалился. Но грабит! банк - тьфу, - приличный человек теперь вообще не отважится положить туда солидную сумму, хотя при таком жалованье, как у меня, это уже не мои проблемы.

Йозеф Пеничка, человек, о котором только что шел разговор в пражской "четверке", в это время не торопясь двигался по улицам Праги. Утренний поезд из Литомержиц выкинул его в шум и суету вокзала, от которых человек, отсидевший в тюрьме, успевает начисто отвыкнуть. Голова у Пенички кружилась. Ему было знакомо это ощущение, приятное и вместе с тем муторное, когда вдыхаешь чистый воздух, а решеток вокруг нет. И, черт побери, всюду видишь женщин, боже, как много на све те женщин! Тебя это всякий раз ошеломляет. А их формы! У всех у них такие формы, что приходится то и дело оборачиваться. И все эти женщины кажутся тебе по меньшей мере миленькими, если уж не красавицами, и ты становишься похож на деревенщину, попавшего на ярмарку, у которого от всего этого великолепия разбегаются глаза.

Добравшись до ларька, торгующего снедью, Пеничка приостановился. Крона-другая найдутся, на копченую колбасу и кружку пива хватит. Но, поколебавшись немного, он передумал. Нет, настоящий аппетит он еще не нагулял, да и пиво здесь, наверное, не ахти какое. Лучше перебороть себя. Вечером "У Банзетов" в Нуслях он медленно-медленно поднесет к губам кружку с высокой шапкой пены, зажмурит глаза... И сделает глоток! Вообще-то ему грех жаловаться, провинциальная тюрьма куда лучше пражской, там умеют оценить настоящих умельцев, а так как он мастерил для начальника тюрьмы фигурные замки к старинным шкафам, то надзиратель, из тех, кто следит за арестантом в "волчок", время от времени приносил ему бутылочку "литомержицкого козла" - это, скажу я вам, пиво что надо, но посидеть "У Банзетов" в Нуслях и попить там пивка - совсем другой коленкор. Это значит, что ты наконец-то дома. Дома...

Тут Пеничка замедлил шаг и приглушил мечты. Словно чего-то испугался. Не вчера он родился и знал, что такое жизнь. Два с лишним года - срок не малый, многое могло измениться. Первым делом надо наведаться на квартиру, к хозяйке, которую он называл "мутр"!, и быть готовым ко всему. Даже к самому скверному. Может, придется опять начать все сначала, то есть

!<> нем. die Mutter - мать.

снова взять в руки отмычки и пораскинуть мозгами насчет небольшого сейфика где-нибудь неподалеку. Но чтоб дело было верняк, ибо Пеничка собирался хоть какое-то время погулять на свободе. И еще надо разыскать Анчу по прозвищу "Парасоль-ка", что означает - Зонтик.

- Дрянь,- тихо сказал он,- дрянь чертова, но мордашка беленькая и фигура красивая! А уж франтиха! Без зонтика из дому ни на шаг. Такая долго одна не усидит. Кто-то же должен покупать ей туфельки, в которых она так любит щеголять.

У Пенички взмокли ладони. Он заставлял себя идти медленно и наконец присел в маленьком скверике, потому что притомился. От волнения, от воздуха, от всей этой закопченной, но такой прекрасной Праги. И когда он добрался в конце концов до Нуслей, в свою столь любезную сердцу юдоль печали, уже наступил полдень и в животе у него урчало от голода. Пеничка зашел в трактир "У короля Оттокара" съесть порцию гуляша и прямо-таки воспрял духом, когда трактирщик спросил его:

Чтой-то вы, почтеннейший, давненько к нам не заглядывали?

А меня не было в Праге, - не краснея, ответил Пеничка, и трактирщик, знавший своих посетителей как облупленных, притащил ему большую тарелку гуляша и сказал:

Я добавил вам еще парочку кнедликов, похоже, вы проголодались, так ведь?

Пеничка утвердительно кивнул головой и попросил принести маленькую кружку пива, ибо не хотел портить себе торжественного вечернего возлияния "У Банзетов".

Заморив червячка, он отправился на свою последнюю квартиру. Хозяйка, которую он называл "мутр", только руками всплеснула, словно увидала покойника:

- Пан Йозеф! Кто бы мог подумать, ведь говорили, будто вам еще не скоро, уж я и не надеялась, боялась - помру, не дождавшись. Сколько воды утекло с тех пор, как вы ушли. Вы только гляньте - у меня уже ни одного темного волоска не осталось. Ох, летит, ох, летит времечко, даже страх берет. Да вы входите, кофе на плите, если, конечно, наша бурда вам еще по вкусу. Может, вы там привыкли к чему получше!

Пеничка лишь рукой махнул, словно отгоняя скверное воспоминание о черном тюремном пойле и желая как-то остановить этот поток словоизвержения, что, впрочем, ему все равно не удалось. И Пеничке стало известно, что соседку прибрал господь, что домовладелец все еще не желает ремонтировать коридор и проводить воду, только деньги за наем берет, да все дороже заламывает, если и дальше так пойдет, то дело кончится плохо...<

- Ну а как... обстоит со мной? Для меня комната найдется? - спросил Пеничка, пока хозяйка наливала ему кофе и на какой-то момент просто вынуждена была умолкнуть, чтобы не расплескать его.

А как же иначе! Освобожу вам ту, за кухней, сама же покамест на кухне поживу. В той, в вашей, у меня новый постоялец проживает...

Скажите, мутр, что слыхать насчет Анчи? - выкрикнул Пеничка, ибо этот вопрос вопросов жег ему язык.

Хозяйка поставила кофе на стол. Куда вдруг подевалась ее говорливость!

- Так это вы про барышню... - молвила она нерешительно, - что касается барышни, то я давненько про нее ничегошеньки не слыхала. Когда вас забрали, она тут же с квартиры съехала. Да и что ей, бедняжке, здесь делать одной? Молодому существу, конечно, нужны хоть какие-то радости. Кто ее за это осудит?

Пеничка медленно отхлебывал благоухающий кофе, но он казался ему горьким и застревал в глотке.

Да, молодому существу нужны радости, тут уж ничего не попишешь. Но это не значит, что подобная новость может обрадовать человека. Впрочем, человек только и делает, что надеется... Пеничка почувствовал, как в душе его открывается старая рана, и, если б не постеснялся, наверняка закричал бы от боли.

- Она уехала одна?

-Известное дело, одна, а с кем ей было уезжать? Девчонка она, конечно, красивая, да уж такой заморыш, самой ей своих вещей не перетащить, это уж как водится: когда долго живешь на одном месте, барахлишка накапливается уйма... И барышне помогал перебираться какой-то типчик. Дюжий мужик, а из себя образина. Барышня его к себе и близко не подпускала. Только все распоряжалась да командовала, а это она умела, верно я говорю, пан Йозеф?

Хозяйка умолкла и поощрительно хихикнула, ожидая согласной улыбки Пенички.

Но "медвежатник" Пеничка сидел нахмурясь и не отводил глаз от края стола.

-И кто ж это был?

-Не знаю, никогда раньше не видала, незнакомый какой-то. Ведь я на людях не бываю, но бабы в лавке говорили, буд то его зовут Тоуфар, молва о нем идет худая. Сдается мне, барышня его вроде бы побаивалась. Она ведь такая нежная, я думаю, она, скорей всего, к вам возвернется, но тогда комнатка за кухней будет для вас маловата, а другой у меня не ту...

Пеничка с такой силой грохнул кулаком по столу, что подскочила кружка.

Хозяйка обеспокоилась:

Да все наладится, вот увидите, пан Йозеф, надобно только уметь ждать, всему свое время. Уж я-то могла бы вам такого порассказать! Женщина ведь существо хрупкое, но схожее с фальшивым крейцерем, всегда возвращается в те же руки. Я думаю, этот Тоуфар не иначе на нее порчу навел, а может, и что похуже. Такой из себя мордоворот, я старая баба и то бы побрезговала. А она, я так сужу, не на него польстилась. Уж так страшон, так страшон. Одиночество да страх из женщин веревки вьют.

А где мои отмычки, мутр? - спросил Пеничка. Во взгляде его читалось еще большее нетерпение.

Чего не знаю, того не знаю. Коли они лежали в вашей ком нате, значит, барышня их с собой увезла. А куда - убейте, не ведаю, сами понимаете, мне это ни к чему.

Значит, они с Тоуфаром увезли мой инструмент? - ужаснулся Пеничка. Он не верил своим ушам и был просто не в силах осмыслить всей глубины такого предательства.

Я умом пораскинула, оно вроде бы и так, но, может, что-то путаю. Вот разыщете барышню, она сама вам все расскажет... - Хозяйка наклонилась к нему через стол и улыбнулась одними глазами в сетке морщин: - И будьте с ней помягче, пан Йозеф, женщина после долгой разлуки как больная, понимаете, оплеухи тут не помогут. Мой старик всегда совершал эту ошибку, а я после каждой пощечины - а было их немало - сжималась в комочек, и в конце концов проку от меня стало чуть: я будто вся окаменела.

Пеничка что-то проворчал в ответ и поднялся. Хозяйка отворила дверь в каморку за кухней. Это было маленькое темное помещеньице, с окошком, выходящим во двор, дух здесь стоял тяжелый, спертый, и бог знает почему, но эта комнатушка напомнила Пеничке тюремную камеру. Он сразу же распахнул окно и плюхнулся на кровать, потому что чувствовал себя разбитым и хотел спать. Глаза его блуждали по небольшому пространству, пока не остановились на окошке за изголовьем, и оно, лишенное решеток, показалось Пеничке чудесно свободным. Этот вид на какое-то время позволил ему позабыть о невзгодах.

Вечером Пеничка отправился к "Банзетам", но первая выпивка получилась не столь торжественной, как Пеничка надеялся. Потому что он пил свое пиво, уставившись на дверь, как будто ожидал, что там вот-вот возникнет Анча Парасолька. Но Анча не возникала. Этот подонок Тоуфар не иначе прячет ее гденибудь на стороне. Вокруг гомонили завсегдатаи трактира, но он никого из них не знал. Старая бражка, как видно, перебралась куда-то еще. Наконец объявился-таки один знакомец, Пеничка чуть не вскрикнул, когда дверной проем заполнил своей огромной фигурой детина, известный среди "медвежатников" под кличкой Млеко. Ходили слухи, будто он наделен такой силищей, что может перевернуть сейф, если толстые стенки не поддаются фомке.

Млеко узнал Пеничку не сразу. Потом его физиономия прояснилась, и он подсел к нему.

Ты там вроде с лица спал и побледнел, черт побери! Зака-жу-ка я рому, он тебя мигом подкрасит, - сказал он сочувственно и тут же сам заказал два по двести.

Ну, давай выкладывай, как дела? Имеешь что-нибудь в заначке? А чем будешь работать?

Они, смакуя, тянули ром.

- Дела не то чтобы очень. У меня кое-что оставалось дома, но... В общем, теперь ничего нету.

Млеко прищурился:

Ясненько, значит, твой инструмент увела Анча Парасолька. Верно я излагаю?

Я этого не говорил. Ну... можно считать... одолжила... А в обшемто на кой он мне сдался, там, в тюряге?

А сейчас? С чего начнешь? За что ухватишься? Слышь-ка, чтобы ты знал - Сойка отматывает свои четыре на Панкраце, он взял кассу в Дейвице, а на другой день его замели. Невезуха, что и говорить, навряд ли успел хоть что-то спустить, все выгребли из-под кровати, на которой он спал. Пржецехтел и Ржига подались на вольные хлеба, есть v них заначка, нет ли не знаю. И вообще - дела идут из рук вон. А тут еще кто-то сделал банк... Мы все в тоске. Там работал чужой. Ctvk поднялся, хай, фараоны прямо озверели... упаси бог сейчас подзалететь, вмажут срок на полную катушку. Я собираюсь лечь на дно, покамест вокруг не утихнет.

Через часок приятели двинулись дальше. Они заглянули в "Курьи ножки", посидели у "Старой дамы" и "У наука". За все платил Млеко, хотя в карманах у него посвистывало. Но за дружка, только-только вышедшего на волю, платить велел сам господь бог. i аков уж неписаный закон.

Ну а что слыхать насчет Анчи? - спросил Пеничка.

Вроде бы все нормально, - пробормотал Млеко.

Ее, говорят, вроде какой-то Тоуфар пасет?

Они в это время уже шагали вверх, к "Аполинарию". Вокруг не было ни души, да и темнота тоже настраивала на откровенность.

- А ты что, пошел бы к ней? Ты что, похоже, малахольный?

Да нет, вопрос не в этом. Но ведь она жила со мной, если ты, конечно, помнишь. В одной комнате... И вообще...

Тогда радуйся, что избавился! Парасолька - потаскуха, тебе ясно?

Не дури, Млеко, при мне она была приличной девчонкой, - завелся с пол-оборота Пеничка.

При тебе возможно! Но с этим поганцем Тоуфаром - нет. Опять подрабатывает на панели, мы еще на нее где-нибудь налетим. Обожает рестораны, а вот по улицам таскаться не больно любит.

Значит, она с ним не живет? - схватил товарища за отворот пиджака Пеничка.

Да живет же, живет. Только этот подонок сам ее на улицу гонит, понял? Тоуфар - гад из гадов. И это дерьмо замахнулось на кассу! Хотел взять да сыпанулся, пришлось слинять. Фрайеру крупно повезло, что не замели. Порядочные люди с ним никаких дел иметь не желают. Анча при нем по шейку замарана, и ты на нее начхай. У "Евжена" каждый вечер такие девочки гужуются - первый сорт, я какую-нибудь тебе склею. Можно в долг - эти девочки порядок знают, и коли ты аккурат сегодня вернулся с отсидки, то насчет денег не страдай.

В зале "Курьих ножек" дым стоял коромыслом. И у Пенички с непривычки голова пошла кругом. Млеко затерялся в облаках дыма, а рядом вдруг оказалась Мина. Руки у нее были мягкие, и когда Пеничка позвал ее на вощеный паркет танцевать, прикрыла глаза и позволила к себе прижаться.

У тебя и впрямь целых три года не было бабы? Бедняжечка ты мой, - все повторяла она, и по всему было видно, что эта мысль ей как-то особенно приятна. Она прильнула к Пеничке всем телом, и его разбушевавшаяся кровь вышибла из памяти хрупкую Анчу Парасольку.

Двинули, - сказала ему Мина, и они вышли на улицу. Пеничке пришлось схватиться за стенку, до того непривычным оказался для него ночной воздух. Потом Мина повела его чуть дальше, туда, где кончалась стена и начинался спуск к Ботичу.

Мысли об Анче покинули Пеничку, ночные терзания в тюремной камере унесло мощным приливом крови. Он покачнулся, все закружилось, и тьма колокольным звоном глубоко отдалась в его мозгу.

В ту ночь Пеничка, все больше пьянея, побывал еще в двух заведениях. Друзья передавали его с рук на руки, и девочки тоже. Он уже не помнил, какая была первой, какая последней. И хотя денег у взломщиков было не густо и большего хипежа они устроить не могли, но для того, чтобы напоить приятеля вусмерть, средств хватило с лихвой. А потом верный Млеко отволок его на собственной спине домой и передал в объятья квартирной хозяйки, именуемой "мутр".

Мутр не слишком негодовала, понимая, что первая ночь просто не может пройти иначе, у нее имелся на сей счет собственный опыт, ведь ее муж, пока не отправился в мир иной, тоже работал "медвежатником".

- Струментик, мутр, мне бы мой струментик, тогда сразу можно начинать, - все твердил и твердил Пеничка, пока она тащила его к постели.

Прошло несколько дней, как две капли похожих один на другой. Все то же пиво лилось рекой "У Банзетов", все тот же гуляш подавали "У короля Оттокара". В трактире "Курьи ножки" крутились все те же девочки, лишь иногда появлялась новенькая, вызывая к себе повышенный интерес. Вернулся на волю взломщик Ланда, где-то на Иглаве вроде бы выпотрошили кассу, но пока что никого не замели. Парасольку видели "У паука", с ней был какой-то мужлан. Млеко позаботился, чтобы Пеничка не сидел без куска хлеба, и договорился насчет него пока что о разгрузке угля. Занятие не бог весть какое, но при нынешней безработице и это уже кое-что.

В одно прекрасное утро сотрудники пражской речной полиции извлекли из воды у влтавской плотины зацепившийся за сваи труп неизвестного мужчины. Экспертиза показала, что труп пробыл в воде не то чтобы очень долго, дня, видимо, три. Полицейским осмотром было установлено, что это убийство. Мужчине была нанесена колотая рана ножом. Идентифицировать неизвестного большого труда не составило. По татуировке на груди и на обеих руках установили, что им является Адольф Тоуфар, неоднократно судимый, проживавший на Смихове и предположительно нигде не работавший. Последние дни его безрезультатно разыскивала полиция в связи с ограблением банка на Поржичи. Сейчас он был наконец в их руках, но, увы, умолкнувший навеки.

- Вот, значит, какие дела, - промолвил раздумчиво советник Вацатко, когда на его стол лег рапорт. - Вы его ищете, а он себе преспокойненько мокнет во Влтаве. Да, господа, коли и впредь так пойдет, то в следующий раз мы возьмем преступника, когда тот помрет своей собственной смертью от старости. Если этот Тоуфар причастен к ограблению банка, значит, его пришил кто-то из той же шайки. А поскольку нам о ней ничего не известно, мы можем поздравить себя с фактом, что дело запуталось еще больше. Верно я говорю?

Пан советник Вацатко был крайне недоволен. В таких случаях он становился раздраженным и язвительным, и самое лучшее было притвориться, будто вас где-то ждет неотложное дело. Что подчиненные и поспешили сделать, оставив брюзжащего советника сидеть в канцелярии.

Пан Бружек спасся бегством, благодаря чему смог доставить в "четверку" весьма важного свидетеля - Анчу по прозванью Парасолька.

Анча ни о чем понятия не имела. Хотя, по ее собственному признанию, с Тоуфаром она действительно живет, но Тоуфара нет в Праге, убеждала она пана Бружека, когда тот достаточно бесцеремонно вытащил ее из постели.

А где же он?

Почем мне знать, он мне не докладывал, - отрезала она с досадой.

- Жаль. В таком случае вам придется следовать за мной. Пан Бружек изображал полную неосведомленность, он делал

это с таким успехом, что Анча пошла с ним в "четверку" уверенная, что Тоуфару удалось-таки улизнуть. Анче очень нравилось водить легавых за нос.

- Красивая девчонка, - отметил про себя пан советник Вацатко, когда она появилась в его канцелярии, и настроение его немного улучшилось. Анча уселась, закинула ногу на ногу и оперлась на свой зонтик. Теперь она вполне могла сойти за великосветскую даму. Главное, чтобы знали о ней поменьше. Однако пан советник знал об Анче больше, чем та могла предположить.

Он дал ей какое-то время нести чепуху, будто бы Тоуфар кормится случайными заработками, и дома бывает редко, и вообще она уже с ним, можно считать, не живет...

- А вы как, тоже кормитесь случайными заработками, а? - вскинулся вдруг пан советник Вацатко.

Красивое личико Анчи слегка побледнело:

Я... Но, с вашего позволения, у меня имеется билет. Зарегистрированный .

А вы ведь бросали это ремесло! Было время, когда вы жили честно. Тогда вы жили, - (господин советник порылся в бумагах) , - с неким Пеничкой... Я вижу, вам по душе более изысканное общество.

Пеничка был добряк, - сказала ни с того ни с сего Анча и потупилась.

Возможно. Но он - взломщик.

Анча не стала отрицать этого факта и лишь пожала плечами:

- А главное - он растяпа.

- Значит, вы бросили Пеничку и перешли к Тоуфару. И, кроме того, вернулись к прежней профессии. Он что, принуждал вас?

Анча смешалась:

- Ну... он... не возражал.

- И вы отдаете ему заработанные деньги, так? А он... Что вам известно об участии Тоуфара в ограблении банка?

- Ничего! Могу присягнуть.

Пан советник какое-то время наблюдал за ней. Опыт подсказывал ему, что верить дамам подобного сорта - полная глупость. Врут. Надо, не надо, но врут. А сейчас это ей надо.

Поняв, что от Анчи ему ничего не добиться, советник Вацатко пожал плечами и протянул ей фотографию мертвого Тоуфара. Возможно, теперь она заговорит.

- Вы знаете этого человека?

Нет, - ответила она и собралась было вернуть фотографию, но вдруг вытаращила глаза, побледнела и судорожно схватилась за стул. Фотография упала на пол.

Боже правый... Ада... что с ним стряслось? Он уже три дня как не был дома...

Она задыхалась, и пану Бружеку пришлось дать Анче воды.

- Помер он, ваш красавчик. Наверное, сообщники убрали. Вам следует рассказать все, что о них известно!

Анча не отвечала. Лишь машинально качала головой, будто отгоняла какие-то мысли. А потом тихо, словно сама себе не веря, но с какой-то странной уверенностью выдавила:

- Его убил Пеничка.

И, как подбитая, рухнула на пол прямо в канцелярии, и вокруг нее поднялась суета и беготня, пока ее не вынесли в коридор, не уложили на скамью и не привели в чувство.

Впрочем, пан советник Вацатко, оставшийся сидеть в своем кабинете, был весьма удивлен услышанным.

Но тут позвонил полицейский врач-эксперт.

- Итак, этому утопленнику Тоуфару, - сказал он, - был нанесен удар ножом в почку со стороны спины, но нанесен весьма странным образом: снизу и под необычным углом. В воду он попал уже мертвым. Ссадины на теле - результат падения. Труп, очевидно, был сброшен с крутого берега, стукнулся о камни и скатился в воду. И еще: на правом запястье обнаружен обширный кровоподтек, происхождение которого установить весьма затруднительно.

Господин советник выслушал отчет медика с большим вниманием.

- Любопытно, - пробормотал он, суммируя, видимо, сказанное Анчей и доклад врача. - Пеничка... - ворчал он себе под нос, - и даже не пытайтесь убедить меня. Имя "Пеничка" не для взломщика и тем более не для убийцы. Это добряцкое имя. Тут что-то не так, что-то не сходится, гримаса жизни...

Явился пан Бружек, он принес вещи, взятые у Тоуфара дома при обыске. Так, мелочи, ничего примечательного, если не считать отмычек.

А что вы предполагали найти, пан Бружек? Надеялись, что он хранит у себя сочинения Ирасека[ 28 ]? Ну-ка, ну-ка, показывайте! И этот тоже подался в "медвежатники", решил промышлять сейфами. Мы за ним такого не знали, что скажете?

Мы о нем вообще мало знаем, пан советник, - честно признался инспектор Бружек. - Он себя еще не показал. Не раскрылся. был судим и получал срок главным образом за применение насилия. Одно ограбление тоже было... А как насчет девчонки? Отпускаем?

Пожалуй, отпускаем, - коротко бросил пан советник Вацатко. - Сначала она умолчала о том, что ей было известно, потом сказала кое-что, о чем ей неизвестно, но каким-то шестым чувством она это поняла.

Советник Вацатко перебирал инструмент, и вдруг его словно осенило. Он поднял брови:

- Вы только поглядите! Фомка! Да еще какая! Что скажете, пан Бружек?

Пан инспектор Бружек тоном послушного ученика ответствовал:

- Извольте, пан советник, это фомка Пенички... Неужто этот Тоуфар успел связаться с "медвежатниками"?

Пан советник покачал головой:

Нет, нет, тут совсем другое. Если девчонка сказала правду, это действительно инструмент Пенички.

И он прикончил Тоуфара из ревности? Такое на "медвежатника" не похоже, - заметил пан Бружек.

Кроме того, его имя - Пеничка... пан Бружек, звякните в нусельский комиссариат, пускай его берут. Если не за то... так по крайней мере он скажет нам, каким образом его инструмент попал к Тоуфару. Значит, эта банда взломщиков гуляет где-то поблизости? Нет, быть того не может. Пеничка ни боже мой, никак не мог находиться среди тех грабителей!

Пенички дома не оказалось, о чем, сильно конфузясь, сообщили пану советнику из районного комиссариата, словно в этом была их прямая вина.

- Ну, нету сейчас, заявится позже, - усмехнулся советник в трубку.

-Все ясно. Придет - значит, не виновен, а не придет, значит, наверняка виновен, и тогда мы обязаны его отыскать.

Советник Вацатко, чтобы лучше думалось, поудобнее расположился в кресле: "Итак, это либо ревность, и Пеничка отомстил Тоуфару за девчонку, которую тот толкнул обратно на панель, или совсем наоборот - эта парочка попросту сговорилась, о чем свидетельствуют обнаруженные инструменты. Выходит, Пеничка передал Тоуфару свое дело и Анчу в придачу.

Вот где надо искать главарей банды, которая у нас в розыске!

Впрочем, пока это всего лишь догадки и версии. Остальное нам выложит Пеничка. Возможно, вскроется совсем иная причина убийства, возможно, Пеничка вовсе не убивал Тоуфара. Возможно, Анча Парасолька все это придумала, потому что любой женщине нравится, если двое мужиков из-за нее дерутся. Может, они вовсе и не дрались и она все сочинила... А тут еще этот медик. Что он имел в виду, когда сказал, что удар был нанесен сзади и, более того, под необычным углом? Это необходимо выяснить.

Ах, этот чертов Тоуфар, ни от живого, ни от мертвого нет покоя. Только появился в Праге и сразу задал нам перцу, да и сейчас, после смерти, тоже. И хотя неизвестный убийца загадал нам новую загадку, все-таки смерть Тоуфара дает нам временную передышку. Так или иначе, но этот парень стал бы настоящим гангстером, а с такой профессией в окрестностях Праги мы пока еше не сталкивались".

Комиссариат в Нуслях работал не покладая рук, но Пеничка словно сквозь землю провалился. Если бы полиция поменьше разыскивала Пеничку и побольше оглядывалась вокруг, то от ее внимания, возможно, не ускользнуло бы, что во многих пражских заведениях поднялась большая кутерьма. Пражский уголовный мир облетела небывалая весть, тем более небывалая, что - сами понимаете - уголовники всегда знают намного больше, нежели полиция.

Вечером в ночном заведении "У паука" разом распахнулись створки дверей. Человек, вступивший туда, двигался низко опустив голову, словно хотел остаться неузнанным. Его походка была медленной и усталой. Он окинул быстрым взглядом зал, где свет нескольких разноцветных лампочек предназначен был создавать интимную атмосферу, и собрался уже примоститься где-нибудь в уголочке.

Прийти сюда его заставила необходимость: нужно было повидаться с друзьями. С теми, что всего несколько дней назад столь торжественно встречали его. Он пришел поделиться своей бедой. А может быть, еще и по той простой причине, что не мог оставаться наедине с собой. Не успел он пристроиться у столика, как музыка оборвалась. На небольшом вощеном пятачке прекратились танцы, и теперь все с любопытством глазели вокруг, пытаясь понять, что случилось. В этом заведении музыка умолкает лишь в случае, если нагрянет полиция, а также является сигналом для азартных картежников в задней комнате за стойкой.

Но сегодня причиной этому была не полиция. Рядом с танцевальным пятачком, вперив глаза в пол, стоял Пеничка.

Воцарилась тишина, Пеничка, поняв причину, беспомощно огляделся. Он стоял, будто медведь, со всех сторон обложенный охотниками.

И тогда, повернувшись, Пеничка двинулся к выходу.

Но тут раздался голос:

- Постой! - Через толпу танцующих прокладывал себе дорогу взломщик Млеко. - Нам известно, что ты натворил. Мы будем молчать, но на помощь не рассчитывай.

Пеничка поднял голову, хотел что-то сказать, но не сказал ничего.

И Млеко, засунув руки в карманы и попыхивая прилипшей к уголку рта сигаретой, продолжил:

- Ты хорошо знаешь, что на мокрые дела мы, "медвежатники", не идем, даже когда надо бы прикончить такого, как этот Ада Тоуфар... Если тебе следовало бы кого-то проучить, то, скорее, эту девку. Хотя с нее хватило бы и разбитой морды,

Пеничка только головой мотал. Молчание, окружавшее его, было страшным и непривычным.

Теперь нам всем крышка, легавые начнут нас мести, и в этом виноват ты. А сейчас давай вали отсюдова и больше среди нас не появляйся.

Послушай, Млеко, но ведь я... - Пеничка набрал побольше воздуха, чтобы что-то сказать, но Млеко смерил его холодным, безучастным, пустым взглядом.

Пеничка, повернувшись, вышел на улицу. Как только за ним захлопнулась дверь, саксофонист тут же взрыдал на своем саксофоне, а пианист ударил по клавишам.

"У паука" возобновились танцы.

Пеничка остался один. Совсем один.

Он мог, конечно, отправиться в любое другое заведение, скажем в "Курьи ножки" или к "Старой даме", и возможно, где-нибудь нашел бы Анчу. Но после того, что произошло "У паука", сделать это он не осмеливался. Никто не пожелал выслушать его, никто, даже Млеко... И никому он не мог открыть всю правду. А где-то его проклинала Анча, потому что он прикончил ее милого.

Конечно, Пеничка мог бы убить ее. Карман его пиджака оттопыривал пистолет. Пистолет этот принадлежал Тоуфару. Когда Пеничка тащил мертвого Тоуфара к берегу Влтавы, он почувствовал, как что-то упирается в его плечо. Это была коробочка с патронами. Тоуфар любил хорошее оружие. Сейчас оно у Пенички. И он может уложить на месте пол-Праги. Дружков, которые повернулись к нему задом и не желают выслушать, всех тех, кто сейчас дрожит от страха, как бы фараоны снова не занялись их делишками.

Пеничка добрался наконец до своей улицы и осторожно огляделся - ничего подозрительного. Знают легавые, что Тоуфар - моя работа? Или это известно только дружкам-приятелям?

Он долго стоял за углом, пока не убедился, что воздух чист. Потом медленно двинулся к дому. Входные двери заперты. И это добрый знак. Он отпер их и стал тихонько подниматься по лестнице. Всунул ключ в замочную скважину и повернул.

- Боженька милосердный, - послышался голос хозяйки. - Кто это там?

Говорит громче, чем обычно, в голосе страх. Пеничка все понял. В квартире полиция. Он кинулся назад к двери. Вниз нельзя, и он метнулся вверх по лестнице на чердак. Двое полицейских выскочили следом и какое-то время мотались в темноте, потом один из них крикнул:

- Пеничка, именем закона, стойте! Дверь на чердак со скрипом растворилась.

- Стойте! - повторил голос второго полицейского. Вверх взметнулась рука со служебным револьвером, но Пеничка действовал проворнее. Наверное, потому, что успел уже подумать об этом. Пеничка выстрелил первым. Выстрел, прогремевший в пустом коридоре, ошеломил его.

Но полицейских и того больше. Они тут же присели, один почти лег на ступеньки.

А Пеничка исчез за железной чердачной дверью и что было сип навалился на нее.

Когда полицейские, осмелев, поднялись, один из них снял каску:

Глянь, этот разбойник прострелил-таки мою каску, а ведь месяца не прошло, как мне выдали ее!

Радуйся, что голову не продырявил. Пошли отсюда, здесь от нас толку чуть. Нужна подмога.

У хозяйки ноги стали ватными. Она прислушалась: полицейские внизу отперли дверь и, хлопнув ею, исчезли. И тогда мутр, осмелев, выползла в коридор и пискнула:

-Пан Йозеф... Вы меня слышите?

Он слышал, но не очень ей доверял и потому лишь медленно приоткрыл чердачную дверь.

Они ушли!

Они вернутся, - сказал он твердо.

Может, вы успеете выбраться на улицу, а?

Какое там, мутр, один побежал в комиссариат, а второй торчит внизу. Я их знаю.

Тогда спускайтесь, хотя бы кофейку испейте, - позвала она, ибо считала кофе панацеей от всех бед.

в

И Пеничка спустился. Держа наготове пистолет, он шагнул в кухоньку, а хозяйка запричитала:

- Ах, чтоб их приподняло да шлепнуло, вот ведь как все обернулось! Что теперь делать-то будете, пан Йозеф?

Этого Пеничка не знал. Он медленно отхлебывал кофе и чувствовал, что дурнота отступает. А как еще можно назвать то, что с ним происходит? Может, это просто страх? А может, шок?

Внизу снова послышался шум.

-Спасибо, мутр, мне пора.

И он, словно кошка, проскользнул в коридор и взобрался на пол-этажа вверх к чердаку, как будто всегда там обретался.

За дверью чердака стоял тяжелый ящик. Пеничка выволок его на площадку. Хорошее прикрытие. Из-за ящика проглядывается вся лестница. Пеничка ни минуты не сомневался, что легавые не оставят его в покое. Они вернутся и начнут стрелять. Ладно, я тоже буду стрелять!

И пока он сидел и ждал, ему пришла в голову мысль: что же такое случилось, отчего вся моя жизнь вдруг пошла наперекосяк? В тюрьме, в Литомержице, я иначе себе все представлял. Совсем по-другому. И еще вчера, да, вчера я мог поступить по-другому. Может, даже еще сегодня вечером... Только со мной всегда было так. Уж если навалятся беды - так все разом. Как с той первой кассой! Тогда ребята попросили меня пойти с ними

и помочь. Ведь я слесарь-механик. Я хохотал от души, когда понял, что в этом деле они ни черта не смыслят... А потом вместе с ними куда-то убегал, перелезал через стену и больше к своему ремеслу уже не вернулся.

Теперь-то и подавно не смогу вернуться. Отсюда я уже никуда не вернусь, отсюда меня вынесут вперед ногами, потому что последнюю пулю я оставлю себе. Вот и придет конец всей этой истории.

И Пеничка вдруг почувствовал, что из его глаз вольно и неторопливо льются слезы. Это был не плач, плакать он давно отвык, просто что-то в нем освободилось, то ли печаль, то ли растаявший снег, кто ж его знает, что это такое, если у человека из глаз вдруг хлынули слезы.

Светало. Весь дом был на ногах, хлопали двери, люди не понимали, что случилось.

Но полицейские перед домом предупреждали каждого, чтобы на лестничных площадках не задерживались, - опасно. Для тихой нусельской улицы такое было весьма необычным. Кому необязательно, тот не шел на работу. Никто из женщин не отважился отправиться за покупками. Никто, кроме хозяйки Пенички, которая пошла-таки за рогаликами и молоком, ибо отказаться от своего кофе просто не могла. Кроме того, она была уверена - уж в нее-то пан Йозеф палить не станет! Полиция на улице разделилась на две группы. Одной надлежало контролировать крышу, на тот случай, если бандит попытается убежать по крышам, а второй - хоть и без особой охоты - пришлось войти в дом. Операцией руководил сам пан комиссар. По его команде почтенные отцы семейств в мундирах потопали по лестнице вверх, сжимая в руках казенные револьверы, из которых давно разучились стрелять.

Их вел тот, с простреленной каской. Сейчас он держал свою каску в руке, видимо опасаясь, как бы Пеничка не проделал в ней еще одной дыры. Две уже имеющиеся пан комиссар ему, возможно, простит.

- Не ходите сюда, - послышался вдруг с чердака на удивление спокойный голос.

Полицейские остановились. Комиссар, который шагал последним, перегнулся через перила:

-Йозеф Пеничка, обращаюсь к вам с официальным требованием прекратить сопротивление. Спускайтесь вниз, вы арестованы!

. Комиссар произнес эти слова торжественно и значительно, но на Пеничку они, должно быть, не произвели впечатления. Он молчал, а когда полиция попыталась подняться еще на один этаж, выстрелил. Куда-то в сторону, но хватило и этого. На лестнице загрохотало, будто на маневрах. Полицейские открыли пальбу. Пули свистели и расшибались о стены. Домовладелец, в своей квартире на втором этаже, решил отказать хозяйке Пенички и еще двум квартирантам, ибо все они одна шайка сволочей.

Но, прикинув, что, когда он освободит свою развалюху от этой сволочи, в доме никого не останется, и в отчаянии заломил руки.

Комиссариат уведомил вышестоящие органы о чрезвычайной ситуации. Таким образом, через полчаса об этом стало известно в пражском полицейском управлении, и оперативная группа получила подкрепление. Площадка перед домом уподобилась плацдарму: новое подразделение было вооружено винтовками. Улицу охватило волнение, из-за спин полицейского кордона выглядывали журналисты и щелкали затворами своих фотоаппаратов. Это же настоящая сенсация для всей Прага и ее окрестностей! Но при всем при том всюду царило спокойствие, выстрелов на улице пока что не было слышно, и раненых тоже не видать. Героем дня стал полицейский с простреленной каской. Его фотографировали с каской и без оной, а один журналист написал даже, что "храброму человеку пулей опалило волосы", что для лысого стража порядка стало наградой вдвойне.

Когда в главное управление поступил второй сигнал, что-де посланного подкрепления недостаточно, ибо Пеничка наверху забаррикадировался и его можно взять лишь массированным ударом, пан советник Вацатко всплеснул руками:

- Господи боже ты мой, ну что за глупость! Ведь кончится все тем, что они потребуют от нас роту гренадеров! Вы когда-нибудь слыхали такое, пан Боуше?

Пан Боуше подтвердил, что такого никогда не слыхал, и это была правда. Но все же позволил-таки себе заметить, что полицейские из городского комиссариата взялись за дело не с того конца и что лучше бы послать Пеничке кого-нибудь из его старых дружков, чтобы тот выложил ему, что и как. Тогда все обошлось бы без лишнего шума.

Правда ваша, пан Боуше! Подберите кого-нибудь из его компании.

Я лично сбегал бы за Млеко - одна, знаете ли, бражка, - ответствовал пан Боуше и тут же отправился в путь. Однако идея успеха не имела. Блестящая мысль пана Боуше споткнулась о мстительность нусельского комиссара. Млеко явился и послушно потопал вверх по лестнице, но следом за ним двинулись стражи порядка. Пан комиссар, видимо, надеялся, что, пока этот штафирка станет вести переговоры с Пеничкой, полиция займет более выгодную позицию, после чего проложит себе путь оружием. Впрочем, начальство просчиталось, скинув со счетов самих Млеко и Пеничку.

Пройдя полдороги, Млеко остановился:

Значит, так, господа хорошие, коли сделаете еще хоть шаг - я тут же возвращаюсь.

Не вашего ума дело, поднимайтесь! - прошипел комиссар.

Млеко замотал головой. Сам он от всего сердца посоветовал бы Пеничке бросать куролесить, но с полицейской хигристи-кой дела иметь не желал.

Пеничка наверху все отлично видел и, прицелившись как можно вернее, чтобы ненароком не задеть Млеко, несколько раз выстрелил. Один из стражников схватился за плечо, царапнутое пулей, остальные же, включая Млеко, поспешно ретировались.

Фокус не удался.

Пан Боуше внизу лишь пожимал плечами.

- Пан инспектор, это дело добром не кончится, - с подчеркнутой вежливостью сказал Млеко пану Боуше. - Если, конечно, не случится какого-то чуда.

- А если я приведу сюда Анчу Парасольку?

- Уж тогда-то никому отсюда живым не уйти. Ни ей, ни этим господам, - опять весьма вежливо заметил Млеко.

Прошло еще два часа, Пеничка все еще не сдавался, и нусель-ский комиссар решил принять крайние меры. Он вызвал пожарных. Их задачей было, применив лестницы, проникнуть вместе с полицией на чердак через крышу. Тогда Пеничка окажется Между двух огней и не сможет сопротивляться долго.

Пожарные явились, но без большого восторга. Поначалу их главный долго торговался с полицией, считая более благоразумным предоставить полиции только лестницы, а своих людей разместить за углом. Ведь их не тому обучали.

Узнав об этом, пан советник Вацатко поднял телефонную трубку и заявил полицейскому президенту, что за дело берется он лично, и потребовал остановить все акции.

- Не можем же мы, пан президент, устраивать в Нуслях маневры из-за одного человека.

- Мне неизвестно, что вы там намереваетесь делать, пан советник, но ставлю вас в известность, что человек этот крайне опасен! Возможно, он даже лишился рассудка!

- Пан президент, человек, которого зовут Пеничка, не может быть крайне опасным. У него просто какой-то заскок. Я пойду сам и погляжу.

На месте происшествия ему дважды пришлось предъявить документы, потому что полицейские уже совсем спятили. Они во всем видели одни интриги и коварные умыслы.

Пан Боуше, который тоже находился тут, опрометью ринулся навстречу советнику и локтями проложил ему путь.

Комиссара, руководившего всей операцией, появление советника Вацатко крайне раздосадовало.

- Я, э-э, полагаю, что это наше дело и мы, так сказать, сами в состоянии, э-э, справиться с ситуацией, - сказал он строго.

- Абсолютно не сомневаюсь! Я это уже успел заметить. Вам здесь недостает лишь саперного полка. Они поднимут на воздух три соседних дома, и тогда Пеничка непременно окажется в ваших руках.

- Нам не до шуток, пан советник, - снова строго и назидательно заявил комиссар, - этот человек применил оружие.

- Увы, - ответствовал советник Вацатко.

- Кроме того, имеются все основания предполагать, что ему сочувствует население. В противном случае мы могли бы его там запереть, и тогда через день-другой жажда и голод принудили бы его сдаться!

- Население всегда сочувствует тем, кто в конфликте с полицией. Так уж оно повелось со времен Яношика, пан комиссар, а может, и того раньше. Потому прошу вас отослать прочь пожарных вместе с их лестницами. И ваши люди, те, что толкутся внизу, и в дверях, и на лестничной площадке, тоже пусть... отправляются... отсюда!

Комиссар пожал плечами и с неохотой отдал соответствующие распоряжения.

Я не совсем понимаю, что вы изволите иметь в виду... - только и сказал он советнику Вацатко.

Что? А то, что к Пеничке пойду я сам. Он меня хорошо знает.

Комиссар чихнул и извинился:

Да, это правда... Я хочу сказать, что он действительно хорошо знает пана советника. Но, похоже, он в самом деле помутился рассудком! Будьте весьма осторожны.

Если б не помутился, не прирезал бы Тоуфара и не выкамаривал тут, на чердаке, это мне и самому понятно. Люди, бывает, и впрямь теряют рассудок, и чаще всего от несчастной любви, дело ясное. - Но эти слова уже были обращены к пану Боуше.

Затем советник Вацатко в своем коротком пальтеце и в слегка сдвинутом на затылок котелке шагнул на безлюдное пространство перед обветшалым угловым домом и стал медленно продвигаться к входной двери. Перепуганные жильцы за окнами своих квартир прижимались носами к стеклам.

Советник Вацатко шел медленно. У Пенички, если его это интересует, есть время глянуть через слуховое оконце и узнать, кто это там собирается к нему на посиделки.

Советник вступил в дом. Лестничные переходы были пусты, лишь наверху из приоткрытых дверей какой-то кухни тянуло ароматом кофе.

"Одна хозяйка все-таки не потеряла голову," - подумалось советнику Вацатко, и он продолжал неторопливо подниматься.

Когда он добрался до последней площадки, послышался голос:

- Дальше ни шагу, я буду стрелять. Пан советник остановился.

- Пеничка, бросьте дурить, ведь это же я, полицейский советник Вацатко. Я иду к вам, потому что вся эта история мне не нравится.

- Я буду стрелять, - с явным огорчением повторил голос.

Будете так будете, ведь вы сегодня и так уже стреляли, и не один раз. Только ведь у меня нет никакого оружия, а стрелять в безоружного - это, Пеничка, большой чести вам не сделает.

Дак ведь сюда приходил Млеко, пан советник, - послышался голос из-за ящика, - а следом за ним топали легавые.

- Но я иду один, и вы это видите.

Пеничка высунулся из-за ящика, чтобы получше разглядеть. И действительно, лестницу словно вымели. Советник с явным напряжением поднимался все выше, пока наконец не добрался до чердака.

- Ну так как, Пеничка, где мы с вами расположимся? Тут на лестнице? Или на чердаке?

Пеничку голос советника Вацатко совсем сбил с толку, он не знал, что отвечать, стоял себе за ящиком, сжимая в руке пистолет, и пялился на пана советника, будто на привидение.

- Пошли на чердак, там понадежнее, а? - предложил советник Вацатко и шагнул первым.

Внизу скрипнула дверь. Пеничка сразу насторожился, но по казался лишь котелок пана Боуше - пан Боуше беспокоился за своего шефа.

Советник перегнулся через перила и крикнул:

- Все в порядке, пан Боуше, я позову, когда понадобитесь. А пока никого ко мне не пускать, или я, черт вас побери, возь му у Пенички пушку и начну палить сам!

На чердаке царил полумрак, слуховое оконце долгие годы оставалось немытым. Советник Вацатко оглядывался, выискивая местечко, где бы сесть. Пеничка услужливо обтер рукой балку.

- Благодарю вас... А вы не присядете? - предложил ему советник.

Он прекрасно видел, что Пеничка колеблется и, не находя решения, держит пистолет наготове. "Если там внизу нусельский

комиссар сбрендит, то первую пулю огребу я, - подумал советник Вацатко. - Более того, помру от руки Пенички... Иисусе Христе, а ведь я сделал ставку на его имя и ставлю сейчас. И на его глаза. А они у него как у загнанного зверя".

- Значит, так, Пеничка, я полагаю, произошла какая-то ошибка. Я бы сказал, что ошиблись мы. А?

Пеничка молчал.

- Сейчас я говорю не про вас, а про Тоуфара. Наша ошибочка. Нам давно следовало бы его взять, но как-то все времени не хватало, что-то не срабатывало. Улик, доказательств не было!

- Тоуфар был подонок, - загудел Пеничка.

Да. Это так! Между прочим, вам известно, что я беседовал с Анчей? Анча была у нас в дирекции. Уже после смерти Тоуфара. Но она об этом ничего не знала. Ей сказали мы.

Она плакала? - пробасил Пеничка, и губы его свела мучительная судорога.

Да нет, пожалуй, не плакала... Но испугалась. Послушайте, Пеничка, ей с ним неважнецки жилось, правда?

- Уж это так. Он ее опять послал на улицу...

- Я знаю, Пеничка, знаю, и я ей об этом напомнил! Нам ведь о ней все известно. Но, надо сказать, она неплохая девчонка, могу вам поручиться, у нее, кроме Тоуфара, мужчин не было... Ну, кроме клиентов, естественно, но ведь эти не в счет.

Пеничка тяжело вздохнул:

- Она заслужила лучшую судьбу.

- У каждого такая судьба, какую он себе уготовил. Не захотела бы, так не пошла бы с ним, - строго сказал советник Вацатко и стал ждать, что ответит Пеничка.

Но Пеничка отвернулся, губы его дрожали, он молчал, чтобы не показывать, до чего раскис.

- Вторая наша ошибка, что мы сразу заподозрили вас в убийстве и собирались взять. Послушайте, уж если мы сейчас сидим тут с вами одни, так скажите мне, как же это, собственно, стряслось? В том, что вы его прикончили, я не сомневаюсь, и все же что-то здесь не сходится.

- Тоуфар мерзавец, - глухо произнес Пеничка.

- Это мне известно. Но если бы вы пожелали прирезать каждого мерзавца, то выбились бы из сил, приятель. Сигаретку?

Пеничка покачал головой, но потом согласился. Когда же пан советник протянул к нему руку, отпрянул и нацелил оружие.

- Ну-ну, Пеничка, не дурите. Я ведь уже не мальчишка, чтобы драться с вами из-за пистолета.

- Навроде Тоуфара, - пробормотал Пеничка.

Советник насторожился, но смолчал, чтобы Пеничку не спугнуть.

Я ведь с ним и подрался-то из-за этой самой пушки.

Неужто?! Я сразу решил, что это не простая поножовщина.

Дак ведь я же вчера вечером пошел, чтобы все рассказать ребятам, только они... Никто не захотел меня выслушать, - жалобно хлюпнул Пеничка.

И вы удивляетесь? Взломщик, который стал убийцей, сразу же выпадает из игры. "Медвежатники" мокрых дел не признают. Да и вы, Пеничка, не настоящий "медвежатник". У вас, как говорится, золотые руки, и ваше дело - слесарное ремесло... Вы и влипли-то в эту историю потому, что не настоящий грабитель. Ведь вы же не Тоуфар.

Что верно, то верно! - вскричал Пеничка. - Тоуфар первый полез на меня с этой игрушкой, господин советник. Я ведь пришел к нему сам. Из-за Анчи. Сначала хотел по-хорошему разобраться. Но только с ним нет нормального разговора. Поначалу он всё выламывался да выпендривался. В основном насчет того банка.

Какого еще банка?

Ну, он говорил, будто сделал банк, а какой - не знаю. Я ведь срок мотал - и там он вроде замочил какого-то чинушу. Потом еще чего-то нес.

Летнобанк, - выдохнул советник Вацатко. - Так вот оно что! Надо бы нам прижать его покрепче. Но его кто-то прикрывал. А в последнее время и ваша Анча тоже.

Он ее лупцевал и этим тоже выхвалялся.

И потому вы его прикончили, так, что ли?

Нет, пан советник, не потому.

Так почему же?

Ну, потому, что он выхватил эту вот штуковину и не иначе гробанул бы меня, дело ясное, пан советник.

Согласен. А почему же он пошел на вас с револьвером?

А потому что я потребовал, чтобы он вернул мне самое дорогое, что у меня есть...

Ага! Анчу Парасольку, - сочувственно улыбнулся советник Вацатко.

Но Пеничка отрицательно покачал головой:

- Да нет же. Он забрал мой струмент. Анча, паразитка, отдала. Она ему все отдала... ну и мои отмычки тоже.

Пан советник сбил котелок еще выше на затылок.

- Ваш инструмент! - ахнул он недоверчиво.

Ага. А когда он не захотел вернуть его по-хорошему, тогда я на него - по-плохому, а он на меня полез с пушкой, но я так треснул его по лапе, что пушка шлепнулась на землю...

Так вот, значит, откуда кровоподтек на руке,- скорее самому себе буркнул советник Вацатко.

А потом я кинулся на него с ножом, и мы упали и стали кататься по земле. Я боялся, что он дотянется до пушки и меня пришьет. И вдруг чувствую, Тоуфар вдруг дернулся и разом обмяк, я глянул - вижу, а он на мой нож напоролся...

Советник задумчиво докурил и придавил свой окурок на грязной плитке.

Послушайте, Пеничка, а почему вы сволокли его к реке?

Испугался. Я ведь не хотел его убивать, хотя уверен, что поступил бы по справедливости, пан советник.

Советник Вацатко вздохнул:

- Понимаете, Пеничка, не так-то все в жизни просто... Человек не может сам вершить правосудие. Обычно это плохо кончается. Как, например, сейчас с вами. Что касается правосудия, то это уже по нашей части. Если бы вы явились к нам ночью и сказали внизу дежурному, что с вами стряслось, то мы бы вас Утром допросили и... Я вам, Пеничка, прямо скажу: Тоуфар лучшего не заслужил, особенно если все было именно так, как вы говорите, и ограбление банка - его рук дело. Они помолчали.

На улице слышался рев моторов. Пан советник вышел на лестницу и позвал:

- Пан Боуше!

Внизу распахнулись двери:

Слушаю, пан советник!

Что происходит на улице? Я ведь сказал, никакого движения,

Пожарные уезжают, пан советник. Где-то на Виноградах горит.

Ах, так! Тогда все в порядке.

И советник Вацатко возвратился на чердак, но садиться не стал.

Послушайте, Пеничка, там жиличка, в квартире под нами, варит кофе. У меня в горле пересохло, как думаете, она угостит нас?

Это ж моя квартирная хозяйка!

И они вместе спустились этажом ниже, и хозяйка, как положено, подала им кофе.

А теперь, мамаша, ступайте, у нас тут доверительный разговор, - приказал пан советник мягко, но решительно, и мутр мышкой выскользнула из кухни, для надежности осенив себя крестом.

Ну, Пеничка, а теперь выкладывайте, что вы намерены делать?

Пеничка положил револьвер на стол и сидел, согревая руки о большую кофейную кружку.

У меня, пан советник, есть оружие, и я буду обороняться, - ответил он с достоинством.

Гм... Ну, скажем, положите вы двух стражников, но ведь это не просто полицейские, это их вдовы, их дети... Не добром они станут вас поминать. А могли бы вспомнить и по-хорошему.

Пеничка лишь недоверчиво ухмыльнулся.

- Послушайте, Пеничка, вы же для нас очень важный свидетель. Можно сказать, главный... Ведь вы единственный, кто слышал от Тоуфара признание в ограблении банка. А предстать перед судом хоть раз в жизни в качестве свидетеля - дело не бросовое. Это - честь.

Пеничка вылупил глаза:

Я... нет, это невозможно!

Значит, решено! Вы остаетесь тут, отстреливаетесь, и - рано или поздно - вас все равно прикончат. Впрочем, нет, вы сами пустите себе пулю в лоб. И конец. А Тоуфар и после смерти останется белым, как лилия, потому что единственный человек, который от него все слышал, - это Пеничка, а Пеничка умолкнул навеки. Вы хотели справедливости... Вот вам она, берите! Почему же вы от нее отказываетесь? Пеничка поставил кружку:

Но, пан советник, я же его все-таки подрезал. И меня возьмут.

Конечно. Но, говоря между нами, Пеничка, вы же его не убивали, вы это совершили в самообороне. Ведь он на вас первым пошел с этой вот пушкой.

И пан советник Вацатко в задумчивости взял в руки пистолет, который лежал на столе между ними, а потом положил его обратно, и Пеничка уже не сопротивлялся.

- И Анчу тоже можете поставить ему в счет, потому что он заставлял ее заниматься прежним ремеслом. Знаете, что я о вас думаю? Придет день, и так или иначе, но вы бросите взламывать сейфы и откроете маленькую мастерскую: "Йозеф Пеничка, квалифицированный слесарь-механик". Эта вывеска прямо стоит у меня перед глазами.

Пеничка молчал. Но уже улыбался, и это было хорошим предзнаменованием.

Пан советник встал, не говоря ни слова сунул револьвер к себе в карман и крикнул в проем лестницы:

Пан Боуше!

К вашим услугам, пан советник!

- Отставить весь этот цирк, хочу, чтоб на улице было пусто. Возьмите на Нусельской площади дрожки, мы с паном Пенич-кой едем к нам в "четверку". Дело в том, что пан Пеничка - наш коронный свидетель!

Пан Боуше вне себя от изумления помчался за дрожками. С улицы доносился топот марширующих солдат. Построившись по четыре в ряд, они с радостью покидали поле битвы. Из окна им вслед глядел Пеничка.

И когда пан Боуше доложил, что дрожки ожидают внизу, хозяйка, именуемая "мутр", подскочила к советнику Вацатко и, схватив его руку, покрыла поцелуями.

-Ну-ну, матушка... Это мы с Пеничкой должны целовать вам руки за такой кофе!

А потом советник Вацатко и Пеничка медленно спустились с лестницы и вышли на улицу, оставив позади, словно скверный сон, этот дом с облупившейся штукатуркой, где сегодня едва не погиб "медвежатник" Пеничка. Они уходили вместе, Вацатко, советник полиции, и слесарь-механик, мастер экстра-класса Йозеф Пеничка.

Потом они не спеша ехали по улицам Праги - пан Боуше сидел подле извозчика - и беседовали о том, как прекрасна Прага в такое время года.

И никто из них не заметил, что на углу, над Фолиманкой, стоит девчонка и вытирает слезы. А па руке у нее болтается зонтик.

АДВОКАТ И ДУХИ (Перевод Л. Ермиловой)

Молодой Дубский, выдержав последний экзамен и став доктором гражданского и уголовного права, juris utrisque[ 29 ], был удивлен сим фактом не меньше, чем сама экзаменационная коллегия. Та и другая сторона обменялись взаимными поздравлениями с успехом, и вот перед юношей открылся мир со всеми его радостями. Хотя распознать, что в этом мире дано человеку на радость, а что на беду, бывает ох как непросто. Спервоначалу, получив известие от дальнего своего дядюшки из провинциального городка, где размещался окружной суд, он пришел в восторг: тот предлагал ему на правах постоянного помощника свою адвокатуру, которую почтенный родственник вел уже спустя рукава, прозрев, что жизнь быстротечна и нет смысла наживать больше, чем человек в его годы успеет спустить. Дядюшка отдыхал себе на водах с разными, подходящими по возрасту дамами, а тут ему подвернулась возможность и вовсе в городок не возвращаться. Чем он и не замедлил воспользоваться.

Для молодого же человека представился случай заделаться вдруг солидным адвокатом.

Приняв дела в дядюшкиной более чем скромной конторе, Дубский убедился, что вкушать жизнь означает в местном понимании совершать степенные променады, лицезрея местных девиц. Вскоре он уже назубок знал их внешние и финансовые плюсы и минусы и стал проклинать судьбу, загнавшую его в эту дыру. Вдобавок ко всему выяснилось, что много есть в его работе такого, в чем он ни бельмеса не смыслит.

Взять, скажем, закон о водопользовании, о существовании которого он и не подозревал, а тут ему, как на грех, достался великолепный образец мельницкой тяжбы, хозяева двух мукомолен судились уже в третьем колене. Пришлось немало попотеть, проштудировав заново сей предмет. Полным профаном оказался он и по части исков, связанных с нанесением мелких оскорблений, а ведь только благодаря им еще и держалась на плаву дядюшкина контора.

Чтобы выиграть перепавшие на его долю дела, молодой честолюбивый стряпчий по второму разу засел за статьи и параграфы. К счастью, его вовремя предостерегла от такой глупости барышня Пригожая, секретарша, ставшая уже в этой ветхозаветной конторе чем-то вроде мебели, - так вот, она внушила ему сакраментальную истину: дескать, если уж штудировать законы, то, напротив, для того, чтобы по возможности подольше затягивать тяжбы.

Доктор права Дубский предпочел бы барышне Пригожей просто пригожую барышню, но по части казуистики ему надо было у нее еще учиться и учиться, что он и не преминул сделать. Секретарша вела регулярную переписку со старым хозяином, держала его в курсе всех дел и к отчетам, подписываемым паном доктором, присовокупляла записочки с собственными соображениями, довольно-таки проницательно подмечая в них и недостатки новоявленного своего шефа.

Кроме Дубского, в городке подвизались еще три адвоката, все они заправляли солидными конторами с персоналом и принадлежали к местной элите. Молодой юрист в это общество пока вхож не был. Сподобиться такой чести он мог разве что благодаря удачному браку, политической или профессиональной карьере. Последний путь, вполне понятно, был ему заказан.

Тяжба трех поколений за водопользование славы ему не прибавит, как, впрочем, и всякие там иски насчет сломанных на танцульках ребрах или свары двух торговок. В этом смысле жизнь к нему, можно сказать, не шибко благоволила.

Так что приходилось довольствоваться променадами, раскланиваться с молодыми дамами, посещать танцевальные вечера местного студенческого клуба, где ему и самому было невдомек, к какой братии он принадлежит - к тем ли юнцам, которым папашины денежки позволяют смотреть свысока на все, в чем преуспели их отцы, или же к людям серьезным, почитающим за честь добиваться успеха собственными силами.

Он все больше осознавал, что при своем, вполне уже приличном знании уголовного кодекса совсем не знает людей, среди которых живет. Скажем, вел он дело об оскорблении достоинства, вполне банальное, ничем не примечательное. Женщину из ближней деревни обозвали колдуньей, и она подала в суд. Молодому стряпчему стоило немалых трудов обосновать на процессе, в каком смысле это слово можно считать оскорблением, но каково же было его удивление, когда судья стал на заседании выпытывать, точно ли в действиях истицы нет ничего от колдовства, и домогался от ответчицы доказательств, что коровы у ней и вправду после посещения истицы стали хуже доиться. Пылкая речь молодого защитника не произвела на суд впечатления - дамы разошлись непримиренными, так что очередная тяжба была не за горами.

Хотят судиться - пускай судятся, - беззаботно сказал судья, когда все разошлись.

Конечно, господин советник, в обиходном смысле вы правы... Но позволю себе в частном порядке спросить у вас, возможны ли в принципе доказательства того, что потерпевшая и впрямь навела на коров порчу?.. Если мне не изменяет память, их еще могли принять всерьез разве что при Марии Терезии, добрых два века назад!

Судья уже листал новое дело и запальчивого молодого защитника слушал вполуха.

-Да-да... Но перед тем, уважаемый, они считались правовой нормой без малого тысячелетие, если не больше.

Но позвольте, господин советник, тогда с таким же успехом можно ссылаться и на malleus maleficorum, молот для колдуний!

Зачем, коллега? Судопроизводство с тех пор все-таки шагнуло далеко вперед, а потому мы эту даму, прозванную колдуньей, приговаривать к сожжению не будем. Напротив, сегодня она выступает стороной потерпевшей... Так что налицо истинный прогресс. Но в наших краях по сей день верят в дурной глаз, и у нас нет никаких оснований полагать это предосудительным.

Молодой адвокат вышел из зала суда в растрепанных чувствах, а в конторе вдобавок услышал от секретарши, что в округе есть деревни, где слыть колдуньей вовсе не зазорно - занятие не хуже и не лучше других.

А ночью ему причудилось, что он спас где-то в пограничье юную и, конечно же, нагую колдунью, пробился с ней через полицейский кордон и взял ее потом в жены. Утром встал как побитый, на душе кошки скребли.

Надо бы съездить в Прагу, авось развеюсь, дядюшка ведь не зря по водам раскатывает!

Возвратился он через два дня, с чувством приятной усталости, и узнал, что в округе случилось какое-то убийство; в подробности он не вникал, убийства обычно прибирают к своим рукам маститые адвокаты, те, у которых конторы на площади.

Вскоре, к его изумлению, выяснилось, что защитником ех offol адвокатская коллегия назначила на этот процесс его достопочтенного дядюнгку. В связи с болезнью назначенного адвоката коллегия не возражает, если защиту подсудимого Вацлава Бурды, обвиняемого в убийстве, возьмет на себя ex offo его постоянный помощник доктор Дубский.

Молодой человек почувствовал себя на седьмом небе. Это его первое крупное дело, предстоит суд присяжных, о котором будут писать в газетах. Он выступит с волнующей речью (какой и о чем, еще не знал, поскольку вообще о деталях убийства пока ничего не слышал), и из зала суда будут выводить рыдающих женщин, которые засыплют его потом цветами...

- Речь идет о защите ex offo[ 30 ], если вы обратили внимание, то есть без вознаграждения, - охладила его пыл барышня Пригожая. - И это при том, что подсудимый может нанять себе адвоката, я уже справлялась о его платежеспособности.

Доктор помрачнел:

Какого тогда черта он его не нанял? На что рассчитывает?

Твердит, дескать, невиновен, а потому в защите не нуждается.

Невиновен! Этого мне только не хватало! - рассердился молодой адвокат и заерзал в протертом дерматиновом кресле, из которого торчала пружина. Он был почти разочарован. Защитить невиновного - много ли в том заслуги? Другое дело - вытащить такого, который увяз по уши, тут уж блестящая репутация обеспечена!

Послушайте, барышня, если он невиновен, кто же тогда убийца? - спросил он наивно.

Откуда мне знать? Но в ходе процесса это уже не столь важно. Суд присяжных - все равно что театр. Материалы вам перешлют вовремя, можете не волноваться.

Вовремя... До чего же режет слух такое слово человеку, рвущемуся к первому своему крупному делу! "Вовремя" может означать и завтра, и послезавтра, и через неделю... Но ему нужно досконально вникнуть в обстоятельства уже сейчас. Сию минуту!

Надо сказать, что молодой юрист, не отличаясь большой страстью к чтению кодексов, до смерти увлекался чтением детективов, особенно таких, в которых молодые адвокаты утирают нос полиции. Вот он и решил навестить судебного следователя, ведущего этот случай, объяснив свою спешку вполне понятным любопытством и желанием новичка разобраться в деталях как можно обстоятельней.

Следователь, человек добродушный, с пониманием отнесся к нетерпению молодости. Материалы у него в полном порядке, скрывать нечего. Преступление расследовано строго по букве закона и, кстати, довольно быстро, поскольку оказалось чрезвычайно простым, так что никаких препятствий для назначения слушания не имеется.

По сути, все сводилось к следующему: в Голинове, соседнем горном селении, была обнаружена утопленница, Анна Пршимдова, сорока двух лет, вдова, проживавшая там же, в доме № 72. Нашел ее местный житель Ян Хлоупек, летом и осенью работающий общинным ночным сторожем. Сельчане по сей день не смирились, что по их территории проложена железная дорога, а поскольку раз-другой на жнитве случалось возгорание от искр, содержат сторожа йз местных. Вот он-то при утреннем обходе и обнаружил в лесном пруду женский труп - под щитовым затвором, на глубине двух метров. Будучи в некотором роде блюстителем порядка, сам его вытащил и узнал в утопленнице вышеупомянутую Анну Пршимдову,

По его вызову на место происшествия прибыли жандармы из окружного розыска; осмотрев погибшую, они обнаружили у нее на голове следы от удара. Вскрытие подтвердило это, установив, что женщине был нанесен удар тупым предметом в затылок, вызвавший повреждение черепного свода. Она потеряла сознание и только после этого была брошена в воду, еще живой, на что указывает прозекторская экспертиза бронхов и легких. Смерть наступила в результате насильственного утопления, то есть речь шла, без всякого сомнения, об убийстве.

Огромная кипа всевозможных протоколов, да еще топорный слог, каким их составляла розыскная жандармерия, повергли молодого помощника адвоката в глубокое уныние.

- А что вы скажете о моем обвиняемом? - пробормотал

он.

- Сейчас и до него дойдет черед. Вот, прошу, здесь вся документация, - усмехнулся пожилой следователь. - Читайте, пан доктор. После опроса местных жителей выяснилось, что погибшая длительное время состояла в интимной связи с односельчанином Бурдой Вацлавом, владельцем дома № 123. Его неоднократно видели с нею за селом, в полях и у леса, бывало, и вечерами, а его жена утверждает, что и до нее доходили слухи о том, что супруг ее путается с Анной Пршимдовой. Все это обвиняемый Бурда не отрицает, напротив, признает. Вот тут, читайте... Есть одна деталь, пан доктор, очень усугубляющая ситуацию подсудимого, а именно: погибшая, то бишь убитая, была в положении, где-то на пятом месяце. Вот вам и повод избавиться от нее, как полагаете?

Адвокат вздохнул. Да, отягчающее обстоятельство налицо, черт бы его побрал. Хотя так просто он не сдастся.

- Сколько в этом селе жителей? Сотни три, а то и больше? Разве покойная не могла состоять в связи с кем-нибудь еще? Разве убийцей не мог быть кто-то другой, кроме Бурды?

Видавший виды следователь ласково улыбнулся:

Понимаете, пан доктор, когда жандармам попадет в руки дело столь очевидное во всех деталях, то им и в голову не при-дет копать его дальше. Это во-первых. А во-вторых, лично я тоже не стал бы утруждать себя, случай и без того ясен.

А у Бурды нет никакого алиби?

Утверждает вместе с женой, что был дома, вот и все. Никто, кроме них, засвидетельствовать это не может. Сам он, конечно, отрицает убийство.

Ну вот!

Но это ничегошеньки не значит. Простой человек, бывает, упорствует в своей лжи даже тогда, когда дело ясно как божий день. Был у меня один случай с кражей. Злоумышленника видели на месте преступления, дома у него обнаружили украденного поросенка, а он знай себе твердил, дескать, ни сном ни духом не ведает, кто эту животину в хлев ему подкинул. Ну, я перед ним козырнул такой диковинкой, как дактилоскопия. Отпечатки пальцев на замке совпадали с его собственными. И что вы думаете? Мало того, что сам он упрямо стоял на своем, да еще и общественное мнение перетянул на свою сторону: как, мол, так, из-за чего-то такого, что и глазом не разглядишь, сажать человека в кутузку? Свидетель, утверждавший, что видел преступника, отказался от своих показаний. Знаю я этих людей, сам из горной деревушки. Народ там особый.

Пан советник, у меня может быть, прошу прощения, любовница, она от меня понесет, но это еще не значит, что я ее должен убить!

Так-то оно так, но и не удивляйтесь тогда, если на вас падет подозрение.

Но мой подзащитный не подозревается, его обвиняют!

Вину Бурды подтверждают свидетельские показания сторожа. Ага, вот они... Ян Хлоупек, проживает в Голинове, дом N° 64, безземельный, тридцати пяти лет, работает по общинному найму ночным сторожем... заявляет, что поздней ночью 6 сентября видел женскую фигуру, направлявшуюся из села в сторону лесного пруда... узнал в ней Анну Пршимдову. Его не удивила такая поздняя прогулка, он и прежде частенько ее подмечал и связывал это с Вацлавом Бурдой. Позднее ему бросилась в глаза уже мужская фигура, идущая в том же направлении. Двигалась она быстро и легко, поначалу вышеупомянутый свидетель даже испугался, ему показалось, что это лешак. Но потом разглядел Вацлава Бурду.

Адвокат вскинул голову:

Лешак? Это что, имя?

Ну да.

А почему свидетель, обознавшись, потом вдруг решил, что это Вацлав Бурда? Может, эти двое чем-то похожи?

Судейский следователь вздохнул:

- Вы не так поняли, пан доктор! Лешак - имя, но не человека. Некоего существа, если можно так выразиться. Когда он издает звуки, его еще называют гоготуном.

Молодой адвокат вытаращил глаза:

- Получается, свидетель верит в привидения. Но это же черт знает что!

Следователь не разделял его изумления.

Здешние крестьяне верят в них. А свидетель из здешних.

Но ведь для нас это неприемлемо!

- Само собой, я тоже не верю, что это был лешак. Да и сам сторож засомневался и в конце концов здраво засвидетельствовал, что это был Бурда. Так что все в порядке.

Ретивый защитник, вздохнув, распрощался с судебным следователем. Шагая домой, он только головой качал: ну и дела!

Не хватало только мне доказывать на суде, что убитая была лесной нимфой или бесовкой.

Окружной начальник сыскной службы, жандармский поручик Тымл, полагал, что у молодого адвоката есть все основания считать его человеком незаурядных способностей - ведь с преступлением разобрались за предельно короткий срок, а убийцу обнаружили в тот же день.

Убийцу? - с недоверием усмехнулся молодой адвокат. - Может, обвиняемого?

Ну хорошо, обвиняемого, хотя сомневаться не приходится.

Пан поручик, неужели вами не обнаружено ничего такого, что направило бы ваши подозрения на кого-нибудь еще? Поймите меня, подсудимый не признался, так что ситуация не из легких.

А зачем ему признаваться, когда он знает, что очевидцев нет? Будет все отрицать, хотя это его рук дело, больше ни у кого в селе не было резона ее убивать. Я эту вдову знал: миловидная особа, одиночество толкнуло ее на связь с Бурдой. Женщина одна жить не может - во всяком случае, долго. А в остальном вела себя порядочно, Бурду ничем не шантажировала, по крайней мере нам ни о чем таком не известно.

Тогда почему он ее убил?

Пан доктор, - усмехнулся поручик, - потому же, почему не нанял себе адвоката, а получил его, то есть вас, официальным путем. Скорей удавится, чем отдаст крону, такие уж они тут. А на ребенка пришлось бы денежку из кубышки выкладывать.

Вы хорошо знаете этого сторожа?

Конечно, знаем. Человек как человек. Хибара у него от родителей, поле уже продал, живет, как говорится, тем, что бог пошлет, в корчме бы сиживал в свое удовольствие, кабы карман не был пуст, а так заглядывает туда, если кто на пиво подкинет...

А если ему кто-то подкинул на пиво с условием, чтобы он наговорил на Бурду - дескать, видел его идущим за этой бедолагой?

А кому понадобилось бы давать ему на пиво? Зачем? То-то и оно. У нас, знаете ли, хватило ума разузнать, не держит ли этот Хлоупек за что-то зла на Бурду, но ничего такого не откопали. Наоборот, говорят, сторож хорошо относился к Пршимдовой, правда, был порядком моложе ее, так что какая-нибудь серьезная связь исключена. Случалось, она штопала ему белье - словом, обычная взаимовыручка двух соседей-бедняков.

- А как насчет Бурдовой жены? Она не ревновала? Поручик рассмеялся.

- Думаете, она могла... Да что вы! Это же деревня, понимаете? Люди смотрят на вещи просто; чего бы ей так уж злиться на него, ежели он и повалит какую-нибудь бабенку в сарае на солому? Особенно когда это остается между ними.

- Но между ними не осталось. В селе проведали.

- Проведали позднее. Они ведь долго встречались. Но в разговоре с Бурдовой мне не показалось, чтобы она воспринимала это так уж трагически.

- А может, все переменилось, когда Бурдова узнала, что его любовница в положении?

Поручик пожал плечами.

И вот еще что, пан поручик. В показаниях Хлоупека меня поразила одна вещь. Поначалу он решил про ту фигуру в темноте, что это лешак или гоготун. Не странно ли, как считаете?

Очень даже странно. Ерунда какая-то. Лешак ведь появляется не ночью, а в полдень...

Защитник по уголовному делу отправился в этот день не домой, а прямиком в кабачок. Ничего другого ему попросту не оставалось. А из кабачка к зданию суда, навестить в камере своего клиента. Ему еще никогда не доводилось бывать в тюрьме. Первым делом его удивили необычайно чистые коридоры, у него-то сложилось представление о темницах по виденному когда-то замку Крживоклат[ 31 ]. Но потом его одолело уныние: в окружной тюрьме не было предусмотрено помещения, где бы адвокат мог поговорить со своим подзащитным, и его провели прямиком в камеру. По пути надзиратель удивлялся, ну не чудак ли этот Бурда, по сей день сидит на казенных харчах, ни разу не послал его в трактир за обедом; надзиратель по сему поводу очень уж сетовал - ведь и ему от этого кое-что перепадало. А вообще-то ведет себя Бурда спокойно, да и с чего бы ему переживать, здешним арестантам жаловаться не на что. Знаменитый бродяга Филипек по кличке Вагус, знающий все тюрь мы в чешской и моравской стороне как свои пять пальцев, утверждает, что если уж сидеть, то лучше места не придумать.

Заскрежетал засов, дверь медленно отворилась; в камере сидел высокий, угрюмого вида мужчина, напоминая собой пойманного зверя. Молодой адвокат вдруг почувствовал, что воротничок ему жмет.

- Бурда, к вам пришли, это ваш судебный защитник, - торжественно возгласил надзиратель.

Мужчина что-то буркнул себе под нос.

- Пан доктор, соберетесь уходить, постучите, я буду за дверью.

Засов снова грохнул, отдавшись в душе адвоката зловещим эхом и заставив еще больше поежиться.

- Так вот, пан Бурда, я доктор Дубский... приставлен к вам защитником, - попытался он взять бодрый тон. - Поскольку вы сами не наняли себе адвоката, меня назначили, как говорится, ex offo.

Я ничего такого не сделал, зачем мне адвокат? - буркнул арестант, отойдя к крохотному зарешеченному оконцу.

Вы предстанете перед судом присяжных, пан Бурда, это вам не шутка. Гам без защитника нельзя. Вам известно, что такое суд присяжных?

Арестант ничего не ответил. Помолчав, снова повторил:

Я ничего такого не сделал.

Допустим... Но все же прошу вас отнестись ко мне с полным доверием. Если у вас есть какие-то пожелания, скажем, что-нибудь передать семье, я к вашим услугам.

Главное, чтоб картошку убрали. А потом надобно будет навоз вывезти, я небось могу припоздниться.

Адвокат вздохнул:

Пан Бурда, не скрою, ситуация у вас не из легких. Вряд ли вам удастся нынешним летом вывезти навоз.

Как это? - взвился мужик. - На том поле под Висельным холмом с навозом надо в срок управиться, это всякий знает!

Ну, может, я вас как-то вытащу, хотя... боюсь, дела ваши хуже некуда, пан Бурда.

Сказал он так умышленно: его раздражало это невозмутимое мужицкое спокойствие.

Бурда раскрыл рот, что-то буркнул, но никакой особой тревоги не выказал, разве что слегка подался вперед. Вот только в глазах засветился страх, как у зверя, когда его прихлопнет капкан.

- Вы обвиняетесь в убийстве. Если присяжные большинством голосов решат, что вы виновны, худо вам придется, пан Бурда, я, конечно, и ex offo буду защищать вас в меру своих возможностей, но вы должны рассказать мне в подробностях, что случилось. Как на исповеди. Я должен знать всю правду, чтобы убедительно говорить, понимаете?

Молодой адвокат, увы, был в своем деле наивным новичком. Еще понятия не имел, что защитник говорит тем убедительней, чем меньше знает, чем меньше эта самая правда связывает его по рукам. Окажись рядом достопочтенный дядюшка, тот бы ему поведал, что самым коронным его процессом была защита одного поджигателя, которого он по ошибке представлял себе и защищал как убийцу. Не одному присяжному довелось тогда утереть слезу, и подсудимый был оправдан.

Итак, вы утверждаете, что не убивали эту женщину! - строго сказал адвокат.

Не убивал, как на духу... А скажите, пан доктор, что такое... Ну, как это, вы говорите, должны меня защищать...

Ex offo? Решением суда. По обязанности. А проще - бесплатно.

Мужик даже ахнул:

Бесплатно? Это что же, мне ничего не надо вам платить?

Нет, успокойтесь, абсолютно ничего.

Стало быть, придется вам языком чесать перед судом задаром?

Молодой защитник вздохнул. Ему тоже приходила в голову такая святотатственная мысль, но он гнал ее от себя прочь.

- Есть люди, которым нечем оплатить адвоката, но их все равно положено защищать. Этого требует справедливость, и в таких случаях по закону назначается адвокат ex offo.

- Но я не бедняк, пан доктор! Я просто не виноват, и потому адвокат мне без надобности. Я хочу домой! - взвизгнул мужик.

-Вас не отпустят, поймите вы это, вам вменяют убийство, а за него полагается либо смерть, либо пожизненное заключение. Если все сложится очень уж удачно, то дадут лет двадцать или около того, учитывая все смягчающие обстоятельства.

На этот раз мужик растерянно опустился на табуретку. Хлипкое сиденье под ним затрещало.

Я ничего такого не сделал.

Очень вас прошу, скажите, положа руку на сердце: вы нечаянно ее убили? Толкнули - она и свалилась?

Да зачем же мне... Пресвятая богородица, даже язык не поворачивается. Анна была сердечная женщина, ласковая такая, мне с ней хорошо было.

Она забеременела от вас?

Бурда посмотрел на него озадаченно:

Не знаю, непорожняя от меня была, это точно. Сама мне сказала.

Да ведь это одно и то же! Словом, ждала от вас ребенка. И вы не боялись?

Чего мне бояться? Да что там, кабы родился мальчик, я бы когда-никогда взял его к себе, кому-то за конями все одно надобно присматривать.

А ваша жена?

Какое ей, жене то есть, дело, не ейный ведь! - удивился мужик.

Защитник был потрясен такой, в сущности, простой логикой, даже в чемто любопытной, но в настоящую минуту непостижимой. Этот человек или простофиля, или, напротив, тертый калач, в общем, мне не по зубам. Но присяжных ему не пронять ни так, ни эдак.

Значит, вы ее не убивали. А где вы были в ту ночь?

Жандармы меня о том же все пытали. Где мне быть? В корчме, потом дома.

А свидетели у вас есть?

Ежели мы дома, а работница дрыхнет в чулане, то кто, окромя твоей собственной старухи, может быть под боком?

Она подтвердила, я знаю. Но этого недостаточно. К тому же нашелся свидетель, который видел, как вы шли ночью к пруду.

Ну да, и это мне говорили. Так ведь каждый знает, что Хлоупек иной раз бывает под мухой. Небось и тогда был!

Ага, отметил про себя адвокат, вот что можно пустить в ход против обвинения. Свидетелю придется доказать суду, что это точно был Бурда... А не лешак!

Послушайте, пан Бурда, вы никогда не видели лешака?

Нет, - подумав, ответил Бурда. - Но отец мне сказывал о нем.

- А пан Хлоупек чуть было его не увидел! - почти весело съязвил адвокат. Ну что ж, попробуем подкопаться под этого свидетеля! Раз он верит в привидения, значит, слаб на голову... Но тогда голова не в порядке и у жандармского поручика,.не говоря уж о судебном следователе. - Пан Бурда, вы с покойницей были близки. Не говорила ли она когда-нибудь о каких-то своих обидах, неприятностях, страхах? Не угрожал ли ей кто?

Арестант завертел головой:

- Господь с вами, кому бы взбрело ей угрожать! Хорошая была женщина, жаль ее...

Сказал он это с такой искренней грустью, что адвокат вдруг поверил: этот человек и вправду скорбит о ее смерти. Может, он и впрямь ни при чем?

Вот только переживала из-за своей девчонки, Маржки.

А что такое?

Не работала, не училась, одни парни у ней на уме. Последним временем Анна, помнится, плакала, мол, эта девка до гроба ее доведет.

Судебному защитнику вспомнились по аналогии пророчества собственного отца, когда ему довелось в гимназии провалиться по математике, и он только рукой махнул. Родители не скупятся на сильные выражения.

- Это не совсем то, пан Бурда. Мне нужно нечто такое, что бы растрогало присяжных. Вы случайно не сирота? Или, может, во время мировой войны под пулю попали?

Оказалось, что от мобилизации Бурду освободили как единственного крестьянского сына-кормильца, и вообще в его жизни не оказалось ничего такого, что могло бы выжать у кого-либо слезу.

- Обнадеживающего маловато, но постараемся сделать все, что в наших силах, - бодро сказал адвокат и поднялся.

Мужик глубоко вздохнул:

- Это на меня кара наслана, как пить дать.

- Не чересчур ли суровая? И за что? Мужик пожал плечами:

- Человеку про то знать не дано. Но еще тогда, как шел я ночью через заводи и увидал того белого бычка, сразу сказал себе - что-то станется.

Какого такого бычка? Разве белых бычков не бывает? - удивился неискушенный в жизни защитник.

Бычки пегие, пан доктор, - наставительно сказал мужик. - А там, в заводях, есть места, где человеку может раскрыться правда. Там ведь водяные живут.

Вы их видели?

Нет, я нет... Я видел белого бычка. А это было от них знамением. Бежал он впереди меня по дороге, в руки не давался, только все зыркал на меня, прямо мороз прошибал. У телят, знаете, жалостные такие глаза!

Молодой защитник через силу выдавил:

Пан Бурда, но это же...

Белый бычок означает беду либо упреждает. Ежели кому встретится, тому надо быть ох как начеку... Только от своей судьбы не уйдешь, вот как я.

Вот от своей судьбы и уйдете, если докажете, что невиновны!

Да только как? - вздохнул мужик.

Адвокату оставалось лишь присоединиться к его вздоху. Он постучал в дверь, и она тотчас открылась.

Ну что, разбираться с убийцей - это вам не фунт изюму? - спросил надзиратель по дороге, заметив его растерянность.

Между нами говоря, пан надзиратель, - пробормотал защитник, - этот человек такой же убийца, как и мы с вами!

Вечером в ресторане адвокат Винш поздравил молодого коллегу с доставшимся ему перспективным делом. Вишну легко было так говорить, он специализировался по имущественному праву и с успехом защищал интересы местных финансовых учреждений и крупных фирм.

- Прославитесь, коллега, даже если результат будет не ахти какой, попомните мое слово, - умильно заверял он, вертя в толстых пальцах хрупкий бокал. - У меня в ушах уже так и громыхает голос прокурора Брабеца - дескать, злодей загубил две жизни, причем жизнь нерожденная еще драгоценней жизни человека зрелого; потом кстати упомянет: мол, не исключено, что преступник убил в ее чреве великого гения... Будьте к этому готовы, я его знаю, прет, как паровой каток, а тут такая прекрасная оказия, в зале суда у всех глаза будут на мокром месте. Разумеется, кроме ваших, коллега!

Адвокат Винш ехидно усмехнулся. Как тут молодому Дуб-скому было не впасть в уныние? Утром пришло письмо от достопочтенного дядюшки. Извещенный барышней Пригожей о свалившихся на них заботах, дядюшка набросал своему племяннику необычайно убедительную, по его мнению, речь. Пре-ступник-де с малолетства был существом болезненным, слабого ума, обрывал мухам лапки и крылышки и выкалывал птичкам глаза. Его отец, безнадежный алкоголик, свел в могилу свою жену. Убитая же была особой нравственно ущербной, вынашивая под сердцем плод греха, она пыталась приписать отцовство богатому крестьянину и выкачать из него денежки. Что ей и удавалось, поскольку, как уже было сказано, вышеупомянутый был человеком младенческого ума. Но однажды ночью, когда она в своих требованиях зашла столь далеко, что хоть продавай хозяйство с молотка, затравленный крестьянин грубо толкнул ее, отчего она потеряла равновесие и ударилась головой. Испуганный, в невменяемом состоянии, он спихнул свою любовницу в воду. Подсудимый глубоко раскаивается в содеянном и с доверием и благодарностью вручает свою судьбу в руки милосердных господ присяжных.

Выглядело все это довольно убедительно, но не соответствовало истине, а потому ничего, кроме раздражения, у молодого и неискушенного Дубского не вызвало.

Прекрасная речь, пан доктор, - сказала барышня Пригожая. - Ваш дядюшка мог бы мне напомнить о ней, отыскалась бы в бумагах, он уже однажды ее произносил, лет двадцать назад, на подобном же процессе, тогда жена убила своего мужа, который запил.

А я думал, забеременел, - прошипел пан доктор и вскочил с кресла. - Поймите же, ничего такого я произносить не буду, это у меня первое крупное дело, и врать я не намерен!

Тогда ума не приложу, как вам удастся защитить этого человека, - холодно отрезала барышня Пригожая. - Я просматривала протоколы, у вас как защитника нет ни малейшего шанса.

- А если он невиновен? Барышня улыбнулась:

- Такая мелочь присяжных вряд ли заинтересует. Ваш дядя частенько говаривал, что присяжная коллегия - женского рода, а потому он ее побаивается.

Во взгляде барышни скользнула тень какого-то смутного воспоминания, заставившего ее обиженно умолкнуть.

Молодой адвокат зажег настольную лампу и стал готовить речь. Продвигалась она со скрипом, он, конечно, собирался придать ей окончательный вид уже к концу разбирательства, не сомневаясь, что обвинение допустит какой-нибудь промах, которым защита не замедлит воспользоваться, а сейчас пытался лишь набросать основную концепцию. Время летело быстро, ночь клонилась к тусклому рассвету, а молодой защитник чувствовал, что не дается самое главное - нечем ему пронять присяжных. Но чем дольше листал он бумаги, тем больше убеждался, что нет смысла выгораживать безвинного человека, лучше всего открыть дело с другого, противоположного конца. Существовал ли еще некий человек, заинтересованный в гибели несчастной?

Что такое говорил Бурда о ее дочери? Может статься, в деревне знают об этом больше? Но как выспросить о чем-то людей, которые верят в гоготунов и которым является смерть? А когда наступило утро, доктор Дубский решился на довольно-таки отважный шаг. Нагрянь он в деревню самолично, вряд ли будет какой толк. Люди уже прознали, кто он, и станут держать язык за зубами. Тут нужно предпринять что-то другое. Это будет стоить денег, ну и пусть. Молодой адвокат готов был понести убытки, раз уж и так защищал бесплатно. Собственная честь дороже. Почту только открывали, когда он переступил ее порог и нетерпеливо потребовал телеграфный бланк.

К вечеру в городке объявился мужчина в солидном старомодном плаще и темном котелке. Это был полицейский инспектор в отставке, ныне владелец частного детективного бюро. Пан Мразек прибыл без своего чудо-пса, страдавшего уже тяжелой одышкой. Зато сам пан Мразек на здоровье пока не жаловался. Завидным своим терпением, приобретенным на службе в пражской "четверке", он успешно пользовался теперь при слежке за неверными супругами и сборе конфиденциальной информации для финансовой инспекции. Иногда занимался он также розысками нашедников, и все это в целом позволяло ему мириться со своим положением пенсионера.

- Пан инспектор, - торжественно объявил ему доктор в своей канцелярии, - у нас катастрофически мало времени. Вернее, его вовсе нет, процесс начинается завтра и, судя по всему, не затянется. Дело ясно как божий день. Вот, пожалуйста, ознакомьтесь с протоколами, а затем я скажу, что мне от вас нужно.

Пан Мразек, учтиво заметив, что никогда ничто не бывает поздно, погрузился в изучение обвинительного акта, а барышня Пригожая отправилась за пивом. Молодой адвокат тем временем впал в состояние полной прострации. Все это грозит позором, Бурду приговорят к смертной казни, а ему как защитнику больше никто ничего не доверит. Придется, прикидывал он, бросить дядюшкину контору, если сам достопочтенный дядюшка не выгонит его взашей, узнав, что самоуверенный племянник не воспользовался его речью, способной растопить сердца присяжных, а вместо этого легкомысленно попытался доказать невиновность подзащитного.

Пан Мразек сообщил, что с протоколами ознакомился.

- И что вы на это скажете?

- К вашему сведению, ничего. Пока что такой пасьянс складывается, скорей всего, в удавку.

Молодой человек хмуро кивнул.

- И больше ничего?

Вот разве что... Бывший мой шеф, полицейский советник Вацатко, всегда внушал нам не доверять ничему, что раскрыто жандармами. Если следовать его наказам, надо бы распутать клубок с другого конца.

Вот-вот, этот-то конец мне и нужен, пан инспектор. Жандармы шли, ни что же сумняшеся, по следам человека, у которого с нею была связь и от которого она забеременела. Но точно ли от него?

Точно здесь лишь то, что он был ее фактотум[ 32 ]. От него ли - это еще вопрос. Но тогда от кого?

- Именно потому мне и нужна ваша помощь. Понимаете, если туда, в деревню, заявлюсь я, люди будут сторониться меня как черт ладана, никому из городских они не доверяют, особенно жандармам, судейским и прочим подобным личностям. А я, как ни взгляни, из той же братии. Мне нужно, чтобы там побывал человек совсем посторонний, да еще умеющий к себе расположить. А уж вы-то умеете. Меня удручает, что прокурор привлек так мало свидетелей. У него нет никаких сомнений! Защита в таком же положении, с той лишь разницей, что просто не нашла никого, кто бы этому Бурде захотел помочь. Люди молчат. Его жена, которая выступает на моей стороне, имеет право отказаться от показаний. Еще, правда, в нашем распоряжении их работница, но это настоящая деревяшка, и кто знает, что она в судебной суматохе может под присягой нагородить. Пан Мразек неспешно набивал свою трубку.

Насколько я вас понимаю, пан доктор, вам желательно провести некоторое расследование.

Больше всего мне желательно найти какую-нибудь прореху в обвинении и доказать, что оно выстроено на хлипком фундаменте. Нужно добиться хотя бы отсрочки процесса. Вряд ли это удастся. Но что бы вы там ни откопали - постараюсь все пустить в ход!

Пан Мразек выслушал объяснения, где находится деревушка и как туда добраться.

Вторая станция по местной ветке, и немного пройти лесом. Да, вот еще что. Вы верите в духов?

Пока такой случай не представлялся.

Ну так представится. Завтра я засяду в суде и к вечеру жду от вас какого-нибудь чрезвычайного известия.

К вечеру много чего навряд ли, но что-нибудь да принесу. Как я погляжу, тут надо потихоньку да полегоньку.

На следующий день в местном суде началось слушание дела, вступительная процедура оказалась, как и следовало ожидать, отменно нудной - зачитывались неинтересные и всем известные факты, но зал суда был набит битком, и председатель в душе радовался такому многолюдью. Обвинение и защита хранили мрачное молчание, у защиты оно было вызвано скорее беспокойством, что там поделывает пан Мразек и не засел ли в корчме вместо того, чтобы как можно быстрее раздобывать сведения.

Наивный юноша не знал, что на селе без корчмы ни в каком деле не обойтись.

Пан Мразек по здравом размышлении решил сойти за агента Деревообделочной фирмы - закупает, мол, древесину. Затеет разговор насчет длительных поставок, так сказать, пока что на стадии переговоров. Кроме того, проявит интерес к покупке земельного участка на каком-нибудь пологом склоне, где бы его фирма могла разбить опытный питомник декоративных деревьев. Такая выдумка, может и не очень хитроумная, давала возможность пооколачиваться по дворам. Уже до полудня у пана Мразека в корчме действовала почти настоящая контора.

Люди потянулись к нему один за другим, как только было сломлено первое недоверие и всем стало ясно, что он не из судейских и о приключившемся в селе ничего не знает и знать не желает.

Зато его очень занимало, почему это люди отказываются заготовлять лес на участке, прозванном "В заводях". Оказалось, что там, особенно по весне, много трясин, а еще там с незапамятных времен живут водяные. Иной раз ночью слышно, как они причитают, что им не хватает воды, зато весною веселье у них хоть куда, а русалки при свете месяца пекут хлебы. В селе еще живы старики, получившие от них по краюхе такого хлеба, и был он весь волглый и зеленый от плесени.

Пан Мразек только слушал да ахал. А потом и сам вступил в разговор, мол, и ему довелось кой-чего повидать в своих странствиях по свету.

Люди ему на это возразили, что, может, свет и широк, да ведь и у них в селе не соскучишься! Сегодня, к примеру, в городе идет суд над их односельчанином, убившим свою полюбовницу...

Пан Мразек ответил, что это, конечно, ужас что такое, но его больше интересует древесина.

А с полудня корчмарь самолично водил гостя по дворам, где могли найтись желающие продать кусок поля на этот его питомник для декоративных деревьев.

Агент деревообделочной фирмы ни на кого не нажимал, времени у него было вдосталь. Тут и там давал дельные советы, чтобы каждый мог основательно все взвесить. Когда продается земля вблизи дома, то она уже считается строительным участком, и цена ей намного выше. А поскольку ничего так не ласкает деревенский слух, как разговоры о деньгах, охотников потолковать с ним в корчме вечером, а то и на следующий день, хватало с лихвой.

К вечеру пан Мразек об отношениях в селе знал больше, чем о лесозаготовках. Впрочем, в последних он вообще не разбирался и хоть говорил о кубометрах, как о своем хлебе насущном, но представления на сей счет были у него самые туманные.

Пока пан Мразек вдохновенно врал, молодой защитник чувствовал, как на горле его клиента все туже затягивается петля: обвинительная сторона действовала с профессиональной ловкостью и заметно было, что на лицах присяжных все сильнее проступает святое негодование.

Он облегченно вздохнул, когда председатель закрыл сегодняшнее заседание. Процесс был настолько ясен, что мог закончиться и к вечеру, этого не сделали, лишь учитывая общественное мнение и серьезность дела. Итак, суд прервал свою работу, господа присяжные вышли из здания, каждый прямо-таки ощущал над головой нимб вершителя правосудия. Люди уважительно расступались перед ними.

Молодой защитник успел переговорить со своим подопечным перед тем, как конвоир увел его в соседнее здание тюрьмы.

- Это ужас, пан доктор, - устало сказал Бурда, до которого только теперь, в процессе до жути торжественного заседания и монотонных речей, наконец дошло, что дела его обстоят гораздо хуже, чем ему хотелось бы верить.

- .Я ведь вам говорил, пан Бурда. Но не вешайте головы - сделаем все возможное. Я нанял специального человека, он раздобудет кое-какие сведения.

И вы сами будете ему платить?

Ничего иного не остается.

А вы не смогли бы защищать меня за деньги?

Смог бы, конечно, но не рассчитывайте, что оттого защи

щать вас буду лучше. Как видите, делаю все, что в моих силах, деньги тут ни при чем.

- Вижу, - вздохнул подсудимый, - я вижу... Но если со мной что случится, зачем вам оставаться внакладе? Мне по карману взять расходы на себя.

Молодой человек подумал, что это первая его победа, и дал своему клиенту подписать новую доверенность. Отрадно, что подзащитный заметил его добросовестность. Может, ее отметят и судьи с присяжными.

- Завтра выступит свидетелем ваша супруга, - напомнил

он.

- Что толку, лучше бы навоз вывезла, - со всей серьезностью сказал Бурда, и на том конвоир отвел его в камеру.

Тем временем пан Мразек тоже выказывал большую озабоченность проблемами земледелия и, рассуждая о будущем декоративном питомнике, вошел в такой раж, что пришлось ему самого себя окоротить: вдруг кто-нибудь из крестьян разбирается в этом лучше меня? А что каждый второй мог разбираться в этом лучше, чем он, сомневаться не приходилось.

Любезно сопровождаемый местным корчмарем, он отправился к подворью, о владельцах которого разузнал уже в полдень.

— Туда ходить не стоит, там живет девчонка, дочка покойницы, из-за которой сегодня в городе идет суд, - предупредил корчмарь.

— Ага, та, из-за которой вашего односельчанина вздернут! - вспомнил пан Мразек.

— Так уж оно водится, стоит только человеку попасть в лапы судейских...

— Не был бы виноват, не вздернули бы, - мудро замети пан Мразек.

— Дак он с ней полюбовничал, - вздохнул корчмарь.

— За это не вешают! Он получит свое за то, что убил ее!

— Убил ли! - засомневался корчмарь и даже задержал шаг, призадумавшись. - Я знаю одно: в тот вечер он был в корчме и после пошел домой, а не к пруду, иначе повернул бы на другой конец деревни.

— Так вам надо выступить с показаниями на суде! - оживился пан Мразек.

Корчмарь перепугался:

- Мне? Да ни в жисть! Стыдоба какая! Из меня на суде не выжали бы ни словечка. Я б ничего не вспомнил.

44

Что и можно было сразу предположить, вздохнул про себя пан Мразек и сказал:

- Я все-таки осмотрю этот дом. Понимаете, моей фирме понадобится какое-нибудь строение для складов и небольшой конторы.

Уже открывая дверь, он уловил в доме какую-то суету.

А переступив порог горницы, увидел одну лишь молодую деваху, с испугом озиравшуюся на боковую дверь. Красивой ее никто бы не назвал, но формы у нее были весьма пышные, если учесть, что нынешним летом она только закончила школу. Фигурой девочка напоминала уже молодую женщину. Она в спешке застегивала кофту, на печке стоял раскаленный утюг, а со спинки стула свисала куча белья.

Пан Мразек, пошныривая глазами по горнице, готов был присягнуть, что за полуприкрытой дверью в боковушке кто-то стоит - в щели маячила тень.

- Барышня дома одна? - заворковал он. - Я от деревообделочной фирмы, интересуюсь участками. Но вы еще, как я погляжу, слишком молоденькая, чтобы толковать с вами о куплях-продажах.

- Я не знаю, - улыбнулась девчонка, - вот, платье себе глажу.

Конечно, конечно, какая молодая и красивая девушка не думает о нарядах!

В суд назавтра собираюсь, - без особой радости объяснила хозяйка.

Ну что ж, тогда не буду отнимать времени... Небось тоскливо вам тут одной?

Ага.

- Брось, - загудел с порога корчмарь, - я тебя знаю, бы стро утешишься.

Девчонка надула губы, казалось, вот-вот покажет корчмарю язык, но так и не отважилась.

Пан Мразек покровительственно улыбнулся.

- Такая молоденькая надолго одна не останется, верно? Ну гак мы пойдем. До свидания, барышня.

Когда они вышли, корчмарь сказал:

Придурковатая. Бабы давно поговаривают, что ее подкинули.

Кто же? - изумился пан Мразек. Кто! Полудница[ 33 ] либо еще кто.

А что, женщины у вас до сих пор верят в полудницу? засомневался пан Мразек.

А чего бы им не верить? Вот сходите к старой Деймке, она вам такого понарасскажет! - убежденно ответил корчмарь.

Ну, меня больше лес интересует, - засмеялся пан Мразек. Но на обратном пути все же спросил, где эта старая Деймка живет.

Вечер ему пришлось просидеть в корчме, за разговорами о лесе и о том убийстве, а поскольку наш агент по древесине уже обзавелся кучей знакомых, говорилось при нем иначе, чем при жандармах. В том что Бурда виноват, большинство сомневались. И тем не менее было ясно, что они ради него пальцем не пошевельнут - такая уж, мол, его планида.

А человек всяко может узнать про свою судьбу, хотя бы у водяных в заводях- те все видят, - либо дождаться полуночи на Висельном холме, а потом плюнуть трижды через левое плечо, после чего ему явится душа какого-нибудь висельника.

Пана Мразека, который верил лишь карточным гаданиям, все это не только изумляло, но и удручало. Главным образом оттого, что эти почтенные мужики, такие душевные здесь, в корчме, к судьбе своего ближнего относятся, в сущности, с жестоким равнодушием

Когда он потом возвращался лесом к станции и оглянулся на домик, в котором сегодня побывал, то готов был дать голову на отсечение, что крадущаяся от халупы фигура ему не примерещилась. А еще там мелькнуло что-то белое - может, женщина в рубахе, а может, раз уж здесь это в порядке вещей, какая-нибудь бесовка.

Пан Мразек повернул назад, но мужская фигура пустилась наутек и исчезла. Старому инспектору ничего не оставалось, как продолжить свой путь. Из-за поезда, конечно, а не из-за того, что у него вдруг по спине мурашки пробежали.

Второй день процесса выдался бурным, но молодой защитник растерянным себя не ощущал. Во-первых, был к этому готов, а во-вторых, ночью выслушал рапорт пана Мразека. В душе он даже ликовал: идея обратиться за помощью к старому инспектору оказалась верной. Во всяком случае, теперь он знает больше, чем обвинительная сторона. И что самое важное - может привлечь и других свидетелей. Если даже говорить они будут не очень убедительно, он вынудит их своими вопросами признать, что в виновности крестьянина Бурды они сомневаются. Любопытно: обвинение сегодня выставит свидетелем несовершеннолетнюю дочь убитой! Прокурор, конечно, сыграет на таком крупном козыре: плач над ребенком, едва переступившим школьный порог, затем последует плач над ребенком нерожденным... И тут не останется ничего другого, как присоединиться к прокурорским рыданиям, попри читать дуэтом, правда в некотором диссонансе, - его проклятия тоже падут на голову преступника, но не на ту, что сидит на плечах его подзащитного. Чья она на самом деле, молодой защитник не знал, да и не стремился узнать.

Да, это была арена, а на ней два быка, оба невидяще глядели перед собой, ничего вокруг и около не интересовало их. Одним из быков, прошу прощения, был пан прокурор, он опирался исключительно на дознания жандармерии, видел перед собой убийцу и считал своим служебным долгом добиться для него виселицы; вторым был молодой адвокат - тоже ослепленный, он видел в подсудимом невиновного, почитал за честь доказать это либо по крайности поставить под вопрос бесспорность обвинения. В игре участвовали также двенадцать скорбного вида мужчин, сегодня утром они заняли свои места в полной уверенности, что Бурда виновен, и от искусства защитника зависит, поколеблется ли в них завтра эта вера.

Пан Мразек с рассветом вернулся в село - хлопотать насчет леса, а главное, насчет кое-чего другого. Ясно, если Дубский предъявит суду дальнейших свидетелей из местных, с его миссией здесь будет покончено, сюда ему больше возврата нет. В его распоряжении совсем мало времени. Из всех сельчан пана Мразе-ка больше всего сейчас занимали двое: мужчина, который ночью крался из халупы несовершеннолетней сиротки, а еще та женщина, о которой упоминал корчмарь, - старая Деймка. Если она в селе слывет знахаркой, наверняка знает больше остальных.

Явиться к такой особе - дело непростое, и пан Мразек состроил на своем лице самую бесхитростную улыбку - из тех, в каких успел понатореть за долголетнюю полицейскую практику.

Пани Деймкову, как он учтиво ее отвеличал, рекомендовали ему многие из местного люда, щебетал пан Мразек. Докто ра, мол, ей в подметки не годятся, вот он и решил обратиться к ней за помощью. С годами стали ему досаждать сильные колики- страшная помеха в работе, - а те лекарства, которые ему дают доктора, ни черта не помогают. Еще его матушка говаривала, что от людских хворей единственное спасение - травы. Да где их в Праге взять, сами подумайте!

Бабка особой говорливостью не отличалась и вроде бы не горела желанием расширить свою клиентуру.

- Чего это вы все по селу вынюхиваете? Видала, так и шныряли тут вчерась!

Пан Мразек огляделся вокруг, как бы проверяя, действительно ли они здесь одни, и сказал:

- Паш Деймкова, я и вас мог бы водить за нос, что приехал сюда ради леса, но не стану этого делать, потому что женщина вы мудрая. Честно признаюсь, из полиции я. По поводу хозяина Бурды, на котором сейчас там внизу, в городе, медленно, но верно затягивается удавка. Дело не шутейное, уверяю вас! Вот я и хочу у вас разузнать, что вы обо все этом думаете... Коренья мне, само собой, тоже нужны, но отложим их на потом, ладно?

Бабка слабо усмехнулась, полезла в духовку, вытащила искусной работы жбанчик с кофеем, сразу заблагоухавшим во всех углах ее неприглядного темного обиталища, и подвинула к гостю миску со сладкими пирожками.

Попейте, да и подзакусите. Правильно сделали, что не соврали мне, - сказала она уже миролюбивей.

Вам я просто не осмелился, - признался без околичностей пан Мразек и с удовольствием стал пить кофе. Лишь отодвинув опустевший жбанчик, спросил: - А вы, пани Деймкова, верите, что это сделал Бурда?

Кто может заглянуть в людские сердца, золотой мой, ненаглядный! - вздохнула бабка. - А все ж навряд ли.

Небось испугался, что она ждет ребенка?

А вот и не угадал. Потому как Анна, уже когда была Пршимдовой, ходила со мной за кореньями, а они, знаете, в самом начале от этого избавляют. Но она хотела от него дитё, да и он вроде тоже, с женой-то у него детишек не было, а мужика это завсегда уедает.

Так ведь это же на суде главное доказательство - дескать, хотел от нее избавиться! - вскричал Мразек.

Старуха усмехнулась.

Ну, на суде, разве что там. Люди глупостью не обижены. Но в человека никто не заглянет, это уж точно.

Кроме водяных в заводях, - съехидничал пан Мразек.

Кто хочет водяных увидать, тот их увидит, почему бы и нет, там в заводях, пустым-пусто, всякие мысли человека одолевают в таком месте. Мало ли, может, явится ему настоящая правда в той тиши, у водяных.

Бабка засмеялась, и ясно было, что сама она их не видела и видеть не хочет.

Ну а если Бурду казнят или упекут на всю жизнь, что тогда?

Кара есть кара, ее надо принимать, ежели на то воля господня. Он ведь святым не был, и за слезы жены своей, Анежки то бишь, придется пострадать. Уж та ко мне набегалась, горевала, что муж ее гуляет с Анной. Я ей давала зелье всякое, чтоб спалось крепко.

Ну хорошо, пани Деймкова, я вас понимаю. Пускай Бурде воздастся! Но если он этого не сделал, где-то здесь так и будет слоняться меж людьми убийца, никак за свою вину не пострадавший. А это, по-моему, негоже.

Оно верно, негоже, - согласилась бабка. - Тут у меня, между нами, Анна тоже побывала, не из-за себя, с девкой у ней хлопот был полон рот, не заладилась она у нее. А недавно просила дня дочки коренья, мол, эта ее жаба забрюхатела. Подумать только, нашелся же какой-то кобель. Но корешки не помогли.

Пан Мразек хмыкнул:

Не помогли... Значит... Да ведь она еще ребенок!

Зато стерва. Уже связалась с мужиком.

А с кем, простите? Старуха пожала плечами:

Ну, Анна мне не говорила, хоть и знала.

Голова у пана Мразека была натренирована увязывать в одно целое вещи, по видимости ничем не связанные. И сразу у него мелькнула мысль: знала, а чтоб не проговорилась, должна бы ла умереть!

А вдруг все не так? Если на то пошло, здесь, на селе, к таким вещам относятся не слишком уж трагично: дочь вдовы, которая и сама-то не без греха, попадает впросак - невелика беда! Это не хозяйская дочь, кому на роду написан богатый жених!

Но девчонке-то лет четырнадцать, не больше! Виновнику грозит уголовное дело, даже если бы он доказал, что она сама к нему на шею кинулась. Страх... Страх осрамиться на деревне силен.

Знали об этом двое: мать и дочь. Теперь уже знает одна лишь дочь. Будет ли молчать?

Или ее тоже заставят умолкнуть? Пан Мразек озабоченно нахмурился.

Бабка насыпала ему в кулек кореньев. Они пахли и шуршали, крошась меж пальцев.

В зале заседаний тем временем царило оживление. Газетчики сидели довольные, состав обвинения и защиты подобрался любопытный. Поначалу казалось, что власть на процессе решительно возьмет в свои руки прокурор, защитник ex offo не внушал интереса. Но потом ситуация понемногу изменилась.

При допросе свидетеля Хлоупека, сторожа из села Голино-ва, дело начало приобретать другой оборот - молодой защитник своими вопросами поверг свидетеля в мрачную растерянность. Он добивался от него признания, что тот не уверен, точно ли человек, направлявшийся к лесу, был Бурда.

Протестую против попытки защитника запутать свидетеля второстепенными вопросами. Его показания были надлежащим образом запротоколированы уже при дознании, и свидетель не обязан в них ничего менять, - заявил обвинитель.

Господин прокурор не хуже меня знает, что все, занесенное со слов свидетеля в протокол, может и должно быть дополнено судебным разбирательством, иначе к чему вообще тогда суд: обвиняемый - в нашем случае невиновный - понес бы наказание прямо на месте преступления, как это водилось в достопамятные времена! - настаивал защитник, взвешивая каждое свое слово.

Председатель призвал обоих господ к порядку и потребовал вернуться к существу дела, хотя знал, что они не подчинятся ему и будут правы. Это был судебный театр со своими законами, и председателю они нравились. От него не ускользнуло, что всего лишь один из участников остается безучастным, ничего не понимает и как бы оглушен всем, что здесь происходит, и это -сам подсудимый. Председателя такая апатия раздражала. Обвиняемый, по его разумению, перед лицом смерти должен принимать в действе самое активное участие.

Защитник ему импонировал, особенно отчаянными своими усилиями опровергнуть безупречно сработанное обвинение, которому нечего было противопоставить и которое могло запросто отправить человека на казнь хоть сейчас. Ему нравилось, как молодой человек отражает натиск доказательств, мотивов, показаний и протоколов.

- Итак, свидетель уверен, что видел той ночью Бурду. Спрашивается, какая могла быть погода, если свидетель так хорошо разглядел в темноте? Или у него как у сторожа настолько натренировано зрение?

Смех в зале.

Свидетель, заикаясь, настаивает, что видел хорошо.

А что, светила луна? - допытывался адвокат.

Да, - подтверждает свидетель и отводит глаза. Он уже собрался было сесть, но неугомонный защитник спешит к председательствующему и протягивает какую-то бумагу.

К сведению суда, вот доказательство того, что свидетель либо ошибается, либо лжет.

Прокурор на повышенных тонах протестует против оскорбления свидетеля. Председатель одновременно делает внушение защитнику и берет из его рук бумагу.

- Прошу присовокупить к делу сводку государственной метеорологической станции, из которой следует, что в ночь с 6 на 7 сентября было новолуние и потому плохая видимость.

Прокурор на мгновение теряет дар речи. Н-да, значит, защитник безошибочно уловил слабину в обвинении и будет атаковать именно в этом направлении. На его месте обвинитель действовал бы точно так же. А теперь ему не остается ничего иного, как протестовать.

Председатель суда, обожающий такие драматические поединки, аргумент защиты принимает. Невооруженным глазом видно, что присяжные слегка ошарашены таким оборотом и не знают, как к этому отнестись.

- Позволю себе спросить свидетеля, действительно ли он хорошо видел Бурду, если ночь была темной?

Свидетель Хлоупек, сезонный сторож, человек средних лет с уклончивым взглядом, беспомощно озирается на своего покровителя, пана прокурора, но тот ничего ему, разумеется, подсказать не может. Тем не менее смотрит на свидетеля ободряюще.

Сторож молчит.

- Свидетель, вам был поставлен вопрос защитником. Прошу ответить, - строго говорит председатель суда, чем приводит допрашиваемого уже в полное замешательство.

- Я видел, то бишь думал, что вижу... - шепчет сторож, пугливо потупив глаза.

По залу прокатывается смех и шум.

- Вынужден констатировать, что показания свидетеля о том, что он видел обвиняемого, идущего лесом в сторону пруда, совершенно недостоверны. Считаю себя вправе отклонить такие показания, - торжественно заявляет защитник и усаживается на свое место.

На лицах присяжных беспокойство, некоторые позволяют себе отпускать замечания, и прокурор это расценивает не в свою пользу.

- Уважаемый суд, - безжалостно бьет в одну точку защитник, - довожу до вашего сведения, что я вызвал свидетеля, который, напротив, видел, как подсудимый той ночью шел в совершенно другом направлении, а именно из корчмы домой.

Но это был последний его удар по обвинению.

Слово опять взял прокурор и весьма удачно провел череду атак. В какие-то минуты сам председатель готов был рукоплескать, так превосходно у него получалось. Особенно когда перед судом предстала супруга обвиняемого, свидетельница, от которой защита многого для себя ожидала.

Она не хотела вредить своему мужу, но после нескольких хитрых вопросов прокурора проговорилась, что вышеупомянутая покойница была мерзавкой, пыталась разбить их семью, и предположила, что у ее мужа могло появиться желание от такой особы избавиться.

Крестьянин смотрел на свою жену укоризненно, а молодому защитнику стоило немалого труда загладить произведенный ею нежелательный эффект.

У прокурора же оставался еще в запасе главный козырь - показания дочери Марии. Все, кто об этом знал, предполагали, что преподнесены они будут по старому доброму рецепту: юному созданию, почти ребенку, предстоит разжалобить присяжных до слез.

Но случилось иначе. Все несколько озадаченно разглядывали представшую перед ними испуганную деваху. Присутствующие ожидали увидеть маленькую девочку, а увидали пышный бюст и крутые бока, распиравшие крестьянское платье.

Произошло это в момент, когда в зал суда проник с новым донесением пан Мразек. Но передать его сейчас пану доктору было непросто - в зале все застыли. Прокурор выспрашивал у молоденькой свидетельницы, что она знает о крестьянине Бурде, а та отвечала односложно и как-то глуповато. Молодой защитник в душе уже ликовал. Нет, эта девчонка не вызовет искреннего сочувствия, слишком уж пышнотела для бедной сиротки.

Он недооценил обвинительную сторону, прокурор припас кое-что совсем неожиданное.

Расскажите, как вы узнали о смерти своей матушки?

Утром. Пришли люди, кричали, я и проснулась.

- И подумали, что с вашей матушкой это сделал обвиняемый Бурда?

Адвокат, вскочив, собрался уже выразить протест, дескать, такой вопрос недопустим, но председатель суда взмахом рукч усадил его на место.

Девушка, опершись о деревянный барьер свидетельской трибуны, ответила:

- Знаю только, что мне приснился в ту ночь чудной сон. В ту ночь, когда с мамочкой это сталось, примерещилось мне что она вдруг вошла в горницу, вода с нее течет, а на голове рана от камня, смотрит она на меня, а я на нее. А потом и говорит: "Глянь, вот что со мной сделал хозяин Бурда".

В зале суда воцарилась жуткая тишина. Адвокат хотел вскочить, но ноги ему не повиновались. В ужасе глядел он на это глупое дебелое существо, и ощущение у него было такое же, как и у всех остальных: на него повеяло какой-то другой жизнью, чем-то потусторонним, недоступным человеческому разумению.

Прокурор подошел к свидетельской трибуне и отвел девочку на место. В эффектах он знал толк.

Сторож Хлоупек потеснился, и она уселась рядом с ним на скамью для свидетелей.

Только тут молодой адвокат опомнился:

Господин председатель, я протестую! Такое давление на суд непозволительно.

Суд сам отберет из показаний необходимое, - ответил слегка выбитый из колеи председатель.

В зале нарастал шум, люди переговаривались и спорили, и председатель взялся за колокольчик, чтоб утихомирить публику. Присяжные ошеломленно таращились на девочку.

- Суд не должен принимать к сведению выдумки несовершеннолетней свидетельницы! - кричал адвокат. - Защита может сослаться на научные доказательства того, что сны не предвещают даже отдаленного подобия действительности. Девочка оказалась под влиянием услышанного, и оно смешалось у нее со сном!

И тут случилось такое, чего не ожидал даже председатель суда. Со свидетельской скамьи поднялся Ян Хлоупек и, косясь куда-то вбок, заявил:

- Позвольте мне сказать!

Председатель кивком предложил ему подойти поближе. Шум в зале перекрыл звон колокольчика, требующий тишины.

- Вы желаете дополнить свои показания? - спросил судья.

- Нет, я хочу только сказать, что тут Мария не обманывает. Когда мы принесли тем утром к их дому утопленницу, она проснулась, выбежала во двор и, причитая, сказала мне: "Видела я сон, что пришла моя мать, вся мокрая, и говорит мне - это сделал хозяин Бурда".

Если после слов девочки залом овладел странный ужас, то теперь воцарились гвалт и замешательство, ничем не сдерживаемые, и голос защитника утонул в этом гуле.

Сторож обвел своим блуждающим взглядом публику и вернулся на место.

Прокурор красноречиво молчал.

Председатель огласил перерыв в слушании. Газетчики и судебные хроникеры бросились на почту к телеграфам. Вот она, самая крупная сенсация процесса!

Кровавый сон несовершеннолетней девочки... Ребенок изобличает убийцу... Мертвая мать открывает дочери правду...

В наступившей суматохе пан Мразек протиснулся к скамье защитника.

Пан доктор, я был здесь и все слышал.

Это ужасно, - простонал молодой человек, у которого уплыла вдруг почва из-под ног.

Напротив, как говаривал нам пан советник, пасьянс у нас прекрасно складывается. Немедленно отправляйтесь за председателем суда. Требуйте врачебного осмотра этой девочки. Она в положении.

- Вы с ума сошли!

Да нет, можем даже свидетельницу представить. Но врач разберется и без нее.

Вы считаете, беременность повлияла на ее душевное здоровье?.. Но, матерь божья, ведь ее девственность еще охраняется законом!

Вот то-то и оно! Теперь понимаете, что за неприятности были с нею у матери?

- А кто... Кто виновник?

- Пока я не в курсе, но она скажет, если на нее поднажать, головой ручаюсь! У этого человека была причина избавиться от ее матери, ведь убитая знала о нем. Не исключено, что следуюшей жертвой может стать сама девчонка.

Защитник судорожно ухватил пана Мразека за рукав и поволок его за собой к председателю.

Но пан Мразек вырвался у него из рук и смешался с толпой. Он предпочел держаться поближе к юной свидетельнице и понаблюдать, с кем она говорит и не советует ли ей кто исчезнуть. Это уже вошло у него в привычку.

Председатель суда, выслушав защитника, буквально побелел.

- Вы отдаете себе отчет, что это значит, пан доктор?

- Думаю, да. Прекращение суда, возврат дела на доследование и новый процесс.

- Немыслимый позор! - застонал добряк председатель.

- Все же меньший, чем если бы присяжные объявили виновным ни в чем не повинного Бурду!

- Да-да... Но все это правда?

- У меня есть свидетель, пан председатель. Могу и еще представить... В конце концов, в вашей власти отказать защите - отправьте несовершеннолетнюю свидетельницу на экспертизу просто для проверки ее душевного здоровья. А заодно не составит труда осмотреть ее на беременность.

Председатель объявил окончание перерыва.

Первым делом он сообщил, что удовлетворяет просьбу защиты о медицинской экспертизе Марии Пршимдовой, свидетельницы в возрасте четырнадцати лет и трех месяцев.

Обвинение, разумеется, внесло протест, который был отклонен.

Очередное слушание дела председатель, учитывая обстоятельства, объявил закрытым. Под оглушительный гул помещение было очищено от публики, недоумевающая толпа теснилась теперь у входа, между тем как газетчики пытались прорваться внутрь.

Свидетель Хлоупек держал испуганную Марию за руку, не отпуская ее со стражником, которому поручено было сопровождать ее к врачу.

- Она ни при чем, с нею все в порядке! - кричал он.

Распоряжение суда, - хмурился стражник, - не нарушайте закон.

Какие у вас, свидетель, причины настаивать, что этот ребенок здоров? - допытывался защитник у разъяренного сторожа.

- Я знаю... А вам что за дело!

Хлоупек отвернулся от него и пошел из зала.

- Свидетель, вы мне еще понадобитесь, - окликнул его адвокат, - слушание дела не закончено!

В дверях сторожу загородил дорогу пан Мразек и повернул его обратно.

Мы сегодня, сдается, виделись? - сказал он ласково. - Ночью вы выходили из дома Марии Пршимдовой. Что это вам взбрело дать от меня деру?

Чего пристали ко мне! - завопил Хлоупек. - Я вас знать не знаю!

Пан Мразек пожал плечами и дисциплинированно покинул зал суда, потому как даже ему не дозволялось оставаться.

Процесс при закрытых дверях продолжался сравнительно недолго.

До медицинского осмотра дело не дошло, врач показал, что девочка разревелась сразу же, как только он попросил ее раздеться. Сама призналась в своем положении и, не особо упрямясь, назвала будущего отца.

Председатель суда прямо в зале распорядился взять под стражу бывшего свидетеля Яна Хлоупека, тридцатипятилетнего наемного сторожа из села Голинова, и для верности сразу же, в связи с фактом преступного совращения несовершеннолетней Марии Пршимдовой, подвергнуть его аресту - дабы изолировать от потерпевшей.

Затем процесс снова был объявлен открытым, и председатель огласил, что слушание по делу обвиняемого Вацлава Бурды откладывается, так как суду предъявлены новые, прежде неизвестные доказательства.

Вторичное дознание поручается следственным органам.

Журналисты опять кинулись к почте - передать в газеты свежую, еще более сенсационную новость.

Вокруг молодого защитника щелкали фотоаппараты и сверкали вспышки магнезии.

Пан прокурор подошел к нему, чтобы пожать руку.

- Коллега, вы сослужили правосудию неоценимую службу, позвольте поздравить вас! Само собой, прокуратура даст согласие освободить Вацлава Бурду. Новое слушание будет вестись в совершенно ином русле. Я и не подозревал, что показания этой девицы все так перевернут!

Сказал он это, при всей своей профессиональной выдержке, довольно кисло.

- Показания этой девочки, пан доктор, - сказал пан Мразек молодому защитнику уже позже, за совместным ужином, щедро сдобренным вином, - вам помогут еще кое в чем. Я слышал их, да и, надеюсь, запротоколированы они точно. Девчонка сказала, что у матери была на голове рана от камня... О том, что удар нанесен камнем, мог знать лишь Хлоупек!

Пан Мразек, мне бы вашу голову! - восхитился молодой человек.

Какое там, пан доктор, не в голове дело, а всего лишь в многолетнем опыте!

Потом они вместе отправились на вокзал, и пан Мразек в ожидании поезда загляделся на горизонт, где вздымался островерхий силуэт синего холма.

Так это же Висельный холм, тот самый, который рядом с Голиновом, - сообразил он. - Смотрите, какие над ним мутные полосы! Кажется, снег повалит.

И вовсе не снег, пан Мразек, это души повешенных. Они туда по ночам слетаются, - тоном знатока объяснил молодой адвокат по уголовным делам.

Пан Мразек с облегчением уловил гудок подъезжающего поезда.

О ДОБРОМ СЕРДЦЕ ПАНА СОВЕТНИКА (Перевод Л. Ермиловой)

- Ой, коллеги, держите меня! - изумленно воскликнул пан Боуше, зайдя в "дежурку". - Наш старик и в самом деле начинает стареть. Ударился в благотворительность!

. - Рано или поздно каждого это ждет, - мудро заметил пан Бружек. - Великих грешников - раньше, добродетельных людей- позже.

Остальные бросили кто работу, кто карты, чтобы послушать, какую новость принес пан Боуше.

А все было так: вчера вечером отделение, отвечающее за облавы и громко называемое уголовным розыском, решило обстоятельно прочесать территорию. По сему поводу коридоры пражской "четверки" оказались набиты битком - не так-то легко все проверить и кого следует задержать внизу до полного выяснения. Пан советник Вацатко с группой криминалистов в этой операции лично не участвовал, но и для них результаты представляли интерес. Улов состоял большей частью из всяких шатунов и перекупщиков, но они могли навести на след мало ли какого нераскрытого преступления. А в четвертом отделении их скопилось, увы, изрядно.

Пан советник, пробираясь после обеда по переполненному коридору, услышал внизу женский плач и воркотню полицейского Матеса, который сегодня стоял на вахте. Плач был тонкий и заунывный. А, как известно, пан советник не выносил женских слез. Нежного сердца был человек, хотя судьба и определила его на суровую службу.

Сначала он подумал, что плачет одна из тех женщин, которых водят на допрос, но дежурный Матес объяснил ему, что, напротив, она рвется сюда со двора, прет напролом, словно добивается, чтоб и ее задержали.

Впрочем женщиной сие создание язык не повернулся бы назвать - было это тщедушное существо с детскими глазами, из которых ручьем струились слезы, размазываемые по щекам не совсем чистыми руками.

Наверное, здесь у нее отец, здраво рассудил пан советник, но опять не угадал. У этой девчушки здесь оказался... возлюбленный. И она уже с утра осаждала проходную, а теперь вот прорвалась в коридор, можно сказать, еще одной ногой, иначе ее бы вмиг вытолкали взашей, потому как в коридорах пражской "четверки" должен быть порядок.

Говоришь, дружок твой у нас? - удивился пан советник и огорченно сдвинул брови. - Не рановато ли дружков заводить? Сколько тебе, собственно?

Уже шестнадцать, - с вызовом ответила девушка и на какую-то секунду перестала хныкать. Этот степенный человек в солидном коричневом котелке вызвал у нее доверие, к тому же важная небось шишка, судя по почтительному тону, каким говорил с ним полицейский, не пропускавший ее наверх.

Зареванная малявка, с виду совсем еще школьница, была не так глупа, как выглядела, жизнь на городской окраине рано заставляет взрослеть. Пан советник ничего не сказал, лишь чуть благосклонней окинул ее взглядом. От него не ускользнуло, что стоит этой "школярке" поднять руки, чтобы утереть глаза, как уже довольно явственно начинает выпирать животик - ясно, кто-то успел помочь ей распрощаться с невинностью. Скорей всего, тот, из-за которого она устраивает здесь такой тарарам. Понять ее можно, пану советнику это даже понравилось. В мире, где он жил, не часто приходится сталкиваться с такой отважной верностью.

- Как зовут твоего дружка? - спросил он, насупив брови, чтобы выглядеть построже.

- Гризли, - ответила девушка.

- Звучное имя, ничего не скажешь. А сама-то ты как прозываешься? Скво?

- Малышка Маня.

Очень подходящее имя. Но, как я погляжу, не такая уж ты малышка, в скором времени сама произведешь на свет малыша, а?

То-то и оно! - вскричала Маня почти победно.- Он на мне жениться собирается, обещал мне, а если его упекут, возьмет и передумает! На мужиков понадеешься - пропадешь!

Пан советник неуверенно покосился на постового Матеса, будто искал у него совета насчет этой простой народной мудрости. Но тот лишь недоуменно пожал плечами.

Знаешь что? Подожди здесь внизу, только без гвалта, а я расспрошу об этом твоем медведе. Как его по-настоящему зовут-то?

Вашек,- с нежностью произнесла она.- То бишь Вацлав Гоуска.

Вацлав Гоуска по кличке Гризли, - бормотал себе под нос пан советник, шагая обратно. - Кабы не ньшешние времена, этот Гоуска навряд ли попал бы сюда. А сегодня таким парням ничего не остается, как бродяжничать - болтаются без работы, вот и высматривают, где что плохо лежит. Будь моя воля, дал бы им в руки лопату - небось сразу бы образумились.

Никакого труда не составило выяснить, в чем этот парень замешан. Оказалось, его уже брали на заметку, раз-другой у него случались неприятности с полицией из-за купли-продажи краденого зерна; все обстояло именно так, как и предполагал пан советник: бывший официант, а ныне безработный, ошивался с компанией себе подобных и кормился всякими случайными приработками, не всегда, понятно, честными.

А вообще-то, сказали пану советнику в отделении, можно этого молодчика и отпустить, ничего определенного ему не вменяется, забрали его вчера при облаве в проезде Короны. Если пану советнику угодно, они посмотрят сквозь пальцы на его грешки и освободят.

- Мне ничего такого не угодно, но внизу ревмя ревет его девчонка, а, насколько я успел заметить, она в положении, так что для нее это травма вдвойне. Я поговорю с ним! - сказал пан советник.

Вскоре привели долговязого парня; под носом у него темнела ниточка усов, движения были вкрадчивые, как и положено официанту, а лицо пронырливого хищника. Не медведь, а волк, помрачнел пан советник.

- Так вы и есть тот самый "дружок", из-за которого внизу у нас рыдает женщина! - сказал он вместо приветствия.

Молодчик состроил неопределенную мину.

- Молодой человек, я вас отпущу ради этой вашей девушки. Только ради нее, соображаете? И только потому, что, как я заметил, вам следует на ней жениться. Это входит в ваши намерения?

Молодчик тихо цыкнул зубом и кивнул.

- Так что самое время завязать вам с краденым зерном и заняться чемнибудь поприличней, смекаете?

Я бы рад, - подобострастно осклабился бывший официант. - Кабы что подвернулось...

- Знаю, нужда вокруг... И все же многие, невзирая на трудные времена, ухитряются жить честно, и только мизерная часть кормится таким вот, как вы, неблаговидным способом. Попытайтесь присоединиться к честному большинству, ведь теперь вы в ответе за двух человек. Не буду вникать, когда вы ее соблазнили - до шестнадцати или после, пусть это останется на вашей совести. Исправьте то, что сделали, перед алтарем и постарайтесь больше не попадаться мне на глаза!

Молодой человек угодливо согнулся в поклоне и беззвучно выскользнул вон. Пан советник молча покосился на пана Боуше, который минуту назад принес какие-то бумаги, и, словно устыдившись своей мягкотелости, проворчал:

- Полиции, если на то пошло, следовало бы только этим и заниматься. Убеждать людей...

- Да-да, следовало бы, но вы же знаете людей... Кстати, я как раз получил от нашего человека верные сведения - на Дени-совом вокзале орудовал "медвежатник" Когоут.

- Ну так за ним, пан Боуше, не медлите! Пан Боуше кивнул и исчез.

Так что в мире, как видим, сохранилось равновесие. На один милосердный поступок пришелся один арест, а иначе и быть не могло.

Но, в общемто, поступок пана советника не был чистой воды благодеянием - так по крайней мере рассудили его сослуживцы. И потому поручили стражам порядка, отправлявшим службу по месту жительства Вацлава Гоуски, приглядывать за ним и при случае, если таковой подвернется, напомнить об оказанной милости и попытаться выудить из него полезные сведения. Полиция, даже проявляя милосердие, не перестает оставаться полицией.

Страж порядка бржевновского окружного комиссариата Микулаш, на которого взвалили эту заботу, решил не откладывать дело в долгий ящик.

Молодожены - а они таки поженились - занимали комнатенку в сыром домишке, ютившемся на самом краю города;

по субботам и воскресеньям компания Гризли отправлялась бродяжничать, и он безо всяких угрызений совести оставлял свою жену дома в одиночестве, стыдясь, как и полагается порядочному фрайеру, ее живота. И вот Микулаш попытался заручиться поддержкой хотя бы этой затурканной девчонки. Но у Малышки Мани, теперь уже Марии Гоусковой, было на этот счет свое на уме, и, когда утром в понедельник ее благоверный притащил домой прокопченную печку и выложил на стол две пятерки неизвестного происхождения, она без утайки ему обо всем рассказала.

Гризли был кремень парень и честно предупредил свою жену:

Сболтнешь что лишнее, сделаю из твоих губ отрывной календарь! Так и знай!

Ну так сорви сегодняшний листок! - нежно ответила супруга и повисла у него на шее.

К полицейским она относилась так же, как и он, но допускала единственное исключение. Тот пан советник, который отпустил ее милого, - вот он-то совсем другой. Ее даже тянуло снова встретить его, показаться уже мужней женой - все, мол, складывается по его хотению. Вашек, правда, остался прежним Гризли, но зато теперь он ей муж, и всех пшиков она в гробу видала, потому как ее им не расколоть, а Гризли тоже будет держать ухо востро.

И только в укромном уголке сердца зашевелилась тревога- надобно ей все-таки быть начеку, - как бы Вашек не свалился с той тонкой жердочки, на которой балансирует со своей компанией, не помешало бы ему побольше думать о жене, чтоб ни Тапиру, ни Койоту не удалось втянуть Вашека туда, откуда ему возврата к ней не будет. Она чувствовала себя многим старше своего мужа, не догадываясь, что обязана этим той, другой жизни, которая в ней созревала.

Немало времени утекло для нее в таких вот заботах и тревогах, а когда их было уже трое, в один прекрасный день привела она в приличный вид старую коляску, не пожалела денег на трамвай и поехала в Прагу. Долго прохаживалась перед полицейским управлением по Бартоломейской улице, но не удалось ей повстречать пана советника и похвалиться перед ним, что теперь у нее самая распрекрасная малышка на свете и зовут ее Марже нка.

Само собой, тот местный страж порядка через какое-то время снова к ней заявился, жандармы-де раскрыли в Унгош-те малину, полным-полнехонькую краденого барахла, вот он и пришел спросить, не слыхал ли чего на этот счет Гризли. Маня в ответ лишь ухмыльнулась, откудова, мол, - ее муж держится только честной работы, а про всякие там мошенства и знать не желает.

Сказала Маня неправду, и на душе у нее было скверно. Как бы ей хотелось проводить вечера вместе с мужем, забавляться с малышкой, угождать ему, когда вернется с работы... Но работы у него не было, да и искать он ее не искал.

Бывало, приходили ребята из их компании, и Маня слонялась тогда туча тучей, гремела всем, что под руку попадалось. А они знай похохатывали, особливо Койот, он-то больше всех действовал ей на нервы. Койот носился с рисковыми планами, твердил, что надо бы провернуть что-нибудь крупное. Зашибить двадцатку где-нибудь в подворотне на продаже краденого зерна казалось ему мелким делом.

Оставь Гризли в покое! У него дите!

А я что, отнимаю его у папаши? - усмехался Койот, он же Йозеф Иначек. - Я только говорю, что надо бы увести какой-нибудь грузовик, мигом разобрать его здесь, за городом, на запчасти- и тысячная, почитай, у нас в кармане. Ты хоть видала когда тысячную?

- Чихать мне на нее, если придется трястись от страха перед каждым легавым! - взвизгнула Маня.

- Да не связывайся ты с дурехой, - пробурчал ее муж. После их ухода Маня томилась в постели одна - Вашек на нее разозлился и теперь притащится лишь под утро, чтобы дать понять, кто здесь хозяин. В такие одинокие ночи сильней, чем когда-либо, горевала она из-за своей жизни, которая прежде казалась ей такой заманчивой, что у нее хватило слез вымолить ее у полицейских начальников, и которая теперь так круто обходится с нею.

Однажды пан советник, идя поутру на службу, заметил над Бубенчей черный дым. Клубами валил он под ветром к востоку. В полицию уже поступил сигнал, и на место происшествия выехал специалист по пожарам; горела авторемонтная мастерская- сараи, одноэтажные дома, машины и покрышки. Дым чадным столбом поднимался к небу, видать, пожарные хлопотали там уже с ночи. Поработали они не за страх, а за совесть, судя по тому, что соседние строения удалось отстоять, хотя сама мастерская сгорела дотла, но иначе и быть не могло - с бензином, да еще в таком количестве, никакими потоками воды не справиться.

Пожар был крупный, возможно, произошел он по чистой случайности, но не исключался и поджог; тут всегда приходят на ум вероятные махинации со страховкой, так что без полицейского дознания не обойтись.

Пан советник стал распространяться на любимую свою тему о том, что лично он просто преклоняется перед специалистами по пожарам; в его отделе тоже один такой имелся, а именно пан Нечас.

Должен признать, пан Бружек, у меня прямо в голове не укладывается, как этот человек ухитряется в таком деле разобраться: он вам на пепелище, где уже ничегошеньки нет, обнаружит место, откуда возник пожар, да еще вдобавок массу любопытных деталей. Он вам столько разузнает, что мне иной раз кажется, не сам ли он все это напридумал. - И пан советник принялся с толком, с расстановкой раскуривать свою виргинскую сигару. - Полагаю, в очередной раз пан Нечас придет к выводу, что виной всему неисправность электропроводки. Я вот все думаю, отчего это возникали пожары еще в те времена, когда электричества и в помине не было?

От свечки или керосиновой лампы, - вздохнул пан Бружек.

Оба усмехались, будучи уверены, что данный случай к ним никакого отношения не имеет. Но оба порядком просчитались. Не успели они закончить свою легковесную болтовню, как зазвонил телефон.

Ну что, выяснили, где у них там загорелось? - улыбнулся пан советник в трубку.

Позвольте доложить - выяснил, то есть полагаю, что выяснил, но я, прошу прощения, беспокою вас но другому поводу. Случился, видите ли, не только пожар, но и ограбление. И вроДе бы крупное, здесь рядом хозяин мастерской, говорит, многого недосчитался.

Ну, знаете, мало ли чего ему взбредет недосчитаться, сначала пусть докажет, что все это у него там было. Да и много ли вообще могло остаться?

С вашего позволения, вы совершенно правы, кучи обгорелого железа, остовы машин, их было ровно восемнадцать, и все заправлены бензином. Но, с вашего позволения, тут не только грабеж Тут еще и убийство.

Пан советник позабыл про свою виргинскую сигар> и почувствовал вдруг, что воротничок ему жмет.

- Черт, не слишком ли много всего зараз?

- С вашего позволения, слишком, пан советник. Так что осмелюсь попросить вас о командировании группы по убийствам. Дактилоскоп можно не брать, отпечатков здесь днем с огнем не сыщешь, я имею в виду - сплошь все обгорело, да еще и страсть как закоптилось.

А что за убийство? Вы случаем не ошиблись?

Какое там, нами найдены обгоревшие останки человека. Ночной сторож, к вашему сведению, - хозяин мастерской его опознал.

Пан Бружек, - хмуро сказал пан советник, отложив трубку, - чаша сия нас не миновала. Собирайте людей, выезжаем.

Огороженный участок, на котором ночью случился пожар, располагался по соседству с вокзалом, к нему примыкали со всех сторон ограды других дворов, счастье еще, что огонь не перекинулся чуть дальше, на дровяной склад.

От мастерской и впрямь ничего не осталось, кроме закопченных перекрытий и четырех бетонных столбов, поддерживавших застекленную крышу, которая, само собой, от огня рухнула. Все теперь громоздилось одной кучей.

Место, где обнаружили обугленные останки человека, было уже обозначено по всей форме.

- Тут еще что-то обгорелое найдено, пан советник. Позволю себе предположить, что это собака, хозяин мастерской говорит: сторож брал с собой на дежурство дворнягу.

Фотографы споро делали свое дело, мрачный пан советник, пробравшись через свалку, мельком определил по останкам, что труп, скорее всего, мужской; на голове можно было даже заметить след от удара какимто предметом.

Где у вас размещалась контора? Что вы в ней хранили? - буркнул он в сторону хозяина, который ахал и охал, обеими руками сжимая виски.

Вон там.. Там были пишущие машинки, арифмометр, новый калькулятор я как раз купил...

Надо же! Да вы основательно обустроились!

Вот именно, у меня, видите ли, имелись большие планы. Кроме того, здесь стоял небольшой кованый сейф, точно не помню, сколько в нем было, сотен пять, все, конечно, зарегистрировано в книгах, но они, я вижу, тоже сгорели.

Пан советник пытливо глянул на хозяина.

А почему вы решили, что деньги украдены?

Смотрите сами, сейф открыт...

И владелец мастерской торопливо припустил к закопченному сейфу.

- Ни к чему не прикасайтесь, - осадил его пан советник, - пока наши люди не осмотрят и не сфотографируют все! А сейчас приготовьте опись того, что было в конторе и что могло быть украдено. Пан Боуше, труп отправьте на вскрытие. И те другие останки - тоже.

Пан Боуше позволил себе заметить, что можно их и не отправлять, сразу видно - это песик, небольшой такой.

Будь с нами старый Мразек, тот бы даже породу определил.

Знаю, у Мразека своеобразная чувствительность, когда человека вскрывали, ему было хоть бы что, зато собачек всегда жалел. Но мне нужно знать, не убил ли кто и этого пса, иначе он бы тут поднял гвалт... Господа, между нами говоря, положение наше аховое, вы же понимаете, трудно будет за что-нибудь ухватиться. Если преступники не допустили какой-то оплошности, черта лысого мы их обнаружим. Этот пожар смешал все карты, боюсь, как бы вместо приличного марьяжа у нас не получился "подкидной дурак". Кроме прочего, нужно проверить все, о чем говорит хозяин, документация у него сгорела дотла, так что наболтать он нам может с три короба. Пан Бружек, первым делом займитесь его персоналом, допросите всех, потом проверьте список, который составляет нам сейчас хозяин. Пан Боуше, попытайтесь выведать, не из местных ли преступники, короче, ищите тех, кто имел доступ к этой мастерской. У меня все не выходит из головы, что большинство таких авторемонтных заведений оснащено не ахти как, это представляется исключением. А улицу, пан Нечас, перекрыть с двух сторон, чтоб мне здесь ноги ничьей не было, пока мы все не осмотрим.

Пан советник брезгливо перелезал через кучи обугленного хлама, ломая себе голову над тем, с какого конца надо распутывать этот клубок.

Вскоре к нему подбежал пан Нечас, весь в саже, в руках он нес две канистры от бензина.

- Ну вот, теперь все ясно. Эти канистры во время пожара были уже пустыми, иначе бы их искорежило взрывом. Канистры открыли и бензин вылили. Куда? На пол в конторе. Ну и на убитого сторожа. Одна валялась в цеху, а другая - далеко в стороне, хотел бы я знать почему... Пожар точно был подстроен - чтобы уничтожить следы.

Пан советник не ответил. В конце концов, пожарник не открыл ему ничего такого, о чем бы он и сам не догадывался.

- Применим наши обычные методы, - объявил он, снова собрав своих людей, - иных, увы, у нас нет. Объявим розыск украденных вещей, надеюсь, где-нибудь да всплывут.

- - Долгонько придется ждать, но другого пути у нас, кажется, нет, - вздохнул пан Бружек. И его выбил из колеи этот ужасный пожар, это гнетущее пепелище, на котором и следов-то почти не осталось.

- Позвольте заметить, преступники были народ тертый, -отозвался пан Боуше. - Позаботились, чтобы труп сгорел.

- Я-то думаю, действовали как раз новички. Не знали, что человеческое тело даже с помощью бензина не так просто испепелить. К тому же почти все горючее пошло у них на мастерскую, труп облили уже остатками. Единственное, что они нам этим огнем бесследно уничтожили, так это отпечатки пальцев.

Допрос персонала, к сожалению, ничего нового не дал. Все были дома, все оказались людьми добропорядочными, не пришлось даже их алиби проверять.

Список исчезнувших вещей, составленный владельцем автомастерской, не вызвал никаких сомнений, подтвердила его и старшая машинистка, она же счетовод. Возле конторы на небольшом пятачке хранились новые запчасти производства фирмы "Бош", в том числе динамо и карбюраторы. Это был ходовой товар, годился для всех марок автомобилей. Оба ящика исчезли, в обгоревших остатках не нашлось от них и следа. Пан советник, досадливо барабаня пальцами по столу, мысленно вычеркнул возможный вариант каких-либо махинаций со страховкой.

Несколько сложнее оказалось разобраться с машинами, стоявшими здесь на ремонте. Перечень и вся документация, естественно, сгорели в конторе, кое-кого из владельцев счето-водша с хозяином с горем пополам вспомнили, некоторых же забыли напрочь.

Пан советник подозвал молодого Соукупа:

- Дайте объявление в газеты, пусть отзовутся все, у кого машины стояли в этой мастерской. Журналисты вечно чихво-стят меня, что я их информацией не балую, могу теперь в порядке исключения сменить гнев на милость.

За прессой и правда дело не стало, к утру следующего дня адреса всех восемнадцати несчастных владельцев оказались у них в руках. Но дознание не сдвинулось от этого ни на шаг.

Не внес достаточной ясности и взволнованный рассказ некой пани Млейнковой, которая, по ее словам, все-все видела.

Пан советник имел обыкновение не доверять свидетелям, особливо же свидетельницам, которые объявляются уже после газетных сообщений, из которых они узнают и то, чему очевидцами никак быть не могли.

Итак, что же вы видели? - строго спросил пан советник.

Все, с вашего позволения, - ответила дама. - Я живу под Вруской на пятом этаже, для меня это чересчур высоко, да разве наш домовладелец удосужится починить лифт? Как бы не так. Наш хозяин мастак только плату за жилье с нас сдирать. А насчет остального - стыда на него нет!

Что вам удалось заметить? - спросил пан советник ровным голосом, и присутствовавший при сем пан Боуше почувствовал, что еще минута, и его начальник беспрекословным жестом выдворит даму вон. - И что вы делали ночью на улице?

Позвольте, как это "на улице"? С чего бы мне болтаться на улице? Я женщина порядочная, по ночам я сплю!

Раз спите, значит, ничего не видите, - напомнил ей пан советник.

Даму, похоже, такое резонное замечание чрезвычайно обескуражило.

- Как же не вижу, если смотрю в окно? А все из-за этого лифта...

Пан советник обменялся с паном Боуше сумрачным взглядом, но не сказал ничего. По всей видимости, считал до двадцати, прежде чем взорваться.

Пан Боуше изготовился открыть дверь, чтобы дама без промедления успела в нее выскочить.

Свидетельница, однако, сгущавшейся атмосферы не ощущала и тарахтела дальше:

Все этот лифт. Когда я возвращаюсь вечером домой, сердце так колотится, что ночью уснуть не могу. А вчера вечером я была в церкви... и видела все, потому что не спала и потому что живу...

На пятом этаже без лифта, - тяжело вздохнул пан советник.

Да, оттуда как раз виден вокзал и всякие старые постройки и склады. Вид не ахти какой... А ночью там было темно, а потом вдруг фр-р-р! Вот так оно и началось.

Дама с облегчением перевела дух.

Что значит "фр-р-р" и что такое началось? - озадачился пан советник.

Ну пожар! Фр-р-р- и вспыхнул огонь! Да еще какой! Все разом заполыхало.

Пан советник снова взглянул на пана Боуше. Черт побери, а ведь женщина, похоже, и впрямь видела язык пламени, с которого и началось это светопреставление!

- А потом?

- А потом уже горело вовсю, но та первая вспышка была как молния. Да, а еще я видела, как бежал со двора человек. Это, к вашему сведению, был тот сторож, газеты, правда, писали, что он сгорел, но...

Тут уж пан Боуше не удержался и встрял в разговор:

Вам удалось его разглядеть? Вы его знали?

Да нет же, что у меня общего с каким-то сторожем? Но кто еще там ночью мог быть? Ну, знаете, далеко он не убежал, там все так вокруг полыхало, что он мигом вскочил в машину и как рванет! Это, скажу я вам, была скорость!

Пан советник понял, что дама говорит по делу, хоть и довольно сумбурно, но ведь, по правде говоря, ему еще не встречались свидетельницы, рассказьтающие толково, видать, женскому племени такового вообще не дано.

- Давайте договоримся, мадам, - оставим в покое сторожа, он и в самом деле сгорел. Тот человек, которого вы заметили, был преступник. Точнее - поджигатель!

Дама всплеснула руками:

Иисусе, спаси и помилуй! Он-то и подпалил? Кто бы мог подумать, ну что за люди пошли, дрянь, а не люди, я вам скажу, наш домохозяин...

Ваш домохозяин этот пожар не затевал, - снова потемнел лицом пан советник. - Оставьте его в покое, когда-нибудь он вам этот лифт все-таки исправит. А теперь извольте сосредоточиться! Нес ли тот человек что-нибудь к машине? Вещевой мешок либо чемодан - словом, была ли при нем поклажа? Когда его осветило пламенем, вы могли у него что-то заметить, верно?

Какая там поклажа, скажите на милость? Ведь он драпал как заяц, и правильно делал, все заполыхало, как солома... Или лучше бы ему там остаться?

Пан советник пожал плечами.

Вот уж не знаю. Факт тот, что сбежал. А теперь самое главное. Как он выглядел? Высокий? Низкий? В шляпе? Кепке? В пальто?

Ой, а я и не заметила, загляделась на огонь, как он вдруг фр-р-р - и все. Ну и припустил же он на машине, а что делать, если тебе пятки припекает!

Вы сказали, он вскочил в машину... А где она у него стояла?

Ну там же, где загорелось. Потом как рванет через ворота, даже машиной задел, аж грохнуло. Очень уж спешил, тут разве уследишь!

А в какую сторону поехал?

Да вроде как наверх, к вокзалу, туда, где что-то такое красивое строят.

- Словом, похоже, он ехал из Праги! Дама кивнула, о чемто силясь вспомнить.

- А машина-то была красная!

Она умолкла, и на этот раз пан советник понял, что больше от нее уже ничего не добиться. С его благословения пан Боуше выпроводил ее.

А потом он ходил по кабинету и размышлял. Эта женщина оказалась весьма ценным свидетелем. Вот как можно ошибаться в людях! Прежде всего она подтвердила, что преступник был один и что пожар вспыхнул моментально. По-видимому, все занялось скорей, чем он ожидал. Да, ночь была довольно теплой, бензин испарялся быстро, а если он облил большую площадь, то должно было воспламениться так, как выражается эта дама: фр-р-р! И ему пришлось бежать на машине, угнав ее со двора мастерской.

- Пан советник, мне, с вашего позволения, кое-что показалось неясным. Как она могла видеть человека, убегающего с пустыми руками? Где же тогда все пропавшие вещи?

Пан советник пожал плечами и, подойдя к фикусу, заботливо проверил, хорошо ли он полит. Однако, честно говоря, ему было не до цветов! Он напряженно обдумывал последние события.

- Что тут может быть неясного, пан Боуше! Вещи были у него уже в машине. Он их заранее туда снес. За этим занятием наша свидетельница его видеть не могла, да, скорее всего, она худа и не глядела, ее позднее привлекло лишь это, как она говорит, "фр-р-р". Итак, пан Боуше, намотайте себе на ус: тот человек умел водить машину, более-менее разбирался в автомобилях, потому что сумел выбрать из всех исправный... Срочно все зафиксируйте и немедленно сообщите Бружеку; таким образом, круг возможных преступников у нас сузится. По-моему, надо искать среди бывших автомехаников и тому подобной братии. Рассуждаем дальше: у него хватало на все про все достаточно времени, и даже на то, чтобы перетащить вещи в машину. Спешить ему нужды не было, кабы не пламя. Вспышка его пришпорила. Да, еще ведь надо и ворота открыть. Напрашивается вьюод: у него ко всему были подобраны ключи.

- А зачем он пошел на убийство?

Сторож застиг его врасплох. Как видно, его он не учел. А потом, запаниковав, все поджег. На такое обычно идут после непредусмотренного убийства.

Выходит, мы уже кое-что знаем об этом случае, - пробормотал пан Боуше в задумчивости.

Кое-что, а с другой стороны - не знаем ни черта. Мало ли кто мог это сделать, да тысячи людей! А нам надо найти среди них преступника, шутка ли - такой пожар, о нем и в парламенте заговорят!

Зазвонил телефон. Пан советник состроил на лице улыбку:

- Разумеется... Нет, еще нет... Можете на нас положиться, пан президент, да, мы знаем, наш долг, сделаем все возможное.

Пан Боуше возвел глаза к потолку - сомнений нет, звонит шеф полиции. Он там представляет себе, что все правонарушители у них в четвертом отделении развешаны на крючках, остается только протянуть руку, осторожно снять кого следует и доставить в суд. Хорошо быть шефом полиции, хуже, когда ты полицейский инспектор! Но не приведи господь оказаться в шкуре рядового цивильного агента, вот уж кто натерпится, бегая по адресам, охотясь незнамо за кем, без толку опрашивая сотни людей, чтобы потом найти какое-то зернышко, которое склюет не он, а его начальство.

Пан советник не зря опасался, что расследование затянется. Правда, пишущие или счетные машинки, не так-то просто продать незамеченными, но что касается запчастей, тут дело обстояло худо. Пражские детективы разбежались по всем авторемонтным мастерским - предупреждать владельцев, чтобы немедленно сообщили в пражское полицейское управление о каждом, кто пожелает сбыть что-либо в этом роде.

И когда однажды примчался взволнованный пан Бружек с захватывающей новостью - найден, мол, легковой автомобиль из тех, что стояли в сгоревшей мастерской, - это воспринялось всеми как сказочное везение. Хозяин опознал его, у него была "шкода" старой модели, целехонькая, только дверца не закрывалась. Нашли же ее вообще без дверцы. Эта машина находилась во время пожара вместе с остальными во дворе, как она оказалась за его пределами, владелец мастерской не знал.

- Зато я знаю, пан Бружек! - просияв, объяснил пан советник. - На этой машине и сбежал преступник. Она красного цвета!

- Пан полицейский советник, сожалею, но она скорее белая, а если кто-то на ней и пытался сбежать, так совсем недалеко, мы обнаружили ее на соседней улице.

Пан советник разочарованно насупился.

Где, говорите, эта машина?

Вот, пожалуйста. - Пан Бружек выложил перед паном советником фотографию. - К ней приставлен человек, чтоб никто не лазил.

Если в нее уже не лазили, - пробурчал пан советник. - Мы ведь понятия не имеем, сколько она там стоит.

Действительно, даже на фотографии было видно, что автомобиль светлый. Почему же та женщина так уверенно говорила о красном? И тут пан советник хмыкнул: ну конечно, какого еще цвета может быть машина в зареве пожара!

- Где ее хозяин?

- Напротив, в конторе, желаете с ним поговорить? - услужливо привстал пан Бружек.

Но пан советник замотал головой.

- Не желаю. Посадите его лучше в нашу машину, и поедем все вместе к той легковушке. Возьмите на всякий случай с собой дактилоскоп!

Беседа с паном бухгалтером Кодадой оказалась необыкновенно любопытной. Хотя пан советник не услышал ничего на интересующую его тему, зато воочию увидел родимого чешского скопидома, ставшего владельцем автомобиля, а поскольку пан Кодада был бухгалтером, у него все превращалось в цифры и суммы, которые он то и дело подсчитывал да переносил из колонки "Кредит" в колонку "Дебет". Пан Кодада знал о своем автомобиле все, а чего не знал, то у него было записано в блокноте: сколько километров накатала машина, когда он ее купил, сколько проехала за неделю, сколько всего получается в месяц и во сколько это обходится при нынешних ценах на бензин. Пан советник решил про себя, что заводить машину - значит обрекать себя на адские муки. К тому же она может пропасть с того места, где ее со спокойной совестью поставили!

Они подъехали к легковушке, караульный отдал честь и отрапортовал, что все в порядке. Пан Кодада бросился к своей машине с жалобным всхлипом, как если бы нашел наконец потерявшегося любимчика.

Пан Бружек деликатно, но решительно остановил его:

- Пока что ни к чему не прикасайтесь. Это ваша машина?

- Моя и не моя, - простонал несчастный хозяин. - У моей была, правда, повреждена дверца, ручка не захлопывалась, говорили, из-за того, что кузов перекосился, но здесь, простите, Дверцы вовсе нет!

Пану советнику припомнилась исповедь пани Млейнковой. Выезжая, водитель в панике неосторожно задел за ворота... Не мудрено было задеть, если дверца у него при выезде открылась. Не отвалилась ли она при этом? Пан советник отослал караульного на пепелище, пусть там проверят, не валяются ли где у ворот обгоревшие остатки дверцы.

После этого он заглянул в машину. Нельзя сказать, чтобы она блистала чистотой, похоже, что-то в ней везли.

- Пан бухгалтер, тут вот под передним сиденьем карманный фонарик. Это ваш?

И пан Бружек, вынув чистый носовой платок, извлек с его помощью фонарик из машины.

Пан Кодада решительно завертел головой:

- В глаза не видел!

Пан Бружек переложил фонарик в полицейский автомобиль и дал знак дактилоскописту приниматься за работу.

Бухгалтер тем временем перелистывал свой блокнот.

Когда я поставил машину на ремонт, а произошло это, по моим записям, в понедельник, в шестнадцать тридцать, мне было сказано, вот, пожалуйста, тут у меня записано, что дверь нужно будет выровнять и поставить новый замок... Спидометр к тому моменту показывал 86 535 километров.

Зачем вы все это, скажите на милость, записали? - изумился пан советник.

Для порядка. В мастерских принято, увы, раскатывать по Праге на машинах, поставленных к ним на ремонт. Говорят, проверяют, но так я им и поверил. Мотор у моего автомобиля исправный, проверять было нечего, вот я и записал показания спидометра.

Пан советник усмехнулся, а пан Кодада вдруг взвизгнул:

Ну вот, пожалуйста! Спидометр показывает 86 553. Несмотря на мой запрет, на машине накатали восемнадцать километров. Интересно знать, где и когда!

Это и мне интересно, - протянул пан советник, задумчиво глядя на спидометр. - Вы абсолютно уверены, что показания записали правильно?

Абсолютно. Я в цифрах - как рыба в воде! - отрезал с достоинством бухгалтер.

Пан советник кивнул пану Бружеку:

- Все ясно, пан Бружек! На этом автомобиле преступник скрылся, проехав восемнадцать километров. Обратите внимание, как стоит машина. Повернута передом к городу. А ведь он выезжал из города, как показывает свидетельница. В сторону Бржевнова. Значит, сюда- он вернулся. Восемнадцать километров - это девять туда и девять обратно. Вот где надо искать, в направлении Бржевнова.

Пан Кодада глядел на свой автомобиль с глубокой скорбью, хотя его расторопная голова работала тем временем как ариф мометр, накручивая сумму, которую он возьмет от страхагент-ства, - получалось, даже останется с прибылью. Новый лак перепадет ему задаром Колонка Дебет утешительно пополнилась.

Дактилоскопист снимал отпечатки с руля и рычага скоростей.

Владелец мастерской подтвердил, что дверца у машины была, только не захлопывалась, зато решительно отверг предположение, якобы кто-то из персонала мог на ней ездить.

- Хозяин измерил щупом и даже записал уровень бензина. Пан Кодада кивнул:

- Верно, в баке было шесть с половиной литров. Теперь должно быть что-то около четырех.

Ко всеобщему изумлению, оказалось - десять литров.

Прибыль шесть литров! - молниеносно щелкнуло в смекалистом бухгалтерском мозгу пана Кодады.

Пан советник какое-то мгновение озадаченно безмолвствовал, а потом просиял:

- Итак, все у нас распрекраснейшим образом сходится. Преступник сначала подзаправил на всякий случай машину горючим чтоб хватило доехать. А затем облил остатками из той же канистры пол в конторе убитого.

Все было более-менее ясно, несмотря на то что ни в мастерской, ни в округе отбитая дверца не нашлась. По пепелищу с озабоченным видом сновали страховые агенты. Все это влетит их учреждению в изрядную сумму, мастерская была солидно застрахована.

Мрачное лицо владельца мастерской стало понемногу оживляться, зато пан советник продолжал хмуриться.

Пришло заключение судебной экспертизы, подтвердившее, что сторож был убит тупым предметом. Его ударили спереди, то есть сразу же, как только натолкнулись на него. Далее удары последовали в тыльную сторону черепа, а это означало, что потерпевший, когда преступник в панике наносил их, уже лежал на земле. Убийце ничего не оставалось, как добить свою жертву.

У собаки был поврежден хребет. Скорей всего, песик храбро набросился на грабителя, да еще с лаем. Преступник поддался безудержному страху.

Этим объясняется и последующее его бегство. Видно, в результате он настолько потерялся, что в панике облил и путь, по которому отступал, а так как бензин сразу занялся, сам едва не сгорел. В подобных делах он был новичком, потому хладнокровие не вернулось к нему и во время, в общемто, удачного бегства. Проехав девять километров, он развернулся и повел машину обратно.

Вы полагаете, преступник вернулся поглядеть, как там с пожаром? - спросил пан Боуше.

Так или иначе, но что-то вынуждает меня учитывать в моей версии, что тут действовал не очень-то искушенный грабитель, да и куда ему было девать машину? Где бы он ее ни поставил, там местность сразу стала бы прочесывать полиция. Ну так он взял и попросту пригнал ее сюда. Господа, если бы не пан бухгалтер со своими записями километража, мы бы с вами так и остались на бобах. Недаром мне всегда нравились педантичные люди! Нам с вами, коллеги, тоже надо проявить себя в этом деле педантами. - С этими словами пан советник развернул на столе большую карту Праги, прижал ее с четырех углов пепельницами и стал водить по ней толстым цветным карандашом. Вот здесь место пожара. А вот сюда погнал машину преступник. Ему пришлось объехать вокруг всей этой территории, чтобы попасть на улицу Садову.

Пан советник протянул свой карандаш стажеру:

Держите, юноша. Будете отмечать от точки пожара - учитывая автомобильные маршруты по улицам, - докуда тянется шнурок, длина которого по масштабу карты равна девяти километрам Отметите все конечные точки, обведете на карте участок, на котором мы и сосредоточим наш поиск. Направление известно, это Бржевнов, оттуда машина вернулась. Преступнику пришлось поспешать не на шутку, а тут еще дверца отвалилась долго на такой машине раскатывать по Праге не захочется...

Пан советник, - подал голос молодой стажер, польщенный полученным заданием, - вы всё говорите об одном преступнике! А если предположить, что их было двое или трое?

Не было, коллега, не было. Во-первых, свидетельница видела одного, во-вторых, если он вез в машине добычу

а это уж точно - и если прикинуть, сколько всего украл, вам станет ясно, что в машине он мог быть только один. Больше никто бы в ней не уместился. Из лаборатории сообщили, что на том фонарике довольно четко отпечатались пальцы двух человек, один нам уже известен, это сторож, фонарик был его. Остальные принадлежат преступнику. Они совпадают с теми, которые найдены на руле и рукоятке скоростей. Вероятно, он прихватил этот фонарик с собой, а потом позабыл в машине. Отпечатки у нас имеются. Теперь будем искать руки, которые их оставили.

Итак, на карте Праге жирной чертой был обведен район, который требовал обследования в первую очередь. Пан Бружек не удержался от почтительного комплимента:

- Превосходная работа, пан советник... А ведь еще утром дело выглядело почти безнадежным.

Гризли опять спал сегодня допоздна, и Маня прислушивалась к его хриплому дыханию с тупой яростью. Что он уже почти не ночует дома, она притерпелась. Но, кроме табака, от него несло женскими духами!

Последнее время они без конца бранились, ее толкали к ссорам дурные предчувствия. Может, прав тот легавый - Гризли мог бы подрабатывать, прислуживая полиции? Как им еще прокормиться?

Малышка чмокала, довольная. Маня смотрела-смотрела на нее и залилась слезами. Оплакивала дочку, себя, всю жизнь, перед которой у нее уже давно опустились руки.

Эх, знал бы тот добрый начальник из полиции, какому ее счастью он поспособствовал! Кабы вообще знать заранее, в чем твое счастье, а в чем беда!

Когда муж, напоследок всхрапнув, проснулся, она набросилась на него:

- Где ты ночью шатался?

Он молча поглядел на нее и ничего не ответил. Лишь усевшись за стол, бросил:

- Налей кофе.

Склонившись над ним, Маня, к своему удивлению, не учуяла ни габака, ни этих противных духов, запах которых приводил ее в бешенство и отчаяние. У нее отлегло от сердца.

- Ну так где ты все ж таки был? - снова спросила она.

Он порылся в кармане, но вытащил не сигарету, как Маня ожидала, а смятую сотенную, за нею еще одну.

Сколько денег! - восхищенно ахнула она. - Что вы делали?

Вкалывали, дуреха!

Он выпил свой кофе и снова завалился на кушетку. Ей хотелось попросить мужа не злиться, зря только набросилась на него, но он не обращал на нее внимания. Курил и молчал.

Маня собралась с ребенком в лавку, купить того-сего -такие деньги давно у них в доме не водились. Возвращаясь, углядела его уже в конце улицы, там, где начинались поля. Он нес какой-то сверток.

Неймется ему, подумалось ей. Не сможет уже завязать со своими делишками. Махнуть бы рукой, глядишь, и прожили бы так, кабы не постоянный страх, ведь делишки-то все темные, снова попадет в полицию, а кто его оттуда вызволит? Мне уж не по силам ни единой слезинки на него не найдется.

Одну сотенную она спрятала в ящик, куда складьшала посуду - буфета у них не было. Купит себе дешевое платье и одежду для девочки. У всех детей вязаные вещи, почему ее ребенка приходится держать в обносках? Хватит того, что мы сами ходим в рванье.

Господи, подумалось ей, как все изменилось! Совсем еще недавно сидела она вечерами с компанией у костра, потом приглянулся ей Гризли, спали вместе в палатке, а иногда прямо под звездами, и плевать им было на весь свет.

Но когда парень сделает тебе ребенка, всему конец. Веселью и молодости...

Вдруг ей пришло в голову, что тот сверток, который он вынес из дома, был спрятан где-то здесь. Она уложила девочку в горнице и полезла на чердак. Долго искать не пришлось, еще один сверток торчал из угла под крышей. был увесистый, лежали в нем какие-то непонятные железки.

Ну вот, расстроилась она, припомнив краденое зерно. Опять он за свое... Вытащила один из предметов и долго так и сяк рассматривала. Потом решилась. Сунула его в коляску, вывезла с малышкой на улицу и зашагала вниз к городу, где была слесарная мастерская.

- Вот это я нашла в канаве, скажите, пожалуйста, что это такое?

- Динамо к машине. Нашли, говорите? Она кивнула.

Рабочий взвесил предмет на ладони и спросил:

И что вы собираетесь с ним делать?

Не знаю. Не бежать же с этим в комиссариат!

Да ну! За двадцатку я бы, может, и взял, что скажете? Она пожала плечами:

Пожалуй.

Он дай ей двадцать крон и, проводив взглядом, довольный, присвистнул. Прибыльная сделка. Глупая девчонка, но везучая, и фигура у нее красивая. Выгадал он крон пятьдесят, а то и больше.

Маня торопилась домой, как будто за нею гнались. По улице шли двое полицейских. Ей стало не по себе, обычно они здесь не ходят, здесь ничего такого интересного дчя них нет. Она повернула коляску: домой расхотелось, стражи порядка напугали ее. Может, что-то ищут, может, даже что-то из спрятанного на чердаке. Ясно, тот человек в мастерской ее надул, эта штука как пить дать стоит дороже, иначе так сразу он за нее не уцепился бы

И все же двадцатка доставляла Мане какую-то стыдливую радость. Это ее деньги! Она урвала свое от темных барышей муженька. Он ведь не отдает ей всех денег, как полагается порядочному хозяину-семьянину. Гуляет в свое удовольствие, и девки, видать, при нем

Маня остановилась у кондитерской. Купила пирожных, а для себя - рожок мороженого. Лизала его с блаженным видом, и казалось ей, что она снова маленькая девочка, стащила у мамы полкроны и торопится истратить на лакомство.

По улице медленно двигался автомобиль с полицейскими.

Она пустилась бежать, ей пришло в голову, что тот сверток она плохо спрятала и, если им вздумается залезть к ним на чердак, сразу найдут!

К ее ужасу, Гризли уже был дома.

- Приготовь что-нибудь! Жрать охота! - бросил он в ее сторону.

Она кивнула: он дал ей немало денег и имеет право на обед. Но удержаться не могла, спросила:

- Слышь, сколько стоит это... ну, динамо от машины? От нее не ускользнуло, как у него остекленели, будто в

испуге, глаза.

Чего болтаешь? Тебе какое дело?..

Я только спрашиваю, сколько ты получишь за одну такую штуку, их ведь у тебя на чердаке целая коробка! - разозлилась она.

Он вскочил, свалив стул, девочка испугалась и заплакала.

- Не суй свой нос в мои дела, не то измолочу, ей-богу, измолочу! - заорал он.

Маня смотрела на него. Господи, неужели это тот самый парнишка, который совсем недавно распевал у костра песни о друге, сгинувшем в дальних краях?! Тот, которого она со слезами вымолила у полиции?!

Маня не выдержала и заплакала. Плакали обе. Большая и маленькая.

- Черт подери, - выдохнул парень и шагнул к жене. Повернул ее к себе и вкатил одну за другой пощечины. Она вскрикнула и попыталась заслониться, оттолкнула его, но он снова под скочил к ней и стал молча бить. Она уже не защищалась, лишь стонала, а потом свалилась на пол.

Только тогда он оставил ее и выбежал из дома.

В тот же вечер в четвертое отделение поступило важное известие. Бржевновская полиция нашла за последними домами, где разбитое шоссе переходит в полевую дорогу, дверцу от автомобиля.

Полицейские машины сразу же помчались к тому месту, хотя досконально все обследовать можно было лишь утром.

Следы показывали, что здесь проехала легковушка, потом вдруг свернула с шоссе к насыпи - то ли пыталась, одолеть ее, то ли водитель неловко сделал здесь разворот.

Дверца при этом, вероятно, открылась и, воткнувшись в крутую насыпь, отломилась. По отпечаткам шин это был автомобиль пана Кодады.

Пан советник ткнул карандашом в карту Праги, нацелясь в то место, где была найдена дверца.

- Стало быть, здесь он развернулся. Где-то здесь и добычу свою сложил. Позвоните в тамошнюю полицию, мне нужен список всех лиц, которые могут оказаться на подозрении. Если в том месте есть какие-нибудь заброшенные сараи, дворы или какие-нибудь закутки, обыскать.

В округе, где была обнаружена находка, кишмя кишели полицейские. Кто в униформе, кто по-цивильному в котелках, шли они от дома к дому. Пан Бружек между тем просматривал картотеку, которую ему предложили в бржевнов-ском комиссариате. Занятие было долгое и кропотливое. Вдруг он ахнул:

- Черт, вот же тот человек, которого все ищет наш пан советник. Бывший автомеханик... Какое-то время работал даже в автомастерской на Летной... Люди добрые, не поверите! Йозеф Иначек...

Стражник Микулаш кивнул:

- Знаю, их целая компания. Как раз с его женой я пытался договориться, дескать, ежели что, то пусть сообщит, вроде как предупреждение, понимаете? Да где там, они держатся заодно. Ну что ж, заглянем к этому Иначеку, Койотом его кличут.

Пан Бружек снова ушел с головой в картотеку. Через час стражник прибежал обратно:

Пан инспектор, у этого Койота наши люди обнаружили две пишущие машинки! Божится, что их ему принесли.

Ишь ты! Не мешало бы ему вспомнить, кто принес, верно?

Да он вспомнил, напарник мой его быстро к стенке припер. Говорит, один такой, которого они кличут между собой

Гризли. Настоящее имя Вацлав Гоуска. Сразу туда и двинулись, но дома никого нет. Ни его, ни жены. Люди его вообще не видели, а ее видели с коляской, шла в город. А вообще вся компания собирается, говорят, в проезде Короны.

Пан Бружек поднял трубку. Работники четвертого отделения рассредоточились по улицам, каждый с описанием разыскиваемого лица.

Пан советник решил тоже не сидеть сложа руки. Лучше лично проконтролировать. Не хватало, чтобы из-за какой-то мелкой оплошки весь их труд пошел насмарку. А такое случалось!

Спустившись на улицу, он увидел перед управлением молоденькую, бедно одетую женщину с коляской. Она пристально глядела на него.

Поначалу он рассеянно скользнул по ней взглядом, но потом заметил ее насмерть перепуганные глаза и попридержал шаг. Знакомое как будто лицо. Но кто такая, никак не мог сообразить.

- Я... - пискнуло наконец пугливое создание, - раньше-то я все собиралась показать вам нашу девочку...

Пан советник от таких ее слов, надо сказать, остолбенел.

- А теперь... Я...

И она разрыдалась. Тут-то, по слезам, он и узнал ее.

- Кого я вижу, заплаканная Маня, если память мне не изменяет!

Но вдруг ему пришли в голову странные околичности, связанные с ее появлением, и он осекся. Улыбка сбежала с его лица. А она горестно глядела на него утопающим в слезах взглядом.

- Пройдемте ко мне, верно, вы хотите мне что-то сказать? Маня пошла за ним, толкая перед собой коляску, но, войдя

в коридор, растерянно остановилась. Как быть с коляской?

Я... Я тут кое-что принесла,- с отчаянной решимостью выпалила она странно глухим голосом и вытащила из-под перинки свернутую мужскую рубаху. Ее слегка покачивало, как будто она вот-вот потеряет сознание. - Это его рубашка. Я ее дома нашла. На ней кровь.

Вот оно что, - тихо сказал пан советник. - Вы пришли по велению совести?

Она утирала слезы и всхлипывала.

Я не хотела... его выдавать!

Вы его и не выдали, успокойтесь. Нам уже все о нем известно. Теперь остается только разыскать его.

Я... Я ведь с ним после этого жить не смогу, - причитала она. - А вы такой добрый, отпустили мне его!

Добрый? - хмыкнул про себя пан советник. Как сказать! Может быть, всему виной оказалась как раз моя... гм... доброта.

В эту минуту он даже не знал, что ей и сказать. На языке вертелись лишь жалкие слова о том, что этот человек ее не заслуживает.

- Идите-ка домой, деточка! Я к вам завтра-послезавтра загляну. Идите домой, с вами ведь малышка. Какое ей пока дело до того, что она сподобилась родиться в таком вот мире!

Она молча поплелась к выходу, толкая перед собой коляску.

Примерно год назад я ее точно так же отсюда выпроводил, тогда она была еще ребенком, подумалось ему. А теперь это несчастная женщина. Но за такое злодеяние ее муж никакому суду не подсуден.

С другой стороны здания в ворота въезжал "зеленый Антон". В нем сидел закованный в наручники Вацлав Гоуска по прозвищу Гризли - убийца, грабитель, поджигатель, а также никчемный муж и отец.