Ева
Дом встретил меня тишиной, мама с дядей Петей уехали на работу, а Мир, скорее всего, занимается своими делами. Настроение было ни к черту. Меня душили слезы, было больно сделать даже вдох. Перед глазами стояла картина того, как Дима стоит на коленях, опустив голову вниз. Как его разрывает эта боль, и если кому-то эта картина принесла бы удовольствие, после всего что произошло, меня разрывало не меньше Димы.
Я не могу больше терпеть эту боль, не могу больше думать о том, что было бы, если бы…
Это сводит меня с ума.
Рухнув на кровать, выпускаю на волю свои чувства и кричу в подушку, как раненый зверь, в надежде, что мне станет легче, что боль отпустит, и я смогу свободно дышать.
Очень хочу довериться Диме, начать строить наши отношения заново, но боюсь, что из этого ничего не получится, и нас просто еще больше затянет на дно, и в конечном итоге погубит отчаяние и боль. Я люблю его, безумно. Люблю так, что порой мне даже страшно. И я уверенна в его чувствах, но иногда этого мало, тем более когда между влюбленными стоит потеря.
Прорыдав несколько часов подряд, не замечаю, как погружаюсь в сон, и впервые за эти месяцы мне ничего не снится, я не слышу плачь ребенка, не бегу в темноте, стараясь его отыскать, и от этого становится страшно. Я так привыкла к тому, что во сне могу почувствовать его, услышать, что проснувшись меня, накрывает паника.
Я лежу на кровати и не могу сделать вдох, только смотрю в потолок, сжимаю в кулаке одеяло и борюсь сама с собой. Мне нужно его отпустить, нужно простить себя и жить дальше.
Дима говорит, что я не виновата, но почему тогда чувство вины съедает меня? Почему он мне снится? Не могу найти ответы на эти вопросы, ничего не могу.
Дверь в комнату открывается и ко мне подбегает встревоженная мама, она плачет и зовет кого — то. Просит принести воды, а сама обнимает меня, гладит по голове и шепчет какие — то слова. Потом забегает бледный и встревоженный Мирон, в руках у него стакан воды, который мама тут же забирает и, плеснув немного на свою руку, умывает меня. Далее заставляет сделать пару глотков, и мне становится лучше. Страх постепенно отпускает, я могу сделать вдох, и окружающие меня звуки постепенно доходят до моих ушей.
— Милая, все хорошо. Я рядом. Дочка, я рядом.
— Прости меня, мама. — Шепчу охрипшим голосом.
— Все хорошо. Мирон, оставишь нас ненадолго? — Просит мама, и Мир тут же выходит, плотно закрыв дверь. — Расскажешь, что произошло? В последний раз. я видела тебя в подобном состоянии в ту жуткую ночь!
— Я рассказала Диме о ребенке. Рассказала, что потеряла его.
— Это очень хорошо. Дима, хороший парень. Вам давно пора было поговорить! — Произносит мама. — Да, он сделал много ошибок, и я была зла на него за это, но вижу его отношение к тебе сейчас и понимаю, что он любит тебя. И сделает все для того чтобы ты была счастлива. А откровенный разговор, каким бы он болезненным не был всегда идет на пользу.
— Он простил меня. Дима сказал, что я не виновата. Мама, я так боялась, что он будет меня винить в смерти малыша. Я сама себя виню. А он не стал.
— О чем ты говоришь? Какая вина? — мама смотрит на меня недоуменно, и тогда я решаю рассказать ей все. И про наш с Димой разговор, про наши сны, про долг отца и то, как Дима ездил к Фариду. Самое главное рассказываю, как я мучаюсь чувством вины. А мама слушает молча, только нежно сжимает мою руку и тихо плачет рядом. В этот момент я понимаю, как сильно, мне не хватало, ее поддержи и, вот таких разговоров по душам.
— Малышка, если бы я только знала. Но, все по порядку. Я выслушала тебя, теперь, пожалуйста, ты послушай меня. И не перебивай. Все совсем не так. — Ласково говорит мама, и целует меня в щеку. — Во-первых, вы должны были прийти к нам с Петром, и мы бы решили эту проблему насчет долга и угроз сами, это наше дело. Мы родители, но об этом мы еще поговорим позже. А сейчас самое важное. Твоей вины в том, что произошло, нет. В принципе, как и нет вины Димы. Разве что незащищенные половые отношения, которые привели к беременности. Тот выкидыш был предрешен. Я думала ты знаешь, поэтому не стала затрагивать эту тему, видя как ты переживала. из-за вашего расставания.
— О чем ты говоришь?
— У тебя была внематочная беременность. Доктор сказал, что все тебе объяснил. Рано или поздно, это бы случилось. А если бы все затянулось, могли быть последствия. Прости милая, мне стоило набраться храбрости и поговорить с тобой раньше, тогда бы ты так не страдала.
— Когда ко мне пришел доктор, Софа мне уже сказала о том, что я потеряла ребенка, так что я была не в том состоянии, чтобы слушать врача.
— О Боже, малышка. Прости. Софа видимо слышала не весь разговор с врачом, или не так поняла. Мы так испугались за тебя в ту ночь, что все перемешалось и просто хотели поскорее забыть обо всем. Это моя вина, что ты так страдала.
— Не могу в это поверить. — Прижимаюсь к маме и тихо шепчу.
— Все будет хорошо. Все наладится. Вы с Димой найдете исцеление друг в друге. Все наладится, Ева. Прости меня дочка, что уделяла вам с сестрой мало времени в последнее время. — Под тихий, успокаивающий шепот матери, и нежные поглаживания по голове, я забылась безмятежным сном.
Проснулась когда за окном уже было темно, прислушалась к себе и поняла, что мне все еще было больно, но я больше не чувствовала себя виноватой. Разговор с мамой помог, и мне стало немного легче.
Нужно поговорить с Димой, рассказать ему то, что я узнала от мамы, ведь сейчас он, так же как и я, мучается от чувства вины. Мы должны двигаться дальше, учиться доверять друг друга заново. И я понимаю, что впереди нас ждет сложный путь восстановления, но верю, что у нас все получится.
Тянусь к телефону и звоню Диме, но автоматический голос отвечает мне, что абонент недоступен. На меня накатывает чувство тревоги, и я понимаю, что, что — то случилось и принимаю решение ехать к нему.
Лихорадочно одеваюсь, беру в руки телефон и уже направляюсь к выходу, как дверь в мою комнату открывается и заходит обеспокоенный Мирон.
— Отлично. Ты проснулась. Нам нужно ехать!
— Куда? — впервые вижу его таким встревоженным.
— Мне позвонил Егор. Дима сейчас едет в « Клетку» У него бой через полчаса с Замятиным. Егор пытался его отговорить, но Дима не слушает. Говорит только, что должен отомстить.
— Отвези меня туда, Мирон. Скорее. — Про себя молюсь всем Богам. Только бы успеть, только бы ему не навредили.