III. Великая кнопка
Загадка
Но все-таки почему незначительная газетенка и безликая «Группа товарищей»? Ведь за этим должна быть большая жизненная драма. Конечно, большинство людей исчезает в Ничто вообще без некролога. А тут все же некролог, и не в заводской «многотиражке» или стенной газете жилищно-эксплуатационной конторы, а в городской газете. И все же это не объяснение и тем более не оправдание. Должны быть веские причины, чтобы сбросить человека с высот власти. И еще более веские причины нужны для того, чтобы вычеркнуть его из жизни с некрологом низкой категории. В советской истории имели место многочисленные случаи, когда руководители высшего уровня теряли свои посты, но все же удостаивались некрологов высшей категории. В чем провинился наш герой, чтобы быть так жестоко наказанным?
На вершине карьеры
Западник достиг вершины в избранном им канале карьеры. И что бы он теперь ни делал, он уже не мог подняться выше: некуда. Чтобы подняться выше, надо переходить в аппарат ЦК. Но это связано с риском. И время на это нужно. А годы Западника уже не те. Кроме того, ситуация в системе власти должна быть стабильной хотя бы в течение пяти лет. А рассчитывать сейчас на это ни в коем случае нельзя. Положение нового Генсека не такое уж прочное. Борьба группировок за власть обостряется. Генсек стар и болен. В любую минуту может произойти событие, которое безжалостно переломает все рассчеты и планы. Так что менять канал карьеры было бы безумием. А на вершине его канала карьеры вступает в силу так называемый потолковый эффект: чем успешнее будет его деятельность, тем больше шансов будет на то, что он покатится вниз. Забравшись на вершину карьеры, он должен вцепиться в нее когтями и зубами и замереть, не делая никаких неосторожных движений.
Одно из правил поведения на вершине карьеры гласит: проявляй инициативу и иди на риск только тогда, когда для инициативы не нужно проявлять никакую инициативу, а риск не связан ни с каким риском. Но именно на вершине карьеры соблазн инициативы достигает апогея, а любой риск представляется оправданным и ненаказуемым. Именно в таком положении и оказался Западник.
Рутина и дыхание истории
Все великое в истории начинается тихо и незаметно. Когда великое осознается как великое, начало его исчезает без всяких следов в прошлом. Когда оно начинается, никто еще не знает, что началось нечто великое. На лбу новорожденного младенца не бывает написано, что родившийся есть Наполеон. Так случилось и с Западником.
Однажды после очередного доклада шефу КГБ Западник вернулся в свой кабинет, попробовал заснуть на несколько минут (по-наполеоновски), но впервые в жизни это у него не получилось. Он задумался над тем, на что он потратил свою неповторимую жизнь. Его мозг вдруг осветила мысль, что он был рожден для дел сталинского масштаба, а вынужден гробить свой гений (он так и подумал: гений) на всякую канцелярщину. Где проходит его жизнь в основном? За письменным столом. И еще было бы полбеды, если бы он эпохальными и планетарными идеями занимался. Ничего подобного! Мелочи, мелочи и мелочи. Из них, конечно, и складываются дела эпохального и планетарного значения. Но попробуй, ощути это!
По дороге домой он думал все о том же. Какой-то мыслитель сказал, что в последнее столетие вообще вся история есть продукт деятельности канцеляристов, и что это справедливо, потому что канцеляристы и есть мозг общества. Это, конечно, верно. Но в это надо внести наш, советский корректив. Надо в канцелярщину внести элемент творчества! Надо канцелярскую скуку поднять на уровень шекспировской или даже греческой трагедии! Надо канцелярские «мелочи» возвысить до уровня Великой Истории! Пора в конце концов и ему, Западнику, показать свою способность мыслить эпохальными масштабами.
Хорошо, что Социолога уже нет. Социолог стал бы помехой. Тот уже начал было публиковать серию статей о маниакальных претензиях нового советского руководства. Хорошо, что Немец пресек эту антисоветскую вылазку. Жаль, конечно, с другой стороны, что пришлось из-за этого пожертвовать опытным агентом. Но что поделаешь! Война есть война.
Им вдруг овладело благородное чувство ответственности за будущее страны. Будущее, что это такое? Послезавтра? Чепуха! Будущее не есть чисто физическое явление. Будущее существует прежде всего в нас самих как надежды, как ожидание и как намерение. Будущее как физическое явление уже существует в настоящем, оно лишь есть реализация потенций настоящего. Будущее не столько предсказывают, сколько делают, причем — таким, каким хотят его иметь. Когда будущее приходит, оно приносит с собой нечто такое, чего мы не хотели и что мы не ожидали от него (потому что не хотели). Будущее похоже на наших детей. В нем всегда случается нечто такое, что при самом педантично точном исполнении наших намерений и желаний делает его непохожим на наш идеал.
Будущее человечества, думал он, уже родилось: это — коммунизм. Запад тоже неуклонно движется к коммунизму. Идеи коммунизма были изобретены на Западе, а не в России. И они там не были высосаны из пальца. Не спасет Запад от коммунизма и война. — Войны не меняют направление эволюции. Они лишь замедляют или ускоряют эволюцию в уже избранном направлении. Главная проблема для нас — не судьбы коммунизма, а как уцелеть в качестве данного человеческого материала. И уцелеть так, чтобы плодами выживания воспользовались мы сами, наши дети, внуки, правнуки. Если для этого надо пожертвовать самим коммунизмом, мы им пожертвуем. Лишь бы выжить. Если мы выживем такой ценой, мы потом построим тот же самый коммунизм, причем — не хуже нынешнего.
Дома
Приехав домой, Западник принял ванну, выпил графин водки, плотно закусил, похвалил жену за хорошую еду, спросил что-то о сыне и дочери и приготовился смотреть по телевидению интервью Генсека сотруднику западно-германского журнала «Шпигель». Шутливый разговор с шефом КГБ не выходил из головы. Кто знает, может быть он, Западник, действительно был рожден для дел эпохального масштаба? Но вот началась передача интервью Генсека. Совершенно пустое, серое, обычное интервью, которое мог дать любой советский руководитель.
Все в мире ожидали, думал зевающий от скуки Западник, что новый Генсек скажет или сделает что-нибудь «остренькое», чем можно было бы заполонить все газеты и журналы, привести в возбуждение тысячи политиков и десятки тысяч журналистов, короче говоря, — оживить мировую атмосферу. Не оздоровить — это дело безнадежное. К тому же для мировой атмосферы оздоровление противопоказано: оно рождает скуку. Именно оживить. Ах, как это было бы приятно для мировой атмосферы, если бы новый Генсек приказал отозвать из Афганистана роту солдат, отслуживших свой срок! Сколько слов было бы сказано о победе сил свободы и демократии над советским империализмом, о стремлении советского руководства к разрядке! Сколько забытых и полузабытых имен, некогда гремевших на мировой арене, снова вылезло бы погреметь на упомянутой арене!.. Или прикажи новый Генсек пару устаревших танков пустить на переплавку! А еще лучше — наоборот, стукнул бы новый Генсек кулаком по кремлевскому столу и рявкнул бы на весь мир: «Я вам покажу кузькину мать, я вам покажу, где раки зимуют, мать вашу так и разэдак!!!..» Какая это была бы радость мировому общественному мнению и всем прочим силам на мировой арене. «Вот это человечище! — вздохнул бы с облегчением мир. — Вот это железная рука! Этот, пожалуй, будет тиранище похлеще Сталина! Этот любой пожар зажжет! Этот миллиард людей прикончит, не побоится! Не зря же он пятнадцать лет в КГБ заворачивал! А КГБ — не шутка! КГБ — сила!..» Но, увы, ничего подобного не произошло. Новый Генсек мямлит обычные банальности, как и старый. И западным журналистам приходится из кожи лезть, чтобы выкопать в его серых речах хотя бы какую-нибудь капельку железности, грозности, сатанинства.
Он выключил телевизор, не дождавшись конца интервью. Мысль о том, что он был рожден для чего-то более значительного, чем «канцелярская» рутина, вновь возникла в захмелевшем мозгу. Он ушел в кабинет, удобно устроился в любимом кресле и размечтался. Сначала он мечтал о предстоящем присвоении очередных воинских званий работникам аппарата. Он, Западник, уверен, что Генсек велит присвоить ему сразу звание генерал-полковника. Для него, не служившего в армии ни одного дня, это неплохо. И давно пора ему присвоить звание Героя Социалистического Труда. Было бы, конечно, лучше, получить звезду Героя Советского Союза. Это справедливо было бы: он уже командует победоносной советской незримой армией, атакующей Запад.
Война и власть
Война ему лично не страшна. Он входит в число важнейших лиц страны, которые уцелеют в любой войне. Его квартира и дача расположены в районах квартир и дач самых высших лиц (дача рядом с дачей самого Генсека), так что в случае войны ему и его родственникам гарантирована комфортабельная квартира со всеми «стратегическими» запасами в полной безопасности. Сначала — под землей прямо в том же районе, затем — в природных пещерах на Урале. Он беспокоился не о себе лично и не о своих близких, а о судьбе страны. И это было искреннее беспокойство: власть теряет все свое обаяние без того народа, над которым она есть власть. Робинзоны не бывают королями, президентами, канцлерами, маршалами, министрами и… аппаратчиками. Разве что в сумасшедшем доме. Уцелевшее руководство без массы руководимых в течение нескольких недель превратится в сумасшедший дом в буквальном, медицинском смысле слова. Двор свергнутого короля или императора мог выглядеть нормальным человеческим объединением лишь постольку, поскольку оставалась масса людей, которые сохраняли историческую память, приверженность и сочувствие. Но и тут была лишь игра полоумных. Любой психиатр мог бы констатировать тут уклонение от норм человеческой жизни. Так что уж говорить о сравнительно небольшой группе людей, довольно примитивных интеллектуально, с бедной культурой, привыкших властвовать, привыкших к почестям и комфорту, довольно старых, которые вдруг оказались без всего того, что породило их! Если даже допустить, что на Земле сохранится значительная часть населения, но какое-то время будет опасно жить на поверхности, все равно сознание изолированности сделает свое коварное дело. Массовое умопомешательство в спасенной руководящей группе, какой бы большой она ни была, будет неизбежным следствием изоляции.
Если что-то способно удержать людей от новой мировой войны, так это страх сильных мира сего оказаться после войны на положении сумасшедших в подземных или отдаленных от бывших центров культуры изоляторах. И еще не известно, как поступит уцелевшее на Земле население с ними. Скорее всего оно расправится с ними как с виновниками трагедии.
Трезвый подход
Он выпил еще бутылку водки, и мысли его стали трезвыми.
Война неизбежна, подумал он. И мы это понимаем. Мы готовимся к ней. А как? По бумагам — превосходно. А на деле? На деле, как и во всем, сплошная халтура.
Недавно он возглавлял особую комиссию, инспектировавшую состояние межконтинентального оружия, по идее готового в любой момент начать действовать. Стоит кнопку нажать, и… И либо ничего не получится, либо получится не то. Судить мерзавцев надо! Размышляя таким образом, мой государственный муж уснул в кресле.
Сон
Ему приснилось, будто советская разведка сообщила: США начнут атомную войну против Советского Союза в такое-то время такого-то числа. Сообщил самый ценный советский шпион, который был внедрен в Пентагон еще до образования США, и потому он не вызывал никаких подозрений у ЦРУ и ФБР. Западник, получив такое сообщение, бросился искать Генсека: надо опередить американцев! Но Генсек уехал на юг в санаторий и просил не беспокоить целый месяц из-за всяких пустяков. Тогда он решил разыскать членов Политбюро. Но те разъехались по дачам и не захотели принимать его без ведома Генсека: еще подумает, что заговор устраивают, с Генсеком такую же шутку сыграть хотят, как в свое время с Хрущевым. Что делать? Тогда он решил сам взять на себя великую историческую ответственность и нажать Советскую Кнопку раньше, чем это сделает американский аппаратчик. Он бросился искать Кнопку, но никак не может ее найти.
Он спрашивает одних прохожих: где, мол, Кнопка? Ему показывают налево. Бежит налево — нет Кнопки. Другие прохожие говорят, что Кнопка — направо. Бежит направо — там тоже никакой Кнопки. А время идет. Американский кагебешник (называемый там Восточником) уже шагает по длинному коридору Пентагона к своей Кнопке. И указательный палец держит наготове, негодяй. Что делать? Как быть?! Заплакал мой патриот-Западник горючими слезами. Решил обратиться i прямо к трудовому народу, как в свое время товарищ Сталин. Мол, старики и дети, мужчины и женщины, калеки и здоровые, братья и сестры, дорогие друзья мои! Так, мол, и так, укажите, где Кнопка зарыта? Так и сделал. Указали ему трудящиеся на Кнопку: вот, мол, она, прямо у тебя под носом! Обрадовался Западник, как кот на мышь, бросился на Кнопку. Всеми десятью пальцами нажал на нее. А Кнопка не работает!.. Не работает, и все тут. Сломали Кнопку трудящиеся массы! И оборудование все растащили и пропили. Дорогое оборудование, американское! Наши шпионы десять лет охотились за этим оборудованием. Сколько сил потратили! Сколько политиков и бизнесменов подкупили! Сколько прогрессивных сил совратили! А тут — за паршивую поллитру водки сперли и продали. И водка-то не первый сорт, не «Московская особая», не «Столичная», а самый дешевый «сучок»! У нас всегда так: чуть зазеваешься, разворуют или сломают. И ракеты новейшие мигом на самогонные аппараты переоборудуют, титановые оболочки на крыши для сараев и погребов пустят.
Что же все-таки делать? Надо страну привести в состояние боевой готовности и начать войну без Кнопки. Сказано — сделано. Отдал он все необходимые распоряжения. Кинулись все граждане исполнять свой долг согласно инструкциям, планам, предписаниям и высшим эпохальным, стратегическим и тактическим концепциям. Все делают, как положено. Даже лучше. Но ничего путного у них не получается. По отдельности все верно, а в целом — ошибка выходит. Ракеты не летят или летят не так, как положено. Бомбы взрываются как-то боком и вверх ногами. Чего-то во всем этом не хватает. Чего? Чего?!!
Великий проект
Нам не хватает ядра, которое придало бы нашей подготовке к войне более целесообразный и эффективный характер, думал он по дороге на работу. Нужен комплексный проект будущей войны, Великий Проект Будущего. Надо принять этот Великий Проект Будущего как абсолютный государственный закон. Надо построить всю жизнь страны так, чтобы нельзя было этот Закон нарушить никому, чтобы нельзя было его отменить и вернуться вспять. Жизнь по этому Закону должна пойти так, чтобы никто и ничего не смог бы разворовать, сломать, разбазарить, пропить. Чтобы нельзя было халтурить и обманывать.
Одним словом, этот Великий Проект должен обладать божественной мудростью, ясностью, предопределенностью. И он, Западник, отныне посвящает свою жизнь этому Великому Делу Жизни. Закончив эту мысль, мой Западник даже прослезился от радостного возбуждения. Он почувствовал, что наконец-то приобщается к Великой Истории, которая ему по плечу, которая адекватна его личным масштабам.
Последующие две недели Западник работал более вяло, чем обычно. Помощник решил, что он нездоров, и посоветовал ему отдохнуть в санатории. Сейчас особо важных дел нет, одна «текучка», можно и без него обойтись. В случае чего помощник свяжется по прямому проводу или прибудет лично. Но Западник не был болен. Наоборот, он был здоровее обычного. Он обдумывал важнейшую проблему: как назвать свой Великий Проект Будущего? Наконец его осенило: он назовет его «Великая Кнопка». Не «Волга», не «Восток», не «Союз», а именно «Великая Кнопка»! Его Великий Проект и будет той кнопкой, нажав которую, мы завоюем всю последующую историю.
Отцы и дети
Личная жизнь ответственных лиц страны и членов их семей скрыта от общественного мнения, которое в стране вообще отсутствует, т. е. не предается гласности и тщательно скрывается. По идее такие лица и их домочадцы должны быть образцом нравственности. И уж во всяком случае они должны чтить уголовный кодекс. Каков на самом деле уровень нравственности этой среды, установить практически невозможно, — запрещено. Лишь по отдельным, из ряда вон выходящим фактам, которые становятся всеобщим достоянием через специфически советскую систему распространения информации — через систему слухов, простые граждане догадываются, что «там» далеко не все в порядке. Они удивляются, конечно, тому, что и «там» полно жуликов, бандитов, мошенников, подлецов и мерзавцев. «Чего им там еще нужно?! — недоумевают простые червяки человеческого муравейника. — Ведь все имеют по потребности, как при полном коммунизме: еды вдоволь, питья вдоволь, жилья вдоволь, развлечений вдоволь. Что еще нужно?!» Наивные червяки человеческого муравейника забывают при этом доморощенную житейскую мудрость «Аппетит приходит во время еды» и высокую научную истину «Удовлетворенная потребность рождает новую». Шеф КГБ попросил Западника зайти к нему в кабинет и положил перед ним объемистое досье на его любимого сына. Западник побледнел, сильно кольнуло сердце. Но он виду не подал. Молча перелистал содержимое папки. Моральное разложение — это пустяки. Это поправимо. Сейчас многие проходят через это. Это вроде того, как русские дворяне в молодости в гусарах служили. Но вот кое-что похуже. Валютные махинации. Наркотики. Контакты с западными секретными службами.
— Вы, конечно, понимаете, — сказал шеф КГБ, подчеркнуто обращаясь к Западнику на «Вы», — что важно принять меры, чтобы никакая информация не стала достоянием прессы на Западе. Кроме того, вот этих лиц надо срочно отозвать с Запада, установив за ними строжайший контроль. Вот этих лиц желательно нейтрализовать… Мы даем нашим детям самое правильное воспитание, думал он, вернувшись домой и уединившись в кабинете. Почему же получаются такие досадные срывы?
Он так и подумал: «досадные срывы». Сам собой напрашивался вывод: тлетворное влияние Запада. Он вспомнил коллекцию порнографических романов в библиотеке дочери, по ее словам — самую богатую в Москве. Он не придавал этому значения: книги были на непонятных ему языках, и потому они казались ему непонятными никому и безобидными. Он вспомнил коллекцию детективных и криминальных романов у сына. Пластинки и кассеты современной западной музыки. Фильмы. Иногда сын запирался с друзьями в своих комнатах — смотрели эротические фильмы, привезенные с Запада. Смотрели вместе с девочками. Теперь он догадывается, что они не только смотрели, но применяли виденное на практике. А в другой раз он краем уха слышал рассуждения «детей» о наркотиках. Они говорили, что надо все самим попробовать, что нельзя все принимать на веру. Кто знает, может быть истина не только в вине и женщинах?!
Этому надо положить конец, думал он. Надо опустить новый «Железный занавес». Только более умный, чем раньше. Нам надо брать на Западе лишь то, что не несет с собою моральное разложение нашего общества.
Ему в голову приходили и другие красивые и торжественные мысли. Ему не приходили в голову лишь самые простые житейские истины, имеющие силу для всех времен и народов. На людей самое сильное впечатление производят не привычные явления, а из ряда вон выходящие. При воспитании людей решающую роль играют не повседневные добродетели, а исключительные пороки. Мой Западник не помнил, например, об одном вроде бы ничтожном событии в их жизни. Они ждали в гости одного человека, от которого зависел следующий шаг в карьере Западника. Они говорили об ожидаемом госте с презрением. Дети слышали разговор и догадывались о его сути. И как изменилось поведение родителей, когда гость прибыл! И дети это тоже отметили в глубинах своих душ. А сколько было случаев такого рода в их семье! Сколько они потом видели случаев, разрушающих официальную мораль, в школах, институтах, в других семьях! А лицемерие и ложь пропаганды!.. Короче говоря, Западник забыл про ту житейскую грязь, через которую прошел он сам. Он выкарабкался и обзавелся добродетелями. А дети его уже не нуждались в том, чтобы выкарабкиваться. Для них проблема жизни заключалась лишь в том, чтобы сохранить доставшиеся им по рождению блага, но не обзаводиться при этом никакими ограничивающими их добродетелями.
Он не думал обо всем этом потому, что это была норма его жизни, а не ее нарушение. Влияние же Запада было уклонением от нормы. Пройдя через свою отечественную житейскую грязь (через «школу жизни»), дети наберутся мудрости («перебесятся») и пойдут по стопам отцов. Так было. Так есть. И так будет. А вот влияние Запада!.. Не будь этого проклятого Запада, его сын стал бы обычным советским человеком — прохвостом в третьем поколении, как сказал бы дед.
Ненависть к Западу охватила все существо моего Западника. Запад — не просто враг его страны. Запад есть его личный враг, угроза всему тому, что входит в его ощущение и понимание жизни.
Странным во всей этой ситуации было то, что Западник не усомнился в достоверности тех материалов на сына, которые предъявил ему председатель КГБ. А между тем лишь часть этих материалов соответствовала истине. Но если бы даже он усомнился, как он мог проверить их?
Расплата
Ночь он не спал. Когда он на другой день приехал в свое учреждение, он был совершенно седой. Сослуживцы знали о причине, но не подали виду. Дома они учили своих детей уму-разуму, но так, что дети делали свои отнюдь не нравоучительные выводы.
Он позвал заместителя. Час беседовал с ним. Заместитель вышел из его кабинета с таким видом, как будто получил приказание нажать роковую Кнопку.
Прошло несколько дней. В одной бульварной газетенке на Западе мелькнул смутный намек на то, что сын некоей важной персоны в центральном советском аппарате власти погиб в весьма странной автомобильной катастрофе. Но на другой* же день газетенка сама опровергла слух.
А Западник слег в больницу с инфарктом. Положили его, естественно, в Кремлевскую больницу (в «Кремлевку»).
Инфаркт был первый и не очень серьезный. Через неделю он уже принимал посетителей. Навестили его и дочь с зятем, которого наконец-то выдвинули в члены-корреспонденты Академии Наук. Правда, не выбрали. Но и тот факт, что выдвинули, был сам по себе важен. Зятя теперь назначат заведовать отделом в институте, а на следующих выборах все-таки выберут и в член-коры. На радости зять рассказал новые анекдоты, которым сейчас потешалась вся Москва. Дочь и зять смеялись, а ему было не до смеха: анекдоты касались ситуации в высшем руководстве, а значит — и его лично. Рассказав шутку насчет того, что «Генеральный Секретарь ЦК КПСС после тяжелой, продолжительной болезни, не приходя в сознание, приступил к исполнению служебных обязанностей», дочь и зять ушли.
Потом приехала жена. Она сообщила приятную новость: прах сына разрешили поместить в колумбарии Донского монастыря. Это, конечно, не Новодевичье кладбище, но все же и не Новодачное.
Как она постарела, думал он, глядя на сидевшую перед ним бесформенную седую женщину, к которой никогда не испытывал глубоких чувств (а к кому он их испытывал?!). И когда она успела так постареть?
Он не подумал о том, что его сын был и ее сыном. Он снова погрузился в думы эпохального значения, и ему было не до этой «глупой старухи».
Будущая война
В соседней палате лежал очень важный генерал. Он лежал уже со вторым инфарктом и был на пути к выздоровлению, — на пути к третьему, т. е. последнему инфаркту. Иногда он гулял с Западником, которого знал много лет, и обменивался с ними мыслями о будущей войне.
— Нам друг другу врать ни к чему, — говорил генерал. — Мы с тобой фактическое положение знаем. Выдержим мы конкуренцию с американцами, если пойдем их путем? Нет, ни при каких обстоятельствах. Какой вывод? Нам надо делать то, что не зависит от этой конкуренции. Нам своим путем идти надо. Каким? Прежде всего — атомное оружие. Мы уже сейчас умеем делать бомбы посильнее американских. А скоро мы такие «штучки» будем делать, какие американцам пока не снятся. Одной бомбочкой можно будет Нью-Йорк с лица Земли снести. Согласен, американцы будут развивать средства защиты от наших бомб. Но что бы они ни выдумали, по крайней мере одна наша ракета из ста с такой «бомбочкой» прорвется к цели. И этого нам достаточно. Пойми, наше главное оружие на много лет — наша способность нанести огромный ущерб противнику именно с помощью атомного оружия. Нас боятся, так как знают, что мы на это способны во всех смыслах. А все остальное — праздные фантазии. Нам надо быть реалистами. Во-первых, мощное атомное оружие как средство защиты от возможного нападения. Во-вторых, развитие других форм вооружения, какие нам под силу и какие будут еще более опасными для Запада. Запад должен осознать, что мы никогда и ни при каких обстоятельствах не капитулируем, что мы будем воевать любой ценой и до последнего, что мы способны нанести непоправимые потери Западу, несмотря на превосходство Запада во всех отношениях.
В другой раз генерал рассказал Западнику еще об одной перспективе использования атомного оружия. Рассказал «по секрету». Это рассмешило Западника: говорить по секрету ему, который живет в этих секретах и набит ими от пяток до лысины! Но то, что сказал ему генерал, его изумило. Он думал, что это относится к области научной фантастики. Оказывается, это становится реальностью. С помощью водородных бомб, как утверждал генерал, можно изменить климат на Земле так, что в США и Западной Европе наступит полярный холод. Снежные ураганы парализуют там всю жизнь. И «они к нам приползут на четвереньках с просьбой принять безоговорочную капитуляцию». Главное — рассчитать точно, сколько «бомбочек», каких и где взорвать подо льдом Ледовитого океана и в Восточной Сибири.
И все же мой Западник в эту «сказку» не поверил. Он был склонен к концепции более высокого (как он думал) интеллектуального уровня. Про себя он считал генерала тупицей, хотя этот «тупица» с отличием окончил две военные академии, а он, Западник, всего лишь самый ничтожный факультет университета и с посредственным дипломом. Этот генерал не одинок в своем заблуждении, думал Западник. Сейчас многие возлагают надежды на некое всесокрушающее оружие, которое позволит решить все проблемы войны в считанные дни и даже минуты. Таким пока считается атомное оружие. Не исключено, что оно будет как-то использовано. Но не в нем суть дела. Не одно оно решит исход войны. А скорее всего — вообще не оно. Мы должны исходить как из аксиомы из предположения, что война будет глобальной и затяжной. В ход пойдут абсолютно все средства уничтожения людей без всяких ограничений. И подготовка к реальной войне не должна сводиться лишь к изобретению и усовершенствованию сверхоружия.
Сложился предрассудок, будто любой пустяк может послужить поводом к мировой войне, будто война начнется внезапно (нажмут кнопку, и все), будто воюющие державы в считанные минуты разрушат друг друга. Это мнение удобно как средство воздействия на массы. Но для себя мы знаем, что это есть чепуха. Мировая война по самой своей природе не может начаться внезапно. Ее не так-то просто развязать. Чтобы великая война началась, нужна определенная предвоенная ситуация во всем мире. Нужно, чтобы появились лица, способные принимать роковые решения, и чтобы они приобрели авторитет в массе населения и пришли к власти. Война должна носиться в воздухе. Массы населения должны привыкнуть к мысли о ее неизбежности и ждать ее с нетерпением. Война должна стать желанной в том смысле, в какой приговоренный к расстрелу^ порой с вожделением ждет команду «Пли!».
В войну будут втягиваться постепенно и неохотно. Даже серьезные поводы будут оставаться без последствий. И великие державы не будут разрушены в минуты. У них мощные средства защиты, они долго будут сопротивляться силе противника. Чтобы начать войну, нужен инициатор и молчаливое согласие противников на это. Без нашего согласия война не начнется. А мы еще не готовы к победоносной войне. Чтобы быть готовым, нужно сделать нечто подобное тому, что мы сделали в свое время с космической программой, но в гораздо больших масштабах и с рассчетом на целую эпоху, а не на несколько лет.
Смерть генерала
Ночью генерал внезапно скончался. Скончался из-за какой-то пустяковой медицинской ошибки. На другой день все газеты напечатали некролог, подписанный самим Генсеком, всеми членами Политбюро и всеми высшими военными чинами.
Смерть генерала напугала его: а вдруг и он, Западник, так же внезапно умрет, не завершив свой Великий Проект?! Но страх заглушила мысль о том, что после его смерти будет напечатан такой же некролог, как на генерала. Правда, у него, Западника, наград не так много, как у покойного генерала. И в войне с Германией он не принимал участия. Зато он вел и ведет непрерывную агентурную войну с Западом. А через несколько лет и у него наград будет достаточно. И Золотая Звезда будет. И чин генерала армии будет. А если его Великий Проект будет одобрен, то и побольше кое-что будет. Конечно, неприятная история; с сыном ему несколько повредила. Но он вел себя в этот трудный момент правильно, как подобает настоящему коммунисту. Сам шеф КГБ признал это. Так что это может даже сыграть положительную роль. Нет худа без добра. Не-е-т, Западник не из того материала сделан, чтобы умереть внезапно, не доведя до реализации свой Великий Проект. А некролог у него будет даже получше, чем у генерала.
Некрология
Некрология есть наука о советском человеке как о существе, подлежащем умиранию. Возникла она на основе практики социалистических похорон, из неуклонно растущей потребности трудящихся в составлении некрологов, венчающих их жизненный путь. Согласно этой науке, советские люди разделяются на тех, кто после смерти удостаивается некролога, и тех, кто не удостаивается.
Первые называются некрологизируемыми. Некрологи разделяются по рангам в зависимости от социальных рангов некрологизируемых. На самом низшем уровне находится некролог в десять строчек в стенной газете учреждения, где работал или состоял на партийном учете после выхода на пенсию некрологизируемый. Такой некролог подписывает безымянная «Группа товарищей». На самом высшем уровне находится некролог, помещаемый на первой странице центральных газет и подписываемый высшими лицами страны. Некрологизируемые граждане, в свою очередь, разделяются на две категории, — на таких, на которых некрологи сочиняются после смерти некрологизируемых, и на таких, на которых некрологи сочиняются еще до смерти некрологизируемых, зачастую — когда те находятся еще в расцвете всяческих сил и в самом начале успешно делаемой карьеры. В первом случае некрологи сочиняют парторги или профорги, а то и вообще рядовые члены партийного или профсоюзного бюро. Сочиняют на каком-нибудь клочке бумаги, уже использованной на одной стороне. Сочиняют за каких-нибудь пару минут. Мол, скоропостижно… после продолжительной болезни… преждевременно… внезапно… тяжелая утрата… невосполнимая потеря… Но никогда не пишут, что некрологизируемый скончался своевременно или с большим опозданием, что смерть его все ожидали с нетерпением, что смерть его является благом для учреждения, сослуживцев и родственников. Во втором случае некрологи сочиняют ответственные лица высоких партийных инстанций с участием представителей общественности тех учреждений, в которых некрологизируемый числится в живых в данный момент. Такие некрологи утверждаются соответствующими органами власти. При этом также устанавливается, где будет опубликован некролог и кем он будет подписан. В связи с изменением положения некрологизируемых и общих партийных установок некрологи корректируются и заменяются новыми.
Некролог в советском обществе
Некролог играет огромную роль в жизни советских людей. Он входит в норму потребления граждан подобно продуктам питания, жилью и прочим жизненным благам. Он есть законная награда, венчающая жизненный путь строителя коммунистического общества. Миллионы людей живут в предвкушении того сладостного момента, когда их сослуживцы увидят их подретушированный портрет тридцатилетней давности в траурной рамке и прочтут сообщение о их преждевременной кончине. Из этого сообщения все живые узнают, какого замечательного гражданина они потеряли в лице покойного. В нашем учреждении работал один склочник и клеветник. Он неоднократно повторял нам: погодите, негодяи, вот подохну скоро, и тогда вы все воочию убедитесь в том, что я был кристально честным, самоотверженным, добросовестным и талантливым тружеником вашего сволочного коллектива. Так оно и случилось. Его приукрашенная фотография периода гражданской войны, снабженная приведенными выше высокими эпитетами, долго взирала на нас со степной газеты и напоминала нам о бренности всего живого и о вечности всего мертвого.
Один важный чиновник, потерявший высокий пост во время смены руководства, сумел снять копии со всех своих некрологов, которые составлялись на него по мере того, как он поднимался по служебной лестнице. Он очень ими гордился и собирался повесить их в позолоченных рамках на стену, рядом с почетными грамотами. Он догадывался о том, каким будет его последний некролог, и очень страдал из-за этого. Он считал несправедливым не столько то, что его выбросили из системы власти, сколько этот последний унизительный некролог. Он вскоре умер от тоски по достойному его прошлого некрологу, хотя по состоянию здоровья еще лет двадцать мог бы оставаться «на боевом посту».
А вот другой случай, с противоположным исходом. Крупный партийный работник, впавший в опалу, умирал. Его навестил, сам Генеральный Секретарь ЦК КПСС и пообещал подписать его некролог. Генсек был уверен, что его обещание есть всего лишь предсмертное утешение. Но умиравший воспрянул духом и через пару дней выздоровел. После этого его имя еще десять лет фигурировало в списках лиц, подписывавших некрологи высших категорий.
В обществе к некрологам относятся в высшей степени серьезно, не менее серьезно, чем к партийным документам и пятилетним планам. Я думаю, что при полном коммунизме все сто процентов граждан будут охвачены некрологами, а в Конституции будет особая статья о священном праве каждого новорожденного члена общества на некролог. И тогда мы окончательно и бесповоротно утрем нос Западу и в отношении прирожденных прав человека. О серьезности отношения к некрологам вы можете судить по такому примеру. Одного многообещающего прохвоста взяли на работу в ответственное учреждение. Когда сослуживцы отмечали это переломное в его жизни событие, он сказал, что на него теперь первым делом заготовят некролог на всякий случай. Начались послабления, и счастливый начинающий карьерист решил позволить себе шутку на этот счет. Он сам сочинил на себя шуточный некролог в таком духе: сослуживцы, родственники и друзья с великой радостью сообщают, что после сильного перепоя сдох отъявленный карьерист такой-то. На другой же день его уволили из этого учреждения и навеки вычеркнули из списка некрологизируемых. Он с горя ударился в запой и вскоре и в самом деле умер от алкогольного отравления. Умер совсем без некролога. А это хуже, чем для правоверного христианина умереть без отпевания.
Некрологи составляются из общих, шаблонных фраз. Каждая из этих фраз по отдельности приложима к любому некрологизируемому гражданину и не характеризует его индивидуально. Но их сочетание по правилам неврологии всегда оказывается таким, что если в день Страшного Суда все некрологизируемые восстанут из праха, каждый из них безошибочно отыщет свой личный некролог в океане одинаковых, штампованных некрологов, подобно тому, как самка тюленя по крику находит своего тюлененка среди непрерывного рева тысяч ему подобных тюленят.
Самая затаенная мечта сотрудников системы власти — завершить свою жизнь некрологом в центральных газетах, подписанным высшими лицами страны. Западник не был на этот счет исключением. Страсти, бурлившие в нем по поводу некролога, были посильнее страстей шекспировских героев. Для него потеря возможности получить некролог высшей категории была бы гораздо более страшной бедой, чем потеря короны для короля. Ведь корона — явление временное, а некролог — это навечно.
С чего начинать
В больнице он много думал о назревших в стране реформах. Генсек начал свою реформаторскую деятельность с бесперспективной борьбы против пьянства. А с чего начал бы он, Западник, если бы его вдруг выбрали Генсеком? Он перебрал в сознании все возможные варианты и не нашел среди них ни одного, достойного масштабам замыслов. Все варианты отпали. Остался один: борьба с пьянством, с халтурой, с коррупцией и прочими привычными явлениями жизни. Сама система обрекает ее реформаторов на мелочность и низводит эпохальные намерения до уровня, достойного насмешки.
Абстрактно рассуждая, можно было бы начать сразу с грандиозных перемен. С каких? Например, с резкого сокращения нашей международной активности, с сокращения трат на Кубу, на африканские и азиатские страны. В общем и целом эти траты непроизводительны. Все средства страны бросить на улучшение материального положения нашего населения, на развитие новых форм оружия, на внутреннюю консолидацию всех сил страны для будущего рывка вперед. Абстрактно рассуждая, мы могли бы совершить чудо и в области экономики, аналогичное немецкому и японскому. Но это — лишь абстрактно рассуждая. А конкретно тут приходится иметь дело с миллионами людей, имеющих свои эгоистические интересы, и с миллиардами мелких дел, за которыми в принципе невозможно уследить. Как направить эту огромную и косную массу в нужном направлении? С чего все-таки начинать?…
Призрак сталинизма
Западник задремал. Ему привиделся Сталин.
— Проблема примитивна, — сказал Сталин. — Начинать надо с репрессий. Надо арестовывать, отправлять в лагеря и расстреливать. Но надо это делать в больших масштабах и регулярно. Арестуйте для начала миллионов десять, и любые преобразования пройдут как по маслу. А там войдете во вкус, арестуете еще миллионов двадцать. И никакой Запад вам страшен не будет. И вообще запомни, дорогой: главный враг всякого великого реформатора — его собственный народ! И его соратники, само собой разумеется.
— Согласен, — прошептал Западник. — Но кого арестовывать? Диссиденты почти все вывелись…
— Сажать надо сначала своих. Потом — всех остальных.
— Кого сажать, мы, допустим, найдем. Но вот тех, кто готов сажать других, у нас не так уж много.
— В таком случае дела ваши безнадежны.
— Андропов думает иначе.
— Твой Андропов долго не проживет, — сказал Сталин, — и не успеет доказать всему миру, что он — такое же ничтожество, как и Брежнев.
— Но ведь он пятнадцать лет успешно руководил КГБ!
— КГБ есть лишь орган власти, а не вся власть. И тем более не вся страна. Мой Берия как глава Органов государственной безопасности был не хуже твоего Андропова. Но он был ничто как государственный руководитель. Если бы он пришел к власти, он угробил бы страну. Никакого особого андроповского стиля руководства нет и быть не может. Есть только один стиль руководства: сталинский. Все прочее — отсутствие всякого стиля, эклектизм, растерянность, мелочность. Любой Генсек теперь может иметь успех лишь при одном условии: если честно и открыто объявит себя последователем Сталина.
— На это вряд ли пойдет кто-нибудь.
— Тогда любой реформаторский порыв уйдет в бесперспективную борьбу против пьяниц. Бороться против пьянства вообще грубая ошибка.
— А что же делать?
— Вместе с пьяницами начать борьбу против трезвых. Надо прежде всего снизить цену на водку. А потом можно будет делать что угодно. Что именно? Повторяю, сажать! Надо посадить всех, и тогда все проблемы будут решены сами собой. Между прочим, принято решение снизить уровень твоего некролога на один ранг…
— Не может быть! — закричал Западник в ужасе. — Ты лжешь!!
Но Сталин исчез. Западник очнулся. Неужели Они в самом деле решили занизить уровень его некролога?! Не может этого быть! Генсек не допустит этого. Надо принять меры! Надо непременно встретиться с Генсеком и поговорить на эту тему.
Притча о штуковине
Раньше, когда Генсек был главой КГБ, они встречались чаще. И разговоры были откровеннее и острее. Во время одной из таких встреч Западник рассказал будущему Генсеку такую притчу, которую он сам вычитал из статьи Социолога.
Спроектировали в Советском Союзе танк. И какой танк! Чудо-танк. По последнему слову науки и техники. Западной науки и техники, конечно, не нашей же. Зачем же нашей, если западная есть?! Скорость танка — триста километров в час. Правда, не для наших дорог. Но ведь его и придумали не для наших, а для западных дорог. Представляете себе картину: по западным автобанам в четыре ряда мчатся наши чудо-танки со скоростью триста километров в час! А в них — наши простые советские парни, освобождающие передовое и свободолюбивое человечество от ига капитала, колониализма и империализма! Вооружение танка — ультрасовременное, убивающее и разрушающее все в считанные секунды. Причем, все автоматизировано. На особом циферблате — деления, соответствующие типу, силе и назначению оружия. Поставишь стрелочку на нужное деление (например — «разгон демонстрации» или «государство размером с Францию»), нажмешь кнопочку, и все. А дальше умные компьютеры и автоматические устройства делают все сами — устанавливают дозировку бактерий, газов или микрочастиц, скорость действия и прочее. Ты сидишь себе спокойно в мчащемся по автобану танке и ждешь дальнейших распоряжений. И все! И прицелы автоматические. Нажимаешь кнопку, и карта нужного района мира перед тобой. Коснешься особым острием нужной точки района, нажмешь кнопочку рассчитанного автоматического оружия, и опять-таки ждешь.
Посмотрели ответственные лица на проект чудо-танка и дали свое «добро». Поручили трудящимся выпустить в текущем году текущей пятилетки десять тысяч таких танков. «Есть, — сказали трудящиеся, — будет сделано досрочно и с перевыполнением!»
Только был во всем этом один маленький недостаток. Когда построили танк, выяснилось, что он не работает. Нехватало одной маленькой штучки в механизме, без которой танк не мог двигаться даже со скоростью старого ревматика и стрелять с силой рогатки. И изготовить эту штучку силами своей индустриальной мощи, науки и техники никак не могли. Послали тогда десять разведчиков на Запад узнать, как там дело обстоит с такими штучками. Уехали разведчики. Прошел год, а от них никаких известий .. Послали тогда еще сто разведчиков. Уехали эти, и опять ни слуху — ни духу. Послали еще тысячу разведчиков, и опять те как в воду канули… Вот каким твердым орешком оказалась эта малюсенькая штуковина! Наконец, высшие руководители категорически потребовали бросить все силы разведки на решение этой проблемы. Послали на Запад десять тысяч шпионов. Те выяснили, куда делись их предшественники. Последние устроились в правительствах западных стран, в военных штабах и фирмах, выпускавших военное оборудование. Но никаких следов штуковины не обнаружили. Они даже были рады этому, поскольку привыкли сытно и с комфортом жить на Западе. Их примеру последовали и новые десять тысяч разведчиков. И они тоже радовались тому, что никакой такой штуковины в западной военной технике нет.
Советские руководители уж решили было приказать построить новый танк без такой штуковины, как вдруг она нашлась: пятилетний сын советского посла нашел ее в детской игрушке. Ах, какое было ликование в стране по поводу открытия этой штуковины! Все разведчики, бывшие на Западе, а также все, не бывшие там, были награждены орденами и повышены в чине. Было решено наладить отечественное серийное производство таких штуковин. И наладили бы — нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики!.. Но тут обнаружилось, что в этой штуковине есть еще более маленькая штуковина, которую никак невозможно изготовить собственными силами…
— Но ведь нам без этих «штуковин» все равно не обойтись, — сказал будущий Генсек, выслушав притчу и посмеявшись ей. — А делать эти «штуковины» своими силами у нас на это нет средств и времени. Знаешь, сколько таких «штуковин» нам требуется, чтобы тянуться за Западом?!
— А зачем нам вообще соревноваться с Западом? — ответил Западник. — Нам надо идти своей дорогой. Нам надо развивать то, что нам по силам.
— Соревноваться с Западом бессмысленно, согласен. Но ведь Запад наш враг в будущей войне, от этого никуда не денешься. И нам надо победить, иначе нас просто сотрут с лица Земли. Запад либерален и гуманен лишь постольку, поскольку мы способны дать сдачи. Но ведь еще лет десять, и Запад разовьет военный потенциал, значительно превосходящий наш.
— Не преувеличивай возможности Запада. У них есть свои слабости. В будущей войне победит тот, кто разовьет способность оригинально и творчески мыслить. Вот любопытный пример. Писарро высадился в Америке с тремястами воинов. Его окружила огромная армия индейцев, которой было достаточно просто идти, и она без всякого оружия втоптала бы испанцев в землю босыми ногами. Писарро предпринимает действие, совершенно не укладывающееся в рамки сознания индейцев: он бросается на их вождя, которого они считают Богом, и захватывает его. Индейцы поражены этим до такой степени, что капитулируют без сопротивления. Нечто подобное, совершенно неожиданное для западного способа мышления t должны придумать и мы.
— С группой диверсантов захватить Президента США, — пошутил будущий Генсек.
— Если бы Президент для американцев был Богом, в этом был бы смысл, — ответил шуткой же Западник.
— Но надо ведь трезво смотреть на вещи. В конечном счете решающим является соотношение сил.
— Согласен. Только вот в чем вопрос: кто и как измеряет это соотношение сил? Перед нападением на нас в 1941 году немцы тоже основывали свою уверенность на соотношении сил, которое было, как они думали, в их пользу. Они ошиблись. Наш рассчет, который западным экспертам казался пропагандистской болтовней, оказался точнее немецкого, т. е. западного. Запад и мы измеряем одно и то же явление — соотношение сил. Но мы пользуемся разными критериями измерения. Западные критерии имеют смысл, если социальные системы однотипны. А если они разнотипны? Одна акула и миллион селедок — кто сильнее? Один тигр и тысяча шакалов — кто сильнее? Есть принцип спрута с тысячью щупалец, проникающих во все уголки планеты. И есть принцип акулы, свободно бороздящей океан и поведение которой непредсказуемо. Какой лучше?
— У тебя есть какие-то конкретные соображения на этот счет?
— Общие соображения очевидны. Раз страна в целом не может конкурировать с Западом, значит, надо выделить в ней часть, для которой можно создать условия, сопоставимые с западными. Эти условия можно создать только за счет другой части. Лишь такое частичное государство в государстве, или государство второго уровня, способно конкурировать с Западом. Наше общество способно решать задачи грандиозного масштаба. Но одну-две в данное время, а не много сразу. Оно решает эти задачи за счет концентрации всех сил страны на них. Если задач много, силы разбрасываются, и ни одна задача не решается толком. Сейчас наша главная задача — подготовка к победоносной войне. Именно для этого надо создать частичное военное государство в нашем мирном в общем и целом государстве. Как это сделать — для этого надо сначала разработать детальнейший план вроде наших пятилеток.
— Да мы давно пошли фактически по этому пути, выдвигая на первый план укрепление обороноспособности страны. Но, конечно, мы еще далеки от того, чтобы превратить все, что касается обороны, в особое государство в государстве. Тут надо думать и думать. А на все это нужно время и терпение. И, конечно, вся полнота власти. Нужна власть не видимая, а реальная, вроде сталинской, а то и покрепче. И кроме того, в стране уже есть бесчисленные организации и чиновники, которые имеют реальную власть изобразить свою деятельность как воплощение в жизнь самых наилучших планов подготовки страны к войне. Сталину было легче: тогда все создавалось впервые. Нам надо переделывать уже созданное, создавать новое в борьбе с созданным, ломать созданное, чтобы расчистить путь для нового. Эта задача много сложнее.
Великий Проект
Его Великий Проект и должен стать планом построения особого военного государства внутри общего мирного советского государства. Но одно дело — идеи. И другое дело — обработка необъятного конкретного материала в духе этих идей. Если ты скажешь, например, что нет необходимости в больших масштабах строить современные подземные сооружения для жизни людей в течение многих лет, так как страна уже располагает огромными исторически данными и природными возможностями на этот счет, то ты этим вряд ли кого убедишь. Нужен целый научно-исследовательский институт для того, чтобы рассчитать, во что может обойтись строительство защитных подземных сооружений, и доказать, что выгоднее и надежнее ничего не строить. А чтобы обосновать, что все население страны можно спрятать в природные пещеры, нужно разработать план переброски населения к ним. Любой военачальник, знающий, что такое передвижение одной лишь армии, скептически усмехнется, если не представишь ему с военной четкостью и точностью разработанный план передвижения больших масс населения.
Любые идеи, пусть даже сверхгениальные, суть ничто без людей, претворяющих их в жизнь. Надо готовить кадры. И первым делом надо создать особое учебное заведение по подготовке специалистов высшего класса по комплексным проблемам войны. Нужно отбирать туда самых способных молодых людей. Нужно создать для них высочайший уровень жизни, лучше, чем у космонавтов. Нужно дать им образование много лучше университетского. Из выпускников этого заведения надо создать исследовательский центр по проблемам будущей войны. Нужно открыть им самые сокровенные секреты нашей страны. Надо, наконец, реорганизовать жизнь страны в соответствии с результатами их исследований.
После выхода из больницы он решил раскрыть свои тайные мысли Генсеку. Без поддержки последнего о реализации Великого Проекта и думать нечего. Великий Проект должен стать проектом самого Генсека и всего Политбюро, чтобы стать практически действующей генеральной линией Партии. Впервые за все годы их совместной работы и дружбы Генсек не сразу согласился на встречу с Западником.
Он и Генсек
Его отношения с Андроповым в те годы, когда тот был еще главой КГБ и просто членом Политбюро, могли быть образцом взаимоотношений партийного руководителя и обслуживающего его аппаратчика. В те годы Андропов выработал при участии Западника свои великие идеи, которые собирался осуществить, став Генсеком.
Но неумолимая реальность вынудила нового Генсека на мизерные действия, ничего общего не имеющие с прежними эпохальными замыслами. Гармония аппаратчика и руководителя была нарушена самим фактом изменения статуса руководителя. Западник перестал соответствовать новому положению своего прежнего руководителя. Руководитель оказался сам во власти новых обязанностей и другого подразделения аппарата власти, соответствующего этим новым обязанностям. Западник даже стал мешать своему бывшему руководителю ц бывшему другу в его новом положении как предмет раздражения соперников, как свидетель измельчения великих идей, как неподходящий советник в осуществлении мелких преобразований.
Наконец, Генсек выкроил часок для своего старого друга и советника. Западник изложил ему основные идеи Великого Проекта. Разумеется, не как своего проекта, а как резюме тех идей, какие в свое время выдвигал Генсек.
— Я хорошо помню наши беседы, — сказал Генсек, выслушав Западника. — Ты правильно сделал, что отнесся к нашим идеям серьезно и, судя по всему, поработал над ними основательно. Надо подготовить материалы для Политбюро. Одному тебе это не по силам. Я вот думаю, кого дать тебе в помощники?
И Генсек выбрал в помощники Западнику его давнего врага и соперника.
Борьба за власть
Западнику с его Великим Проектом не повезло и в том отношении, что момент был неподходящим. В руководстве в это время шла ожесточенная борьба за власть. Борьба за власть в советском руководстве не есть кратковременная операция, нескольких людей. Это — образ жизни большого числа людей, играющих в системе власти наиболее существенную и активную роль. Она идет постоянно, не прерываясь ни на мгновение. Но временами она достигает особой остроты, а именно — когда под угрозой оказываются личные интересы влиятельных лиц. Как правило, это бывает в периоды смены высшего руководства.
Придя к власти, новый Генсек первым делом должен создать аппарат личной власти, поставив своих людей на многочисленные важные посты. А на это нужно время. Обычно на это уходило четыре-пять лет. Новый Генсек стар и слаб здоровьем. Он должен спешить. Весьма возможно, что он сократит срок укрепления у власти. В этом будет огромный плюс для страны, так как период формирования новой, относительно монолитной правящей группы болезненно сказывается на ситуации во всей стране. Но как бы то ни было, этот период не может быть сведен к нескольким неделям и даже месяцам, поскольку требуется формальное (законодательное) закрепление перемен в системе власти (различного рода собрания, конференции, съезды).
Борьба нового Генсека за укрепление у власти есть сложная игра с уступками, обманными движениями, подвохами. Искусство руководителя и состоит прежде всего в том, чтобы удержаться у власти, и уж во вторую очередь в том, чтобы вести страну наилучшим для нее курсом. Положение руководителя в данном случае подобно положению капитана корабля, который всеми силами отбивается от взбесившейся команды и стремится удержаться на мостике, в то время как корабль носится по воле волн в бушующем океане.
В тот период, когда Западник начал работу над Великим Проектом, новый Генсек был в самом начале периода своего укрепления у власти. Поскольку Западник по инерции считался ближайшим другом Генсека, в нем сразу же почувствовали угрозу «нового Поскребышева». Исключительное положение его отдела и его самого стало предметом пока еще негласной атаки со стороны «оппозиции» новому Генсеку. Масла в огонь подлила западная пресса, заговорив об угрозе реставрации сталинизма. И хотя все это было абсурдно, Генсек не мог с этим не считаться. И он использовал первый же предлог, чтобы дать понять «своим» и «чужим», что никакого «личного кабинета» и никакого «нового Поскребышева» не будет. Предлог этот — присвоение очередных воинских званий работникам аппарата. Генсек сам лично вычеркнул Западника из списка.
Удар был неожиданным. Удар ниже пояса. Удар в спину. Удар из-за угла. Западник впервые растерялся. В течение нескольких дней он был в состоянии полного отупения и окаменения. Но до инфаркта на этот раз не дошло, так как он еще не успел как следует оправиться от первого инфаркта. Тут есть какая-то странная закономерность, еще не открытая медициной. Подобно тому, как советский аппарат власти отмирает путем укрепления, работники этого аппарата тяжело заболевают и умирают путем выздоровления от прежних болезней и укрепления здоровья.
Все эти дни его преследовало видение Социолога.
— Болван, — звучал в его мозгу голос Социолога, — теперь ты на своей шкуре ощутишь действие Великого Закона Истории: чем разумнее задуманная реформа, тем ожесточеннее и глупее общество сопротивляется ее осуществлению.
Великая Кнопка
Кнопка снилась ему теперь каждую ночь, причем — по нескольку раз. То в образе домработницы-осведомительницы КГБ. То в образе Соперника. А на этот раз она приснилась ему в собственном величии. Огромная, высотой повыше колокольни Ивана Великого. И очень похожая на нее. Это — прекрасно. После войны Кнопка будет установлена в Кремле рядом с Царь-пушкой и Царь-колоколом. Это будет Царь-Кнопка. И все иностранцы будут поражаться этой самой Великой Кнопке в истории. И никто, конечно, не вспомнит о том, что эта Кнопка ни разу не была нажата, но что именно в этом и была ее устрашающая сила.
От Кнопки тянулись толстые провода во все высшие учреждения страны, из последних — в учреждения пониже. И так вплоть до рядовых граждан. И было очевидно, что стоит Кнопку нажать, как весь механизм страны ощетинится ракетами и штыками. Только вот как такую Великую Кнопку нажать? Надо же вверх забраться. А лестницы нет. И какой палец для этого нужен?!
— Нужно соединить в один Великий Палец все пальцы всех членов ЦК и КГБ, чтобы такую махину нажать до конца, — услышал он голос Соперника. — А ты, червяк, один вознамерился! Да мы тебя за такие поползновения к ногтю! К ногтю! К ногтю-ю-ю-ю!!.. И некролог на тебя будет второй… нет, третьей категории! А не то — совсем без некролога подохнешь! Без некролога! Без некролога!!..
Глас народа
Идея Великой Кнопки уже носилась в воздухе вместе с прочими великими идеями. В половине писем трудящихся, приходящих в ЦК, КГБ и прочие учреждения власти, говорилось о Кнопке. И все трудящиеся единодушно настаивают на том, что такая Кнопка нужна в каждом советском учреждении, чтобы советский народ смог опередить американцев и нажать Кнопку раньше этих агрессоров и поджигателей новой мировой войны. Некоторые трудящиеся предложили установить Кнопки в каждой квартире наподобие центрального отопления, газовых плит и холодильников. Трудящиеся Энской области выступили с почином догнать и перегнать США по числу кнопок на душу населения. Зачем, спрашивается, несколько кнопок на одну душу населения? Очень просто: одну кнопку нажимать по рабочим дням, другую — по праздничным. У американцев будет по два автомобиля на человека, а у нас — по две кнопки. Нажмем одну кнопку — бах! — и нет у американца одного автомобиля. Нажмем другую — бабах! — и другого автомобиля у американца нету. Нажмем третью — бах! — и самого американца нету. Вот смеху-то будет! Животики от смеха надорвешь.
Рутина
Агент, сменивший Немца, работал плохо. Пришлось дать ему помощника. После этого дела пошли еще хуже. Положение с агентурой в Западной Германии вообще в последнее время стало вызывать тревогу у Западника. Недобросовестность, жульничество, корыстолюбие и аналогичные качества массового советского человека стали разъедать и непрофессиональную агентурную сеть. Чтобы бороться с этим, надо создавать еще одну агентуру, контролирующую первую. А где гарантии, что они совместно не будут делать то же самое с удвоенной силой? Очевидно, надо в корне менять сами организационные принципы агентурной работы. Но это легко сказать, да не так-то просто сделать. До тех пор, пока не начнутся крупные провалы, о реорганизации агентуры и думать нечего. А когда до этого дойдет, вину за все свалят на него, на Западника. Так что лучше помалкивать. Лучше самому стать таким же халтурщиком и жуликом, как и все. Надо представить в отчетах начальству работу своего ведомства в наилучшем свете и найти словесное оправдание «отдельным недостаткам». Не он первый, не он последний. Если Генсек выживет, то и он будет маскировать провалы в своей реформаторской деятельности хорошо составленными отчетами. А когда кризисная ситуация в руководстве минет, вот тогда…
А что тогда? Сколько эта ситуация протянется? Что принципиально изменится? Допустим, Генсек скоро умрет. Кто придет на его место? Горбачев? Романов? Ни тот, ни другой. Они-то, аппаратчики, хорошо знают ситуацию в руководстве. Романов хочет не столько сам стать Генсеком, сколько помешать Горбачеву. Потому он подставит Горбачеву ножку, и на место Андропова придет старый маразматик Черненко. Он долго не протянет. Но все-таки протянет не меньше года. И этого года достаточно, чтобы напакостить ему, Западнику. Черненко ненавидит его. Горбачев тоже не очень-то любит, но все-таки у него есть какое-то чувство ответственности. Он… Хотя, не стоит строить иллюзии. Если уж самый близкий друг Андропов готов пожертвовать им, Западником, то совсем чужой ему Горбачев может это сделать тем более. Короче говоря, надо рассчитывать на себя и только на себя.
Но нет худа без добра. В этой аморальной ситуации с агентурой есть свой плюс. Кое-кто из руководства и аппарата проворачивает через агентуру темные махинации. У него, у Западника, есть данные, что и Соперник имеет к этому касательство. Это хорошо! Не надо только торопиться с этим. Надо дать ему как следует завязнуть, собрать материалы и одним ударом затем убрать его с дороги. Что поделаешь, такова жизнь. Не он первый, не он последний.
Рукописи Социолога
Наконец-то ему доставили из Германии рукописи Социолога. Вид рукописей разочаровал его. Он ожидал целый контейнер бумаг, а получил небольшую пачку.
Агенты сообщили, что операция по похищению рукописей была трудной и стоила больших денег. На самом же деле они заполучили рукописи без всякого труда и даром. Хозяин квартиры, которую снимал Социолог, выбросил их в мусорный контейнер вместе с прочим жалким скарбом Социолога после того, как выяснилось, что никаких наследников у того не оказалось. Агент, наблюдавший за домом, на всякий случай прихватил небольшую часть выброшенных бумаг. Потом преемник Немца просто забыл о них. Лишь после многократных напоминаний он переслал их прямо в советское посольство в Бонн. Непростительная халатность!
Никаких следов теоретических работ, на которые рассчитывал Западник, в рукописях Социолога не оказалось. Не исключено, что западные секретные службы отнеслись к мыслям Социолога более серьезно, чем в Москве.
Предостережение из будущего
В районе города Энска произошла катастрофа на секретном атомном предприятии, - читал Западник в рукописях Социолога. — О ней узнали, вернее, догадались, лишь после того, как район катастрофы был окружен специальными воинскими частями и полностью изолирован от внешнего мира. Солдаты прибыли на странных машинах и в странных комбинезонах, каких раньше никто не видел. Всякие разговоры о районе катастрофы были категорически запрещены. Распространители слухов жестоко наказывались. Все делали вид, будто ничего особенного не случилось. Ни один человек из зоны катастрофы не появлялся за ее пределами. И туда никого не пропускали. Всех лиц, пытавшихся проникнуть в зону катастрофы, родственников лиц, живших там, и уроженцев района в других местах, сохранивших связи с районом, под тем или иным предлогом изымали из общества и куда-то направляли. В результате никакая информация о катастрофе не просочилась на Запад. Американские искусственные спутники констатировали сильную радиацию в районе катастрофы, но западные специалисты истолковали это как новый подземный взрыв сверхмощной водородной бомбы. Поскольку это было не в первый раз, информация о «взрыве» прошла без сенсаций. А между тем Энская катастрофа означала поворотный пункт в истории человечества, который обнаружился лишь много лет спустя, когда было уже поздно принимать в отношении него какие-либо меры. Катастрофа была настолько значительной, что потребовались срочные меры, к которым страна была не готова. Нехватало защитных средств для людей, которые должны были заниматься ликвидацией последствий катастрофы, да и сами наличные защитные средства оказались недостаточно надежными. На чрезвычайном заседании высших лиц страны было принято решение использовать в районе катастрофы заключенных, осужденных на большие сроки или приговоренных к смертной казни.
Всего было сосредоточено там более ста тысяч человек. Причем, было принято решение: никого из тех, кто побывал в зоне катастрофы, из этого района вообще не выпускать во избежание огласки. И, конечно, из гуманных соображений: лучше пусть все пострадавшие погибнут вместе, не видя здоровой жизни здоровых людей.
Некоторое время людей, изолированных в зоне катастрофы, поддерживали, сбрасывая им со специальных вертолетов продукты питания, медикаменты, одежду и даже книги. Потом такие траты сочли бессмысленными. Район на многие годы отгородили от окружающего мира и «забыли» о его существовании.
Прошли годы. За это время более высокого уровня достигла техника безопасности. В зараженный район, в котором по предположению должны были бы исчезнуть все живые существа, послали специальную экспедицию. Экспедиция сделала ошеломляющее открытие: в районе уцелела некоторая часть людей, которые жили там, как ни в чем не бывало, и даже размножались. Причем, потомство их было совершенно здоровым и пригодным жить в условиях повышенной радиации. Период беременности продолжался всего одну неделю. Но самое поразительное было то, что люди почти не нуждались в продуктах питания: они все необходимое получали из окружающей атмосферы совершенно непостижимым для членов экспедиции способом. Кроме того, дети росли поразительно быстро, в течение пяти лет превращаясь во взрослых людей (по рассказам родителей).
Об этом ошеломляющем открытии сообщили в Москву, где немедленно сделали из этого факта практические выводы и приняли надлежащие меры. «Такого рода люди, — решили в Москве, — будут незаменимыми солдатами в будущей атомной войне и ценными рабочими во всем, что связано с атомной энергией. Этих людей надо сохранить и размножить по возможности быстро, изолировав их от общества, давая им особое воспитание, образование и практическую подготовку». Так и поступили. И уже через двадцать лет страна имела в своем распоряжении более двухсот тысяч существ, способных жить в условиях высочайшей радиации, не испытывая никакой потребности в продуктах питания. Причем, эти существа уже не могли жить в обычных условиях, потому для них приходилось создавать специальные пространства с повышенной радиацией. Условия жизни, воспитание, образование и профессиональную подготовку нового типа людей организовали так, чтобы они были послушными орудиями в выполнении задач, какие им ставят обычные люди. Их использовали на всех работах, где была повышенная радиация, а также готовили из них солдат для операций в местах, в которых произойдут взрывы атомных бомб. Вскоре обнаружилась еще одна особенность мутантов (так их стали называть): необычайное развитие головного мозга, благодаря чему они быстро научались производить сложнейшие математические операции, делая излишними компьютеры. В течение полугода молодые мутанты усваивали все то, что обычные люди изучали более пятнадцати лет. Правда, продолжительность их жизни достигала лишь двадцати лет. Впрочем, по рассчетам нормальных ученых это было даже выгоднее со многих точек зрения.
Содержали мутантов в особых резервациях, позволяя им объединяться в группы лишь на время проведения тренировочных операций или работ, где требовались усилия нескольких человек. Остальное время их распределяли по изолированным ячейкам. На работу в учреждения, имеющие дело с атомной энергией, их привозили в особых контейнерах и с усиленной охраной. Сотрудникам учреждений говорили, что это — преступники, осужденные на смерть, но согласившиеся выполнять опасную для жизни работу, чтобы пожить еще год-два.
Жизнь мутантов с рождения организовали так, чтобы они были неспособны жить самостоятельно и образовывать автономные, самоуправляющиеся объединения. Но все же лишить их полностью способности к объединению и социальному структурированию не удалось, так как это требовалось для выполнения сложных операций в условиях будущей войны. И не было никакой возможности проконтролировать, что происходит в головах мутантов и в их общении. Лишь случайно обнаружили, что у них развились телепатические способности. Но помешать их телепатическому общению люди были не в состоянии. Впрочем, людей это мало беспокоило, так как они в любое время могли изолировать мутантов и уничтожить в случае надобности. Их буквально стали содержать как заключенных, рассчитывая предоставить им свободу действий лишь в случае военных операций в будущей войне.
Так продолжалось вплоть до новой мировой войны. Существование мутантов, число которых было доведено до миллиона, удалось сохранить в секрете от западных разведок. Потому когда началась война, заранее намеченное число специально отобранных людей было спрятано в бомбоубежища, и все военные операции проводились силами мутантов. Командование находилось в руках обычных людей, хорошо защищенных от атомных бомб и радиации. Остальное население было принесено в жертву.
Победу одержала, разумеется, страна, обладавшая армией мутантов. Но затем произошло то, что не могли предвидеть и предотвратить обычные люди: мутанты решили сами воспользоваться плодами победы. Они уничтожили все бомбоубежища, в которых прятались люди, вместе с их обитателями, и захватили в свои руки всю планету. Поскольку все их основные жизненные потребности удовлетворялись сами собой, они в интересах самосохранения быстро построили полный коммунизм, о котором мечтали классики марксизма, передовые мыслители и все прогрессивное человечество, исчезнувшее с лица Земли вместе со своими сочинениями, монументами и портретами.
Предостережение из настоящего
Западник помнит ту катастрофу в районе Энска. Катастрофа была лишь отчасти связана с атомными экспериментами. Главными там были эксперименты с новыми видами оружия, не известными на Западе. Эксперименты были по всей вероятности неудачными. Потом все это засекретили так, что даже самые доверенные лица в аппарате не получили никакой информации. Значит, есть еще какие-то отделы в системе власти, которые являются еще более секретными, чем его отдел. Мы во всем не знаем меры, подумал он, даже в отношении секретности. Кто знает, может быть у нас уже изобрели оружие пострашнее атомного, и это может вскружить голову кое-кому, от кого зависит «нажатие Кнопки». Вот это было бы полной катастрофой. Нажать Кнопку — нехитрое дело. А вот обратить в свою пользу последствия ее нажатия — тут надо головой думать…
Атомное предприятие в районе Энска строилось, согласно советской прессе, как первое в мире атомное предприятие исключительно для мирных целей. Весь район, где было расположено это предприятие (в народе его называли просто «Атом») стал закрытым не только для иностранцев, но и для своих. О жизни в районе «Атома» поползли самые невероятные и противоречивые слухи. По одним слухам там — рай земной, полный коммунизм, все есть и все почти бесплатно. По другим слухам, там поселили заключенных, осужденных на смертную казнь, которую им заменили работой на «Атоме». Слухи о катастрофе возникли после того, как вдруг однажды связь населения с «Атомом» и вообще со всем районом, где он расположен, была прервана. Колхозники из этого района перестали появляться с продуктами на городских базарах. Воинские части полностью блокировали район. С населением области срочно провели беседы, смысл которых сводился к одному: молчок! На это время несколько улучшили продовольственное снабжение области, и жители с удовольствием сделали вид, будто ничего не случилось. Ответственным лицам области прочитали секретный доклад на эту тему. С одними намеками, конечно. Но кое-что понять было можно. То, что случилось, — не беда, говорилось в докладе. У нас земли достаточно, государство от этого не пострадает. Не то, что на Западе. Этот случай многому научил нас. Проведена огромная работа по сохранению секретности происшествия. На основе ее составлены четкие инструкции на случай подобных происшествий в других местах. Сейчас наши специальные воинские части проходят тренировку на поведение в зараженном районе, — отличная школа для будущей атомной войны. Ни одна армия в мире не имеет и не будет иметь такой подготовки. Мы, далее, приобрели огромной важности опыт, как силами государства бороться с последствиями атомного взрыва, особенно — как локализовать распространение заражения, как поступать с населением. Теперь нам очевидно, что наше государство способно справляться с задачами такого масштаба. И ко всему прочему, катастрофа произошла в мирных целях.
Основной урок «события» состоял в том, что советский народ готов безропотно проглотить любую гадость. На Западе события во сто крат менее значительные, чем это, вызывают бурные реакции населения, прессы, политиков. Тут же — мертвая тишина. Исчез целый район со всем населением, и стало так, как будто его вообще не было. Если бы в Москве стало известно, что вся Сибирь провалилась под землю, особо сильных эмоций у населения это не вызвало бы. При этом люди мыслят не по принципу «Лишь бы нам самым уцелеть», а по принципу «Лишь бы не уцелели другие».
Будь готов к войне
Поразительно, как много граждан озабочено судьбами страны и всего человечества!
Тысячи писем и рукописей ежедневно поступают в соответствующие учреждения, профессионально занятые этими самыми судьбами страны и всего человечества. И какие только идеи и проекты ни выдвигают эти добровольные мыслители и радетели рода человеческого! Вот этот, например, рекомендует послать на Запад на гастроли все наши ансамбли песни и пляски. Пока потрясенный Запад будет сидеть в театрах и у телевизоров, глядя на наш лихой перепляс и слушая наши задорные частушки, мы бесшумно вводим войска на Запад, захватываем почту и телеграф, разводим мосты и… Вы, конечно, догадались, что это предложение внес ушедший на заслуженный отдых бывший преподаватель истории КПСС.
Другой мыслитель предложил послать на Запад десять миллионов отборных русских баб (он, правда, вместо слова «баба» употребил другое слово на букву «б»). Перед нашими бабами на Западе никто устоять не сможет. Ведущие политики и бизнесмены женятся на них, бросив своих старых, страшных и бесчувственных жен. После этого наши патриоты-бабы уговорят западных руководителей присоединить Запад к Советскому Союзу в качестве семнадцатой республики (шестнадцатой будет, конечно, Финляндия). Весь Запад целиком будет одной единой Западной Советской Социалистической Республикой — ЗаССР. В учреждении, которое изучало и анализировало это предложение, сотрудники полгода иронизировали по поводу этого сокращения. Сама же идея такой республики смешною им не показалась…
Конечно, большинство предложений такого рода юношески наивны и романтичны, хотя авторы их, как правило, суть выжившие из ума старые пенсионеры. Но важен факт сам по себе. Важно, что под облезлыми черепами, как черви в помойке, шевелятся мозговые извилины, а изрытые морщинами склеротические лица излучают напряженную мысль. К тому же среди шизофренического бреда и старческого слабоумия порою попадаются здравые, молодые, энергичные мысли. Так, один журналист, проведший в Западной Европе более двадцати лет, пришел к выводу, что ключ ко всем проблемам современной мировой истории лежит в Западной Германии. Надо помочь немцам освободиться от сознания вины за прошлое, чтобы затем на них можно было бы свалить вину за будущее.
Специалист по тушению лесных пожаров на основе многолетнего опыта по тушению оных путем создания искусственных пожаров прислал объемистый проект тушения пожара новой мировой войны путем встречной войны. Пожарник («боец противопожарной обороны») погиб, организовав большой искусственный встречный пожар с целью потушить маленький, естественный. Но его идеи не погибли.
Великий Проект
Западник пошел дальше сумасшедшего бойца противопожарной обороны: он преобразовал его идею «встречной войны» в идею «предупредительной войны».
Искусственный пожар эффективен лишь тогда, когда стихийный пожар уже начался и бушует вовсю, думал он. А если пожар мировой войны уже начался, то как организовать искусственную войну, чтобы его потушить? Нет, тут нужно другое. Тут нужен маленький контролируемый пожар, чтобы не начался большой, неконтролируемый. Нужна предупредительная война. Она, конечно, не предотвратит мировую войну навечно. Но она даст нам преимущества, которые мы используем для лучшей подготовки к большой войне. Такая предупредительная война должна быть проведена в Западной Европе, что очевидно. Мы должны стремительно, буквально в течение нескольких дней захватить всю Европу. Захватывая Европу, мы одним ударом решаем множество проблем. Мы лишаем США союзника, без которого они не рискнут начать против нас войну. К тому же если мы к тому времени развяжем антиамериканскую войну во всей Латинской Америке, США завязнет там и не сможет воевать по меньшей мере на два фронта. Да и обстановка внутри США будет такая, что руководителям страны просто не позволят начать «большую войну». Мы, далее, используем ресурсы Европы для стремительного подъема нашей экономики, и в особенности — нашей военной индустрии. При этом мы не будем Европе сразу навязывать наш социальный строй.
Мы ограничимся на первых порах военным, деловым, дипломатическим и культурным присутствием. За это на нас на Западе будут молиться как на спасителей. Мы ликвидируем там безработицу. Мы лишь склоним западные страны на более обширные связи с Советским Союзом. На первых порах это им будет выгодно. Мы породим иллюзию, будто это — навечно, и что мы скоро уйдем домой. Мол, наша миссия уже выполнена. Мы уничтожим террористов, лефтистов, пацифистов, зеленых, розовых и всех прочих, кто дезорганизует деловую жизнь. И нам за это ноги целовать будут. Мы прекратим разврат, порнографию, молодежную распущенность. Мы наведем идеологический порядок. Мы поможем церкви усилить ее позиции и влияние в обществе. Мы оградим Европу от наплыва иностранцев. Мы защитим коренное европейское население от уже непосильной для него биологической конкуренции с народами Юга и Востока. Мы горой встанем на защиту культурных ценностей Европы.
Европа послужит для нас своего рода заложником в предотвращении нападения на нас со стороны США всей мощью атомного оружия. Мы как бы сместимся в Европу, сделав бессмысленным нападение на нашу собственную территорию. Мы обеспечим безопасность нашей армии в Европе так, что весь атомный удар, если таковой будет, падет на голову европейского населения. А оно пойдет на все, чтобы только спасти свою жизнь.
Второй инфаркт
Западник вполне оправился от первого инфаркта и от потрясений послеинфарктного периода. Так что настало время для второго инфаркта.
Секретарь ЦК, курирующий работу всех учреждений ЦК и КГБ, занятых работой над Западом и на Западе, созвал совещание высших лиц этих учреждений. Говорили, естественно, и об отделе моего Западника. Было высказано много комплиментов. Но высказывались и критические замечания, как это и положено по форме в таких случаях. Выступил и Соперник. Его выступление было сюрпризом для всех (кроме самого Секретаря, разумеется). Он сказал, что объем работы отдела Западника за последние годы увеличился по крайней мере раз в пять в сравнении с тем, каким он был вначале. Конечно, отдел в общем и целом с работой справляется. Но это очень тяжело для сотрудников. Было бы целесообразно разделить отдел на два, увеличив, само собой разумеется, число сотрудников. Участники совещания поняли, куда клонит Соперник. И поняли также, чья это идея. И они единодушно одобрили ее. Совещание приняло решение поручить Сопернику и Западнику подготовить материалы на эту тему для Политбюро. Западник про себя подумал, что это решение есть глупость, граничащая с преступлением. Но вслух сказал, что необходимость такой меры назрела.
Если какое-то дело делается на хорошем уровне, думал он по дороге домой, то лучше начать другое дело, пусть — аналогичное, но другое. А старое не трогать до тех пор, пока новое дело не сделает его излишним. Надо мой отдел сохранить в том виде, в каком он сложился. А новые отделы надо создавать независимо от него.
Но если бы он выступил с таким предложением, его бы истолковали превратно. Ему стало вдруг плохо, и он потерял сознание.
Очнулся он в «Кремлевке» со вторым инфарктом, окруженный заботой и вниманием светил советской медицины.
…Инфаркт — профессиональная болезнь ответственных работников аппарата власти. Есть два вида инфаркта: прогрессивный и регрессивный. Первый — здоровый, зовущий вперед, стимулирующий. Бывает он в период движения вверх по служебной лестнице, обычно — от горения на работе, от служебного рвения и от внутреннего ликования по поводу личных успехов. Обычно ответственные работники даже не знают о таких инфарктах. Они чувствуют легкое недомогание, которое преодолевают горячей ванной и бутылкой водки. Лишь потом доктора с изумлением обнаруживают, что их сердца бывают покрыты шрамами, рубцами, пятнами, буграми и вообще чем-то таким, чему нет названия. В Институте кардиологии вы можете увидеть одно такое выдающееся сердце, выдержавшее шестнадцать инфарктов. И умер его обладатель, как утверждает экскурсовод, не от инфаркта, а от чиха. Подхватил грипп в гостях, пришел домой, сильно чихнул и умер. Ничего не скажешь — красивая смерть! Смерть, достойная старого партийного работника. Регрессивный инфаркт, наоборот, всегда опасен. В случае регрессивного инфаркта ответственные работники внезапно умирают даже со здоровым сердцем. Заместитель заведующего одним из отделов аппарата ЦК, преуспевающий карьерист, внезапно умер таким образом по ошибке. Друзья решили подшутить над ним: позвонили по телефону и сказали, что новым заведующим (старый умер, кстати, от регрессивного инфаркта) назначен его заклятый враг. Услышав это, преуспевающий карьерист схватился за сердце и умер. При вскрытии никаких следов инфаркта не нашли, хотя он умер явно от инфаркта. А отчего же еще? Он же даже чихнуть не успел.
Первый инфаркт у моего Западника был с признаками регрессивности, но еще в основном прогрессивный. Второй же был классически регрессивным. И потому врач, лечивший его, сказал, что с таким сердцем можно жить до ста лет. Но от чиханья посоветовал воздерживаться.
По пути из бессознательного состояния в сознательное ему привиделось, что он является Генсеком и Верховным Главнокомандующим. Он предъявил ультиматум странам Западной Европы — распустить все армии. Солдаты бросили оружие. Школьники разгромили американские военные базы, а пацифисты — банки и магазины. В Европе все стали говорить по-русски. Везде стали показывать советские фильмы. Все стали пить водку без закуски. Ему присвоили чин генералиссимуса. Он полетел в Европу, чтобы стать во главе ее. Ведь это по его идее предупредительной войны Советский Союз завоевал Европу без единого выстрела. Но самолет приземлился на Лубянке.
— Ты арестован и разжалован! — страшно закричал на него Соперник. — Ты думаешь, что мы победили? Мы потерпели сокрушительное поражение! Что нам теперь делать со спасенными тобою ценностями и людьми? Чтобы эти ценности сохранить и использовать, нужны огромные траты. А люди! Их же надо кормить! Их же надо развлекать! Их же надо в порядке держать! Они свобод требуют! А где мы им возьмем свободы, если у нас этих свобод у самих нет?! Где мы им возьмем порядок, если мы его у себя дома никак навести не можем?! Видишь, что ты натворил со своей дурацкой идеей предупредительной войны! Лучше уж настоящая война, чем липовая!
— Это не моя идея, — взмолился Западник, — эту предупредительную войну выдумал сумасшедший боец противопожарной обороны! Это он виноват, а не я!
— Не сваливай с больной головы на здоровую! — кричал Соперник. — Мы тебя будем судить как антивоенного преступника! Ты хуже Сталина и Гитлера. Те хотя бы частично очистили мир от лишнего населения. А ты, уничтожил ли ты хотя бы одного бездельника?! Ни одного? Ах, негодяй! Ты даже коммунистов, лефтистов, пацифистов, зеленых, розовых, фиолетовых не тронул? Смерть тебе! Причем — без некролога! Без некролога!!!
При слове «некролог» его охватил ужас, и он очнулся. Некролог! Было бы лучше, если бы он умер, когда был первый инфаркт. Тогда был бы некролог первой категории. А что будет теперь? А если Генсек не подпишет?! А если члены Политбюро не подпишут?! А если даже никто из членов ЦК не подпишет?!.. А если некролог поместят на последних страницах?!.. А если где-то в областной газетенке?!.. А если всего лишь «Группа товарищей»?!.. Не-е-е-т, надо принимать меры, чтобы это не случилось!..
Слух
В аппарате ЦК и КГБ распространился слух, будто он заболел психически. Говорили даже, будто он не с инфарктом слег в больницу, а отправлен в психиатрическую больницу в Энск. В этот слух никто не верил, но никто его и не опровергал.
Но был ли он на самом деле сумасшедшим? Ответить на этот вопрос трудно. Все зависит от интерпретации его идей. Тут есть аргументы «за», но есть аргументы и «против». Всякое безумие есть преувеличение некоторой реальности, а социальное безумие полностью базируется на реальности даже в тех случаях, когда оно не осуществляется. Вспомните хотя бы идеи и намерения Гитлера и его соратников! Какие казалось бы ничтожные препятствия предотвратили их осуществление! И много ли на Западе было таких людей, кто был уверен в принципиальной неосуществимости гитлеровского безумия?!
Существенным в данном случае является не то, были его идеи бредовыми или нет, а то, почему в аппарате власти возник слух о том, что он «свихнулся». В другое время и в другой обстановке никто не рискнул бы пустить такой слух и поддерживать его. Этот же слух проявил панический страх советской системы власти перед своей собственной устремленностью на подготовку к войне, которую в маниакально-гипертрофированной форме выразил Западник. Как бы хорошо советское общество ни подготовилось к войне, оно все равно будет испытывать этот страх.
Из сказанного не следует, что панический страх войны послужит сдерживающим фактором против войны. Страны, как и отдельные люди, способны совершать безумные поступки именно из страха по отношению к этим поступкам. Страх войны есть одно из проявлений тенденции к войне, не подвластной воле и желаниям отдельных людей, партий, правительств.
Новатор и общество
Пока он болел, его отдел разделили на два. За ним сохранили один из отделов. Так что формально особых оснований для беспокойства не должно было бы быть. Но с первого же дня на работе он почувствовал, что вокруг него образовался вакуум. Генсек лежал в больнице, присоединенный к аппаратам, заменяющим неработающие почки. Сторонники Генсека в сложившейся ситуации не хотели связываться с инициативой Западника, чтобы не дать лишний козырь в руки еще очень сильной брежневской «мафии». И среди них самих не было единства. Мой Западник, оставшись без высшего покровительства, был отдан во власть массы чиновников всех сортов и рангов. И тут он ощутил на своей собственной шкуре, что такое власть безликого общества над возомнившим о себе индивидом.
Человек, решивший сделать благо для своего общества, с необходимостью вступает в конфликт с обществом, которое он хочет облагодетельствовать. Такой конфликт неизбежен по той простой причине, что всякое улучшение общественной жизни в больших масштабах означает угрозу потери достигнутого благополучия многих людей, обладающих той или иной формой власти. Они стремятся этому изменению помешать. А если помешать невозможно, они стремятся потерять на этом как можно меньше или даже извлечь для себя выгоду.
Намерение влиятельных сил общества подставить ножку возомнившему о себе новатору заражает все социобиологическое пространство вокруг него. Даже мухи и комары начинают кусать новатора с удесятиренной яростью сравнительно с прочими гражданами. И укусы их при этом имеют гораздо более тяжкие последствия. Удесятеряется число анонимных доносов. Уборщицы буквально прилипают глазом к замочным скважинам дверей, за которыми предполагается присутствие новатора. Ни одно слово и ни один жест новатора не остается без внимания сослуживцев. Причем, это все касается новаторов любого уровня, начиная от тех, кто стремится усовершенствовать форму канцелярской кнопки, и кончая теми, кто хочет направить все человечество по новому пути. Западник был не первым и не последним в аппарате власти, кто предпринял попытку проявить инициативу большого масштаба. В памяти его сослуживцев еще был свеж пример аппаратчика, отдавшего сорок лет жизни делу укрепления советской идеологии. Тот всю жизнь вынашивал идею создания идеологических центров наподобие церковных приходов, которым следовало подчинить абсолютно всю культурную и духовную жизнь граждан. В отличие от Западника, этот новатор в идеологии разработал свою идею вплоть до описания интерьера идеологического центра. Он даже сочинил идеологические молитвы на все случаи жизни. Когда он в конце концов решился представить свой проект Великой Идеологической Революции в ЦК, потребовалось два грузовика, чтобы привезти рукописи, схемы, графики, рисунки, фотографии и прочий хлам, накопившийся в городской квартире и на даче аппаратчика. Проект консервативные силы аппарата отвергли. Новатор оказался в «Кремлевке» сразу с двумя инфарктами — со вторым и третьим. Но умер он не от них, а от цирроза печени, пареза языка, болезни Паркинсона, уремии и рассеянного склероза. Некролог его напечатали в журнале «Работница».
Слухи о наполеоновских замыслах Западника заполонили не только коридоры и кабинеты, но и квартиры, кровати, туалеты и дачи власти. Стало накапливаться всеобщее возмущение, причем, не столько из-за еретичности идей (такие еретические идеи высказывают тысячи пенсионеров, воинов и шизофреников в своих письмах в высшие органы власти), сколько из-за наглости и самомнения какого-то чиновника, имя которого известно лишь очень немногим лицам в системе власти.
Все события, о которых здесь идет речь, происходили лишь как маленькая частичка потока жизни, состоящего из огромного числа рутинных действий огромного числа людей. Западник, если он не лежал в больнице, строго в определенное время являлся в свой рабочий кабинет, делал все то, о чем уже говорилось в начале повествования. Вот сейчас, например, он углубился в изучение материалов об оживлении террористической деятельности в Западной Европе. Через неделю он (т. е. его отдел) должен представить отчет шефу КГБ на эту тему и свои соображения по поводу возможности влияния на террористические группы в нужном направлении. В современной ситуации придание этим группам антиамериканской направленности было бы весьма желательно — такова установка свыше. Задача Западника — найти пути реализации этой установки и проследить за ее практическим исполнением. Министерство культуры представило в ЦК перспективный план культурного обмена со странами Западной Европы. Отдел Западника должен согласовать этот план с общим планом агентурной работы и внести в него свои коррективы. Эта работа очень трудоемкая. В Министерстве культуры исходят из своих эгоистических интересов, которые редко отвечают интересам страны и агентурной войны на Западе. Вот, например, эти люди регулярно выезжают на Запад, привозя оттуда чемоданы, битком набитые дефицитными в Москве вещами, которые затем распределяются среди сотрудников министерства в виде подарков. Конечно, они выполняют и поручения КГБ. Но делают это плохо. На Западе они уже примелькались. Доверие и интерес к ним упали. Нужно изменить контингент посылаемых. Подобрать подходящих лиц и произвести их обработку — не проблема. Но на это нужно время. Повседневная рутинная работа отнимает больше всего времени и сил.
Возникла возможность внедрить агента в штаб НАТО. Согласно распределению функций этим должна заниматься военная разведка. Но обстановка сложилась такая, что передача агента в ведение ГРУ (Главного Разведывательного Управления) грозила провалом операции. Имело смысл передать операцию в ведение отдела Западника. Но в ГРУ уперлись. В результате возник конфликт, возможность была упущена, и теперь ГРУ сваливает вину на Западника. Нужно подготовить материалы для Политбюро, «чтобы доказать, что ты — не верблюд». А труднее всего доказать свою правоту тогда, когда ты действительно прав: в этом случае ты связан средствами доказательства, т. е. именно своей правотой.
Взаимный контроль
Характерным для советской системы власти является взаимный контроль различных учреждений и лиц друг за другом, пронизывающий общество во всех измерениях. В этом есть свой плюс: тебе не позволят сделать грубую ошибку. Но в этом есть и свой минус: тебе не позволят сделать больших дел, требующих личной инициативы и риска. Когда в обществе возникло ощущение опасности вследствие инициативы Западника, оно поставило на его пути эту систему взаимного контроля, обойти которую был бы не в силах даже сам Генсек.
Разумеется, не все лица, окружающие данного индивида, решившего проявить опасную для них инициативу, набрасываются на него. Они выталкивают из своей среды отдельных врагов инициатора, которых наделяют властью палачей. Часто на эту роль выталкивают какого-нибудь интригана, склочника или просто параноика. Почувствовав одобрение коллектива, такой параноик впивается в новатора, как клещ, отравляя его жизнь бесконечными придирками. Именно такой властью окружение Западника и наделило Соперника.
Мелкие придирки
Участились критические замечания в адрес Западника и его ведомства. Западник признавал их справедливость, обещал ликвидировать недостатки в работе отдела, но обращал внимание критикующих на то, что «без недостатков нет успехов», что «не ошибается лишь тот, кто ничего не делает». Особенно острой критике отдел Западника был подвергнут на совещании по методам разложения и дезорганизации Западной Европы. Соперник упрекал Западника в том, что тот недооценивает огромной разрушительной для Запада роли наркомании, порнографии, промискуитета, гангстеризма, терроризма и других язв, разъедающих западное общество изнутри.
— Настало время, — говорил Соперник, — внести во все это, как учил Ленин, «русский революционный размах и американскую деловитость». На Западе уже давно наметилась тенденция к концентрации этих явлений и к вторжению организованного криминального бизнеса в легальную жизнь общества. Надо им помочь в этом благородном деле.
Западник молчал, кивая в знак согласия головой, а про себя думал другое.
Идиот, думал он о Сопернике, и прохвост. Надо во всем меру соблюдать. Все эти средства разложения Запада хороши, когда они действуют в рамках определенной меры. Сейчас эти явления существуют как имманентные явления западного общества. И разрушают его они естественно, т. е. наилучшим образом. Если мы во все это внесем наш «революционный размах», мы нарушим меру и принудим Запад начать решительную борьбу против всего этого. Мы заставим Запад принять меры к оздоровлению. А «американской деловитости» у них своей в избытке. Ихние бизнесмены сами лучше нас сделают то, о чем ты тут поешь. Мы можем только испортить дело. И ко всему прочему не следует преувеличивать важность этого направления работы. Не следует клевать на удочку преувеличений западной прессы.
Все это он думал про себя. Вслух же он похвалил доклад Соперника и предложил создать особую группу под руководством Соперника, в задачу которой вменить более тщательное изучение этого аспекта нашей работы на Западе. Участники совещания понимающе переглянулись и усмехнулись. Руководивший совещанием член Политбюро, считавший Соперника своим человеком, предложил пока воздержаться от организационных выводов и закрыл совещание.
Крупные нападения
Его вызвал к себе шеф КГБ.
— Вот ознакомьтесь, — сказал он, положив перед ним объемистый «документ», — и дайте подробное объяснение.
«Документ» был подготовлен особой комиссией. Задача комиссии заключалась в расследовании контактов нашей агентурной службы и секретных служб западно-европейских стран. Надо признать, комиссия поработала на славу Факты были подобраны и истолкованы так, что неискушенные в делах разведки и контрразведки люди немедленно решили бы, что мой Западник является агентом всех западно-европейских стран. Для Западника этот «документ» был не первым и, надо думать, не последним. И дать объяснение по этому поводу — дело в принципе пустяковое. Но хлопотное. На это уйдет много времени и сил. Много работников отдела будет оторвано от важных дел. А во всей системе власти нет человека, который мог бы приказать выбросить этот «документ» в мусорную корзину или сдать в архив. В силу правил функционирования системы этот «документ» должен сыграть свою роль — отнять у людей определенное количество времени и сил, причинить определенную сумму зла, — прежде чем исчезнуть в архивах аппарата.
Объяснительную записку отдел готовил в течение целого месяца. «Записка» получилась огромная — около пятисот машинописных страниц. Подробное объяснение пришлось давать по каждому факту, упомянутому в заключении комиссии. Но банальная суть дела, известная всем и каждому, сводилась к следующему. Наша агентурная сеть работает не в Москве, а во враждебных нам странах. Она с необходимостью должна вступать в разнообразные контакты с секретными службами этих стран. Значительное число наших агентов известно западным контрразведкам. С другой стороны, и мы должны знать западные секретные службы. Короче говоря, мы должны вступать в отношения с западными секретными службами, аналогичные отношениям между государствами, в том числе — осуществлять обмен информацией на взаимовыгодных условиях, договариваться о числе действующих агентов, о сферах и масштабах их деятельности. Мы должны иногда позволять нашим партнерам добиваться успехов, оправдывающих их существование в глазах их правительств и перед общественным мнением. Многие «провалы» нашей разведки на Западе суть на самом деле наши уступки с целью предотвратить реальные и более значительные провалы. Объяснительная записка была передана шефу КГБ и членам комиссии. Но ее никто не стал читать: все заранее знали, что именно будет в ней написано, и заранее знали, что все действия нашей агентурной сети были оправданы и целесообразны. Однако она сделала свое черное дело. Она послужила сигналом для сослуживцев Западника переходить к более решительным действиям.
Комиссия
Сообщили, что Генсек выздоровел. Но всем в аппарате было известно, что это за «выздоровление». Генсек появился на заседании ЦК и Президиума Верховного Совета, дал короткое интервью, принял западного дипломата и политического деятеля из какой-то страны Третьего мира. И снова надолго исчез. Западника он лично принять не смог, но дал указание создать особую смешанную комиссию по поводу Великого Проекта. Этим самым Генсек давал понять, что он ничего общего не имеет с Проектом Западника. Но он сохранял за собой свободу действий в принципе и в будущем, если придется вновь вернуться к идее какого-то другого Великого Проекта.
В комиссию были включены представители от ЦК, от КГБ, от Министерства Обороны и Генерального Штаба, от Совета Министров. Председателем комиссии назначили старого члена Политбюро, который не мог принимать участия в утомительных заседаниях комиссии. Потому заместителем его назначили нового Председателя КГБ. Но тот был слишком занят и потому помощником своим назначил того самого человека, Делом Жизни которого стало помешать осуществлению Дела Жизни Западника, — назначил Соперника.
Первое заседание комиссии прошло на редкость вяло. Еще не ясно было, каковы окончательные намерения высших лиц в отношении Западника и его замысла. Члены комиссии еще «не притерлись» друг к другу, еще не знали, какую роль им взять на себя самим или им навяжут обстоятельства.
На второе заседание комиссии почему-то явились Главный Идеолог и шеф КГБ. Но лучше бы они не приходили. С их появлением дискуссия приняла поверхностный и пустяковый характер. Главным предметом дискуссии стал почему-то вопрос о центральном штабе войны.
По проекту Западника, центральный штаб войны будет спрятан под землей в полной безопасности с таким рассчетом, чтобы не выходить на поверхность до окончания войны и до обезвреживания среды существования. На поверхности же земли останется дублирующий его штаб. Обойтись без такого штаба нельзя, так как есть опасность, что население на поверхности земли выйдет из-под контроля подземного руководства. Дублирующий штаб будет посредником между высшим, подземным руководством и руководимым надземным населением. Конечно, и дублирующий штаб будет защищен. Но не так надежно, как подземный. Для него останется некоторая доля риска. А главное — ему придется так или иначе получать информацию о реальном ходе войны и ее последствиях. Можно сказать, он будет на границе между надземным адом и подземным раем. Подземный рай!.. Очень интересное выражение. Коммунизм и тут все переворачивает с головы на ноги. Почему раньше рай помещали на небе, а ад под землей? Надо как раз наоборот!.. Но вернемся к основной идее.
Возникает целый ряд проблем. Первая проблема — как исключить опасность захвата власти дублирующим штабом? Главный Идеолог предложил положиться на высокую сознательность членов дублирующего штаба. Все-таки все они окончили наши учебные заведения, где на «отлично» сдали экзамены по марксизму-ленинизму. Многие окончили Высшую партийную школу при ЦК КПСС. Шеф КГБ сказал, что дублирующий штаб должен постоянно находиться под наблюдением и охраной особых частей КГБ. Есть опасность, что эти особые части переметнутся на сторону дублирующего штаба: они же тоже будут «наземниками»! Чтобы предотвратить это, нужно использовать достижения современной науки. Надо всем членам дублирующего штаба и всем служащим особых частей КГБ вживить в тело специальные устройства, на которые можно воздействовать из-под земли. Если кто заартачится, можно будет нажать кнопку под землей — и человека нет.
А кто будет информировать подземное руководство о поведении дублирующего его наземного, думал Западник, приехав после заседания комиссии домой. Стукачи? Технические устройства? А кто будет обслуживать эти устройства?
Ломая голову над этими проблемами, Западник вздремнул. Ему тут же привиделся Генсек в пещере глубоко под землей, наблюдающий через гигантский перископ (наподобие капитана подводной лодки) ход войны на поверхности. Вдруг к перископу подбежал американский аппаратчик и замазал стекло грязью. И стало темно. И Западник очнулся.
Да, проблемы, проблемы и проблемы! Тут надо шевелить мозгами. Ну, ладно, допустим, мы эти проблемы решили. А если штаб спрячется под землю, но война по каким-то причинам не начнется? Что тогда?
И он опять задремал. И увидел сон, соответствующий его Великому Проекту
Великий сон
Когда всем стало ясно, что войны не избежать, приказало высшее руководство отобрать наиболее ценных граждан (включая самих высших руководителей с семьями) и спрятать их в самое надежное бомбоубежище, снабженное всеми жизненными благами по самым высшим нормам на сто лет. На земле оставили руководство, во всем дублирующее то, которое спряталось под землю, с той лишь разницей, что наземное руководство подчинялось подземному. Первое должно было сообщать второму информацию о ходе войны, получать распоряжения второго и претворять их в жизнь. Но война почему-то не началась. О подземном руководстве как бы позабыли — наземное руководство решило не выпускать подземное наверх. Но чтобы уцелеть, оно решило создать специальное учреждение, которое стало передавать под землю информацию о фиктивной войне. Разумеется, информацию приятную. Под землей руководители фиктивной войной во всю мощь произносили речи, издавали указы, присваивали чины, награждали орденами. Генсеку присвоили чин супергенералиссимуса и наградили десятью орденами «Победы». Торопили с окончанием войны, — очень уж подземным руководителям захотелось побывать на южных курортах и по покоренной загранице поездить. Наконец, под землю сообщили: победа! Но вылезать наверх пока опасно — радиация, бактерии, газы, эпидемии. Надо подождать по крайней мере десять лет.
Прошли годы. Подземный штаб успешно руководил фиктивными преодолениями последствий фиктивной войны. За эти годы ведущие страны мира настолько хорошо подготовились к настоящей войне, что избежать ее уже было невозможно.
Но подземный штаб не был готов к этому: он находился в состоянии дебильной эйфории. Надземный тоже: он понадеялся на подземный.
Комиссия
Комиссия собиралась нерегулярно. Заседания отменяли и откладывали по всякому поводу. А собравшись, большую часть времени говорили о чем угодно, только не о деле.
В газетах сообщили, что советские ученые оживили микроорганизм, который жил пятьдесят тысяч лет назад. Его нашли во льду Антарктики. В аппарате и в высших кругах сильное возбуждение по этому поводу: значит, в идее замораживания людей с целью быть оживленными через много лет, есть вполне здравый практический смысл. Высшие руководители настолько верят в свою исключительную важность для человечества, что в глубине души питают надежду быть воскрешенными… ну, не через пятьдесят тысяч лет, а через двести, триста, пятьсот. Вот будет радость для человечества, когда воскресят Брежнева, Хрущева, Черненко, Громыку! Скорее всего потомки остолбенеют от изумления. «Неужели, — скажут они, — эти монстры, которые пару слов связать не могут, правили миром?! Так что же это был за мир?! Развитой и зрелый социализм? Слава Богу, вся эта нечисть позади осталась!» Один член комиссии вполне серьезно сказал: «Жаль, из Владимира Ильича мозг и все внутренности выкинули! Если бы его оживили, все пошло бы иначе!» А другой член комиссии тоже не в шутку заметил: «Не беда, со временем смогут все внутренние органы новые вставить! Оживят и Ленина!» «А от Маркса, — сказал третий, — ничего не осталось. Не оживишь!» «Если хоть одна косточка осталась, — возразил четвертый, — то по ней наши ученые всего Маркса восстановят. Кювье по одной косточке мог восстановить животное, вымершее миллион лет назад. А тут остались сотни томов сочинений! По ним весь Первый Интернационал оживить можно!» Поговорив таким образом, перенесли обсуждение очередного раздела Великого Проекта на следующий месяц.
Рутина
Всю совокупность поступков сослуживцев по отношению к Западнику, совершаемых с тех пор, как всем стало очевидно, что Генсек отдает его им на съедение, можно назвать одним словом: подлость. Но подлость эта особого рода: она совершалась с чистой совестью, с сознанием справедливости и целесообразности совершаемого. Существенно тут не то, что подлости совершаются (это есть обычное дело в человеческих отношениях). Человек вообще есть прирожденный подлец. Существенно тут то, что подлость имеет разумное оправдание и облекается в форму благородных дел. Именно справедливость, разумность, оправданность, благородность образуют тут сущность подлых поступков людей по отношению к ближним, сама же подлость как таковая есть лишь их внешняя форма. Устаревшая форма, так как поступки такого рода тут вообще не подлежат моральной оценке.
Западник употреблял слова «подлость», «подлецы», «мерзавцы» и другие, аналогичные им, когда думал о своих друзьях и соратниках. Но делал он это в силу чисто словесной привычки, не вкладывая в эти слова высокого морального смысла. Он сам совершал аналогичные поступки в отношении других, не оценивая их категорией «подлость».
За годы работы в КГБ он накопил на всех своих врагов (т. е. друзей) достаточно компрометирующих материалов. Теперь он пустит их в ход. Только не надо торопиться. Спокойно. В подходящей ситуации и в подходящий момент! Начать надо, разумеется, с Соперника. У него, у Западника, есть компрометирующие материалы на «этого мерзавца». Во-первых, морально-бытовое разложение (спит с домработницей, с нянькой, с секретаршей и с экспедиторшей). Во-вторых, валютные махинации. Последнее, пожалуй, главное. Надо продумать, как передать эти материалы лично Главному Идеологу и шефу КГБ, а самому остаться в стороне.
Комиссия
Комиссия раскололась на две группировки. И по каждому пустяку стали возникать бесперспективные дискуссии. Представитель одной группы, например, настаивает на режиме экономии, в соответствии с которым все операции военного времени надо планировать без рассчета на спасение людей и техники, участвующих в той или иной операции. Например, самолеты не снабжать горючим на обратный полет. Представитель другой группы возражает, мотивируя свое возражение демагогией о человеколюбии. Представитель одной группы восторгается «психологической» бомбой, которая на один час парализует население в радиусе трехсот километров. Хорошая бомба, не правда ли? В другой группе находится кто-нибудь, кто обрушивается на эту бомбу с резкой критикой. «А как этот час использовать? — возражает он. — Нужна все равно специальная армия и техника. Как быть с людьми? Их же все равно уничтожать надо. Так какая разница, каким способом их уничтожать? С этой точки зрения „психологическая“ бомба хуже. К ней нужны еще особые средства уничтожения людей. Вспомните трудности, с которыми столкнулись немцы…»
Что касается взаимоотношений Западника и Соперника, то тут положение стало абсолютно безнадежным. Если один предлагал некую страну делить на части вдоль, то другой настаивал на том, что ее надо делить поперек. Если один предлагал расширять нашу агентуру в такой-то стране, то другой настаивал на том, что ее надо углублять.
Великий сон
На него теперь все чаще и чаще накатывалось отчаяние и безразличие. Однажды у него мелькнула безумная мысль стать американским шпионом. Вот была бы сенсация! Американцы оценили бы его гений по достоинству. Обдумывая эту идею и от нечего делать, он как-то незаметно заснул. И ему приснился Великий сон…
…Ему приснилось, будто он пробрался в посольство США, сообщил, кто он, и заявил о своей готовности предать гласности все то, что ему известно о подготовке Советского Союза к войне и о советской агентуре на Западе. Сенсация — ожидал он — получится небывалая. Из-за женитьбы английского принца не было такой мировой шумихи, какая будет из-за него. Американское правительство пришлет за ним специальный искусственный спутник Земли, а скорее всего — специальный космический корабль с самим Президентом. Космический корабль действительно прилетел. Он приземлился на территории американского посольства. Советское правительство привело в боевую готовность номер один все средства перехвата ракет противника. Западник уже было направился к кораблю, приготовившись пожать руку Президенту, но его остановил третий помощник четвертого заместителя атташе по вопросам культов и попросил его подождать, поскольку есть более важное дело: нужно вывезти с территории посольства религиозных сектантов, которые живут в подвале посольства уже тридцать лет и произвели на свет уже третье поколение сектантов. Еще несколько лет, и посольство придется надстраивать на два этажа, если не вывезти сектантов сейчас. А он, Западник, может пока пожить в подвале лет пять или десять. Спать может на тряпье, которое останется от сектантов. Религиозное возрождение в России сейчас важнее всего, так как из-за него советский строй рухнет наверняка. А из-за разоблачений Западника только хуже будет. Запад от страха в штаны заранее наложит, а советское руководство заменит всех агентов за две недели. И еще надо проверить, с какой целью Западник решил выдать секреты… Одним словом, сиди спокойно, кагебевская шкура! Когда нужно будет, тебя позовут.
Очень обиделся Западник. Сказал, что хочет домой, в свой родной КГБ. «Нет, голубчик, — ответили ему, — раз пришел, сиди. Да и в КГБ тебя уж не возьмут. Все места твои уже заняты твоим Соперником и Заместителем!» Заплакал Западник горючими слезами: «Ах, я несчастный! Никто меня не любит! Никто не жалеет!» Но вдруг почувствовал, что кто-то тычет его локтем в бок.
Проснулся — щупает, а это домработница-осведомительница КГБ. «Дай, — шепчет, — я тебя приласкаю и пожалею!»
— Ладно, — говорит он, — приласкай и пожалей. Только ты бы что-нибудь остренькое выдумала, а то надоело по-дедовски-то!
— А я по-другому не умею, — отвечает она.
— И чему только вас в университетах учат! — сказал он.
— А ты бы сам что-нибудь придумал, — говорит она. — Ты «Плейбой» с похабными картинками глядишь…
— Я по долгу службы, — отвечает он, — а не для разврату… Ну да ладно, давай по-дедовски…
И она приласкала его. И пожалела его. И он уснул, умиротворенный.
Рутина
Сломалась Великая Карта. С ней и раньше случались поломки. Западник прилагал титанические усилия к тому, чтобы содержать механизм и штат Карты в образцовом порядке. В нашей системе (это он знал лучше других) вообще нужно вложить душу в дело, чтобы что-то работало более или менее исправно. А надолго ли хватит энтузиазма и сил одного человека?! Стоило ему немного ослабить личный контроль за Картой, как участились поломки и ошибки, люди стали работать хуже, в коллективе возникли все явления обычного советского учреждения. Однажды в списке агентов, работающих в Париже, Карта назвала самого Президента Франции и бывшего императора Бокассу. История эта широко распространилась в аппарате, обросла шутками и анекдотами, что способствовало подрыву авторитета Западника. Главный Идеолог сказал в связи с этим по поводу отдела Западника, что «они там даром хлеб жрут». И это несмотря на то, что именно из этого отдела он получал самую обстоятельную и объективную информацию о состоянии идеологии на Западе. И вот теперь произошла серьезная поломка во всем комплексе компьютеров. На исправление нужно несколько месяцев. Нужно закупать новые компьютеры на Западе. А это — валюта, которой постоянно не хватает на более серьезные вещи: на мебель, санитарное и кухонное оборудование для работников аппарата, например. Его заместитель, фактически ставший руководителем отдела и оттеснивший Западника от главных дел под предлогом занятости последнего Проектом, предложил усовершенствовать Карту, заменив «устаревшие» американские компьютеры новейшими. Правда, тоже американскими, но все-таки новейшими.
Западник знал, что «модернизация» Карты обойдется в копеечку и кончится провалом. Он один в аппарате знал об этом. Но он решил об этом умолчать. Он даже похвалил заместителя за прогрессивные идеи, за намерение утереть нос Западу.
Вот когда обнаружится провал этой затеи «модернизации», думал он, тогда худо придется и его заместителю и Сопернику. Он еще и не такую свинью подложит Им, погодите!
От таких мыслей настроение у него улучшилось. А когда стало известно, что Политбюро приняло решение освободить от должности первого заместителя Председателя КГБ и предать его суду за злоупотребление служебным положением, Западник возликовал: еще не все потеряно, он еще выкарабкается!
Главное — терпение и выдержка. Он — кристально честный человек и прекрасный работник, этого у него не отнимешь. Сейчас, когда в коррупции и в разврате погрязли даже отдельные видные работники аппарата ЦК и КГБ, такой человек, как он, должен служить образцом для прочих. Нет, вряд ли его скинут. Это смутное время скоро пройдет, и все станет на свои места. И тогда он Им покажет, на что он способен!
Но такое приподнятое настроение длилось недолго. Комиссия по Великому Проекту прекратила существование явочным порядком, а Политбюро санкционировало ее ликвидацию. Западник вновь впал в мрачное состояние. Его не обрадовало даже известие о том, что бывший первый заместитель шефа КГБ покончил с собой. Помощник сообщил ему, что Соперник слег в «Кремлевку» со вторым инфарктом. Значит, материалы Западника сработали. Сопернику теперь будет трудно выкарабкаться. Но поможет ли это ему, Западнику? Не опоздал ли он с этой операцией? Не упустил ли он момент?
Тактическая ошибка
Шеф КГБ обратил внимание на то, что Западник плохо выглядит, и посоветовал ему отдохнуть недельки две не юге. Он подумал, что Соперник не выберется из больницы за это время, и согласился пойти в отпуск. На другой же день он улетел на юг набираться сил для будущей контратаки на своих сослуживцев.
Это была грубая тактическая ошибка. В его положении надо было бы дневать и ночевать в кабинете независимо от того, нужно было это для дела или нет. Его личное присутствие на занимаемом им посту было бы сдерживающей силой для его противников. Но он переоценил свой фактический вес в аппарате и недооценил силу врагов. Шеф КГБ специально спровоцировал его на эту отлучку из Москвы, чтобы произвести нужные ему перемены в своем аппарате.
В народе
Отдыхал Западник на этот раз в санатории, почетном для простых смертных, но унизительном для демиургов истории. Раньше он имел в своем распоряжении изолированный дом и участок пляжа протяженностью в километр, отделенный от прочего мира железным забором с колючей проволокой и с охраной, какой позавидовал бы и американский Президент. Теперь же он имел всего лишь отдельную палату из двух комнат в санатории для секретарей областных комитетов партии, академиков, министров, знаменитых писателей, прославленных героев труда. Для него это и был народ. Раз много, значит — народ.
Откуда набралось столько монстров? думал он, разглядывая бесформенные туши и распухшие морды отдыхающих. То, что и он далеко не красавец, что и он от этих монстров отличается может быть лишь большей властностью в чертах расплывшегося розового лица, роли не играет: он не народ, а власть, ему можно быть монстром по положению.
Отдыхающие вели себя так, что ему с непривычки стало не по себе. Они говорили пошлости, ругались матом, «ржали» над старыми анекдотами. И без умолку несли околесицу по всякому поводу.
— Насчет Запада все ясно, — говорил за обедом министр республиканского значения. — А вот Китай — это проблема. Миллиард человек — это не шутка. Для такой массы поглотить и растворить в себе народ в двести миллионов человек — дело двух или трех поколений. Китай — наш смертельный враг. Если оставить его в покое, он воспользуется результатами мировой войны и отхватит нашу территорию до Урала. Как низвести Китай до такого состояния, чтобы он был нам не опасен? Тут без атомного оружия не обойтись.
— Можно обойтись, — сказал знаменитый академик. — Наша наука близка к открытию вещества, с помощью которого можно влиять на механизм воспроизводства потомства у животных. Вещество это очень эффективно. Достаточно ничтожного количества его в атмосфере, чтобы оно сработало. Причем, оно неустойчиво. Уже через несколько часов оно бесследно исчезает. И эффект его действия сказывается лишь во втором поколении. Так что за пятьдесят лет население Китая можно сократить минимум вдвое.
— Китай от этого станет вдвое сильнее, — сказал министр. — К тому же этих пятидесяти лет у нас нет. А если война начнется через десять или пять лет? В Китае все равно останется около миллиарда человек. Нет, тут без атомных бомб не обойдешься. Надо с американцами договориться, вместе нанести удар по Китаю и поделить всю Азию. Совсем китайцев уничтожать не надо — не гуманно. Миллионов сто можно оставить: рис все-таки нам нужен. И теплые штаны для женщин и полотенца махровые они хорошо делают.
— Скоро изобретут такие защитные средства против атомных бомб, — сказал партийный руководитель одной отдаленной области, — что атомная война уже не будет такой опасной, как кажется сейчас. Миллионов пятьсот человечество потеряет. Но это не будет катастрофой.
— Вот когда эти защитные средства изобретут, тогда война и начнется, — пошутил академик. — Кто начнет — это неважно. Скорее всего — оба противника сразу. Подпишут соглашение о запрете атомного оружия и тут же пустят его в ход. Не исключено, что упомянутое соглашение подписать не успеют. Представителей в Женеву или в Вену пошлют. И пока те чемоданчики упаковывают, руководители великих держав кнопочки нажмут: мол, начнем, пожалуй! Пора! Ну, с Богом, голубчики! (Голубчики — это атомные, водородные, нейтронные и прочие бомбы.)
— Слишком либеральничаем мы с этим Западом, — сказал партийный руководитель области. — Не мешало бы его слегка прикрыть для наших людей. А то распустились.
— Полностью согласен с тобой, — сказал министр. — На кой ляд он, Запад, нам сдался?!..
— Не могу согласиться с вами, — возразил знаменитый писатель. — Запад нам нужен. Зачем? Я расскажу вам по сему поводу короткую, но поучительную историю.
Притча об Эйфелевой башне
Жил-был Иван. Он всю жизнь мечтал побывать в Париже и забраться на знаменитую Эйфелеву башню. Зачем? А затем, чтобы плюнуть с ее высоты вниз, на Париж. Начался либеральный период. Десять лет Иван копил деньги на туристическую поездку во Францию. На работе вел себя как самый образцовый работник и коммунист. Он добровольно записался в осведомители КГБ и занял первое место в соревновании на лучшего доносчика района. Наконец, образцовым поведением он заслужил честь быть включенным в туристическую группу во Францию. Приехал Иван в Париж. Первым делом поднялся на Эйфелеву башню вместе со всеми прочими туристами. Сердце его преисполнилось ликованием от сознания исполненной мечты. Собрал он во рту слюну, накопленную для этой цели за всю долгую трудовую жизнь, и плюнул с высоты Эйфелевой башни вниз. Когда он вернулся домой, все сослуживцы, знакомые и родственники расспрашивали его о Западе. И он всем с гордостью рассказывал о том, как влез на Эйфелеву башню и плюнул с нее вниз. И все завидовали ему. Вот, мол, счастливчик! На Западе был! С Эйфелевой башни плевался!..
Слушатели рассказу писателя посмеялись. Лишь он, Западник, не смеялся. Он хорошо понимал этого Ивана. В молодости он тоже бывал в Париже. И ему тоже нестерпимо хотелось плюнуть с Эйфелевой башни. Но ему это было запрещено. «На Запад плевать не надо, — говорил ему в тот раз его начальник перед поездкой. — Рано еще. Запад нам еще пригодится.»
Во сне ему привиделась Великая Кнопка. Она стояла на самой макушке Эйфелевой башни и плевалась во все стороны. Ее плевки летели даже за океан, в Америку. И там они взрывались, как сверхатомные бомбы.
— Зачем ты это делаешь? — спросил ее Западник. — Ведь Запад нам еще нужен пока.
— Ты отстаешь от жизни, старик, — сказала Кнопка. — Запад нам больше не нужен. Есть новая установка нашего руководства заплевать Запад так, чтобы он за всю будущую историю не смог отмыться. К тому же это есть наше самое мощное оружие в борьбе с Западом, против которого у него защиты нет. Влезай сюда, вместе Запад заплевывать будем!
Простой народ
Западные мыслители разделяют советское население на народ, власть, военных, политиков, хозяйственников, интеллигенцию и другие категории. Это деление напоминает то, как мясники разделяют тушу животного на филей, оковалок, кострец, огузок, лопатки, голяшки и прочие части. Хотя такое разделение не имеет научного смысла, это все же полезно с некоторой практической точки зрения. Используя этот кулинарный принцип западной социологической мысли, в советском населении можно выделить своего рода лопатки и голяшки, образующие так называемый простой народ. В эту категорию включаются рабочие, крестьяне, солдаты, милиционеры, продавцы, библиотекари, учителя, бухгалтеры и даже рядовые агенты КГБ — «топтуны». Возьмем какую-нибудь группу людей из «простого народа», допустим, вот эту, которая расположилась на «диком» пляже неподалеку от пляжа, принадлежащего к санаторию Западника. Плотность тел на пляже для «дикарей» в сто раз превосходит плотность тел на пляже санатория Западника. А о прочих различиях говорить не стоит — они общеизвестны. Но по характеру мыслей «дикий» пляж не отличается от пляжа для «элиты», что говорит о единстве нашего народа. Вот послушайте, к примеру, что говорят эти «простые советские люди».
— Так скажи, что нам с Китаем делать?
— Шурануть туда пару водородных бомб, и капут им там всем будет.
— Пару мало. На такой народ штук двадцать надо, не меньше.
— Двадцать штук опасно, весь «шарик» тогда расколется, все человечество погибнет от радиации. Не гуманно это.
— Так уж и все. До наших мест никакая радиация не дойдет. А дойдет, так наш брат Иван и не такое видал.
— Даже здоровей будет!
— Надо устроить в Китае неурожай риса, и половина китайцев умрет с голода. Неужели наши ученые не могут изобрести какой-нибудь неурожайный порошок, который можно будет высыпать на Китай с искусственных спутников?! Пусть изобретут! Иначе за что им такую высокую зарплату платят и квартиры хорошие дают?!
— Я лично против атомных бомб не возражаю. Они практичнее обычных. И гигиеничнее.
— Сколько американских самолетов Дрезден бомбило? Сколько бомб кинули? А на Хиросиму всего одну бросили. И хоронить никого не надо было. Чуешь разницу?
— Атомное оружие все равно будет главным в будущей войне. Но оно нам не так страшно, как американцам. У нас огромная территория…
— Огромная территория не есть абсолютное достоинство. Она имеет и недостатки. Чтобы, например, перебазировать в Сибирь самый минимум промышленности, необходимый для войны, нужны затраты, которые нам не под силу.
— В ту войну мы все-таки нашли силы для этого.
— Промышленность той войны есть мелочь в сравнении с тем, какая потребуется для будущей войны. Построить новый современный военный завод в Сибири сейчас обойдется во много раз дешевле, чем эвакуировать туда такой же из европейской части страны.
— Я не хочу в Сибирь. Лучше подохнуть здесь, чем уцелеть в Сибири.
— Слышишь, что люди говорят? А это тоже фактор немаловажный.
— Людей можно силой заставить переселиться туда, куда нужно в интересах обороны.
— Никакой атомной войны не будет. У нас уже есть оружие, с помощью которого американские ракеты с бомбами можно взрывать при взлете. А раз у нас есть, то и американцы скоро изобретут такое же. Вот химическое и биологическое оружие — это пострашнее.
— Скорей бы коммунизм во всем мире установили. Тогда войны отомрут.
— При коммунизме войны не исчезнут. Они лишь изменят характер — будут справедливыми для обеих враждующих сторон. Войны будут дружественные.
— Слава Богу, мы до этого не доживем.
— Кончайте мрачные разговоры! Расскажите лучше новый анекдотик!
— Ты получил пригласительный билет на Красную площадь на похороны Генсека? — спрашивает один москвич другого. — А мне не нужно, — отвечает тот. — У меня абонемент.
Опять смена руководства
Отдыхающие много говорили о предстоящей смене руководства: всем было очевидно, что дни Андропова сочтены. На «диком» пляже рассказывали мрачные, макабрические анекдоты. Обитатели санатория элиты мрачно молчали, обмениваясь короткими и нейтральными репликами. Смена руководства могла коснуться их лично, причем — ощутимым образом. Большинство из них были стариками в медицинском смысле слова. Если преемником Андропова будет кто-то из «молодых» (скорее всего — Горбачев), то лозунг омоложения руководства будет претворен в действительность за их счет. В глубине души они надеялись, что в высшем руководстве проявят максимум осторожности и отдадут предпочтение Черненко. Тот тоже старик. И тоже болен. Но года три-четыре еще может протянуть. Он не даст «молодым» разогнать опытные кадры партийных и государственных руководителей.
Не унывал один писатель. Ему было хорошо при любом руководстве. Он был удобен любому руководству. Советское руководство при всех поворотах истории и во всех затруднительных ситуациях использовало его, чтобы продемонстрировать свой либерализм и хорошие намерения. Писателя награждали орденами и премиями, присваивали почетные звания и выпускали за границу, где он имел репутацию оппозиционера и даже жертвы режима. Из США он привез радиоприемник, по которому можно было слушать западные радиостанции, работающие на Советский Союз, и захватил его с собой в санаторий. Академик, генерал и партийный секретарь области собирались иногда в палате писателя послушать, «что наши враги говорят о нас». Забрел однажды и Западник. Передавали мнения кремлинологов о предстоящих переменах в высшем советском руководстве. Все говорившие склонялись к тому, что преемником Андропова будет Черненко.
— Научились наконец-то предсказывать, — сказал писатель.
— Это не они научились предсказывать, — возразил партийный секретарь, — это мы сами стали заранее показывать им, что мы будем делать или даже уже сделали.
— А зачем? — удивился академик.
— А зачем это нужно скрывать? — ответил партийный секретарь. Западник молча ушел в свою палату. Он был подавлен. Первый раз за все время работы в аппарате ЦК и КГБ он не был посвящен в кухню высшего руководства. А ведь он еще совсем не старик. Он еще как минимум лет десять мог бы работать с полной отдачей сил. Он только теперь достиг высшего уровня зрелости как специалист в своем деле и как государственный мыслитель. Так почему же в отношении его допускается такая вопиющая несправедливость?!.. Когда Андропов пришел к власти, западная пресса захлебывалась сенсациями по поводу всего того, что стало происходить в советском руководстве. В каждом пустяке и рутинном мероприятии усматривали грандиозные замыслы и начало великих преобразований. Теперь, когда стало очевидно, что дни Андропова сочтены, западная пресса снова заполняется всяким вздором по поводу предстоящей смены руководства в Советском Союзе. Любопытно, подумал Западник, что сказал бы по этому поводу Социолог?
— Андропов был обречен независимо от болезни, — сказал бы Социолог, — потому что он проявил чрезмерную активность и стал угрозой всеобщему спокойствию. Если преемник Андропова будет молодой и здоровый человек, и если он нарушит меру активности, он потерпит такое же поражение, как и Андропов. Любой Генсек, если он захочет долго удержаться на своем посту, должен стать брежневообразным; ничтожеством. Преобразования нужны. Но не такие, к каким стремился Андропов, а такие, которые не затрагивают слишком болезненно никого лично. Такие, чтобы никто не заметил, что они произошли.
Материя истории
Западник бродил по своей роскошной палате и чувствовал себя очень одиноким.
— Ничего не поделаешь, — утешал он себя. — Одиночество есть плата за исключительность. Вспомни, как одинок был Сталин в конце жизни. И Генсек не раз жаловался тебе на одиночество.
Эти грустные размышления прервал шум снаружи. Он вышел узнать, в чем дело. Оказалось, что на пляже из мокрого песка вылепили гигантскую голую бабу- Все побежали смотреть на нее. Пошел и он: а вдруг это на самом деле его Великая Кнопка?! Но пока он шел, солнце высушило песок, и баба рассыпалась. Настроение испортилось окончательно. И он решил немедленно вернуться в Москву.
Не у дел
Клевета, в которую хотят верить, неопровержима.
Слух о том, что он психически болен, приобрел силу всеобщего согласия. Его постепенно отстранили от всех важных дел. Он еще приезжал на работу и отсиживал положенное время. Ему еще оказывали внешнее уважение. Но лишь мельком, как бы тайком, отводя взгляд в сторону. Все уже знали, что его судьба решена, и выжидали лишь положенное в таких случаях время на официальное решение.
Чтобы как-то скоротать время на работе, он читал и перечитывал свой Великий Проект. И в его подсознании стало расти и крепнуть подозрение, что все его усилия оказались впустую. Проект не будет осуществлен из-за козней мелких карьеристов и интриганов, и страна окажется беззащитной перед лицом Великого Будущего. Подозрение переросло в страх. И не просто в страх, а в Страх с большой буквы, — он уже привык мыслить эпохальными категориями. А все они начинаются с большой буквы. Ему не приходило в голову то символическое явление, что все они кончаются буквами маленькими. Страх разрастался в нем и превратился в панический ужас, когда он вспомнил о некрологе. Он сказался нездоровым, уехал домой, заперся в кабинете и напился до бесчувствия.
Утром он спросил у домработницы, не мучает ли ее страх будущего?
— А чего мне его бояться! — рассмеялась та. — Квартира у нас хорошая. У нас есть все, что душа пожелает. Пенсия будет хорошая. Что еще нужно?! Чего бояться?!
Домработнице было не страшно: ей не нужно было волноваться из-за некролога.
Итог жизни
Наконец, ему сообщили о том, что он освобожден от занимаемой должности. Он ждал этого. Он был готов к этому. Но сообщение прозвучало для него как смертный приговор.
О встрече с Генсеком и думать было нечего. Ходили слухи, будто он уже умер, и будто этот факт пока скрывают, поскольку идет драка за власть.
Дома царила гнетущая тишина. Домработница была в отпуске. Жена лежала с головной болью. Кошка при виде его стремительно умчалась на кухню. Лишь одна чудом уцелевшая муха носилась по гостиной, злобно жужжа. Она имела явное намерение укусить его. Он отбивался от нее, как мог, но она не отставала. Он проскочил в кабинет, захлопнув дверь перед самым носом мухи. Тяжело дыша, плюхнулся в кресло. С укоризной посмотрел на портрет Генсека на письменном столе.
— Эх ты, а еще другом назывался, — сказал он, обращаясь к портрету.
— Ты же старый аппаратчик, — казалось, ответил Генсек. — Ты сам прекрасно понимаешь: мы ведем свою внутреннюю войну. Если бы я стал сражаться за тебя лично, я сам потерпел бы поражение.
— Но ты все равно потерпел поражение!
— Смерть не есть поражение. Борьба еще только начинается. Не будет нас, наше дело продолжат другие.
— Не верю я в это. Наше дело исчезает вместе с нами.
Он взял со стола портрет Генсека и бросил его в мусорную корзину. Вернулся в гостиную. На него вновь ринулась взбесившаяся муха, которая стала похожей на Соперника. И он обрушил на нее всю накопившуюся в нем ненависть к тем, кто так несправедливо обошелся с ним. Встретив сопротивление, муха обратилась в бегство. Он долго гонялся за ней, хватаясь за сердце. Наконец, он загнал ее в угол, поймал и с наслаждением оторвал у нее лапки и крылышки.
— Великая энергия, — говорил он при этом, — рождается лишь для великой цели!
Потом ему стало дурно. Он упал на пол, прямо на труп поверженной им мухи. К нему явился Соперник.
— Знаешь, в чем состоит главная ошибка реформаторов вроде тебя? — сказал Соперник. — Они игнорируют то, что осуществление великих реформ в реальности никогда не совпадает с идеалами. Твой Великий Проект хорош лишь в абстракции, а не в реальности. На осуществление его потребовалось бы не меньше ста лет. И если бы он осуществился на деле, нас разгромили бы в несколько дней. Наша сила не в преимуществах четко работающего, точного механизма, а в недостатках аморфной и всепоглощающей трясины. Ты вообразил себя творцом истории. А настоящие творцы истории — это мы. Мы! И знаешь, почему? Потому что не мы служим мифической истории, но реальная история служит нам. Хочешь знать, какой некролог мы напечатаем на тебя?
— Пощади! — взмолился Западник. — Я же верой и правдой служил Партии и Народу. Я откажусь от Великого Проекта. Только пусть будет некролог хотя бы второй категории!
— Поздно! — злорадствовал Соперник. — Ты всех нас лишил покоя своим дурацким замыслом. И мы тебе за это отомстим!
Соперника вытеснила Великая Карта.
— Не падай духом, — успокоила она. — Ты еще станешь членом Политбюро и возглавишь претворение в жизнь своего Великого Проекта.
— Я начну с предупредительной войны!
— Правильно! Но твой план захвата Европы можно упростить. Не надо вводить войска. Достаточно сделать вид, будто мы собираемся оккупировать всю Европу. И постепенно усиливать не готовность агрессии, а видимость ее готовности. Надо в сети политпросвещения начать обсуждать проблемы захвата Европы. Сначала якобы секретно. На Западе это вызовет тревогу. Потом начать печатать статьи в газетах с намеками на это. На Западе начнется некоторый испуг. Потом напечатать несколько статей с заявлением, будто мы вынуждаемся в порядке самозащиты принимать решительные меры. Наконец, Генсек должен выступить с призывом к правительствам стран Европы не препятствовать продвижению советских войск. Уверяю тебя, пары дивизий будет достаточно.
— А Афганистан? — робко возразил Западник. — Там двадцать дивизий, а все без толку.
— Как ты можешь такое думать?! — разгневалась Карта. — А еще Демиург Истории! Афганцы нищие и дикие. Им нечего терять. А европейцы богатые и культурные. С ними гораздо легче. У них есть что терять. Я думаю, что даже двух дивизий будет много.
Великую Карту сменила Великая Кнопка. Вокруг Кнопки собрался весь народ и все престарелое руководство, поддерживаемое сзади новым поколением. Генсек объявил, что наступил долгожданный исторический момент, к которому весь советский народ и все прогрессивное человечество готовилось всю предшествующую историю материи, — момент нажатия Великой Кнопки. Генсек протянул свою немощную руку к Кнопке, а та отклонилась в сторону.
— Хочу, — заявила она, — чтобы меня нажал мой творец — Западник! Услыхал это Западник, возликовал, кинулся к Кнопке. Но его схватили «молодые» члены Политбюро.
— Это мы должны нажать Кнопку! — закричали они. — Коллегиальное руководство! Это ленинский ЦК должен нажать Кнопку и весь трудовой народ!
А Кнопка все не поддается. А американский Восточник уже идет по длинному коридору Пентагона и палец наготове держит, чтобы нажать свою, американскую кнопку первым.
— Пустите меня! — завопил Западник. — Пустите!.. Пустите!!.. Я… нажму! Я!.. Я!!..
Остановка на пути в крематорий
Его отвезли по старой памяти в «Кремлевку». Там установили, что у него — всеобъемлющий инфаркт и всесторонний инсульт. Вы, конечно, изумитесь: разве это возможно, чтобы такой инфаркт и такой инсульт были одновременно? С нами, с простыми смертными, такого не бывает. А с людьми такого калибра и не такое случается. Недавно у одного члена Политбюро обнаружили одновременно гипотонию и гипертонию. Политбюро раскололось на две враждующие группы — гипотонистов и гипертонистов. Первые настаивали на том, чтобы упомянутый руководитель умер от гипертонии, а вторые — чтобы от гипотонии. В газетах сообщили, что он умер от г-тонии. Гипертоническо-гипотонического вождя замуровали в Кремлевской стене. На его место пришли два других, один — с гипертонией, другой — с гипотонией. И конфликт в Политбюро был преодолен мирным путем.
Хотя «Кремлевка» — самая привилегированная больница в стране, лечат в ней плохо, поскольку врачи там все профессора, денег им там много платят, и оборудование заграничное. Все знаменитые и важные личности, скончавшиеся в последнее время, лежали именно в «Кремлевке». Это в самом ЦК возникла шутка, что «Кремлевка» есть короткая остановка на пути в крематорий. Так что жизненный путь Западника можно считать законченным: из «Кремлевки» его могут выпустить только на тот свет.
…В больнице к нему на миг вернулось сознание. На столике рядом со своей кроватью он увидел маленькую кнопочку. Он сделал усилие нажать ее, но его руку оттолкнул скрюченный палец американского Восточника. Палец потянулся к кнопке. И все исчезло.
Решение проблемы
Урну с прахом Западника поместили в колумбарий кладбища Донского монастыря рядом с урной его сына. Рядом осталась еще одна свободная ячейка для его супруги. Некролог напечатали в городской газете. Подписала некролог безликая «Группа товарищей».
Конец
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги