Партия, дай порулить

Глава 12

Кира бежала к Макару Евграфовичу. Сегодня она сходила в детективное агентство «Мегрэ», взявшееся разыскать его родственников. Вернее, дочь. И, наверное, внуков, а, может, и правнуков. Ему уже за девяносто, так что вполне может быть.

Детективы рыли носом землю и напали-таки на след.

– В Калиновке сейчас находится один из наших сотрудников. Это современное название Убибатьки, – пояснил детектив Роман вскинувшейся было Кире. – Интересно, что событиям этим уже больше семидесяти лет, вроде срок! А в памяти людей они сохранились.

Кира слушала, удивлялась. И вдруг, повинуясь импульсу, обратилась к сыщику:

– Роман, послушайте. А моего отца вы можете найти?

Она выделила голосом «моего» и еле слышно сказала «отца». Это слово в ее лексиконе было чужеродным, почти неприличным. Каждый раз, когда оно произносилось в доме Кораблевых, случался скандал. А тут на тебе – она сказала «отец», да еще и в сочетании со словом «мой», и небеса не разверзлись.

Роман растянул губы в улыбке.

– Почему нет, девочка? Были бы деньги, – он щелчком выбил из пачки сигарету и зажал ее между желтыми от курения пальцами.

– А сколько это будет стоить? Больших денег у меня нет, – у Киры от волнения пересохло во рту.

Роман стрельнул в ее сторону острым глазом, налил в стакан минералки и протянул Кораблевой. Та кивнула с благодарностью, но пить не стала.

– Ну, все зависит от сложности поисков. Имя, фамилия, желательно отчество. Он алименты платил? Есть какие-то квитанции? – заученно спрашивал детектив.

Роман закурил и подвинул к себе хрустальную пепельницу, забитую окурками. Запах от нее был еще тот.

Кира первый раз была в этом кабинете. Обычно ее принимали в зале для переговоров. Там были светлые стены, темная мебель и очень много цветов с красивыми крупными листьями. Кресла были мягкими и глубокими, ковер цвета прелой розы делал шаги совершенно бесшумными. И пахло там свежестью и крепким кофе.

Кабинет Романа резко отличался от остальной обстановки детективного агентства. На краю большого стола примостился компьютер. Все остальное пространство стола было занято бумагами, ручками, обломанными карандашами. Здесь же находился пузырек с каплями от насморка, и стояли две чашки с высохшей кофейной гущей. Пол был усыпан пеплом, там же валялись скомканные бумажные листы. Но, как ни странно, этот кабинет внушал Кире большее доверие, чем зал с розовым ковром.

– Мои поиски будут, наверное, тоже дорогими. Я не знаю и никогда не знала имени отца. Мама никогда о нем не говорила, – печально сказала Кира.

Она выросла с чувством неполноценности: почти у всех ее одноклассников папы были. И пусть не жили с семьей, но дети встречались с ними, рассказывали о них. А Кира нет.

– А она сама знает, кто отец ребенка? – дернул уголком губ Роман.

– Думаю, что знает. И, может, все еще его любит. Но у нее очень сложный характер. Если решила, что этот человек ее предал, могла даже имя его вычеркнуть из памяти. Насчет алиментов я не знаю. Но, по-моему, ничего такого не было.

– Да, задачка… Думаю, что обойдется недешево. Но за поиски родни Самохина вы же платите, – Роман бросил на нее внимательный взгляд – не прибедняется ли.

Кира взгляд заметила, поняла, покраснела и поторопилась объяснять:

– В первый раз я сама заплатила, а теперь Макар Евграфович денег дал. А поиски отца – это уже моя личная история. Так сколько это будет стоить, хотя бы приблизительно?

– Давайте, Кира Анатольевна, сделаем так. Вы расскажите нам все, что знаете о своем папе: воспоминания детства, телефонные звонки, разговоры мамы и бабушки, какие-то обмолвки… Возможно, вы даже и не представляете, сколько всего в вашей голове сохранилось.

На том и порешили. Кира говорила, вспоминала. Но все отрывистое, фрагментарное. И больше на уровне чувств, ощущений. Она думала, что все ее воспоминания не стоят выеденного яйца, но Роман внимательно слушал, даже делал какие-то пометки в блокноте. И Кире показалось, что он остался доволен.

Поэтому она шла к Макару Евграфовичу почти вприпрыжку.

Хотя еще ничего не было известно, и не понятно, во что ей встанут эти поиски. Но девушке казалось, что имя отца у нее уже в кармане.

Самохин ждал Киру у окна. Увидел, приветливо махнул рукой. Хотя, махнул, это слишком смело сказано. Руки у него тряслись. Он и таблетки из блистера сам не мог выдавить. Раньше это делали соседи или Кацы, а теперь Кира. Она выщелкивала пилюли из упаковки, потом перекладывала их в небольшой стеклянный пузырек, и затыкала его ваткой.

Кира вбежала на третий этаж. Макар Евграфович уже ждал ее у дверей. Они сразу распахнулись, едва Кира поднялась.

– Давай, Кирочка, мой скорее руки, я тебе уже кофейку сгоношил.

Кира зашла в ванную и наспех занялась уборкой. Самохин плохо видел, поэтому не замечал неряшества. Девушка быстро протерла кафель, слила водой мыло, на котором засохла пена, развесила аккуратно полотенца. Глянула в зеркало и тут увидела, что на потолке, прямо на глазах, начинает разрастаться розовое пятно. Вот от него отделилась капля, она стала увеличиваться в размерах, вот отделилась вторая, вот третья. Скоро по всему пятну расползлись пузыри. Одна из капель достигла критической массы и сорвалась вниз. За ней, словно по команде, ринулись вниз и другие, образовав тонкий розовый ручеек.

«Вот зараза, придется разбираться с соседями. Возможно, ругаться», – этого Кира ужасно не любила.

Крикнув Самохину, что скоро придет, она через ступеньку ринулась наверх.

На звонок никто не спешил отзываться. Тогда Кораблева принялась стучать в дверь кулаком – зальет же Макара Евграфовича, а он – нижнюю квартиру! И придется делать ремонт. А им с Самохиным деньги сейчас просто позарез нужны. Поняв, что ей никто не откроет, она прислонилась спиной к двери и в отчаянии ударила ту ногой. Так спиной и ввалилась в квартиру.

Кира больно ударилась спиной о тумбочку, стоящую в коридоре, и неожиданно для себя громко выругалась.

– Эй, есть кто дома? – спросила она, потирая ушибленную спину.

Никто не ответил. Кира прислушалась: в ванне шумела вода. Девушка глубоко вздохнула, постучала в дверь помывочной и потянула ее на себя. Приоткрыв щелочку на пару сантиметров, Кира припала к ней ртом и снова попыталась окликнуть хозяев квартиры. Поскольку ответом ей была тишина, а у ног плескалась вода, она отворила дверь полностью.

«Небось, открутила кран и куда-нибудь ушла. Ворона! Или засела в интернете. Вот и произошел потоп», – только успела подумать Кира, как вдруг увидела ужасающую картину.

В переполненной водой ванне лежала девушка. Одна рука свесилась через край, по залитому полу плавали губка, шапочка для душа и кусок банного мыла. Кровь окрасила воду, и все это: розовая вода, темные волосы, безжизненно свисающая рука, создавало жуткую сюрреалистичную картину.

Кира зажала рот ладонью и опрометью бросилась из квартиры. На лестничной клетке привалилась к стене, закрыла глаза и тихонько завыла. Сердце колотилось, будто она пробежала пару километров, пальцы не сразу попали по кнопкам телефона. А в голове пульсировала только одна мысль: «Макар Евграфович расстроится».

– Сергей Ефимович, это Кораблева. У меня беда.

И она сбивчиво рассказала о случившемся.

Надо отдать должное Торопову. Он не стал занудничать, узнавать детали, спрашивать, какого черта она зашла в чужую квартиру…

– Иди к своему старику и жди меня. Я сейчас буду.

Кира на деревянных ногах спустилась на третий этаж и вошла в квартиру Самохина. Тот стоял у дверей.

– Кирочка, куда ты делась? Я же кофеек тебе сделал, крепкий, как ты любишь. Только он уже остыл. Теперь придется новый заваривать. А куда ты ходила?

– Да вас соседи сверху заливают. Я сбегала туда, но дверь оказалось закрытой, – соврала девушка.

– Вот же заполошная! Опять залила! – укоризненно покачал головой Самохин.

Кира подставила таз под струи воды, льющиеся с потолка.

– Кто заполошная? – спросила Кораблева, поняв о ком речь.

– Да соседка моя, – Макар Евграфович бросил в лужу старый пододеяльник. – Орефьева. Имя у нее еще такое интересное. Николь! Такая безалаберная!

Орефьева, Орефьева… Фамилия показалась Кире знакомой.

– Так она что, не первый раз вас заливает? – уточнила она.

– Да вон какой потолок в ванной! Видишь, весь в пятнах, – старик дрожащей рукой показал наверх.

– Я вижу, что у вас даже грибок от сырости появился, – Кира оглядела старенькую ванную комнату.

Бедненько. Зеркало в когда-то белой, а теперь пожелтевшей от времени пластиковой оправе, умывальник со сколотым краем, кран, замотанный синей изолентой… «Надо будет сделать ремонт, – неожиданно подумала она. – Не сейчас, конечно, а когда поиски закончатся. А что, возьму кредит и сделаю».

Она вытирала воду с пола, выкручивала пододеяльник над ванной, снова вытирала, когда раздался телефонный звонок.

– Выходи. Мы тебя ждем, – сухо сказал Сергей Ефимович.

Кира уговорила Самохина прилечь:

– Полежите немного, я с товарищами из ЖЭКа, наконец, перекрою потоп.

Около квартиры старика ее ждали Торопов и какой-то парень, вроде из службы безопасности партии. Вместе они поднялись на четвертый этаж. Кира осталась около квартиры Орефьевой, а мужчины вошли внутрь. Кире показалось, что они пробыли там долго, целую вечность, но когда дверь, наконец, открылась, и она взглянула на часы, оказалось, что прошло меньше получаса. Торопов взял Киру за локоть и отвел в сторону:

– Кира, сейчас ты звонишь в ЖЭК. Скажешь про потоп, про то, что звонила в квартиру, но тебе не открыли. Одним словом, говоришь все, как есть, кроме того, что ты сюда заходила. Коммунальщики вызовут полицию. Будешь представляться, ни в коем случае не упоминай партию и то, что ты познакомилась с Макаром Евграфовичем в «Народной власти». И его предупреди. Такого рода пиар нам ни к чему. Антон Семенович сделает все, чтобы информация никуда не вышла. И, главное, если тебе покажут утопленницу, не говори, что ты ее узнала.

Кира вытаращила на него глаза:

– А я ее узнала?

– Конечно. Это же невестка той вредной старухи Орефьевой. Зои Павловны, вроде. Ну, которая хотела компромат на невестку насобирать, чтобы оградить от нее своего сыночка, – пояснил он, видя, что Кораблева не помнит.

Кира схватила его за руку: «Какая невестка? Откуда вы ее знаете?»

– А чего там знать-то! Ты же сама фотографии видела. Те, которыми Орефьева трясла, а потом бросила у нас, – пояснил Торопов, видя, что Кира все еще не понимает, о чем речь.

– Так это она? Та красавица?

– Она. Странно, я думал, ты ее узнала. А раз нет, то и нужды нет докладывать, – подвел итог Топоров. – А то увяжут все в один узел: взрывы, поджоги, а теперь еще и убийство.

– Не буду ничего говорить. Я и правда не видела, кто там в ванне. Заметила только темный затылок и руку, – Кира почувствовала, что ее снова мутит. – А почему убийство? Она что, не сама умерла?

Спросила и поняла, что задала идиотский вопрос. Ведь видела же кровавую воду!

– Конечно, сама. Сама себя ножом потыркала, – Торопов горестно хмыкнул. – Давай, вызывай коммунальщиков. И самое главное, войди вместе с ними в квартиру убитой. Вдруг там твои отпечатки остались, тогда полиции сможешь объяснить, откуда они взялись.

До позднего вечера Кира разбиралась сначала с ЖЭКом, потом с полицией. Особую тревогу у нее вызывал Самохин. Но он, на удивление, выдержал неприятные процедуры, связанные с опознанием, правда, таблетку под язык закинул. Когда все закончилось, они попили чаю, и Кира осталась ночевать в квартире старика. Он спал так тихо, что Кира, к которой сон не шел, вставала с дивана, на цыпочках подходила к двери спальни. Прислушивалась, дышит ли, и так же тихо возвращалась на место. Заснула она только под утро.

Когда Кира вышла к завтраку, на кухне пили кофе с булочками Соломон Исаевич и Софья Борисовна Кац. Увидев ее, они окаменели.

– Кирочка! – обрадовался Самохин. – А я вот господам рассказываю про вчерашний день. Надо же! Такая молодая, такая красивая… Вот я, старик, живу, а она умерла.

Он печально покачал головой.

– Ну, Макар Евграфович, она же не сама умерла. А это может случиться с человеком в любом возрасте. Давайте я вам чаек сделаю, – Кира закинула чайный пакетик в чашку, залила кипятком и поставила перед Самохиным.

Она совершенно не понимала, как себя вести. Что говорить? Что-то объяснять? Оправдываться? Вроде бы не в чем, но она чувствовала себя виноватой.

– Да, Евграфович, я смотрю, вами уже командуют. Без году неделю вас знает, а уже ночевать остается, – смерив Киру с головы до ног презрительным взглядом, сказала Софья Борисовна.

Кира съежилась на табуретке. Ее охватила такая тоска… Вот сейчас эти люди, которые, видимо, искренне привязаны к старику, убедят его прекратить общаться с ней, и тогда она умрет от тоски.

– Ой, Софочка, я так давно живу один, что пора бы найтись какой-нибудь оборотистой дамочке. А у меня, вместо такой вот дамочки, есть внучка Кирочка.

Кира резко подняла голову.

– Как?! – отчаянно крикнул Соломон Исаевич. – Как такое может быть, ведь вы же уверяли, что одиноки!

– Ну что ты, Моня, кричишь? Или ты не рад, что я не один? – прищурив глаза, спросил его Самохин.

– Мы-то рады, – сказала Софья Борисовна, вставая со своего места. – Но только настоящей внучке.

С этими словами она помахала пальцем перед носом у Киры, словно боярин из фильма «Иван Васильевич меняет профессию», мол, царь-то ненастоящий!