Победа любой ценой

.

После того как Эдуард смог избавится от утомительных разговоров с отцом, он поспешил заняться тем, что было ему действительно интересно, поэтому направился в конюшню. Проходя мимо сеновала, Эдуард кликнул мальчика Игната, который помогал семье во дворе с хозяйством и, вручив ему заранее припасённые песочные часы, позвал с собой.

Эдуард шёл широким решительным шагом, словно ему предстояло разобраться с каким-то неожиданным делом, требующим большой решимости. Игнат семенил сзади неуверенной походкой, как будто участвовал в чём-то незаконном и при первой возможности готовится удрать.

Конюшня в доме Кирсановых была лучшая в городе, а наличием манежа могла похвастаться ещё всего одна семья. Лошадей здесь разводили профессионально, и они составляли ещё одну статью дохода этого дома. Причём не последнюю. Всё «лошадиные дела» Эдуард вёл лично и считал коневодство своим наследием. Поэтому для него было так важно постоянно выигрывать в скачках. На протяжении многих лет он не занимал места ниже второго, а лошади из их конюшни практически всегда занимали три первые места, что, естественно, наилучшим образом создавало им репутацию. Поэтому Эдуарду было так важно обогнать Михаила на его новом коне, которого тот умудрился заарканить где-то в степях на границе с пустошью.

– И кличку ему хорошую придумал: «Ретивый». – Сказал шёпотом, сжимая кулаки, Эдуард.

– Что, – переспросил семенящий сзади Игнат, отрывая взгляд от собственных ботинок.

– Да ничего! – С сильным ударением на последний слог сказал раздосадованный Эдуард. Расстроенный ещё и тем, что мальчишка мог услышать его мысли, которые он по неосторожности произнёс вслух.

– Ты часами песочными пользоваться умеешь?

– Песочными, конечно.

– А эти, – Эдуард показал Игнатию своеобразный секундомер, – такие же, только немного более точные.

– Справлюсь. – Повторил мальчишка, махая рукой как бы в подтверждение своих слов.

– Смотри не подведи меня. Если будешь молодцом, отблагодарю как следует.

– Спасибо, я постараюсь!

Улыбка, полная предвкушения, залила лицо Игната. Он был уверен, что в силах выполнить любое поручение хозяев дома, потому что не был высокого мнения о их интеллектуальных способностях. Эдуард воспринял его выражение радости как намерение проявить усердие, выполняя предстоящее задание. А мальчишка, подсчитывая в уме предполагаемый барыш веселей зашагал следом.

Так они потихонечку подошли к конюшне, из которой Эдуард выехал, гарцуя, на прекрасном вороном коне. Конь переступал с ноги на ногу, подпрыгивал, то передними, то задними ногами, тряс гривой и водил ушами. Игнат сколько раз видел этого коня, но всё равно он продолжал наводить на него ужас и внушать восхищение. Конь был огромен, мускулист и иногда снился Игнатию. Проще говоря конь был мечтой.

Добравшись до Ипподрома, Эдуард пустил побегать Кочубея, по манежу, чтобы тот размялся перед забегом, а сам пошёл показывать Игнату, как верно пользоваться секундомером.

– Смотри! Ставишь эту колбу ровно, вот на этот столбик потом аккуратненько, но только перед началом заезда, переворачиваешь резервуар с песком и смотришь, как падающий песчинки поднимают вверх стрелку. Видишь, он сыпется на весы, а они поднимают стрелку. Понял?

– Да.

– Когда лошадь приближается к тебе, смотри на Ипподром сквозь часы, вот когда она пронесется, запоминай где остановилась стрелка на шкале и закрывай резервуар. Понял? Да вот так… Верно. Это очень ответственное дело, смотри не ошибись, каждый миллиметр деления имеет решающее значение.

Эдуард, оборачиваясь, пошёл к манежу, где скакал, разминаясь его конь.

После первого заезда стало понятно, что волнения Эдуарда оправданы. Если то, что болтали в городе правда, лошадь Михаила опережала его почти на секунду, на километр. Кочубей был очень быстрым и сильным конём, но Эдуард был тяжеловат для наездника. Раньше сила его коня компенсировала избыток веса, но теперь это могло стать проблемой. Эдуард мог бы, конечно, посадить вместо себя на спину лошади другого лёгкого седока, но победы своих лошадей новгородские наездники приписывали себе, поэтому посадить другого человека в седло своей лошади значило расстаться и с лаврами победы.


«Посмотреть бы на его Ретивого», – подумал Эдуард. – «Как бы это провернуть. Он всё держит в таком секрете, что никто, даже не знает, где Михаил тренируется».

Сделав ещё пару заездов, которые ничем его не обнадёжили, Эдуард понял, что без хитрости здесь не обойтись. Мысли роились в его голове и одна наталкивалась на другую: «Надо для начала выяснить точное время заездов Михаила… Но как, как это сделать?».

Эдуард, снова отправил своего коня в манеж и пошёл потолковать с Игнатом. У него начинал зреть простоватый, но коварный план.

– Слушай, – заговорщическим шёпотом начал Эдуард, приобняв за плечо Игнатия, который совсем не был рад такому вниманию. – Надо чтобы ты нашёл мальчишку, который помогает моему товарищу Михаилу замерять время на тренировках перед скачками. Узнай у него, за сколько тот проходит километр.

– А если он не скажет? – Спросил Игнат с деланной тревогой, отлично понимая в чём суть просьбы и как её выполнить.

– Тогда придумай, что ни будь. – Сказал Эдуард и протянул ему несколько монет.

После этих слов, Игнат ухмыльнулся и, опустив руки в карманы, пошёл деловитой походкой в сторону ворот, ведущих на улицу города.

Эдуард сел на коня и проскакал ещё несколько кругов рысцой, исключительно для того чтобы сосредоточиться. Потом расплылся в зловещей улыбке, слез, расседлал Кочубея и сам повёл его в стойло, поглаживая по гриве.

То, что собирался сделать Эдуард, должно было оставаться втайне для всех без исключения жителей города. Если бы была такая возможность, он и сам предпочёл бы не знать о своём поступке. Но другого решения не было, а в скачках надо было победить.

Эдуард тихо вошёл в свою половину дома, обнял жену, аккуратно и нежно погладил по голове спящего младенца. Одел дорожный, самый неприметный плащ и сказал домочадцам, что пойдёт осмотреть поле, намеченное для городских скачек. Ещё раз попрощался и вышел на улицу. Плотно закутался в плащ и пошёл быстрым шагом к восточным городским воротам. Выход из города караулил сонный стражник, в обязанности которогов основном входил контроль за фермерами, приходящими и уходящими из города. Но главным образом он отдавал дань древней традиции, сохранившейся с тех времён, когда городской совет постоянно ждал вторжения неких, абстрактных врагов.

Эдуард принял скромный сутуловатый вид, мысленно как бы облачился в личину незаметности. Без особого труда проскользнул мимо стражника, пока тот был занят разговором с возницей и размеренным шагом, глядя из-под капюшона себе на ноги, отправился в сторону леса, на берег реки, туда где у подножья холма жил странный отшельник, разбирающийся в том, что обычному человеку знать не положено.

Путь, на самом деле, предстоял Эдуарду не такой уж и близкий. В лучшем случае он надеялся добраться до хижины к вечеру и гораздо быстрее было бы отправиться верхом на лошади. Но, конный всадник всегда привлекает больше внимания, потом, почти всех его лошадей знали в городе, и домашних совсем не хотелось посвящать в детали. Поэтому он шёл, изредка спотыкаясь в своих неудобных, громоздких сапогах наездника, по накатанной телегами дороге. Неглубокий, перетёртый колёсами песок мягко принимал ступни в свои объятия, и отпускал их нехотя слегка обволакивая, ноги приходилось поднимать выше, чем на мостовой и это утомляло Эдуарда. Потом он в точности не знал маршрута. У отшельника никогда не был и теперь ориентировался только на рассказанные истории, шёл, пользуясь общим знанием направления.

«Как печально, что река у нас не судоходная. Вниз по течению пороги и перекаты, а выше мели и узкие протоки. Потом похоже на то, что какие-то твари живут в этих водах. Не случайно люди пропадают даже на берегу. К реке и подходить то опасно не то что плыть по ней. Иначе, можно было бы путешествовать на лодке, создать колонию вниз по течению или найти другой город и торговать с ним». – Мечтал вслух Эдуард. Он, когда оставался наедине сам с собой, любил, так сказать, «поговорить с умным человеком».

Солнце клонилось к закату и становилось всё более очевидно, что ни до какого отшельника он сегодня не дойдёт и надо остановиться в таверне рядом с фермами, у мельницы. Там его знали, и по этой причине такая мысль была отброшена, вместе с надеждой на горячий ужин и сухую тёплую кровать.

«Как же я отвык от пеших прогулок и дорогу совсем забыл». – Продолжал шёпотом жаловаться сам себе Эдуард. – «Всего полгода не был в этой стороне поселения, и раньше один сюда не заходил. Но неужели заплутаю на прямой дороге».

Говорил Эдуард ещё много и по большей части жаловался: на самого себя, дорогу, сапоги. Вспомнил даже прислугу и досталось, конечно, Игнату. Весь его монолог продолжался, пока за его спиной не раздался скрип телеги. Эдуард съёжился, потому что был уверен – каждый человек отлично его знает, и сильнее натянул капюшон. Звук колёс и топот копыт постепенно приближался. Но, было ясно, что телега едет медленно. Звуков хлыста неслышно вовсе, а скрип плохо смазанной ступицы доносился с ощутимыми перерывами. Эдуард, поддавшись овладевшему им волнению, собирался свернуть с дороги и пойти прямиком в поле, схоронится где ни будь между кустами, но вовремя опомнился, сообразив, что такое поведение вызовет ещё большее подозрение, чем одинокий путник на дороге в вечерний час. «Может, просто мимо проедет?!» – Промелькнула в голове надежда. Но телега потихоньку поравнялась с ним и где-то у Эдуарда над головой раздался голос возницы:

– Тебя подвезти молодой человек?!

– Нет, нет. – Сказал Эдуард, не поднимая головы. – Спасибо я почти пришёл.

Телега проехала мимо и вслед за ней осталось замечание удивлённого возницы:

– Куда он здесь дошёл?! Нет же здесь ни хрена!

Телега медленно покатила дальше по дороге, скрипя и погромыхивая.

«Как он понял, что я молодой человек, он же не видел моё лицо?» –Судорожно стучали мысли в голове Эдуарда. – «Неужели узнал меня. Меня все знают. А вдруг всё выплывет, я никогда не отмоюсь… но, нет, нет, проигрывать нельзя, потом мало ли,может, и обойдётся, может, Игнат принесёт добрые вести, а слухи, как всегда, раздуты».

Медленно, но верно солнце уходило к горизонту. Эдуард начинал кутаться в плащ не только потому, что боялся быть узнанным. «Любая дорога куда ни будь да выведет, как же я так не рассчитал время, и на постоялый двор не зайдёшь». – Продолжал свой внутренней монолог Эдуард. Потом, выговорившись он, сжал кулаки и несколько раз про себя смачно выругался.

Спустя примерно пару часов, с поздними вечерними сумерками Эдуард всё-таки дошёл до мельницы, понял, что не ошибся с выбором направления, только не рассчитал свои силы и время. До хижины отшельника оставалось ещё около трети пути, часть которого надо было пройти по узкой тропинке ночью, через поля, овраги и перелески. На улице стало совсем прохладно и он с грустью и тоской смотрел на светящиеся окна таверны «Жёрнова». «Кто сочиняет этим местам такие названия», – подумал с ненавистью Эдуард, – «Неужели нельзя придумать ничего более экзотического?!».

Он тихо прошёл к мельнице и уселся у самого колеса, медленно крутящегося скрепя жерновами и хлюпая по воде лопастями. Под его ритмичные звуки Эдуард затянулся трубочкой, выпуская клубы едкого дыма. Он любил хорошую махорку, как и большинство торговцев. От воды тянуло не уместной в это время суток прохладой, но уставшие от долгой ходьбы ноги так были ему благодарны за отдых, и махорка так приятно расслабляла, что все остальные детали антуража только радовали, как, и течение бурной реки, несущее свои воды к крутым перекатам, и мельница, хоть, и фермерская, не принадлежащая гильдии, всё равно техническое сооружение, к которым Эдуард был, в принципе, неравнодушен. Он снял тяжёлые сапоги и, прикрыв ступни полой тёплого плаща, испытал настоящее блаженство, а когда достал фляжку с бренди и отхлебнул первый глоток, по телу разлилась тёплая нега. Настроение поправилось, от спиртного проснулся аппетит, и он с удовольствием поел, припасённый из дома хлеб с ветчиной и сыром.

«А если выплывет и схватит за ногу?» – В состояние сиюминутной эйфории подумал Эдуард. И сам себе ответил: «Ну и пусть. Тогда в скачках точно не проиграю». Но осознание такой возможности всё же подпортило достигнутую идиллию, и другие мысли с мрачной гнильцой полезли в голову:

«А вдруг его не будет в хижине, или он дверь не откроет, или кто его знает, что он мне даст, я же не разбираюсь в таких делах. Деньги может не взять. Вдруг услугу попросит. Как же быть? Дурацкая это была затея!»

Время шло, совсем стемнело. Очень не хотелось вставать, но надо было отправляться в дорогу. Эдуард, вдохновляемый мыслями о победе любой ценой, заставил себя продолжить двигаться дальше по тропинке, вьющейся вдоль реки и уходящей в темноту непроглядной ночи.

То и дело в кустах ухал филин или в траве подавали голос одинокие насекомые. С шорохом пробегала полевая мышь. Он шёл быстрым шагом, периодически спотыкаясь и поскальзываясь. Оставив в голове одну решимость, Эдуард больше не допускал сомнений и во второй половине ночи, весь изодранный, промокший и уставший, добрался до места обитания отшельника.

Крохотная тропинка больше похожая на кошачью, чем протоптанную людьми ныряла в кусты. Эдуарду пришлось последовать за ней. Истратив последнее ругательство, он выбрался из цепкого тёрна и остановился в нерешительности. Вначале ему показалось, что он плывёт или спит и видит сон. Пространство вокруг него колыхалось и двигалось, издавая слабенькие звуки весенней капели или молчаливого чаепития. На котором человек сто, не произнося ни слова, размешивают сахар в чашках, отхлёбывают чай, звякают блюдцами и, соблюдая молчание, издают все другие возможные для этой процедуры звуки. Было достаточно светло. Неестественный, холодный и тусклый свет мерцал в такт синим с проседью языкам пламени костра, горевшего на куче камней и пепла. Эдуард, оцепенев от неожиданности, старался вновь поймать сбитый фокус внимания. Это оказалось не так просто, взгляд его скользил по пространству, не цепляя детали, фиксируя одно лишь движение и колебание. Когда Эдуарду удалось преодолеть иллюзию, он понял, что эта полянка очень удачно расположена на опушке леса и у подножья небольшой скалы, выступающей из мягкой плоти холма. Все ветки и сучки, нависающих над ней деревьев, пестрили разнообразными подвесками. Явно самодельными, изготовленными из всего что может попасть под руку, издавать блеск и звук. Стекляшки, камушки, ракушки, глиняные божки и шарики, черепки посуды, лёгкие пёрышки, потерянные лесными птицами – всё это и многое другое создавало ту удивительную иллюзию, жертвой которой стал уставший разум Эдуарда.

Хижина отшельника больше напоминала шалаш, опиравшийся одним боком на каменную стену скалы. Собранный из грубо наваленных веток он не производил впечатление убежища, могущего скрыть от погодных неприятностей.

Рядом никого не было видно. Только игра бледных теней на стволах и ветках деревьев. Эдуард сделал еще пару осторожных шагов и остановился в нерешительности озираясь по сторонам.

– Извините, есть кто ни будь? – Спросил он, и мысленно, про себя, снова пожалел, что пришёл.

Но после того как часть холма отделилась и пошла ему навстречу, перед глазами всё снова поплыло. Существо тем временем начало говорить, скрипучим, заржавевшим голосом:

– Проходи не стесняйся, я тебя поджидаю.

То, что приближалось к Эдуарду, было явно человеком, но выглядело непонятно, больше походило на старый пень или мешок с листвой. Хотя, что может быть общего между этими образами? Эдуард уже в серьёз начинал трусить, когда пламя костра, наконец, осветило идущего к нему и он отчетливо увидел лицо, густую бороду, капюшон и согбенную фигуру старца, протягивающего к нему одну руку, а другой указывающего на пенёк у костра.

– Садись посиди с дороги добрый путник. Что тебя привело в мою скромную обитель в столь поздний час? Я думаю, ты пришёл по делу? Ко мне мало кто заглядывает просто так поболтать. Может только один медведь и пару зайцев.

Эдуард присел, куда ему предлагали и ощутил кратковременное облегчение, убедившись наконец, что имеет дело с живым человеком.

– Да я действительно по делу, – начал Эдуард, – и дело моё очень важное, конфиденциальное. Суть его, и мой визит, я надеюсь, останутся втайне!

Произнося всё это, он выпрямил спину и, поглаживая ладонями колени, наклонялся то вперёд, то назад.

– Все дела очень важные и любят тишину. Иначе какое же это дело, если о нём можно трепать всём подряд. – Ответил отшельник, потом вытащил откуда-то глиняную кружку, сняв с костра котелок с чаем, налил её почти до краёв, и протянул Эдуарду. – Пей дорогой! Замёрз, наверное, вон зуб на зуб не попадает.

Это замечание обескуражило Эдуарда, потому что в таком полумраке разглядеть дрожь его зубов для нормального человека было невозможно. Он машинально отхлебнул из чашки, над поверхностью которой в синем свете костра поднимался белёсый пар. Обжёг язык. Чай был травяной и маслянистый, на вкус не очень. Эдуард решил больше его не пить.

– Ну рассказывай, рассказывай, чего удумал?

– Я… Знаете, – Эдуард начал из далека, решив, что прямым вопросом можно ничего и не добиться. – Я чувствую в скачках, в городе и от того выиграю их или нет зависит моя жизнь. Я хотел бы спросить,может, Вы мне, что ни будь посоветуете, у вас есть, какое ни будь средство, чтобы ускорить мою лошадь или замедлить лошадь противника?

– Средство всегда есть. Но любое из них имеет цену. Ты пей чаёк, пей. Тебе от него полегче станет!

«Пронесёт что ли», – подумал про себя Эдуард, а вслух сообщил:

– У меня есть деньги и связи в городе, если Вам что-то нужно, я могу это достать.

– Того, что мне нужно давно уже нет в городе. Но, я имею в виду, что тебе придётся платить не мне. Нельзя что-то взять и ничего не положить взамен. Делая шаг в этом мире, мы берём частичку чьей-то жизни и оставляем частичку своей. А ты хочешь вторгнуться в естественный процесс событий. Я знаю, ты думаешь я дам тебе яд, которым надо будет травить не в чем неповинную скотину. Но яд – это грубо и не гарантирует результат. Потом если судьи поймут, что лошадь противника была отравлена, будут повторные скачки, а на тебя упадёт тень подозрений…

– Что же вы можете мне предложить? – спросил Эдуард. – Я же не знаю ваших способностей.

– Есть у меня одно верное средство. Но ты должен будешь услугу. Смотри! – Старик вытянул и разжал старую сморщенную руку, которую держал во время их разговора под полой своего балахона и оттуда вылетел маленький огонёк. – Эта крошка сможет помочь тебе. Она может добавить пару секунд жизни или отнять их у твоего противника. У тебя будет время, чтобы обогнать его. Ты понимаешь о чём я?

– Не совсем. Что значит, у меня будет две лишние секунды? Откуда они возьмутся? – Эдуард насторожился. Заверения отшельника звучали слишком неправдоподобно.

– Мы всё живём в одной реке времени и нам кажется, что она течёт везде с одной скоростью. Но это не совсем так. Как и в любой реке, в этой есть и стремнина, и водовороты, и отмели, и затоны. Вот этот маленький огонёк, – старик приподнял светлячка немного выше, как бы давая разглядеть его Эдуарду. Но Эдуард видел только небольшой комочек света. – Эта крошка видит течение времени немного со стороны, поэтому может направить вас с соперником по разным каналам и у тебя будет две,может, полторы лишние секунды. Да, и зачем тебе подробно вникать в механику действий. Просто знай, что ты будешь должен ему что-то равноценное. Бери его он твой.

Отшельник вытянул руку, слегка подул на ладонь и светлячок полетел к Эдуарду, ещё не успевшему сказать ни да, ни нет. От неожиданности Эдуард хлебнул ещё чаю и опять поморщился, а светлячок, подлетев к нему, повис у левого уха и застыл там, как бы в ожидание.

– А Вам я что буду должен? – Спросил после короткого раздумья Эдуард.

– Я просто рад от него избавится, не переживай. – И отшельник улыбнулся простодушной улыбкой, которая не очень вязалась с его антуражем.

– Всё же, если я не стану пользоваться его способностями, передумаю, мне Вам его назад принести? – Эдуард привык уточнять детали контракта до того как он будет подписан.

– Нет, нет, – отшельник махнул рукой, как полная, жеманная торговка, – светлячок теперь твой. Может, в другой раз пригодится.

После этого диалога Эдуард почувствовал, что дело сделано и ему захотелось поскорее уйти. Но просто встать и отправится в обратный путь было неудобно. Поэтому, он ёрзал на пеньке ещё некоторое время пытаясь куда ни будь деть руки, но так и не нашёл для них удобного места, и чашка с чаем мешалась ужасно. Было совершенно непонятно куда её деть. Поставить на землю он не решался, а другого места для неё просто не было.

– Ну, если чай не хочешь не пей. Он полезный, конечно, но дело твоё, как знаешь. У тебя ко мне ещё, что-то есть, или только по поводу скачек пришёл?

– Да вроде бы и всё. Все остальные вопросы как-то сами решаются.

– Ну тогда иди что ли. Я своими делами займусь. А то ты штаны этим пеньком протрёшь.

Эдуард молча встал и счастливый оттого, что экзекуция, в которой он добровольно был жертвой кончилась. Попрощался с отшельником. И, собираясь уходить, повернулся к яркому пламени костра спиной, посмотрел в непроглядную, тёмную ночь и страх овладел им по-настоящему. Он помедлил, словно ища предлог остаться и вдруг вспомнил, что не спросил, как пользоваться светлячком.

– Извините. – Обернулся он назад, но отшельника уже не было, и только одинокий костёр ярко горел на поляне. Эдуард про себя крепко выругался, но искать старца не решился и медленно направился в холодный мрак ночи.

Дорожка была ухабистая, местами скользкая, а иногда казалось, что её вообще нет и только мокрая от росы трава мочила штаны почти до самых колен.

В лесу завыли волки, не очень близко, но всё-таки страшно. Ночь была безлунная, звёзды светили плохо, трава становилась всё выше и гуще. Вскоре Эдуард понял, что идёт просто по полю, не разбирая дороги и направления. «Возможно, гонку было лучше проиграть». – Мелькнула в его голове здравая мысль.

Спустя ещё минут десять он уже точно знал, что не малейшего представления не имеет о том куда ему идти и где он находится. Было очень холодно и страшно. «Либо съедят, либо замёрзну». – Появилась ещё одна мысль.

– Ну и пусть! – Уже вслух добавил он и прошёл ещё некоторое расстояние.

Стало ясно: где-то надо остановиться до утра и хорошо бы в более-менее сухом и безопасном месте. Оглядевшись ещё раз, он увидел сквозь темноту силуэт большого дерева, к которому и направился, предполагая найти под ним естественное укрытие. До рассвета оставалось не так уж и долго. Короткая весенняя ночь должна была подходить к концу. Эдуард надеялся вздремнуть на часок другой и дождавшись рассвета найти дорогу в город.

Добравшись до дерева и осмотрев его Эдуард пришёл к выводу, что ему повезло в двойне. Это оказалась огромная разбитая молнией ива с прекрасным дуплом внутри, в которое он залез. Завернувшись в плащ и положив голову набок, он увидел неяркий свет над левым плечом. Светик была рядом и ему от этого стало уютней, он ненадолго заснул.

Проснулся Эдуард с рассветом, но не от яркого солнца, а от невыносимого зуда. Оглядевшись он понял, что ночью в темноте не разглядел муравейник, который находился прямо в дупле. Ругаясь и отряхиваясь, он вылез наружу весь перепачканный древесным углем, опухший от укусов, вонючий и злой. Ничего не оставалось, как сесть на некогда отломанную грозой ветку этой ивы и выкурить утреннюю трубку, запивая крепким бренди из фляжки. Зуд потихонечку начал угасать, а настроение опять поправляться. Но, стало ясно, что в городе придется придумывать историю, для того чтобы объяснить своё ночное исчезновение.

– Прежде всего надо сходить в баню. – Начал проговаривать он, размышляя вслух. – Потом пойду к другу и скажу, что был у любовницы, а он пусть в случае чего подтвердит домашним, что мы с ним встретились вечером у городского ипподрома, а потом пошли к нему выпить рюмку другую и засиделись до утра, планируя на чём можно заработать. По-моему, неплохой план. – Подытожил Эдуард явно довольный собой. Сделав еще пару глотков, он начал отряхиваться и приводить себя в порядок, попутно поедая последний бутерброд с ветчиной.

Добраться до города оказалось не так-то и просто, петляя по полю, он дошёл опять до границы леса. Только тогда сориентировался и отправился в нужном направление. По этой причине у бани Эдуард оказался после полудня. В предбаннике его встретил злобный служка, который не хотел его пускать. Потому что Кирсановы пренебрегали общественной работой и бесплатная баня, Эдуарду, как и всем членам его семьи не была положена, тем более что дома у них была своя. А плату за вход, этот мерзкий прощелыга запросил такую, что на неё можно было бы вымыть табун лошадей. «Надо бы его к нам в гильдию», – подумал Эдуард. – «Делать нечего помыться втайне от знакомых необходимо».

– Держи свои деньги. И если захочешь другую работу, заходи к Кирсановым и спроси Эдуарда. Нам нужны люди, которые умеют брать своё. – Сказал Эдуард и, не дожидаясь ответа, прошёл в баню.

Спустя два часа вещи его были выглажены, сам он чист и снова похож на прежнего Эдуарда Флоровича Кирсанова. Он шёл по главной улице города в направление торгового квартала, в котором собирался посетить своего друга Валентина, державшего лавку и, естественно, состоявшего в торговой гильдии.

У Валентина Эдуард не был приблизительно полгода поэтому, когда на пороге его встретила незнакомая, миловидная женщина, он немного удивился. Объяснил ей, что пришёл навестить старого друга. Она сообщила ему, что Валентина дома нет, он уехал к фермам по торговым делам. После этого короткого диалога Эдуарду пришлось попрощаться и покинуть жилище, на которое он возлагал столько надежд.

«Полгода не заходишь к приятелю, а тот уже снюхался с красоткой. Хотя бы похвастался», – подумал полушутя Эдуард. Но, поразмыслив немного пришёл к выводу, что женщина, которую он сейчас видел, это жена ремесленника, хорошо известного в городе. Осмыслив известные ему факты, он понял, о чём болтали местные сплетницы последнюю неделю. Торговец, к которому ушла жена Кота это и есть его друг Валентин.

«Этого нам ещё не хватало! Такой скандал может получиться. У гильдии и так всё время проблемы. Не все хотят торговать, считают, что на них наживаются, а теперь ещё торговцы жён у честных ремесленников уводят. Как бы не было погрома или ещё какой-то дряни. Надо поговорить с Валентином и по этому поводу». – С такими мыслями он шёл по улице с единственным оставшимся желанием как-нибудь поскорее увидеть Игната и узнать, что тому удалось выяснить по поводу лошади Михаила. Внезапно его желание исполнилось. Игнатий буквально столкнулся с ним на углу, у лавки старьёвщика.

– А мы Вас везде ищем! – разводя в разные стороны руки, на всю площадь прокричал мальчишка.

«Чёрт бы его побрал, зачем он так орёт!» – Подумал про себя Эдуард. Быстрым движением приобнял Игната за плечи и повёл в сторону, готовясь каждую секунду зажать ему рот, если он опять подаст голос.

– Ты сделал то, что я просил?

– Да, да, я всё сделал, только Вас вся семья ищет. Куда вы пропали?

– В гостях был, – машинально ответил Эдуард до конца, не придумав ещё, как соврать.

– А, дома всё с ног сбились, меня расспрашивали, я же вас последним видел. Я сказал, что вы на ипподром пошли…

– Правильно сказал. Что там с лошадью Михаила? Узнал время?

– Да-а-а, пришлось попотеть немного, свои деньги потратил, мальчишку подкупил.

– Я отдам тебе, не переживай. Ты уверен, что он Михаилу не разболтает?

– Зачем ему болтать, Михаил же с него шкуру спустит, если узнает, что тот проболтался.

– А если решит просто сказать, что ты выспрашивал, что да как. Мол я интересуюсь.

– Я же не сам его подкупал. У меня есть кого попросить.

– Ну вот, значит ещё один пассажир в нашей телеге. Я же сказал тебе «тихо», чтобы никто не знал.

Игнат потупил голову и ничего не ответил. Зачем? Он и так старался изо всех сил, а получилось, что патрон всё равно недоволен. Зачем тогда стараться? И ведь всего не передать словами. Как объяснить, например, что мальчишка которого просил вместо себя поговорить свой до корней волос, и Игнат в нём уверен, как в себе.

– Ну а время выяснил? – Немного смягчившись спросил Эдуард.

– Да, всё что говорят верно. Хороша лошадь. Побьёт он Вас, если ничего не предпринять.

– Ладно, что ни будь придумаем, пойдём домой. – И Эдуард посмотрел, улыбаясь, себе на левое плечо.

По дороге к дому у него зрел ещё один коварный план. Все детали которого никак не складывались, а недостающие части он не мог нащупать в мешке своего подсознания. Несмотря на это Эдуард продолжал изо всех сил напрягать воображение в бесплодных попытках выдавить из себя необходимую комбинацию.

На пороге дома Игнат оставил патрона, испарился как по волшебству, когда дверь растворилась и оттуда прямо на встречу Эдуарду вышла волновавшаяся уже больше двенадцати часов его красавица-жена с грудным младенцем на руках. Что после этого было и как по Эдуарду прошёлся каток упрёков, описывать смысла нет, потому что всё, кто переживал нечто подобное на своей шкуре, поймут его очень хорошо, а тем, у кого ничего подобного в жизни не было, описывать это бесполезно. Надо отметить только, что воображение у его супруги было богатое и букет обвинений, предъявленных Эдуарду, был очень объёмен и разнообразен. А источник, из которого проистекало раздражение взволнованной женщины можно было бы назвать «неисчерпаемой чашей».

Вечером, едва отовравшись и пройдя весь перечень придуманных для него экзекуций, Эдуард, лёжа, одинокий и обруганный в своей кровати, понял, что всё-таки не один, когда маленький огонёк медленно пополз вокруг его головы, нежно мерцая и убаюкивая. Эдуард лежал на спине, а светлячок, добравшись до его лба, начал подниматься выше немного по диагонали, для того чтобы оставаться в поле видимости. Поднимаясь, огонёк светился всё ярче и красивее. Зачарованный Эдуард смотрел на него и успокаивался. Нежная, приятная радость разливалась по его венам, Эдуард чувствовал покой и умиротворение. Светик заговорила с ним. Она произносила странные слова у него в голове, которые он не смог бы никогда повторить, но понимал их смысл. Она говорила ему о том, что всё будет хорошо. Они будут теперь вместе. Она поможет ему выиграть скачки и будет помогать в других делах. Светик ещё говорила много всего успокаивающего, и Эдуард соглашался. Он согласился со всем, что она ему предлагала и мирно заснул. Снилась ему прекрасная женщина, которая гладила его по голове, а он очень уютно свернулся рядом, как в детстве, когда был ещё совсем маленьким и мама укладывала его спать.

Загрузка...