Паровозик из Ромашкова

павлина.

Я закрыла глаза и не открывала их несколько секунд. А, когда, наконец-таки они отдохнули от

света – снова открыла.

Вокруг не было никого. Только я и кровать. Куда же все подевались? Где одеяло? Бутылка с

иглой? Что на мне за одежда? Какое-то белое платье. Ничего не понимаю. Куда же подевалась

боль? И почему все вокруг такое светлое? Я приподнялась с кровати и села. Поводила рукой

перед лицом. Мне стало очень страшно. Я водила рукой медленно, но видела следы, оставляемые

ею в воздухе, которые не исчезали несколько секунд. Я встала и пошла к двери. Открыла ее.

Здесь было настолько светло, а за дверью – кромешная тьма. Когда глаза привыкли к темноте, я

увидела в конце коридора свечение, тусклое как от фонаря. Захотелось сразу броситься к нему, потому что свет отдалялся.

-Жизель! Изель… Зель… Ль… – раздалось эхо. Я обернулась, сзади все было по-прежнему. Только

появились какие-то непонятные тени. Тени есть, а людей нет. Мне стало еще страшнее. Вдруг я

почувствовала сильную боль в области сердца. Будто кто-то ударил меня. Или, точнее, уколол. Я

упала. Моргнула и увидела, что надо мной нависают люди. В одном из них я узнала доктора. Он

вынимал длинную иглу. Это был прямой укол адреналина. Снова боль наполнила все тело. Руки

и ноги ныли. Голова раскалывалась. Я снова закрыла глаза и резко уснула. Как же мне стало

хорошо. Я летела куда-то. Точнее, меня несла неведомая сила. Я посмотрела вниз и увидела

бесконечную пелену облаков. Даже птицы не летают так высоко! Но я почему-то теперь не

боялась. В ушах у меня звучала музыка. Когда я к ней прислушалась, то различила звуки органа.

Затем сразу несколько тоненьких голосов. Это было похоже на… Католический хор мальчиков?

Да! Верно! Это тот самый хор, который я слушала перед поездкой в Соборе Парижской

Богоматери!

Ветер дул в лицо, я свободно вдыхала свежий воздух и звучала песня-молитва на латыни.

Блаженство… Я забыла обо всем и отдалась этому течению. Вдалеке виднелся огонек, похожий

на лучик солнца. Я летела к нему. Да, вот оно какое солнце! Я никогда не видела его так близко, причем смотрела на него совершенно свободно, не жмуря глаза. Вдруг скорость начала падать, а

снизу солнце начал затягивать какой-то черный диск. Я испугалась. Опомнилась и никуда уже не

летела, я просто висела в воздухе и смотрела, как белый диск небесного светила затягивается

черным. «Что это? Затмение?» – пронеслась мысль в моей голове за секунду до того, как мое

тело снова обрело массу и я начала падать. Вниз. Я зажмурилась, когда должна была удариться

о землю, но мои ожидания не оправдались. Я пролетела сквозь нее. А когда, все-таки, решилась

открыть глаза, то увидела прямо перед собой поднимающуюся железную стену, затем встала, обернулась. Я была все на той же Чертановской, но людей я не увидела. Только какие-то

прозрачные и плоские силуэты бродили по станции. Они начали стягиваться ко мне…

- Девочка, как тебя зовут? – спросил какой-то старичок.

Я была в замешательстве. А вы бы смогли поверить в это? К вам подходит “живая картинка” человека и разговаривает с вами. Причем я слышу русскую речь и понимаю ее, будто русский –

мой родной язык!

- Жизель. Жизель Ляфлёр, - ответила я.

- Сколько тебе лет? – спросила женщина.

- Мне… Девять.

- Как же печально, что это произошло так рано… – с грустью в голосе проговорил все тот же

старик, – Ну, что же… Добро пожаловать, – с легкой улыбкой на лице произнес он.

Часть 3. «Закат»

«Шло время. Менялись правители. Народ устал от бесконечной войны…» – вспомнила я слова

дяди Жака. Гонка вооружений, провокации, диверсии и длилось это 100 лет. 100 лет страданий, убийств, крови… И развязали это два правителя из-за территориального спора. Но насколько

люди верны своим идолам? Они продолжали сражаться друг с другом, несмотря на давнюю

смерть тех, кто развязал эту бойню. Ненависть передавалась из поколения в поколение. За

свободу! За равенство! За братство! И это лозунги тех, кто напал на мирных жителей? Да все эти

слова и гроша не стоят, если ты используешь их только для управления людьми!!! Получается, люди сотворили себе кумира? Или это кумир сотворил себе людей?..

Мир призраков оказался не таким страшным, как мне казалось в начале. Здесь было много людей

– те, кто погиб или умер в Метро. Пожалуй, самым странным оказалось то, что с течением

времени приведения не взрослеют. Внешне не изменяются. Мне было уже 29, но я оставалась в

том же теле маленькой девятилетней девчонки. Точнее, не в теле, а в оболочке.

«Вот она – вечная молодость!» – говорил всегда Михаил – электрик-монтажник путей, который

погиб по неосторожности уже больше пятидесяти лет назад.

Здесь не было времени. Даже часы над путями были недоступны для нас – призраков.

Самым страшным стало отсутствие эмоций. Никто не мог бояться, смеяться, плакать, переживать.

А иногда так хотелось… Мы все были лишены любых чувств. И я так мечтала снова почувствовать

запах папиных круассанов.

Но! Каждому из нас давался шанс, а именно, билет на поезд. Дата отправления была известна

изначально, а вот место назначения для каждого – свое и его приходилось узнавать только по

прибытии поезда на станцию. Все на ту же станцию Чертановская. Конечных станций у поезда-

призрака было три:

Пекло – туда попадали люди, которые при жизни вели неправедный образ жизни или же не

сделали ничего полезного. Попадали туда единицы, так как все души старались искупить свои

грехи до времени отправления. Вы думаете, что чудеса – это всего лишь удачные стечения

обстоятельств? Если вы остались одни на поверхности без средств защиты и, в этот момент, приходила помощь – вы думаете это просто везение? Нет! Это наша работа – призраков. Мы

способны воздействовать на людей, ставить их на нужный путь, помогать.

Небеса – это был своеобразный рай. Там душам отдавалось все, что было отнято после смерти.

Но взамен забирался облик, внешность. Мы становились лишь белыми силуэтами без очертаний.

Наш лик отдавался зарождающимся ангелам живых – детям. Рожденные дети были чисты

благодаря нам – призракам, которым были отпущены все грехи, либо их не было вовсе.

Но больше всего мы боялись попасть на станцию «Забвение». Вдруг живые нас забудут еще до

того, как мы обретем покой? Тогда мы отправимся именно туда – в пустоту. Станция «Забвение»

была для каждого своей. Там была кромешная тьма, бесконечность и вечность. Душа человека, попавшая туда, никогда уже не находила упокоения. Можно было идти куда-то, но никогда и

никто не достиг бы конца этой станции. У нее не было границ. С нее невозможно было сбежать. И

это был самый настоящий страх…

За мной поезд должен приехать завтра. Вещей у призраков никаких не было, поэтому собирать

ничего не нужно. До последнего “суда” оставалась одна ночь. Где ее провести? В одиночестве, размышляя над всем, что со мной происходило за последние 20 лет жизни здесь? Или вспомнить

всех своих знакомых, которые были у меня при жизни? Наверное, нет. Эти последние мгновения

призрачной жизни я решила провести с моими «новыми» друзьями.

Посередине платформы все сидели вкруг. Жаль, что души не могут обнять друг друга… Очень

жаль. Но у нас еще остались голоса. Я подсела к ним. Глаза почти у всех были закрыты. «Может, споем что-нибудь на прощание?» – прошептала я. Призраки, не открывая глаз, согласились. И

начали напевать мелодию. Я сразу узнала ее. Это было мое последнее сольное выступление. И

реквиемом стала песня «Если б не было тебя». Если бы я могла, я бы заплакала. Это песня

влюбленного молодого человека. Как же мне хотелось кого-то любить…

«Ну, что ж… Я не мастер говорить речей. В общем, Жизель, я очень рад, что повстречал тебя. Ты

стала мне как дочь. И, помни, что здесь – на Чертановке ждет своего часа одинокий старик. Не

забывай меня» – эти слова, перед отправлением, говорил тот же дедушка, что и встречал Жизель

20 лет назад.

Двери поезда закрылись. Я села в последний вагон, чтобы проститься со всеми приведениями.

Поезд тронулся. Я махала рукой каждому, пока платформа не кончилась. Я ехала медленно до

самой Севастопольской. Смотрела в окно двери. Поезд выехал из тоннеля на станцию, после

которой должен был начать свой разгон и унести меня далеко, на одну из трех станций.

Что это? Нет, мне показалось. Постойте, я все-таки это увижу. Кто это? Человек? Он так напуган.

Вы только посмотрите на его глаза! А нижняя челюсть! Что со мной происходит? Я… Смеюсь?

Смеюсь?! Я смеюсь!!! Как бы ни было жаль этого перепуганного бедолагу, я не смогла

сдержаться. Это была первая эмоция за 20 лет! И я засмеялась! В 2033 году! Я даже не стала

смотреть на билет, и так было ясно, куда меня через мгновенье доставит последний поезд. Я

смеялась и смеялась. Смеялась! «Мир! Мне смешно!» – закричала я.

Для меня смерть стала самым интересным и увлекательным путешествием. Живые боятся смерти, но только те, кто живет не по правилам. Нужно вести праведную жизнь. Будь ты христианином, католиком или даже атеистом. И я поняла одно – цели ни в коем случае не оправдывают

средства, если за ними стоят жизни людей.

Мне было девять лет, когда я погибла.

Жизель Ляфлёр.

Мемуары были закончены. Удивительно, как одна большая жизнь маленькой девочки способна

уместиться на нескольких страницах тетради… Эта история всем нам – пример. Живите не только

ради своего внутреннего эгоизма, иначе он претерпит тотальное поражение в конце вашей

жизни. Живите и радуйтесь каждому мгновению жизни! Любите! Не ругайтесь! Создавайте

гармонию в своем доме и прививайте любовь к этой жизни своим детям.

Жизель почувствовала мужскую руку на своем плече. Эту мягкую ладонь она помнила до сих

пор…

- Ну, здравствуй, доченька.

МОНСТР

За гранью жизни и смерти.

Ветер гулял по заброшенному пятиэтажному дому, поднимал обрывки бумаг, со свистом

проносился по пустым коридорам. Тонкие лучи фонарей разогнали притаившийся мрак ночи.

На первом этаже раздались шаги, послышались голоса. Под ногами хрустело разбитое стекло, всюду мусор, скрытый толстым слоем пыли и грязи.

- Как же воняет – пробормотала женщина, прижав рукав к носу.

- Это да, только никак не пойму чем – ответил бородатый здоровяк, приблизившись – Ирина, вы

уверены что они были здесь?

Женщина, дернула головой, смахнув с лица длинные кудрявые пряди волос:

- Фёдор, твоё дело охрана, моё поиск.

Здоровяк вздохнул:

- Понял, понял. Не лезть не в своё дело.

- Люблю тебя за понятливость.

Лучи фонарей заскользили по стенам, потолку, устремились по лестнице вверх. В покосившийся

дверной проход вошли ещё четыре фигуры. Мужчины осмотрели этаж, в руках у каждого по

автомату, несколько полных рожков и гранат распиханы по карманам.

Ожидающие приказов взгляды остановились на Ирине. Она посмотрела в уставшие лица

вооруженной пятерки, послушно ждущей её приказов. Как никак, но Ирина казалось, обладала

странным чутьём на монстров. Умело обходя засады и избегая даже случайной встречи. За

неполный день пути, ни одной стычки.

Любой, кто отправлялся с ней в путь, возвращался обратно. Потому и слушались как верные псы.

- Наверх – скомандовала она.

Вдали раздался звериный вой, эхом разлетевшись по округе. Фёдор дернул из-за спины автомат, защелкали затворы, дула устремились к выбитым окнам и дверному проёму.

- Спокойно мальчики, это далеко – сказала Ирина, успокаивающе положив ладонь на плечо

здоровяку.

Фёдор, беззвучно выругавшись, убрал оружие:

- Мы уже столько домов прошли, и не нашли даже следа предыдущей группы.

- Они были здесь – ответила Ирина, указав фонариком на нарисованный мелом крест у лестницы.

- Тогда пойдем, поглядим. Антон, за мной – сказал Фёдор, кивнув одному из команды.

Двое мужчин устремились вверх, держа наготове автоматы, вскоре скрывшись. Секунды

растягивались, мучая ожиданием.

- Они все здесь – раздался голос здоровяка – нашли.

Позади Ирины послышались облегченные вздохи, но её лицо не изменилось, застыв, словно

маска. Голос Федора, лишенный эмоций и какой-то обреченно безразличный, сейчас скорее

пугал, чем радовал. Нашли, наконец, но откуда страх в его голосе?

Ирина рванула наверх, перепрыгивая через ступеньку. Дорогу преградил здоровяк, недовольно

мотнув головой:

- Не надо на это смотреть.

Женщина отпихнула локтем в бок и замерла.

Изрешеченные дырами от пуль стены, покрывшийся трещинами пол, видимо от взрыва гранаты.

Подошва прилипала к полу, к растекшейся крови и какой-то слизи.

Похоже был серьёзный бой, дом чудом устоял. Ирина подавила крик, зажав ладонью рот.

Шестеро из предыдущей группы, валялись вокруг мертвыми телами. Глубокие шрамы, изорванная одежда, смятое оружие… но пугало другое.

Зияющие пустотой проломленные черепа. Кто-то будто вырвал у каждого мозг.

- Даже представить не могу, с кем они столкнулись – задумчиво пробормотал Фёдор.

Ирина, шатающимся шагом приблизилась к одному из тел. Пальцы коснулись проломленного

затылка, ощутили холод странной слизи, обвившей мертвое тело. Стиснув зубы, перевернула, заглянув в лицо.

- Андрей – сказала она, посмотрев в широко раскрытые глаза мертвеца.

Ладонь легла на лицо, чуть опустившись, постаралась закрыть веки, но бесполезно. Тело

окоченело. Пальцы вытащили из кармана белую полоску ткани.

Фёдор с сочувствием посмотрел на женщину, завязывающую глаза мертвому мужу.

Ирина и Андрей, известная пара на станции. Она проведет группу куда угодно, обойдя каждую

тварь, за всё время ни одной стычки. Андрей же, проломится через толпу монстров, без разницы

какую, самый сильный боец. Наверх ходили только две группы, под командованием Ирины и

Андрея. И всегда возвращались… До вчерашнего дня.

Почуяв неладное, Ирина бросилась по следам мужа, со своей командой.

- Прощай – пробормотала она, осторожно положив перевязанную голову.

- Ни одного тела тех, кто напал – сказал здоровяк, осматриваясь – что же здесь было?

- Бойня – ответил подошедший сзади Антон.

- Но с кем? Андрей же был лучшим из лучших, даже против толпы упырей как-то выстоял.

- Тогда он на них просто стену обвалил. Придавив всех разом.

Фёдор усмехнулся:

- Вот я и говорю, найдет выход из любой ситуации, но из этого сражения выбраться не смог. С

кем же он столкнулся?

Ирина глянула на потолок:

- Скорее с чем. Гляньте вверх.

Мужчины задрали головы, уставившись на разорванные коконы из слизи. Прозрачные и едва

заметные во мраке ночи.

Черных потрескавшихся стен дома, коснулись слабые солнечные лучи. Комната наливалась

светом. Женщина посмотрела на выглядывающий из-за горизонта солнечный диск.

Здоровяк облегченно вздохнул:

- Наконец-то рассвет, теперь будет спокойнее. По крайней мере, врага увидим ещё на

расстоянии…

Ирина напряглась, странное чувство страха окутало, стремясь подчинить. Внезапно появилось

желание сорваться с места и бежать, без оглядки. Быстро глянув на часы, показывающие ровно

восемь, перевела взгляд на левую руку мужа.

Под треснувшим стеклом наручных часов, застыли стрелки, показывая восемь ноль пять.

- Бегом отсюда – пробормотала она – Бегом!

Внизу раздались крики, сменившиеся грохотом автоматных очередей. О пол зазвенели падающие

пустые гильзы.

- Что это такое? – быстро спросил здоровяк.

- Бойня была вчера в это же время, похоже, мы в логове какого-то монстра, а то и нескольких.

Сюда они возвращаются после охоты.

Автоматы внизу замолкли, раздался дикий оглушающий рев, здание тряхнуло.

- Похоже, что монстр один – прорычал Фёдор, ступая на лестницу, следом пошел Антон – со мной

так просто не справиться, бегите Ирина, мы его задержим и поспешим за вами.

Она, кивнув, бросилась вперед, к покосившемуся балкону.

- Иди сюда! – прогремел снизу злой голос Фёдора.

Затрещали автоматы.

Женщина посмотрела вниз, всего второй этаж, спрыгнуть и бежать, бежать… сердце сжалось.

Вокруг как то резко стихло, оружие предательски молчало.

Тишину разорвал вопль Фёдора, наполненный диким ужасом и отчаянием.

- Не смотрите ему в глаза! – успел крикнуть здоровяк, прежде чем замолчал.

Из дверного проёма вылетело окровавленное тело, ударившись спиной о бок разбитой машины, смяло стальное крыло.

Ирина, нервно сглотнув, посмотрела на валяющееся тело Федора, казалось, что от удара ему

переломало все кости. Кровь стекает по бородатому лицу, в широко раскрытых глаза застыл

ужас.

Позади раздалось рычание, неспешно приближающееся. Пол вздрогнул, вздрогнул вновь. Нечто

огромное поднималось, женщина чувствовала усиливающийся страх. Показались мрачные

очертания исполинской фигуры, покрытой рядами тугих мышц. Черная, толстая кожа, лысый

череп…

- Не смотреть в глаза – шепотом напомнила себе Ирина, спрыгнув с балкона.

Ноги быстро коснулись земли, боль пронзила всё тело. Повалившись на бок, перекатилась на

другой. В спину вонзились мелкие камешки, заставив стиснуть зубы.

Со второго этажа раздался недовольный рёв. Усмехнувшись, Ирина бросилась прочь. Боец из неё

был никакой, потому за спиной лишь пистолет. А какой от него толк, когда даже автоматы

бессильны?

Ноги продолжали нести вперед, наливаясь усталостью. Шаги замедлились, стало покачивать, в

ушах звенело. Как далеко убежала? И куда? Вокруг молчащие дома, разбитые войной и

временем.

Сердце забилось медленней, мысли успокаивались. Одиночка, да ещё без оружия долго не

протянет на поверхности. Но Ирина чувствовала опасность каким-то необъяснимым образом, и

сейчас вокруг спокойно.

Внезапно она почувствовала страх, где-то рядом, совсем близко. Тень коснулась ног, быстро

двинулась вперед.

Ирина обернулась.

Глаза монстра, переливающиеся всеми цветами радуги, словно калейдоскоп, манили, затягивали

в себя. Женщина не могла разглядеть приближающееся существо, силуэт расплывался. Всё

внимание притягивали его глаза, одурманивающие, проникающие в само сознание.

Прикусив губу до крови, она побежала прочь. Страх придал сил. Монстр же отставал, вскоре

исчезнув за поворотом, не то грузное тело было не для бега, не то ранили.

Ирина продолжала бежать, усталость превратилась в боль, ноги уже не слушались. Тяжело

дыша, привалилась к стене. Неприятный запах заставил поморщиться, глянув из-за угла, застыла.

Па улице разбросаны тела разнообразных существ. Вот где была настоящая кровавая бойня, тела некоторых разорваны в клочья, иным переломали все кости. Но всех объединяло одно –

зияющие пустотой проломленные черепа. Всюду странная прозрачная слизь.

- Что же происходит? – пробормотала Ирина – Здесь же сотня полегла, невероятная сила…

неужто они грызутся уже между собой?

Знакомый рев раздался позади. Женщина устало вздохнула:

- Не отстаёт.

Силы вновь нашлись, бег продолжился.

- Ирина! – донесся зовущий мужской голос издалека.

Она остановилась, отказываясь верить.

- Ирина! – вновь повторилось, уже ближе.

В сотне шагов стоит человеческая фигура, до боли знакомая.

- Андрей! – вскрикнула женщина, вглядываясь в веселое лицо мужа.

- Иди сюда – крикнул он, маняще махнув рукой.

- Немыслимо – сказала она.

Силы уже на исходе, хотелось рухнуть на колени и забыться сном. Если всё, что вокруг это не

сон.

Дома словно оживали, слышались голоса людей, свет становился всё ярче. Шелестят листья

выстроившихся рядами деревьев, видны расплывчатые силуэты прохожих. И муж, живой, зовущий к себе, как в былые времена…

- Этого не было – прорычала Ирина – Это не мои воспоминания!

Видение исчезло. Вокруг развалины и тишина. И только не проходящее чувство страха, упорно

преследующее, становящееся всё ближе.

- Прочь отсюда – устало пробормотала женщина, вспоминая, где ближайший лаз под землю.

Потерять две группы, почти в один день. В это не хотелось верить, хотелось забыть, но нужно

вернуться и рассказать всем о новой опасности. И о части города, где нельзя даже показываться.

Может и не поверят, но кто ещё кроме неё отважится выходить на поверхность? А она больше

никого сюда не приведет.

Чувства будто уснули, вокруг тишина и спокойствие, ни одного существа на сотни шагов.

Неужели монстр всех перебил? Ход под землю уже близко, дома вокруг знакомы, нарисованные

мелом отметины мужа помогали ориентироваться в городе, особенно не заходить дважды в один

дом. Хотя по пути он чаще оставлял на стенах дыры от пуль.

Ирина остановилась. Она отказывалась верить в то, что видела. Заброшенная покосившаяся

пятиэтажка. Ветер гоняет по пустым коридорам обрывки бумаг.

- Я вернулась? – ошарашено пробормотала она – Невозможно, я бежала в другом направлении.

Может свернула не там, или с испугу заблудилась… Или это видение.

Переливающиеся разноцветьем глаза монстра вспыхнули в памяти.

***

Ирина открыла глаза. Взгляд уперся в пол, тело ощущает холод. Что-то склизкое окутало и

сковало. Волосы слиплись, несколько волосков прилипли к лицу, длинная прядь свисает вниз.

Вокруг тишина.

Проморгавшись, постаралась сосредоточиться:

«Всё было решено в тот момент, как я посмотрела в глаза монстру. Но когда я это сделала?...

Похоже, я даже из дома выбраться не смогла, он подчинил себе, когда я собиралась спрыгнуть с

балкона. Сколько времени я бегала во сне, убегая от фантома?»

С трудом повернула голову набок, рядом к потолку приклеены её друзья. Вся команда схвачена.

Мышцы на их лицах подрагивают, похоже они тоже в глубоком сне, наверняка так же бегают

кругами.

Мышцы напряглись, Ирина уперлась спиной в потолок, продавливая тело через слизь. С трудом, миллиметр за миллиметром протискивалась вперед, морщась от холодного, мокрого вещества, проникшего через одежду и жмущегося к коже.

Кокон разорвался, выставив вперед ноги и руки, приземлилась как кошка. Тяжело дыша, нащупала за спиной мертвого мужа, нож.

Лезвие рассекло кокон Фёдора. С трудом, удержав здоровяка, положила на пол. Вскоре в ряд

валялись пятеро мужчин.

- Очнись – прошептала Ирина, шлепнув ладонью по щеке Фёдора.

Тот ответил, пробормотав что-то невнятное.

- Очнись же – уже громче сказала она, шлепнув три раза, но так же без результата.

Снизу донесся довольный рык. Слышалась какая-то возня, монстр рядом. А значит времени нет.

Ирина с размаху врезала кулаком в челюсть Фёдору. Тот шарахнулся на пол, треснувшись

головой о плиту. Глаза сразу открылись, даже выпучились от боли и удивления.

- Что за… - прорычал было он, но рот зажало.

Здоровяк почувствовал привкус слизи на губах и тепло женской ладони.

- Тихо, Фёдор – успокаивающе сказала Ирина.

- Что происходит? – пробормотал он, осматриваясь.

- Мы в ловушке. Монстр, который одолел Андрея, похоже, одолел и нас.

- Одолел? – спросил Фёдор, сжимая и разжимая кулаки.

- По крайней мере, мы с ним не справились. Приводи в чувство остальных и убегаем, пока есть

шанс.

Фёдор замахнулся кулаком:

- Сейчас очнутся.

Возня за спиной не отвлекала, здоровяк умело приводил друзей в чувство, и быстро объяснял

ситуацию, иногда добавляя кулаком, чтоб быстрее доходило. Ирина задумчиво смотрела на

покосившийся балкон, с которого спрыгнула ранее, если это не было видением.

- Мы готовы – доложил здоровяк, приблизившись.

Ирина вздохнула:

- Возможно ли вообще убежать от этого монстра?

- Конечно можно, главное бежать быстро и без оглядки. Обычно только так и надо.

- Но сейчас не обычный случай. И если мы ошибемся, то полагаю, второго шанса уже не будет.

- Ошибемся в чем?

- В выборе.

Здоровяк удивленно посмотрел на непривычно серьёзную Ирину:

- А разве есть выбор?

Она кивнула:

- Можно попытаться убежать, а можно сделать всё наоборот.

Фёдор поперхнулся от удивления:

- Атаковать? Это? Как?

Ирина пожала плечами:

- Не знаю, ты же по оружию у нас. Придумай. Чувствую, что от монстра не убежать. Потому

будем драться.

- Он гипнотизирует взглядом – пробормотал здоровяк, почесывая подбородок.

Женщина наклонилась, пальцы осторожно подняли пыльный осколок, внимательно посмотрела в

своё слабое отражение:

- Значит нужно не попадаться ему на глаза.

- Обычно, чем проще звучит, тем сложнее выполнить – сказал Фёдор, так же разглядывая своё

отражение в осколке.

- Мне больше интересен результат, чем выполнение – сказала женщина, серьёзно посмотрев в

глаза.

***

Тишина вновь воцарилась в пятиэтажке. Пятеро мужчин, ёжась от обдувающего ветра, холодящего облепившую тело слизь, осторожно шагали по лестнице, спускаясь на первый этаж.

Дула автоматов смотрели из стороны в сторону. Монстр, похоже, не понимал опасности оружия, оставляя валяться тут и там. Либо оружие было для него совсем не опасно.

- Ну и где оно? – спросил шепотом Фёдор, держа автомат наготове.

- Вышло погулять – сказал один из мужчин – может и нам тут не задерживаться?

- Может – задумчиво ответила Ирина – но я бы из дома не выходила, лучше тут подождать.

- Да нет здесь вокруг вообще никого. Мы можем прождать вплоть до ночи, а во мраке ни с каким

монстром неохота столкнуться. Предлагаю вернуться домой.

- Поддерживаю.

Команда раскалывалась на глазах. Фёдор попытался прикрикнуть:

- Мы все под руководством Ирины, прошу не забывать, что все группы под её управлением

возвращались.

- Под управлением её мужа то же, но похоже удача отвернулась от них – рявкнул в ответ

недовольный.

- Да как ты смеешь?!...

- Оставайтесь тут и ждите свою смерть, а нам больше рисковать своими жизнями неохота.

Возвращаемся.

- Да.

Двое направились к выходу, держа автоматы наготове. Взглядом намекнув, что попытка их

переубедить дорого обойдется. Здоровяк зло глянув в удаляющиеся спины, пробормотал:

- Ничего, на станции с вами ещё разберусь.

- Если выживешь – передразнил, вышедший из дома.

Внезапно сверху показалась черная мускулистая рука, толстые когтистые пальцы ухватили за

голову вышедшего из дома мужчину. Тот едва успел вскрикнуть от боли и неожиданности, как

рука монстра рывком дернула вверх. Ноги затряслись. На землю упал автомат, следом потекли

струи крови.

Через миг рухнуло безжизненное тело, с проломленной головой. Довольное рычание раздалось

снаружи, задрожала стена дома, словно монстр полз по ней наверх.

- Спаси нас господи – пробормотал Фёдор, целясь из автомата в ведущую вверх лестницу – К

стене и приготовиться стрелять без промедления.

Они бросились в разные стороны, прячась где можно, упираясь спинами в стены, нацеливая

оружие на лестницу, выжидая когда монстр спустится сверху.

Рядом с Федором присела Ирина, вслушиваясь в грохот и треск сверху:

- А мы ведь толком не знаем, как он выглядит.

Здоровяк кивнул:

- И даже на что способен. Может, все наши попытки выжить не имеют смысла. И он просто

играется?

- Мы только и делаем каждый день, что пытаемся выжить. Не смей говорить, что в этом нет

смысла.

Дом вздрогнул, на головы посыпалась пыль и мелкие камешки.

- Что случилось? – испуганно спросил кто-то, прячась в углу за разбитым шкафом.

- Цыц – велел здоровяк, щупая спусковой крючок автомата.

Что-то грохнулось о землю снаружи, пол тряхнуло. Один из мужчин побледнел, оглянувшись на

разбегающиеся в стороны трещины на стене позади. Пробив насквозь стену, показалась черная

рука, пальцы насмерть вцепились в спину человека.

Дёрнуло назад, от удара хрустнули кости. Пальцы мужчины разжались, выпустив автомат, глаза

закатились, из раскрытого рта вырвался хрип.

- Нет! – вскрикнул Фёдор, подскакивая и наводя прицел на утаскиваемого товарища.

Вновь дернуло, тело несчастного сложило пополам, протиснув наружу. С острых обломков стены

стекала кровь.

- Мы здесь как в ловушке! – крикнул Антон.

- Всем наружу! – заорал здоровяк.

Дыра в стене расширилась от удара, в стороны разлетелись обломки, в поднявшемся облаке

пыли показались два мерцающих глаза.

Прицелившийся было Антон, опустил оружие.

- Стреляй же! – крикнул Фёдор.

Но сознание мужчины уже было подчинено, лицо вытянулось, взгляд стал потерянным.

- Слушаюсь – сказал Антон, наводя дуло автомата на здоровяка.

- Не смей! – раздался крик позади и на Антона сверху навалился третий мужчина из отряда.

Ладонь обхватила ствол, уводя в сторону, но автомат затрещал. Обжигающая боль пронеслась по

руке, но пальцы не разжались. Мужчина ударил лбом в лоб Антона, вырубив.

Здоровяк, не теряя времени, открыл огонь по монстру. Глаза закрыты, стрельба не то на удачу, не то на шум шагов. Едва различимая в клубах пыли черная фигура, дернулась вбок. Взгляд

монстра не отрывался от лица Фёдора, пытаясь поймать момент, когда мужчина всё же откроет

глаза.

Автомат впустую щелкнул, рука уже чувствовала легкость оружия, освободившегося от патронов.

- Валите отсюда, я его задержу! – крикнул Фёдор, вслепую пытаясь перезарядить автомат.

Оглушенного Антона уже вытащили наружу. Кто-то вырвал автомат из рук здоровяка, щелкнул

новый рожок с патронами, раздался женский голос:

- Ты это уже говорил. Сам спасайся.

Ирина, присматриваясь к отражению монстра в стекле, пыталась навести оружие.

- Но…

- Пшёл вон – рявкнула она, пинком отправив здоровяка к выходу.

Дуло водило из стороны в сторону, отказываясь точно прицелиться. Монстр, будто издеваясь, не

двигался с места, разглядывая женщину. Внезапно шагнул вперед.

Ирина испуганно шагнула назад, палец нажал спусковой крючок, автомат дернулся назад.

Пуля пролетела мимо головы существа, вонзившись в стену. Монстр, проигнорировав опасность, вновь шагнул вперед.

Ирина не заметила, как, пятясь, вышла из дома. Монстр вёл себя странно, не спеша разорвать

всё живое, что увидит. Неожиданно присмирев. Женщина больше не чувствовала страха, наоборот, потерянное ощущение уверенности и спокойствия возвращалось.

Она затрясла головой, прогоняя бредовые мысли. Монстр стоял в дверном проёме не двигаясь.

Ирина заглянула в его разноцветные глаза. Она осталась в сознании, никакие видения не

захлестнули, ничего чуждого не привиделось, никто не попытался подчинить тело и разум.

- Андрей? – удивленно спросила она, узнав знакомый взгляд.

Монстр, издав дикий рев, исчез в доме. Раздался треск и грохот, существо будто пробило стену, пытаясь убежать как можно быстрее и дальше.

Ирина рухнула на колени, тело трясло, глаза неотрывно смотрели вслед.

- Что это было? – спросил Фёдор, приблизившись.

- Это был Андрей.

- Невероятно!

- Его невозможно победить. Даже пытаясь подчинить его сознание, проиграл монстр.

- Теперь кто управляет этим?…

- Неизвестно, но, похоже, борьба ещё идет. И Андрей уже кое-что сделал… Не дал меня убить…

АРСИ

Иному не удается жизнь: ядовитый червь гложет ему сердце. Пусть же постарается он, чтобы тем лучше удалась ему

смерть. (Фридрих Вильгельм Ницше "Так говорил Заратустра").

Море ласкало его ноги. Он сидел на теплом, золотом песке, а волны накатывались на берег, охлаждая нагревшуюся на солнце кожу. Задумываться, как сюда попал, смысла не имело. Он

просто принимал окружающую обстановку как должное. Поиски смысла вообще нужны суетным

людям, а у него осталось только время. Время, разделенное на дни и ночи, и время, разделенное

на холод и тепло.

Но сейчас было море. Море?! Да море, а что такого? Вот море, ласковое, теплое – хорошо. Вот

солнце, по-летнему яркое, печет кожу. Небо – синее. Ветер – легкий. Хорошо.

А вот и Люба, милая, любимая Люба. Сидит рядом.

- Как мне тебя не хватало, Любочка. – Хочет сказать он, но она поворачивает свою прелестную

головку в его сторону, и смотрит на него синими, пронзительными глазами. И он погружается в

их синеву. Проваливается в их ласковую глубину. Его единственная, любимая, хорошая, милая, он может бесконечно долго перечислять эпитеты…

Но он молчит. Не надо слов, она и так все знает. Она снова рядом и от этого становится теплее

на сердце.

Он протягивает руку и касается ее щеки. Страшно, страшно коснуться своими грубыми пальцами, нежного бархата ее кожи. Но он прижимает руку к щеке, и она закрывает глаза, поддаваясь его

порыву.

А в воде уже плещутся Галка и Ванька. Их дети. Галке девять лет, а Ваньке – шесть с половиной.

Они бегают по щиколотку в воде и, громко хохоча, брызгают друг на друга морской водой.

Проснулся он от грубого тычка по ребрам.

- Эй, отец, просыпайся!

Открыв вечно слезящиеся глаза, и опустив воротник старого, продранного во многих местах

овечьего полушубка, он повернул голову на звук голоса.

Два расплывающихся силуэта постепенно сложились в милиционеров, или уже полицейских - не

важно.

Он лежал на крайней лавке, расположенной внутри вагона электропоезда, курсирующего по

кольцевой линии московского метрополитена им. Владимира Ильича Ленина. Это был

излюбленный маршрут вот уже без малого пять лет. Когда-то его звали Петров Аристарх

Семенович. Но это было давно. Теперь те немногие представители человечества, находящиеся в

таком же социальном статусе, что и он, с которыми он иногда общался, звали его просто – Арси.

Арси. Возможно, вам покажется, что это женское имя? Возможно, оно действительно было

женским. Возможно, такого имени вообще не существовало в природе. Хотя Аристарха же так

звали, значит существовало. Ему давно уже было все равно.

Любимым маршрут был от того, что кольцо не имело конечной станции. При удачном стечении

обстоятельств, здесь можно было проспать несколько часов. Но сейчас не повезло, его разбудили

милиционеры. Это значило, что придется перебираться в другой поезд, если, конечно, его не

выгонят сейчас на улицу, или не заберут в «обезьянник». Вообще-то «обезьянник» было не

совсем плохое место, там стояли лавки, а что еще надо человеку в его возрасте? А какой, собственно, возраст-то был у Арси? То, что исполнилось шестьдесят три года, это он еще помнил.

А вот, что было потом? Сколько он уже бродит по городу, спит в метро и в различных подвалах, Аристарх не помнил. Лет пять, шесть, а может десять, он давно перестал считать дни, недели, года.

Он пошевелился и начал медленно подниматься. Оперся на правую руку, чтобы помочь себе

подняться, опустил ноги с мягкого дивана, и попытался встать.

Левая нога, конечно же, подогнулась, она вообще плохо его слушалась последнее время. Он

опять сел на диван, за что незамедлительно получил очередной тычок резиновой дубинкой, от

стоявшего ближе к нему милиционера.

- Давай, давай, отец, шевели поршнями, - подталкивал его дубинкой хранитель порядка, - хорош

тут народ пугать.

А что народ? У народа дома есть. Вечером разъедутся по квартирам, поужинают, примут ванну, лягут спать в мягкие постели. А он? Уже который год не мылся, не чистил зубы, мыло забыл, как

пахнет. Самому страшно очередной раз штаны снимать, чтобы нужду справить. А что делать?

Живет пока. Все не забирает к себе костлявая. К запаху привык, не чувствует уже. Он вообще

уже мало, что чувствует, разве только тычки, особенно дубинками.

- Иду, иду, не гони служивый, – прохрипел Аристарх, - дай на ноги встать.

Слова получились странные, малопонятные. А как будешь внятно говорить, если говоришь-то

раза три – четыре в день, да и зубов осталось раз, два и обчелся?

Аристарх собрал свои нехитрые пожитки, которые умещались в одном полиэтиленовом пакете.

Там находились: шапка-ушанка, треснувший термос и старый фотоальбом с семейными

фотографиями, который являлся самым большим сокровищем Аристарха. Правда сейчас в пакете

еще лежала заплесневелая горбушка белого хлеба, он нашел ее утром, в урне, рядом с

подъездом дома, расположенного недалеко от входа в метро. Вот собственно и все личные вещи.

Одет Аристарх был в овечий полушубок, под которым можно было угадать неопределенного

цвета рубашку, и старые засаленные брюки, заправленные в резиновые сапоги.

Его седые волосы не знали шампуня и расчески в течение нескольких лет, и являли собой

спутанные, сальные пряди, плавно перетекающие в такую же неимоверно грязную и

свалявшуюся бороду.

Сумев, наконец, подняться, Арси проковылял к дверям электропоезда. Несмотря на час пик и

огромное количество народа в метро, на пути Аристарха не попалось ни одного человека. Завидя

приближающегося бомжа, люди спешно расступались, образуя своеобразный живой коридор, лишь бы случайно не коснуться его своей одеждой.

Выехав на станцию Таганская, поезд открыл двери. Толпа, собравшаяся на перроне, не смотря

на решимость как можно быстрее оказаться внутри вагона и, по возможности, занять лучшие

места, при виде Аристарха грянула в разные стороны.

Он неспешно покинул тесноту вагона и, беспрестанно подгоняемый тычками милиционеров, окунулся в суету перрона.

Выведя Аристарха из электрички, милиционеры посчитали это недостаточным, и все так же

подталкивая его дубинками, погнали к выходу в город.

- Надо бы тебя в «обезьянник» оформить, да воняешь сильно, передохнут все в отделении. –

Пробурчал один из милиционеров. – Давай на выход, и чтоб мы здесь больше тебя не видели!

Поднявшись по эскалатору, грубым пинком Арси отправили за турникеты. Конечно же нога не

выдержала, и, не удержав равновесия, он упал.

Было больно. Но что такое боль? Она уже не первый год безотрывно сопровождала Аристарха.

Зубная боль. Вечные царапины и ссадины. Бронхиальная астма, с частыми приступами удушья.

Затем он неудачно упал на улице, сильно повредив левую ногу. Теперь Арси передвигался

медленно, стараясь, лишний раз не нагружать ее. Нога очень плохо держала вес его тела и

периодически подкашивалась. Он, догадывался, что скоро она вообще может отказать, но пока

работала.

Однако что вся эта физическая боль, когда на сердце лежал гораздо более тяжелый камень.

Когда-то Аристарх был женат. Красавица - жена, ее звали Люба, он фактически боготворил ее.

Самый близкий и родной человек. Они жили душа в душу и со временем родили девочку и

мальчика. Девочке дали имя Галина, а мальчика, он был на два с половиной года младше сестры, назвали Ваней.

Аристарх и Люба работали в одном коммерческом институте, он – преподавателем информатики, она – администратором в приемной комиссии. Жили в четырехкомнатной квартире на Большой

Пироговской улице.

Время было замечательное. По специфике работы практически все лето получалось отпускным, поэтому они старались уезжать из Москвы. Своего загородного дома у них не было, зато они

часто ездили к родственникам, живущим в пермской и смоленской областях. Ну и конечно

старались бывать на Черном море. Семья была дружной и веселой.

Галина окончила школу и поступила в университет на факультет журналистики. А Ванька рос

сорванцом, учиться не хотел, зато имел разряд по самбо и держал в страхе всех местных

хулиганов. Эх, если бы все так же замечательно продолжалось…

Беда подкралась, как всегда, незаметно.

Когда подошло время, Ваня сам напросился в армию и попал в ВДВ. А потом была Чечня. Все, что вернулось в семью - это медаль за отвагу, проявленную при обороне стратегически важного

объекта, письмо с благодарностью за отличного воина и личные вещи Вани. Сам Ванечка

получил новое место жительства, состоящее из шести листов цинка с общим кодовым

наименованием – «Груз 200».

Это известие сильно подкосило жену Аристарха. Сначала она долго болела, затем было два

инсульта, после второго она уже не вставала с постели.

А Галина успешно окончила университет и получила работу репортера в одном из передовых

СМИ. На работе она познакомилась с Антоном, очень приятным молодым человеком, и через год

они поженились. Под это дело было решено продать квартиру на Пироговке, купить двушку в

одном из спальных, окраинных, районов Москвы для молодоженов, однокомнатную для стариков

и оставшиеся деньги вложить в строительство еще одной квартиры, так сказать на будущий

период.

Задумали – сделали. Но на этом удача изменила Аристарху. Строительство дома, в который они

вложили свои деньги, из-за отсутствия договоренности между администрацией города и

военными, на земельном участке которых планировалось строительство, заморозили. Много

митингов было организовано, много слов сказано, много чиновничьих порогов истоптано, но

результат оказался нулевым. Так и остался вопрос подвешенным в воздухе. Деньги не вернули, дом обещали достроить, но когда это будет, сообщить отказались.

Тем временем у Галины родилась дочь, назвали – Надеждой. Это был чудненький, маленький

ребеночек, лучик света в сгущающейся тьме.

Но радость была недолгой. Через полтора года Галина снова вышла на работу и, отправившись в

одну из горячих точек на Кавказе, не вернулась из поездки. Сначала она числилась среди

пропавших без вести, но вскоре ее тело, вместе с телами остальной группы журналистов, нашли

в одном из отбитых у боевиков кишлаке. Горю не было предела. Сильная эмоциональная

нагрузка сказалась и на работе. Аристарх стал рассеянным, преподавал вяло, начал часто

болеть. В итоге ему предложили выйти на пенсию и закончить преподавательскую деятельность.

Связь с Антоном, мужем Галины, он почти не поддерживал. Постоянно приходилось следить и

ухаживать за собственной женой, Любой, которой становилось все хуже. В какой-то момент она

перестала узнавать Аристарха. Несмотря на получение двух пенсионных выплат, своей и жены, денег все равно не хватало. Дорогие лекарства, поддерживающие жизнь в теле Любы, съедали

весь семейный доход за считанные недели.

Ту ночь Аристарх помнил очень четко.

Ему снилось море. Черное море и жена, сидящая рядом на песке. Снова молодая, ослепительно

красивая, пышущая здоровьем. Дети опять были маленькие. Они бегали по мелководью и весело

плескались в набегающих на берег волнах. Было очень весело и легко. Жена много смеялась и

ласково держала его за руку.

- Я всегда буду рядом. – Тихо сказала она, заглядывая ему прямо в глаза – Буду ждать тебя

здесь, мой дорогой, любимый муж. Здесь, вместе с нашими замечательными детками. У нас все

будет хорошо.

Люба ослепительно улыбалась. И ее улыбка наполняла Аристарха такой бесконечной нежностью, что у него непроизвольно выступали слезы.

- Папа, папа! – закричали дети, бросаясь ему на шею, и опрокидывая на спину. – Ты самый

лучший! Ты наш единственный, любимый! Мы будем всегда вместе!

- Но почему вы будете ждать меня? - Хотел спросить Аристарх. - Я же здесь, с вами, я никуда не

ухожу.

Но в этот момент Арси открыл глаза. Он лежал в своей темной, тихой квартире. За окном, плотно

занавешенным шторами, только начинал пробиваться рассвет. Теперь он был один, как-то сразу

понял Аристарх. Прислушавшись, он не различил тихого, прерывающегося дыхания жены.

Поднявшись с дивана, на котором спал, он подошел к постели Любы, и, присев на краешек, взял

ее безжизненную руку, зажав между своих ладоней. Жена уже не дышала.

- Я тебя люблю. – Одними губами прошептал он. – Прощай.

Против ожидания, глаза Аристарха оставались сухими. Он знал, что там, на берегу моря, его

ждут и любят.

Так он и просидел до утра, удерживая холодеющую руку жены в своих руках. И только утром

вызвал скорую.

После этого жизнь для Аристарха потеряла какой-либо интерес, и он запил. Пил много, и

подолгу, чтобы день быстрее прошел. Ночью, если он видел сны, то снова оказывался на берегу

теплого моря, вместе с женой и детьми.

Иногда Аристарх пил, приглашая дворовых собутыльников к себе домой, но чаще во дворе за

столом для игры в домино, где собирались все местные забулдыги.

Именно во дворе на лавке после очередного пьяного загула, он и был разбужен ревом

сигнальных сирен пожарной машины. Вокруг суетился народ. Кто-то хватал его за руки, кто-то

что-то кричал ему в лицо, он не понимал, что происходит? А потом увидел.

Его квартира горела. Языки пламени вырывались из окон, облизывая окружающие стены и

оставляя на них черные следы копоти. Аристарх сидел на лавке и без эмоций смотрел на пожар.

Огонь не просто пожирал вещи в квартире, он уничтожал все следы Любы, Ванечки и Галки, оставленные в этом мире. Что-то лопнуло внутри Аристарха, и он как был, в шлепанцах, тренировочных штанах и футболке, поднялся с лавки и побрел в первом попавшемся

направлении.

На следующий день он вернулся в квартиру. Походил по сильно выгоревшим комнатам.

Покопался среди испорченных вещей. Нашел чудом уцелевшую рубашку, брюки, и, слегка

оплавленные, резиновые сапоги, переоделся. Порывшись среди, практически полностью

сгоревших книжных полок, Аристарх нашел фотоальбом с несколькими уцелевшими страницами, на которых были фотографии его вместе с женой во время свадебной церемонии. Фотография

только что родившейся Галины, и фотография родившегося Ванечки, и стоявшей рядом с

новорожденным, двух с половиной годовалой Галки.

Прижав фотоальбом к груди, он вышел из квартиры и больше туда не возвращался.

Встретившиеся по дороге соседи охали и жалели Аристарха. Спрашивали, что он теперь думает

делать? Но он не реагировал на вопросы, молча проходя мимо.

Доехав до зятя, мужа Галины, Аристарх позвонил в дверь. Открыла незнакомая девушка.

- Вам чего?! – Возмущенным тоном спросила она.

- Мне бы поговорить с Антоном Львовичем. – Опуская глаза, тихо ответил Аристарх.

- А вы кто будете?!

- Я тесть его, бывший. – Не поднимая глаз, и отчего-то смущаясь, ответил Арси – Петров

Аристарх Семенович.

- Антон, к тебе пришли! – Крикнула девушка куда-то вглубь квартиры.

Разговор с бывшим зятем оказался недолгим. Антон выслушал рассказ Аристарха, посочувствовал ему, но предложить какую-либо помощь было не в его силах. Единственное, что

он смог сделать, это пригласить старика домой, накормить его ужином, чему была крайне не рада

новая жена, а потом, подарив какой-то старый овечий полушубок, шапку-ушанку и две тысячи

рублей, извинился и выставил старика за дверь в темноту наступающей ночи. С внучкой –

Надеждой, так и не удалось увидеться, она в это время была на даче у своей новой бабушки.

Аристарх вышел из подъезда, несмотря на окружающий его летний зной, натянул на себя

подаренный полушубок и поплелся, как говориться, куда глаза глядят.

Поэтому, что такое боль от удара или падения? Так, мимолетная неприятность.

Арси зашипел, поморщился, и начал подниматься.

Получив свободу передвижения, он осмотрелся, понял, что пройти обратно в метро здесь не

получится, и поплелся на улицу, попытать счастье с другого входа.

Выйдя в город, Аристарх решил так сказать воспользоваться моментом, и, обойдя мусорные

контейнеры, расположенные в округе, пополнить запасы провианта. На Таганской улице, располагалось некоторое количество кафе, что в теории означало возможность найти

пропитание. Пошарив по контейнерам, стоящим вдоль дороги, он не нашел ничего, чем можно

было бы перекусить, и свернул во дворы, чтобы проверить установленные у подъездов урны.

Таким образом, копаясь в приглянувшихся контейнерах, он оказался в 5 Котельническом

переулке, возле дома 13, где у подъезда нашел полную свежевыброшенного мусора урну.

Разжившись половиной заплесневелого батона белого хлеба, остатками, видимо просроченной, докторской, или подобной ей, колбасы и завернутыми в пакет останками сушеной рыбы, он

присел на лавочку, собравшись перекусить. Его желудок громко требовал внимания.

Именно в этот момент, к дому на большой скорости, подкатил военный грузовик, завизжав

тормозами у приоткрытых ворот со звездами, располагавшихся недалеко от лавки, на которой

сидел Аристарх.

Следом за первым грузовиком появился второй и третий, полные солдат, которые спрыгивали из

кузова автомобиля, еще до полной его остановки. Когда из кабины остановившегося грузовика

вышел очередной военный, видимо главный (Аристарх не видел с такого расстояния его знаки

отличия), солдаты уже выстроились перед воротами.

Арси, так как ему некуда было спешить, решил остаться и посмотреть, что происходит. Командир

подошел к воротам, и потянул одну из створок на себя. Та, издав протестующий стон давно не

смазываемых ржавых петель, поддалась и полностью открылась. Отворив вторую створку, командир развернулся к застывшему по стойке «смирно» взводу.

- Разнарядка на сегодня! Мы должны оперативно разгрузить все подходящие к зданию

грузовики, распределив запасы на складе, согласно озвученной ранее схеме! – Командир

прохаживался вдоль построившихся солдат, заложив руки за спину. – Взвод! Разбиться на

условленные группы!

Солдаты изменили построение, разделившись на три небольших отряда.

- Кунаков и Галкин, выйти из строя! – Рявкнул командир.

Два солдата, стоящие первыми в своих группах, шагнули вперед.

- Схемы расположения запасов вами получены. Вы назначаетесь ответственными за работу

подотчетных групп. Принимайте командование и следуйте полученным инструкциям!

- Есть, следовать полученным инструкциям! – В один голос ответили солдаты.

Один из них развернулся к своему отряду и, скомандовав: «Налево! Следом за мной, бегом

марш!», скрылся за воротами. Следом за первым последовал второй отряд.

Командир, оставшийся на улице, распределил третий отряд цепочкой, начиная от кузова

грузовика и заканчивая где-то за воротами. После этого началась разгрузка. Солдат, находящийся в кузове, выбрасывал различные коробки стоящему рядом с машиной, тот

передавал их следующему и таким образом, перекочевывая из рук в руки, коробки отправлялись

за ворота.

От нечего делать Аристарх сидел и смотрел на работу военных. Разгруженные грузовики

отъезжали, а им на смену подъезжали все новые. Казалось, этому процессу не будет конца. На

улице постепенно смеркалось, наступал вечер, а работа все кипела. Ни перерывов на обед, ни

отдыха, только монотонная разгрузка каких-то ящиков и коробок.

Разгрузив очередной грузовик, командир снова построил батальон вдоль ворот и, сообщив, что

завтра они продолжат, дал команду грузиться по машинам.

Как только грузовики скрылись за поворотом улицы, Аристарх поднялся, и, надеясь найти что-

нибудь съестное, поковылял в сторону ворот. Идти было сложно, левая нога снова не слушалась.

Подойдя к воротам, он потянул на себя одну из створок и та поддалась. Оказавшись на

внутреннем дворе, Аристарх осмотрелся. С торца здания, располагавшегося здесь, находилась

дверь, ведущая в подвал. Арси дохромал до нее и, снова осмотревшись, потянул ручку подвала

на себя. К его великому удивлению дверь открылась.

Заглянув внутрь, Аристарх обнаружил ступеньки, уводящие куда-то вниз. По всей длине

коридора, спускающегося все глубже под землю, висели зажженные лампочки. Не испытывая

более судьбу, Арси спустился по лестнице. Когда ступени закончились, он попал в довольно

узкий коридор, справа и слева которого располагались комнаты, заставленные теми самыми

коробками, что целый день разгружали солдаты.

Аристарх свернул в ближайшую комнату, изучая содержимое коробок. В этот момент он услышал, как дверь снова хлопнула, и с внешней стороны ее заперли на ключ. Скорее всего, это

возвращался военный, забывший сразу запереть дверь. Что ж, видимо судьба.

Арси остался один в этом странном помещении, которое оказалось больше чем просто подвалом.

Проковыляв дальше по коридору, он с удивлением обнаружил ступени, ведущие еще глубже, а

затем и еще. Устав бродить по подземным коридорам и комнатам, Аристарх нашел подходящее

место для сна, в одной из комнат, заставленных коробками с тушенкой. Там и остался.

Следующие несколько дней он прятался от снующих туда-сюда солдат, распределяющих все

новые коробки, а ночами изучал их содержимое и расположение помещений. Он подобрал себе

новую одежду, нашел открывалку для консервных банок и вилку, запасов было достаточно.

А в одну из ночей, как всегда прислушиваясь к каждому шороху, чтобы не попасться возможным

охранникам, спустившись на еще более нижние уровни, он нашел выход в метро. Выход

находился за дверью, запертой на засов с его стороны, открыв который, Арси увидел рельсы

электричек. Не решившись покинуть облюбованный склад, он снова закрыл дверь на засов и

отправился в обратный путь, стараясь запомнить дорогу.

А потом это случилось.

Работа шла полным ходом. Военные, как и в предыдущие дни, таскали коробки, распределяя их

по каким-то известным только им схемам. Как вдруг послышался низкий гул, и земля

содрогнулась. С потолка посыпалась штукатурка, пол заходил ходуном, и некоторые коробки

попадали на землю. Солдаты, прекратив работу, бросились к выходу. Аристарху тоже стало

интересно, что происходит на поверхности, и он двинулся вслед за ними. Однако на подходах к

верхнему уровню подземелья тряхнуло с такой силой, что Арси не устоял на ногах и упал на

лестницу. Его обдало горячим ветром. Благо Аристарх поднялся только на пару ступеней, и, быстро скатившись, не успел заработать себе очередной перелом.

В следующее мгновение где-то выше раздался звук, похожий на тот, что издают две объемные

металлические плиты при столкновении друг с другом. И все посторонние звуки, доносящиеся с

улицы, пропали. Их как отрезало. Аристарх так и сидел на земле, когда сверху спустились три

солдата в противогазах.

- А ты еще кто такой? – Спросил один их них, снимая противогаз.

- Да, я тут, это… - прохрипел Арси в ответ.

- Ну, мужик, ну ты счастливчик! – Второй военный тоже снял противогаз.

- Ребята, что там произошло? – Задал вопрос Аристарх.

- Все, мужик, нет больше там, теперь есть только здесь. – Третий человек, одной рукой снимая

противогаз, второй похлопал старика по плечу и продолжил спускаться вниз.

- Товарищ старшина, - опомнился первый военный, - гражданский на режимном объекте, что

делать?

- Нет больше режимных объектов, Егоров, - старшина, не оглядываясь, спускался по лестнице, -

теперь это наш новый дом, ограниченный гермоворотами. Мы единственно выжившие здесь.

Пусти его.

Таким образом, Аристарх остался жить на складе. Позже он узнал, что город попал под ядерную

бомбардировку и выжить смогли только люди, по случайному стечению обстоятельств

оказавшиеся в метро. Со временем Арси завел привычку сидеть в перегоне между Таганской и

Курской, куда выходила дверь склада, одаривая проходящих мимо людей, находящихся совсем в

бедственном положении, едой и одеждой.

Именно там он и повстречал Антона, бывшего мужа своей дочери. Он плелся среди понуро

бредущей толпы людей, придерживая за руку девочку лет восьми – девяти.

- Антон Львович! – Позвал Аристарх. – Антон!

Антон не сразу обратил внимание на сидящего у стены старика.

- Аристарх?! – Поморгав, спросил он. – Аристарх Семенович?!

Антон подвел девочку к старику.

- Папа, кто этот дядя? – пролепетала девочка. – Я его боюсь!

- Не бойся, милая, - Антон взял девочку на руки, - это твой дедушка, папа твоей мамы.

- Веры? – Не понимая, спросила та. – Нет, дорогая, настоящей мамы, Гали.

Оказалось, что во время бомбардировки Антон с Наденькой возвращались с дачи, и как раз

находились в метро, что и спасло им жизнь. Что случилось с Верой, остается только

догадываться. Она ждала дачников дома.

- Ты прости меня, Аристарх Семенович, - склонил голову Антон.

- За что это? – Не понял Аристарх.

- Ну, что не смог помочь тогда.

- Помоги мне подняться, - закашлялся Аристарх, - мне надо кое-что тебе показать.

Ковыляя и постоянно кашляя, с помощью поддерживающего его Антона, Аристарх доплелся до

незаметного входа в хранилище.

- Хочу, чтобы у Наденьки было будущее, - прохрипел Арси, - это мой подарок.

Он отворил дверь и пригласил внутрь первых за все время сторонних посетителей.

А ночью он снова был на берегу моря. Овеваемый теплым ветерком, стоял в набегающих на

берег волнах. Солнце, садящееся за горизонт, и бросающее последние лучи на землю, светило

прямо ему в лицо, мешая рассмотреть приближающиеся силуэты. Их было три. Его любимая жена

и детки. Дети, первыми подбежали к Аристарху.

- Папа! Папа! Мы скучали! – Прыгали они вокруг отца.

- Я тоже! – Подняв на руки Ванечку, и обняв за плечи вставшую рядом Галку, он добавил –

Очень скучал!

К ним подошла Люба. Она снова была молода и красива. При взгляде на нее у Аристарха, как

всегда, учащенно забилось сердце.

- Мы долго тебя ждали, - тихо сказала она, обнимая его и детей – ты уже готов остаться?

- Да! – Твердо ответил Аристарх. – Теперь я готов остаться с вами!

Счастливая компания, обнявшись, стояла и молча, наблюдала за садящимся в море солнцем. На

душе Аристарха было легко от осознания, что они больше никогда не расстанутся!

ЯДЕРНОЕ ДЕТСТВО

Одна из трагических историй, увиденная стенами постъядерного Санкт-Петербурга о маленьком долге, цена

которому - жизнь.

«Я найду его. И верну. Под конец жизни чего терять? Оно пропасть не могло, я до сих пор

помню, куда его спрятал…»

Глубокий вздох – и шаг вперед. Петербургское небо, окрашенное в темно-стальные тона с

синеватым отливом, встречает вышедшего на поверхность человека тихими подвываниями ветра

в близлежащих руинах домов и накрапывающим дождем.

Остовы подземного выхода из вестибюля этой станции медленно остаются позади. На

химзащитном комбинезоне уже поблескивают прозрачные капельки дождя, которые, скатываясь

вниз, оставляют на костюме почти незаметные грязноватые дорожки. Человек, поудобнее

перехватив небольшой рюкзачок, неспешно направился в сторону трамвайных путей, представляющих из себя жалкое зрелище: две, словно насквозь проржавевшие узкие полоски с

отсутствующими фрагментами. Слева от подземного выхода высится разрушенная громада –

торговый центр. Цокольный и первый этажи остались в неплохом состоянии, а вот выше остатков

второго этажа – лишь железобетонные скелеты, еще издающие призрачные тонкие звуки

бьющегося стекла. Мало ли, кто там, наверху, сейчас хозяйничает. Да и неважно это. О, а вот и

трамвай, одиноко замерший на путях навсегда. Некто превратили его в подобие хорошо

укрепленной боевой точки: обшили листами железа, сделали амбразуры, вместо заднего стекла, видимо, поставили пулемет – видна куча разбросанных гильз. Вобщем, превратили

недействующий городской транспорт в стальной бункер на колесах…да вот только там, где у

трамвая находились задние двери теперь лишь рваная пробоина, заляпанная засохшими пятнами

крови. Выходец из подземного мира подошел ближе, даже не боясь. Заглянул внутрь трамвая. На

голову в противогазе слепо смотрел расколотый человеческий череп, а рядом валялись

разодранные остатки вещей. Сорванный противогаз, порванная трубка от него же, растерзанные

куртка и рюкзак, да много еще чего…не было только оружия. Вот, люди…нет бы, похоронить

останки по-человечески, так нет, нужно обобрать мертвого и оставить там, где умер. Такие

сейчас принципы. Они во все времена менялись, но основы вечны. Интересно, а как погиб

автоматчик?.. Противогаз так же, как и череп, слепо смотрел круглыми окулярами на останки

бойца. Ого, да тут даже в крыше дыра…человек поднял голову, смотря на эту пробоин. Дождь, ненавязчиво накрапывавший всё это время, усилился. Тихая мелкая дробь выбивала ритм

вымершего города по асфальту и железным частям трамвая. Метровец отошел от бронированного

короба с номером «47» и огляделся: дома с выбитыми стеклами. Разрушенные и разграбленные

пустые коробки магазинчиков с трещинами, перевернутые и обугленные ларьки, битое стекло, разверзнувшийся асфальт…жизнь потеряла яркие цвета, отдав весь колорит ослепительно

белоснежному ядерному взрыву. Всё потускнело, изжило себя. Апатия, тоска, грусть – всё это

нынешний Петербург. На душе у жителя метро заскребли кошки. Хотя, не кошки даже, а большие

крысы. «Почему всё так?» - думал он, глядя на жухлый, маленький листик, гонимый ветром по

разбитой дороге. «Вот так и каждый из нас. Вроде существуем, но ведь не живем, а просто идем

дальше по искалеченной судьбой дороге», - вздох. Деревья всё еще сбрасывают листву, хотя они

должны были погибнуть. Покачав головой, фигура мужчины направилась дальше по дорожке

между рельсами.

Мимо проплывали брошенные человеческие жилища, ставшие общей могилой для тех, кто не

успел спастись в подземном убежище. Остовы машин с частями скелетов внутри, перевернутые

мелкие постройки непонятного назначения, скрюченные деревья, опавшая сухая и рыжевато-

коричневая листва, которая иногда словно подскакивает, подкинутая ветром, и шуршит. Вот она, музыка разрушенного города: мелодия шуршания листьев, ритм дождя, рвущее сердце на части

завывание ветра в том или ином пустом подъезде, капание дождевой воды с грязных детских

площадок, на которых уже никогда не будут шумно играть дети; и взрослые, которым никогда

больше не суждено пройтись с коляской по площадке или посидеть на скамейке. Минутная

остановка. Оглядывая отрывок пейзажа, выходец из метро заметил движение вдалеке. «Стая

собак…а вон и летящая точка далеко на небе. Сейчас отдохну, и идти надо», - мужчина присел

на железную конструкцию, напоминающую покореженную остановку. Неспешно снял рюкзак, достал флягу, приподнял противогаз и сделал несколько глотков – питьевого клапана у метровца

не было. Создавалось впечатление, что точка на небе патрулировала небесное пространство, кого-то выслеживая. Вполне возможно. Совсем недалеко послышался лай, усиленный эхом

пустых и бесхозных дворов. Пора уходить. Убрав флягу в рюкзак, человек ускорил шаг. В

постъядерном городе точно есть душа. По-своему притягательная, но капризная и таинственная.

Кому-то она позволяет найти свою цель наверху, кого-то она убивает на пол пути к цели, кормя

кошмарных порождений ядерного удара. Городу незачем уничтожать тех, кто заперся в

железобетонном лабиринте – люди сами перегрызут друг друга, если не опомнятся. А даже если

и объединятся во имя выживания – то, что потом? «Что будет через много лет, когда меня не

станет? Смогут ли остатки человечества медленно, по крупицам вернуть былое величие

цивилизации человека, или же люди создадут что-то новое на месте останков их прежнего дома?

Выберутся ли на поверхность для повторной колонизации? Или просто перережут и перестреляют

друг друга? Я этого точно не узнаю», - тяжело дыша, путник замедлил шаг. Постояв с минуту, он

медленно выпрямился.

«Ну, вот я и дошел», - губы мужчины под противогазом тронула едва различимая тень улыбки.

Спустя некоторое время он добрался до темно-красного О-образного здания, покрытого

большими, змеящимися черными трещинами, в одну из стен которого впился синевато-зеленый

плющ, едва-едва подрагивающий, если присмотреться. Как живой. Дождь теперь тихо шептал то

ли предупреждение, то ли наоборот, сулил удачу. Но вот тумана метровец опасался: конца

дороги уже не было видно. Асфальт стал темно-серым и мокрым. Мелкий гравий тихо

похрустывал под ногами идущего. Вот и чугунная решетка, покрытая толстым слоем грязно-

бурой ржавчины. Кожаная, сильно потертая пятипалая перчатка коснулась одного из прутьев

решетки: вниз бесшумно полетели хлопья ржавчины, медленно размываемые дождем. На

холодные, безразличные окуляры капала вода. Прорезиненному костюму это было не страшно.

Вдалеке громыхнуло. По-особенному как-то, не так, как в прошлой жизни на поверхности.

Путник ступил за порог ограды и замер, прислушиваясь и заодно осматривая двор обычной

школы. Зияющие чернеющими провалами и остатками побелки окна, распахнутые настежь

входные двери, в которых виднеется поломанный деревянный стенд и, кажется, стул.

Покачивающиеся на ветру веревки от жалюзи, брызжущие от подоконников струи дождя. В

дверном проеме как будто что-то мелькнуло. Человек прищурился. Нет, вроде, показалось. Он

чуть расстегнул прорезиненную куртку и достал оттуда пистолет Токарева. Взвел его с видимым

усилием и медленно, смотря по сторонам как в то первое сентября, пошел ко входу.

Счастливые родители, море цветов, яркие воздушные шары, улыбки детей, шум, музыка из

колонок на крыльце, нарядные бантики и галстуки, украшенные окна и двери…вот учитель

читает речь. Потом маленькие мальчик с девочкой, уже первоклассники, читают стихи. И вот, наконец, первый в их жизни звонок - колокольчик, звенящий в абсолютной тишине. А потом гром

аплодисментов и улетающие в небо шары.

Подземный житель очнулся. Сердце снова заныло. Те воспоминания, в которые он сейчас

окунулся, были безжалостно разбиты открывшейся перед ним картиной прошедшей «войны без

людей»: вместо некоторых окон дыры, рухнувший балкон, когда-то висевший над крыльцом, лежащие мокрые куски бетона с отколовшегося бордюра на крыше, трещины по стенам и

колоннам, и разбитый, неровный и бугристый асфальт школьного двора, покрытый чуть

пробивающимися из под него маленькими ростками темно-зеленой травы. Приспособившейся к

новому миру растительности. Это знак человеку, что выживать и бороться всё таки нужно, или

просто природные фокусы?

Фигура неспешно пересекла двор, политая дождем. Метровец, постояв на крыльце, оглянулся.

Снова толпа, все хлопают. Солнце заливает двор золотисто-рыжим светом, многократно

отражаясь от зеркальных цветочных букетов. Первоклашки, довольно морщащиеся от света, затихли. Какой-то мальчик с выражением, немного картавя, читает стих про осень и школу. На

глазах выступили слезы – это ведь он сам, в детстве. Вон, из толпы, справа, машет ему мать.

Отец стоит с фотоаппаратом и снимает своего сына.

- Папа… - прошептал человек. Громыхнуло еще раз. Всё исчезло, оголив пустой и ставший вдруг

неуютным двор, уродливо искаженный ядерной войной. Мужчина сглотнул ком в горле и вошел в

школу. Неожиданно раздался приветливый голос, отражавшийся в голове эхом, с ноткой упрека:

- Ну, здравствуй, Аркадий. Ты сегодня вовремя, давай, беги, звонок скоро. -

Метровец отшатнулся и посмотрел туда, откуда говорили. Когда-то на этом месте стоял стол, за

которым сидела вахтерша, следившая за опозданиями и ведением тетрадей посещения. Сейчас

же напротив входа груда деревяшек и щепок, вкупе с разбитым монитором для наружных камер

наблюдения. Вот бы посмотреть, что они записали в момент Катастрофы… Но надо идти. Сейчас, только сердце успокоится. Аркадий оглядел длинный коридор, ведущий направо и налево.

Керамическая плитка серого цвета потемнела и раскололась почти везде. Обилие осыпавшейся

штукатурки белой пудрой накрыло пол и, отчасти, стены. Шкаф с кубками школы. Стекло

разбито, а сам он цел! Невероятно. Только призы некоторые разбиты на полу и грамот многих

нет. Двери в столовую раскрыты. Надо бы зайти туда. Вестибюль школы больше напоминал

покрытый бетонным крошевом блокадное убежище, в которое попала бомба. Метровец со

скрипом прикрыл, как смог, входные двери, оставив крупную щель на случай чего. Резкая и

грубая трель школьного звонка. Вот он, Аркаша, бежит в столовую с новыми друзьями. Кто-то

кидает рюкзак в одноклассника; вот мальчишка дернул за косу девочку с большим синим бантом

на голове. Как всё было беззаботно, радостно. Не как сейчас, когда дети в зачастую рваной

одежде бегают по станционным платформам между костров и играют использованными гильзами, держа в качестве домашних питомцев тоннельных крыс.

Внезапно в конце коридора что-то громко хрустнуло, резанув слух. Аркадий приготовил

пистолет. Постояв, послушав, он опустил руку с оружием и медленно, громко хрустя цементными

крошками под ногами, пошел на второй этаж. «Оно где-то там, я помню. Нужно забрать его», -

душу подземного жителя одолевала тяжесть того, что он видел, идя по пустым, холодным и, даже

сейчас страшным коридорам мертвой школы. Несколько маленьких костей. Одиноко висящая на

крючке в гардеробе с ржавыми решетками сумка с дырами. А вон еще и то, что осталось от

детского пиджака. Нарядный был костюм. Два небольших черепа на лестнице. Покрытый

коррозией ключ на полу – от дома. Дом. Квартира недалеко от Автово. Кто-то жил близко от

школы, а толку?.. Сейчас у всех общий дом. Подземный. Дворец, превращенный в логово

человека.

Второй этаж. Около актового зала стоит толпа школьников – концерт.

- Аркаш! Иди быстрей, блин, началось уже всё! Ты текст помнишь? – мужчина сконфуженно

покачал головой, идя к толпе. Он его и не учил даже. И подвел всех. Но, помня бегло

содержание, сымпровизировал, и получилось неплохо. Аркадий тряхнул головой – он понял, что

ему стыдно перед собой и…перед сорванными с петель дверьми зала, в котором в беспорядке

валяются погнутые стулья, бесформенной кучей лежит на полу часть красивых, темно-бордовых

штор, висевших над сценой, и разбитые лампы на гнилом паркете, покрытые пылью. Мы

пытались быть актерами, мы устраивали концерты, мы ходили на них, мы занимались в секциях…

в метро этого нет. Только если кто найдет время обучить тебя игре на старой, чуть дребезжащей

гитаре или отправит записываться в «обязательный кружок» по стрельбе из АК и его

модификаций на случай войны или очередных межстанционных стычек. Мужчина вошел в зал и

его взгляд упал на чудом уцелевшую папку с бумагами. Он нагнулся и, подобрав пыльную вещь, открыл её.

Глаза не ослепило яркое освещение, и не оглушил шум, стоявший сейчас здесь, во время

репетиции. Аркадий, не стесняясь, прошел на сцену. Гул смолк, а из-за кулис кто-то нашептывал

подсказки текста. Он стоял, смотрел на полный школьный зал и читал свой монолог. Слова

лились сами, а перед глазами стоял лист с синими строчками, написанными его учительницей ко

дню рождения школы. Отчитав текст своей сценки, он слегка улыбнулся аплодисментам. И

обнаружил, что стоит на сцене в пустом заброшенном зале, читая последние слова пыли и

строительному мусору, которым стали части оформления зала. Тишина оглушила. В некоем

ступоре Аркадий сошел вниз, скрипнув гнилыми и полу уцелевшими досками, положил папку

около задетой разрушением колонны и вышел из зала, прикрыв дверь. Чувство облегчения, странно, но оно присутствовало. Но еще нужно было что-то сделать.

Выйдя из зала, Аркадий пошел направо, к канцелярии. Заглянул в пустой спортивный зал, с

покрытым штукатуркой полом и упавшими шведскими стенками. Посередине одиноко лежал

баскетбольный мяч. Аркадий решил зайти внутрь: тренерская была открыта, раздевалки тоже.

Он медленно подошел к мячу, подобрал его и замахнулся, шурша костюмом химзащиты.

Крики, подбадривания играющих, взгляды и перешептывания девушек вместе с их хихиканиием.

Вот он, девятый класс. Артем бежит впереди него, Аркаши, и кидает мяч в его сторону. Аркадий

кидает, мяч летит, кажется, прямо в кольцо, крутится на его ободе…и падает в корзину.

Радостные возгласы, похлопывания. Конец урока, звонок. Как раз вовремя.

Упавший мячик в пустом зале громко хлопнул об пол, подняв облачко цементной пыли.

Покосившийся столб с корзиной чуть завибрировал, а корзинка дернулась.

«Снова попал. Как и в тот раз», - снова то чувство неполного облегчения. Человек с надетым

противогазом смотрит на пустой спортзал и, повернувшись, выходит и идет по направлению к

канцелярии. А вернее, к кабинету около неё. Проходя мимо оранжереи, Аркадий заметил, что все

цветы, конечно, погибли, и земля рассыпана по полу. Горшки разбиты или перевернуты, стекла в

дверце в оранжерею тоже отсутствуют. Мужчина что-то замечает внутри маленького помещения с

когда-то пышной растительностью. Пройдя внутрь, он видит еще одни останки человека. Рядом, в земле, лежит лопатка для цветов. Ржавая, старая. Аркадий подбирает её и тут же видит

подругу. Вот она, стоит перед ним: светловолосая, невысокого роста, поливает какие-то

растения. Замечает его и язвительно спрашивает:

- Опять пришел прогуливать? Фиг с тобой, помоги тогда рыбам воду сменить. – улыбается. А он

сидит и смотрит на неё снизу, завязывая шнурки.

Пелена растворилась, снова показав Аркадию лицо смерти. Снаружи хлестал дождь, иногда

попадая внутрь оранжереи. «Почему она не ушла, ведь оповещение о атомной угрозе работало?

Может, обморок? Во всяком случае, эх, спи спокойно», - метровец вышел из комнатки и прошел в

кабинет, в котором был в тот день. Сдвинутые или перевернутые парты и стулья. Покрытые

слоем пыли разорванные учебники и разбившийся глобус. Осколки зеркала на полу в конце

класса, упавшие картины. В воздухе даже пыль не витает. Аркадий обвел взглядом пустой класс.

На улице громыхнуло так, что от неожиданности путник вздрогнул. На стене висит потемневшая

меловая доска с железной рамой. «Надо же, не упала…так, вроде вот тут», - он снял перчатку и

пошарил пальцами пространство между доской и стеной, ощутив холод бетона и трение о слой

пыли и мелкой крошки. Пусто, пусто…ага, вот! Шершавая неровная бумага. Аркадий зацепил её

пальцами и подтянул к себе. Желтоватый и слегка мятый конверт шлепнулся на пол. Чуть

дрожащей рукой мужчина посмотрел на написанное на лицевой стороне: «Аркаша, ты знаешь, кому передать. Б.»

«Вот он, конверт. Всё. Я нашел его. Теперь пора обратно…»

- Не спеши. Давай поговорим, я тебя сто лет не видел. А ты торопишься.

– голос, опять отраженный причудливым, но пугающим эхом прозвучал слева. Аркадий резко

повернул голову на источник звука и отшатнулся, судорожно сжимая конверт. За первой партой, в черном пиджаке и голубой рубашке сидел его друг. Окуляры противогаза как назло именно

сейчас запотели, но Аркадий знал, что это он. Чтобы протереть стекла, нужно было снять

противогаз, но это было опасно.

- Боря?.. Я тебя не узнал.

- Ну еще бы. После Удара ты никого не узнаешь. Ты, спустя столько лет, всё таки решил

выполнить мою просьбу в восьмом классе…помнишь, да? Как было всё отлично! А, не-не-не, не

всё. Ты ж не сразу письмо-то моё взял, а решил запрятать. Я вот спросить тебя хотел, почему?

Да, мне Гришка рассказал. Помнишь Скобенцова, да?

- Я…я не знаю. Может, я предчувствовал то, что твоя просьба и будет моей жизнью? А? А ты…ты

знаешь, что она выжила? Что она на Невском живет?

Боря язвительно передразнил Аркадия, с раздражением, какое имел еще при жизни:

- «Предчувствовал!»…Тоже мне, ясновидец херов. Знаю. Повезло тебе, ты можешь поговорить с

ней. Ты выжил, урод. А я тут здесь, вынужден видеть наших учителей и друзей. Ты не знаешь, КАКИМИ я их вижу. А ты, ты!.. Ты можешь её видеть, можешь к ней прикоснуться…а я нет. Даже

мои кости, тьфу ты, мой прах, мой гребаный прах никто не станет доставать из того места, где он

лежит! Даже по-человечески сдохнуть не могу!

Размытый силуэт встал с места и подошел к Аркадию. Сквозняк, так драматично хлопнувший

вдалеке еще одним стеклом, заставил пробежать по спине холодок. Повеяло чем-то могильным.

Голос, такой узнаваемый, стал угрожающим шепотом:

- А ты знаешь, что тут, в этом районе, находится радиоактивный источник? А ты ведь облучен, да? Всё таки получишь по первое число, совсем уже скоро. Нечего было выпендриваться и

соваться куда не надо! Понял?!

Аркадий знал, что Борис имеет в виду те случаи с вылазками на поверхность незадолго после

катастрофы. Как раз тогда, когда сталкеры метро исследовали поверхность и составляли карту

опасных точек, он заработал свою дозу. И знал, что осталось ему недолго.

- Да понял я, - глухой голос звучал твердо. – Понял. Двадцать лет меня мучила твоя просьба.

Двадцать лет я вспоминал, что же меня гложит. И увидев её, я все вспомнил. Она как

выключатель, как провод, замкнувший во мне память…и я пришел сюда. Чтобы выполнить твою

просьбу, потому что много лет назад, в восьмом классе, тебе не хватило смелости сказать ей о

своих чувствах. Ты боялся. И вот теперь, когда мира уже нет, а осталась кучка людей в метро, а

моя жизнь подходит к концу – ты злишься на меня за свою трусость. Я услышал то, что хотел. И

выговорился. Прощай, я помню о нашей дружбе. – Аркадий надел перчатку и вышел из пустого

класса. Идя по коридору в сторону лестницы, он слышал, что ветер, ворвавшийся в разбитое

окно кабинета словно бы прошептал: «Спасибо…». И стих, оставив идущего по пустой школе

человека наедине со своими мыслями и похрустывающими шагами. Метровец, для которого

беседа с давно погибшим другом являлась чем-то вроде удара фонарем по голове, был погружен

в тишину школы. Незаметно для себя он начал подпевать мелодии, любимой песне детства –

«День Победы». Учитель музыки, пенсионер, виртуозно владел игрой на пианино. Аркадий

вспомнил, что он с Борей всегда оставался после урока музыки, чтобы послушать фронтовые

истории и взять пару текстов песен военного времени и выучить их. Просто так, воздавая дань

уважения не только учителю-ветерану, но и в память о тех днях. «Если бы потом, после нас, -

думал Аркадий, слыша тихий клавишный мотив. – сочиняли песни…о чем бы они были?»

Мелодия. «День Победы» тихо играет здесь, вот тут, в кабинете справа, дверной проем которого

забаррикадирован упавшим тяжелым шкафом…надо идти отсюда, да поскорее. Творится тут что-

то нечеловеческое, да и почему именно «День Победы»? Житель метро, на которого и так

сегодня свалился, как кара небесная, груз сегодняшних событий, опасался завязнуть в

воспоминаниях детства. Всем внутренним существом он хотел вернуть прошлое, но боялся

утонуть в буре эмоций, в воспоминаниях юношества, беспощадно выжженного атомным взрывом.

Всё его прошлое – всего лишь радиоактивный пепел. Не более того. А пепла, как он думал, может быть много, и упасть в него, утонуть – раз плюнуть. Ускорив шаг, Аркадий прошел мимо

класса ОБЖ. «Ну что ж, вот тут нам и давали то, что пригодилось сейчас в большей степени.

Русский, литература…что будет с языком и книгами, написанными на них? Кто будет писать и о

чем? Как будут расти дети? На сказках о радиации и мутантах?» - путник снова горько вздохнул.

На языке вновь появился привкус железа, а в голове проявился, как тот дневной туман, образ

его жизненной миссии. Идти и искать останки друга – а зачем? Аркадий не видел смысла. В

голове щёлкнуло, и он понял, что есть один из новых принципов жизни в подземелье: «Не делай

ничего бессмысленного.» А ведь верно. Рациональный подход к жизни сложен, но он незаменим

в условиях теперешнего туннельно-станционного существования. А как иначе? Фонари, оружие, грызня за еду и так далее.

Мужчина спустился вниз, тяжело дыша – пора было менять фильтр. Быстро, по мере

возможностей, проделав нехитрую операцию он, наконец положил письмо в рюкзак. Сидя на

крыльце, он заодно приметил, что окуляры вновь стали ясными, а дождь чуть-чуть утих, повернув видение школы в лучшую сторону: всё стало менее пугающим. Словно бы старая, жуткая, уродливая женщина вдруг оказалась мудрой и холодной, но осталась непонятой.

Сегодняшний день, такой же безымянный, как и остальные, был другим. Он переменил Аркадия в

корне. Даже после всемирного уничтожения человека человеком, школа, даже будучи мертвой, дает свои последние уроки.

Снова дорога в метро, кажущееся таким теплым, таким родным. Окуляры из-за слабого, болезненного света с неба, слегка отражают ржавые рельсы, такие же ветхие, как и жизнь

каждого из нас. Аркадий с одышкой делал много остановок. Голова кружилась, мутило, да еще

усилившийся привкус кислого железа... Но воля его не подвела. Вот и подземный переход.

Спускаясь по лестнице, держась за шершавую стенку, Аркадий шатаясь прошел вестибюль и

заграждения, назначение которых он уже не помнил. Дежурившие два автоматчика в выцветшем, бледно бежевом пространстве перед эскалаторами увидели падающего на колени человека в

химзащите. Пара контрольных вопросов – пара нечленораздельных ответов. Подхватили на руки, спустили медленно вниз. Положили на пол платформы, рядом с костром, чуть поодаль от

эскалаторов. Подбежавшие мужики с дозиметрами отшатнулись, как от чумного – приборчики

просто трещали, грозясь вот-вот взорваться от перенапряжения. С одной из самодельных

лавочек, нервничая всё время до этого, как птица, завидевшая беспомощного птенца, волнительно сорвалась худая женщина, с серебром в красивых, коротких каштановых волосах.

Подлетев к лежащему на земле Аркадию, она, с полными тревоги глазами беззвучно задала

вопрос. Аркадий медленно, не без помощи снял маску противогаза. Лица окруживших человека с

поверхности разом побледнели. У тех, кто помоложе, выступили на глазах блестящие в свете

станционного костра капли, а руки непроизвольно сжали автоматы.

Мужчина с узким лицом и довольно острыми чертами, примерно тридцати девяти лет был

полностью седой. Даже с морщинами вокруг серых глаз, губ и носа. Он шепотом попросил

рюкзак. Женщина, по щекам которой катились слезы, судорожно схватилась за рюкзак, нервно

открыла его и поднесла Аркадию. Он, опустив руку внутрь, поморщившись, с усилием вынул

конверт и протянул женщине. Та прижала его к груди и, убрав под курточку, обняла лежащего, оставив на своих руках грязные дождевые разводы, смешавшиеся с её капающими на

химзащитную куртку слезами под понимающие и горькие взгляды жителей Комендантского

Проспекта. Аркадий улыбнулся, проницательным взглядом посмотрев на женщину, услышав её

огромную благодарность без слов. Ей не нужно было говорить. А он…он понял, что хочет

вернуться обратно, в ту школу. В метро у него не было тех друзей, каких он услышал или увидел

в виде призрачных фантомов. Он был сильно облучен еще много лет назад, а сегодняшний выход

добавил еще не одну сотню рентген, оставив ему считанные минуты жизни. Снаружи снова

пошел ливень. В станционной тишине трещал костер.

Аркадий, уже не чувствуя тела понял, что его больше ничто не гложит, и что он хочет быть

вместе с его ядерным детством и выжженными атомным пеклом воспоминаниями, хочет быть с

ними там, наверху.

СПРУТОБОЙ

Особенности подводной охоты после конца света

Базарный день заканчивался, когда к Антону приблизился незнакомец с явным намерением

заговорить. Это был низенький, сутулый человечек, с неприметным лицом.

- Чего тебе? – неприветливо буркнул Антон, бросая быстрые взгляды по сторонам.

- Я от Деда, - негромко произнес незнакомец. – Он ждет тебя. Готова наживка.

Антон ощутил, как по телу пробежал холодок.

Как же не вовремя! Ведь именно сегодня ожидался хороший заработок. Антон должен был

проводить домой зажиточного торговца обувью. Тот распродал свой товар настолько выгодно, что домой, на нижние уровни, в одиночку идти уже боялся.

- Передай, что я приду.

- Я посыльный для Деда, - жестко возразил незнакомец. – Но не для тебя.

С этими словами человечек растворился в толпе.

Обувщик, когда Антон сказал ему, что уходит, принялся заламывать толстые волосатые руки, прибавил, как от сердца оторвал, полтора брикета. Но Антон знал, что если Дед зовет – надо

идти. Деньги – это хорошо. Но мечта - дороже…

Выходило так, что именно сегодня Антон отправится на охоту. Впервые в жизни.

Антон, конечно, готовился к этому событию. Копил деньги, добывал амуницию.

Сегодня жизнь Антона могла перемениться. Отправившись на охоту, он становился другим

человеком. Занятия охотой означали, что теперь у Антона будет много брикетов. Что он может

позволить себе многое. Дополнительную пищу. Ласку женщин. Может нанять работяг, которые

будут носить его на носилках с уровня на уровень.

Но, кроме этого, Антон мог и погибнуть. Или столкнуться с участью, которая куда хуже гибели.

Такой же, что настигла его отца.

Это случилось больше трех тысяч дней назад. Антон был еще совсем крохой. За отцом пришли

экопы. Отец не сопротивлялся, зная, что попытайся он сбежать, в заложники возьмут его семью.

Антон помнил последний взгляд отца. «Вот видишь, сын, - словно говорили его глаза. – До меня

добрались. Ты все еще хочешь стать таким же, как я?»

Отец не вернулся. Антон знал, что его доставили в тюрьму. На самый нижний, придонный

уровень. Через Законный шлюз отец, а вместе с ним и другие, такие же, как он, бедолаги, выходили в Зловонную Бездну. Существовали разные мнения насчет того, сколько таких выходов

может выдержать человек. Кто-то говорил, что самое большее – три. Давление в Зловонное

Бездне таково, что плющит кости черепа и в клочья рвет ушные перепонки. Такова цена

брикетов водорослей. А еще – легальных яств: подводных грибов, придонных червей.

Через триста дней Антон ушел из дома, стал отираться на рынке, выполняя сначала пустяшные

поручения торговцев. Затем ему стали доверять более значительные дела. Антон успел пожить в

верхних трущобах. Сумел там выжить. Копил амуницию, в ожидании сегодняшнего дня.

***

Антон не любил рынок. Он знал, что это место – плохое, опасное, грязное. Но сейчас, когда

Антон покидал его навсегда, оказалось, что он будет о нем грустить. Антон свободно

ориентировался в этом кажущемся хаосе. Знал, где купить антиквариат. Знал, кто продает мясо.

С тех пор, как Антон повзрослел, его часто нанимали постоять на шухере, в отдалении от

прилавка, в случае опасности оповещая торговца о приближении экопов – в форме, но чаще в

штатских лохмотьях.

Именно на рынке Антон завел знакомства. И не только с торговцами. Были среди его знакомых

опасные люди с верхних уровней. Знавал он и людей, которые обитали над трущобами, на

запретной территории. Там, куда Антон и держал путь сейчас.

Сама по себе Базарная лестница была широкой, но портило ее то, что на ней располагались

трущобы. Притом, достаточно опасные. По обеим сторонам, прямо на ступеньках стояли

крохотные жилые конуры, собранные из обломков пластмассы, костного кирпича, даже из

бумаги. Тут и там ютились пестрые палатки, обтянутые ветхой тканью.

Подняться наверх можно было только по грязной тропиночке между хибарами.

На втором пролете к Антону пытались привязаться какие-то залетные босяки, но, увидев, что

нарвались не на простака, отстали.

На промышленные уровни с лестницы было не попасть. Бронированные двери, ведущие к цехам

по производству костного кирпича, кожи и опресненной воды, не открывались никогда. С

нижними этажами, откуда поступало сырье, их связывали подъемники. Работяги же с верхних

этажей шли на работу по специальным, нежилым, тщательно охраняемым лестницам.

Нерадостная жизнь была у работяг. Вставать по гудку. На работу – строем. Потом паши

двенадцать часов за два с половиной брикета в день. Притом, если опоздаешь или как-нибудь

проштрафишься, пайку твою могут и урезать. Антону случалось переживать не самые лучшие

времена, но до такой степени отчаяния, чтобы записаться на фабрику, он не дошел.

Еще выше, за рабочими кварталами, располагался парковый уровень. Раньше, говорят, там было

красиво. В кадках росли диковинные цветы, в существовании которых Антон мог бы и

усомниться, если бы не видел такие на нижних, богатых, уровнях. Была в парке и огромная ниша

в полу. Рассказывали, что раньше там была вода, и в ней можно было купаться. Но это, конечно, относилось к разряду сказочек для дурачков. Зачем нужна вода, если ее и так вокруг башни

полным полно? Опасной, кишащей гадами и жуткими тварями, воды. Хотя, возможно, это была

пресная вода. И ее просто выпили.

Сейчас водяная яма была суха. В ней жили разные бедолаги, отребье трущоб. Обитали они не

только в яме, но и по всему уровню. Антон знал, что жить в парке куда хуже, чем в трущобах.

Верхних уровней экопы боятся, а в парке – хозяйничают.

Вообще-то парк считался местом собраний и гуляний. Сквозь стекло отсюда можно было

посмотреть на морские глубины. Впрочем, ничего особенного там увидеть было нельзя. Морские

гады показывались здесь очень нечасто. А чуть повыше, над мутным слоем их было хоть пруд

пруди.

На парковом уровне стоял шум. Антон, хотя и торопился, остановился, прислушался.

- …а эти гады жиреют! – вопил кто-то из фабричных.

- Пайки урезать, разве дело? – поддерживали его.

- Экопов в бездну! – надрывался какой-то горлопан.

- В бездну! В бездну! – скандировала толпа.

Там же Антон разглядел и стражей порядка. Они кучковались, одетые в черную кожаную форму.

Делали вид, будто ничего не происходит. Хотя некоторые из них сжимали рукояти пластиковых

дубинок.

Если бы Антон не торопился, он бы тоже вклинился в толпу, поорал бы вместе со всеми. Экопов

он не любил. И за отца, и за многое-многое другое.

Но путь его лежал еще выше.

Сразу за парком начинались трущобы. Пять уровней, куда экопы ходить боялись. И правильно

делали. Обитатели верха представителей власти ох, как не жаловали.

Лачуги на этих уровнях лепились к стенам, пластмассовые и костяные коробки громоздились

одна на другой. Пройти по полу было возможно не везде. От стены к стене здесь были протянуты

веревки, на которых сохло убогое тряпье. Местные передвигались по сложной системе

веревочных лестниц и связанных друг с другом водорослевых плетей, протянутых под самым

потолком.

Антона, двигавшегося по лестнице, провожали настороженные взгляды. Впрочем, попадались

среди местных бездельников и знакомцы.

Путь Антона лежал еще выше – на самые верхние уровни, заходить куда боялись не только

экопы, но и сами обитатели трущоб. Подниматься наверх рисковали только люди, которым терять

было уже совершенно нечего.

Места наверху было много. Сквозь стекла можно было увидеть водяных чудищ. Да и вода была

чище и светлее, чем внизу.

Боялись трущобники только одного. На верхних уровнях можно было заразиться, подхватить

неизлечимую болезнь, от которой выпадали волосы и зубы, а тело покрывалось язвами.

Впрочем, зараза прилипала не ко всем. Антону пока везло. Долго ли продлится везение – он не

знал.

***

После многолюдья трущоб лестница на верхние уровни поражала безлюдьем. Звук шагов

разносился гулким эхом в пустоте.

Хотя Антон знал, что пустота эта – лишь кажущаяся. Здесь тоже были люди. Только такие, которым не нужно было привлекать к себе внимание. Люди могли скрываться в дальних, совсем

темных углах лестничных площадок, за ветхими балками, за грудами мусора.

На втором запретном уровне навстречу Антону вышли четверо.

- Ты кто? Чего надо?

Антон усмехнулся и сплюнул.

- А я его знаю, - прошепелявил один из стражей – безволосый здоровяк с мелкими язвочками на

лице и кривом, будто мятом, черепе. – С рынка паренек. К Деду ходит.

- Пошли, - бросил костлявый предводитель караульных.

Его лицо Антону тоже было отдаленно знакомо.

Дед обитал еще двумя уровнями выше. Он встретил Антона прямо на лестничной площадке.

Антон не переставал удивляться, что этот глубокий старик – наверное, пятидесятилетний, не

меньше, живущий в самом заразном логове, умудрился сохранить волосы и часть зубов. Лицо

Деда было худым, почти изможденным. Глаза были посажены глубоко и блестели в этих

впадинах, как светильники.

- Ты быстро добрался, - сказал Дед.

Антон промолчал. Дед был такой человек – чем больше ты молчишь, тем умнее в его глазах.

- Сегодня ты выйдешь на охоту, - продолжал Дед.

Взгляд его сделался цепким, колючим. Как у голодной акулы.

- Амуниция твоя собрана. Вроде, всего хватает…

- Добрые люди помогли, - усмехнулся Антон.

Действительно, сам бы он копил еще с тысячу дней. Недостачу покрыл Дед. Антон обязался

возместить его расходы за триста дней после первой охоты. Дед, конечно же, рисковал. Он мог

просто потерять потраченные брикеты. Ведь отнюдь не каждый охотник возвращался не то, что с

добычей, но хотя бы живым.

- И будут помогать, - Дед будто лучился добродушием. Хотя доброта его была колючей. – Я ведь

твоего отца молодым совсем еще помню. Зеленым…

Почему-то именно сейчас Антону не хотелось вспоминать отца.

- Где амуниция? – спросил он, вклинившись в задумчивую дедову паузу.

Хранить незаконное оборудование в Башне было не самой умной затеей. Человек, у которого

находили хотя бы часть охотничьего снаряжения, отправлялся в тюрьму у Зловонной Бездны.

Поэтому снаряжение лежало здесь же, в угрюмых, наполненных эхом, пылью и доисторическим

мусором владениях Деда.

- Ждет тебя, - усмехнулся Дед одной стороной рта. – Пошли.

Он провел Антона к тому, что могло показаться очередной пыльной кучей не-пойми-чего, но

лишь на первый взгляд. Дед извлек из глубины маскировочного хлама аккуратно сложенный

водолазный комбинезон, полностью водонепроницаемый, стоивший Антону полторы тысячи

брикетов. За ним два газовых баллона. Уж они-то, как прикидывал Антон, явно вели свое

происхождение к доисторическим временам. Сейчас делать что-то подобное не умел никто.

Еще одним сокровищем был водолазный шлем. За него Антон отдал семьсот брикетов. И еще

девятьсот внес Дед.

Далее последовали более мелкие детали снаряжения, обойтись без которых подводному

охотнику все равно было бы трудновато. Гарпунное ружье. Нож с изящной наборной рукоятью, сделанный здесь же, наверху. Трос из синтетического волокна (водорослям под водой доверия не

было).

Без всяких колебаний Антон облачился в комбинезон, шлем. Дед помог укрепить за спиной

баллоны. Гарпунное ружье Антон сжал в правой руке. Рукоять предусмотрительно зафиксировал

куском веревки, другой конец которой завязал вокруг пояса. Еще один отрезок синтетического

волокна пошел на то, чтобы примотать ножны с ножом к левой лодыжке. Остаток драгоценной

веревки Антон также укрепил на поясе, свободный конец обмотал вокруг левого запястья.

Дед, наблюдая за тем, как уверенно и четко собирается Антон, одобрительно качал головой.

- Пошли за наживкой, - произнес Дед, когда Антон натянул амуницию.

Они проследовали узким и пыльным коридором.

Антон догадывался, что увидит. Но все равно вздрогнул. Оставалось надеяться, что амуниция

скроет его эмоции.

На полу лежало мертвое тело. Дед ловко, будто из воздуха, извлек кинжал и одним движением

вскрыл брюшную полость мертвеца – от ключиц до паха.

Антона мутило. От того, чтобы извергнуть остатки съеденных за обедом водорослей, удерживало

только опасение испачкать шлем.

- Это был плохой человек, - сказал Дед, запуская руку в образовавшееся отверстие. – Доносчик.

***

Здесь, у верхних, заброшенных, этажей башни море кишело самыми разными тварями.

Большими, очень большими и поистине гигантскими.

За выходом из шлюзов, как знал Антон, находилась небольшая площадка. Охотник должен был

стоять на ней, стараясь никуда не сходить с этого места.

Знал Антон и то, что на охоте, как и в драке, все зависит от первого удара. Ты должен ударить

метко и сильно. Должен огорошить тварь. Если промажешь, или удар пройдет по касательной, пиши пропало.

При этом было важно удержаться на выступе. Для этого и нужна была веревка. Упасть в воду

было равносильно гибели. Плавать никто из людей не умел. Равно, как и летать.

Охота была очень опасным и абсолютно незаконным делом. Однако доход оправдывал любой

риск. Мясо морских тварей в Башне очень ценилось. Его – вяленое, засушенное и сырое –

любили покупать богачи, жители нижних уровней. Оно было вкусным, питательным. Никакого

сравнения не только с водорослями, но даже с грибами и червями – с любой легальной пищей.

Экопы считали, что мясо распространяет заразу. Ведь твари, за которыми шла охота, обитали в

зараженной зоне. Охотники, торговцы и даже покупатели, уличенные в добыче, покупке, употреблении и хранении мяса отправлялись в тюрьму. А оттуда – в Зловонную бездну.

Насколько было известно Антону, мясо порою было действительно небезопасным. Случалось, что

люди, отведав сверхдорогого деликатеса, лишались волос, зубов, покрывались струпьями.

Заболевших экопы изолировали в госпитале на самым нижнем уровне. О клинике для

заболевших ходили жуткие слухи. Оттуда, как и из тюремного отсека, никогда и никто не

возвращался.

Говорили, что человек, который хоть раз попробует мясо, до конца жизни не сможет забыть этот

вкус. Ему будет хотеться еще, еще и еще. Он пойдет на любые траты, лишь бы в очередной раз

полакомиться опасной пищей.

О вкусе мяса Антон мог только догадываться. Сам он ни разу в жизни его не пробовал.

***

Антона мутило, когда он глядел на манипуляции Деда. Хуже того, будущему охотнику казалось, будто он знал распластанного на полу человека. Он был лысый, с бельмом на правом, кажется, глазу…

- Лови требуху, ковбой! – резко произнес Дед, шевеля ножом.

Антон подставил ладони. Понял вдруг, что требуха – холодная. От этого стало еще хуже.

- Пошли!

Антон сотни раз представлял этот момент. Но и думать не мог, что его затошнит, и что он просто

будет ощущать себя идиотом. «Может, завтра?» - мелькнула трусливая мысль. И действительно, сегодня был непростой день, суета на базаре. Да еще и эта требуха…

- Ты точно готов? – Дед, казалось, читал мысли Антона, как базарный грамотей старинную книгу.

- Да, - ответил будущий охотник.

Дед объяснил, что сейчас он откроет первую шлюзовую камеру. Пусть Антон привыкнет к

давлению. Вторая откроется «дистанционно». Этого слова Антон не понял, но переспрашивать не

стал. Деду виднее.

Старик открыл тяжелую дверь, края которой были обиты плотной резиной.

- Вперед, - кивнул старик. – И напоследок… Я буду смотреть за тобой. Если что-то пойдет не так, я открою шлюз. Постарайся продержаться, что бы с тобой ни случилось.

Антон перешагнул порог. Оказался в совершенно пустом помещении, облицованном кафелем. И

это делало его почти роскошным. В богатых домах кафель очень ценился.

Голову действительно будто сдавило тисками. Дышать было тяжело. Но, с облегчением для себя, Антон понял, что ожидал чего-то куда более худшего. А эту боль, как выяснилось, вполне можно

было терпеть.

Открылась следующая, стальная, изолированная резиной, дверь. За ней оказалась такая же

комната. Тоже пустая. Чуть сильнее сдавило виски. Терпимо. Держаться…

И вдруг хлынула вода. Антон пошатнулся, но смог устоять. Стараясь не поскользнуться, он

сделал шаг. Идти в воде было непривычно. Антон даже не знал, с чем сравнить это ощущение.

Все его существо охватил страх. Антон знал, что вот-вот он упадет. И поднять его не сможет

никакая сила.

Он пересек порог и оказался на небольшом – примерно в шаг шириной – выступе. Тот оказался

скользким и поросшим водорослями.

Дальше Антон действовал инстинктивно. Он швырнул вперед и вверх требуху. Бросок был

сильным, но вот улетела страшная ноша совсем недалеко. Медленно и плавно разматывались в

воде темные ленты отвратительного груза.

Теперь закрепиться. Ноги безжалостно скользили. Антон успел заметить увитый лохматыми буро-

зелеными водорослями загнутый кусок арматуры.

Размотав веревку на запястье (другой конец был обмотан вокруг пояса), Антон завязал ее на

арматурине.

Когда Антон обернулся к краю выступа, то увидел, что на приманку кто-то клюнул.

Какая-то несусветно огромная тварь. Больше Антона раз в пять-шесть. Каждый зуб – как копье.

Тварь жадно глотала требуху.

Антон замер. «Я – трус?» - думал он. Но пошевелиться все равно не мог. Если он не станет

двигаться, тварь его не заметит. Охотиться на страшилище было бессмысленно.

Антон забыл о головной боли, о пьянящих глотках чистого кислорода.

Заглотав наживку, гигантское чудовище развернулось и поплыло прочь. Антон провожал его

взглядом и едва не пропустил появление следующего чудища.

Бесшумно и как-то гладко на краю поля зрения образовалась еще одна тень. Большая, ростом с

Антона. По сравнению с предыдущим чудищем – карлик. Она напоминала колпак с длинной

рваной бахромой.

«Осьминог!» - вдруг понял Антон, немало времени наблюдавший за чудищами сквозь стекло на

заброшенном уровне. Гадина, словно чувствуя взгляд Антона, выбросила в его сторону

щупальца.

Первый удар должен быть внезапным, точным и сильным. Антон вскинул гарпун, нажал на спуск.

Заряд исчез во тьме, которую создавала туша чудища.

И тут последовал быстрый и мгновенный рывок. Антон ощутил, как из-под ног уходит скользкая

поверхность выступа. Тварь тащила его за собой.

Натянулась веревка, врезавшись в поясницу. Еще один рывок. Чудовище явно хотело уволочь

Антона подальше. Рывки следовали один за другим. Антону показалось, что его просто разорвет

напополам.

Он успел дотянуться до ножа на лодыжке. И, когда разъяренная тварь приблизилась, вонзить

лезвие под упругую шкуру. Вода окрасилась темной, чернильной кровью. Антон бил, кромсал, рвал тело твари.

Спрут не хотел задешево отдавать свою жизнь. Щупальца, как руки великана били его по телу, по шлему. Казалось, что голова Антона спрятана внутрь колокола, который, правда, не звонил.

А потом страшилище вдруг перестало сопротивляться. Все вокруг стало меркнуть.

«Я никогда не вернусь!» - подумал Антон. Он не знал, как ухватиться за веревку. Сделать это -

значило потерять добычу.

Разум отключился. Сами по себе задвигались ноги, совершая быстрые и резкие движения. Вдруг

показался выступ.

Антон успел заметить, что дверь шлюза открывается, толкнуть перед собой тушу и провалиться в

темноту.

***

Антон не знал, сколько дней он пролежал в лихорадке. Он помнил чьи-то руки, дававшие ему

воду. Помнил, как одноглазый детина, латавший охотникам раны, пытался кормить его

питательной водорослевой кашицей. Холод открытого моря проник под кожу, закрепился в

мышцах, внутри костей. Антон послушно пил обжигающе горячий водорослевый чай. И холод

отступал. Конечно же, ненадолго.

Несколько раз приходил Дед. Рассказывал истории из древних времен.

- Еще десять тысяч дней назад люди жили на суше, - рассказывал Дед. – Людей было много, в

миллионы раз больше, чем живет в башне. Они жили на открытом воздухе. Неподалеку отсюда, на берегу, располагался большой и красивый город. Однажды большие люди решили провести

здесь Олимпиаду. Ты знаешь, что это такое?

Антон слабо покачал головой. Из объяснений старика он понял, что в городе должны были

состязаться силачи и самые быстрые бегуны со всего мира. Только почему-то эти состязания

должны были происходить зимой. Что такое «зима» Антон тоже понял не сразу. Он пытался

представить себе город, укрытый кристаллами льда, но даже разгоряченное лихорадкой

воображение не помогало.

- Кроме силачей на Олимпиаду должны были съехаться самые могущественные люди. Для

важных персон строили роскошные гостиницы. Огромные здания, до самого неба…

Антон пытался представить небо, но впал в беспамятство. Так что завершил свой рассказ Дед

уже в следующий раз.

- Одну из таких гостиниц решили возвести под водой, - впитывал воспаленный разум Антона

рассказ старика. – Она должна была стать самым шикарным зданием в городе. Сюда могли

попасть лишь важные персоны и их свита. Был найден ровный участок морского дна на глубине

почти ста метров, куда по особой технологии залили фундамент. Стройплощадку накрыли

водонепроницаемым куполом. Согнали рабочих. Одним из них был я. Строительство шло быстро.

Надо было успеть к Олимпиаде. Уже через сотню-другую дней выросло несколько десятков

этажей. Но не все шло так гладко. О строительстве прознали экологи – люди, защищавшие

природу.

Антон опять перестал понимать, и Дед попытался ему объяснить и что такое «природа», напомнив смутно памятные горшки с растениями в парке.

- Между нами говоря, никакой природы на морском дне не было, - вспоминал старик. – Это была

точно та же зловонная бездна, что и сейчас. Дело в том, что Черное море делится на две части.

Верхняя – обитаемая. В ней и сейчас полным полно тварей. А вот в нижней вода насыщена

сероводородом. В больших количествах это – ядовитый и очень дурно пахнущий газ. Выжить там

могут только водоросли, грибы и черви. Между двумя слоями есть преграда – особый слой. Он

состоит из бактерий, маленьких, не видимых глазу организмов.

Антон не мог не восхититься тем, сколько всего знает Дед.

- Этот слой есть и сейчас. Его можно увидеть из трущоб. Обращал внимание, какая мутная там

вода?

- Экологи не могли этого не знать, - заметил Антон.

- Ты совершенно правильно мыслишь, - одобрил Дед. – На самом деле в задачу этих людей не

входила защита природы. Они хотели, чтобы богачи откупились от них, дали им денег. Экологи

патрулировали воды над стройплощадкой на лодках с моторами. Застройщики же вовсе не

хотели откупаться. И вдруг началась война. В день, когда стало ясно, что на город будут

бомбить, экологи стали подбирать на берегу перепуганных людей и отвозить их в недостроенный

подводный дом. Застройщики возмутились. Но тут вмешались мы, работяги. Проучили кое-кого

из этих уродов. Людей стали переправлять под воду – тогда еще работал специальный лифт, располагавшийся на надводной платформе. Мы все трудились, падая с ног от усталости. Кто-то

провожал людей внутрь здания. Кто-то мотался к берегу и обратно. А потом случился взрыв.

Старик долго молчал.

- Башня была охвачена ужасом. Тебе лучше не знать, что мы пережили. Не было никакой

уверенности, что стены устоят. Но вода смягчила действие взрывной волны. Нам повезло еще и в

том, что слой, не только разделявший морские воды, еще и плохо пропускал образовавшуюся

после взрыва невидимую заразу.

- А что было дальше? – спросил Антон.

- Много всего происходило, - вздохнул старик. – Самым страшным временем оказалась великая

зима на полторы тысячи дней, когда море покрылось льдом. Эту зиму пережили не все. А так…

Экологи захватили власть. Сейчас их называют экопами. Но, насколько я знаю, все идет к тому, что этой власти они очень скоро лишатся. Смутные времена ждут нас, Антон. Очень смутные.

Ладно, спи!

Несмотря на слова Деда, Антон еще очень долго лежал без сна, размышляя над его рассказом.

Он пытался вообразить себе сушу, города, величественные здания, рощи, сады и небо. И еще

хотелось надеяться, что где-то там, наверху, тоже остались люди. Мысль о том, что люди выжили

только в подводной башне, нагоняла странную тоску, подобной которой Антон раньше не знал.

***

Когда Антону впервые за десятки дней удалось встать на ноги, ему все казалось, будто идет он

по воде. В коридоре стало легче, можно было держаться за стены.

- Спрутобой очнулся! – услышал Антон.

- Спру… спрутобой? Кто это? – неверным голосом спросил Антон.

- Ты, - раздался из-за спины голос Деда. – Это твое новое имя. Как правило, оно дается охотнику

за первую добычу. Отец твой, например, был Медузником.

- А Пескарщика помните? – захохотал кто-то из охотников.

Рассмеялся и Антон. Почему-то делать это было больно.

Дед взял его за руку и подвел к стене. Высветилось неверное отражение. В котором Антон не

узнавал себя. Стекло показывало какую-то зверскую, испещренную шрамами, перекореженную

рожу без возраста.

- Это… я? – не в силах поверить спросил Антон.

Дед кивнул. Потом спросил:

- Кто тебя научил плавать?

- Плавать? – оторопел Антон. – А разве я плавал?

- Да еще как! – ответил старик. – Если бы ты не плыл, ты бы не вышел.

Кто-то из охотников принес мешок, развязал его, и Антон увидел брикеты. Такого количества

денег ему в своей жизни еще не доводилось наблюдать.

- Это все твое, Спрутобой, - сказал Дед.

- Но… что мне с ними делать?

- А что хочешь, - хохотнул Дед. – Вообще-то охотнику, пришедшему в себя после первой

вылазки, не возбраняется поставить братве водорослевый самогон.

- Конечно, - произнес Антон, все еще щупая лицо.

Неужели его жизнь могла измениться так быстро? Был простым юнцом с базара. А теперь –

богач, с настоящей кучей денег.

- Спрутобой, - тихо произнес Антон.

И засмеялся. Что бы там с ним не случилось в дальнейшем, новая жизнь пока что была Антону по

вкусу.

НОВОГОДНЯЯ ИСТОРИЯ

Мир метро мрачен,полон страхов и опасностей,но...это прежде всего мир людей! А людям свойственно

любить,радоваться жизни,верить в чудеса и сказки! Об этом моя Новогодняя История...

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Посвящается нашим детям.

Приходит день… Приходит час…

Эта удивительная история, как и подобает всем удивительным историям, произошла поздно

ночью…

В одну из декабрьских ночей 2033 года на одной из станций Питерского метро, станции

«Балтийская», спал и видел волшебные сны мальчик по имени Саша. Снилось ему, как добрые

волшебники вместе с храбрыми воинами прогнали с поверхности земли злых духов и

кровожадных чудовищ; как добрые феи достали свои волшебные мешки и стали разбрасывать по

ветру белоснежные хлопья снега. Снег падал на землю, укрывая её белоснежным, искрящимся

покрывалом. Деревья, кусты, башни накидывали на себя пушистые, красивые шубы. В окнах