Павел I

Послесловие

После гибели Павла I при Дворе был объявлен годичный траур и учреждена похоронная («печальная») комиссия во главе с тайным советником князем Н,Б, Юсуповым. Доступ в Михайловский замок был открыт всем желающим, и множество людей пришли проститься с Самодержцем, имя которого совсем недавно одним внушало трепет и ужас, а у других вызывало почитание и восхищение. Статистика прощальных дней оказалась для России неслыханной. В первый день там побывало более 11 тысяч человек, потом — 19 тысяч, потом — 21 тысяча. И это при трехсоттысячном населении Петербурга!

Погребение состоялось 23 марта 1801 года, на исходе дня. Похороны были обставлены со всей имперской пышностью. Император Александр шел пешком за гробом в длинной траурной мантии, в широкополой шляпе с черным обрамлением. За ним шествовала Императорская Фамилия, за исключением Императрицы Марии Фёдоровны, следовавшей в экипаже. Императрица Елизавета Алексеевна, сославшись на болезнь, на похоронах не присутствовала…

Офицер в правление Императора Павла, ставший при Александре I шефом тайной полиции, Я. И. де Санглен (1776–1864) в мемуарах, написанных на закате жизни, заключал: «Краткое царствование Павла Первого замечательно тем, что он сорвав маску со всего прежнего фантасмагорического мира, произвел на свет новые идеи и новые представления. С величайшими познаниями и строгою справедливостью Павел Петрович был рыцарем времён прошедших. Он научил нас и народ, что различие сословий ничтожно». Время и обстоятельства текущего времени меняли представления о прошедшем; де Санглен в молодости симпатизировал тем, кто умертвил «тирана», но в конце жизни пересмотрел свои наивные представления.

Преемник Павла I на Престоле Государства Российского постоянно ощущал свою вину за злодеяние, учиненное 11 марта 1801 года.

Александр I не мог избавиться от угрызений совести всю свою жизнь. Потому после его смерти пошли гулять по свету легендарные сказания о загадочном старце «Фёдоре Кузьмиче», в образе которого некоторым чудился «замаливающий грехи» и «ушедшийвопрощение» Император Александр Павлович. Однако не существует ни малейших серьёзных оснований видеть в этом мифе хоть какие-то признаки подлинного хода событий.

В последние годы жизни Александр Павлович не раз сетовал на свою судьбу, совершал паломничества по святым обителям, часами молился. Когда же узнал, что среди офицеров гвардии зреет новый заговор, то произнес сакраментальное: «Не мне карать», — и своей бездеятельностью фактически проложил дорогу к мятежу на Сенатской площади в декабре 1825 года.[138] Заговор, тогда переросший в публичное вооруженное выступление, направлен был уже не против отдельного владетельного лица, но — против всей Династии.

На пышных коронационных торжествах Александра I в Москве в сентябре 1801 года присутствовал весь цвет русского общества, как и те, которые являлись только «залётными птицами» этого мира. Одной из них была таинственная мадам Каролина де Боней, появившаяся в Петербурге в мае 1800 года. Происхождение её было туманно, — некоторые утверждали, что она — дочь парижского мусорщика, хотя имела манеры вполне светские. Мадам была умна, образованна и остроумна, а такие качества открывали двери аристократических дворцов. Став приятельницей мадам Шевалье, её начали принимать в «лучших домах» Петербурга. Заезжая парижская гастролёрша быстро добилась в столице Империи «блестящей партии», сделавшись любовницей всесильного в тот период графа Ф. В. Ростопчина. Истинная же роль её в петербургском свете до сего дня не ясна. Известно только, что её удостоил приёма Император Павел, хотя многие уверенно говорили, что она — шпионка Наполеона.

В данном случае всё зги подробности не имеют существенного значения; важно совсем другое. После коронации Александра I, очевидцем которой указанная особа являлась, она написала своему «другу» министру полиции Наполеона Жозефу Фуше (1759–1820) слова, навсегда ставшие исторической эпитафией Императора Александра I: «Я видела его выходящим из Кремля. Впереди шагали убийцы его деда, рядом с ним — убийцы отца, а позади его — собственные убийцы!»

Мадам ошиблась только в одном: «убийцы Александра», которых олицетворяли будущие декабристы, тогда в большинстве своем ещё были слишком юными, в процессии не шествовали. Правда, там занимали места отцы некоторых из них. Повзрослевшие дети своих отцов начали вынашивать план нового цареубийства, который создавался по лекалам Палена — Беннигсена. Намечалось же выступление на 12 марта 1826 года — двадцатипятилетие вступления на Престол Александра «Благословенного».[139] Проведение было милостиво, избавив Царя и Россию от нового страшного злодеяния. Император Александр Павлович мирно почил в Таганроге 19 ноября 1825 года.

В дневнике A.C. Пушкина за 17 марта 1834 года записано, что «покойный Государь (Александр I. —А. Б.) окружён был убийцами его отца… Государь, ныне царствующий, первый у нас имел право и возможность казнить цареубийц…».

Платон Зубов сразу же за цареубийством публично провозгласил, что никто из участников «не будет наказан». Много написано и сказано О том, что Александр Павлович ненавидел убийц отца своего. Некоторые были изгнаны и навсегда удалены с глаз — Панин, Пален; другие продолжали сохранять чины, ордена и положение. Самый вопиющий случай — A.A. Беннигсен. Когда на встрече в Тильзите с Наполеоном летом 1807 года Русский Царь заметил, что «Император французов» оказывает знаки внимания генералу Беннигсену, то в сердцах произнёс уничижительный монолог: «Он гнусный негодяй, это человек, который убил моего отца; лишь политика заставляла и заставляет меня использовать его, несмотря на то, что я предпочёл бы видеть его мертвым, и я имею намерение скоро послать в такое место, где смогу посмотреть, как он отправится на тот свет». Император, как часто бывало, лукавил.

«Негодяй» Беннигсен не только не был отлучён от должностей, но и играл в военной кампании 1812 года влиятельную роль. Он был определён начальником штаба при Главнокомандующем М. И. Кутузове и регулярно писал доносы на своего начальника. В 1813 году Беннигсен «за особые заслуги» награждён был графским титулом, командовал Второй армией. Только в 1818 году активный участник цареубийства Беннигсен получил отставку…

Взойдя на Престол в декабре 1825 года, третий сын Павла Петровича, Николай Павлович, тоже не стал судить цареубийц. Во-первых, время минуло очень много — четверть века; кто-то из цареубийц был в могиле, кто-то стал дряхлым и больным. Но главное заключалось не в этом. Николай I прекрасно понимал, что любое судебное разбирательство, любое самое скрытое расследование неизбежно может поднять факты и документы, способные замарать и дискредитировать старшего брата — Александра Павловича. Делать же этого Монарх категорически не мог.

В то же время Николай I питал нежные чувства по отношению к отцу, хотя собственных воспоминаний почти не осталось: ему в марте 1801 года еще не исполнилось и пяти лет. Но кое-что цепкая детская память всё-таки сохранила. Существуют собственноручно написанные записки о детстве Императора Николая I, относящиеся к 30-м годам XIX века. В них немало места уделено отцу. Николай Павлович воссоздавал эпизоды и сцены, запечатлившиеся в памяти навсегда. Все эти описания пронизаны искренней теплотой и неподдельной любовью. В ряду этих реминисценций примечателен один случай, происшедший в Михайловском замке.

«Однажды вечером, — вспоминал Николай I, — был концерт в большой столовой; мы находились у матушки; мой отец уже ушел, и мы смотрели в замочную скважину, потом поднялись к себе и принялись за обычные игры. Михаил, которому было тогда три года, играл в углу один в стороне от нас; англичанки, удивленные тем, что он не принимал участие в наших играх, обратили внимание и задали ему вопрос: что он делает? Он, не колеблясь, ответил: «Я хороню своего отца. Как ни малозначащими должны были казаться такие слова в устах ребёнка, они тем не менее испугали нянек. Ему, само собой разумеется, запретили эту игру… На следующее утро моего отца не стало»[140]. Подытоживая рассказ, Император заметил: «То, что я здесь говорю, есть действительный факт».

Николай Павлович не знал ни подробностей заговора и убийства своего отца, ни многих печальных страниц его жизни. Будучи джентльменом, он, исполняя волю матери, умершей в 1828 году, сжег, не читая, её подробные дневники. Надо думать, они заключали немало важных сведений, и все они были безвозвратно потеряны.

Через несколько лет после воцарения Николаю I совершенно случайно стали известны некоторые подробности первого брака отца, связь его супруги Наталии Алексеевны с графом А. К. Разумовским и рождением ею от графа мёртвого ребенка. Весь этот ужас произвел на Самодержца удручающее впечатление. Разумовского, которого знал лично, назвал «мерзавцем». Судьба же Павла [ничего, кроме сочувственного сострадания, вызвать не могла. «Бедный мой отец, ему нужно было всё испытать на этом свете!» — только и мог произнести Николай Павлович. Ему было больно за отца, стыдно и тяжело от сознания того, что подробности отцовской биографии являлись темой пересудов в свете. Невзирая на свои огромные властные полномочия, он, Самодержец Всероссийский, ничего с этим поделать не мог…

Павла 1 похоронили в Петропавловском соборе в Страстную Субботу. Этот факт произвел на православных сильное впечатление и утвердил представление: погибший Царь получил от Бога прославление. Ибо считалось, что «Христу сопогребённые — воскреснут с Христом». Началось почитание убиенного Самодержца тем более удивительное, что подробности его гибели были совершенно скрыты. Зато получило широкое распространение пророчество легендарного монаха Авеля, которое расходилось во множестве и изустно, и в письменных текстах. Вот один из вариантов предсказания, услышанного Императором Павлом из уст благочестивого монаха.

«Коротко будет царствование твое, и вижу я, грешный, лютый твой конец… Мученическую кончину приемлишь, в опочивальне своей удушен будешь злодеями, коих греешь ты на Царственной груди своей… Они же, злодеи сии, стремясь оправдать свой великий грех цареубийства, возгласят тебя безумным, будут поносить добрую память твою. Но народ русский правдивой душой своей поймет и оценит тебя, и к гробнице понесёт скорби свои, прося заступничества и умягчения сердец судей неправедных и жестоких».

Как свидетельствует изустное предание, Император был потрясён предсказанием, а военный губернатор граф Пален приказал заточить Авеля в Петропавловскую крепость «за возмущение душевного спокойствия Его Величества»…

Гробница Императора Павла в Петропавловском соборе постепенно стала местом молитвенного поклонения. Люди шли постоянно, зажигали свечи, молились, заказывали панихиды по Убиенному. Это паломничество беспокоило официальных лиц. По распоряжению Синода причту собора вменялось в обязанность записывать имена всех, кто заказывает службы по Павлу I. Однако подобная регистрация паломнический энтузиазм не остановила. Считалось, что молитва Павлу Петровичу о заступничестве избавляет от служебных неприятной и жизненных напастей.

С конца XIX века по благословению тогдашнего настоятеля собора отца Александра (Дернова) начали собирать свидетельства небесного заступничества «Царя-Мученика», о которых поведали богомольцы у могилы Императора. Набралось множество подобных доказательств. В 1916 году была издана брошюра «Венок на гробницу Императора Павла I», в которой говорилось о многих доказательствах помощи Божией людям «в разных тяжелых жизненных обстоятельствах, — особенно в делах тяжебных и судебных, — при явно наносимых обидах со стороны сильных слабым».[141]

Товарищ (заместитель) обер-прокурора Синода в 1916–1917 годах князь Н. Д. Жевахов (1876–1938) написал потом: «Отношение Императора Павла I к Церкви было таково, что только революция 1917 года прервала работы по его канонизации, однако сознанием русского народа Император Павел давно уже причислен к лику святых. Дивные знамения благоволения Божия к Праведнику, творимые Промыслом Господним у его гробницы, в последние годы перед революцией не только привлекли толпы верующих в Петропавловский собор, но и побудили причт издать целую книгу знамений и чудес Божиих, изливаемых на верующих молитвами Благоверного Императора Павла I».

Революция прервала не только «работы по канонизации» Императора Павла; она разрушила весь уклад жизни России. Распалась связь времён. Исчезло мерцание свечей из Петропавловского собора, который перестал быть храмом Божиим, превратившись в казенный «музей». Но русская память не оскудела, не исчезла. В эмиграции продолжалось молитвенное почитание Императора Павла. Широко распространена была следующая молитва, ныне доступная и всем гражданам современной России.

«Упокой, Господи, душу убиенного раба Твоего Императора Павла и его молитвами даруй нам в дни сии лукавые и страшные в делах мудрость, в страданиях кротость и душам нашим спасение Твое. Призри, Господи, на верного Твоего молитвенника, за сирых, убогих и обездоленных Императора Павла и, по молитвам его святым, подай, Господи, скорую и верную помощь просящим через него у Тебя, Боже наш. Аминь»,,