17

Через несколько дней, около полудня, впервые после моего возвращения зазвонил телефон. Аврора? Уже?! Значит, все выяснится? И этот кошмар, наконец, прекратится?!

Но это был всего-навсего Сандро Орсини. Он хотел кое-что уточнить по поводу акварели Мари Лорансэн, которую я ему продал.

— С того времени, как твой отец нас покинул, только англичане покупают акварели. — В его дружеском голосе вдруг послышалась тревога. — А кстати, тебе деньги нужны? У меня как раз есть английские клиенты, которые интересуются твоим Ватто…

Этот Орсини был коммерсантом от искусства, и я ему принципиально не доверял. У него всегда под рукой были клиенты, случаи, которые жалко упускать, возможности, которых в другой раз не представится… Раньше он хорошо знал моего отца и после его смерти, казалось, относился ко мне как к сыну. В сущности, это был веселый человек — но с ним надо было держать ухо востро.

— Поверь мне, дорогой малыш, ты должен его продать… Я уверен, что даже твой отец его бы продал…

В течение нескольких дней я не произносил ни одного слова и был более удивлен, слыша свой голос, чем его. На чистом автопилоте мне удалось заставить свой голос звучать естественно — и я почувствовал себя живым. На несколько секунд. Орсини, должно быть, уловил мое смятение. И повел себя весьма бестактно.

— Впечатление такое, что ты не в порядке… Я могу сделать что-нибудь для тебя?

Проявить заботу обо мне было вполне в его стиле, но все равно это показалось мне подозрительным. Не известно ли ему о моем несчастье? Кто его предупредил? А может, его попросили что-нибудь передать мне? Это была сущая бессмыслица — но, чтобы заподозрить, что он больше моего знает об исчезновении Авроры, мне и не нужен был смысл. Назавтра Орсини уезжал к себе в Вильфранш. Я дал понять, что согласен на его предложение, и спросил, можно ли прийти к нему в конце дня. В этот час, думал я, может быть, разразится обещанный ливень — и, на мое счастье, зальет все, что меня сжигало.

Загрузка...