Паучий Случай

Глава пятая. Сказки для папы

Я честно пыталась уложить паукана спать. Паукан честно пытался уложить меня в обморок.

И тут я вспомнила про детские стишки. Под них засыпают даже самые стойкие дети. Под них засыпают даже взрослые.

– Серый волк сидит в овраге, – начала я. Я выбрала самое мощное заклинание усыпления. Оно никогда не давало сбой. Им можно было бы усыпить даже Ктулху. Если бы тот надумал проснуться.

– Мокнут уши у бедняги, – настаивала я, зевая для рекламы.

– Вылезет – посушит, вымокшие уши, – я закрыла глаза. Сейчас сама усну!

Но паукан был стойким. Он бегал по стенам. И спать упорно не собирался. Я пыталась ему объяснить, что во взрослой жизни, такой радости у него не будет! И слово «спать» превратится в мечту.

Я была красноречива, как никогда. Смачно описывала триллер «Дом-работа». В моем голосе появились характерные завывания. Апогей ужаса все не наступал. Даже фраза «а потом ты состарился и умер» звучала как-то оптимистично.

– Ипусий слусяй! – прозвучало с потолка.

Паукан сидел на потолке. Я стояла на полу. Переговоры затягивались. Мне срочно нужно ПВО.

Я пыталась его поймать и случайно нажала на какую-то черную плитку. В стене неожиданно открылась дверь. Это была черная ванна. И прочие неудобства. Вот на кой я рисковала жизнью?

Пока я смотрела на виновника неприятностей, дверь в комнату открылась. На пороге стоял старец. Мне показалось, что он древнее моего унитаза. Хотя, унитаз готов был поспорить!

– Его величество сказал, что на вас надежды мало, – изрек старец.

Черный балахон подметал пол. Дедушка выглядел плохо. С таким лицом нельзя творить добро. Но смело можно отнимать у детей конфеты.

Хотя, сейчас такие дети пошли. Догонят и убьют.

– Я – великий магистр! – представился зловещий старец. – Светлый маг Элуард!

Если светлые маги выглядят так и говорят таким страшным голосом, то с темными лучше не встречаться!

В руках Магистра Элуарда появилась книга. Черная, старая, со сломанным переплетом. Мне показалось, что ею кого-то убили. Возможно, совсем недавно. Того, кто задавал лишние вопросы.

– Я специалист по всем древним языкам, – прищурился дед.

Мне стало стыдно. Я в совершенстве владела только говяжьим языком. У меня из него получался отличный паштет.

– Я знаю все древние наречия! – продолжал дед, листая книгу.

Моя самооценка разрыдалась. Мы с ней помнили только подлежащие и сказуемые. И склоняли врагов по падежам.

– Иса капка ам! – звонко произнес паукан.

Маг побледнел. До этого он тоже был бледным. Но не в крапинку! Узловатые пальцы листали страницы. На лице Элуарда были признаки просветления.

– Древнее кастанийское наречие! – выдал он очень умным голосом.

Я посмотрела на потолок. Просветление обошло меня стороной. Вот так всегда!

– Одну минуту! – нервничал маг. Его пальцы терзали древние страницы. – Вот! Нашел!

Я слишком молода, поэтому умереть от любопытства мне не светит. «Иса капка ам!», – произнес паукан, падая мне на голову. Мои нервные клетки уже сдались. Паучья шапка ерзала и добивала выживших.

– Иса означает смерть! – шепотом произнес дед. Он был близок к «исе». Мне так показалось.

В наступившей тишине я вздохнула. «Ипусий слусяй!», – согласился паукан. Правильно говорят. Одна голова хорошо. А две – патология.

– Капка – это мучительная! Произносится, с ударением на первый слог. Ка-а-апка!

В глазах старика промелькнула жизнь. В моих проблески совести.

– Ам, значит, тебе! Это – древнее проклятие! Иса капка ам! – выдохнул дед. Жизнь обняла его напоследок.

– Илизит осусит имоксие уси! – произнес пушистый полиглот. А потом звонко чихнул. У него на меня аллергия? Хотелось бы.

Старик покачнулся. И рухнул, как вся экономика.

Любопытство съедало меня. Я переступила через мага. Открытая книга манила новыми знаниями. И ругательствами.

Я нашла что-то похожее на букву «и».

«Ипусислусяй. Универсальное заклинание темных магов. Использовалось для защиты от чего-то ужасного. Ипу – означает «уйди», «сислу» – немедленно, «яй» – отсюда».

Где-то в книге были еще интересные буквы. Например, буква «х».

Маг простонал. Впечатление все еще не отпускало его.

– Илизит осусит имоксие уси! – произнес паукадл. И шлепнулся на книгу.

– Дай сюда книгу! – внезапно заорал старик. Он смотрел на меня с непередаваемым ужасом.

На книгу я не претендовала. Я претендовала лишь на зарплату. Поэтому спокойно отдала ее.

– Я вынужден доложить его величеству! – испуганно бросил маг. И выбежал за дверь.

Мы вежливо проводили мага взглядом.

Мафия всегда говорила, что мокрые дела лучше делать без свидетелей. Поэтому дверь в туалет я попыталась закрыть.

И тут я выяснила одну страшную вещь.

Меня и «сходить в туалет в одиночестве» разделяют предрассудки.

Я честно пыталась закрыть дверь ногой. Даже вежливо улыбалась.

Всем видом я показывала, что в этот ответственный момент женщины любят побыть одни. Это – мужчины – создания коллективные. И не против зрителей. А женщины, они другие.

Я старательно намекала, что не пытаюсь собрать ядерную бомбу. Не ем ничего вкусного. Не играю в игры. Но мне не верили. И хотели удостовериться лично.

Пушистый шарик на восьми лапках смотрел на меня странными глазиками. Он был уверен, что мне как в фигурном катании нужна поддержка.

Дети и туалет – это отдельный разговор. Дети почему-то уверены, что именно так получаются сироты. Что мама Белоснежки и Золушки тоже однажды ушли в туалет. А потом появились злые мачехи и заверте…

Это на уровне первобытных чувств. Они уверены, что в этот уязвимый момент тебя унесет коршун. Коршун, размером с боинг. Схватит саблезубый тигр. И утащит в Нарнию.

Поэтому считают своим долгом караулить тебя до победного. Чтобы потом рассказать остальным о твоей грустной участи.

На тебя смотрят так, словно заранее прощаются. Как же так? Только что ты была здесь, а через минуту в туалете. И вернешься ли ты, неизвестно. Ты в любой момент можешь стать детской травмой, если просидишь там дольше пяти минут.

И сейчас на меня смотрели требовательные глазки паукана. Я уже почти сняла трусы, застыв на середине бедра. Знакомить ребенка с тем местом, откуда он появился, в мои планы не входило.

– Уйдите, ваше высочество, – попросила я.

Мой голос был очень жалобным. Нужда поджимала. Паукан молчал. Он впитывал полученную информацию.

– Пожа-а-алуйста, – добавила я.

Первый урок вежливости и этикета прошел мимо. Я терпеливо объясняла, что умирать не собираюсь. Что наша разлука не будет вечной. Что он даже соскучиться не успеет.

Однажды темный властелин, садист и диктатор будет рассказывать о своем трудном детстве. Он обязательно вспомнит, как няня пыталась выгнать его из туалета. У измученной жертвы будет очень заинтересованный вид.

– Ну уйди, ну позязя, – нежно произнесла я.

Моя рука деликатно пыталась закрыть дверь. Паукан был не согласен. И тогда я решилась. Закрыв глазки, я уселась на черный трон.

– Ипусий слусяй! – заметил паукан.

Дверь в мою комнату открылась с грохотом. На горизонте показались суровые стражники. «Вы обвиняетесь в некромантии!», – произнес самый страшный из них. Мне срочно понадобился некромант. Я хочу воскресить свою веру в справедливость.

Оставив паукана умирать от любопытства, я поплелась в зал. Раньше я хотела, чтобы меня окружали одни мужчины. Стража взяла меня в кольцо, исполняя мою мечту.

На троне восседал печальный красавец. Он устало подпер голову. Сказывала бессонная ночь. Рядом с ним стоял гнусный старикан. Он очень невежливо тыкал пальцем в меня.

Если бы я опоздала на пять минут, то из «подозреваемой в колдовстве» превратилась в «зло всех времен и народов».

– Что значит «Иса капка ам»?– спросило меня его величество.

Иса капка ам? Иса? Капка? Ам? Словарь детского лепета тут не поможет. Он составляется для каждого ребенка индивидуально. Дети повторяют то, что слышали.

От страха неприятностей меня вдруг осенило.

– Лиса съела колобка, – радостно выкрикнула я.

Я думала, что меня отпустят. Наивная. Теперь следствие нашло зацепку. Судьба таинственного колобка стала делом государственной важности.

Вкратце я пересказала сказку. Даже суровая стража пригорюнилась. Видимо, вспомнила погибших товарищей. Маг молчал. И смотрел на меня сочувственно.

– Дед с бабой любили друг друга? – внезапно спросил роковой в моей жизни красавец.

В такие подробности я не вникала.

– Видимо, недостаточно сильно. Раз пришлось лепить колобка, – пожала плечами я.

– Это хорошо. Хочу тебя предупредить, – холодно произнес красавец. – Каждую сказку пишешь и приносишь ко мне на утверждение.

– Я поняла, – согласилась я.

Публика, собравшаяся в зале, была глубоко разочарована. Ни ведьмы. Ни казни. Ничего. Какой скучный день.

Я поплелась обратно. Придется умереть от чего-нибудь другого. Чтобы не разочаровывать публику.

Два часа подряд я писала сказку про Золушку. Я старательно подбирала слова. Паукан спал у меня на голове.

Сказка закончилась. Паукан храпел. По-детски так, но с претензией на трактор. Потенциал храпа еще развивать и развивать. Сначала до опустевшего дворца. Потом до ближайших городов.

Я свернула уши в трубочку. И листочек со сказкой. Ничего, подпадающего под уголовное преследование, в сказке обнаружено не было.

Сняв паучью шапочку, я уложила ее в колыбельку. Паукан поворочался и превратился в ребенка. Я понервничала и превратилась в параноика. Я тоже немного оборотень.

Еще бы! Сегодня погибло столько нервных клеток. По ощущениям – дивизия!

В каждой маме или няне живет партизан. Он умеет ходить бесшумно. Бесшумно стирать. Бесшумно рубить мясо. Бесшумно смотреть телевизор. Бесшумно забивать тапкой таракана. В режиме «без звука» мама умеет делать эпиляцию. И отбивать замерзшие котлеты от стада других котлет.

Я выдохнула и стала отступать. Так отступают партизаны. В абсолютной тишине. Ни шелеста. Ни звука.

Рука легла на дверь. Двери любят скрипеть в неподходящий момент. Им это доставляет удовольствие. Она может не скрипеть годами. Но в нужный момент заскрипят так, словно кого-то изнасиловали, убили, а теперь едят.

Но опытная няня уже знает эту подлую дверную особенность. Поэтому открывает ее по миллиметру. Тело напряжено. Взгляд ищет сволочную громкую муху.

Я выдохнула и закрыла двери. Вооружившись сопливыми девичьими мечтами, я шла покорять сердце критика.

Осторожный стук в чужие покои намекал на то, что сказка уже готова.

– Войди, – пригласили меня.

Хозяин сидел в кресле. Кучка красоты смотрела на меня равнодушным взглядом.

– Читай, – приказал его величество.

Когда мне это говорил Дед Мороз, я лезла на табуретку. Мне за это давали конфету. Потом Дедушка Мороз понял, что с конфетами перегнул. Табуретка начала стонать подо мной. И я стала читать с пола.

Я прокашлялась. Одернулась. Расправила плечи. И начала.

– Так, мать сразу вычеркивай, – произнесло его величество, глядя в свой наполненный до краев бокал. – У нее сразу не было матери!

– Хорошо! Родилась у отца Золушка, – прочитала я. От героизма мужика я чуть не прослезилась.

А потом подняла глаза. На меня смотрел суровый критик.

– С другой стороны, логично. Теперь есть объяснение, почему у нее все через задницу! – вздохнула я, исправляя вариант.

– Нет, – отрезал критик полет моей фантазии.

– Нашли Золушку в тыквах! – предложила я достойный вариант. – И отец больше в эти тыквы никогда ни ходил. Поэтому Золушка была единственным ребенком.

– Молодец, – похвалили меня кивком.

Я продолжала. Сказка начинала меня пугать.

– Так, у мачехи не было дочерей! – резко произнес «критик». – Заменяй. Какие – нибудь животные.

– Котики? – спросила я, почесавшись пером. Вариант одобрили.

– Зачем котикам на бал к принцу? – внезапно спросило его величество.

– Эм… – напряглась юная сказочница. – Они никогда не гадили в ботинки принца? А очень хотелось! Может, это мечта всей жизни?

– Оставляй! – кивнул критик. Его губы прикоснулись к вину.

Мое сердце в этот момент сладенько защемило. Не может мужчина быть таким красивым. Так вот кому природа отдала мои пушистые ресницы, мои густые брови, мои пышные волосы. И вот кого она решила подарить мне прыщи и шесть лишних сантиметра на талии.

– Вычеркивай! – внезапно отрезал отец. – В сказках не должно быть любви.

– А почему?– наивно спросила я.

– Потому что я так сказал. Слишком много розовых соплей, – пояснили мне.

– Золушка что? Тоже хотела на бал, чтобы нагадить принцу в тапки? Может, в душу? Может, это он был виновником того, что она стала нищей Золушкой? – предложила я.

– Хороший вариант. Оставляем! – меня побаловали благосклонностью.

Я добралась до конца.

– Нет, – в голосе его величества послышалась твердость. – Принц ее никогда не нашел. Золушка отравила мачеху. И все жили долго и счастливо!

– А в туфельку нагадили коты! – исправляла я на столике. – В итоге все закончилось хорошо!

Я смотрела на красавца. Он смотрел на меня.

Я – профессиональная няня. А профессиональная няня знает простое правило. Никогда не противоречить воспитанию. В семье веганов я смотрю Чипполино, жую капусту и ругаю трупоедов. Лишь урчание живота выдает тягу к котлетам.

Лицо его величества почему-то помрачнело. Он смотрел на бокал и молчал.

– Я так понимаю, что у вас что-то случилось. Это не мое дело, я знаю, – осторожно начала я.

На меня подняли взгляд.

– И я ни коим образом не хочу вмешиваться в воспитание, – добавила я. Выражение глаз не предвещало ничего хорошего.

– Но, может быть, ребенку лучше знать правду? – шепотом закончила я. – Ему так проще будет. Я уверена.

Красивые глаза опустились вниз. На губах дрогнула улыбка. Рука сжала бокал так, что он лопнул. Алое вино потекло по руке. Крупными каплями оно упало на пол. Ножка бокала звякнула об пол.

– Вон, – послышался шепот. – Вон отсюда. Делай то, что тебе сказано. Ты для него никто.

– Это вы для него с каждым днем становитесь никем, – ответила я. И испугалась своих слов. Но это была правда!