Паровозик из Ромашкова

ПАРОВОЗИК ИЗ РОМАШКОВА

Главное в этой жизни - не опоздать...

Взвизгнули ржавые петли, лязгнул засов. «Опять смазать не удосужились», - Зуев поёжился от

выступивших мурашек. - «Ну, здравствуй, родная темница…».

«Родная темница» в лице заспанного дежурного, не особо радовалась его возвращению.

- Ты бы ещё пораньше приперся! Все люди – как люди, понятие имеют….

- Хватит дрыхнуть! Там, - Зуев кивнул в сторону закрывшейся двери, - рассвело уже! Сходил бы, прогулялся!

- Нет уж, увольте, меня и здесь не плохо кормят.

- А что? – Зуев хитро прищурился. – Давай, пошли. Если хочешь, даже с собой могу взять.

В отличие от других разведчиков, Илья был одиночкой, напарников никогда не брал, полагая, что каждый должен отвечать за себя сам.

- Свят – свят! С кем бы другим, еще, куда ни шло. А с тобой, того гляди, костей не соберёшь….

- Трусишь? – Зуев фыркнул.- А там солнышко, небо голубое… - он знал, что дежурный и в самом

деле был трусоват, поэтому всегда пользовался случаем поддеть его. - Эх, ты, крыса подземная…

Что касается его самого, то ничего страшного в прогулках по поверхности Зуев не находил.

Главное – не лезть на рожон самому. А зверьё? Зверьё всегда было мудрее людей…

-О, Илья, привет! – в двери «предбанника» материализовался начальник охраны Хитров, - Антон,

- дежурный, явно смущённый неожиданным появлением начальства, подскочил, - буди

старшого…

- Ну, как, они там, сегодня, текут? – это уже разведчику. Они – это реки, Ока и Волга, каждый

раз, когда Зуев поднимался наверх, он ходил на Откос, и об этой его странности на станции

знали все.

- А что им сделается? Текут, конечно…

- К Шамину зайдёшь? Он спрашивал, отчёта ждёт.

- Подождёт…

*******

Покончив с обычными в таких случаях процедурами, вымывшись и переодевшись, Зуев поспешил

домой. Отчёт он составит потом. Главное сейчас – Маша. Жена никогда не выказывала своего

беспокойства, но он знал, что она каждый раз с нетерпением ждёт его.

- Доброе утро! – дежурный поцелуй, в щёку.

- Привет! Чай горячий, будешь? – глаза радостно сверкнули.

Чай…Чай – это хорошо, чай - это замечательно. «Чай не пьёшь – какая сила…».

- Спрашиваешь! Я когда отказывался? – принюхался к запаху, - Ммм, божественно!

Запах действительно был приятным, горьковатым и пряным одновременно. А ещё, (или это ему

показалось?), как мёдом пахнуло. Хотя и запах, и вкус мёда давным-давно забылись…

Зуев, пока жена наливала в кружки душистый настой, украдкой наблюдал за ней. Он вообще

всегда любил смотреть, как она хозяйничает, наливает ли чай, или штопает порвавшиеся вещи -

тогда их убогое, крошечное жилище казалось ему настоящим домом, тёплым и уютным. Хорошо…

Как же она сдала, всё-таки…Ввалившиеся глаза в темных полукружьях, заострившиеся скулы, цыплячья шейка в вырезе ношеного свитера….Пальцы на руках - как спиченки…

Сердце от жалости защемило…

- Ты сегодня хорошо выглядишь….

Подбодрил…О том, какую глупость сморозил, он сообразил, ещё не договорив фразу до конца.

Виновато поглядел в сторону жены: «Машенька, прости балбеса, я не хотел». Ох, вроде

пронесло…Руки только дёрнулись. Или показалось? Эх, дурак, дурак… Воистину: «Хотели как

лучше…». А что получилось – сами знаете.

- Кипяточку подлей, - на самом деле он уже напился, но надо же было как-то исправлять

ситуацию.

Маша долила и себе. Чай они оба любили, только Зуев с сахаром, а жена – нет (сладкое вкус

перебивает). Речь, правда, шла о том, настоящем чае, который давно уже был на вес золота. Но

«на безрыбье и рак – рыба». Тем более что напиток не только пах весьма приятно, но и

действительно был вкусным. С медовым привкусом… И из чего, интересно, его мешают?

- Завтрак там, под подушкой. Будешь? Я закрыла, чтоб не остыл.

В переводе на нормальный язык это значило, что пойти и подогреть ему еду сил уже не хватит!..

Деревянным голосом спросил:

- А сама-то ела?

- Угу, - а глаза отвела…Врёт!..

Сколько там остаётся, после того, как есть перестают?!…

В носу предательски защипало…

Между собой они никогда не обсуждали её болезнь - оба знали, что помочь нечем, и что скорый

конец неизбежен. Смотреть на то, как жена тает на глазах, как пытается скрыть, что с каждым

днем слабеет, просыпаться по ночам от её стонов и знать, что ни чего не можешь для неё сделать

– это для Зуева было невыносимо. Поэтому последнее время он всё чаще и чаще стал уходить

наверх. Маша не протестовала – ей тоже так было легче.

- Илья? Что–то случилось?

- Да нет, просто устал, - «устал» - универсальная отговорка. Зуев притянул жену к себе и

легонько подул в ухо.

- Ой, щёкотно, же, - женщина засмеялась. – Перестань, ешь лучше.

- Давай со мной, а то неудобно: я буду жевать, а ты на меня смотреть?

- А я не буду смотреть, ешь!

Она действительно сначала отвернулась, сделала вид, что читает, но всё–таки не выдержала, повернулась к нему.

- Как там сегодня, - Маша кивнула головой куда-то вверх и в сторону, - что нового?

Что она имеет в виду, Зуев понял без объяснения.

Как-то так получилось, что мало кто из нижегородцев замечал это удивительное явление: в

месте слияния двух рек, Волги и Оки, вода была двуцветная. Темно-синя - от Волги, и мутно –

коричневатая – от Оки. Реки так и текли от Стрелки какое-то время, не смешиваясь друг с

другом, разделённые, как бы, невидимой чертой. Сверху, с Откоса, и из кремля, особенно в

солнечный день, «водораздел» просматривался особенно чётко. Впервые Зуев увидел это совсем

маленьким, мама показала («Илюша, смотри-ка, чего покажу»), и с тех пор постоянно ходил

туда, сначала с ней, потом один. Потом водил друзей, девушек…

А потом, в одночасье, рухнул привычный мир…

Первое, что сделал Зуев, выбравшись, наконец-то, на поверхность, это пошёл на Откос: он

внезапно почувствовал жгучее желание убедиться, что хоть что-то здесь осталось прежним. И

реки не обманули его. Для них ничего не изменилось. Воды Волги всё также были тёмно –

синими, а воды Оки – мутными, коричневатыми…И так же, как и раньше, они не спешили

смешивать их друг с другом…

С тех пор он стал ходить на Откос каждый раз, как поднимался на поверхность…

- Всё как обычно, развалины - разваливаются, а реки - текут.

Обычный вопрос, и обычный ответ. Ритуал, своего рода. Потом он, конечно же, расскажет ей, где

был, и что видел в этот раз. Расскажет, как рассказывают сказку маленькому ребёнку: о том, что

там так же светит солнце, что небо такое же голубое, что там, где когда-то были клумбы, стали

опять появляться цветы… И эта сказка будет обязательно с хорошим концом.

Маша опять уткнулась в книгу. В молчании прошло несколько минут, потом женщина тихо

спросила:

- А мне с тобой можно?

Илья от неожиданности поперхнулся и перестал есть.

- Илья, мне с тобой можно? – повторила она. - Наверх.

Зуева как холодным дождём окатило: идиот…Он положительно просто идиот. Нет для неё больше

хорошего конца, есть просто ко-нец… Без неба, без солнца, без этих самых несчастных цветов…

- Ты действительно хочешь? – спросил он на всякий случай. - И сил хватит? – про себя он уже

решил – не хватит, так на руках понесёт.

- Дойду, - Маша кокетливо поправила волосы, улыбнулась. - Сам же сказал, что хорошо

выгляжу.

- Тогда нечего рассиживаться, дел много, а вставать рано.

******

«Утро добрым не бывает». Эта древняя присказка очень точно подходила к сегодняшнему

Машиному состоянию. Ночка выдалась ещё та - забыться удалось только к утру. Слава Богу, Илья не видел, как она тут корчилась. Не видел, и не узнает. Уж она-то об этом позаботится!

Хотя, заботиться-то, как раз, с каждым днём всё труднее. Зеркало она забросила подальше -

любоваться не на что. Но что зеркало? Достаточно соседских взглядов, да шушуканья за спиной.

Правда, как раз сегодня рискнула, нашла спрятанный с глаз долой осколок, взглянула на себя, любимую… О, да, что ни говори, а красота – страшная сила…

Хоть и не надеялась увидеть там Василису Прекрасную, но всё равно… Больно уж портрет-то

страшненький. Личико с кулачёк, носик остренький, волосики торчат…Жуть! Но даже не это

главное! «И почему у одуванчика такие толстые щёки и такая тоненькая шейка?». Толстых щёк у

неё отродясь не наблюдалось, сейчас – тем более. Сейчас эти толстые щёки с успехом заменяют

уши. Огромные, каждое – размером с её теперешнюю физиономию! И то-о-ненькая шейка!

Слезам достойно…Никогда и не думала, что она такая лопоухая…Что бы придумать такое, чтоб

эти проклятущие уши спрятать? И угораздило же её еще и постричься…

Да ну его, это зеркало. Одно расстройство. Будем думать о приятном.

«Приятное» - это Илья, муж, любимый мужчина. «Самый, самый, самый…». Его не было уже

сутки, почти двадцать четыре часа, но скоро он вернётся. Он обязательно вернётся, целый, и

невредимый. А она будет его встречать. Припасёт завтрак. Чай заварит, как он любит. А когда

Илья придёт, они будут этот чай пить. Они всегда, если есть возможность, пьют чай вместе. Илья

будет молчать – устал, не до разговоров. И она тоже будет молчать. А вот после того, как он

отдохнёт, и доделает свои дела – наступит её время...

Вот тогда он обязательно расскажет ей, какое там сегодня было небо, шёл ли дождь, или

солнышко светило. И про то, что на площади, в клумбе взошли цветы. А она попеняет, что не

принёс. Он смутится: не догадался…

О, вроде, идёт! Маша прислушалась: точно, он. Интересно, там, наверху, он также топает?

Провела по волосам (господи, эти уши…), по - быстрому оглядела себя, зачем-то подёрнула

джемпер…

- Доброе утро! – чмокнул в подставленную щёку.

- Привет! Чай горячий, будешь? – что спрашивать, конечно, будет. Жалко, что без сладкого: муженёк-то не только топает, как медведь, но и сладкоежка такой же.

- Ты сегодня хорошо выглядишь…

Упс…Руки дёрнулись, чуть чай не пролила: «И я тебя люблю, дорогой!». Глаза вдруг зачесались:

«Ну, вот, не хватало ещё сырость разводить!» Нет, плакать она не будет. Итак плохо, а будет

совсем…И этот, балбес, ещё расстроится…

Маша, как бы невзначай, глянула в сторону мужа. Вид у того был настолько обескураженный, настолько виноватый, что она едва не рассмеялась: «Балбес, как есть балбес! Ладно, прощаю!».

- Завтрак там, под подушкой. Будешь? Я закрыла, чтоб не остыл.

Бабушкин способ пришёлся очень кстати: после сегодняшней ночи она поняла, что второй раз

дорогу до кухни вряд ли осилит, а кормить любимого мужчину холодным завтраком – последнее

дело.

- А сама-то ела?

- Угу….

И не соврала почти…Действительно, поклевала немного.

«Ну, подушка, посмотрим, какая из тебя печка», - Маша попробовала рукой кастрюльку.

- Смотри - ка, действительно не остыла! Горячая. Накладывать?

Муж ничего не ответил. Не слышит?!

- Илья? Что–то случилось?

- Да нет, просто устал.

Конечно же, устал. Сутки на ногах. Осунулся, глаза красные. Но ничего, поспит, будет как

огурец.

Неожиданно Илья притянул её к себе и легонько подул в ухо. По телу побежали мурашки, сердце

ухнуло куда-то в пятки….

- Ой, щёкотно, же, - на самом деле, конечно, не щёкотно, приятно. Голова «побежала»…Нет, не

сейчас…

– Перестань, ешь лучше.

- Давай со мной, а то неудобно: я буду жевать, а ты на меня смотреть?

- А я не буду смотреть, ешь!

Маша взяла книгу, действительно попробовала читать. Не смогла: «Гляжу в книгу – вижу…».

Вдруг подумалось: а ведь скоро она не сможет его вот так вот встречать…Как ни храбрись, не

делай вид, что всё в порядке, лучше-то от этого не станет…Обратный отсчёт пошел, курносая

уже под дверью, устроилась поудобней, ждёт…

У-у-у….Женщина со всех сил сжала зубы, ногти впились в ладони. Всё принять можно, смерть –

никогда. У-у-у…

- Как там сегодня, - Маша перевела дух, кивнула головой куда-то вверх и в сторону, - что

нового?

Он мог бы и не отвечать на этот вопрос, она знала, что много лет там, наверху, если что-то и

менялось, то только в худшую сторону. Только вот так и не видела этого…

- Всё как обычно, развалины - разваливаются, а реки - текут.

Для него всё, как обычно. Или нет? Ходит ведь на Откос, каждый раз ходит, хоть и видел всё это

не один раз!

Почему-то Илья показался ей сейчас совсем чужим… Как пришелец из другого мира. В этом мире

и солнышко светит, и реки текут так же, как и сто лет назад…Она умрет, и ничего не изменится.

«Ну, вот, нюни распустила», - разозлилась она сама на себя, - «Пожалейте бедную, помирает, в

одиночестве, без света ясного, без ветра свежего…»

Не смешно. И реветь не расхотелось.

А ведь она тоже, из большинства, никогда не видела, как у Стрелки реки сливаются. Сто раз

смотрела, а, оказывается, ничего не видела. Теперь, вот, и не увидит… Или..

- А мне с тобой можно?

Вдруг чудо возможно? Пожалуйста…

- Илья, мне с тобой можно? – повторила она. - Наверх.

Стало тихо. А, может, это ей только показалось?

Она ждала…

Илья перестал есть, положил ложку на стол, медленно отодвинул в сторону чашку с недоеденной

похлёбкой.

Не глядя не неё, спросил:

- Ты действительно хочешь?

«Хочу, хочу, хочу», - она бы и закричала, да только горло перехватило.

- И сил хватит?

- Дойду.

Она дойдёт, она доползёт…

Маша кокетливо поправила волосы, не удержалась, съязвила

- Сам же сказал, что хорошо выгляжу.

- Тогда нечего рассиживаться, дел много, а вставать рано.

****

- Илья, ты точно сумасшедший! Хоть людей с собой возьми, – Шамин, почему–то, испугался, когда Зуев сообщил ему о своём решении.

- Нет, начальник. Сам должен понимать, это как первое свидание, третий - лишний.

- А если случиться что?

- Что??! Паш, мне надоело уже банальности пересказывать, сам не хуже меня знаешь: никто к

человеку с ружьем не сунется, сейчас не зима, не голодно.

- Да не то, она же больная, вдруг с ней что?

- Ого! Какое у нас начальство заботливое стало! С чего бы? Хватит темнить. Выкладывай, что

случилось?

Шамин помолчал. Понапрасну пугать Зуева не хотелось.

- Не знаю я. Может, случилось, а может, и ничего не случилось. Сегодня двое сверху не

вернулись. Говорить под руку не хотел. Прости.

- Кто?

- Соломатин с Кочетковым.

- Ну, они не сосунки зеленые, как себя вести, знают. Вернутся, что–то в пути задержало.

- Может и так. Только всё равно, поосторожнее там, - Шамин умолчал, что разведчики пропали

после того, как их, в двух шагах от дома, живыми и здоровыми, видела другая группа.

- А когда я не был осторожным?

- А может, всё–таки, возьмёшь кого? Мне спокойней будет.

- Да нет. Всё будет нормально. Мы выходим в два, к семи будем обратно.

- Удачи.

****

Нищему собраться – только подпоясаться…

- Ну, вот и всё, готова. Сейчас противогаз подберём… Машка, какая ты смешная, глиста в

скафандре!

- Ага, думаешь, ты на Рэмбо похож? – Маша улыбнулась, - Почему до сих пор зеркалом не

обзавелись?

- Мадам, только для Вас, - Витёк, дежурный каптенармус, шутливо шаркнул ногой, и протянул ей

осколок зеркала, за что Зуев готов был его убить.

Но всё обошлось: Маша посмотрелась, отметила про себя, что уши не выпирают, потом что-то

подправила, что-то подёрнула:

- Ничего не попишешь, действительно - глиста в скафандре! Ну, что в путь!

Женщина сняла противогаз сразу же, как они вышли наружу, здраво рассудив, что

приговорённому к смерти смешно бояться простуды.

- Не возражаешь? – она улыбнулась. – Только мешать будет.

Зуев промолчал, а потом и сам последовал её примеру. Втянул в себя ночной воздух. Трава, дерево, остывающий асфальт, камень, пыль – от запахов закружилась голова.

Путь, который им предстояло проделать, в прежние времена здоровый взрослый человек

проходил за сорок минут. Зуев, изучивший развалины, как свои пять пальцев - за двадцать. Но

сейчас он шёл медленно, подстраиваясь под Машу, часто останавливаясь, осторожно обходя

препятствия. Та с любопытством смотрела по сторонам, в предрассветных сумерках развалины

выглядели не так ужасно, как днём.

- Ты знаешь, я всё это немного другим представляла, - они передыхали на ступеньках областной

библиотеки. Старинное двухэтажное здание почти не пострадало: крыша уцелела, а выбитые

взрывной волной стёкла были заколочены деревянными щитами. Книги берегли.

- Ну, это ещё ничего, не так страшно – кремль прикрыл, что ли?

- Да нет, я не про это. Смотри, машин сколько, там ведь люди были, да? И в квартирах…Нет, ты

не подумай, что я такая, - Маша на секунду замолчала, подбирая нужное слово, - инфантильная.

Я знала, конечно. Просто вот увидела…Им же страшно было?

- Маш,…

- Нет, ты не думай чего, всё в норме…

Они немного помолчали.

- Илья….Смотри. Ведь в прошлую войну какая разруха была? Но ведь построили же заново?

Значит, и сейчас можно. Правда?

- Правда. Что ты вдруг про это?

- Не знаю, в голову пришло. Радиация…, её ведь просто так не почуешь, да? Вот и хочется, бросить всё, и уйти сюда.

- Ну, «хочется» тут не прокатит ещё лет этак ннадцать… Ну что, пошли?

- Пошли, я готова.

Женщина с трудом поднялась.

- О-о!...Батарейки сели? Давай - ка, лезь ко мне на спину, так – то быстрее будет, - Илья

подхватил жену под коленки, и несколько раз подпрыгнул, изображая лошадь. – И-и-и-го-го!

Маша фыркнула.

- Представляю, как это выглядит со стороны!

- А как бы ни выглядело, смотреть – то, всё равно, некому.

- Что, совсем никого нет?

- Совсем.

- И птиц?

- Их мнение тоже важно? Нет, птицы есть, конечно. Думаю, они бы одобрили!

- А почему они молчат? Утро же? Птицы утром щебетать должны, просыпаться.

- Не знаю, не думал как – то, я же не орнитолог! Может, защебечут еще! Э – эй, пернатые, пора

вставать!... Вот и пришли.

Илья специально выбрал площадку перед Чкаловской лестницей, обзор отсюда был, конечно, не

такой, как из кремля, но пустого пространства больше, а это значит, больше возможностей

маневра в случае непредвиденных обстоятельств.

Усадил жену, привычно огляделся по сторонам. Чисто. Пристроился рядом.

- Тайну третьей ступеньки помнишь?

- Нет, а что это?

- Не знаешь? Правда?! Вот ведь…Теперь и не покажешь, памятника-то нет!

- Тогда и говорить не надо было…

- Ладно, не дуйся…Смотри. Мы как раз вовремя…

Удивительное это время, рассвет. Уже не ночь, но ещё и не утро…Всего несколько минут, а всё

вокруг изменяется так, что не узнаешь. Как переход из одной реальности в другую.

- Солнышко встаёт… А ты знаешь, ведь я до этого ни одного рассвета не видела.

- Поспать любила?

- Любила…

- А, как же, гулянье до утра?

- Ну…

- Эх, соня - засоня! Мультик помнишь? «Паровозик из Ромашкова»? Что он там говорил? Если

опоздаешь на рассвет…

- С рассветом, кажется, он сказал: «Если опоздаешь с рассветом, то опоздаешь на всю жизнь».

- Не важно. Главное, мы с тобой, всё–таки, не опоздали.

- Не опоздали…Только всё равно, поздно.

- Почему?

- Просто. Может, совсем не надо было бы под землю себя загонять, чтоб оценить всё это?

- О, да ты у меня философ! Только мы - то с тобой вроде как тут ни при чём…

- Вроде как…

- Ладно, Сенека, смотри вниз, во-он туда. Сейчас как раз хорошо видно. Видишь, это Волга, у

неё вода прозрачная и темнее. А вот Ока, вода мутная. Получается, что две реки в одном русле.

Такого больше нигде не увидишь!

- Точно-точно. Не увидишь…

По правде, зрелище завораживало. Вроде, и ничего такого, вода разного цвета…Но если бы

могла, она тоже бы ходила сюда каждый день.

- Машка, не иронизируй, я знаю, что ты подумала…Ты не понимаешь, почвы здесь разные, вот и

цвет разный! Ока – то по известнякам течёт. И обе реки большие! Одинаково большие!

- Ладно…ладно. Больше не буду, - женщина засмеялась: это ли грозный разведчик? Заводится с

полуоборота. Смешной.

- Скажи, а тут опасно?

- Не знаю. По мне – так нет. Особенно летом. В лесу, еще, куда ни шло, там, всё-таки, звери. А в

городе? Ну, собаки одичавшие…Так это надо быть глупее паровоза, чтоб против человека с

оружием… Хотя, как ни крути, а хозяева-то здесь они…

- А люди? Как думаешь, выжил кто на поверхности?

- Не встречал.

Илья замолчал. Его самого занимал этот вопрос. Очень хотелось, чтоб жизнь сохранилась ещё

где –то. Наверняка сохранилась. Только, вот, не встречал он никого…Может, и к лучшему, правда.

- Не встречал, возможно, что, и жив до сих пор из-за этого.

- Почему думаешь так?

- Зверь убивает, если есть хочет. Или защищается. А человек убивает ещё и просто так, «из

любви к искусству».

- Почему сразу «убивать»? Может, они вполне мирные.

- Может. Может, и мирные.

- А вопрос можно?...

- Валяй!- что за вопрос, интересно, такой? А, не важно, сегодня всё равно всё можно. Можно

гулять без противогазов, можно подсмеиваться над ним, можно даже сердиться на него, и

обижаться на пустом месте.

- Ты не рассказывал никогда…На тебя нападали…незнакомые звери?

- Конечно. Все незнакомые были. Мы с ними как-то визитными карточками не обменивались, имён друг у друга не спрашивали...

Зуев, естественно, прекрасно понял, что имеет в виду жена: сказки про ужасных монстров

сочинялись самими разведчиками «для поддержания тонуса», и имели успех почище сказок

братьев Гримм.

- Я серьёзно.

- И я серьёзно, – он засмеялся. – «Там на неведомых дорожках полно невиданных зверей.

Избушка там, на курьих ножках стоит без окон, без дверей»…Успокойся, нет здесь неведомых

зверей. Такие – да. Бывало. Только я бифштекс неудобный, сам, кого хочешь, проглочу! Ам –

ам!

- Хабалка,…- Маша ткнула его кулачком в бок.

- Ага. А ещё балбес…

Они оба засмеялись.

Зуеву было хорошо. Наверное, от того, что он видел, знал – хорошо сейчас было и Маше. А ещё, чувство вины, которое он испытывал перед женой последнее время, куда-то пропало. Впервые за

многие годы, он был счастлив по – настоящему.

- Спасибо тебе, - Маша погладила мужа по голове, - Пошли? Жарко становится.

****

Маша умерла через три недели. Всё это время Зуев не отходил от жены. А когда похоронил, ушёл

наверх, в очередной поиск. Обратно он не вернулся.

НАСТАВНИК

Он бывший сталкер и бывший сотрудник МЧС. Теперь он наставник для молодых, некоторая часть их подготовки –

его дело. Он давно не приглядывается к «материалу», с которым работает. Жизнь стала серой и однообразной... Он

сам сделал ее такой.

Ему никогда не снилось метро. Уже двадцать лет подряд, просыпаясь, он видел мрачные серо-

коричневые тона, господствующие в подземке: жестокое разочарование после голубого неба над

головой. Опять тусклый свет аварийного освещения, от которого не зажмуришься, а только

прищуришь глаза, чтоб хоть что-то разглядеть в двух метрах от себя. Еще во сне он видел

тянущуюся к нему руку, поцарапанную, с обломанными ногтями, пальцы напряжены в последнем

возможном усилии: дотянуться... И всегда нескольких миллиметров не хватало - просыпался.

Сердце колотилось, как бешеное, его стук отдавался в ушах, заглушая все другие звуки. Не

успел, не смог. Не выполнил свой долг спасателя.

Тогда, в две тысячи тринадцатом, сигнал тревоги для него и его коллег прозвучал чуть раньше, чем для остальных жителей города, их шофер развернул машину, пренебрегая всеми правилами

движения, бригада МЧС направилась к ближайшей станции метро, чтобы грамотно организовать

эвакуацию в бомбоубежище. Какая к черту эвакуация?! Порядка в этой толпе было не больше, чем в бегстве диких животных от лесного пожара. Что могли спасатели? Только помочь слабому, привести в чувство того, кто растерялся, поднять упавшего в толпе... В конце концов, и его

затянуло в метро, за спиной закрылись ворота, он стоял на платформе, пытаясь понять, что же

теперь надо делать? Свою работу... Вправить вывих, остановить кровотечение, просто посидеть

рядом с человеком, держа его за руку, душевные раны кровоточат сильнее телесных. Сам он

легко отделался, раньше его жизнь шла по замкнутому кругу: работа, дом, магазин. Теперь же: работа, работа, продпаек, опять работа и – хлоп мордой в подушку. Видеть сны о прошлом.

Видеть солнце, небо, траву, слушать шум большого города. Или снова впустую сжать пальцы в

воздухе, не дотянувшись до руки... Двадцать лет он видел это во сне. Что бы сказал по этому

поводу старик Фрейд? Иногда и сигара не признак какого-то скрытого гомосексуализма, а просто

сигара. А он просто чувствует свою полную беспомощность. Просто…

Люди нуждались в нем. Целый год. А потом... Как-то незаметно все наладилось, метрополитен

перестал напоминать сплошную чрезвычайную ситуацию, и аббревиатура МЧС уже не звучала

так гордо и обнадеживающе, как раньше. Он не привык быть лишним и ненужным. На

поверхность попросился одним из первых, не трудно быть героем, когда и терять-то особенно

нечего. Да и подвигом это не назовешь, когда есть хорошие защитные костюмы, риск получить

облучение минимален. Не было еще никаких тварей, опасность представляли только радиация и

техногенные факторы. А в городе показалось, что со всех сторон смотрят мертвые глаза. Глаза

неспасенных. Ему одному из первой группы сталкеров удалось сохранить хоть внешнее подобие

спокойствия, но именно тогда и начал сниться этот сон.

- Виктор, проинструктируй новичка, расскажи, что его ТАМ ждет. - Командир блокпоста

подтолкнул в спину едва совершеннолетнего пацана. – Ну, вы тут сами разберетесь…

Он давно не выходил в город, уже через четверть часа ходьбы в противогазе нечем было

дышать, кружилась голова, мог потерять сознание от гипоксии. Возраст, чего же он хотел? Но

подготовкой сталкеров продолжал заниматься, когда попросят.

Парень изо всех сил хмурил брови, стараясь казаться серьезнее и старше, чем он есть, но

больше девятнадцати лет по расчетам Виктора никак не выходило. Сопляк. Впрочем, выбора не

было. Все хотели быть сталкерами, но здоровых и подходящих по всем параметрам молодых

людей в метро оставалось все меньше и меньше. ОЗК болтались на новичках, как тряпки на

бельевой веревке, за стеклышками противогаза – детское любопытство. Сталкеры, блин

горелый…

- Имя у тебя есть, недоросль?

- Михаил Васильевич.

- Васильевичем будешь, когда прыщи с лица сойдут. А пока - Мишка.

На вопрос Мишки, как там наверху, ответил одним словом: жутко.

Виктор никого не оставил ТАМ, на поверхности, только и помянул товарищей по работе, которые

погибли при исполнении. То, что в метро оказался именно он, было случайностью. Его

одиночество, которое раньше казалось недостатком, обернулось теперь чувством покоя: все, что

у него было - это он сам. Боялся, что, обретя что-то, тут же потеряет. В мирной жизни Виктор

был обычным городским спасателем, ничего сложнее, чем вытащить детскую конечность из

батареи или пьяницу из канализационного люка обычно делать не приходилось. На разбор

завалов после обрушения зданий он не выезжал, на пожарах и наводнениях не работал. Поэтому

сон ему самому казался загадкой, с чего бы?

- Дядя Витя, а чему вы учите? – Мишка удивлялся, как и все предыдущие новички, не видя на

столе автомата, а только противогаз и аптечку. – Стрелять я и так умею.

- А я не сомневаюсь, что ты умеешь...

И пока только на стрельбище... А как прибор ночного видения оденешь на запотевший

противогаз – сразу разучишься. Да еще душно в ОЗК, жарко. И нос все время чешется именно

тогда, когда твари рядом, и нельзя пошевелиться. К этому тоже надо привыкнуть, лучше здесь

начесаться в свое удовольствие. Выход наверх – это не только смелый поступок, от которого

гордость распирает, и девушки на шею вешаются. Это похоже... На выход в космос, что ли?

Человек видит над собой звезды, смотрит на останки былой цивилизации и вдруг понимает, что

родился вовсе не для того, чтобы жить под землей. И как после всего этого опять забиться в

мрачную, протухшую нору? Уже не усидеть на месте, человек снова выходит на поверхность, пока... Пока не останется там навсегда, сталкеры редко умирают в своей постели. Но сколько бы

Виктор ни запугивал «желторотиков», ни одного не удалось отговорить от похода наверх. И они

больше не могли остановиться, так летчики не могли жить без полетов, это сродни наркотику.

Почему он сам этого никогда не чувствовал? Настроение по возвращении было, как после

кладбища. Виктор понимал, что он неисправимый пессимист, но именно поэтому его и просили

немного «приземлить» новичков, которые считали, что ТАМ их ждет воинская слава, а особо

практичных – неисчислимые богатства. Нет там ничего, только темнота, ветер, со свистом

проносящийся по развалинам, и голодные хищники. Все остальное человек домысливает себе

сам, поэтому так по-разному описывали сталкеры свои походы, каждый видел то, что сам хотел.

Виктор еще раз осмотрел нового ученика.

- Я могу научить, как выжить на поверхности. Как там дышать, как ходить... – Мишке уже стало

скучно, он заглядывал в аптечку. Что-то быстро ему надоело, другие подольше держались. Не

выйдет из него толкового сталкера, не тот темперамент. Спокойнее надо быть. – А тот, кто меня

не слушает, обычно пробку из фильтра противогаза вынуть забывает!

- Я слушаю… А что надо делать?

- Для начала надевай комбез - и бегом три круга по станции.

Вот чудо в перьях, улыбается еще чему-то… Побежал. Ничего, потом и противогаз нацепит, автомат на спину повесит. А через пару дней и до рюкзака с кирпичами дело дойдет. Пусть

привыкает, что за сталкер без мешка с добычей? А он, Виктор, ему еще и ящиков пустых на

дороге разложит, пусть преодолевает препятствия.

- Садист вы, дядя Витя!

- Ты меня еще поучи, салага! – Далеко убежал ученик, Виктор еще раз протер тряпочкой

противогаз для Мишки. Тяжело в учении, легко в гробу... Учит он их чему-то, другие наставники

делают из них бойцов. А потом эти недоросли через месяц-два уходят получать официальный

жетон. Засранцы неблагодарные, хоть бы один назад вернулся! Ну, не предусмотрены у них в

бюджете станции наемные сталкеры, своих готовили. Место хорошее, фон радиационный не

такой сильный, как во многих других местах. Казалось бы: живи и радуйся, таскай с поверхности

барахло. Нет, как шило у них ниже спины, не сидится им здесь, как только хвастаться не перед

кем становится – нет сталкера, ищи следующего. Хорошо, что добровольцы не переводятся.

Только он никуда не двигается, проводил взглядом заметно уставшего Мишку. Сам Виктор и без

химзы теперь ста шагов не пробежит. Бывший спасатель, бывший сталкер... И мужик-то, наверное, уже бывший.

- Дядя Витя, вы не соскучились?

- Еще круг! И скорость прибавь, твари - они быстрые.

***

Он видел сон - осенние листья лежали на земле, скованные льдом. Как будто уже конец октября, днем еще греет солнце, а к вечеру земля по-зимнему холодная. Листья были разные: светло-

коричневые дубовые, прогнившие до черноты тополиные. И сверху - золотистый березовый. С

мелкими зубчиками по краю и несколькими червоточинками. Он удивился даже во сне, что

помнит до мелочей, как выглядят опавшие листья. И какой-то голос шепнул ему на ухо: это твоя

жизнь. Во сне он согласился с голосом, его осень уже наступила, он даже не ощущал

собственного тела, растворился в этом замерзшем пестром ковре, но, проснувшись, удивился.

Почему там не было ни одного ярко-красного кленового листика? Умный мужик был Фрейд, черт

его задери, есть в человеке что-то бессознательное. Не было в жизни ничего яркого, и листьев

кленовых нет. И вообще, если сны стали более интересными, чем реальная жизнь... Плохой

признак.

Оказание первой помощи у всех «желторотиков» шло из рук вон плохо. Если уж они на станции

бинт сикось-накось накручивают, что же в боевых условиях будет? Наставника Мишка обмотал

тряпочной полосой, как мумию, а самому себе ногу перевязал, через два шага повязка

свалилась. Торопится всё куда-то. Ну, конечно, мы же самые неуязвимые, уж с нами-то точно

ничего не случится! Вот товарищу помочь – это дело. Откуда в них это берется: уверенность в

том, что они лучшие, выйдут наверх и всех чудовищ разом победят? Что-то пока ни один с этой

задачей не управился. Может, если побольше таких наглецов вместе собрать, то молодой

энтузиазм своё дело сделает? Нет, бред это, не умеют они в команде работать, каждый сам по

себе отличиться хочет.

- Дядя Витя, а почему у вас нет семьи? Одинокий мужик сейчас на вес золота.

Виктор даже не знал, что ответить, доставучий Мишка пренебрегал всеми правилами приличия, задавая такие вопросы, но почему-то это не вызывало раздражения. Ему и в самом деле было

интересно, за две недели он успел выспросить почти всю биографию наставника.

- Не переживай, тебе девушек больше достанется. Может, от прыщей избавишься…

- Чушь это, дядя Вить, устаревшая и ненаучная!

- Так, быстро противогаз надел – и молчать!

Кричать пришлось в удаляющуюся спину, Мишка пошел на следующий круг по станции.

Непонятный парень, не то придуривается, не то действительно немного того... плохо воспитан.

Самое неприятное заключалось в том, что мишкин интерес заставлял Виктора сомневаться, а

правильно ли он живет. Для этого недоросля ответ на вопрос неочевиден, с чего-то ведь он его

задал... Нет, пора завязывать с этими учениками, а то он сам себе психоаналитиком становится, как будто ему идиотских снов было мало. А неплохо держится «желторотик», бежит и бежит, поблажек не выпрашивает.

- Руками не болтай! Они тебе помогать должны при движении, а не за воздух цепляться!

Завтра на поверхность. Готов новый Гагарин, поехали!

- Стой! Хватит пока… - Парень тяжело отдувался, согнувшись, опираясь ладонями на дрожащие

колени.

- А все-таки, дядя Вить? Почему семьи нет?

Вот настырный попался… Вынь да положь ему ответ, больше во время кросса и подумать было не

о чем? Хорошо, что он такой настойчивый. И плохо, что такой упрямый. Ну, черт с ним, ведь не

отстанет:

- Уже после того, как родителей похоронил, привел одну… Пришел с работы на следующий день

– гардероб посреди комнаты. Думал, батарея потекла…

- А что?

- А оказалось, у меня мебель расставлена не по фен-шую! Тридцать лет стоял шкаф на своем

месте, никому не мешал. Неправильно стоял. В общем, я ей объяснил, что не ее ума это дело.

Через неделю собралась домой с вещами.

Мишка уже выпрямился, слушал внимательно, но вряд ли что-то понимал. А ничего держится

парень, быстро отдохнул, не отправить ли его еще на пару кругов? Хватит, пожалуй...

- А здесь-то чего не женились?

- А ты не лезь с вопросами! Завтра наверх пойдешь.

- Правда?! – Он убежал вприпрыжку, забыв про усталость и четыре кирпича в рюкзаке.

- Стой, противогаз-то оставь...

Вот бес неугомонный, можно только пожалеть того, кто «желторотика» завтра в город поведет.

Он проснулся среди ночи, сердце стучало так, что Виктор удивлялся, как еще не разбудил шумом

всю станцию. Опять не дотянулся, руку видел ясней некуда, а лицо человека терялось в каком-то

тумане. Он вышел покурить, рядом в темноте быстро промелькнула какая-то тень. Сначала

Виктор хотел вернуться за пистолетом, но потом направился к противоположному краю

платформы, чтобы отловить ученика там, Мишка даже не успел понять, как его шея и рука

оказались в крепком захвате наставника.

- Ты что, сдурел? Олимпийским чемпионом решил стать?

- Дядя В-витя… - От испуга парень начал заикаться, Виктор надеялся, что не навсегда. – Вы как

тут оказались?

- Какая разница? Главное, что ты ничего не услышал. Ты, Мишка, запомни: бежать, слышать и

думать надо одновременно. Карту местности видел?

- Вот я о ней сейчас и думал!

Виктор выбросил окурок на пути, где он еще некоторое время догорал в темноте красной

искоркой. Мишка, сволочонок такой, своими спортивными достижениями сбил весь сон. Хотя, было б о чем жалеть. Посидеть поговорить с ним, что ли?

- Недалеко от нашей станции раньше был скверик, и на одном из фонарных столбов висели часы.

Круглые такие, с большими цифрами. – Виктор и сам не понимал, думает он про это или вслух

произносит. – Как в старом кино, там под часами всегда девушек ждали, а они опаздывали.

Только и видно, как стрелки на час передвигаются. А потом еще на час.

- А на сколько ваша девушка опоздала?

- Моя-то? Вообще не пришла. Три часа дышал свежим воздухом, потом плюнул и домой пошел.

Хорошо, что на букет не потратился. - Может быть, если бы он купил тогда этот хренов букет, то

и девушка пришла бы? А с таким жлобом она и связываться не захотела. - Иди, Мишка, спать.

Следующую ночь уже не дома проведешь.

- А вы?

- А я еще посижу.

Мишка сначала отошел на шаг, но вернулся.

- Я не могу уснуть. – Как откровение какое поведал! Виктор еще не видел «желторотика», который не волновался бы. Да и он сам тоже…

- А зачем ты меня все время про семью спрашиваешь? Мать свою решил в хорошие руки

пристроить?

Мишка хотел выдать очередной необдуманный и категоричный ответ, но промолчал. Виктор и не

переспрашивал, боялся, что ответ будут примерно следующим: на кой ты ей сдался, старый

хрыч...

***

- Виктор, ты как сегодня?

- Как? Сядь да покак! Как всегда. А что случилось? – Не понравился вопрос, сверхурочной

работой он пахнет. А ему и так с утра нехорошо, сердце болит. Но зря Костик обращаться не

будет. То есть Константин Семенович, командир блокпоста.

- Ну, если ты не согласишься в город сходить, то придется Мишке недельку подождать… Некому

его сопровождать, Кирилл другим делом занят.

Виктор молчал, размышляя, как бы согласиться, чтоб на отказ было похоже. Он вспомнил

радостное, оживленное мишкино лицо, когда тот услышал волшебное слово «завтра». Надежду

парню дали на что-то лучшее, как же теперь отобрать обратно или хотя бы отложить? Трагедия

для «желторотика», вся жизнь насмарку с их проклятым подростковым максимализмом! У них

ведь или сейчас, или никогда… Если его сейчас уличат в сочувствии к ученикам – конец его

репутации мрачного и равнодушного ко всему человека.

- А чего, кроме меня старого и больного больше никого не нашлось, что ли? – начал ворчать

Виктор, но Костик не слушал, зная наперед всё это предисловие вместе с эпилогом.

- Значит, согласен?

- Да. Но если со мной опять обморок приключится, он меня даже за ноги до станции не дотащит, хиляк такой!

Стоило Виктору только увидеть свой старый ОЗК, как тут же вспомнилось противное ощущение

нехватки воздуха и звона в ушах. Но рядом стоял Мишка, не нужно показывать ему, что на

поверхность идти смертельно не хочется. А может, и не замечает он ничего, поглощенный

мыслями, как сейчас перед ним откроется гермозатвор, за которым ждет terra incognita. Опять

раздался этот ужасный скрип ржавых несмазанных механизмов, Виктор давно уже не слышал в

нем увертюры к опере под названием «Новые приключения сталкера». Впрочем, он всегда был

реалистом и сейчас думал об одном: как бы не задохнуться в этом резиновом изделии с

фильтром еще на выходе со станции.

Виктор обшарил окрестности фонарем, но даже его подозрительная натура не нашла, к чему

придраться, он махнул рукой Мишке, чтобы следовал за ним. И на площадке перед вестибюлем

станции снова неподвижно застыл молодой парень, сколько их таких было... Первый взгляд – на

полуразрушенный каркас высотного здания напротив выхода, потом постепенно голова

поднимается кверху, а там небо и звезды сквозь тучи проглядывают... Хоть статую с них делай, времени хватило бы. Только он не скульптор, и долго такую духоту в противогазе не выдержит.

Тихо матюкаясь в адрес Кирюхи, который должен был сейчас занять его место, Виктор похлопал

по плечу Мишку.

- Освоился? Пойдем дальше.

Завидовал он. Немного. Парень еще может чему-то удивляться. У «желторотика» был миллион

вопросов, он что-то бухтел в противогаз, но сквозь шум в ушах Виктор плохо его слышал, надеялся только, что Мишка не просто так вертит головой по сторонам, а еще и следит за

обстановкой. Рассказать в общих чертах, что где находится, куда ходить за топливом, по каким

улицам в основном передвигаются сталкеры – со всем этим инструктажем Виктор справился за

десять минут. Пора бы и вернуться, но ноги не шли, если он не даст себе хоть короткую

передышку, «желторотику» придется нести его спине. И жаловаться Виктор не привык.

- Постой пока тут рядом, осмотрись. А я немного посижу.

Сидение бывшей иномарки больше не было мягким, проваливалось под его весом, но все-таки

удобнее, чем камень или ржавый бампер. Сердце перестало скакать и дергаться, во вдыхаемом

воздухе, кажется, появился кислород, Виктор приходил в себя. Сколько времени он уже сидит

тут в почти полной отключке? Мишкиного фонаря даже близко не было видно, слинял куда-то.

Куда?! Вытолкнув себя из машины, он огляделся по сторонам, но ни в одном переулке не

мелькнуло ни лучика света, «желторотика» как черти утащили.

- Идиот, - сам не зная на кого, выругался Виктор. Бродить по окрестностям наугад можно долго, интуиция ему ничего не подскажет, но к счастью свежий след ботинка в пыли обнаружился в

стороне от обычного маршрута. Кроме Мишки никто этот отпечаток оставить не мог. Успеть бы

только…

Он не видел раньше этой дыры в асфальте, давно не выходил, многое изменилось. Но над краем

ямы еще виднелось облако пыли, указывая внимательному наблюдателю, что обвал произошел

только что. Виктор бегом преодолел пятьдесят метров, не церемонясь с застарелым радикулитом, прыгнул вперед, и проехавшись на животе, остановился точно у края ямы. Даже успел

удивиться: немолодые мышцы правильно рассчитали усилие, нужное для такого рискованного

приземления, в луче фонаря прямо под ним висел Мишка, крепко ухватившись руками за

выступающую из глины ржавую железку. Виктор осветил дно ямы, там блестела вода, и виднелся

частокол арматуры. Если «желторотик» упадет, вывихом-переломом не отделается. Надо

вытаскивать. Он протянул руку:

- Держись, обормот. Какой черт тебя понес...

Холодный пот залил спину: нескольких сантиметров не хватало...

- Подожди, сейчас принесу что-нибудь.

Он понял по мишкиным глазам, что времени нет ни секунды, понял по тому, как задергался вдруг

парень и начал цепляться мысками ботинок за глинистый обрыв: железная труба переломилась

где-то в земле и начала медленно выползать наружу.

- Не шевелись!

Виктор видел, что ученик почти в панике, к такому повороту событий его никто не готовил ни

морально, ни физически. Бывший сталкер понимал его состояние: шел себе парень спокойно, и

вдруг земля ушла из-под ног, тело инстинктивно успело извернуться и остановить падение.

Только увидел помощь в лице наставника, как опора, казавшаяся до того надежной, подвела его.

Еще немного, и он полетит вниз с этой бесполезной трубой. Но, если Мишка не прекратит

дрыгать ногами, долго не продержится.

- Михаил! Ты меня слышишь? - Глаза «желторотика» сфокусировались на его противогазе, кажется, он начинает приходить в себя. – Ты зачем сюда полез?

Теперь, когда мишкины ботинки кое-как нашли опору, он прекратил сползать вниз. Если сможет

подтянуться на одной руке, Виктор его вытащит. Но сможет ли он? Надо бы ввести в программу

подготовки сталкеров подтягивание на перекладине… О чем он думает?! Да о чем угодно, только

не об острых арматуринах на дне ямы. Виктор положил фонарь на край провала, одной рукой

нащупывая хоть небольшую ямку в асфальте, другую протягивая к Мишке:

- Ты про эту яму знал?

- Знал… - «Желторотик» виновато опустил голову, что стоило ему еще пары сантиметров

сползания вниз к воде. – Я хотел скверик посмотреть. Никогда не видел старого кино, а вы так

про часы рассказывали… И часов круглых не видел.

- Увидишь еще, обещаю. Сейчас одним рывком подтягиваешься изо всех сил, и руку вверх тяни.

Правую! – У него только одна попытка, но этого Виктор говорить не стал. – Давай!

Мишка так резво рванулся вверх, что пальцы Виктора сжались мертвой хваткой не на кисти, а на

запястье тонкой мальчишеской руки, железку тот почему-то не выпустил, цепляясь обломком за

плотный грунт, пытался помогать наставнику.

- А ну, брось эту гадость, второй рукой держись. – Он и думать забыл про одышку и больное

сердце, только просил, обращаясь неизвестно к кому, не дать ему помереть от инфаркта еще в

течение пары минут, а потом – без разницы. Железка со звоном ударилась о прутья на дне и

шлепнулась в воду. Вытащить худенького Мишку оказалось совсем не трудно, недостатка силы в

руках Виктор еще не чувствовал, оказавшись на твердой земле, «желторотик» отполз от края так

быстро, как только мог. Вот теперь закружилась голова… Воздуха не хватало, сердце булькало

где-то не на своем месте, Виктор перевернулся на спину и закрыл глаза. Теперь он точно знал: этот мерзкий сон ему больше никогда сниться не будет! Он все-таки успел, он дотянулся.

СНАЙПЕР

Взгляд на мир сквозь оптический прицел

Возможно почувствовать взгляд снайпера? Маловероятно. Скорее можно ощутить непонятную

угрозу. Смутную опасность. Зато когда один из группы падает с прострелянной головой, остальные начинают ощущать в полной мере. Немногочисленные выжившие рассказывают : крайне паршивое чувство. Интересно, пять сталкеров подозревают, что их разглядывают через

оптический прицел? Не похоже. В движениях чувствуется нервозность, но это следствие

напряжения. Трудно не напрягаться шагая по руинам пропитанным радиоактивность.

Мутировавшая флора и фауна также мешает расслабиться. Сложно предсказать сколько глаз

имеет то, что смотрит из обломков зданий. Кто таится во мраке окон и подвалов? Надо держать

палец на спусковом крючке. Тогда есть шанс огрызнуться автоматной очередью на кинувшуюся

из руин тень. От такой готовности зависит жизнь.

Идущие не подозревают, что за ними наблюдает двуногий хищник. Ствол винтовки магнитом

привязан к пяти фигурам, продвигающимся среди оплавленных развалин. В окуляре прицела

люди похожи на пластмассовых солдатиков. Маленькие. Простые. Игрушечные. Нажимать

спусковой крючок совсем нетрудно. Наоборот, возникает спортивный интерес. Азарт охотника.

Скольких удастся подстрелить. На четвертом десятке трупов ощущения притупляются. Спускать

курок становиться скучно. Появляется рутина. Пропадает интерес. Уже необходимо

разнообразить процесс умерщвления себе подобных. Например, прострелить ногу. Не более.

Чтобы не умер от потери крови. Обязательно оставить шанс на спасение. Гораздо интереснее

когда в человеке теплится надежда.

Группа идет тяжело. Явно не с пустыми руками. Неужели в руинах еще осталось чем поживиться?

Поразительно. Два десятка лет таскают и оказывается вынесли не все. Далеко не все, раз у

каждого увесистый рюкзак. С таким грузом за плечами особо не побегать. Прятаться тоже

проблематично. Удобная цель. Медленная и крупная. Жадность хуже чем холера - жадность

губит флибустьера. Интересно, что несут. Наверно стандартный набор. Еда, книги, барахло. Не

помешает потом проверить. Вдруг откопали чего любопытное. Нет благородства в грабеже

мертвецов, однако, новый мир диктует новую мораль. Живущим в метро остается лишь плясать

под эту дудку. Эпоха рождает правила. Люди вынуждены мародерствовать на трупе собственной

цивилизации.

Фигуры с автоматами постоянно озираются. Один смотрит через тепловизор. Понятно кто из них

главный. Теперь ясно кому первым стать на голову короче. Полагаться только на электронную

игрушку глупо. Спасает лишь от зверья. Благо, хладнокровные ночью не охотятся. Человек

умнее. Позаботиться о маскировке.

Развалины рядом с выходами метро давно обшарены. Нужда гонит дальше и дальше от

спасительного подземелья. Чтобы дойти и вернуться, необходимы безопасные маршруты. Надо

знать в каком подвале дозиметр зашкаливает, а где можно снять противогаз и хлебнуть воды.

Помнить охотничьи тропы и логова разномастной нечисти. Иметь информацию о руинах, которые

не разграбили. Маршрут надо знать досконально. Вот и получается : безопасный путь значит

постоянный. Постоянство может сыграть злую шутку. Пять сталкеров даже не подозревают, что

идут в капкан. Тщательно продуманный и детально спланированный. Ориентиры пристреляны.

Детали обдуманы. Варианты просчитаны. Любая засада похожа на шахматную партию. Мало

предвидеть поступки оппонента. Нужно заставить его действовать по плану. Смотреть куда надо.

Бежать куда надо. Стрелять куда надо. Отряд сталкеров вот вот пересечет заветную границу.

Остается начать партию и вести ходы противника.

Пятерка идет медленно. Цепочкой. В нескольких метрах друг от друга. Сложнее подстрелить

очередями. На растяжке тоже подорвется только один. У остальных появится шанс на спасение.

Идут медленно. Постоянно озираются. Если оглядываются, значит что-то чуют. Логично. Без

чутья сталкеры долго не живут. Однако, топтаться на месте тоже нельзя. Рассвет не за горами.

Отряд должен торопиться. Сложно одновременно спешить и сохранять внимательность. Застать

врасплох легко. Пять человек крутят по сторонам автоматными стволами. Готовы пальнуть на

любой звук из окружающих руин. До станционного павильона путь не близкий. Медленно, но

идут. Дорогу осилит идущий. Идущего осилит залегший. Самое приятное : секунды до первого

выстрела. Предвкушение. Жертвы не подозревают, что в следующую секунду кто-то умрет.

Только в море капитан покидает корабль последним. На суше его судьба оказаться первым.

Чтобы победить змею надо ее обезглавить.

Человек с тепловизором привстал на капот разбитого джипа. Обзор лучше. Дальше видно. Еще

бы мишень на груди белой краской нарисовал. Как в тире, даже скучно. Визирные метки прицела

контрастируют с темным пятном головы. Хлесткий щелчок выстрела. Что ощущает снайпер

нажимая курок? Отдачу приклада. Эмоции приходят потом. Гораздо позже. Когда на цевье

появятся свежие насечки по числу убитых. Командир падает. На сером бетоне стены остается

размазанное пятно. Слышен треск разбитого прибора, удар тела об асфальт, мат подчиненных.

Русский язык, действительно, велик и могуч. Оставшиеся в живых заметались. Минус один. Еще

четыре. Люди с автоматами бросаются за укрытия. Кто куда успел. Как тараканы на кухне если

включить свет. Правильно. Раз хлопнул выстрел, а кто-то рядом упал с дыркой в противогазе, безопаснее уткнуться носом в асфальт.

Над капотом искореженной машины поднимается шлем. С штурмовым забралом. Большой и

толстый. Смотровая щель крутиться по сторонам как перископ подводной лодки. Выглядывающий

хочет понять откуда стреляли. Посмотреть как упал труп командира и с какой стороны дыра в

голове, религия не позволяет. Надеется вычислить стрелка. Ждет, что из окна торчит винтовка

как в фильмах? Забавно. Слишком полагается на шлем. В голове, под титановой скорлупой, отсутствует мысль о свойствах патрона. Ее заменяет слепая вера в металл и кевлар. Патрон для

снайперской винтовки, отличается не только размерами. К сожалению, бронебойных не осталось.

Давно отстреляны, а новых уже не делают. В кустарных условиях клепать пули с

термоупрочненным сердечником, увы, не научились. Возможно по этому хозяин шлема столь

смелый. Даже автомат высунул. Короткая очередь. Эхо выстрелов. Шорох бетонной крошки.

Думает нашел снайпера. Совсем мимо. Для стрелка хорошая позиция не притягивает взгляд.

Очевидное не значит верное. Человек направил автомат на черный пролом в следующем здании.

Снова очередь. Многоголосое эхо скачет между огрызками домов. Что планирует делать, когда

боекомплект закончиться? Под землей каждый патрон на счету. За такое расточительство не грех

убить.

Ствол винтовки плавно смещается. В прицеле торчащий шлем хорошо контрастирует на фоне

обломка стены. Попасть в смотровую щель? Заманчиво. Проверка мастерства. Раньше охотник

зверя в глаз бил, чтобы шкуру не портить. Нет. Понты в другой раз. Глупо на боевой операции

письку мерить. Выстрел. Приклад бьет в плечо. Заметно как пуля щелкает по шлему и

рикошетит, отскакивая в груду кирпичей. Голова дергается и исчезает за остовом машины.

Человеческая шея вещь хрупкая. Особенно не переносит резких движений. Ремешок на

подбородке лучше оставлять расстегнутым. Любопытно, стоя рядом можно услышать хруст

ломающихся позвонков? Или звук отскока перебивает? Минус один. Еще трое. Сталкеры

удивленно рассматривают упавшего товарища. Смерть кажется сверхъестественной. Шлем цел.

Дырки нет. Человек мертв. Так появляются легенды о невидимых наблюдателях, убивающих

взглядом. Неведомое колдовство. Черная магия. Дети подземелья забыли о законах физики и

сохранении импульса? Может просто не знают? Скорее всего. Образование теперь хромает.

Бешеная пальба трех автоматов взорвала тишину мертвого города. Молодцы. Направление

определили верно. Еще один труп и придется менять позицию. Стреляют в провалы окон, остатки

машин, бетонные обломки. Утюжат любую щель, где может затаиться снайпер. Что они видят?

Скелет мертвого мегаполиса. Кости оплавленные атомным пламенем. Черепа домов с десятками

глазниц-окон. Обвалившиеся здания похожи на безмолвных стражей, что охраняют сокровища

погибшей цивилизации. Мертвый город злобно смотрит на горстку людей, посмевших нарушить

его покой.

Сталкеры отстрелялись и затихли. Попрятались за укрытиями. Меняют рожки и ждут новых

покойников. Гадают кто следующий. Залегли хорошо. Почти грамотно. Хоть чему-то учат.

Темное пятно торчит из-за бетонной сваи. Коленка? Боец не поместился целиком? Или просто

забыл убрать ногу? В бою подобные ошибки искупают кровью. Вот и проверка мастерства.

Попасть сразу. Второго шанса не будет. Многие недооценивают искусство снайпера. Считают

достаточно поймать в прицел торчащую коленку и нажать спусковой крючок. Особо умные

иногда еще вспоминают о поправке на расстояние и марке патрона. Все остальное — мелочи не

достойные внимания. Длинна ствола. Износ. Нагрев. Шаг нарезки. Качество оптики. Крепление

прицела. Температура воздуха. Влажность. Направление ветра. Форма пули. Состав. Центр

тяжести. Все не существенно. Слова становятся пустыми звуками. Зря.

Мир сужается до стеклянного кружка с прицельными насечками. Выстрел. Вскрик. Стон. Мат

сквозь стиснутые зубы. На бетоне остаются брызги крови. За шпалой скрючился человек в

мешковатом комбинезоне. Намордник противогаза искажает стон боли. Раненый корчиться, зажимая простреленное колено. Пора менять позицию. Тепловизор разбит, а без него движение

во мраке развалин сложно уловить. Особенно когда крадется профессионал. Все равно что

заметить черную кошку в темной комнате. Новая точка укреплена лучше предыдущей. Разбитые

кирпичи уложены в подобие амбразуры. Автомат не пробьет, а из подствольного гранатомета

попасть проблематично. Расстояние слишком велико. Разве что миномет или рпг завалялись.

Можно еще залп артилерии вызовать. Но это уже фантастика.

Трое уцелевших пока еще смотрят в другую сторону. Автоматы нервно дергаются. Скачут с

одного здания на другое. Выжившие ждут следующего хлопка и нового мертвеца. Со второй

точки обзор лучше. Лежать удобнее. Хорошая позиция. Взрывная волна удачно перекосила

остатки здания. Десять метров правее, а попавшие в засаду уже думают, что огонь ведется с

противоположного конца улицы. Создается эффект присутствия второго стрелка. Полезная

иллюзия. Один снайпер уже страшно, а появление второго загоняет боевой дух в минус.

Рано делать следующий ход. Пусть целятся в пустоту. Время провести рекогносцировку.

Раненный укрылся шпалой. Самостоятельно не убежит. Второй сталкер прячется за машиной.

Ржавый кузов простреливается со всех сторон. Тоже некуда деваться. Третий залег в обломках

стены, когда-то обрушенной ядерным взрывом. Поднимет голову — получит пулю. Шахматная

партия на половину разыграна. Эндшпиль.

За разбитой машиной мелькает голова. Сталкер то готовится к быстрому рывку, то вновь

прячется за машиной. Мнется. Думает помочь раненому, но боится покинуть укрытие. Не хочет

оказаться следующим покойником. Любопытно наблюдать, как человек разрывается между

спасением товарища и собственной жизнью. Кто победит в душе? Храбрец или трус? Фигура в

бесформенном комбинезоне рывком перебегает от машины к обломкам. Не бросил напарника.

Мужик. Поступок достойный уважения. Жаль наградить не чем.

Два человека упорно цепляются за жизнь. На фоне выцветшего асфальта отчетливо видно, как

один торопливо волочит другого за лямки бронежилета. Подстреленный не опускает оружие.

Держит окна на прицеле. Ствол винтовки преследует сталкеров. Сначала спасителя, потом

раненного. Цинично. За это снайперов не любят. Ни свои, ни чужие. Только собратья по ремеслу

понимают, как можно столь хладнокровно спускать курок. Как иначе? Спокойствие необходимо.

Оружие не терпит нервов. Палец ложится на спусковой крючок. Предупреждающий крик. Что-то

не так. Окуляр прицела мешает увидеть картину целиком. Раненный водит автоматом из стороны

в сторону. Не может прицелиться. В кого? Злобный рык. Такие преследуют в ночных кошмарах.

Мутанты заглянули на огонек? Сработал вселенский генератор случайностей породив элемент

хаоса? Так даже интереснее. Придется соображать на ходу. Импровизация добавляет остроты

ощущениям.

Беспорядочные выстрелы. Спаситель бросает раненного и хватается за автомат. Поздно.

Лохматая туша сбивает человека с ног. Пара кубарем катится по земле. Силы прыжка хватило, чтобы тварь и жертву отнесло на несколько метров. Раненный переворачивается на живот и

стреляет, не особо заботясь, что попадет в товарища. Монстр коротко взвыл от боли. Очередь

попала в цель. Мутант рывком прыгает с жертвы на стрелка. Пять или шесть метров одним

махом. Потрясающе. Победный рык. Существо остервенело терзает человека. По сторонам летят

окровавленые лоскуты защитного комбинезона. Сталкер, сбитый прыжком, не подает признаков

жизни. Истинный хищник. Два трупа за пять секунд. Удивительная скорость. Вот почему зверье

нельзя подпускать близко.

Мутант застыл над изуродованными останками. Принюхивается. Слушает. Чует третью жертву.

Без движения существо можно разглядеть. Гротескная фигура. Грязный свалявшийся мех.

Широкая спина. Голова сливается с плечами. Три конечности. Четвертой нет. Подробностей не

видно. Слишком далеко. Очередная насмешка природы. Плевок в сторону законов генетики и

эволюции. Почему за столько лет не научились боятся выстрелов? Не хватает мозгов понять, что

двуногая добыча умеет больно огрызаться? Или дело в другом? Где стреляют там остаются трупы.

Свежие и теплые. Всегда найдутся достаточно голодные, чтобы рискнуть ими полакомится. Хотя

существо больше заботит присутствие последнего из сталкерской пятерки. Который

подозрительно затих.

Жалкий силуэт жмется к рухнувшему обломку стены. Через прицел человек выглядит испуганной

крысой, которая пытается забиться в щель. Спрятавшийся засовывает руку под расстегнутый

комбинезон. Спустя секунду она появляется обратно. Человек рассматривает что-то в ладони.

Фотография жены или девушки? Трогательно. Нательный крест? Возможно. Очередной адепт

мертвого божества. Злая ирония судьбы. Пережить бога в которого веришь. Брошенный автомат

лежит рядом. Не сопротивляется. Сдался. На такого патрон тратить жалко. Ствол винтовки

поворачивается обратно на раненного мутанта. Существо уверенно крадется к спрятавшемуся

сталкеру. Изуродованное мутациями тело движется на удивление грациозно. Поразительно легко

для трех точек опоры. Человек вздрагивает. Предмет в руке падает под ноги. Последний из

группы рывком срывается с места. Изо всех сил бежит вдоль улицы. Инстинкт самосохранения

взял верх. Мутант бросается следом. С каждой секундой расстояние между человеком и

существом увеличивается все больше. Невероятно. У смертника появился шанс на спасение.

Раненая тварь вместе с кровью теряет прыть. Попадание из Калашникова не проходит бесследно

даже для столь противоестественных созданий. Сталкер несется петляя между ржавыми

автомобилями. Винтовка поворачивается следом, стремясь удержать бегущую фигуру в

прицельных метках. Быстрее, пока не вышел из зоны обстрела. Поправка на шкалу дальномера.

Выстрел. Дымящаяся гильза со звоном катится по полу. Бегущий сталкер дергается, но

продолжает мчаться. Странно. Мимо? Нет. Бронежилет? С такой дистанции и в спину должен

пробить. Почему тогда бежит? Скрытые резервы организма? В таком случае, наглядный пример

на что способен человек спасая жизнь. В спине дырка, а бежит как олимпиец стометровку. Не

профессионально тратить две пули на одну цель, но обстоятельства вынуждают. В прицеле

мелькают ноги. Выстрел. Отдача. Крик. Бегущий падает. Пытается ползти. Руки судорожно

цепляются за трещины в асфальте. Левая нога помогает отталкиваться. Правая безжизненно

волочится за телом. Ползущий оставляет на выцветшем асфальте черный след крови.

Существо настигает жертву. Короткий крик переходит в хрип, который быстро сменяется

бульканьем. Треск рвущейся хим.защиты. Хруст костей. Чавканье. Проголодалась зверюшка.

Пора кончать. Операция подходит к концу. Шах и мат. Прицел ловит загривок отвратительного

существа. Выстрел. Отчетливо видно как пуля прошла насквозь. За гротескным туловищем на

секунду повис кровавый росчерк. Капли застыли в воздухе и с неохотой подчинились силе

притяжения. Мутант взвизгнул и развернулся. Живучий, сволочь. С проворством, удивительным

для трех лап, тварь крутанулось вокруг. Затем снова обернулось, но уже в обратную сторону. Не

понимает откуда прилетела пуля. Не видит, не чует, не слышит противника. Сколько еще

патронов истратить? Где в этом уродливом куске мяса спрятан мозг или хоть какой-то нервный

узел? Явно смертельно ранено, но подыхать может несколько часов. Придется действовать

методом научного тыка. Выстрел. Эхо отплясывает между домов, перекошенных взрывной

волной. Уродец снова вздрагивает. Разворачивается и ковыляет к пролому в ближайшей стене.

Понял, что лучше уносить ноги. Умнее, чем кажется на первый взгляд. Существо идет медленно.

Все три лапы хромают и шаркают. С каждой секундой шатается все больше. Упал. Пытается

подняться. Безрезультатно. До спасительного пролома остается всего несколько метров. Уродец

судорожно дергается. Трудно спорить с пулей калибра 7.62

Прицел смещается обратно на труп не убежавшего сталкера. Жуткое зрелище. Особо

впечатлительным по ночам снится. Развороченная грудь. Белые обломки ребер. Разбросанные

внутренности. Из живота выпадают все 7 метров кишечника. Рядом с выпотрошенным

покойником лежит рука. Вырвана из плеча. Под лоскутами комбинезона белеет острый обломок

кости. Над локтем видна черно-красно-белая нашивка. Клеймо, доказывающее кем являлись

убитые. Трехконечная свастика заляпана кровью. Солдаты четвертого рейха не вернуться из

города. На пять ублюдков стало меньше. Операция окончена. Надо уходить. Скоро рассвет.

Солнце, дававшее жизнь, теперь загоняет под землю. Выжившие в метро уподобились

мертвецам, что вылезают из могил только при свете луны. Оживает рация. Вовремя. Сквозь треск

статики сипит парень. Помехи от радиации искажают голос :

- ...шчк... Филин... шчк... Живой? ...шчк... Настрелял фашистов? ...шчк...

- Да. Закончил. Обыскиваем и валим

- ...шчк... Столько зольдов не досчитается фюрер?...шчк...

- Пятерых.

- ...шчк... Чего Мельнику передать? ...шчк...

- Ноль девять. Ноль пять. Сорок пять.

БЫТЬ ЧЕЛОВЕКОМ...

Рассказ об одном недолгом походе на поверхность.

Во влажной, душной темноте навязчиво пахло ржавым металлом и плесенью. Ощущение толщи

земли, неподъемной, давящей, усиливалось с каждым пройденным метром, а любые звуки, отраженные в тесном пространстве трубы становились глухими, жуткими. Иногда, слепо шаря по

бетону руками, Вадим нащупывал решетки боковых ответвлений. Некоторые из них оказались

вырваны с корнем и сильно покорежены, и парню даже подумать было страшно, какой

подземной твари они помешали пройти. Встретиться с ней в тесном пространстве трубы, где даже

защититься толком не получится, совсем не хотелось. Между тем Вадиму уже начало казаться, что бетонные стенки постепенно сдвигаются, и скоро он будет ползти, подтягиваясь руками, а то

и вообще застрянет. Пришлось убеждать себя, что это всего лишь фантазия, разыгравшаяся от

страха. Несколько раз он специально раздвигал локти, чтобы проверить ширину прохода – она

всегда оказывалась неизменна, но мерзкое чувство никуда не исчезало. Теперь мысль о походе

на поверхность казалась ему такой глупой, что он всерьез не понимал, как мог ухватиться за

такую идею, вынашивать ее, обдумывать. То, что он полез в этот, никем ранее не исследованный

проход уже было чистой воды самоубийством. А уж то, что он вознамеривался делать дальше, каким-то чудом попав на верх… Да и как он туда попадет, если не знает, куда ведут

коммуникации? Здесь нужно было надеяться только на удачу, коротая в последнее время и вовсе

отвернулась, или послушать голос разума, советовавший повернуть обратно. «Да куда ж я тут

поверну? Только задом пятиться…» - невесело усмехнулся Вадим.

Проход стал поворачивать, медленно и почти неощутимо. Парень заметил это только потому, что

впереди, с левой стороны, вроде бы стало светлее. Почти незаметно, но этого хватило, чтобы

Вадим начал двигаться быстрее, не смотря на ноющие от усталости локти и колени. Наконец свет

стал виден различимой точкой среди непроглядного мрака канализации, и он, забыв обо всем, собрав все силы, пополз к нему.

Пододвинувшись к самому краю трубы, Вадим осторожно выглянул. Вокруг не замечалось

никакого движения, только далеко внизу, на дне трещины медленно плыли отраженные в черной

воде розовые закатные облака. Следующая секция коллектора валялась там же, вдавленная в

грязь остовом автобуса. Глянув наверх, парень обнаружил, что поверхность гораздо ближе, чем

он предполагал вначале, да и взобраться на край трещины не так уж и сложно. Проверив

ремень, на котором за спиной болтался заточенный кусок арматуры, Вадим перебрался с трубы

на бампер автобуса и, цепляясь за куски бетона и железа, пополз наверх. Он уже понимал, насколько опрометчив был его поступок. На поверхность ходили отрядами – одиночке долго не

продержаться под таким красивым и одновременно страшным небом. Чужую, враждебную

человеку земную поверхность населяли десятки тварей, видевших в одиноком путнике отличную

добычу. Вадим никогда не отличался безрассудством, да и лишней смелости у него никогда не

водилось, но обстоятельства не оставили выбора.

Когда заболела Марина, врач не стал церемониться, отвел Вадима в сторону, и предупредил:

«Долго не протянет». Болезнь не была страшной и неизлечимой. Смертельной ее сделало

отсутствие подходящих лекарств, найти которые в последние годы даже на поверхности было

невозможно. Никто из разведчиков, разумеется, Вадима и слушать не стал – где это вообще

видано, чтобы ради какой-то одной девчонки как минимум пятеркой бойцов рисковать? Да и

самого отпускать не хотели, пришлось, улучив удобный момент, сбежать, да не путем, которым

обычно разведчики наружу выходили, а через старую канализацию, чтобы не знали, куда

убежал, и вернуть не смогли. Вадим твердо вознамерился обшарить аптеки, до которых только

удастся добраться и принести все, что там найдется. Затея и тогда начинала казаться ему

невыполнимой, но оставаться в подземелье, и смотреть на медленную смерть сестры было

невыносимо.

Когда Вадим добрался до кромки асфальта, солнце уже почти скрылось за горизонтом – удачное

время суток для человека, привыкшего жить в полутьме. Улица, на которой он стоял, мало чем

напоминала фотооткрытки, которые он с Мариной бережно хранили и любили пересматривать.

Невысокие, изящные здания, некогда выкрашенные в пастельные цвета, с ярко-белой

причудливой лепниной, медленно рассыпались. Стены их, окрашенные копотью пожарищ, были

испещрены следами пуль, в некоторых местах обвалились от взрывов. Никем не истребляемая

буйная растительность расползалась по ним, скрывая под собой следы трагедии, разыгравшейся

здесь всего пару десятков лет назад. Кто это сделал, зачем – теперь было не важно. Все

участники давно стали пеплом, в который теперь пускала корни зеленая поросль. Улицу, когда-

то называемую Красной, можно было теперь переименовать в Зеленую. Хотя, старики когда-то и

рассказывали Вадиму, что название это к цвету отношения не имеет, но он уже и не помнил их

долгих объяснений. Да и кому они теперь были нужны?

То и дело приходилось обходить покореженные остовы машин, иногда - перепрыгивать через

трещины, к счастью, не слишком широкие, как та, из которой Вадим выбрался на поверхность.

Идти приходилось медленно, постоянно косясь то на небо, то на темнеющие силуэты зданий.

Иногда в выбитых окнах чудилось какое-то движение, видимое только краем глаза и

моментально исчезающее, стоило только повернуть голову в его сторону.

Высматривая предполагаемые опасности, Вадим чуть не пропустил двухэтажное зданьице с

помпезным рельефным балконом.

Крыльцо было выщерблено и сплошь засыпано проржавевшими гильзами. Поднимаясь по нему, парень краем глаза заметил красно-синий детский мяч, удивительно новый, не спустившийся и

не засыпанный землей.

Осторожно заглянув в помещение, Вадим понял, что найти здесь что-то, чего раньше не унесли

разведчики уже невозможно. В обширном зале царил абсолютный хаос: стекло разбитых витрин

усеивало весь пол, сами же прилавки были разломаны, как будто по ним прошелся невиданной

силы дикий зверь. Пустые шкафы стояли у дальней стены, но их вырванные дверцы валялись по

всему залу, некоторые – сломанные пополам. Пройдя по залу, Вадим нашел дверь в подсобку, на

удивление целую, разве что через все дверное полотно кто-то углем неумело нарисовал

огромный череп. Недолго постояв в нерешительности, он все же попятился назад, так и не

заставив себя открыть ее.

Спустившись с крыльца, он не удержался, еще раз взглянув на мяч, но того на месте не

оказалось. Может, игрушка ему почудилась? Оглядевшись, он заметил красно-синий шарик с

другой стороны крыльца, в полуметре от стены дома. Парень почувствовал, как похолодело все

внутри – мячик двигался, медленно, но верно катясь прочь от входа в аптеку. Не совсем

понимая, что делает, Вадим схватил обломок кирпича и запустил его в ожившую детскую

игрушку – стало только хуже: от удара мячик не сдвинулся ни на сантиметр, а даже наоборот, на

несколько секунд, показавшихся ему вечностью, остановился, прежде чем продолжить свое

медленное отступление.

Стараясь не думать о произошедшем, парень шел все быстрее, подгоняемый страхом. Раньше

темнота, постепенно накрывавшая улицу, не слишком беспокоила его, темнота – постоянный

спутник жителей подземелья, но теперь он понимал, насколько ошибся, представляя себе

опасности, поджидающие его на поверхности. Каждый, даже едва различимый звук заставлял

вздрагивать, движения в окнах, казавшиеся раньше безобидными порождениями фантазии, становились тенями невиданных монстров, затаившихся перед нападением. Когда в небе

пронеслась легкая тень, Вадим не выдержал.

Двигаясь медленно и осторожно, он пошел к темному провалу очередной выбитой витрины и

заглянул в торговый зал. Но он тут же пожалел, что потерял улицу из вида: только случайность

позволила ему расслышать за спиной неясный шорох и повернуться вовремя.

Некрупный, юркий силуэт стоял сзади, на прогнутой крыше автомобиля и в момент, когда

человек попытался повернуться к нему, атаковал. Молниеносно среагировав, Вадим выставил

перед собой арматуру, и хищник напоролся на нее брюхом, пронзительно завизжав. Это

оказалась всего лишь собака. Смертельно раненый зверь пополз в сторону, но из остовов машин

появлялись новые силуэты, теперь уже почти окружившие Вадима. Бывшие друзья человека

рычали и скалились, почувствовав запах крови, но нападать не спешили, постепенно вжимая

кольцо и оттесняя парня к стене дома. Собаки не входили в число опасных хищников, и будь

сейчас Вадим хотя бы с парой попутчиков, отбиться от нападения было бы нехитрым делом, но

вот отсутствие поддержки, прикрывающей тылы, меняло многое. Когда, наконец, отступать стало

некуда, и Вадим уперся спиной в стену дома, к нему бросились сразу два шустрых силуэта.

Первому он с ходу проломил череп ударом арматуры, а второй, чуть помедлив, ухитрился

вцепиться в руку. Взвыв от боли, Вадим со всей силы саданул кулаком в собачий нос -

послышался противный хруст и хватка зубов заметно ослабла. Подхватив за шкирку уже дохлую

собаку парень размахнулся и бросил ее в следующий, готовившийся к прыжку силуэт. Тот с

визгом отлетел с крыши машины и парень заметил, что поле боя очистилось – нападать на него

больше никто не собирался. То ли твари отступили, чувствуя, что добыча оказалась им не по

зубам, то ли полностью удовлетворились возможностью полакомиться мертвыми сородичами. Не

теряя времени, Вадим еще раз внимательно заглянул за разбитую витрину.

Внутри оказалось на удивление пусто. На всякий случай держа вперед острие своего нехитрого

оружия, парень залез внутрь, огляделся, прикидывая обстановку. Остаток короткой летней ночи

он провел за прилавком, сидя на полу, прижавшись спиной к стене и выставив перед собой

арматуру. Несколько раз на улице слышались возня, шаги и чье-то фырканье, а ближе к концу

ночи неподалеку раздался оглушающий рев какой-то неизвестной твари. Когда небо начало

светлеть, совсем рядом зазвенели стекла, в комнате стали слышны чьи-то быстрые дробные

шажочки, и за прилавок заглянул какой-то небольшой зверек, похожий одновременно на кошку

и енота. Испугавшись взмаха арматурой, он тут же бросился обратно, к витрине и исчез за ней.

Следом вышел на улицу и Вадим. В свете приближающегося дня впереди был заметен просвет

между домами. Подходя ближе парень заметил невдалеке слева руины огромного здания. Фасад

его обрушился, обнажив – ячейки – комнатки, до черноты опаленные давнишним пожаром.

Площадь вокруг здания была усеяна обломками, перемешанными с гнилыми остовами машин и

бронетехникой. Танки и БТРы почти не пострадали, только покрылись потеками ржавчины.

Сложно было представить, зачем они нужны были здесь во время катастрофы. Справа сплошной

стеной стояли огромные деревья с фантастическими, изогнутыми стволами. Присмотревшись в

просветы между ними, парень так и не заметил даже малейшего шевеления.

Идти по огромному пустому пространству было неприятно – так и казалось, что сейчас с крыши

какого-то дома или ветки дерева спорхнет огромная птица, спастись от которой будет негде.

Дойдя до середины площади, Вадим наконец отвлекся от неба, взглянув на асфальт, и ужаснулся

– среди бетонного и железного крошева были видны человеческие кости. Старые и почти

истлевшие, но их было невероятно много. Кто-то из стариков говорил, что после удара город

захлестнули массовые беспорядки – не успевшие укрыться в подземных убежищах

мародерствовали по магазинам, грызли друг друга за последние запасы воды и продовольствия.

Но слова никак не могли выразить того, что понималось одним единственным взглядом на

последствия тех событий. Поравнявшись с очередным танком, Вадим заметил на нем еле

заметную под следами времени надпись и подошел поближе, чтобы прочесть. На некогда зеленой

броне оранжевой выцветшей краской было выведено всего одно короткое слово – «Суки!!!».

До следующего адреса было рукой подать. Вадим заметно успокоился, миновав открытое

пространство и, наконец, прижавшись спиной к стене дома, и внимательно осмотревшись вокруг, позволил себе расслабиться и взглянуть на небо. Оно было темно-голубым, без единого облачка.

Смотря на него, парень вспомнил о Марине – она никогда не была на поверхности, родилась, как

и он, когда люди уже ютились в тесных катакомбах под землей. Она вообще ничего не видела, кроме темноты, трескающихся бетонных стен, покрытых плесенью и открыток с яркими

фотографиями, бережно хранимых ею чуть ли не под подушкой. Теперь Вадим был уверен – как

только он найдет лекарство и девушка поправится, он обязательно покажет ей поверхность и это

рассветное небо. Вблизи от их убежища это было гораздо безопаснее.

Оставшийся до аптеки квартал Вадим проходил особенно осторожно, то и дело останавливаясь, присматриваясь и прислушиваясь. Один раз, не удержавшись, он достал из рюкзака украденную

у разведчиков карту, на которой старики по памяти отмечали расположение важных объектов.

Сверился с ней, вспоминая свой маршрут – следующая аптека и впрямь была за следующим

углом.

По левую руку тянулось длинное здание с разбитым стеклянным фасадом и полуобвалившейся

вывеской. По оставшимся на своих местах буквам отгадать название было сложно, они гласили:

« КР…СНОД……СК… Й ДО... К…ИГ…». По правой стороне парень поравнялся с высоким, в

человеческий рост крыльцом, и остановился, ошарашено взирая она открывшуюся ему картину.

На вершине крыльца виднелась задняя часть микроавтобуса, протаранившего стеклянное фойе.

Невозможно было понять, каким фантастическим образом машина смогла оказаться в таком

положении. Подойдя ближе, парень вовремя заметил нечто странное и быстро отступил назад: все пространство накрытое обширным козырьком крыльца, было затянуто тонкими, а потому

почти невидимыми нитями гигантской многослойной паутины. Самого хозяина, ну или хозяев, внушительных ловчих сетей видно не было, и Вадим поспешил двинуться дальше, не дожидаясь

его появления.

Все больше и больше странностей встречалось на поверхности, и парень понимал, что отошел от

убежища так далеко, как не заходил еще ни один отряд разведчиков. Во всяком случае, встреченные им лично чудеса в их историях ни разу не попадались. А значит, по возвращении

его рассказам цены не будет.

Резные деревянные двери давно прогнили и покосились, и когда Вадим попробовал их открыть, с

грохотом рухнули, чуть не придавив его. Торговый зал встретил парня тишиной и полумраком.

Витрины, как и в предыдущей аптеке, были разбиты и завалены на пол, шкафы выпотрошены и

уже успели покрыться изрядным слоем пыли. Пройдя по крошащимся под ногами осколкам, Вадим заглянул в помещение за торговым залом – там тоже царил хаос и запустение. Ровно

посреди пола остались следы кострища, закоптившего почти весь потолок, рядышком аккуратно

была сложена разломанная на дрова мебель. Разве что стоящий в дальнем углу сейф казался

нетронутым. Подойдя к нему, парень заметил, что железную коробку все же пытались вскрыть, хоть и безрезультатно – на дверце вокруг замочной скважины остались глубокие борозды.

Достаточно было одного близкого взгляда на сейф, чтобы понять, что он уже не так крепок как

двадцать лет назад. Краска во многих местах вздулась и осыпалась, обнажая глубоко

изъеденный ржавчиной металл. Немного отойдя, Вадим с размаху всадил арматуру в

разворочанный замок и навалился. С режущим уши скрежетом дверца поддалась, сорвалась с

прогнивших петель и чуть не рухнула на пол; парень поймал ее в последний момент, и

осторожно прислонил к стенке сейфа.

Внутри, на двух полочках лежали какие-то пачки таблеток с труднопроизносимыми названиями, поблескивали в полутьме пузырьки и ампулы. Не веря своему счастью, Вадим осторожно

вынимал все это богатство и складывал в приготовленный рюкзак. На миг ему даже показалось, что все происходящее – счастливое ночное видение, и он испугался, что вот-вот проснется и

поймет, что никакого похода не было, а все еще сидит он, сжав голову руками у себя дома, под

землей, и смотрит на забывшуюся тяжелым сном Марину. Только невероятным усилием воли

удалось ему выгнать из головы жуткие мысли.

Он не вышел, а почти что вылетел из дверей аптеки, окрыленный такой нежданной удачей. За

угол метнулся быстрый силуэт, и парень сразу понял, кто это – собаки, позорно отступившие с

поля боя ночью, никуда не исчезли. Они неотступно шли по его следу, дожидаясь возможности

снова напасть. Возможно, оборачивайся он почаще, удалось бы заметить их еще раньше, но

теперь было поздно. В любом случае теперь, измученный долгим походом, он уже вряд ли мог

надеяться на такое же краткое и победоносное сражение. Возвращаться в катакомбы той же

дорогой было слишком опасно, все равно, что идти прямо в пасть голодной собачьей стае.

Немного помедлив, Вадим повернул в другую сторону, намереваясь обойти здание с другой

стороны и двинуться обратно параллельной улицей.

Вывернув из-за угла, он запоздало понял, что слишком поспешил. Метрах в двадцати напротив

него пытался поддеть остов автомобиля жуткий зверь, огромный и не похожий на тех, что

встречались парню за все его вылазки на поверхность. Бегло рассмотрев его, Вадим понял, что

это, скорее всего, недалекий потомок кабана, вымахавший до размеров среднего микроавтобуса.

Больше ни с чем довольно хрюкающую тварь сравнить было невозможно. Парень уже хотел

спрятаться за угол, когда хрюканье прекратилось, а кабан повернул голову в его сторону. Краем

глаза он заметил, что на улице, откуда он пришел, появились сразу несколько крупных собак, нагло держащихся на самом виду. Кабан захрипел и стал поворачиваться к человеку – ситуация

в момент оказалась безвыходной. Вадим покрепче застегнул ремни, удерживающие на спине

драгоценный рюкзак. Убивать подобных тварей разведчикам уже случалось, но вот в одиночку…

Был всего один шанс - прицелиться и попасть кабану арматурой в глаз.

Тварь начала двигаться вперед, постепенно разгоняясь, Вадим, выставив вперед арматуру, медленно пошел вперед. Шаги кабана ускорялись, человек приготовился к броску. Впрочем, тварь оказалась умнее: оказавшись почти рядом с человеком, она отвернула голову вбок и, что

есть силы, врезала ей Вадиму в бок. Отлетев к стене, парень долгие секунды не мог прийти в

себя, а потом принял единственно верное решение – бежать.

Получалось слишком медленно, оббегая крупные обломки и остовы машин, парень чувствовал, что преследующая его тварь просто расшвыривает все преграды с дороги. Наконец, исхитрившись, он свернул вбок и вскочил прямиком в окно какого-то дома. Не оглядываясь и

толком не рассмотрев обстановку комнаты, он вылетел в длинный коридор и замер.

Всего в десятке метров от него стояли настоящие монстры. Размером они не превышали рост

Вадима, но морды имели серые, удлиненные, с темными круглыми глазами, а их шкура была

неровно зеленой, как будто пятнистой. Твари, казалось, испугались не меньше Вадима. Долгие

секунды они стояли без движения но потом все же одна из них, видимо, опомнившись, вскинула

передние лапы, сжимавшие странный, ни на что не похожий предмет. Раздался хлопок, Вадим

попятился назад и натолкнувшись спиной на притолоку мягко осел на пол.

***

- Ты, конечно, прости, что я тебе это скажу, но тебе самому-то не кажется, что твоя история –

бред какой-то?

Я молча посмотрел на огонь в буржуйке. А может, в самом деле? С чего это я себя накручиваю?

- Сам себя со стороны послушай! – Не унимался мой товарищ по дежурству. – Как ты можешь

утверждать, что убил человека, если он на человека и похож-то не был? Что-то все же не

складывается.

- Нет, все верно. – Возразил я. – Прямоходящий? Да. Ну, пусть косматый какой-то, но так он в

одежде был, в тряпках каких-то. И оружие.

- А ты ни разу не видал макак из «Сафари-парка»? Вон ребята утверждают, что они тоже в

обносках теперь ходят, да каменюками швыряются. Очень метко, кстати.

- А вещи с собой носят, в сумках? – усмехнулся я.

- Нет, конечно, а чего? – удивился мой собеседник.

- А мы у того мутанта рюкзак нашли. А внутри, представляешь, лекарства…

- Забавно, нечего сказать. А может это того, дрессированный мутант какой-нибудь. Я пару раз

слышал, чтобы всяких монстриков одомашнивали.

- Нет, не верю я в это. А вдруг он был из этих, которые в коллекторах живут? Несколько лет

назад слушок ведь был, что не все оставшиеся на поверхности вымерли…

- Не веришь? – ухмыльнулся мой собеседник. – А во что тогда веришь? Тебе так нравится думать, что ты убил именно человека?

Я промолчал. Действительно, а во что верить? В то, что высоко у поверхности в коммуникациях

живут несчастные, искалеченные радиацией люди, и что я, несчастный трус, просто убил одного

из них, обделавшись от испуга при встрече?

МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ

Кляузов Руслан/14 лет/Бийск/Апрель/2011г.

Он огляделся вокруг и не увидел ничего другого, кроме себя самого. Тогда он для начала

воскликнул:

«Я есть!» Потом он испугался; ибо страшно человеку, если он один.

Брихадараньяка-Упанишад

Обогнув небольшой холм, поросший густым кустарником, Тихон, по колено утопая в снегу, начал

спускаться вниз со склона, подгоняемый ветром. Шел он долго. Достаточно для того, чтобы

тысячу раз проклясть этот черствый, как буханка старого плесневелого хлеба, мир.

Вокруг царила мертвая тишина. Дремали не только леса и перелески, как могло показаться

поначалу, но и небольшие речки с пресной водой, и покрытые снежными шапками скалистые

горы, и пустыни, раскинувшие свои владения на десятки километров. Лишь легкая поземка, которую гнал по свежему насту ветер, едва слышно шуршала где-то неподалеку.

Дорога впереди то стелилась ровной прямой полосой, то игриво ныряла в ложбины, изредка

взбиралась на холмы, а порой и вовсе выгибалась дугой. Ветер, холодный и резкий, дул

отовсюду, застилая все вокруг бурлящей пеленой белого полога. Скользя по ровному снежному

покрывалу, первые лучи восходящего солнца вспыхивали целыми мириадами ослепительно

ярких искорок. Маленький желто-оранжевый диск медленно поднимался из-за густых облаков, застилавших весь небосвод, будто боялся обжечь их, и постепенно заливал пустыню ярким

светом зари. Солнечный поток, прорезав тела хмурых туч, падал на землю, призывая

просыпаться мертвенно-белый мир, который видел свой последний сон.

Осилив еще с десяток шагов, Тихон осел в снег.

Гнев древних лесов был страшен, и старик уже успел в этом убедиться. Зарядив охотничье

ружье, он щелкнул стволом и, осмотревшись, побрел дальше. Маневрируя между остовами

машин, колоннами протянувшимися по всей дороге, Тихон очутился в небольшой чаще. Вдруг

вдали что-то зашуршало. Тихон начал судорожно оглядываться, водя ружьем из стороны в

сторону.

Деревья расступились, выпуская на свет коренных обитателей здешних мест. Из зарослей

показались сразу несколько пар сверкающих глаз. Встрепенувшись, Тихон, что было мочи, рванул с места. Но его марш-бросок не удался: снег, словно зыбучее болото, затягивал старика, а тот не в силах сопротивляться увязал в его лапах. Тогда, попытавшись найти укрытие, Тихон

зацепился взглядом за упавшую через дорогу сосну и устремился к ней. Но стоило старику

приблизиться к дереву, как перед ним, будто ниоткуда, показался громоздкий силуэт хищника.

Мускулистое тело, черная шерсть, налитые кровью глаза, поджатые уши и маленький хвост.

Оскалив зубы и подергивая верхней губой, волколак начал стремительно приближаться к

старику. Тот, не став дожидаться атаки, выстрелил из ружья. Отброшенный свинцовым потоком

волколак жалобно заскулил и распластался на дороге. Позади раздалось злобное рычание сразу

нескольких хищников. Тихон обернулся, по пути вставляя в ствол еще один патрон. Волколаки

не спешили приступать к трапезе. Выпустив самого сильного и свирепого охотника, остальные

члены стаи спокойно наблюдали за дальнейшим со стороны.

Тихон, резво сорвавшись с места, перекатился через поваленное дерево и уже был готов

броситься наутек, но не тут-то было. Вожак волколаков, ловко перепрыгнув через сосну, вздыбил холку и отбросил старика в сторону мощным ударом лапы. Тихон завопил и покатился

вниз с пригорка. Хищник не заставил себя ждать. Стоило старику вновь схватиться за ружье, как

волколак в несколько прыжков нагнал его и приготовился к новому удару. Но, кажется, судьба

оказалась к Тихону более благосклонна, чем он предполагал.

Волколак, врезавшись в бок машины, вдруг провалился в снежные пески. Схватившись за

шершавую рукоятку ружья, Тихон прицелился и нажал на курок. Сухой щелчок... Еще один...

Старик в сердцах сплюнул и начал переигрывать безрезультатные попытки привести в действие

ружье. Тем временем волколак, уже выбравшись из объятий снега, встрепенувшись, зарычал на

старика. Зверю не составило труда нагнать Тихона, который пытался убежать от хищника. Оба

они повалились на запорошенную снегом дорогу. Подминая под себя старика, волколак пытался

достать до него острыми, как лезвия, зубами, но тот упорно сопротивлялся, подпирая челюсть

животного стволом оружия. Все закончилось так же быстро, как и началось. Грохот пронесся по

всей чаще, заглушая собой все остальные звуки.

Отбросив обмякшее тело волколака багровыми руками, Тихон подобрался к одной из машин. Ему

повезло. Кузов «Газели» оказался не заперт. Еле-еле подтянувшись, старик ввалился внутрь и

захлопнул дверцу. Тут же где-то сбоку на машину обрушилась череда ударов. Сородичи

пытались пробиться к старику, но осознав, что все их попытки тщетны, они бросили это занятие

и вскоре затихли.

Темнота окутала Тихона со всех сторон. Наощупь достав из кармана маленький мешочек, старик

вытащил небольшую горстку заранее высушенного сухого мха и приложил к раненому плечу.

Кровь уже не шла, но рана давала о себе знать. Выходить было слишком опасно. Тихон не был

абсолютно уверен, что волколаки ушли достаточно далеко от него. Поэтому, подперев дверцу

ружьем, старик забился в дальний угол кузова и, свернувшись клубком, погрузился в сон.

Проснулся Тихон ближе к вечеру. Опустошив банку с вполне пригодной для употребления

тушенкой, он осторожно открыл дверь кузова, осмотрелся и выпрыгнул на дорогу, по щиколотку

погрузившись в снег. Убедившись, что его дальнейшему пути ничего не угрожает, старик повесил

ружье на плечо и побрел дальше.

Человек, оставшийся один в незнакомом для него месте, бывает разговаривает сам с собой, или

насвистывает под нос какую-нибудь незамысловатую мелодию, чтобы окончательно не сойти с

ума. Но он, кажется, не чувствовал ничего. Шел Тихон молча, неторопливо, иногда оглядываясь

назад, чтобы убедиться в том, что миновал хотя бы какую-то часть из намеченного пути. Но кое-

что его все-таки отличало от других заплутавших. Он не потерял веру и надежду. Сейчас они

вдыхали в старика новые силы.

Ближе к вечеру Тихон медленно, но верно начал приближаться к скоплению небольших ветхих

построек, находившихся недалеко впереди.

Наконец, заметив, что снег под ногами все чаще сменяет бетонный панцирь дороги, Тихон

ускорил шаг и через мгновенье уже стоял напротив небольшого поселка.

Немногочисленные скелеты полуобнаженных домов были заметены снегом чуть ли не до самых

крыш. Около некоторых из них можно было различить проржавевшие остовы автомобилей, оставленных на съедение суровой стихии. Тихон мало-помалу стал пробираться вглубь поселка.

Выбитые глазницы окон недоверчиво всматривались в старика, пропускали мимо, скалясь

острыми краями стекол. Столбы электропередач были повалены на землю, опутав все вокруг

паутиной проводов. По белой нити дороги тянулись снежные гривы, изредка сворачивающие в

стороны.

Миновав поселок, Тихон скатился с пологой насыпи и зашагал вдоль дороги, извилисто ведущей

к широкой полоске речки, расположившейся впереди. Старик осмотрелся. На фоне белой

пустоши различались неясные очертания какого-то корабля. Бегущие подо льдом струи мутной

воды то ныряли куда-то вглубь, то вновь выныривали. В нескольких местах Тихон обнаружил

небольшие по размеру лунки, видимо вырытые местными животными. Ледяная вода штурмовала

берега, вгрызаясь в насыпи.

Бия, замурованная подо льдом и запорошенная снегом, жила своей жизнью.

Тихон, боясь поскользнуться, начал спускаться вниз со склона в направлении интересной

конструкции, протянувшейся через всю речку. По всей длине моста тянулись причудливой

формы, небольшие башенки, покрывшееся слоем лишайника. Он старался идти как можно тише, но звуки шагов глухо отдавались под ногами. Вздувшийся от кислотных дождей металл проседал

под весом тела, издавая скрипучие звуки.

Стоило Тихону пройти полпути, как воздух прорезал истошный вой. Старик стал судорожно

оглядываться, пытаясь зацепиться взглядом за нечто огромное и ужасное. Никого. Вой

повторился, теперь уже заметно ближе. Тихон замер на месте, как вкопанный. Меньше всего он

хотел сейчас встретиться с еще одним обитателем здешних мест. Невидимка появился там, где

старик думал его увидеть в последнюю очередь.

Прорезав плотную пелену тумана, закурившую все вокруг, на свет вынырнуло существо, потомком которой, вероятнее всего, были рыбы. Издали исполин напоминал подводную лодку.

Огромная конусообразная пасть, поросшая тиной и твердым, как камень, хитиновым панцирем

при каждом вопле раскрывалась, оголяя щетину и бездонную глотку. Огромный гребень-нарост

на спине нервно колыхался на скорости, плавники энергично скребли по корке льда, похоронившей всю Бию. Несмотря на внушительные размеры, исполин мчался по воде довольно

резво, по пути подминая под собой лед. Существо хлестко ударило могучим хвостом и вновь

издало протяжный вой. Вопль исполина пронесся далеко-далеко по окрестностям, заставив

Тихона действовать. Старик побежал по мосту в сторону спасительного берега так резво, что сам

удивился своей прыти. Ноги тяжелели с каждым шагом, дыхание сбилось, а меж тем, рассекая

водную гладь впереди себя, существо подобралось к мосту непозволительно близко.

«Неужели идет напролом?» – пронеслась мысль в голове, и, словно в подтверждение этому, исполин, взревев, протаранил мост. Тот сложился пополам и, не выдержав натиска чудовища, развалился. Секции с жутким скрежетом и свистом взметнулись вверх и рухнули где-то позади

Тихона. Тот упал, отброшенный жгуче-холодной волной и покатился с болтающегося понтона.

Исполин, вновь показавшись из воды, медленно заходил на второй круг. Звонко бились друг о

друга отцепленные секции, злобно шипя и выпуская пары горячего воздуха. Понтоны, лишившись кислорода, один за другим скрывались под бурлящей водой и глухо падали на дно.

Почувствовав, как земля уходит из-под ног, Тихон перепрыгнул на следующую секцию. На

другую.

И вот, когда до берега осталось совсем ничего, что-то мощное и стремительное ударило в

боковую часть моста. Понтон в агонии затрясся, шаркаясь о песчаный берег железным днищем.

Стоявшая рядом у причала баржа прорезала воздух и стремительно поднялась вверх, словно

пробка, вылетевшая из бутылки. Тихон повалился с ног и, больно ударившись головой о землю, невольно закряхтел и выпустил из рук ружье.

Из воды вынырнул исполин, издавая череду коротких, режущих сердце звуков. И вот, когда он

почти коснулся старика, пароход неожиданно рухнул на мутанта, придавив того к земле.

Левиафан жалобно заверещал, судорожно дергая конечностями. Старик, нервно отталкиваясь от

земли, все-таки додумался отбежать подальше от монстра, который до сих пор пытался схватить

его. В следующий миг что-то противно взвизгнуло, и все затихло, не в силах отражаться в

мыслях. Наступила звенящая тишина.

Тихон, шатаясь, шел по едва различимой нити дороги, что-то невнятно бормоча. Он зарыдал.

Зарыдал, как маленький ребенок, у которого забрали любимую игрушку. Это были слезы радости

и отчаяния. Сейчас в Тихоне смешалось все. Он споткнулся и упал на сырую землю, уткнувшись

лицом в сырую кашу.

Через какое-то время он вновь поднялся, оглянулся и, будто окончательно перестав что-либо

чувствовать, шаркая сапогами по песку, пошел дальше.

Желание взглянуть на ночной город оказалось таким сильным, что Тихон, отбросив всякие

сомнения, непоколебимо решил дойти до своей цели и, озираясь по сторонам, качаясь из

стороны в сторону, начал подниматься по высокому холму. Позади так же громко вереща, барахтался в мутной воде исполин, придавленный тяжелой баржей. Тихон отвернулся и, теперь

уже не оглядываясь, вдруг остановился. Только сейчас он понял, что не знает, в каком

направлении следует двигаться, но пока под ногами виднелись темные пятна дороги, покрытой

паутиной трещин, она вела его и была обязана непременно куда-то привести. Пусть, не туда, куда он хотел. Сейчас было все равно. Старик желал только одного: дойти до конца. Он твердо

решил, пока бьется сердце, и надежда не покинула его, вдыхая дополнительные силы, он будет

идти к своей цели до последнего. Конечно, гарантия того, что хоть кто-то выжил, имела

призрачные шансы, но пока Тихон не убедится в этом, он просто не решится остановиться.

Солнце мало-мальски тускнело, теряя свое былое величие, и когда потухший диск скрылся за

перепаханным горизонтом, Тихон невольно ускорился.

Куда ни глянь, всюду расстилалась выжженная пустошь. Разрушенные фундаменты домов, по

которым, переплетаясь в узлы, бежали тысячи трещин и зияли десятки дыр. Просевшая полоса

дороги, уводящая в неизвестность. Тихон, жадно чавкая сапогами, шагал на зов темноты. Идти

пришлось недолго.

Тихон оказался на чуть бугристой равнине, поросшей множеством стеклянных ангаров. По

непонятной причине, противореча всем законам логики, они не разрушились и вполне уверенно

держались на земле. Это пугало старика. Все кругом было затоплено густым туманом. По земле, беспорядочно извиваясь, тянулась плотная дымка. Пройдя еще немного и, заметив, что грязь

окутала ноги чуть ли не по самое колено, Тихон замедлил шаг.

Казалось, они где-то совсем рядом... Прячутся в своих темных норах и ждут, когда жертва

подойдет достаточно близко, чтобы ее можно было схватить и заживо распотрошить.

Легкое движение крыльев, почти неуловимый звук на грани слуха... Понимание приходит

слишком поздно, когда клыки уже вонзились в плоть, и яд, обжигая внутренности, бежит по

венам.

Тихон уже отчетливо представил себе эту жуткую картину, как перед носом прошмыгнула

обезображенная тень. Где-то совсем близко послышался шорох. За ним – хлюпанье и чавканье.

Забившись под какой-то металлический прибор, Тихон прикрыл голову руками и, почти не дыша, начал прислушиваться к внешнему миру. Сердце в клетке ребер заколотилось так сильно, что в

такт ему нервно задергалась грудь.

Где-то в стороне от Тихона, неуклюже покачиваясь, показалась и тут же скрылась хмурая тень.

Еще с минуту старик сидел, не смея пошевелиться, и только после этого сумел побороть себя и

заглянуть за угол. Взору старика показалась бесконечно ранящая душу сцена. Сидя верхом на

каком-то неопознанном теле, громоздкий силуэт хищника нещадно сдирал мешковатый костюм

химзащиты. И…

«Значит, здесь все-таки есть люди?» – про себя подумал старик и чуть ли не взвизгнул от

радости. Есть, есть! Чтобы убедиться окончательно, Тихон высунул голову за угол еще раз, уже

не особо скрываясь. Все верно. Бестия уже содрала «химзу» и теперь, причмокивая, дотрагивалась когтями до кожи несчастного. Тихон поморщился и, чуть ли не потеряв сознание

от подступившей к животу боли, отвернулся, прикрывая ладонью рот. Мерзость. Как старик

только мог ликовать, когда на его глазах умирал человек?.. Нет, он, конечно же, не хотел, чтобы

что-то подобное произошло и с ним, но где такое видано? Тихон не был уверен, что в тот момент, он был достоин права быть человеком. Ему стало стыдно, но все же, чтобы не стать закуской для

мутанта, нужно было рассудительно и четко действовать.

Пытаясь позабыть о недавних мыслях и придавшись инстинктам, осторожно юркнув под

колченогий металлический стол, Тихон полез на карачках обратно, к выходу из тепличного

ангара. Укрытие кончилось и поэтому, резко обернувшись и не выпуская из виду бездушно

потрошащую иссохший труп человека тень мутанта, Тихон попятился спиной к выходу. Тут под

ногами что-то хрустнуло. Крылатая тварь дернулась, а потом медленно-медленно повернулась к

Тихону, разводя в сторону перепончатые крылья. Теперь старик отчетливо мог разглядеть

бестию. Мутант сидел верхом на человеке, в потрепанном костюме химзащиты, распластавшем в

стороны руки. На спине у монстра можно было различить многочисленные шипы, идущие от

самого хвоста до стоящего торчком некоего капюшона, закрывавшего затылок. Руки у существа

были непропорционально длинными по сравнению с самим телом. Ног Тихон, как ни старался, не

смог разглядеть из-под потрепанных, словно полов мантии, крыльев. Морда больше всего

походила на одну большую темно-зеленую шишку. Лишь на голове, меж вздутых гнойных

наростов, рассматривался пучок черных смоляных волос.

Мутант оскалил желтые кривые зубы и хищно зашипел, отбрасывая в сторону обмякший труп.

Дверной проем был затянут плотной пеленой смрада, но старик все-таки смог разглядеть его и на

скорости, словно бык, протаранил ее. Монстр, оттолкнувшись, устремился за ним. Спотыкаясь и

поскальзываясь на мокрой щетине травы, Тихон начал искать укрытие. Существо, вывалившись

из ангара, распласталось на сырой земле. Растопырив рваные крылья, мутант издал серию рыков

и взмыл в небо, прорезав тишину ночи. Его темный силуэт было сложно разобрать на черном, как

тушь, небосводе.

Тихон, теперь уже не так скоро, пробежал вдоль ангаров.

Летающая бестия на мгновение скрылась из вида, но что-то подсказывало старику, что просто

так тварь не отступит. Поскользнувшись очередной раз, он уже не смог подняться. На миг Тихон

испугался и потерял всякое желание биться дальше, проклиная про себя всю свою сущность. И

тут надежда протянула к нему руку. Приподнявшись на локтях, старик заметил кроме

обглоданных домов и машин инородные, движущиеся тени. Все сомнения рассеялись, когда со

стороны дороги послышался глухой крик:

– Сверху!

Тихон рефлексорно пригнулся, но, как оказалось, реплика эта предназначалась не ему. В

следующую секунду летающая бестия всем телом рухнула на дорогу, разбросав железную

требуху машин по сторонам. Люди открыли огонь. Горячий шквал огня понесся навстречу

мутанту. Пули впивались в тело монстра, а оно впитывало их, словно губка. Уже пораженный

десятками пуль, мутант все равно продолжал бой. Раз за разом бросался он на своих врагов и не

мог остановиться – ярость кипела в его жилах. Люди отважно защищались, полевая существо

огненным дождем из автоматов. Но один удар бестии достиг цели. Впившиеся до кисти когти

летающего монстра резко вошли в живот человека. Тот покачнулся и подкосил колени. Следом за

ним, в ту же секунду, на землю окровавленной тушей рухнула и летающая тварь.

Тихон осторожно поднял голову, еще боясь открыть глаза. Все закончилось? Он попробовал

встать. Не вышло. Тогда старик рывком перевернулся и встал на колени, еле-еле удержавшись

на ногах. Он было хотел взять фонарь и послать сигнал бедствия, но вспомнил, что все его вещи

были похоронены вместе с морским исполином.

Тихон, похрамывая в потрепанных сапогах, пошел навстречу спасителям.

Ошарашенный, он еще плохо понимал, что все-таки произошло. Люди... Люди! Как же он мечтал

встретиться с ними! Годы одиночества... Всего несколько дней назад у него не было никого.

Сейчас все должно было измениться.

Уж очень хотелось в это верить.

– Туман... Он всегда сопутствует им.

Тихон, на всякий случай держа руки за головой, приблизился к сталкерам. Их было двое. Не

считая того окровавленного бедолагу, лежащего на земле.

– Тьфу! – раздался крик одного из сталкеров, покрывающего Тихона двухэтажным матом. –

Старик, ты чего здесь забыл?.. И чего без намордника?

Тихон не сразу понял о чем шла речь, но когда сталкер помотал хоботом своего противогаза, то

старик лишь пожал плечами и развел руки в стороны.

– Ну, ты даешь, – пробубнил тот, доставая из сумки еще один «намордник». – Бери мой. По ходу

разберемся. А ты вообще откуда взялся?

Тихон, неумело нацепив противогаз, что-то глухо сказал, но через маску его слова так и не

достигли цели. Тогда он посмотрел на труп, неподвижно лежавший на дороге, и вопросительно

заглянул в бездушные окуляры на противогазе сталкера.

– А... Да это новобранец. Первая ходка была у пацана. Жалко парнишку. Что я теперь мамке-то

его скажу? Тьфу ты!.. Ладно, идем. Сейчас, небось, его дружки прилетят, – указал он стволом

автомата на летающего монстра.

Больше не проронив ни слова, сталкер зашагал вдоль дороги. Тихон пошел следом за ним.

Вторая фигурка, похоже не особо удивившаяся встречи со стариком, замыкала строй.

Шли молча. К смерти невозможно привыкнуть. Когда-то эти слова значили для него многое, но

сейчас это казалось ему ложной истиной. Наверняка, фраза эта принадлежала человеку, ни разу

не видавшего смерти, не пробовавшего ее вкус и запах. Это было неправильно.

Наверное, Тихон все-таки разучился быть человеком. Где-то в глубине души он понимал, что

меняться давно поздно, что он останется таким бесчувственным, бездушным, бесчеловечным...

существом. Он не хотел выглядеть чужим среди своих. Но, кажется, старик не особо отличался

сейчас от тех зверей, что встретились ему на пути. Он был способен отнять жизнь у других, чтобы добиться своей цели. И он бы сделал это... Обязательно.

Ему было безумно стыдно за себя и обидно на тех, кто шел рядом. Обидно за то, что они не

разделяли его горя.

– Памятник Герману Титову, – прервал его раздумья глухой мужской голос, доносившийся через

фильтр противогаза. – Второй космонавт наш. Уже забыл небось?..

Тихон, цепляя взглядом окрестности, наконец, понял о чем говорил сталкер. Чуть поодаль от

него располагался памятник. Мужчина с распростертыми руками, будто устремленными к небу, гордо возвышался над ними. Было заметно, что статуя когда-то, в прошлой жизни, была красива, но под воздействием времени бронза потемнела, постамент сильно просел, накренив статую чуть

в бок, дожди разъели контуры и превратили их в небрежные мазки.

– Как сложить песнь о подвигах тех отважных и храбрых героев, что жили до нас, если не

осталось ни героев, ни песен, ни того мира?.. – не поворачиваясь продолжал сталкер.

Тихон ни на шаг не отставая от проводника, жадно рассматривал все вокруг.

Раздвигая густой колючий кустарник, прижимаясь к шершавым стволам деревьев, они миновали

хищные заросли. По бокам дорогу окружала пюсовая стена обезображенных ракит. Легкий

ветерок трепал седые волосы мха на деревьях. В тусклом луче фонаря, рубившем чернильную

темноту перед собой, изредка возникали силуэты одиноких деревьев. Вязкий, как смола, мрак

пытался всячески избежать встречи со светом, и когда его луч касался темноты, та мгновенно

рассеивалась. Неба не было видно под свинцовой стеной хмурых туч. Где-то над верхушками

низеньких ракит показывался яйцеобразный купол какого-то храма.

На фоне нескончаемых джунглей вдруг показались слетевшие с петель ворота, покрытые

разноцветными пятнами лишайника. Обогнув широкую, двухметровую кирпичную стену, группа

зашагала около высокого бугра, на который старик не обратил особого внимания. Но сталкер

почему-то остановился и, указав рукой на холм, сказал:

– Засекреченное здание. Здесь-то мы и отсиживались, пока припасы были. Проход уже лет

десять как обрушился, выход замурован. Другим путем пойдем.

Он вновь отвернулся и, маневрируя между повалившимися деревьями, ступая по едва заметной

бетонной крошке, через минуту добрался до какой-то конструкции, походившей на

вентиляционную трубу. Впрочем, да. Это она и была. Сняв решетку, сталкер вынул из-за пазухи

«кошку», размотал ее и надежно зацепил за металлический край трубы. После чего скинул вниз

рюкзаки и, не поворачиваясь, сказал:

– Полезешь первый, дождешься нас внизу.

Тихон неуклюже залез внутрь вентиляционной шахты и, мертвенной хваткой вцепившись в трос, принялся осторожно спускаться вниз, упираясь ногами в стены трубы. Гулко приземлившись, он

подергал за веревку, призывая сталкеров лезть вниз. Оба довольно быстро спустились к нему.

Видно, не впервой приходилось тут лазить. Согнувшись в три погибели, Тихон лез по бесконечному лабиринту шахт. Казалось, лабиринт этот не имел конца. Свернув в

очередное ответвление, Тихон уже хотел остановиться, как его одернули сзади. Он полетел вниз, но посадка его оказалась не такой уж и твердой. Его поймали и аккуратно поставили на землю.