Парамирик, или последний интеллигент (СИ)

I

Открыв глаза, Брянцев осмотрелся, не подымая головы с подушки. Увидел немного: окружающая обстановка подсказывала, что он, скорее всего, в больничной палате. По крайней мере, приборы у его изголовья больше всего походили на медицинские. Да и по собственным ощущениям ему явно не помешало бы полечиться.

Сначала мысли разбредались в разные стороны, но потом ему удалось собрать их в одну кучу. "Итак, он – Брянцев Юрий Андреевич, преподаватель литературы в Приборостроительном колледже, добропорядочный семьянин, отец двоих детей, находится в больнице.

Вопрос: как он сюда попал?"

И наш герой попытался что-нибудь вспомнить. Но память подсказывала что-то не то. То он отчетливо, до очень мелких деталей, вдруг вспоминал собственную учебу в университете, то лица детей и жены, то задумчивые физиономии студентов на экзамене, а то – образы коллег по преподавательскому труду. Все это перемежалось какими-то случайными картинками. В общем, с памятью было не все в порядке.

— Где я? — тихо спросил он.

Над ним появилось давно небритое и усатое незнакомое лицо.

— Где, где – в п…., — подобрал небритый гражданин слово в рифму. — Ты в больнице скорой помощи, в 606 палате. Тебя, друг, вчера из реанимации привезли. Ты, говорят, в дорожной аварии пострадал. Водитель что ли?

— Нет, — тихо ответил литератор.

— Ну, значится, пассажир. Не повезло тебе, друг. Не на ту лошадь сел.

— А вы кто? — поинтересовался Юрий у усатого, так и не сумев его узнать.

— Кто, кто!? Хрен в пальто, — радостно сообщил мужчина. — Такой же больной. Руку мне сломали, сволочи…

Пострадал в аварии? Когда? Чувствуя усталость, Юрий Андреевич закрыл глаза, и тут, словно наяву, он увидел еще одно лицо: красивая, высокая, темноволосая, нет, светловолосая женщина! Она?

Она! Что-то связанное с ней! Но что? И тут же память услужливо подсказала: Валерия Рюмина. И словно прорвало – перед глазами замельтешили лица: бородатое и ехидное – коварного МА, скромное – Верочки Снегиревой, загадочное – Марины Зейлиной, подобострастноеее мужа, ангелоподобное – Анжелики Сюткиной, благообразный лик священника, нахально-веселое – Настеньки Парфентьевой, строгоеИнны Айхель, нет, Мечниковой. И как при ускоренной перемотке быстро – быстро замелькали физиономии проституток с Уфимской, гомосексуалистов из ресторана, телевизионщиков, бандитов и полицейских. Бог ты мой! Неужели все это случилось с ним на самом деле?

А может, ему все это приснилось во сне или это результат болезненного бреда. Стараясь ни о чем таком не думать, Юрий постарался уснуть. Что у него и получилось.

И проспал он до пяти часов вечера, да так крепко, что даже врач, совершавший обход, удивился и распорядился не будить. Он пощупал пульс, проверил температуру по предъявленному медсестрой градуснику и в задумчивости, покачивая головой, изрек, что, похоже, страдалец-то выздоравливает. Да еще и бешеными темпами.

Вечером Брянцев проснулся в сносном состоянии и, первым делом, направился в туалет. А когда он попытался там умыться, то обнаружил, что голова его обмотана бинтами. Но вроде под бинтами ничего особо не болело. Вернувшись в палату Юрий Андреевич вспомнил рекомендации МА по этому случаю.

Потом к нему пришла жена. Она с радостью сообщила, что как только узнала, что его перевели из реанимации в обычную палату, так сразу оформила у лечащего врача пропуск и будет теперь приходить к Юрию каждый день. Детей, к сожалению, в больницу не пускают, а они так ждут не дождутся, когда папулька выздоровеет.

На что Юрий Андреевич сообщил, что чувствует себя неплохо и хочет побыстрее домой. И, пожалуй, попросит, чтобы его выписали пораньше. На амбулаторный режим. Жена удивилась, и спросила, не очень ли он спешит. Но Юрий ответил, что все будет нормально и сменил тему разговора.

На следующее утро он настойчиво стал требовать своей выписки, ссылаясь на то, что чувствует себя гораздо лучше, а дома при соответствующем уходе со стороны родных он поправится еще быстрее. Тем более, что в больнице и так нехватка медикаментов.

Была суббота, лечащего врача на месте не оказалось, больница была переполнена, и поэтому, не желая лишнего скандала да еще по такому нелепому поводу, заведующий отделением разрешил выписать больного, взяв с него подписку о том, что больница не несет ответственности за его дальнейшее лечение и состояние его здоровья.

Валентина несколько переживала за такое решение мужа, но с радостью привезла ему одежду и после обеда забрала его домой.

А как радовались возвращению отца дети!

II

Через несколько дней Юрий Андреевич, и вправду подозрительно быстро поправившийся, вышел на работу.

Поначалу многие коллеги и особенно женщины, наслышанные о его тяжелой травме, старательно искали на лице Брянцева следы аварии в виде шрамов. Но, к своему удивлению, ничего такого не находили. Лицо преподавателя литературы было обыденным и точно таким же, как до происшествия. Это обстоятельство Юрий Андреевич объяснил тем, что лицо у него и не страдало вовсе, а просто от удара он разбил нос и одновременно потерял сознание. И кровь залила ему все лицо. Вот поэтому-то и пошел слух о его чрезвычайных ранах. Но на самом деле на лице у него были только мелкие ссадины от осколков стекла, да синяки. А еще у него был сильный ушиб головы и, как ни странно, после этого у него пропала необходимость носить очки.

Все обрадовались, что так всё хорошо обошлось и успокоились.

И никто не догадался спросить, зачем же его с такой ерундой неделю держали в реанимации.

И только стоматолог, работающий в колледже на полставки, был крайне удивлен некоторыми обстоятельствами. Обследуя в очередной раз челюсти педагогов на предмет выявления кариеса, он с нескрываемым интересом разглядывал зубы Юрия Андреевича. В карточке была отметка, что у Брянцева удалены два коренных зуба, а на самом деле на этих местах у него стояли уникальные коронки, выполненые по необыкновенной, неизвестной врачу технологии. И на все вопросы о том, где и кто поставил ему такие интересные протезы Юрий Андреевич пожимал плечами и отвечал что-то невразумительное.

А еще Юрию пришлось поговорить со следователем. Но и это тоже оказалось несложным делом, поскольку ему даже врать не пришлось. Да, в аварию он попал, а вот что было дальше, хоть убейтене помнит. Очнулся уже в больнице. Конечно, дотошный следователь мог бы попробовать с помощью медиков и их записей идентифицировать пострадавшего из синего "уазика" с пришедшим к нему по повестке гражданином Брянцевым. Но для этого надо было иметь какие-то подозрения, да и немалое желание разбираться в этом "дохлом" деле, где ничего не было, кроме разбитой машины и странного потерпевшего. А у сверхзанятого другими неотложными делами милиционера такого желания не было.

Одним словом, вскоре все вошло в свою колею.

Единственно, что отметили самые наблюдательные из коллег, это то, что после больницы Юрий Андреевич стал менее мнительным и более твердым и уверенным в себе. Женская часть педагогического коллектива также пришла к выводу, что Брянцев стал гораздо интереснее, как мужчина. Во – первых, он стал заметно лучше одеваться, а во-вторых, от него чаще, чем прежде благоухало дорогим одеколоном. Кто-то из них в шутку предположил, что, может, литератор просто влюбился. Ну а так как такую интересную и занимательную идею сразу захотелось развить, то в качестве объекта его внимания как-то само собой назначили красавицу Айхель. Тем более, что именно в ее адрес обычно молчаливый Брянцев как-то отпустил парочку замысловатых и искуссных комплиментов. Инна Владимировна, имевшая уже одного подобного поклоника в лице физика Абросимова, возражать не стала.

Она же, кстати, первая обратила внимание на некоторые удивительные способности Юрия Андреевича. Обладал ли Брянцев раньше этими способностями или приобрел их в результате стресса, полученного при аварии, она не знала, Но в том, что литератору стали ведомы какие-то элементы прошлой жизни разных людей, она была уверена абсолютно. Еще бы, ведь она сама была свидетелем двух таких случаев.

Первый случился недели через две после возвращения Брянцева из больницы. В тот день у Айхель было "окно" между двумя парами, и она, по причине сильного дождя, вместо обычной прогулки по ближайшим магазинам, осталась в колледже и зашла в преподавательскую. Там сидели Брянцев и профорг Наталья Никитична. Говорили о детских деньгах, которые давно не выплачивали и ругали высокие цены. Инна Владимировна от скуки тоже вступила в беседу и в один из моментов сказала, что в общей их преподавательской бедности они в какой-то мере виноваты сами. Могли бы в свое время выбрать другую профессию… "Или других супругов", — загадочно улыбаясь, добавил Брянцев. А потом и задал неожиданный вопрос про то, знает ли Инна Владимировна некого Мечникова.

Айхель конечно же знала Толю Мечникова, приятеля ее старшего брата, который долго за ней ухаживал, но она ему в конце концов отказала, предпочтя аспиранта Диму Айхеля – ему пророчили великолепную ученую карьеру. Дима действительно быстро защитился, но и его кандидатское звание и должность доцента при новой жизни не очень-то грели, поскольку, несмотря на весь свой ум, зарабатывал он не на много больше супруги. А вот Толик, учившийся заушно в каком-то ленинградском киноинституте, умудрился в новой России преуспеть и был владельцем коммерческого телеканала. Теперь его курносая жена читает там ежедневные новости.

Но откуда о Мечникове и его предложении мог знать Брянцев, Инна Владимировна не представляла. А на ее прямой вопрос Юрий Андреевич ответил весьма уклончиво и туманно. Не мог же он признаться англичанке в том, что этим вопросом он просто лишний раз хотел выяснить правда ли то, что он побывал в параллельном мире, или ему это только пригрезилось.

Другой такой же случай произошел на глазах у Айхель с Крутояровым. Тот, когда-то еще до аварии вернув долг Брянцеву, решил, что можно снова перехватить у него деньжат "до зарплаты".

Неведомо какой, правда. Но обычно мнительный Юрий Андреевич вдруг огорошил заведущего мастерской вопросом о брате близнеце. Тот оторопел и признался, что да, у него был брат Филимон, но в восьмилетнем возрасте он утонул, когда они катались на льдинах. С ними был их двоюродный пятнадцатилетний брат Кешка, так вот его, Сергея, он спас, а Филимона не успел… Тогда Брянцев предположил, что погибший был наверняка порешительнее и позлее, чем Сергей Филимонович. И опять же попал в точку. Крутояров это признал, разговор замял и больше у литератора просить взаймы не пробовал.

Своими подозрениями Айхель поделилась с коллегами и за Юрием Андреевичем закрепилась слава человека, склонного если не к ясновиденью, то к некоторым элементам прозрения и умения заглядывать в прошлое. А вскоре подтвердить это могли и некоторые студенткивторокурсницы из группы экономистов.

Однажды на уроке литературы, в беседе о стихах Роберта Бернса, Юрий Андреевич, продекламировав несколько стихотворений, вдруг произнес:

— Вот видите, друзья мои, как звучат настоящие стихи настоящего мастера.

А потом, почему-то глядя на Настю, добавил:

— А то некоторые напишут на своем теле "Кого люблю – тому дарю" и считают, что это тоже поэзия и что это поэтично…

Настя от этих слов слегка покраснела, а ее подружки Костромина и Злобова прыснули в ладошки. Они-то знали, что Парфентьева сделала себе такую наколку в весьма интимном месте всего две недели назад. Но откуда мог об этом знать литератор? Он что с ней вместе в бане мылся? Это была загадка…

Одним словом, по колледжу про Брянцева стали ходить слухи, что после того происшествия и лечения в больнице, у него появились некоторые странности.

Сам Юрий Андреевич по понятным причинам так не считал. Он чувствовал себя превосходно, как никогда. И только одно мучило его порой. Увидев по телевизору некоторых политиков или руководителей родного государства, а то и услышав их по радио, он вдруг ощущал, что от их слов в голове его что-то переключалось, она словно становилася как бы набитой ватой, а сознание отстраненным и сама собой возникала мысль: "Это змееносец! Это враг!" Но стоило переключить технику на другой канал или другую волну, как наваждение пропадало и мир снова играл для него всеми своими красками. Как в те времена, когда он еще не знал значения слова "парамирик".

КОНЕЦ