Слухи в Биллмэне, как и во всех небольших западных городках, передвигаются со скоростью и неуловимостью змеи. Поэтому, переходя из уст в уста, среди жителей быстро распространилась новость о том, что Ингрэм, несмотря на полученное от рук Рыжего Моффета унижение, сильнее, чем кажется; что он на самом деле «муи дьябло». Священник просто выжидает время. И очень скоро случится то, что покажет людям его истинную сущность.
Слыша это, ковбои пожимали плечами и готовы были расхохотаться. Но слова эти не шли у них из головы. Было что-то в твердой походке Ингрэма, когда он шел по улицам в день своего позора, что заставляло задуматься. Люди повторяли про себя слова «муи дьябло» — и становились серьезнее. Наконец история достигла ушей Астрид Васа; девушка внезапно села в кровати, сверкая глазами.
Кто знает?
За пять минут она оделась. Еще через пять минут она была на улице, торопливо направляясь к Ингрэму.
Она обнаружила его стоявшим в хижине с телеграммой в руке, в которой говорилось, что заменить его на посту в Биллмэне прямо сейчас нет возможности и что он должен оставаться на этой должности неопределенное время. А пока ему следует описать в деталях, что случилось.
Услышав голос Астрид, зовущей его по имени, Ингрэм вышел на солнце и встал с опущенной головой, слегка наклонившись вперед, как борец, готовящийся получить удар. Девушка растерялась.
— Я только хотела сказать, Реджи, что написала ту записку, не подумав. Я надеюсь, что не обидела тебя… я имею в виду… я думала…
Он поднял голову и посмотрел ей в глаза. Астрид легонько всхлипнула.
— Лучше бы я ее никогда не писала! — скорбно сказала она. — Я очень сожалею. И я не знала, что ты будешь… что ты… Ну, скажи хоть что-нибудь! — внезапно воскликнула девушка.
Юноша не проронил ни слова. Его молчание не было молчанием надувшегося ребенка. Нет, скорее он молчал как человек, которому нужно спокойно все обдумать. Словно невидимая рука оттолкнула Астрид от священника. Она почувствовала, что никогда больше не сможет быть с ним рядом.
Астрид начала сожалеть о сделанном, и сожалеть горько. Нельзя сказать, что она знала, что было на уме у мистера Ингрэма, или что он был за человек — но она чувствовала, что он отличается от всех остальных мужчин Биллмэна. А Астрид любила новизну.
— Ты не простишь меня! — простонала она вдруг.
— Простить? — хрипло повторил юноша. — О, да, я прощаю вас!
Никаких эмоций не было в этих словах. Он словно читал эти слова по книге, и это оказалось для Астрид горше, нежели самое гневное обвинение. Она выскочила на улицу и бросилась домой.
Отца дома не было.
Девушка побежала в кузнечную мастерскую и нашла его там. Из горна вырывались клубы дыма, огонь только что разгорелся; все полутемное помещение было окутано дымом, в котором словно змеиное жало извивалось пламя. Посередине стоял Васа, без рубашки, с обнаженной, заросшей волосами, грудью и красивыми руками, на которых играли мускулы. На нем был надет кожаный передник. В одной руке он покачивал четырнадцатифунтовый кузнечный молот.
— Папа! — позвала Астрид. — Я хочу поговорить с тобой!
— Эй, убирайся отсюда! — свирепо закричал ее отец.
Девушка ступила на пыльный пол и вдохнула тяжелый, нечистый воздух. В следующую секунду одним движением руки отец бесцеремонно оттолкнул ошеломленную Астрид к дверям.
Она была в бешенстве, потому что с тех пор, как ее впервые назвали полным именем Астрид, ни один человек не обращался с ней таким образом.
А потом два помощника, каждый из которых держал в руках огромные клещи, вытащили из пламени горна огромный брус железа. Девушка наблюдала, как брус кладут на наковальню. Затем молот в руках ее отца начал со свистом рассекать воздух круговыми движениями, и после каждого удара тысячи брызг жидкого огня разлетались по мастерской, освещая все заросшие паутиной уголки и высвечивая густой, как молоко, дым, который собирался под потолочными балками.
Морщась от этого дождя искр, помощники отступили подальше; удары участились. Астрид услышала, как ее отец отдает команды, и увидела, как железо переворачивают, двигают туда-сюда по наковальне в соответствии с его указаниями. А потом, испытывая брезгливость пополам со страхом, она поняла, что весь этот грохот, и дым, и ярость были нужны только для того, чтобы согнуть массивный кусок железа под нужным углом, и скруглить вершину этого угла.
Затем девушка увидела, как отец, зажав брус клещами, одной рукой опускает его в лохань с водой. Одной рукой! Груз, с которым едва справились бы двое сильных мужчин.
Послышалось угрожающее шипение, как будто огромный котел наполнили гремучими змеями. Вверх поднялись клубы пара, и мастерская потонула в тумане. И тогда, раздвигая туман перед собой руками, Васа подошел к Астрид и встал, возвышаясь над ней.
— Ну, милая, что ты хотела?
Девушка не ответила, лишь глядела на отца во все глаза.
— Я был слегка грубоват, Асти, дорогая, — сказал он. — Не злись на меня!
Но ее поразила не его предыдущая грубость, а теперешняя внезапная нежность. В голове у Астрид начала оформляться новая для нее и крайне важная мысль — что, возможно, само по себе сгибание железного бруса было несущественным. Железо станет частью какого-нибудь глупого механизма, и только. Но что было важным — так это то, что человек с помощью огня и молота обращается с этим твердым железом словно с воском, мнет и гнет его, и придает ему новую форму!
Так размышляла Астрид. И теперь она смогла понять грубость, с которой отец встретил ее. Потому что она встала между ним и его работой — этой магией работы! Она, Астрид, была в тот момент для отца ничем — просто помехой! А ведь раньше девушка считала, что в жизни избранных ею мужчин не может быть ничего важнее, чем она. Но теперь она начала догадываться, что для настоящего мужчины работа значит больше, чем завоевание женщины. Она была свергнута со своего пьедестала… неужели это и есть самое правильное положение вещей?
Правильное или нет, с ужасающей внезапностью девушка осознала, что она никогда по-настоящему не смогла бы понять ни одного мужчину, если бы не увидела воочию, как один из них сделал из своей работы кумира. Пусть даже было банальное придание формы железному брусу. Да, даже такая работа могла быть великой и важной, если относиться к ней соответственно. И именно так ее отец воспринимал свою работу — как нечто серьезное и очень важное. Да, он был таким, каким Астрид всегда его считала, — грубым, легкомысленным, безалаберным, но одновременно достойным уважения.
Так размышляла Астрид, и эти размышления заставили ее приветствовать отца так, как никогда не приветствовала раньше — с налетом благоговейного страха.
— Можешь уделить мне минутку, папа? — спросила она.
— Минутку? — переспросил Васа в изумлении. — Конечно, детка! Хоть час — чего ты хочешь? Что тебя беспокоит? Ты выглядишь такой расстроенной!
Взяв дочь под локти, он поставил ее на большой ящик. В другой раз она раскричалась бы, что он испачкал ей платье грязными руками. Но теперь она просто улыбнулась ему сверху — неуверенной, испуганной улыбкой.
— Ну, расскажи все своему старому папочке!
— Помнишь ту записку, которую ты отнес Ингрэму?
— Э-э-э… помню.
— Я сказала ему в этой записке, что он мне больше не нужен!
— Вот привет! По-моему, это было слишком!
— Папа, а перед этим мы договорились о помолвке.
— Да что ты?!
— И сразу после этого я оттолкнула его!
— А что еще ты могла сделать? Джентльмен, который позволяет…
— Нет!
Васа замолчал. Астрид тоже не произносила не слова.
— Ну говори же, — сказал он наконец.
— Я хочу вернуть его! Папа, ты должен вернуть его мне!
Мистер Васа запустил в волосы пятерню, покрытую сажей.
— И что мне делать, милая? Упасть на колени и умолять его жениться на тебе, после всего, что случилось? Послушай, давай я приведу его в дом. А тебе придется сделать остальное. Но… дочка, ты, часом, не свихнулась — выходить замуж за человека, который…
— Нет! — крикнула она опять.
Васа снова замолчал. Надо же, вдруг подумала Астрид, несмотря на всю свою силу отец так легко покоряется ее желаниям… Как будто считает, что в этом деле она соображает лучше, чем он.
— Я не могу говорить с ним! — сказала Астрид, всхлипнув. — Я только что встречалась с ним, но он лишь смотрел на меня и ничего не говорил, пока я не попросила его простить меня, и тогда он сказал, что простил… Но на самом деле он вычеркнул меня из своей жизни — а я не могу это вынести! Я не могу вынести это, папа!
— Ну, ну… — пробормотал кузнец.
Он спустил дочь на землю и вытер ей глаза.
— Я сделаю все, что могу, — сказал он. — Но я не знаю… По-моему, ничего хорошего в этом нет. Хотя по городу болтают, что Ингрэм совсем не такой, как нам кажется… что он «муи дьябло». Ты слышала это?
— Подожди и увидишь! — горячо ответила она. — Подожди и увидишь!
Васа кивнул, и девушка медленно пошла домой.
В этот день рушились, разбивались вдребезги ее прежние представления о жизни, а новые еще не оформились четко в голове, поэтому Астрид чувствовала слабость и страшную неуверенность. Она лишь догадывалась, что в мире мужчин правят такие силы, которые она и вообразить себе не могла.
А потом, в дверях своего дома она встретила Рыжего Моффета. Он ухмылялся и выглядел одновременно застенчивым и гордым собой, как ребенок, ожидающий похвалы.
Девушка отшатнулась от него.
— У меня болит голова, я не могу говорить с тобой, Рыжий, — сказала она ему вполне искренне. — Я хочу побыть одна.
С этими словами она прошла мимо него.
Рыжий был настоящим мужчиной, достаточно сообразительным, чтобы найти золотоносную жилу и разработать ее. Но он совершенно не понимал женский склад ума. С мужчинами всегда так. Чем более бравые, смелые и успешные они на своем собственном поле, тем более тупые, неуклюжие и неумелые они в обращении с женщинами, которые входят в их жизнь. И, наверное, всеобщий любимец женщин всегда бывает чуточку женственным или в какой-то степени шарлатаном. К женщинам нужен изысканный подход. Беседа с ними подобна хирургической операции на нервах. Малейшее неверное движение руки или слишком глубокий надрез — и в результате полный провал. Те, у кого подвешен язык и кто ловко жонглирует словами — только они и достигают успеха.
Но бедняга Рыжий не знал всего этого.
Он знал только, что любит эту девушку и что устранил из соревнования одного опасного соперника. Но вместо того, чтобы пожинать плоды победы, он встретился с откровенным презрением и брезгливостью.
Еще не понимая, что произошло, Моффет проводил Астрид до двери и даже коснулся ее плеча.
Она обернулась к нему, сжавшись, словно его прикосновение было заразным.
— Я хочу знать, — начал Рыжий, — почему ты стала такой…
— Ты бандит! — выкрикнула девушка.
Рыжий ошеломленно отступил назад.
— Бандит? — переспросил он в изумлении.
— Ты трусливый, громадный, неуклюжий, дрянной бандит! — кричала Астрид, наступая на него.
Рыжий не смог удержать свои позиции. Он ретировался через дверь, забыв о своей шляпе.
Астрид швырнула ее ему вслед.
— Надеюсь, я никогда больше не увижу тебя! — крикнула она вдогонку.