Печать льда

Глава 5 ДЖЕЙСА И ХЕЛЬД

Если бы отец Джейсы оказался чуть богаче, знатнее и, может быть, удачливее, не было бы в Айсе невесты веселей и беззаботней, чем рыжеволосая красавица-звонарка. Неизвестно, задумывался ли об этом Шарб, но за дочкой он приглядывал внимательно и любил ее так, словно прозябал в ночи и холоде, а дочь приносила ему тепло и свет.

Заботился звонарь о Джейсе настолько, насколько позволяло скудное содержание айского магистрата, а именно передавал дочери жалованье до последнего медяка и всецело полагался на ее домовитость и расторопность. В чем-чем, а уж в расторопности Джейсе не смог бы отказать никто, кто знал ее близко. Правда, жил звонарь с дочерью недалеко от Водяной башни под крышей доходного дома, ставшего доходным только из-за древности и ветхости. А, значит, соседствовал Шарб большей частью с зажиточными и важными горожанами, которые не только знаться не желали с убогим семейством, но и вообще старались его не замечать.

Хотя дети этих самых горожан никогда не упускали случая присвистнуть вслед негаданно расцветшей звонарке, с трудом вспоминая, не ее ли в не столь далеком детстве они пытались выжить с богатой улицы, словно ненароком забредшего в их дворы бездомного кошака?

В отличие от них, ее обидчиков, которые теперь уже стали торговцами и заимодавцами, а большей частью бравыми стражниками Айсы, Джейсе не приходилось морщить лоб, чтобы вспомнить давнюю историю. Все произошедшее стояло у нее перед глазами, словно произошло только что. Орава мальчишек прижала ее к углу Водяной башни, чтобы, задрав на спину ветхое платье, с помощью камней, прутьев и ременной плетки раз и навсегда научить и низким поклонам при встрече на Серебряной или Огненной улицах, и привычке не прогуливаться, а красться вдоль холодных стен мрачного города, и просто испуганному выражению лица вместо не покидающей ее губ и щек восторженной улыбки.

Джейса даже не успела испугаться. Прикусив губу, она пыталась защищаться и не чувствовала ни вспухающих на спине следов от плети и прутьев, ни разбитых губ, ни наливающихся синяков, когда в толпу сопящих негодяев врезался Рин. Он был, пожалуй, младше большинства ее обидчиков, но сумел справиться один с пятью или шестью противниками.

Мальчишка не распалял себя ни криками, ни угрозами. Он точно так же как Джейса прикусил губу и принялся осыпать ударами палки жестоких озорников. Быстрота и напор сделали свое дело, схватка оказалась короткой и закончилась позорным бегством зачинщиков. Рин деловито переломил брошенные прутья, затем поднял плетку, вздохнул и порезал ее на части извлеченным из заплечной сумы ножом.

– Мастер Грейн учит, что чужого брать нельзя, – пробурчал он, словно обращался к самому себе, отбросил куски кожи и поднял глаза на Джейсу.

Страх и обида навалились на девчонку только теперь. Навалились и выхлестнули слезами, заставили забиться в рыданиях, отозвались болью в разбитом лице и исполосованной спине. И тогда Рин Олфейн, которого Джейса не могла не знать, потому как именно он гордо шествовал рядом со своим отцом, старшим магистром Родом Олфейном перед ежемесячными собраниями магистров Айсы, взял ее за руки.

Она так и не поняла, что он бормотал, только почувствовала, как исчезает боль, а испуганные глаза мальчишки наполняются удивлением, интересом и как будто той самой исчезающей у нее болью. На верхушке Водяной башни тем временем тяжело ударил колокол, а вскоре и хромой Шарб с криком засеменил к странной парочке.

– Чего хочешь? – только и спросил звонарь, когда девчонка сбивчиво поведала ему о мальчишеской напасти и нежданном спасении.

– Так я не за что-то, просто так, – пробормотал Рин, смахивая со лба липкий, нездоровый пот.

– Это и хорошо, – крякнул Шарб, оглядывая заплаканную дочь. – Однако дружбу закрепить бы следовало!

– А вот. – Рин протянул палку Джейсе. – Пусть без палки не ходит.

– Да не о том я! – поморщился Шарб.

– Пап, – пискнула Джейса, – а ты пускай его на Водяную башню! Не гоняй его больше!

– А можно? – вытаращил глаза Рин.

– Можно! – хмыкнул звонарь. – Только чтобы слушаться меня и куда не велю – не забираться!

Так и случилось, что Джейса нашла заступника, а Шарб малолетнего приятеля, который облазил Водяную башню от Мертвой ямы в ее основании, где бурная Иска уходила в подземную полость, чтобы вынырнуть из-под камня через сто шагов, и до верхушки, где висел старый, позеленевший от времени колокол.

Сначала Джейса пыталась не отставать от негаданного приятеля, но потом махнула рукой и лишь с завистью смотрела, как неугомонный мальчишка, рискуя жизнью, ползал по стенам Водяной башни, нащупывая босыми ногами узкие карнизы и уступы, чтобы заглянуть в запертые комнаты сооружения через затянутые паутиной окна. Шарб только потрясал кулаками, Рин счастливо улыбался, а Джейса, прижимая ладонь к груди, с удивлением прислушивалась к собственному сердцу: отчего оно стучит так, словно ей пришлось обежать весь Верхний город по Магистерской, Пристенной и Медным улицам, и отчего боль в груди так сладостна и желанна?..

– Ну? – окликнул Джейсу Арчик, напарник Шарба. – Шевелись! Хромой просил проводить тебя в Храм и привести обратно, а насчет того, чтобы у башни до полудня толкаться – уговора не было! Мне еще всю ночь на верхотуре торчать!

Джейса только кивнула и молча пошла вслед за долговязым вторым звонарем вдоль высокой серой стены, отсекающей пропасть Иски от фасадов грязной Дровяной улицы.

Вот ведь вроде бы самый центр Айсы, Водяная башня с воротами в Нижний город, что за речкой, тут же Медная улица, что ведет к Северным воротам и делит городское доречье на Верхний и Средний города, магистрат, богатые дома, до громады Храма два квартала всего, – а все равно сырость, кора, гниль под ногами. Оно понятно, конечно, где еще плавник вылавливать, как не в Холодном ущелье: Иска после Водяной башни и Мертвой ямы спокойной становится, разбегается на полсотни шагов, мельчает. Тут тебе и рыбалка, и дерево, вот только грязь под ногами да запах такой, словно до начала Гнили не четыре лиги, а несколько шагов!

– Что там? – буркнул через плечо Арчик. Хорошим парнем был второй звонарь, правда невезучим. Мальчишкой еще в Нижнем городе в помойку забрался, в овраг скатился да перебил себе локоть. С тех пор висела правая рука плетью. Даже Рин не смог ее исцелить, сам чуть не захлебнулся кровью, которая горлом у него пошла от напряжения. Хаклик говорил, что, пока умирал отец Рина, частенько у молодого Олфейна такое же случалось.

Так Арчик или по глупости, или от ревности к Джейсе чуть ли не самого Рина врагом стал числить! Словно не сам он руку себе поранил когда-то, а неудачное лечение Рина Олфейна в калеку его обратило. Горячим парнем был Арчик. Хорошим, но уж больно горячим. Давно глаз на Джейсу положил. Хорошо еще одними разговорами донимал, руку здоровую не распускал – знал, какой она выбор сделала. Злился, хмурился, а все одно – выручал, когда нужно…

– Где – там? – не поняла Джейса.

– Что избранник твой сказал? – цыкнул зубом Арчик. – Или думаешь, я ничего не знаю? Думаешь, не догадываюсь, зачем в Храм идешь? Не выгорит у тебя ничего с Рином Олфейном, не любит он тебя, зря сердце свое трудишь и еще зряшнее с храмовниками связалась. Не принесут они добра!

– Зло говоришь. – Джейса поправила волосы. – А мастер Хельд не злой. И выгоды ему никакой нет оттого, что Рин под его руку встанет. Я с отцом говорила: все равно в Совете Фейр заправляет, пять магистров из девяти под его дудку танцуют. Да и остальные с опаской на него косятся.

– Тогда отчего весь город говорит, что именно Фейр наденет перстень с белым камнем? – ухмыльнулся Арчик. – И зачем Храму опека над домом Олфейнов, если по-всякому руку Фейра не перебьешь? Я вот что тебе скажу, весь этот магистрат – сборище паразитов! Плюнул бы Олфейн на магистрат, отказался от перстня и жил себе. Чего ему не хватает?

Джейса вздохнула: и чего действительно, спрашивается, хорошего в этом магистрате? Ничего, кроме забот. Что бы ни случилось в городе, во всем магистрат виноват, а прибытка магистрам от города – никакого. Только и всего, что подать городскую магистры не платят. Да что с того толку, если у того же Олфейна, что плати подати, что не плати – дом роскошный, а внутри пусто, как в коридорах Водяной башни. Недаром Хаклик чуть ли не две трети дома богатым скамским купцам сдает, три верхних этажа камнем заложены, вход в них отдельный для съемщиков. Правда, и этих в последние месяцы не бывает. Случалось Джейсе помогать Хаклику, когда еще старший Олфейн последние месяцы жизни отсчитывал, насмотрелась на то, как нужда не только нищих и убогих прижимает, но и знатных и гордых не минует. Ничего, еще одумается Рин, не может не одуматься, а уж она вдохнет жизнь в холодные стены!..

– Ну, – оглянулся Арчик, – что замолчала? Верно, уж размечталась, как будешь камень под крышей Олфейна коврами застилать? Не надейся. Знаю я таких, как Рин Олфейн! Он скорее собственный язык грызть начнет, чем корку с земли поднимет!

– Это я, что ли, корка? – вспыхнула Джейса.

– Тихо-тихо! – отшатнулся звонарь. – Не то я хотел сказать…

– Что сказал, то и сказал! – отрезала Джейса. – Может, и корка, только не тебе о том судить!

– Вот ведь… – Арчик взъерошил волосы, поморщился раздраженно на собственную несдержанность, покосился на приблизившуюся громаду Храма и сокрушенно вздохнул: – Ладно, может, и не мне судить, но имей в виду: случится что, весь город осудит. Ты уж глупостей не наделай, девка…

– Жди здесь, – отмахнулась Джейса, ловя плечами пробивающую ее дрожь.

Осенний день обещал быть солнечным, но громада Храма загородила солнце, и тяжелая тень накрыла не только площадь, но и сторонящиеся божьего строения обычные дома. Странным казалось, что в городе, где, кроме Медной, ни одна улица не ширилась больше чем на десяток локтей, такая площадь оказалась незастроенной. Но стоило ступить на нее, как и объяснения оказывались не нужны.

Даже здесь, за три сотни шагов до Храма, Джейса начинала чувствовать тяжесть, которая в прошлый приход едва не вынудила ее упасть на колени. Хотя достаточно было склонить голову перед милосердием мастера Хельда, настоятеля дома Единого в Айсе. Может, и правда то, о чем шушукаются в городе, что не чужды храмовники магии? И то верно, иначе почему бы они выдавали ярлыки лекарям и колдунам? К тому же именно храмовники ходят по городу и следят, чтобы не было злокозненного и неразрешенного колдовства!

Нет. Неспроста, несмотря на нехватку свободных мест в городе, площадь вокруг Храма осталась незастроенной. Шарб намекал, что камень под ней пронизан штольнями храмовников, где вырастает немалая доля магических кристаллов, иначе как бы они смогли выстроить такую громадину? С другой стороны, какая ей разница, чем живет Храм и чего хотят храмовники? Не ей же по их хотениям расплачиваться. Сейчас нужно просто поговорить с Хельдом, он обещал, что все устроит.

Джейса кивнула сама себе и медленно двинулась вперед, прикидывая, какие слова скажет Хельду и что может услышать в ответ.

Храм казался огромным еще издали, но с каждым пройденным шагом он словно вырастал из тверди холма, наклонялся вперед всеми тремя башнями, что срослись друг с другом, как срастаются ледяные кристаллы, если не снять их со стен штольни в положенный срок. Сколько же надо было прорубить подземных ходов, чтобы заполучить этакую уйму камня?

Ее словно ждали, хотя ни одного наблюдателя Джейса не заметила – высокие окна начинались не ниже десятка локтей от подошвы здания. Тяжелые ворота скрипнули, мелькнула наголо обритая голова послушника. Он поманил Джейсу пальцем, но не повел в сумрак здания, а передал другому послушнику. Час для службы был неурочным, между уходящими в купольную мглу колоннами царила тишина, и шаги Джейсы раздавались так громко, что она невольно стала наступать на носки.

– Сюда, – позвал провожатый и толкнул низкую дверку.

Джейса перешагнула порог выбеленной до снежной чистоты крохотной кельи и вновь почувствовала необъяснимый стыд перед лицом худого, почти изможденного человека, закутанного в серый саван поверх объемистого и угловатого наряда. Человек сидел на каменной скамье и водил пальцем по раскатанному на коленях свитку.

– Мастер Хельд?

Голос девушки дрогнул, она поклонилась и застыла возле порога, разом забыв и приготовленные слова, и причину, по которой торопилась на встречу с хозяином огромного здания.

– Да, дочь моя, – мягко ответил храмовник, выпрямился и убрал свиток в нишу в стене. Движение руки отозвалось лязганьем металла. Хельд поморщился и покачал головой. – Не только воин укрывает плоть свою железом, но и служитель храма. Отличие в том, что воин спасает себя доспехом от вражеского орудия, а служитель храма обнажает себя пред ликом Единого, насилуя плоть свою. Впрочем, зачем тебе это знание, дитя? Что имеешь сказать мне?

Джейса с трудом оторвала взгляд от желтой, как отполированная кость, лысины, скользнула по провалам глаз и уставилась на острие подбородка.

– Пришла, как вы велели, мастер Хельд. Я получила клеймение. И говорила с Олфейном. Он отказал мне… Он сказал, что ему нужна девушка из… богатой и сильной семьи, которая способна защитить ее от дяди Олфейна.

– Наш Храм, – Хельд поднял над головой ладонь и взмахнул ею, обозначая жестом невидимое из кельи величие здания, – стало быть, в глазах Олфейна не способен защитить его избранницу?

– Мы не говорили с ним об этом, – растерялась Джейса. – Но я сказала Рину, что Храм готов оплатить все долги дома Олфейнов. Я… все сказала, что вы наказали мне. И о двадцати годах магистерства, и о покровительстве. Но Олфейн словно не слушал меня. Мне показалось, он был обижен из-за того, что я получила клеймо в Кривой часовне. Но он сказал, что если решится принять предложение Храма, то непременно найдет меня! И я узнала еще кое-что… Олфейн уже нашел опекуна. Его теперь разыскивает Фейр Гальд. Не думаю, что он делает это ради доброго знакомства. Но герб магистра уже вернулся на дверь дома Олфейнов.

– Я знаю, – улыбнулся Хельд. – Но разве состоявшееся опекунство меняет хоть что-то? Разве что добавляет хлопот Фейру Гальду. Или ты думаешь, что дядюшка Рина Олфейна так легко упустит покровительство над любимым племянником? До собрания магистрата еще два дня, разное может случиться! Да и что изменится после собрания магистров?

– Ничего, – пролепетала Джейса.

– Ничего? – растянул губы в усмешке Хельд. – Наверное, ничего. Или почти ничего. Или многое. Все во власти Единого! Так если гнев Фейра настигнет неудачливого опекуна, не частью ли промысла творца будет его неудача?

Джейса растерянно пожала плечами.

– А теперь скажи мне, дитя, сможет ли Фейр Гальд уничтожить Храм, если Храм возьмет на себя опекунство над домом Олфейнов?

Джейсе показалось, огонь блеснул в глазницах Хельда, но она не решилась смотреть ему в глаза.

– Что мне делать, мастер? – спросила она беспомощно.

– Ты готова что-нибудь делать? – все так же мягко поинтересовался Хельд и прислонился к стене, отчего доспех, скрытый под саваном, снова издал металлический лязг.

– Конечно, – прошептала Джейса. – Главное, чтобы это не принесло вреда Рину Олфейну.

– Он груб, высокомерен и заносчив, – пробормотали губы Хельда.

– Он добр, мастер, – замотала головой Джейса. – Однажды он спас меня.

– Он беден и безнадежен, – скривились губы Хельда. – Пламя не приняло его!

– Но ведь вы же сами говорили мне, когда давали разрешение на клеймение, что Единый не назначает знаков своим детям, он только не препятствует им. Все в воле Единого, мастер! Только поступки наши до времени в нашей воле. Единый либо превозносит создание свое, либо испытывает его. Рин Олфейн спас меня…

– Однажды он спас тебя, но точно так же однажды может убить, – почти прошептал Хельд и чмокнул сухой губой. – Ты помнишь канон? Да, Единый либо превозносит создание свое, либо испытывает его, но даже превознесенный должен помнить, что вознесение его – суть тягчайшее испытание среди прочих! Я не отказываюсь от своих обещаний. Но непрепятствование исполнению не всегда подобно помощи и содействию. Ты швея, что сплетает нить своего счастья, я всего лишь пастух, который приносит тебе шерсть. Но даже швее счастья недостаточно желания и усердия, ей надобен еще и челнок. Вот! – Храмовник со скрежетом протянул руку девушке. – Возьми.

– Что это? – Она дрожащими пальцами поймала на ладонь два розоватых осколка.

– Магия, – снова пожал плечами Хельд. – Если магию позволил Единый, отчего Храм должен не позволять ее? Это приворотная соль. Смочишь слюной, бросишь осколок в питье или еду и подашь Рину Олфейну. Эта соль не делает пишу соленой. Она для другого. Он примет ее внутрь и ровно год будет видеть только тебя.

– А потом? – затаила дыхание Джейса.

– Год – большой срок, – наклонил голову Хельд. – За год можно успеть многое, не мне тебе объяснять что. А чтобы выносить ребенка, не потребуется и года. Подумай об этом, сестра моя. И не забывай, ты не одурманить пытаешься молодого Олфейна, а спасти его!

– Почему осколка два? – еле слышно спросила Джейса.

– На тот случай, если не веришь мне, – сомкнул губы Хельд. – Испробуй один из них на ком-нибудь. Не все же тебе одной мучиться от неразделенной любви? Поделись несчастьем. Делай свое дело, все остальное оставь мне. Да приглядись к опекуну Рина Олфейна, если… столкнешься с ним. И дай знать мне.