Партнеры по браку

12

В Америке мало найдется городков, которые не были бы родиной какого-нибудь диковинного изобретения, овоща, фрукта, пирога или даже напитка. И Саммерфилд не был исключением из этого правила.

Так во всяком случае думал третий мэр Саммерфилда, о котором нынешний мэр, Пэдди О'Брайен, знал только из рассказов своей бабки, дружившей с бабкой того самого мэра. Третий мэр Саммерфилда, Эрнест Чайлд, внук той самой бабки, что дружила с бабкой Пэдди О'Брайена, долго ломал себе голову, чем же таким достопримечательным может похвастаться его родной городок.

Чтобы облегчить мэру задачу, к нему направилась огромная делегация саммерфилдцев с самыми правдивыми историями. Дескать, в Саммерфилде впервые увидели летающую тарелку, а еще в одном из саммерфилдских озер поймали рыбу, у которой хвост был длиной с анаконду (а все потому, что над озером пролетала та самая тарелка), а еще в Саммерфилде однажды нашли огромный алмаз, вот только какой-то чудак утопил его в том самом озере, где нашли рыбу с хвостом, длинным, как анаконда, отросшим после того, как над озером пролетел инопланетный корабль, — алмаз, к несчастью, так и не нашелся.

После всех этих «правдивых» историй мэр почти похоронил надежду прославить Саммерфилд хоть какой-нибудь достопримечательностью, но однажды он застал свою бабку (ту самую, что дружила с бабкой Пэдди О'Брайена) за изготовлением домашнего ежевичного вина, секрет которого она никогда никому не рассказывала, поскольку он передавался из поколения в поколение, причем только по женской линии.

И тут Эрнеста Чайлда осенило. Конечно же ежевичное вино! Вот что может наконец сделать Саммерфилд очередной родиной чего бы то ни было!

Свое великое решение мэр принял прямо на кухне и немедленно сообщил о нем своей бабке. Однако бабка оказалась не такой сговорчивой, как предполагал Эрнест. Она наотрез отказалась раскрыть городу рецепт ежевичного вина, пусть даже ради такого великого дела.

Мэр приказывал, топал ногами, капризничал, умолял, а под конец чуть не расплакался, заявив, что его бабка самая непатриотичная бабка на свете и ее упрямство позорит не только Саммерфилд, но и весь штат, да что там штат — всю Америку.

Это страшное обвинение так испугало несчастную бабку, что она наконец решилась принести семейный рецепт в жертву своей любви к родине. Благодарный внук не остался в долгу — он увековечил память о своей бабке в памятнике, который украшал центральную площадь Саммерфилда. Получилась довольно милая бронзовая старушка, в одной руке у которой красовалась бутыль с вином (жители Саммерфилда долго удивлялись, как такой маленькой старушенции удалось взвалить на себя такую тяжесть и при этом еще сохранить улыбку на лице), а другую она вытянула вперед, словно угощая всех саммерфилдцев бронзовыми ягодами ежевики.

Неувязка вышла только с днем, к которому надо было приурочить новый праздник. Мэр долго допытывался у своей бабки, в какой именно день ей передали рецепт ежевичного вина, но, увы, бабка с трудом припоминала даже год. Выручили его архивы, в которых он нашел день рождения бабкиной бабки, которая и научила внучку готовить вкуснейшее ежевичное вино.

Этот день рождения — к счастью, женщина родилась летом, а не зимой, иначе знаменитый праздник пришлось бы отмечать в стужу — и стал для саммерфилдцев великим событием, подготовка к которому не уступала по времени и стараниям рождественским хлопотам.

Однако с особенным размахом этот праздник начали отмечать уже во времена Пэдди О'Брайена, самого большого любителя праздников и самого щедрого на бесплатную выпивку мэра.

О'Брайен выкатывал в центр города несколько заранее заготовленных бочек с вином, и каждый, кто хотел полакомиться напитком, мог спокойно подойти к бочке и налить себе стаканчик. К ежевичному вину саммерфилдцы обычно подавали блинчики с брынзой, зеленью и растолченными грецкими орехами. На лакомства мэр тоже не скупился. Мало того, ввел новую замечательную традицию: все жители города ходили друг к другу в гости и угощали друзей и соседей блинчиками, а тот, кто принимал гостей, просто обязан был напоить их ежевичным вином. Отказ от угощения или отсутствие в доме бутылочки ежевичного вина во времена О'Брайена стал считаться верхом неприличия.

Так что все пекли блинчики, делали ежевичное вино, а те, кто не умел ни того ни другого или попросту ленился, покупали все это добро в местном супермаркете. Если, конечно, не натыкались на опустошенные полки.

Площади и улицы украшались искусственными ягодами и листьями ежевики; на своих заборах или даже домах люди рисовали ежевичные кусты или просто наряжали кустарники, обвязывая веточки ярко-фиолетовыми ленточками. Главная площадь Саммерфилда к вечеру напоминала огромный улей: на праздник привозили даже тех, кто уже не мог ходить на своих ногах. В городе даже появилась поговорка: «дожить до ежевичного дня». Она означала, что на этом празднике и умереть не страшно.

Известие о грядущем празднике Дэн получил еще накануне, когда поинтересовался у Хитер, зачем она готовит такое количество блинчиков.

— Признайся, тебе всегда нравились толстые мужчины, — пошутил он, глядя на Хитер, которая сосредоточенно перекладывала очередной блинчик на вершину основательной горки. — И поэтому ты решила меня откормить.

— Не надейся, Дэн, это для праздника. Ах да, ты же еще не знаешь! — Хитер пристроила блинчик и повернулась к нему. — Тебя разве никто не просветил, что шестнадцатое июля праздник ежевичного вина?

— Что-то припоминаю, — неохотно кивнул Дэн.

Он вспомнил эпизод с машиной, двоих полицейских и Шерилин в дерзкой короткой юбочке, которая ей очень шла. Ему показалось, что между тем днем и сегодняшним прошло несколько лет. А на самом деле всего какой-то месяц…

— Дэн?

— Праздник ежевичного вина, — напомнил самому себе Дэн. — А при чем тут блинчики? — поинтересовался он у Хитер, хотя на самом деле блинчики волновали его сейчас меньше всего.

— Обычай, — ответила она. При этом у нее был такой вид, словно она жила в этом городе с самого рождения. — Здесь принято разносить блинчики по домам. Если ты принес блинчик, тебя приглашают в гости и угощают вином.

— А если я принес жареные колбаски, меня угощают пивом?

— Тогда тебе нужно ехать в Германию, — улыбнулась Хитер. — Наверняка у них есть такой праздник. Эти блинчики, — кивнула она на гору блинов, — мы отнесем нашим соседям.

— Да Матесоны лопнут!

— Вообще-то наши соседи не только Матесоны.

Дэн уже давно заметил, что Матесонов Хитер не жалует, как не жалует и соседского кота. Однако в отличие от Шери Хитер не давала понять это прямо. Она даже не намекала. Хитер просто мирилась и с соседями, которые изредка заглядывали в гости, и с их котом, который постоянно наведывался к Дэну.

— Хитер, а почему тебе не нравятся Матесоны? — вдруг решил поинтересоваться Дэн.

— Отчего же — они очень мне нравятся, — поспешила возразить она. — Милые старички. Жаль только, что так часто ссорятся.

Хитер вернулась к блинам, а Дэна не оставляло чувство, что она сказала неправду. Ей не нравятся Матесоны. Дэн видел, с каким радушием она принимает других гостей, но никогда не замечал, чтобы она вела себя так со старичками. Хитер была с Матесонами предельно вежливой и любезной, но не более того.

Зачем ей ему врать? Ведь это так просто: «Да, они мне не нравятся, Дэн. Они живут как кошка с собакой, а мне это неприятно. Потому что я привыкла создавать видимость того, что все хорошо».

Дэн плеснул себе виски и поднялся в библиотеку, чтобы заняться портретом. Хитер постоянно спрашивала его, когда он закончит, но Дэн подозревал, что портрет постигнет судьба всех его «творческих» проектов.

После ухода Шери он занялся портретом только для того, чтобы хоть как-то отвлечься, и олень скоро поймал себя на том, что наделяет лицо Хитер чертами Шери. Из-под копны волос, вьющихся мелким барашком, на него смотрели глаза цвета молодой травы. Глаза, которые он не собирался делать зелеными, такими огромными и такими встревоженными. А ведь только нарисовав эти глаза, Дэн понял, что взгляд у Шери почти всегда был встревоженным и обеспокоенным. Почему он не замечал этого раньше?

А к Матесонам он все-таки зайдет. Пусть Хитер думает о них что хочет. В конце концов, большинство ее знакомых ему тоже не нравятся. Впрочем, ее не слишком интересует его мнение об этих людях.

Впервые после разрыва с Дэном Шери проходила мимо дома, где они жили вместе. Она старалась не смотреть на дом, но взгляд притягивался к нему как к магниту. Шерилин почувствовала, как сильно колотится сердце. Как будто сейчас откроется дверь, Дэн окликнет ее и…

Вряд ли он здесь, успокоила себя она. Наверное, они с Хитер тоже бродят по городу и угощают друзей блинчиками. Как хорошо, что Ивэн не стал настаивать, чтобы я пошла вместе с ним, и отпустил меня к Матесонам. Надеюсь, они дома.

Ворота у Матесонов были открыты. Это, впрочем, еще ни о чем не говорило: только самые подозрительные саммерфилдцы — а таких было очень мало — закрывали ворота, когда уходили из дому.

Шери уже поднималась по ступенькам, когда ее окликнули. Голос был не просто знакомым, он был таким родным, что у нее перехватило дыхание. Она застыла на ступеньках с приготовленным свертком в руках. Ей было страшно обернуться: она боялась увидеть Дэна. Увидеть не своего, родного Дэна, а Дэна другой женщины…

Шери заставила себя обернуться и посмотреть на Дэна. Но, боже, как же он умудрился так измениться?! Красивое лицо похудело, осунулось, на нем остались одни только глаза, которые теперь казались огромными и печальными. Светлые волосы отросли и выглядели не очень-то опрятно. На ввалившихся щеках появилась щетина. Как видно, Дэн забыл, что такое бритва.

Он что, выбрал этот образ специально для Хитер? — ужаснулась Шери. Так, по мнению той, должны выглядеть художники?

Сердце ее сжалось. Видеть Дэна таким оказалось гораздо болезненнее и мучительнее, чем если бы Шери увидела его счастливым и довольным жизнью рядом с другой женщиной. Ее напугал не столько его внешний вид, сколько непроходимая тоска в глазах. Так смотрят люди, которые потеряли что-то очень важное и поняли, что никогда уже этого не найдут. Дэн, который всегда смеялся над любой бедой и опасностью, Дэн, который учил ее любую грозу принимать с улыбкой на губах, — этот Дэн куда-то пропал. Его место занял какой-то мрачный и растерянный человек, который толком не мог понять, что с ним происходит.

Может быть, он болен? — испугалась Шери.

— Дэн, — только и смогла пробормотать она.

— Шери, — улыбнулся Дэн.

Даже улыбка у него стала другой: кончики губ поднялись и тут же бессильно опустились, словно Дэну было больно улыбаться.

Они стояли и молча смотрели друг на друга.

Шери подумала, что ужасается переменам в муже, но не видит себя со стороны. Кто знает, может, и она выглядит не лучше Дэна? Конечно, она продолжала следить за собой, но если на веки можно нанести тени, а на ресницы — тушь, то взгляд невозможно оживить никакой косметикой. Кто знает, какой ее сейчас видит Дэн? Возможно, такой же поникшей, растерянной и хмурой, как пасмурный день.

Дэн заговорил первым.

— Ты тоже с блинчиками? — кивнул он на сверток Шерилин и, вытащив руку из-за спины, продемонстрировал ей пакет, в котором тоже лежали блинчики. — Хитер напекла целую гору. Я даже подумал, что она собралась накормить ими весь город.

Он еще шутит, с облегчением подумала Шери. Значит, не все потеряно.

— А ты свои в супермаркете купила? — спросил он.

— Нет, испекла, — не без гордости сообщила она.

Однако, увидев удивление в глазах Дэна, она поняла, что он счел ее ответ шуткой.

— Серьезно, я сама их испекла.

— Не может быть, — недоверчиво покосился на нее Дэн. — Скорее слон снесет цыпленка, чем ты что-то приготовишь.

Ну вот, теперь она узнает старого доброго Дэниела Гэнта.

— Да клянусь же тебе, я сама испекла эти блинчики!

— Значит, они не съедобны. Слушай, а может, ты хочешь отравить Матесонов? Признавайся, что они тебе сделали?

Раньше Шери взбесилась бы, а теперь расхохоталась. Перед ней стоял прежний Дэн, ну, почти прежний. Оставалось только его постричь, побрить и покормить — странно, Ивэн ведь называл Хитер хорошей хозяйкой.

— Нет, съедобные, — возразила Шери. — Я пробовала. Просто я от скуки начала учиться готовить. Тилда ничего не говорила тебе? Она ведь дает мне уроки.

— Нет, не говорила, — покачал головой Дэн. — Значит, скучаешь?

— С чего ты взял?

— Ты сама сказала — от скуки.

— Ну, я… — замялась Шери. — Все иногда скучают. Давай все-таки зайдем к Матесонам, — предложила она. — Не знаю, как блинчикам, но нам они точно обрадуются.

Дэн кивнул, поднялся по ступенькам к Шери и нажал на кнопку звонка. До Шери донесся запах перегара.

Теперь понятно, почему он так выглядит. Похоже, Дэн пьет. И уже не первый день. Неужели Хитер и на это наплевать? У Шери и раньше не было причин любить этого барашка с приклеенной улыбочкой, а теперь она просто возненавидела Хитер.

Матесоны обрадовались и удивились одновременно, увидев Дэна и Шери вместе. Впрочем, удивления они старались не выказывать, зато радость била из старичков ключом.

Дэна и Шери немедленно усадили за стол. Кевин принес бутылку вина, Тилда развязала свертки с блинчиками, а Тин, которому все равно не нашлось бы дела, устроился на коленках у Дэна.

— Вы по-прежнему лучшие друзья? — с улыбкой поинтересовалась Шери.

— Друзья всегда останутся друзьями, — важно кивнул Дэн и посмотрел на кота. — Правда, Тин?

— Мяу, — гордо заявил кот.

— А можно его погладить? — Шери протянула руку и одними пальцами коснулась кошачьей шерстки. Она показалась ей мягкой и пушистой, как пенка, которую Шери добавляла в ванну.

— С каких это пор ты полюбила кошек? — мягко полюбопытствовал Дэн.

— Котов, ты хочешь сказать? Я их не полюбила. Я просто к ним присматриваюсь.

— А-а… — протянул Дэн и, хитро прищурившись, покосился на Тина. — Слышишь, она к тебе присматривается. Гляди, добром это не кончится.

— Мяу, — принял к сведению Тин.

Наконец старички уселись за стол. Тилда сразу же безошибочно угадала, какие блинчики испекла Шерилин, а какие — Хитер.

— Вижу, мои уроки не прошли даром, — подмигнула она Шери. — Ты способная ученица.

— Отличные блинчики и начинка что надо, — поддержал жену Кевин.

— Дайте-ка и я попробую, — оживился Дэн и потянулся к блюду, на которое Матесоны выложили все блинчики.

— Вот этот, — подсказала Тилда и указала Дэну на блинчик, лежавший в самом центре блюда.

Да, не зря Хитер недолюбливает Матесонов, заметил про себя Дэн. Тилда, похоже, души не чает в Шери. Даже готовить ее научила.

Он сделал небольшой глоток вина и откусил блинчик. Все замолчали и уставились на него так, словно только он мог решить, вкусные блинчики или нет.

— Не смотрите на меня так! — взмолился Дэн. — А то я подавлюсь. Честное слово, подавлюсь. Послушай, Шери, а это и правда замечательно. Те, что я пробовал, были другими. Ты добавила в начинку что-то еще?

— Добавила, — загадочно кивнула Шери. — Но тебе не скажу. Каждая хозяйка должна хранить свой рецепт в тайне.

— Может, вы скажете? — обратился Дэн к Тилде. — А то я умру от любопытства.

— Да, я учила ее готовить блинчики, — призналась Тилда. — Но ничего не знаю про тайный ингредиент, который добавила Шери. Она, как настоящий кулинар, проявила инициативу.

— Так что придется тебе, Дэн, остаться при своем любопытстве, — хихикнул Кевин. — Ну ничего, от этой болезни не умирают.

Очень скоро к Матесонам заглянул еще один гость. С ним Дэн и Шери познакомились еще до своего приезда в город. Это был тот самый Дженкинс, который когда-то пообещал Дэну бутылочку тещиного вина из ежевики. В одной руке он действительно держал бутыль с вином, а в другой — то, без чего просто стыдно было прийти в гости в этот день.

Увидев Дэна и Шерилин, Дженкинс вздохнул с облегчением.

— Слава богу, а то я подумал, что мне придется тащить ее обратно, — покосился он на бутыль. — Вы, наверное, решили, что я позабыл о своем обещании. Так нет — я принес вам тещиного винца. Правда, дома никого не застал. Но бутылка все равно нашла своих хозяев.

Шерилин терялась в догадках: слышал ли Дженкинс о том, что они с Дэном разошлись? Во всяком случае, виду он не подал, как и Матесоны. Друзья Ивэна были куда любопытнее. Многие из них приставали к ней с просьбами рассказать эту романтическую историю.

Посиделки оказались очень душевными. Дэн шутил, в его голубых глазах наконец-то появился блеск, и Шери снова видела перед собой своего мужа, а не мужчину Хитер Голдуэйт. Да и сама Шери чувствовала себя такой счастливой, какой давно уже не была.

Уходить ни Дэну, ни Шери не хотелось. Но, увы, эта короткая идиллия должна была закончиться: им всем нужно было еще попасть на праздник.

Матесоны предложили подвезти на площадь всю компанию, но Шери и Дэн отказались, подумав об одном и том же: расстаться здесь, в этой теплой и милой обстановке, будет не так болезненно, как на шумном празднике, где они будут чувствовать себя еще более одинокими.

— Жаль, что приходится уходить, — прощаясь, признался Дэн. — Вообще-то я не прочь устроить у себя маленькую вечеринку — как говорится, для своих. Хитер через пару дней уедет к родителям, так что я буду дома совсем один. Приходите, если, конечно, будет желание.

— Обязательно будет, — заверил его Дженкинс.

— Ну конечно! — обрадовался Кевин. — Как раз и выпьем бутылочку тещиного вина.

Тилда толкнула его локтем в бок.

— А ты, как всегда, о своем, Кевин. Ну ладно, устройте себе холостяцкие посиделки. А я, так и быть, останусь дома, чтобы не мешать вам своим ворчанием.

Шерилин вышла из дома Матесонов, и ей показалось, что она только что вышла из своей прошлой жизни и вернулась в настоящую. Дэн тоже выглядел помрачневшим. Он повернулся к ней так, что свет вечернего солнца упал только на одну часть его лица — другая оказалась в тени. Как будто эта, светлая часть принадлежала ей, Шери. А та, темная, — Хитер.

Дэн словно угадал ее чувства.

— Что с тобой? — настороженно спросил он.

— Я не знаю, что со мной, — призналась она. — Но сегодняшний вечер… Я навсегда его запомню.

— Шери, ты можешь пообещать мне одну вещь?

— Только не проси меня открыть тебе рецепт начинки блинчиков.

— Шери, я серьезно.

Шерилин заглянула в его глаза. В них была тревога и мольба одновременно. Как же странно видеть его таким серьезным.

— Да, — одними губами ответила она.

— Если тебе… вдруг станет плохо… Или ты почувствуешь, что тебе не с кем поговорить, позвони мне. Обещаешь?

— Обещаю, — кивнула она.

Дэн не только перестал бриться, отрастил волосы и начал пить. Шери вдруг отчетливо поняла, что ее муж… бывший муж… думает о ней гораздо больше, чем она могла предположить.