13. «Тюрьмы должны быть пусты!»

Маленькая вяземская деревенька Погорелое.

Невысокий, с покосившейся крышей дом сплошь окутан паутиной проводов и кабелей, огорожен колючей проволокой. У крыльца часовые с автоматами обыскивающими глазами шарят по фигурам проходящих солдат и офицеров, Здесь штаб — мозг и сердце 9-й гитлеровской армии, обороняющей один из самых ответственных участков центрального фронта.

Солдаты караула в это хмурое январское утро 1943 года особенно зорко всматриваются в пропуска. Уже по одному тому, что в такой ранний час перед домом скопилось большое количество машин и броневиков, что с фронта прибыли вызванные сюда командиры армейских и танковых корпусов, они понимают: идет важное совещание.

Изба занята под кабинет начальника штаба армии. Над большим столом, устланным штабной картой с многочисленными кружками, дугами и разными другими цветными значками, только красные генеральские погоны, и лишь чуть поодаль, во втором ряду, в углу, наискось от хозяина, — черное пятно эсэсовских мундиров. Это представители высшего руководителя СС и полиции безопасности группы «Центр» обергруппенфюрера фон дем Бах-Залевского, прибывший из Могилева, и офицеры зондеркоманды «7а», действующей в полосе обороны армии.

Когда до семи часов осталось всего несколько секунд, в комнату вошел Вальтер Модель. Шум, обычный при встречах давно не видевшихся генералов, — приветствия, короткая устная информация о делах — мгновенно оборвался. Пятидесятилетнего «сурового Моделя» боялись все.

Ответив на приветствие, как по команде, поднявшихся начальников управлений, отделов и служб армии, командиров соединений, Модель сразу же кивнул головой своему начальнику штаба.

— Положение на фронте осложняется с каждым днем, — без промедления начал Ганс Кребс, генерал пехоты. — В последние дни авиация зафиксировала, к сожалению, только зафиксировала, а не приостановила…

Он сделал короткую паузу, и все взглянули на высокого генерала в мундире авиационных войск, побагровевшего при последних словах.

— …подтягивание русскими свежих сил к линии Зубцов — Ржев. Мы на пороге нового крупного наступления большевиков на нашем участке фронта…

Кребс лаконично изложил оперативную обстановку, сообщив данные, о которых штабные генералы уже знали, а фронтовые командиры догадывались.

— Проблема тыла — важнейшая в этих условиях, — наконец генерал подошел к теме, ради которой и было созвано столь представительное совещание. — Но о какой безопасности, о какой охране линий снабжения войск может идти речь, если для нашего солдата фронт проходит везде — в ста метрах от русских войск и в ста километрах от них?

Кребс отпил глоток холодного кофе из стакана и продолжил:

— Успешное решение стоящих перед нами задач по отражению готовящегося наступления невозможно без подавления партизанских действий, особенно в наиболее беспокоящем нас районе — в Вадинских лесах.

Генералы согласно закивали головами, на лицах отразилось полное понимание серьезности вопроса. «Вадинские партизаны? Известны. Хорошо известны!»

— Вот почему принято решение о полной ликвидации всех партизанских соединений в этом районе. Единственный недостаток решения — в его определенной запоздалости. Как говорят русские… — Ганс Кребс несколько месяцев в 1941 году провел в России в качестве помощника военного атташе и немного знал русский язык, — мы поехали за зайцами на охоту, а нам надо еще кормить собак.

Начальник штаба сел, сделал жест рукой в сторону офицера с четырьмя квадратами оберштурмбаннфюрера СС в петлице:

— Прошу, подполковник. Сообщите в двух словах о той помощи, которую ваши войска окажут армии в проведении операции.

Кребс не случайно перевел ранг эсэсовца в общеармейский чин, подчеркнув его невысокое положение среди старших по званию — генералов.

— Когда произносят «вадинские партизаны», то высшему руководству СС не нужно объяснять, что это такое. — Белые, холеные руки эсэсовца извлекли из папки отпечатанный на ротапринте лист, в верхнем правом углу которого чернело «Geheim»[3]. — Именно мы информировали фюрер и ОКХ[4]. Я позволю себе сослаться на этот документ…

— Не документы, а дивизии нужны, дивизии! — достаточно громко, чтоб его услышали все, бросил начальник 582-го тылового района, краснолицый генерал. Складки его жирной кожи свисали на обшлага мундира.

— «Берлин. 20 августа 1942 года. — Представитель обергруппенфюрера никак не реагировал на реплику. — Партизанская деятельность в далеко лежащих восточных областях особенно усилилась в районе северо-западнее Вязьмы. Исключительно сильные партизанские группы наблюдаются в окрестностях Владимирского. Они заняли улицы Холма, производят нападения на прилегающие к нему деревни. В течение только одной недели они произвели 102 нападения!..»

— Хорошо подсчитано, — бросил кто-то из угла.

Да, они бьют нас в солнечное сплетение. — Оберштурмбаннфюрер сделал жест, имитирующий удар под ложечку.

— Они нас вот так держат… — взорвался, не выдержав, все тот же генерал, начальник тыла, и, привскочив, обеими руками сдавил свое горло.

Тонко улыбнувшись одними губами, стоявший продолжал:

— Однако у нас не было сил для их подавления.

Он достал из папки и показал карту, немного приподняв ее над столом:

— Здесь черным отмечены базы партизанских отрядов, штрихами — основные районы их активности. Как видите, в тылу 9-й и других армий группы «Центр» почти нет ни одного белого пятна. Смею вас заверить, что в северных районах и на Украине не лучшее положение. Занятые нами пространства России буквально наводнены борющимися против нас людьми. Партизан — это стало неотъемлемой частью русского ландшафта, как снег, как вот эти равнины, леса с их березами…

— Вы, оказывается, поэт, — насмешливо протянул Кребс и взглянул на свои часы.

— Я не претендую на литературные лавры, равно как и на отличное знание русского языка, господин генерал. — Оберштурмбаннфюрер щелкнул каблуками и учтиво склонил голову. — Но русские говорят, что всех зайцев сразу не поймаешь, их ловят так: сначала одного, а потом другого.

И снова вежливый кивок в сторону передернувшегося Кребса.

— В полосе группы «Центр» борьбой с партизанами занято свыше 100 тысяч солдат…

Речь оборвалась на полуслове. Бесшумно появившийся дежурный офицер положил перед Моделем тщательно прошитый и обильно залитый сургучом пакет (почта из ставки фюрера передавалась немедленно по доставлении фельдъегерем, независимо от времени дня и ночи). Командующий сам распечатал конверт и извлек несколько оттиснутых на ротапринте листов. Края их были окаймлены широкой красной полосой — отличительный признак исключительной важности и совершенной секретности изложенных в них сведений.

Генералы знали это и по реакции углубившегося в чтение старались составить представление о полученных известиях. Однако лицо Модели, кивком головы приказавшего продолжать совещание, было непроницаемым.

— …Что же касается вадинских партизан, то борьба с ними ведется все время. С июня они блокированы в лесах…

— И проводят по сто две операции в неделю! — перебил командир 41-го танкового корпуса, по тылам которого эти партизаны наносили особенно ощутительные удары.

В октябре и ноябре силами нескольких полков СС были образованы крупные защитительные гарнизоны…

— Которые они разгромили, — докончил фразу все тот же генерал.

— …Высшее руководство СС согласно предоставить для проведения операции все наличные и свободные охранные войска и полицейские формирования. Это прежде всего 3-я кавалерийская бригада СС генерала Петриха…

— …4-й лыжный полк, два подвижных отряда зондеркоманды «7а», батальон охранных войск, 308-й восточный батальон капитана Второва, две роты СС, 11 ягдкоманд, в числе их опытная и хорошо зарекомендовавшая себя в проведении истребительных операций команда «Охотники Востока» гауптмана Бишлера, — перевел дух, продолжил: — Полицейские отряды — Шишкинский, Вельский, Дорогобужский. Всего свыше пяти тысяч солдат, если не считать третьей бригады СС. Вместе с тем господин обергруппенфюрер, в соответствии с достигнутой договоренностью, поручил мне выразить надежду, что основные силы будут выделены командованием армии.

Складки на спине эсэсовца расправились от почтительного поклона в сторону Модели.

— Фон дем Бах согласен с предложением о назначении руководителем операции генерала Петриха. Единственное пожелание — чтобы командам и группам СД и СС была предоставлена самостоятельность при проведении истребительных акций против партизан и помогавших им.

Начальник штаба танкового корпуса подробно изложил свои соображения. По его мнению, уничтожение Вадинского центра должно состоять из двух этапов. Первый — очищение от партизан всех окрестных деревень и блокирование их в небольшом массиве собственно Вадинского леса, в пространстве примерно три на пять километров. («Они будут там, как мыши в мышеловке», — потер руки генерал.) Он должен быть начат 12–13 января и закончен к 23 января. После этого решающий этап — сжимание кольца блокады, «словно петли на горле повешенного»: быстрое, решительное, с полным уничтожением обороняющихся. На основном участке предусматривалось достижение превосходства: восьмикратного в силе и подавляющего в огневой мощи. Необходимые войска должны быть изысканы за счет отвлечения с фронта нескольких частей и использования резервов армии и группы армий. Окончание операции — 6 февраля. Кодовое название — «Падающая звезда».

На присутствующих доклад произвел впечатление. Даже Петрих заметно оживился. Командующий встал, подошел к автору плана операции, пожал руку:

— Хорошо продумано, тщательно подготовлено, генерал.

Затем зашагал из угла в угол, тихим, ровным голосом бросая слова, с трудом различавшиеся генералами, поворачивающими головы в направлении движения Моделя.

— «Падающая звезда». Отлично! Мне нравится это название — символ закатывающегося большевизма. Несколько замечаний.

Модель всегда излагал свои мысли, даже по самым сложным вопросам, в четких и лаконичных формулировках.

— Первое. Отведение с фронта бригады и батальонов — не возражаю. Использование резервов армии, применение, я бы сказал, широкое применение всех родов войск — авиации, артиллерии, танков — согласен. Направление главного удара выбрано правильно.

Генерал-полковник остановился.

— Второе. Мы в преддверии наступления врага. Партизаны сковывают значительное количество наших сил. Задача: полностью окончить всю операцию в кратчайший срок — к 1 февраля. Пройти за это время три-пять километров до партизанских баз — возможно. Следует запомнить: каждый лишний день, потерянный на борьбу в Вадинских лесах, — наш проигрыш, победа русских.

Он снова продолжил движение по избе.

— Третье. В армии учащаются случаи дезертирства, перехода на сторону врага. Падает дисциплина. К этому добавляется и страх перед русскими, перед партизанами. Ночью в каждом приближающемся человеке им мерещится «ефрейтор Фриц». Кстати, что нового о нем?

Командующий вопросительно взглянул на Греве, руководителя армейской разведки и контрразведки, до сих пор не проронившего ни слова.

— Мы назначили за его голову большую награду, но розыск пока безуспешен, — отчеканил тот. — Видимо, он продолжает действовать в тылу нашей армии.

— А точнее?

Начальник отдела 1-Ц пожал плечами.

— Так вот, потерянный вами Шменкель благополучно живет и здравствует. Ему нравится форма немецкого солдата, к которой он прибавил только русский офицерский ремень. Он уже командир партизанской группы. Вы даже можете поздравить его с повышением, Греве: деревня Кузинино, отряд «Смерть фашизму». — Командующий возмущенно потряс пачкой листов из недавней почты. — И об этом я узнаю не от своей разведки, а из Берлина, от имперского начальника полиции безопасности и СД Кальтенбруннера!

Генералы откровенно недоумевали, почему шеф, не тратящий времени даже на лишнее слово, вдруг так много говорит об этом перебежчике, правда широко известном в армии.

Они не были оставлены в неведении:

— Нам не страшен этот Шменкель, как партизан да и как разведчик, пусть красные забросят его хоть в столицу рейха! Но это уже вопрос, как подчеркивает сам фюрер, политики! Одно имя такого немца нам приносит вред.

— Он будет в наших руках, — вскочил Петрих.

Но Модель, казалось, не обратил на него никакого внимания. От его спокойствия и уравновешенности не осталось и следа.

— Директива фюрера об особой подсудности в районе «Барбаросса» и об особых мероприятиях войск говорит о безжалостном уничтожении партизан… — Он на память процитировал хорошо запомнившиеся строки. — Речь идет не просто о подавлении партизанских групп, а о полном их искоренении, о физическом истреблении всех захваченных. Вадинский лес должен стать лесом смерти!

Командующий замолчал, а затем характерным для него ровным, размеренным голосом произнес:

— Приказ, прошедший много инстанций, теряет четкость, точность и быстроту.

Он передохнул и, подойдя к Петриху, коротко закончил:

— Поэтому я приказываю лично вам. Тюрьмы должны быть пусты, генерал!..

Загрузка...