Парк

Ярмарка

С резким душераздирающим скрипом закрылась небрежно покрашенная синяя дверь, словно бы деля жизнь на до неё и после. Лысоватый полный капитан юстиции, тяжело дыша, протопал по вытертому до дыр и белых пятен линолеуму и, перегнувшись через обшарпанный стол, открыл пожелтевшее от времени пластиковое окно. Затем ткнул потным пальцем кнопку чёрного напольного вентилятора и грузно плюхнулся в красное продавленное кресло, что, судя по жирному блеску грязи на обивке, помнило ещё первые триумфы Анатолия Кони. Вентилятор мелко завибрировал и, пританцовывая на месте, погнал по кабинету волну горячего тяжёлого воздуха. В кадке на сейфе лениво зашелестело листвой неизвестное дерево, больше всего похожее на плод несчастной любви кактуса и крапивы, а капитан ткнул носком туфли вытертую кнопку включения старого компьютера. Системник взревел, словно бензопила, и защёлкав натруженным нутром, стал нехотя загружаться.

В кабинет заглянул всклокоченный, будто воробей, молодой помощник дежурного и, на ходу поправляя серую форменную фуражку, скороговоркой затараторил:

- Кстантин Гнадьч, здравсти! Задержанного, что с ярмарки привезли, сразу к вам вести? Его уже зарегистрировали и обыскали. Бумаги по нему тоже готовы. Ну там первичка: рапорта, объясниловки, ну, сами знаете.

- Юра! Дайте мне умереть спокойно! - с профессиональной усталостью в голосе проговорил капитан. - У меня ещё даже компьютер не готов! Да что там компьютер! У меня ещё я не готов!

Помдеж философски отнёсся к этой отповеди, зная, что после неё капитан смягчится и всё равно прикажет вести задержанного. Эту черту Тиктака знало всё отделение и охотно ею пользовалось, впрочем, никогда не переходя границы приличного.

- Так-так-так! - забарабанил пухлыми пальцами по столу капитан. - Ладно, что уж, веди его, подлюку!

- Уже привёл! – Расплылся в улыбке Юра и вытащил за шкирку из-за угла, как вытаскивают из тёмного чулана старую швабру, высокого худого мужчину в красной клетчатой рубахе. И хоть руки пленника были в наручниках, на лице красовались свежие ссадины, а на голове шишка, вид он имел гордый и даже надменный, будто делал одолжение своим обществом сразу всем присутствующим. Холодные колючие глаза из-под широких, сросшихся на переносице бровей, и волевой квадратный подбородок создавали о нём впечатление решительного и сильного человека. "Бабский любимчик, - машинально отметил следователь, - привык к своей неотразимости и уникальности. Ждёшь что начну ломать, а ты с честью все побои выдержишь… Знаю, что выдержишь. Знаю, что ждёшь моих вопросов, скот! А ты же точно знаешь, что они должны быть. Любой сопливый пацан знает, как проходят допросы, спасибо киношникам. А ты же герой, мне ничего не расскажешь, да? Да всё ты расскажешь. Тяжело удержать в себе тайну, особенно если она никому не нужна!"

- Заводи! - как можно более равнодушно проговорил Тиктак, украдкой следя за выражением лица задержанного.

Юра бесцеремонно втолкнул того в кабинет и силой усадил на стул. Рапорты, объяснительные и паспорт заботливый помдеж аккуратно положил на подоконник, не найдя свободного места на столе.

- Браслеты не снимай. Такие клоуны любят дурака валять! – показательно пренебрежительно распорядился следователь, не сводя глаз со своего невольного гостя.

После слов капитана лицо мужчины покраснело, став одного тона с рубашкой, он хотел что-то возразить, но справился с эмоциями и промолчал. Когда ушёл помощник дежурного, следователь достал из потёртого портфеля пачку сигарет, открыл её и протянул своему собеседнику.

- Угощайтесь, Кирилл Петрович!

В ответ мужчина скорчил презрительную гримасу и отвернулся к двери:

- Не хочу.

- Зря. В камере вам их просто так не предложат. А в больничке, когда увезут на освидетельствование, и подавно. А туда увезут. Так что курите, пока предлагают и ничего за это не просят. Цените чужую доброту, чтобы оценили вашу.

Мужчина с сомнением посмотрел на простое и усталое лицо капитана, который в это время напоминал своей бесхитростностью пожилого колхозника, отдыхающего на завалинке после посевной, и потянулся к предложенным сигаретам. Тиктак помог ему закурить и пододвинул полную окурков пепельницу, а сам открыл на компьютере вордовский документ с шаблоном допроса и под мерное тиканье часов несколько минут неспешно заполнял шапку документа.

- Меня зовут Константин Геннадьевич. А такие, как вы, зовут просто "мент". Можете так же называть, я привык, и в общем-то мне плевать, - безразличным тоном обратился Тиктак к задержанному и отметил, как покраснело его лицо.

- Такие, как я? - с наигранным равнодушием уточнил собеседник, но опытный следователь тут же услышал в его голосе обиду, как у ребенка, которого обделили конфетой. Нужные ниточки сами шли в руки.

- Да, такие, как вы. Убийцы и прочие маргинал-люмпены. Для меня вы все давно на одно лицо.

- Маргиналы и люмпены - это не одно и то же! - глухо возразил Кирилл, жадно затягиваясь сигаретой.

- Да? А плевать! Не хочу разбираться в сортах грязи. Вы, - Тиктак демонстративно заглянул в лежащие перед ним документы, - Кирилл Петрович, ничем не отличаетесь от сотен других преступников, что сидели на этом стуле до вас. Все курили мои сигареты и презирали меня за то, что я, как дворник, выметаю из общества грязь и сор. Вы - обычный убийца и не лучше других!

Кирилл вскочил на ноги и упёрся горящим взглядом в своего флегматично настроенного оппонента. Следователь зевнул и прикрыл ладошкой рот. Потом лениво махнул рукой:

- Садитесь, а? Что же вы все скачете, как дурные? И каждый, каждый мнит себя особенным… И все, как один, ждёте, когда я начну выспрашивать и каверзные вопросы задавать. А для чего оно мне? Ну признают вас невменяемым и отправят на лечение. Что тоже будет не в первый раз за мою службу. Что мне с того? А вы - вы, конечно же, сейчас потребуете от меня адвоката. Как думаете, насколько это будет оригинально? Думаю, понимаете, что вовсе не оригинально. Только время зря потратите и своё и моё. Скучно. Как и ваша история, которую мне и слушать-то неинтересно.

- Адвоката… ну да… Хотел… Так делают все, да? - С Кирилла, как блёстки со старой ёлочной игрушки, стали осыпаться спесь и гонор. А капитан, видя, что инициатива целиком принадлежит ему, неспешно и с наслаждением загонял врага в свою психологическую ловушку, как опытный шахматист загоняет начинающего противника в угол доски.

- Ты же, Кирилл Петрович, ждёшь, что я буду втираться в доверие или, наоборот, пугать тебя судом и тюрьмой? Нет, не буду. Мне неинтересно, как ты убил, зачем и почему. Ты просто обычный мочила, который грохнул человека, пусть и не самым обычным способом. Хотя палка в сердце - это не такая уж и экзотика.

Тиктак аккуратно, с хирургической точностью перешёл на «ты», сокращая социальную дистанцию и располагая собеседника к откровенной беседе. А собеседник этого так и не заметил, уже став послушной марионеткой в цепких руках опытного кукловода.

- Я не мочало… Я не такой, как все, я вампира убил! - почти закричал Кирилл, перебивая Тиктака, но тот продолжил мастерски разыгрывать свою партию, всем видом демонстрируя скуку и незаинтересованность.

- Да какой он вампир, судя по характеристике - так, актёришка со скудным амплуа и творческой деформацией печени. А от палки в сердце любой умрёт, ничего необычного. Вот, помню, лет двадцать назад ко мне дежурный привёл интеллигента. Настоящего, в очках, с лысиной, глыба одним словом. И заявляет эта глыба, дескать, вяжите меня, проклятые опричники, я Пушкина убил! Я, конечно, хотел его сразу в дурку сплавить, но что-то в его словах было настоящее, сильное. Дал я человеку выговориться, и не зря. Оказывается, Пушкин - это фамилия его соседа по коммуналке. И он его действительно убил. Да ещё как убил! Столовой ложкой! Вот это был оригинал! А ты говоришь, вампир! Не существует их,

- Но он, правда, был вампиром! Клянусь!

На крик Кирилла в кабинет тотчас заглянул Юра, но капитан покачал головой, и вихрастый помощник дежурного снова скрылся за дверью, словно Кентервильское привидение. Следователь отодвинул от себя мышку, недоверчиво вскинул бровь и пренебрежительно хмыкнул. Кирилл, который явно не ждал такого равнодушного отношения к себе и своему поступку, растерянно посмотрел на заваленный папками ободранный стол, потом поднял взгляд на потолок с висящими хлопьями старой известки и заговорил так горячо, как могут говорить только уверенные в своей правоте или умалишённые люди. Что зачастую одно и то же. Иногда он замолкал на полуслове и беспомощно смотрел на собеседника, но уже в следующий миг вновь исторгал из себя лавину образов и подробностей. Удивительно, но это не делало его рассказ тяжёлым, а только добавляло ему колорита.

- Я был на площади с утра. С утра там делать, конечно же, нечего, и я это знал заранее, но почему бы не пойти на площадь с утра, если и в других местах в это время делать тоже нечего? Сонные торговцы из дальних деревень парковали свои ободранные тачки одним рядом, но выкладывать барахло и продукты пока не спешили. Они глазели то по привычке на памятник Ленину, то по традиции на храм у него за спиной, то с жадным любопытством на соседей. Мне было откровенно скучно, и я ушёл в парк, где развлекался, глядя на прохожих. Я подбирал имена, которые шли бы им больше всего, а потом подходил и делал вид, что встретил старого приятеля. Я кричал: "Стёпа!" и тряс человеку руку. Он удивлялся и называл своё имя, а я понимал, угадал или нет. Понемногу парк заполнился разными людьми, которые припёрлись сюда со всех окрестных сёл и деревень. Сам я был на ярмарке впервые и сделал для себя одно чудное открытие. Раньше я считал слово "ярмарка" устаревшим и не понимал, почему это мероприятие нельзя назвать биржей, торгами или экспо. Но впервые разглядев участников действа, я понял, что именно это слово лучше всего характеризует наш провинциальный человеческий сброд. Нет, до экспо городок ещё не дорос. Это была именно ярмарка, в самом мерзком смысле слова. Из колонок на площади затрещал ведущий, подражая ярмарочным зазывалам прошлого, и человечье стадо ломанулось по его приглашению на площадь, сминая кусты и оставляя после себя пластиковые стаканчики и пустые бутылки. Выждав, когда толпа свалит подальше, я побрёл следом.

Навстречу мне пробежала какая-то тщедушная белобрысая пигалица с затравленным взглядом и сиганула вглубь парка, ну туда, где стоит памятник то ли жертвам, то ли участникам какого-то восстания. Я хотел было догнать и расспросить, что стряслось, но потом решил не лезть не в свои дела.

В кузове ушатанного грузовика стоял ведущий и несмешно шутил в микрофон, хотя народу это, конечно, нравилось. Мне было всё так же скучно, и я встал рядом с грузовиком, от нефиг делать слушая его трёп и разглядывая участников, а особенно участниц представления. Ведущий периодически выдёргивал их на сцену из видавшего виды автобуса, который был одновременно и гримёркой, и подсобкой, и курилкой. Вскоре мы с ним уже ржали ни о чём, сидя на ступеньках этой железной рухляди, пока в кузове грузовика кривлялось очередное сельское дурование.

Хотя под конец пошли действительно интересные номера, а может быть, просто на фоне первых бездарностей любой мало-мальский талант сверкал, как бриллиант.

Но круче всего остального был номер, когда на сцене былинный богатырь громил фанерным мечом врагов страны, особенно у него выхватывал упырь с табличкой «ЦРУ» на впалой груди. Его грим мне показался каким-то особенно безупречным. Таким, что ты начинаешь верить в реальность героя, как ребёнок верит в Деда Мороза! И когда все артисты этой группы уже переоделись и растворились в толпе, чтобы восстановить силы пивчанским, а мой новый кореш конферансье выл бездомным котом в кузове, объявляя очередной номер, я заглянул в автобус. Я хотел попросить у вампира намазать мне немного грима. Мне он был нужен... Да чёрт его знает, зачем он мне был тогда нужен! Я рассчитывал, что увижу, как этот доходяга стирает с рожи личину упыря и становится человеком, но чёрт меня побери! Всё оказалось гораздо хуже. Чтобы стать человеком, он не смывал грим, а наоборот, наносил! Там, в кузове, он был с настоящим лицом! Нет, вы только представьте, в какую кровавую баню он один мог превратить всю эту ярмарку! Тут же и бабы, и детишки… Чёрт, это реально мерзкое ощущение, когда от тебя зависят чьи-то жизни, а ты не знаешь, что делать. Я без палева вышел из автобуса и начал искать, чем можно убить эту тварь. И, как назло, ничего путного на глаза не попадалось. Я сиганул к храму, чтобы стащить там хоть что-то серебряное и грохнуть этим кровососа, но стопорнулся, едва зайдя в парк. Осина! Мне нужен осиновый кол! Однако весь парк был хвойный. Я пробежал по нему вдоль забора, перепрыгивая через скамейки, как дурной кенгуру, но ни черта так и не нашёл. И почему-то снова подумал о той пигалице, что бежала через толпу. Она должна была быть где-то тут. В церковь мне ломиться было поздно, вампир уже всяко закончил свои сборы. И вот когда я совсем отчаялся, то увидел палатку с разными флагами, флажками и прочей праздничной фигнёй на любой вкус. Их древки были деревянными! Конечно, шанс что это именно осина был не большой, но я рискнул и не прогадал! Я выдернул крайний стяг и рванулся к автобусу, размахивая им, как вояка на открытках! Красный флаг с серпом и молотом трепало на бегу, а народ лыбился и думал, что это какая-то постановка, а я играю роль! Идиоты. Я даже не заметил, как добежал до автобуса. Упырь как раз выходил на улицу, но я ударил его башкой о стекло, запихнул назад в автобус и уронил на пол. И сразу стал тыкать флагом в грудь, стараясь достать до сердца. Это оказалось не так легко, как в фильмах! Кожа на груди никак не хотела рваться, и мне пришлось сначала проткнуть её ножницами, что валялись на капоте, потом засунуть в рану флаг и забивать его дальше утюгом. Только так я смог пропороть тварь насквозь. Этот урод сопротивлялся и даже смог пару раз достать меня кулаком, но чёрта с два! Меня и на дискаче никто не мог сбить с ног! Наконец тварь затихла. Его кровь была повсюду: на сидушках, на стёклах и на самом флаге! Упырь с развороченной до лёгких грудью валялся на полу, а сквозняк шевелил вбитый в него красный флаг. Открытая в последнем крике пасть с кровавой пеной и мёртвые глаза. Сжатый в последнем замахе кулак и торчащий острый кадык. Я помню всё, всё до последней детали. А дальше были крики, визг, и пока я вытирал лицо от крови, какая-то сволочь вырубила меня, стукнув по голове тем же самым утюгом. И это вместо благодарности за спасенные жизни... Ну и как по-вашему, я всё ещё обычный убийца или всё-таки герой, который остановил монстра и спас чёртову кучу жизней?

- Так-так-так… - постучал пальцами по столу следователь. -Так-так. Если я напишу всё это в протокол, то тебя, Кирилл, закроют в психушку и сделают овощем… А я этого не хочу. Давай в протокол мы напишем, что ты его просто хотел ограбить, но не справился, испугался сильного отпора и убил тем, что попало под руку? Да, звучит гадко, но тогда тебя просто посадят лет на семь, а за хорошее поведение могут ещё и условно-досрочно отпустить. И ты сможешь продолжить свою войну. Ну и как тебе такая идея?

Кирилл опустил глаза в пол и принялся ковырять носком ботинка дырку в линолеуме. Мысли неслись в его голове, как лошади по ипподрому, мешаясь в кучу, наскакивая и обгоняя друг дружку. Когда дальше молчать стало уже неприлично, Кирилл помотал головой, будто вытряхивая из неё всё лишнее, и с сомнением выдохнул:

- Я согласен.

- Ну и молодец! – С облегчением кивнул Тиктак и принялся резво набирать удобный ему текст допроса. - На освидетельствование я тебя всё же отправлю, так положено. И не вздумай там спорить или болтать про вампиров. Тебя быстренько признают здоровым, а я напишу, что ты раскаялся, признался и помогал следствию. Такое поведение зачтётся на суде, и всё будет по-нашему. По-правильному.

Следователь распечатал протокол допроса, Кирилл его прочёл и удивлённо хмыкнул:

- Надо же, не обманули!

Капитан неопределенно кивнул и громко позвал из коридора помдежа Юру, чтобы тот увёл задержанного в камеру. Потом ещё раз пробежался глазами по протоколу допроса, смакуя некоторые строчки по несколько раз, как смакует шеф-повар особо удавшееся блюдо, улыбнулся и убрал протокол в сейф.

***

Солнце уже спряталось за огромную водонапорную башню, и в воздухе медленно, но верно начала разливаться милая сердцу вечерняя прохлада. Тиктак вышел на высокое свежеокрашенное крыльцо районного отдела полиции и потянулся до хруста в костях. Блаженно прикрыл глаза, замер так на несколько секунд, напряжённый, будто струна, шумно выдохнул и обмяк. Его черты лица стали умиротворённее, приветливее и плавнее. Медленно, наслаждаясь каждым движением, он достал из пачки сигарету и задумчиво её помял. Потом прикурил, затянулся, выпустил в воздух почти идеальное колечко сизого дыма и долго смотрел, как оно тает, колеблясь от незаметных порывов всё ещё горячего ветра. Дождавшись, когда кольцо исчезнет совсем, Константин Геннадьевич достал телефон и по памяти набрал нужный номер.

- Алло, Виктор Иванович? Здравствуй, дорогой! Удобно? Да-да, по поводу убийства Кешки. Всё хорошо, это просто идиотское, нелепое стечение обстоятельств и не более того. Нет-нет, не охота! Да, мне убийца это сам сказал. Если человека слушать, то он расскажет всё и даже больше. Я его уже направил к тебе на освидетельствование, скоро привезут. Ты уж будь добр, Виктор Иванович, сделай так, чтобы он не дожил до утра. Да, пусть сердце. Нет, не переживай, по бумагам это обычный грабитель и обычный грабёж, ничего сверхъестественного. Успокой всех наших, я на страже. Да, как всегда. Когда приглашаешь на ужин? Сегодня ночью? Не премину, дорогой Виктор Иванович, не премину! И Юрочку, племяша твоего, захвачу! Кто в меню? Девочка-подросток, первая положительная? Балуешь ты меня, балуешь! Да, ещё, придержи-ка ты тогда этого Ван Хельсинга до поры, есть у меня блестящая идея. И Кешку, Кешку тоже позови, мне есть что ему сказать!