Пендрагон

Глава 1

Сушь… сушь… сушь. Земля трескается. Реки мелеют. Ни одного облака в горящем небе, и земля сохнет под неумолимым солнцем. Священные источники пересыхают, и святые колодцы эхом говорят о том, что они пусты. Ни дуновения ветерка, ни бриза, ничто не несет прохлады ни земле, ни морю. Животные слабеют от жажды, они падают и умирают еще раньше, чем коснутся земли.

И все это время по низинным дорогам, словно незримый туман, змеится мор. Желтая Смерть навещает каэры и селения одно за другим. Мор крадется по земле. Плачут дети и бормочут женщины в мучительном сне; мужчины горько жалуются, и многие винят Верховного Короля. Мелкие короли замышляют измену.

— Владей я этой землей, все было бы совсем не так, — хвастаются они. — Я покажу этому захватчику! Я изгоню напасти с наших берегов.

Они говорят так, словно вандалы — обычные пьяные пастухи, а чума вроде чесотки от собачьих блох. Я задыхаюсь, глядя, как быстро люди забывают присягу, забывают, кому клялись служить до самой смерти. Их вера оказалась слаба, люди не понимают, кому верить, от кого ждать спасения. Они шарахаются из стороны в сторону, потеряв ориентиры.

Вот! Сотни британских кораблей пересекают Узкое море. Они плывут в Арморику. Некогда бывшие храбрыми, а теперь ставшие трусливыми, люди опускают весла в воду, чтобы земля их рождения не стала землей их смерти.

Что ж, их страх понятен. Они просто идут на поводу у своего маленького трясущегося мужества. Намного хуже другие — вот для кого нет прощения! — те, кто стремится использовать страдания и мучения других для удовлетворения своих раздутых амбиций.

Сейчас против Артура открыто выступают четверо: Геронтий, Брастиас, Ульфас и Уриен. Первых двух я понимаю. Просто хорошо знаю им цену. Ульфас слаб и стремится угодить своему воинственному соседу; мир с Брастиасом для него дороже верности Артуру. Он очень сильно ошибается.

Пусть бы лучше ушли из лагеря, так нет, топчутся здесь, отравляя воздух жалобами, подначивая, клевеща, смущая менее стойких. Как раз к таким относится Уриен — сбился с пути и не может выбраться на верную дорогу.

Удивляюсь я на него. Пламенный энтузиазм давно иссяк; пыл охладел. Так бывает иногда: чем горячее огонь, тем быстрее он гаснет. И все же от Уриена из Регеда я ждал лучшего. Молодой и нерешительный, мучительно стремящийся угодить сильному, он все же казался достаточно благородным лордом. Со временем, набравшись опыта, он мог бы стать достойным королем. И уж, конечно, в Артуре он нашел бы постоянного и щедрого друга.

Ну и почему он предал? Чем и кто его обидел? Что такое оскорбительное помстилось ему? Какими посулами заманил его Брастиас, чем превратил огненно-яркую верность Уриена в гнилой пепел?

К сожалению, даже самые священные клятвы часто забываются раньше, чем звук их растает в воздухе. Любые клятвы кажутся таким людям назойливыми, связывающими их свободу, которая на самом деле им даром не нужна, потому что они не ведают, что с ней делать. К тому же себя они чтут неизмеримо выше всех прочих. Что ж, они сами выбрали свою судьбу!

Вот так пришел Лугнасад[11]: принес чуму, опустошающую целые селения, привел с собой Черного Вепря, разоряющего земли.

Подобно гончим Дикой Охоты, мы гоняли захватчиков на север и на восток, а он забивался в самые потаенные лощины. Вандалы не хотели сражаться. Они предпочитали отступать, двигаясь, в основном, по ночам. Вдоль горных хребтов и речных долин, по древним римским дорогам они подбирались к сердцу Альбиона, в богатые срединные области.

Артур выслал вперед по этим дорогам гонцов, чтобы предупредить поселения о приближении захватчиков. Даже эту простую задачу усложняло то, что коварный Амилькар то делил свои силы, то собирал их снова. Теперь на земле действовало по крайней мере семь вражеских отрядов, каждым из которых командовал вожак, поставленный Амилькаром. Перед каждым стояла задача как можно дальше продвинуться вглубь суши, грабя все на своем пути.

Турч Труит позволил своим поросятам разбежаться, а сам с основными силами направился на северо-восток. Что-то он имел в виду, какую-то цель преследовал, но я пока не мог понять — какую.

Мы шли за ними по пятам, иногда сражались, когда удавалось принудить их к сражению, но чаще опаздывали, приходя на день позже их бегства. Какой-то он оказался неуловимый. Солнце сделало загар воинов совсем темным. Припасы заканчивались — постоянная проблема, ноющая, как боль в наших пустых животах. Лондиниум закрыли, приходилось покупать зерно и скот на мелких рынках вплоть до Эборакума, а там припасов никогда не находилось в достаточном количестве. Мелкие короли затевали бесконечные дрязги, пытались оспорить любой приказ Артура.

Уже одно это погубило бы многих вождей, но только не Артура. Даже чума не справлялась с ним, а упрямством он не уступал Черному Вепрю.

Я вижу Паулина, осунувшегося и изможденного. Он мало отдыхает и мало спит. А работает за троих: учит, организует, изготавливает и распределяет лекарства. Застенчивый монах стал доблестным воином, научился безжалостности, как любой из вождей Артура, вступил в бой не менее жестокий, чем любое сражение с Амилькаром.

Как только он узнавал, что селение или крепость посетила чума, он тут же рвался туда. О себе не думал, сил не жалел и в конце концов снискал славу великого воина, сразившегося с Желтой Смертью. Других вдохновлял его пример. Теперь у него были помощники — несколько братьев из Лландаффа, добровольно присоединившихся к нему.

Но и болезнь, как вандалы, бежала далеко впереди, не сбавляя темпа. И мы не могли справиться ни с тем, ни с другим. Кончилось тем, что кое-кто из лордов покинул наши ряды. Артур тяжело воспринял это.

— Успокойся, Медведь, — не раз и не два увещевал его Бедивер. — Зачем нам такие, как Брастиас? Что ему не скажи, сразу ощетинивается.

Мы собрались в большом шатре на совет, но Артур, разгневанный на своенравных королей, не позвал их. Он сидел, облокотившись на стол, и хмурился, а ближайшие его соратники пытались разрядить обстановку.

— Вот и я о том, — добавил Кай. — Без них даже лучше.

— Он прав, Медведь, — вставил Кадор. — С ними ушли только триста всадников.

— Господи Иисусе! — взорвался Артур. — Да плевать мне на потерю нескольких лошадей! Мне бросили вызов! Как ты думаешь, сколько времени пройдет, прежде чем сгниет все остальное?

Гвенвифар, как светлый серафим в белой мантии, наклонилась к мужу.

— Отпусти меня на родину, — попросила она. — Наши короли хотят отдать долг Британии. Только попроси.

— Нам все равно нужно бы заменить ушедших всадников, — поддержал ее Бедивер. — Ирландские лорды посрамят безвольных и воодушевят верных.

— Неплохо бы, — кивнул Агравейн. — Я приветствую любого человека, который встанет рядом со мной в бою.

Гвенвифар взяла Артура за руку.

— Почему ты медлишь, муж мой? В этом нет ни стыда, ни вреда. — Ты же понимаешь, чем раньше я уйду, тем раньше вернусь. Ты даже не успеешь заметить моей отлучки.

— Что скажешь, Мирддин? — видно было, что Артур обдумывает это предложение.

— Хороший совет, — одобрил я. — О чем тут думать?

— Я тебя спрашиваю, — прорычал Артур.

— А я отвечаю — согласен. — Я хотел добавить еще кое-что, но снаружи прозвучал охотничий рожок — короткий сигнал, а за ним еще два.

— Кто-то пришел, — сказал Кай, вскакивая на ноги. — Привести их к тебе?

— Сначала выясни, кто это, — с неохотой сказал Артур.

Сигнал Риса говорил, что в лагере чужие. Кай вышел, и мы тем временем раздумывали, кто бы это мог быть.

Через минуту Кая позвал снаружи:

— Артур, выйди. Ты должен это увидеть.

Артур вздохнул, отодвинул стул — большой походный стул Утера — и медленно поднялся.

— Ну, что там? — Откинув полог шатра, он вышел, и я последовал за ним. Кай стоял возле шатра, глядя вниз на ручей.

По склону к нам поднималась толпа клириков: три епископа — не меньше — примерно с тридцатью монахами. Епископы в богатых священнических одеждах: в длинных темных мантиях и золотых украшениях; на ногах мягкие кожаные сапоги, а в руках — дубовые посохи с золотыми навершиями. Сопровождавшие выглядели скромнее.

— Господи! Эти-то что тут делают? — громко пробормотал Агравейн.

— Спокойно, брат, — посоветовал Бедивер. — Может, они хотят помочь бороться с чумой. Тут никакая помощь не лишняя.

— По-моему, они не похожи на людей, готовых предложить помощь, — усомнилась Гвенвифар.

Женское чутье и острое зрение не обманули королеву. Нахмуренные брови и твердые сжатые губы тех, кто приближался к нам, предполагали некую торжественную цель и решимость. Епископ, шедший первым, так вбивал свой посох в землю, словно давил змей, остальные шли на прямых ногах с напряжёнными плечами и выпяченными подбородками. В другой раз это могло бы позабавить, только не сегодня. Британский Медведь был не в том настроении.

Рис подошел и встал рядом с Артуром. Церковники преодолели подъем и расположились перед нами. Я никого не узнавал. Их прибытие, конечно, привлекло внимание воинов в лагере. Всем было любопытно узнать, с чем пришли столь важные посетители. Вскоре вокруг собралось человек сто или больше, и мне показалось, что епископам это понравилось. Вместо того чтобы встретиться лицом к лицу с Верховным Королем, они остановились в дюжине шагов от него, словно приглашая Артура подойти к ним. Мне это не понравилось.

— Приветствую вас, братья во Христе! Добро пожаловать, — обратился к ним Артур.

— Привет и тебе, — коротко ответил первый епископ. Он не назвал ранг Верховного Короля, и в его словах не слышалось и тени доброго благословения.

Артур не в пример мне проигнорировал наглость священника.

— Друзья мои, вы почтили наш военный лагерь своим присутствием. От имени Господа приветствую ваш приход, — дружелюбно произнес король.

— Если бы знать о вашем визите, — заговорила Гвенвифар, — мы могли бы оказать вам лучший прием. Тем не менее, мы не забудем об элементарной вежливости. — Я улыбнулся этому мягкому упреку дурным манерам епископов. Королева повернулась к Рису. — Принеси приветственный кубок, — приказала она.

— Нет, госпожа, — остановил ее епископ, властно подняв руку. Это был пухлый человек, солидный, как бочка для пива, его главным украшением был огромный золотой крест, висевший на шее на тяжелой золотой цепи. — Мы не разделим с вами общей чаши, пока не скажем то, что пришли сказать.

— Тогда говори, нечего тянуть, — проворчал Бедивер, ощетинившись от наглости церковников. — Видит Бог, вам удалось возбудить наше любопытство своей дерзостью.

— Если ты считаешь нас слишком смелыми, — надменно ответил епископ, — то вы, выходит, более робкие люди, чем мы предполагали.

— Сдается мне, — вступил Кадор, точно сымитировав ледяной тон клирика, — что вы многовато на себя берете. — Затем, прежде чем разгневанный слоноподобный священник успел ответить, он резко сменил тактику. — Ах, простите меня, — елейным тоном продолжал он, — наверное, вы не знаете, кто так милостиво обратился к вам. — Перед вами Артур, сын Аврелия, короля Придейна, Селиддона и Логриса, главный дракон Острова Могучих и Верховный Король всей Британии.

Клирик побагровел. При его комплекции это было не трудно. Он, насупившись, посмотрел на Кадора и пробормотал:

— А то мы не знали, к кому шли.

И снова Кадор не затруднился с ответом.

— Тогда я должен еще раз попросить у вас прощения, — сказал он небрежно, — а то мне показалось, что вы усомнились в ранге человека, к которому обратились. Я только хотел снять с вас бремя вашего невежества — если это было невежество, конечно, — потому что я и представить не могу, что такое серьезное оскорбление может быть преднамеренным.

На лицо епископа вернулось обычное надменное выражение. Он медленно склонил голову.

— Благодарю за вашу заботу, — ответил он. Повернувшись к Артуру, он произнес: — Если я ненароком оскорбил могущественного Пендрагона, мне надлежит просить у него прощения.

Артур заметно терял терпение.

— Кто ты и зачем пришел? — прямо спросил он.

— Я Сейрол, епископ Линдума, — торжественно возвестил священник, — а это мои братья: Дарок, епископ Данума, и аббат Петроний из Эборакума. — Он махнул посохом в сторону прибывших, и каждый из них по очереди поднял бледную руку в знак мира. — Как видишь, с нами представители общин. — Похоже, он имел в виду группу монахов. — Мы прибыли с благословения епископа Урбана из Лондиниума, который посылает с нами обращение. — Он достал свиток пергамента с подписью и печатью епископа.

— Далековато же вы забрели от дома, братья, — заметил Артур. — Линдум лежит на много дней севернее, правда, Эборакум и Лондиниум существенно ближе. Должно быть, дело немаловажное, что вы отважились на путешествуете в такие смутные времена.

— Без сомнения, вы знаете, лорд, — властно подтвердил Сейрол, — что нам пришлось преодолеть множество трудностей. Так что у вас нет причин сомневаться в нашей решимости.

— Пожалуй, ты кажешься мне самым решительным, — прищурившись, ответил Артур.

Бедивер, почувствовавший приближение опасности, тихонько предупредил:

— Осторожнее, Медведь.

Ноздри епископа Сейрола раздулись от гнева.

— Я наслышан о поступках нашего Верховного Короля, — так что готов был получить свою долю оскорблений.

— Если ты посчитал нас слишком грубыми, — заметил Кай, — тогда вы и в самом деле более деликатные люди, чем я предполагал.

Воины вокруг откровенно рассмеялись, а церковники беспокойно заерзали.

Епископ угрюмо огляделся. Медленно подняв посох, он резко стукнул по земле.

— Прошу тишины! — воскликнул он. — Ты спрашиваешь, зачем мы пришли. Я скажу. Мы пришли исполнить наш праведный и священный долг, мы пришли потребовать, чтобы ты, Артур ап Аврелий, отказался от королевского сана и уступил суверенитет Британии другому.

— Что? — опешил Бедивер, но та же эмоция отразилась на лицах всех воинов. — Ты в самом деле призываешь Артура оставить трон?

— Это важное предложение, — сухо заметил Артур. — И если ты не такой дурак, как кажешься, наверное, у тебя есть веская причина для столь серьезного предположения. Назови ее, церковник.

Епископ Сейрол нахмурился, пытаясь сообразить, как надо истолковать ответ Артура, выпрямился и начал произносить явно заготовленное обращение. Размахивая посохом, он заявил:

— Поскольку мы преодолели множество опасностей, не думайте, что нас легко обескуражить. Земля в смятении, и люди в тяжелом положении. Чума и война вызвали гибель многих людей, и земля взывает к справедливости.

— Мы помним об этом, — заверил его Кадор. — Если ты посмотришь вокруг, то увидишь, что стоишь в военном лагере на переднем краю битвы. Или ты думал, что мы все в безопасности укрылись за высокими стенами?

Вперед выступил епископ Дарок.

— Дерзость тебе не к лицу, лорд Кадор. О, да, тебя мы тоже знаем. Лучше выслушай наши обвинения, имеющие прямое отношение к безопасностью твоей души.

— Мне представлялось, — холодно ответил Кадор, — что над моей душой властвует только Бог. И поскольку я доверился ему, твои угрозы мне безразличны.

Епископ Сейрол повысил голос.

— Услышь меня, гордый король! Ты отрицаешь, что враг наводнил нашу землю? Ты отрицаешь, что землю опустошает чума?

— Как можно отрицать то, что видит даже тупой? — медленно ответил Артур. — Ты должен знать, что я разослал гонцов по всей земле с предупреждением.

Лицо епископа озарило торжество. Он воздел руки и поворачивался из стороны в сторону, ликуя от воображаемой победы.

— Услышьте меня, воины Британии! — Сейрол кричал. — Чума и война постигли нас из-за безнравственности одного человека! — Он ткнул рукой в сторону Артура. — Артур, сын Аврелия, ты осуждён Богом. Воистину, зло, разоряющее землю, происходит от твоего беззакония, от нечестивости твоего царствования.

Долгое мгновение ужасное обвинение висело в воздухе. Тишину прервал голос Кая.

— Беззаконие, говоришь? — спросил он с насмешкой. — Медведь, хватит слушать эту надутую жабу! Позволь, я выгоню их из лагеря.

— По какому праву ты явился сюда порочить короля Британии? — язвительно спросила Гвенвифар.

— Я епископ Линдума! — воскликнула Сейрол. — Я говорю за святую Церковь Христа на Земле. Поскольку есть только один Спаситель, мы с Ним единое тело. А раз так, значит, я говорю от имени Бога.

— Я Кай, сын Эктора из Каэр Эдина, — громко сказал Кай, шагнув к священнику и держа руку на рукояти меча. — Я утверждаю, что ты чокнутый болтун, и я говорю от имени всех здесь присутствующих.

Абсурдность обвинения Сейрола не позволяла нам воспринимать его всерьез. Но епископы были преисполнены решимости. Они явно долго работали над своим нелепым обвинением и собирались сказать все, что хотели.

Вперед выступил епископ Петроний.

— Можете нас убить, — прошипел он. — Ничего другого мы от вас не ждали. Весь мир будет знать, что, выполняя свой долг, мы пали от рук злобных головорезов.

— Продолжай говорить так со своим королем, — предупредил Бедивер низким голосом, — и мы не разочаруем тебя, жрец.

— Кровопролитие и убийство — это все, что ты знаешь! — выкрикнул епископ Дарока. — Смерть не заставит нас замолчать. Правду не скроешь! Наша кровь возопит к Небесам!

— Проверим? — с интересом поинтересовался Агравейн.

Артур поднял руку.

— Мир, братья, — сказал он ровным голосом и посмотрел на Сейрола.

— Ты огласил серьезную жалобу, друг. Теперь я хотел бы услышать ваши доказательства.

Епископы обменялись взглядами, и на раскрасневшемся лице Сейрола промелькнуло выражение замешательства. Они считали высказанные обвинения очевидными и не ожидали прямого вызова. Надменные и самодовольные всегда готовы увидеть соринку в чужом глазу, не обращая внимания на бревно в своем собственном. Сейчас они уже не выглядели такими уверенными.

— Я жду, — поторопил их Артур. — Где ваши доказательства?

— Остерегитесь, злобные жрецы, — предупредил я, выступая вперед. — Вы стоите в присутствии человека, чья честь безупречна, но вместо того, чтобы хвалить его, как должно, вы изрыгаете гнусную клевету. Позор вам! Будь вы людьми чести, пали бы ниц и просили прощения за свои прегрешения. Будь вы истинными служителями Христа, вы поступили бы так же. — Я воспользовался голосом Истинного Барда. Воздух завибрировал. — Просите милости у царя царей на земле. Он правит по праву, данному Царем Небесным. Преклоните колени перед ним, ибо истинно говорю вам: готовы ли вы расстаться с вашими бесполезными жизнями?

Так с ними еще никто не говорил, и монахи замерли от ужаса. Однако собственная важность не давала им услышать правду в моих словах.

Епископ Сейрол, взбешенный сказанным мной, безрассудно бросился в бой.

— Ты требуешь доказательств? — воскликнул он. — Вот они, стоят перед тобой, о, король!

Епископ опять потряс своим посохом. Я уже готов был ответить клеветнику-монаху, но его посох обратился не ко мне. На этот раз несправедливая честь досталась Гвенвифар.

— Смотрите! — голос епископа сорвался на визг. — Вот она стоит бесстыдно перед всеми. Какие еще нужны доказательства?

Надо сказать, он сумел ошеломить и короля и королеву. Природа обвинения осталась для них непонятной, но не для меня. Я точно знал, на что намекал грязный церковник.

— Ради Бога, приятель, — резко посоветовал я ему, — отойди подальше и помолчи.

— Я не отступлю! — Сейрол ликовал. Он вообразил, что выиграл дело, и решил закрепить свою победу. — Эта женщина — ирландка! — торжествующе воскликнул он. — Чужеземная язычница! Твой брак с ней, король, противоречит закону Божьему. Раз ты рядом с ней, значит, уже осужден!

Воодушевленный примером Сейрола, в спор вступил Петроний.

— С начала мира, — заявил он, — в Британии не бывало чумы, пока ты не стал королем и не взял эту язычницу ирландку в королевы.

Непонятно, что с его точки зрения было хуже: то, что Гвенвифар была язычницей, то, что она была ирландкой; или то, что она была женщиной.

Обвинения поддержал епископ Дарок.

— Это Божий суд над нами за преступления безнравственного короля. Закон Божий пребывает во веки, а Его наказание не медлит!

Вопреки их ожиданиям, Артур оставался спокойным и серьезным. Он ответил таким ровным и сдержанным голосом, что у тех, кто хорошо его знал, похолодели руки.

— Честно признаюсь, я не знаток Священного Писания. Я тратил жизнь на другие дела.

— Ага! На раздоры и кровопролития, — усмехнулся Петроний, но тут же притих, стоило Артуру шевельнуть бровью.

— А теперь скажи мне, — продолжал Артур, слегка повысив голос, — разве не грех лжесвидетельствовать против брата?

— Это всем известно, — самодовольно ответил Сейрол. — По закону Божьему осуждены те, кто меняет правду на ложь.

— И не призывает ли тот же самый закон, на который ты сослался, изначально присмотреться к обвинителю: не лжет ли он?

— Не думай использовать великое учение в свою защиту, — усмехнулся Сейрол. — Я причастился на рассвете, и нет во мне никакого греха, который можно было бы вменить мне в вину.

— Точно нет? — переспросил Артур, и голос его напоминал отдаленный раскат грома. — Тогда послушай меня, дерзкий монах. Ты согрешил трижды с тех пор, как пришел в этот лагерь. И за эти грехи я призываю тебя к ответу.

— Ты смеешь клеветать на епископа? — священник побагровел от гнева. — Я не согрешил ни разу, а тем более трижды.

— Лжешь! — взревел Артур. Он наконец решил пойти в атаку. Подняв сжатый кулак, он медленно разогнул один палец. — Ты обвиняешь меня в беззаконии и нечестии и призываешь на меня суд Божий. А когда я требую доказательств, ты вместо этого нападаешь на женщину, которую дал мне сам Бог. А теперь что касается Гвенвифар, — он медленно поднял второй палец, — ты назвал ее язычницей, в то время как она крещеная христианка, — свидетели крещения — Харита из Инис Аваллах и аббат Элфодд. Ты напомнил нам, что Спаситель един, и все, призывающие Его, суть одно тело с Ним, то ты ложно судишь о сестре своей во Христе, называя ее язычницей. Итак, ты дважды осудил невинного.

Только теперь церковник почувствовал, как почва уходит у него из-под ног. Краска отхлынула от его лица. Те, кто был с ним, еще не поняли, какой удар обрушился на их головы.

Артур поднял еще один палец.

— Наконец, ты лжешь, утверждая, что нет на тебе греха, потому что ты согрешил на глазах этих многочисленных свидетелей, как только начал говорить. Не останови я тебя вовремя, ты и дальше бы продолжал громоздить ложь на ложь.

Епископ Дарок выпрямился.

— Здесь не нас судят.

— Не вас? — удивился Артур. — Вечно под судом тот, кто лжесвидетельствует против брата своего. Солнце еще не дошло до полудня, а вы уже, по вашим словам, «променяли правду на ложь» — и не один раз, а три раза. За это ты осужден своими собственными устами. Что скажешь, церковник? Я слушаю, но не слышу твоего ответа. Неужели, когда у тебя на устах нет лжи, тебе нечего сказать?

Епископ сердито посмотрел на Артура, но воздержался от ответа.

— Поздно ты решил промолчать, — сказал ему Артур. — Лучше бы ты подумал об этом раньше. Вы напрасно проделали такой долгий и опасный путь, чтобы выставить напоказ свою глупость. Это можно было сделать и не покидая Линдума. Может быть, ты забыл сказать что-то еще? У тебя есть какие-то другие претензии к своему королю?

Нервы не выдержали у Дарока. Он быстро взглянул в сторону Кадора, тем самым выдав истинную суть жалобы жрецов. Его уши покраснели, а щеки залились краской.

— Так! — в глазах Артура вспыхнуло понимание. — Предупреждал меня Мирддин о святых людях и мирских богатствах. Он хорошо изучил вас.

— О том и речь, господин, — заметил Кадор. — Слышали бы вы, как они визжали, когда я сказал, что нам нужны золотые безделушки, пылящиеся у них в сундуках и сокровищницах.

— Вы солгали своему королю и лжесвидетельствовали против своей королевы, — теперь голос Артура гремел, — а ведь я думал лишь о пропитании и облегчении для своих людей! Вы же думали лишь о богатствах церкви. Вот что привело вас сюда — эгоизм и гордыня. И все, кто был свидетелями этого позорного обмана, теперь видят вашу жадность и нищету духа. — Он медленно покачал головой. — Вы не христиане.

Слушайте же меня, сыны Змеи. За ваши грехи с вас снимут ваши раззолоченные одежды и выгонят из лагеря. Вас отведут в Лландафф, где святой Илтид, истинный священник Христов, определит для вас наказание. Молитесь, чтобы у него оказалось больше сострадания, чем у меня, ибо, говорю вам прямо, я буду настаивать, чтобы вас изгнали из церкви, дабы вы не порочили блаженного Иисуса дурной славой своей гордыни и безбожным тщеславием. — Король снял с шеи Сейрола золотой крест. — Думаю, вам это больше не понадобится; и мы купим на него еду и питье для голодных воинов. — Он отвернулся от тихо протестующего клирика. — Агравейн! Кадор! Отведите их в Лландафф и расскажите обо всем Илтиду: пусть придумает для них достойное наказание.

Кай с сожалением смотрел, как уводят жрецов.

— Дал бы ты мне с ними разобраться, Медведь, — с досадой сказал он. — Бог ведает, скольких они уже погубили.

— Илтид справится, — ответил Артур. — Он святой человек, он не оставит им места для мыслей, что, де, их неправильно поняли или что их несправедливо осудили язычники.

Он повернулся и чуть не налетел на Гвенвифар. Она стояла, уперев руки в бока, красивые брови грозно сведены, а темные глаза горели опасным огнем.

— Дело еще не закончено, король, — сказала она. — Меня тут поносили на глазах у всех за мое рождение. Моя честь требует удовлетворения.

Заподозрив ловушку, Артур склонил голову набок.

— Чего ты требуешь? — осторожно спросил он.

— Только одного: я немедленно отплываю в Ирландию и призову лордов, которые силой своей преданности заставят неверных британцев ослабеть от зависти и заболеть от стыда, когда они увидят, какое почтение воздает тебе мой благодарный народ.

Гневные складки избороздили чело Артура. Он посмотрел на свою жену, и постепенно негодование сменялось глубокой признательностью. Он видел в ней душу столь же стойкую и ревностную, как и его собственная, яростно верную и непоколебимую во всем и, как и он сам, куда более высокую, чем заблудшие монахи или нерешительные лорды. Медведь Британии улыбнулся и смягчился.

— Доблестные люди должны быть рядом со мной, — сказал он громко, чтобы все услышали. — И если дворяне Иерны окажутся более верными слугами Британии, чем британцы, пусть будет так. Пусть те, кто отказывается от веры и верности, несут позор своего бесчестия. Злобе и обману нет места в моем царстве, и всякий, кто принимает истину, мне друг.

Гвенвифар поцеловала его, и все, кто смотрел на это, приветствовали их объятия. Королева отплыла со следующим приливом. С ней отправилось столько кораблей, сколько было потребно, что привезти ирландцев: двенадцать кораблей и достаточно людей, чтобы управлять ими. По настоянию Артура мы с Лленллеугом отправились с ней.

Глава 2

Мы сошли на берег в бухте под Мюрболком. Приказав Баринту с людьми готовить корабли к обратной дороге, мы сразу же направились к крепости Фергюса, которую неожиданно нашли заброшенной. Дома были пусты, в зале было тихо, хотя в загоне стоял скот, а в конюшне топтались лошади. Мы спешились во дворе, недоумевая, куда и когда могли подеваться обитатели. Гвенвифар направилась к залу.

— Позволь мне, — сказал ей Лленллеуг, бросаясь вперед. Он исчез внутри и появился, но через мгновение объявил:

— Ушли ненадолго! Пепел в очаге еще теплый.

Гвенвифар снова села в седло.

— Идем в Рат Мор, — приказала она. — Может быть, Конэйр знает, что здесь произошло.

Мы повернули лошадей и погнали их в лес по тропе, ведущей к крепости Конэйра. Однако далеко не уехали. Лленллеуг впереди и поднял руку.

— Слушайте!

Я остановил лошадь и вслушался. Над головой щебетали птицы, а лошади фыркали и били копытами по земле. Легкий ветерок шуршал листьями, а высоко в небе кричал одинокий ястреб. Что насторожило Лленллеуга?

Я напряг слух и вдалеке, на самом пределе слышимости, различил знакомый звук ирландских волынок.

— Боевые волынки, — сказал ирландец. — Там бой.

— За мной! — крикнула Гвенвифар, проталкиваясь мимо нас вперед. По тропе мы скакали недолго, потом Гвенвифар повела нас вдоль берега маленького ручейка, едва заметного в густом подлеске.

В лощине было прохладнее, и пока мы пробирались прямо по дну ручья, звук волынок становился все громче, пока, поднявшись на невысокий косогор, мы не вырвались на широкий, окруженный лесом луг.

Два конных отряда выстроились напротив друг друга, готовые к бою. Посередине пешие Конэйр и Фергюс размахивали огромными двуручными мечами. Клинки бросали солнечные блики, когда бойцы вращали мечи над головами.

Гвенвифар хлестнула коня.

— Стойте! — закричала она и понеслась по лугу, — Остановитесь, говорю вам! Отец!

Возле Фергюса она выпрыгнула из седла. — Что происходит, отец?

— Отойди, дочь, — ответил Фергюс. Он был обнажен до пояса и блестел от пота и масла. Солнце играло на рельефном теле короля. Запястья и ноги до колен оплетали кожаные ремни. Он казался кельтом из далекого прошлого, особенно когда опирался на свой громадный меч, переводя дух. — Это поединок насмерть.

— Вздор! — заявила Гвенвифар. — Опустите мечи, вы, оба.

Если не считать длинной царапины на руке Конэйра, ничто не говорило о смертоубийственных намерениях бойцов.

— Отойди, женщина, — прорычал король Конэйр. — Это касается только нас двоих.

Волынки взвыли.

— А ну, тихо! — прикрикнула Гвенвифар на волынщиков. Наступила тишина. Уперев кулаки в бедра, тоном, не терпящим возражений, королева потребовала: — А теперь объясните, почему вы тут рубите друг друга, как Финн мак Кумхейл и Уснах Синий Щит?

— Не мешай, — отмахнулся Конэйр. — Мы собираемся уладить дело до полудня.

— Ну что же, попробуй его уладить, Конэйр Кробх Руа, — сказал Фергюс, крепче сжимая огромный меч.

— Отвечай! — приказала Гвенвифар, обращаясь к Конэру. — Почему ты сражаешься?

Однако первым заговорил Фергюс.

— Он опозорил Гильомара, и я не могу допустить, чтобы подобное оскорбление осталось безнаказанным.

— И кого же ты собираешься наказывать? — с издевкой воскликнул Конэйр. — Посмотрим, кого здесь накажут. Отойди, женщина! — Он с усилием поднял меч над головой.

Гвенвифар обнажила свой клинок и молниеносным движением уперла его в горло королю.

— Конэйр Красная Рука, ты прямо сейчас объяснишь мне, что тут происходит.

— И не подумаю!

— Конэйр!

— Я… это было, это… — пробормотал он, косясь на острие меча у своего лица. — Это все Фергюс. Спроси его, а за меня скажет мой меч.

— Ты давал присягу и поклялся защищать короля, — клинок в руке Гвенвифар не дрогнул. — Поэтому я требую назвать причину, по которой ты нападаешь на одного из тех, кому присягал.

— Я ничего тебе не скажу. Спроси Фергюса!

— Я тебя спрашиваю! — Королева начинала терять терпение.

Лицо Конайра покраснело от гнева, его руки подрагивали — удерживать тяжеленный меч стоило ему немалых усилий.

— Женщина, ты меня раздражаешь! Я же сказал, это все дело рук Фергюса.

— Лжешь! — воскликнул Фергюс, подходя ближе. — Отойди в сторону, дочь. Позвольте мне прикончить его.

— Отец! Прекрати! — Она повернулась к Конэру и спросила: — Ты будешь говорить или мы тут весь день будем стоять?

Я взглянул на Лленллеуга и заметил, что он улыбается, явно наслаждаясь спором. А вот копье он держал в руке наизготовку.

Огромный меч дрожал над головой Конэйра, пот катился по лицу. Он решил уступить

— Ты хуже своего отца, — фыркнул он с отвращением. — Убери свой меч и я расскажу тебе.

Гвенвифар опустила меч и сделала шаг назад.

— Говори!

— Это всё проклятый священник!

— Киаран ничего тебе не сделал! — Фергюс хотел рвануться вперед, но был остановлен властным жестом дочери.

— Так что там насчет священника?

— Он украл шесть голов моего скота, — пожаловался король.

— Скот разбежался, когда твой пастух заснул, — сказал Фергюс. — А священник нашел их.

— И забрал в свой загон!

— Он же предложил вернуть их!

— Да, предложил! — сейчас король больше всего напоминал обиженного ребенка. — О, он предложил! Он предложил мне самому приехать и забрать их!

— И что здесь такого? — Гвенвифар пока не могла взять в толк сути распри и все больше раздражалась.

— Он специально так сделал, чтобы он меня ругал, а я его слушал. Он все пристает ко мне с этим своим… кредо, или как его там! Хочет из меня христианина сделать! А я не хочу! Ясно?

— И что тут такого оскорбительного? — поинтересовался Фергюс. — Послушал бы его и принял решение. Никто же не заставляет тебя верить в то, во что ты не веришь!

— Ты дурак, Фергюс мак Гилломар! — Конэйр повернулся к нему. — Тебя сбила с толку болтовня этого священника. Этот злобный святоша украл у тебя рассудок. Христиане! Посмотри на себя, Фергюс, ты больше не хочешь драться даже за свое добро! Я вижу, что бывает с теми, кто их слушает, и я не пойду по этому пути.

— Я тоже христианка, Конэйр, — холодно заговорила королева. — Ты и меня считаешь слабовольной и безмозглой?

— А тебя это вообще не касается! — Конэйр предостерегающе поднял палец.

— А вот это ты зря. Я думаю, это касается всех, кто считает Христа своим господином.

— Тогда вставай в очередь! Я разберусь с твоим отцом, а потом и тебе достанется.

— Начинай! — воскликнул Фергюс. — Посмотрим, что у тебя получится.

— Да прекратите вы оба, — рявкнула Гвенвифар. — Конэйр, нет у нас времени. Если хочешь драки, послушай меня сейчас. Вождь вандалов опустошает Инис Прайдейн. Я пришла, чтобы призвать ирландцев на помощь Артуру.

Похоже, Фергюс рад был отвлечься от предстоящей драки.

— И ты хотела скрыть это от нас, дочь? Я со своими людьми немедленно выхожу в море. Он повернулся к своим воинам. — Попрощайтесь со своими родичами, мужчины. Мы нужны Артуру. — Повернувшись к Гвенвифар, он произнес: — Артур в беде? Больше ни слова. Этого для меня достаточно.

Конэйр нахмурился.

— Ну, меня это мало волнует. Я не пойду.

Гвенвифар едва могла поверить услышанному.

— После всего, что Артур для тебя сделал? — спросила она с вызовом. — И это благодарность благородного лорда? Британия сейчас страдает из-за того, что Артур помог тебе.

— Что это за король, если он оставляет свое королевство без защиты? — Конэйр фыркнул, изображая мужественное презрение.

— Он сделал это, чтобы спасти тебя! — заявила Гвенвифар.

— Ну и дурак! — самодовольно заявил ирландский король. — Я его не просил мне помогать, я бы и сам справился.

–Если бы не Артур, ты был бы уже мертв — ты и все твои люди, Конэйр Красная Рука!

— Вот и хорошо! Тогда мне бы не пришлось выслушивать эти бредни об Артуре.

Гвенвифар в ярости отвернулась от него.

— Отец, готовь корабли и людей. Лленллеуг и я едем к южным лордам.

— Они вам не помогут, — настаивал Конэйр. — Никто из тех, кто обязан мне, вам не поможет.

— Иди своей дорогой, Конэйр, — ответила Гвенвифар. — Ты больше для меня не существуешь.

— А я все равно не пойду!

— Я поняла тебя. Оставайся!

— …и я не позволю моим лордам плыть в Британию, — сказал он. — Улада и его сородичей это не касается, — добавил он.

— Артуру нужна помощь, и я обещал помочь, если придется, — Фергюс был настроен решительно. — Всем, что у меня есть, я обязан ему. Более того, он мой родственник, муж моей дочери. Конечно, я ему помогу.

— А я говорю, что нет.

— А я говорю, что помогу!

— Замолчите! — прикрикнула на них Гвенвифар. Она шагнула к ирландскому королю. — Это твое право, отказать в помощи, — голос королевы клокотал от гнева. — А Фергюс пойдет, если он так решил.

— А вот и нет, — ухмыльнулся Конэйр. — Хочет, пусть идет, но, — он бросил вызывающий взгляд на Фергюса, — если ты уйдешь, твои земли будут конфискованы.

— Ах ты змей! — воскликнул Фергюс. — Ты не посмеешь!

— Иди к своему Артуру и посмотри, посмею или нет!

— Не слушай его, отец, — Гвенвифар положила руку на плечо Фергюса. — Иди и готовь людей.

— Раз уж вы собрались уезжать, — продолжал Конайр, — советую забрать с собой ваших священников и их людей. Я правду говорю: если вернетесь, дома у вас не будет.

— Забирай мою землю! — взревел Фергюс, выпрямляясь с достоинством. — А я забираю назад свою клятву верности тебе. Я присягал истинному королю, но ты — не тот человек. Иди своей дорогой, Конэйр Кробх Руа, я знать тебя не хочу.

— Да на кой мне такой неверный лорд, как ты? — Конэйр усмехнулся. — Твои земли я отдам людям, которые чтут свои клятвы и не бегают за чужими священниками.

Фергюс набрал в грудь воздуха, готовясь ответить, но Гвенвифар стукнула его кулаком в грудь. — Хватит, отец. Время не ждет. Иди. Ты уже все сказал.

— И в самом деле, — покладисто кивнул Фергюс, — мне больше нечего сказать.

Он повернулся и поспешил к ожидавшему его отряду и своим соплеменникам. Почти сразу они развернулись и ушли с поля.

— Я тоже ухожу, Конэйр, — сказала Гвенвифар, — и сожалею лишь о том, что не могу поступить с тобой так, как ты того заслуживаешь. Но послушай меня: придет день, когда ты пожалеешь о своем постыдном решении, и я посмотрю, как в этот день тебя спасут твои каменные боги.

Она повернулась, вскочила в седло и ускакала.

Конэйр повернулся ко мне и сделал такой жест, словно собирался объяснить свое решение.

— Ты все сказал, король, — холодно остановил я его. — Утешайся своим решением, сидючи в своем пустом зале. — Я помолчал, давая ему осмыслить мои слова. — Но, на мой взгляд, история не должна так заканчиваться. Оставь тщеславие, присоединяйся к Артуру и помоги ему сейчас, как он помог тебе.

— Не буду! — Его красивое лицо сжалось, как кулак.

— Аминь! — Я развернул лошадь и поскакал вслед за остальными.

Фергюс сидел в Мюрболке и переживал. Вокруг него собрался клан, готовясь навсегда покинуть свой дом.

Гвенвифар пыталась его утешить, но получалось плохо. Она хотела как можно скорее ехать дальше.

— Прости, — вздохнул Фергюс. — Я потерял землю — землю, которой владели наши отцы с тех самых пор, как роса творения была еще свежа на траве.

— Ты молодец! — заверила его Гвенвифар. — Лучше пустая тарелка с верным другом, чем пир с врагом.

— Я потерял землю, — король снова сокрушенно вздохнул. — Я сам отдал ему всё.

— У Артура хватает земли, — сказала отцу королева. — Я уверена, он щедро вознаградит тебя за верность.

Эти слова я вспоминал многие годы спустя.

Оставив Фергюса присматривать за сборами, мы втроем продолжили путь. Лленллеуг ехал впереди, так как недавно он уже прошел этим путем, выполняя задание Артура. Сначала мы заехали к Аэдду — самому ярому стороннику Артура среди южных ирландцев. Путь занял два дня, зато нас ждал радушный прием.

— Добро пожаловать! — приветствовал нас Аэдд, когда мы спешились перед его залом. Солнце уже село, на земле лежали длинные тени; мы устали в дороге и с радостью покинули седла. — Привет вам, друзья мои. — Ирландский король широко раскинул руки, словно собираясь заключить нас в объятья. — Я надеялся увидеть вас снова, но не думал, что это случится так скоро.

Мы по очереди обняли его, и Гвенвифар сказала:

— Не самый счастливый случай привел нас, король.

— Так. У вас проблемы, — сказал Аэдд, вглядываясь в наши лица. — Я вижу, что это так.

— Мы пришли… — начала Гвенвифар.

Но Аэдд не позволил бы ей унизить себя, с порога попросив о помощи.

— Вы пришли разделить кубок с одним из ваших многочисленных друзей, — быстро сказал он. — Это замечательно.

Гвенвифар порывалась объяснить причину нашего приезда.

— Если бы я могла просто пировать с тобой, — сказала она, — но, боюсь, мы должны…

— У меня в гостях вы никому и ничего не должны, — решительно заявил Аэдд. Он взял королеву под руку и провел в зал.

— Лорд Эмрис, похоже, объясняться с хозяином придется вам, — высказал предположение Лленллеуг, наблюдая, как его королева входит в зал.

— Доверимся Аэдду, — вздохнул я. — В любом случае уже поздно, и сегодня мы не сможем идти дальше.

— Я мог бы отправиться в Лайгин один, — предложил стойкий ирландец.

— Нет. Останься, — решил я. — Поедим, отдохнем и посмотрим, что принесет завтрашний день.

Аэдд истово соблюдал долг гостеприимства. Для нас с Лленлеугом он выделил двух слуг, и нашел девушку для Гвенвифар. Он приказал подать лучшую еду и питье, призвал барда и арфистов, чтобы они пели что-нибудь успокаивающее. После еды он завел любезную беседу, не позволяя говорить о беде, которая привела нас к нему. Мы отправились спать, довольные всем, за исключением самой важной части нашей задачи.

— Хорошо. Утром поговорим, — пообещала Гвенвифар. — Откладывать больше нельзя. Хорошо ему сидеть перед очагом, плетя сети из красивых слов, но я не лосось, которого так легко поймать. При первых лучах солнца я заставлю его выслушать меня.

— Истинно так, — согласился я. — Пусть наберется сил перед разговором. Он сделал нам прекрасный подарок — ночной покой и дружба великодушного лорда. В наше время это немало стоит.

Королева неуверенно закусила губу.

— Надеюсь, ты прав, Эмрис. Я все думаю об Артуре и о том, как ему нужна помощь.

— Это забота завтрашнего дня, светлая королева.

Она улыбнулась моим словам и действительно просветлела.

— Тогда и правда пусть отдыхает. — Она поцеловала меня в щеку. — Бог с тобой, Мирддин. Спокойной ночи.

Появилась служанка Гвенвифар со свечой и повела королеву к ее спальному месту. Я смотрел, как они уходят, и думал, как повезло Артуру с умной и мужественной женой. Я попросил прощения у Великого Света за то, что не понял этого сразу.

— Под этой красивой грудью бьется сердце львицы, — прошептал я. — Редко встретишь волю с железными когтями, облаченную в такую изящную форму.

Глава 3

На следующее утро меня разбудила суета во дворе. Позвякивала конская сбруя. Через мгновение звук повторился, и я понял, что там не одна лошадь. Между тем топот босых ног сменился шепотом возбужденных голосов. Я отбросил в сторону одеяло из овечьей шкуры и встал с тюфяка, быстро натягивая одежду. Взяв посох, я вышел наружу.

Выйдя из хижины, я увидел, как на двор входят первые лошади, и сразу понял, что сделал Аэдд. Не говоря нам ни слова, хитрый король разослал гонцов к каждому из южных лордов, и они быстро собрали отряды, ехали всю ночь и на рассвете прибыли в крепость. Хозяин действительно решил порадовать своих гостей.

— Бог любит его, — сказал Лленллеуг, разглядывая стоявших во дворе воинов. — Здесь действительно живут благородные кельты.

Подобно государю былых времен, Аэдд заботился о нуждах своих гостей со скромной щедростью. Эту добродетель до сих пор восхваляют в песнях, но в жизни она встречается все реже. Можно было подумать, что наш хозяин вообще не из этого мира. Но нет, просто Аэдд был королем, придерживавшимся старых заветов. В наших глазах благородство натуры вознесло его очень высоко, надеюсь, так будет и потом, кто бы ни услышал о нем в грядущие дни.

Итак, на призыв Аэдда ответили три южных лорда: Лайгин, Диармайт и Улан; каждый с конным отрядом, общей численностью около двухсот человек. Крепость не могла вместить всех, и многие остались за воротами. Гвенвифар, тоже разбуженная шумом, подошла к нам. Мы с Лленллеугом смотрели, как Аэдд отдает приказы воинам.

Увидев, что мы видим его сюрприз, Аэдд присоединился к нам.

— Ты рассказал им о том, что Артур в беде? — спросила Гвенвифар.

— Зачем бы я стал унижать великого короля? — мягко упрекнул ее Аэдд. — Мне такое и в голову бы не пришло.

Гвенвифар смотрела на переполненный двор.

— Но надо же было что-то сказать, чтобы они пришли так быстро?

— Леди, — Аэдд широко улыбнулся, — я просто сказал им, что Артур хотел бы, чтобы они сопровождали его в многообразных приключениях. Возможно, я упомянул возможность сражения. Они оспаривали друг у друга честь первым откликнуться на призыв.

— Мы благодарны вам, — королева поклонилась. — Я молюсь, чтобы ваша доброта не осталась без награды.

Аэдд наклонился, взял руку королевы и поцеловал. Гвенвифар мило покраснела.

— Я уже вознагражден, — галантно произнес король. — А больше мне ничего и не надо. Что до них, — он обвел рукой собравшихся лордов и воинов, — они всего лишь хотят, чтобы им дали шанс сражаться вместе с Артуром и продемонстрировать ирландскую доблесть.

Один из владык, подходивший к нам как раз в это время, Улан, кажется, услышал последние слова короля.

— Артур всему миру продемонстрировал свою добродетель, — сказал он. — Теперь наша очередь, иначе нам не за что будет уважать себя.

И снова я услышал в его словах отзвуки прежних легенд. Лленллеуг прав, здесь, на Изумрудном острове, все еще помнили старые обычаи. Ирландцы, несмотря на все свои недостатки, придерживались идеалов своих предков и верили, подобно своим предкам, что короли — это не только жадные до власти гончие, всегда готовые напасть друг на друга и убивающие более слабых членов стаи.

О, конечно, встречались и такие ирландские короли, но у меня на сердце становилось теплее, когда я увидел, что есть и другие, отличающиеся от прочих истинным благородством.

— Должна предупредить вас, — говорила меж тем Гвенвифар, — в Британии болезнь. Там свирепствует чума, и от лихорадки умирает больше людей, чем от рук вандалов.

— Один враг другого стоит, — ответил Аэдд. — Просто каждый сражается по-своему. Чума ли, вандалы — мы не станем уклоняться от боя.

В это время Лайгин выкрикнул из седла:

— Мы что, состаримся, стоя здесь? Надо спешить! Я хочу завоевать свою долю чести.

— Истинно так! — поддержал его Диармайт. — Слава в дух шагах от нас, а мы медлим! — При этом собравшиеся ирландцы подняли шум, требуя немедля выступить в поход.

Гвенвифар, в порыве гордости за своих соотечественников, еще раз хотела поблагодарить короля, но он и слышать не хотел.

— Видишь, каково это? — сказал Аэдд. — Они жаждут славы. Если не выступить сейчас, мне их не удержать.

Гвенвифар подошла к лордам.

— Друзья и родичи, — сказала она, — даже будь на моем месте сам Артур, ему не удалось бы выразить вам большую благодарность, чем выражаю я сейчас. Я с легким сердцем прошу вас выступить в поход и не думать о славе — больше той, которую вы заслужили сегодня, уже не будет.

Ирландским лордам, по крайней мере, тем, что стояли поблизости, пришлись по душе слова Гвенвифар. Как только она закончила, Диармайт вскричал:

— Благословение! Благослови нас в поход!

Аэдд повернулся ко мне.

— Мирддин? Может быть, ты…

Я встал рядом с Гвенвифар и поднял посох. Выставил руку ладонью наружу и сказал:

С этими словами я отправил отряды в Мюрболк к ожидающим кораблям. Перед отъездом Аэдд пригласил нас пообедать с ним. Гвенвифар вежливо отказалась.

— На полный желудок в седле долго не продержишься. А отставать нам и вовсе не пристало.

Мы оседлали лошадей и приготовились покинуть крепость. Аэдд призвал главного барда и одного из своих дворян и наказал им удерживать крепость без него.

— Надеюсь, вы послужите на совесть, пока я буду в отъезде. Если случится беда, думайте, прежде всего, о людях. Не забывайте делиться достатком со всеми, кто под вашей опекой.

И бард, и лорд поклялись исполнить волю короля, после чего Аэдд попрощался с ними, и мы покинули крепость в облаке пыли.

Снова оказавшись в Мюрболке, мы спешились и постояли на скале над заливом, наблюдая за тем, как идет погрузка на корабли. Надо бы подождать, пока прилив не сменится отливом, но тогда труднее будет переправлять на борт животных. Им и так пришлось завязывать глаза, чтобы они не слишком волновались. Вскоре первые корабли вышли в море.

Повернувшись к Аэдду, Гвенвифар положила руку ему на плечо.

— Спасибо, мой друг, — сказала она. — Ваша учтивость и забота согрели мне сердце.

— Не говорите так, — ответил Аэдд. — Мои дела — всего лишь малая толика по сравнению с тем добром, что я видел от вас с Артуром.

— Господин, — пробормотала Гвенвифар, — да что мы вам дали, кроме возможности умереть на чужой земле, сражаясь с врагом, который больше вам не угрожает?

— Госпожа, — ответил ирландский король, — вы дали мне возможность поднять меч рядом с самым высоким героем нашего века. Если мне предстоит погибнуть, так тому и быть. Моя кровь смешается с кровью героев, и я войду в райский чертог в компании людей, снискавших великую славу. Какой воин смеет надеяться на большее?

Пришло время и нам подниматься на борт. Мы спустились со скалы. Лленллеуг вел лошадей в поводу, Аэдд, Гвенвифар и я поспешили к нашему кораблю, ожидавшему немного в стороне в бухте. Ирландцы перевезли нас в маленьких круглых кожаных лодках, размером чуть больше щита, и нам не пришлось брести по пояс в воде через прибой.

Баринт помог нам подняться на борт, придерживая маленькую лодчонку.

— Ветер на этот раз попутный. Начинается отлив. По мне, так лучше выйти в море прямо сейчас, лорд Эмрис, — сказал он, как только мы все оказались на борту. — Если не промедлим, пойдем ходко.

— Командуй, — кивнул я. — Остальные пойдут за тобой.

Кормчий сам встал к румпелю, попутно раздавая команды. Большой квадратный парус на скрипучих канатах качнулся, полез вверх, затрепетал на ветру, поймал ветер, и корабль тронулся. Вскоре мы уже шли с попутным ветром. Заходящее солнце бросало золотистые лучи на зеленые волны, каждый гребень вспыхивал, словно драгоценный камень.

Спустилась северная прозрачная ночь. Море плясало и сверкало под ясным, усыпанным звездами небом, ветер не стихал, острый нос нашего корабля дробил волны, оставляя позади мерцающий след. Взошла луна. Воздух оставался теплым, порывистым. Я бодрствовал, наблюдая за тем, как луна величественно путешествует по куполу небес.

Жить и ощущать себя причастным к чуду обыденности, думал я, и есть дар безмерно щедрого Творца, дающего возможность любоваться творением. В этом царстве миров живет глубокая и непреходящая радость, а мы, посреди тяжких забот нашей жизни, часто забываем об этом. Посмотрите на всё это! Красота Божьего мира всегда с нами, пока наше сердце бьется в едином ритме с пульсом мироздания.

Я один стоял на носу корабля. Баринт у руля был моим единственным спутником. К утру восточный край неба начал светлеть. Я смотрел на восход, а перед глазами у меня все еще неторопливо шествовали ночные тайны.

Рассвет, окрашивая темную воду, вывесил на небе алые полосы и знамена. Игра теней и света повергала меня в меланхолию. День подкрадывался ко мне, как хищник на мягких лапах. В затылке начало покалывать, желудок сжался, зрение обострилось.

Корабль шел по течению, восход блистал расплавленным металлом, все вокруг кружилось, двигалось. Волны плескались и взблескивали в непрекращающемся танце. Я поднял глаза на противоположный берег, темный на фоне горящего неба. Мне казалось, что корабль идет уже не по воде, а скользит по бесконечно меняющим форму облакам, проходя, как фантом, сквозь самую суть этого царства миров.

Позади остался суровый и твердый мир чувств и вещества, передо мной открылся мерцающий Иной Мир. Корабль, его кормчий с бычьей шеей, мои попутчики — все исчезло, словно украденное туманом. Мой дух стряхнул с себя тусклую, бесчувственную плоть и вырвался на свободу. Свежий ветер пронесся сквозь мое тело; воздух приобрел неизъяснимую сладость. Три удара сердца — и я коснулся далекого берега.

Там ожидала меня прекрасная женщина в длинном платье цвета морской волны. Она взмахнула изящной рукой и поманила меня за собой. Я всем своим существом потянулся к ней, прикрывая рукой полуослепшие глаза. Только солнца я больше не видел. Само небо сияло белым золотом, небосвод отражал великий скрытый источник света. Он был повсюду и потому никакие предметы не отбрасывали теней.

Женщина привела меня к подножию высокого холма недалеко от берега; эстуарий исчез, и до самого горизонта простиралось сверкающее зеленое море. Мы поднялись на холм, покрытый такой зеленой травой, что она сияла в золотом свете, как изумруд под солнцем.

На вершине холма стоял камень, словно длинный палец, указывающий вверх. Женщина с волосами, черными, как полированный гагат, с зелеными глазами, сияющими немеркнущим светом мудрости, подняла руку к камню и голосом, мягким, как ветерок, колышущий траву на вершине холма, спросила:

— Что ты видишь, маленький человек?

Я подошел к камню. Его шероховатая поверхность была глубоко изрезана спиралями, узлами и лабиринтами древних узоров. Я следил за тем, как сплетается хитрый узор. Я бесчисленное количество раз видел их прежде, но теперь не мог понять значение узора.

— Я не могу прочесть, — признался я и, отвернувшись от камня, увидел, как помрачнело лицо женщины, а прекрасные глаза наполнились слезами. Она закрыла лицо руками, и ее тонкие плечи сотряслись от рыданий. — Леди, — сказал я, и от волнения мой голос стал сдавленным, — почему вы плачете?

— Это от твоего признания, — промолвила она. — Из всех людей на земле именно тебе должен быть ясен смысл знаков, высеченных в камне.

— Я читаю слова, — возразил я, — но не понимаю смысла.

Она подняла заплаканные глаза и посмотрела на меня с выражением глубочайшей печали и скорби.

— Увы нам, — сокрушенно произнесла она, — гибель пришла! Некогда ты смотрел на эти знаки и понимал их смысл. Оттого я и плачу, о Сын Праха, что ты легко должен был бы читать их, как теперь люди читают свои драгоценные книги.

Больше она не сказала ничего, повернулась и ушла. Я бросился за ней, но она знаком повелела мне остаться.

— За мной придет другая, она поведет тебя обратно тем же путем, которым ты пришел.

Я решил, что теперь вернусь в тот мир, который оставил позади. Видимо, я ошибался, а может, она имела в виду нечто другое. Я ждал. Никто не появлялся. И все же что-то удерживало меня на высоком холме целый день и ночь.

Наверное, я спал, но тут же проснулся, ощутив приближение новой девы. Она подошла и встала рядом с высоким камнем.

— Приветствую тебя, — сказала она и улыбнулась. Зубы у нее были ровные и белые, лоб высокий и гладкий; глаза казались очень яркими. Зелено-золотая мантия не прикрывала босых ног.

В руках она держала сверток. Развернув ткань, она показала мне… мою собственную арфу.

— Что это? — спросила она голосом, способным очаровать птиц в небе. Я еще только думал, как ответить, а она уже предупредила: — Ты думаешь, что знаешь, но так ли это на самом деле?

— Я мог бы ошибиться, если бы не играл на этом инструменте тысячи раз, — ответил я. — Это моя арфа.

Она грустно покачала головой.

— Хотя ты утверждаешь, что это арфа, ясно, что ты не знаешь. Ибо если бы ты говорил правду, инструмент громко пропел бы свое имя. Звук твоего голоса вызвал бы музыку.

Девушка отвернулась и с грустью прислонила арфу к иссеченному рунами торчащему камню.

— За мной придет другой, он поведет тебя обратно тем же путем, которым ты пришел, — сказала она и исчезла, оставив меня в одиночестве.

Я ждал еще три дня и три ночи, и на четвертый день проснулся, чтобы увидеть высокого юношу, стоящего у камня — настолько неподвижного, что он сам мог быть частью этого камня. Как и у первой женщины, его волосы были темными, а глаза зелеными. На плечах плащ, голубой, как небо, из-под него виднелась зеленая рубашка. Дополняли наряд золотистые штаны с белым поясом. В руках он держал большую чашу.

Я встал и сердито сказал ему:

— Я долго ждал тебя.

— Даже если каждый удар сердца приравнять к тысяче лет, — ответил он, — ты не ждал и половины времени, потраченное на твое ожидание мной. — При этом он гневно сверкнул на меня глазами, подобными черным грозовым тучам. — Я ждал тебя всю жизнь.

— Кто ты?

— Я — Король Лета, — ответил он.

— Я ваш слуга, господин. — Я преклонил перед ним колени.

— Встань, маленький человек. Ты никогда не был моим слугой, — усмехнулся он. — Ибо как может слуга не узнать своего господина?

— Но я никогда вас не видел, — оправдывался я. — Но и без того готов служить вам во всем.

— Нет. Ты — фальшивый слуга. Будь ты и в самом деле моим слугой, услышал бы мой призыв. И знал бы, что у меня в руках.

— Но как вы могли звать меня, даже не зная моего имени?

— Мирддин, — ответил он печально, — еще до начала мира я воспевал твое имя.

— Простите меня, господин, — воскликнул я. — Я не слышал… я не знал.

Он посмотрел на меня с печалью и презрением и поставил чашу рядом с арфой. Я понял, что сейчас он уйдет.

— Господин, умоляю вас! Не уходите! — взмолился я.

Он остановился и оглянулся через плечо.

— После меня придет другой, он поведет тебя обратно тем же путем, которым ты пришел.

Затем Летний Король исчез, и я снова остался один. Я смотрел на камень и высеченные на нем символы; смотрел на арфу, но не играл на ней; и думал о смысле чаши.

Снова минули три дня и три темных ночи на вершине одинокого холма. Разбудили меня на этот раз удивительные звуки. Я встал и прислушался. Кто-то пел чистым, сильным голосом. Мое сердце забилось быстрее. Я узнал этот голос... хотя слышал его только один раз прежде — ибо нет подобного ему на всем свете, и вообще нигде больше. Я слышал голос, я узнал его!

Талиесин!

Глава 4

Ко мне приближался великолепный мужчина: блестящие волосы, как мерцающий лен, темно-голубой плащ, похожий на ночное небо, усыпанное звездами; белая туника, штаны из мягкой кожи. В правой руке он держал рябиновый посох, а через плечо на ремне висела арфа. Так мог бы выглядеть могучий бард Пендервид. Я застонал от сожаления, когда понял, что таких бардов на земле больше нет.

Великий Свет, где сильные мужи былого, чьи слова оживляли мертвых и воспламеняли добро в самых холодных сердцах? Где люди, славные великими делами, о подвигах которых слагают легенды?

— Привет тебе, Талиесин! — воскликнул я, спеша ему навстречу. Он, казалось, не слышал меня, потому что намеревался пройти мимо. — Талиесин, подожди! — закричал я. Он остановился и взглянул на меня, но не поздоровался.

— Я тебя знаю, маленький человек? — спросил он, и вопрос пронзил меня, как удар меча.

— Знаешь ли ты меня?! Но я… Талиесин, я твой сын.

Он внимательно осмотрел меня с головы до ног.

— Это ты, Мирддин? — спросил он наконец. Губы его неодобрительно поджались. — Что с тобой стало, сын мой?

— А что со мной такое? — ошеломленно спросил я. — Неужто я так сильно изменился?

— Сказать по правде, если бы ты сейчас не окликнул меня по имени, я бы тебя не узнал. — Он указал на инструмент, прислоненный к камню. — Это арфа Хафгана. Зачем она здесь?

Я смутился, поднял арфу и взял пару аккордов. Ничего, кроме бессмысленного набора звуков, мне извлечь не удалось. Я попытался спеть что-нибудь и смог издать только какой-то задавленный звук.

— Хватит! — воскликнул он. — Если не умеешь играть, оставь эту вещь! В твоих руках она бесполезней гнилой палки.

Затем он подвел меня к вершине холма и указал на голубовато-зеленое море, расстилавшееся под нами. Он велел посмотреть и сказать, что я вижу.

— Я вижу царство Могущественного Манавидана, — ответил я, — отделяющее островные народы друг от друга.

— А там? — Он указал на длинную полосу вдоль побережья.

— Я вижу волны, непрестанно движущиеся, белоснежных слуг Владыки Моря.

Талиесин нахмурился.

— Это не волны. Посмотри еще раз, Невежественный, но на этот раз смотри внимательно. Скажи мне, что ты видишь.

Сколько я не смотрел, я видел лишь волны, накатывающиеся на берег и отступающие. Талиесин казался очень недовольным моим ответом.

— Как это может быть? — вскричал он. — Ты смотришь и не видишь! Тебя оставил Свет проницательности?

Он простер руку к горизонту и широко растопырил пальцы.

— Это не волны, — заявил он. — Это лодки людей, бегущих с родины. Бритты уходят, Мирддин, в такой спешке и в таком количестве, что даже океан волнуется.

Как только он произнес эти слова, волны и в самом деле превратились в лодки, белые гребни стали парусами, их были сотни и сотни, тысячи и тысячи, и все держали путь от берегов Инис Прайдейн.

— Куда они идут? — спросил я, понимая, что вижу катастрофу, еще не бывалую на Острове Могущественных со времен создания.

— Они бегут в царства, гораздо более низкие, чем земля их рождения, — печально ответил Талиесин. — Там их ждет тяжелая жизнь под властью недостойных правителей.

— Но почему? Почему они покидают земли и короля?

— Они боятся, — просто объяснил Талиесин. — Их надежда не оправдалась, и свет, питавший ее, погас.

— Их надежда — Артур, его жизнь — их свет, — возразил я. — Они напрасно бегут, ведь Верховный Король жив, и он в Британии.

— Да, — согласился Талиесин, — Артур жив, но откуда им знать? Нет никого, кто воспел бы его деяния, некому вознести ему хвалу и таким образом воспламенить души людские. — Он обратил на меня обвиняющий взгляд. — Где барды, воспевающие доблесть Артура и зажигающие мужество в сердцах людей?

— Я здесь, отец, — сказал я.

— Ты? Ты, Мирддин?

— Поскольку я главный бард Британии, — сказал я с гордостью, — это мой долг и мое право. Я воспеваю подвиги Артура.

— Это как? — удивленно спросил он. — Ты не в состоянии прочитать надписи на камне, ты не можешь извлечь музыку из сердцевины дуба; ты не можешь пить из возвышенной чаши. Возможно, ты — главный бард муравьев и насекомых, но ты не Истинный Бард Британии.

Его слова больно задели меня. Я опустил голову, щеки горели от стыда. Он говорил правду, и мне нечего было ответить.

— Услышь меня, Сын Мой, — возгласил Талиесин. Его голос, подобно урагану, сотряс вершину холма праведным презрением. — Когда-то ты мог воспеть все формы мира, слова повиновались тебе. Но теперь твой голос слаб, он недостоин барда. Ты растратил все, что имел, а имел немало.

Я не выдержал этого сурового упрека.

— Пожалуйста, отец, — вскричал я, падая на колени, — помоги мне. Неужели я ничего не могу сделать, чтобы повернуть волны вспять?

— Кто может повернуть вспять время? Кто может остановить летящую стрелу? Никто не может вернуть яблоко, упавшее с ветки. Не остановить людей, уходящих из дома, и все же Остров Могущественных еще можно спасти.

Я воспрянул духом.

— Прошу тебя, господин мой, скажи мне, что надо сделать, и это будет сделано, — поклялся я. — Пусть даже ради этого я перестану дышать, пусть на это уйдут все мои силы, я сделаю это.

— Мирддин, сын мой любимый, — вздохнул Талиесин, — ты назвал наименьшую цену. То, что следует сделать, обойдется намного дороже. Я подскажу тебе: ты должен вернуться тем же путем, которым пришел.

Прежде чем я успел попросить его объяснить, что он имеет в виду, Талиесин поднял руки на манер барда — одну над головой, другую на уровне плеч, развернув обе ладони наружу. Повернувшись лицом к камню, он запел.

О, звук его голоса наполнил меня такой тоской, что я чуть не упал в обморок. Услышать звук этого волшебного голоса означало познать силу Истинного Слова. Я услышал и внутренне содрогнулся, до меня дошло осознание того, чем я располагал когда-то, а потом умудрился утратить.

А Талиесин пел. Высоко поднятая голова обнажила напрягшиеся жилы шеи, руки Барда сжимались от напряжения. Чудо из чудес, торчащий на вершине холма камень, холодное безжизненное вещество, начал меняться на глазах: каменный столб округлялся и вытягивался, утолщался, тянулся к небу. Возникли выступы, похожие на обрубки ветвей, они удлинились и раздвоились, превратившись во множество ветвей, ветви сформировали красивую крону большого лесного дуба, украсились листвой, блестящей, темно-зеленой, с серебристой изнанкой, как у березы.

Новоявленное дерево широко простерло крону над вершиной холма, отвечая песне Талиесина. Сердце мое разрывалось от восторга: песня Барда не только создала дуб, но легко удерживала эту форму; от бесподобной мелодии, совершенно новой, казавшейся невозможной, перехватывало дыхание. На моих глазах дерево вспыхнуло ярким пламенем и начало гореть. Красные языки огня проросли среди ветвей, словно танцующие цветы. Я испугался того, что чудесное дерево погибнет и вскрикнул в тревоге. Я протянул руки к огню и увидел, что пламя разделило дерево пополам, сверху донизу: одна половина стояла, объятая пламенем, красно-золотая на фоне светлого ночного неба; вторую половину покрывала сплошная листва, и она зеленела при ярком дневном свете.

Вот! Между одним мигом и другим дерево сгорело, но осталось целым.

Талиесин оборвал песню и повернулся ко мне. Посмотрев на меня глазами мастера, только что преподавшего урок своенравному ученику, он спросил:

— Что ты видишь теперь?

— Я вижу живое дерево, выросшее из камня, — ответил я. — Я вижу дерево наполовину в огне, наполовину с живыми листьями. Часть дерева горит, не сгорая, часть недоступна огню, на его ветвях рождаются все новые серебряные листья.

Отец одобрительно улыбнулся, и мое сердце забилось быстрее.

— Возможно, ты и вправду мой сын, — с гордостью произнес он.

Он протянул руку к дереву, и пламя взметнулось выше, искры взлетели в ночное небо и стали звездами. Птицы слетались к зеленой половине живого дерева, исчезая в листве. На ветвях появились маленькие золотистые яблочки; птицы ели их, утоляя голод.

— Вот, — промолвил Бард, — вот путь, которым ты должен идти, сын мой. Смотри и запоминай. — Он сжал мое плечо. — А теперь ты должен идти.

— Позволь мне остаться, хотя бы ненадолго, — умолял я. — У меня так много вопросов!

— Я всегда с тобой, сын мой, — мягко сказал он. — Прощай, Мирддин, мы еще встретимся.

Я помню, как стоял один на вершине холма перед полусгоревшим, полуживым деревом. Не знаю, сколько я пробыл там. Я пытался решить загадку, повторяя слова: «вот путь, которым ты должен идти». Но я не находил решения. Погода изменилась; резкий ветер, сырой и холодный, продувал меня насквозь. Начался сильный дождь, капли обжигали кожу, словно гнали меня прочь.

Накинув плащ, я в последний раз оглянулся через плечо. Одинокий дуб превратился в темную рощу, и я понял, что мне надо войти туда. Да, обратный путь вел теперь только через рощу, и все же я не решался…

— Великий Свет, — взмолился я наконец, — не покидай меня в этом темном месте. Будь моим Спасителем и проводником во всем, что бы ни случилось со мной. И если Тебе угодно, Господи, пошли мне благополучное возвращение. Отдаю себя под защиту Твоей Быстрой Верной Руки и умоляю ангелов небесных хранить меня. Я войду туда, но позволь найти Тебя и там. Даже если мне суждено подняться к луне и звездам, пусть и там я найду Тебя. Куда бы я не шел, да не оставит меня вера в то, что где бы я ни был, там будешь и Ты; я в Тебе, а Ты во мне. В жизни, в смерти, в жизни загробной, Свет Великий, поддержи меня. Предаю себя в руки Твои! — С этими словами я вошел в рощу.

Тропа передо мной лежала безмолвная, воздух был тяжелым и пах свежей землей. Ни единый луч не озарял мой путь. Я словно блуждал в царстве теней, живой, но покинувший мир живых. Огромные корявые стволы деревьев, почерневшие от старости и покрытые шрамами от грызущего их времени, казались столбами, держащими кровлю из листьев, такую плотную и зеленую, что меня окутывала сплошная мгла. Я шел размеренно, никто не следил за мной, ни один звук не рождали мои шаги.

Я вошел в подлинный неметон[12]. Шагая среди деревьев, я вдруг узнал это место — Брин Челли Дду, священная роща на Святом острове. Хафган, благословенный Хафган рассказал мне об этой роще, когда я был мальчишкой.

Здесь все еще витали мысли и чувства друидов, творивших тайные обряды. Эти деревья были старыми еще тогда, когда Рим представлял собой грязный загон для скота. Они были свидетелями восхождения и упадка королей и империй; неспешного течения лет, они видели, как неторопливо и непрерывно вращается Колесо Фортуны. Они хранили Остров Могущественных с первых дней, когда роса Творения была еще свежа на земле. Брут, Александр, Клеопатра и великий Констанций приходили и уходили под их пристальным взглядом. Ученые-друиды вели высокомудрые беседы под их корявыми ветвями, они впитали сны многих, спавших на земле возле их корней.

Хафган рассказывал мне о том ужасном дне, когда римские легионы вошли в рощу на Святом острове. Барды Британии падали под ударами римских мечей, и не было у них ни доспехов, ни оружия для защиты. Но при всей гениальности римский военный ум так и не понял, что вовсе не Ученое братство, а сама Роща была их истинным врагом. Если бы они сожгли или выкорчевали деревья, они бы уничтожили Братство Бардов и победили навсегда.

Неисправимые реалисты, люди с практичными навыками и холодной логикой, римляне и помыслить не могли, им следует сражаться с деревьями, главным символом друидов. А мудрые друиды знали, что плоть слаба, она живет свой короткий век и уходит. Они приносили тленное в жертву нетленному, хороня своих мертвых в корнях. Умершие служили вечноживущим, и тем самым обретали жизнь почти вечную. Римские полководцы, холодно наблюдавшие за избиением, так и не догадались, что видят собственное крушение. Ибо каждая капля крови друида обеспечивала будущую победу, а каждая смерть друида — триумф.

Римлян уже нет, а Ученое Братство живет. Многие, очень многие в конце своих поисков Истины пришли к осознанию Иисусова Креста. Самые мудрые стали Братством Христа. Сила святой рощи — источник, из которого черпает Святая Церковь. Великий Свет вольно дышит, где хочет. Да будет так!

Тропа привела меня к холму посреди рощи. Я знал, что он будет там: каменное возвышение, покрытое землей и дерном. Вход едва угадывался во мраке. Это была гробница — и реальная, и символическая, ибо, как всем известно, истинные символы сильнее реальности. Там, внутри действительно покоились мертвые. Мудрые знали, что Искатель мог лечь среди костей прославленных умерших былых дней, чтобы его живые кости впитали знания останков его отцов.

Пришла и моя очередь. Теперь Искателем был я.

Подойдя к входу в курган, я поднял лицо к небу, но сквозь густую крону переплетенных ветвей увидел лишь тусклое золотое свечение. Стволы могучих тисов казались чёрными как железо даже на фоне жуткого сумрака. Здесь царило безвременье. Подняв руки по обе стороны от головы, я воскликнул:

Я наклонил голову и шагнул в проем холма. Внутри оказалось совсем не тесно, я мог стоять во весь рост. Я направился вглубь холма, минуя каменные ниши с обеих сторон. Переступил порог и пошел дальше через усыпальницы, в некоторых до сих пор хранились кости древних мертвецов. Я дошел до третьего порога и переступил его, войдя в очередной зал — круглый, как чрево, и почти такой же темный. У меня за спиной возник странный мерцающий свет, моя тень заплясала по стенам вокруг.

Стены зала покрывала белая известь и голубые узоры: спирали и солнечные диски, изображения рогатого Цернунноса[13]. Белая краска отслоилась, а синева осталась пятнами на камне. Возле одной из стен были аккуратно сложены кости: круглые, побелевшие от времени черепа, тонкие изогнутые ребра, бедренные кости.

Я думал о том, как призрачна плоть, думал о вечности. Я размышлял об Орле Времени, который точит свой клюв о гранитную гору этого царства миров: когда каменная гора сотрется в песок, орел улетит в гнездо, откуда прилетел.

Я протянул руку к тонкой берцовой кости. Вдруг земля под ногами просела. Пол зала со временем ослаб и провалился под моим весом. Я рухнул в черноту Аннума; подземное царство поглотило меня.

Черная смертная тьма вокруг. Мир света и жизни остался где-то далеко вверху, потух, как просверк молнии в бурю. Надежды покинули меня, и лишь слабеющие чувства еще позволяли держаться за свое человеческое естество.

Я падал, кувыркаясь, поворачиваясь, падал все ниже и ниже, мимо корней и камней, мимо родников, озер и подземных ручьев. Далеко-далеко внизу я слышал грохот могучего водопада. Я попытался принять нужное положение, чтобы не сильно удариться о темную воду, и мне это удалось. Но я падал быстро и погрузился глубоко. Выплыть на поверхность мешала намокшая одежда. Оставалось лишь погружаться все глубже и глубже, в холодную глубоководную могилу.

Меня подхватило и понесло быстрое течение. Я пролетал над какими-то шпилями и расселинами, над бесплодным и унылым ландшафтом. Я дрейфовал у самых корней мира, глубже, чем заплывал самый большой кит, глубоко в царстве Афанка[14] я парил, качаясь на невидимых волнах.

Странствие мое длилось эоны, без дыхания, без зрения, без чувств, — только чистый дух, влекомый медленным круговоротом невидимого океана Аннуна[15]. Я безвольно двигался туда, куда влекло меня течение. Я стал легким и тонким, как мысль, и как мысль свободным.

Мирддин Эмрис стал ничем, меньше, чем ничем. Бесследным было мое путешествие, неизвестное и незримое никому, кроме Бога. Куда я ходил — вовне или внутрь? Какая разница? Проплывая над изломанными просторами Преисподней, над моей собственной иссохшей душой, я не задавался этими вопросами. Темнота бездны вокруг была моей внутренней тьмой, и пустота была моей собственной пустотой. Я был не более чем рябью на гребне тайной волны. Я был мимолетным крошечным водоворотом в тайной глубине. Я был ничем.

Тишина гробницы поглотила меня — душная, твердая, как гранит, и такая же тяжелая. Я громко выкрикнул свое имя, но мой голос не мог преодолеть этот гнет, и слово упало к моим ногам, как мертвая птица. Огромная мертвая тишина окутала меня, словно я погрузился в океан загустевшей на огне смолы.

Я брел неведомо куда, полз по неровному каменному полу, спускаясь все ниже, в безмерную и жадную тьму.

Время от времени мне попадались трещины, и я мельком замечал тусклое мерцание зловещего пламени где-то далеко внизу. Одна из таких щелей выплюнула горячую струю газа, словно отрыгнул огненный дракон. Жар обдал меня с шипящим вздохом. Глаза защипало, а ноздри горели от едкой, сернистой вони. Из глаз текли слезы, текло из носа, я судорожно с хрипом дышал и вскрикивал от каждого шага.

Но в какой-то момент мне стало казаться, что рядом со мной, немного впереди идет еще кто-то. Женщина. Наверное, она была со мной с первого шага, но меня настолько поглотили мои страдания, что я ее попросту не заметил.

Я знал, как знают во сне, что женщина вела меня по смертельно-опасному коридору, ее шаги совпадали с моими — я останавливался, останавливалась и она, я начинал двигаться, в тот же миг и она начинала движение.

Однажды я споткнулся и упал на четвереньки, а незнакомка шла дальше.

— Подожди! — крикнул я, страшась снова оказаться в одиночестве.

Мой голос отразился от каменных сводов. Но шаги впереди сначала смолкли, а потом повернули назад. Она подходила все ближе и, наконец, встала надо мной. Я ничего не видел, но знал, что она рядом.

— Пожалуйста, — попросил я, — подожди немного. Не оставляй меня одного.

Я не ждал ответа от моего призрачного спутника. Тем не менее, мою просьбу услышали.

— Вставай, Мерлин, — строго приказала женщина. — Вставай, или я оставлю тебя.

Этот голос… Я знал его!

— Ганиеда! Это ты?

Шаги начали удаляться.

— Подожди! — крикнул я, вскакивая на ноги. — Не оставляй меня, Ганиеда!

— Я никогда не покидала тебя, душа моя, — ответила она, и ее голос эхом донесся откуда-то впереди. — И я никогда не покину тебя. Но нам надо поторопиться.

Я кое-как встал и двинулся вперед. Отчаяние прибавляло мне сил. Я обязательно должен ее догнать! Я брел, то и дело задевая руками и локтями каменные стены… но как бы я не торопился, она по-прежнему оставалась на несколько шагов впереди меня; мне не удавалось сократить расстояние между нами даже на полшага.

Я побежал. Очень скоро я ощутил жжение в легких, но шага не замедлил. В тот момент, когда я собрался упасть в обморок, прохладный, свежий воздух погладил мои щеки, а впереди забрезжил свет, пока слабый, но в здешней тьме очень заметный.

Тусклая, серая пелена, словно фальшивая заря, освещала зал, в котором я оказался. В дюжине шагов впереди стояла моя возлюбленная Ганиеда. Она выглядела так же, как и в день нашей свадьбы: в тонкой белой льняной мантии с золотыми колокольцами на каждой кисточке подола, черные волосы, перевитые серебряными нитями, блестят, а на светлом лбу красовался обруч из серебряных весенних цветов. Сверху на ней был плащ из имперского пурпура и небесно-голубой клетки северных племен, закрепленный на плече великолепной золотой брошью; золотые браслеты украшали ее тонкие запястья, на ногах — белые кожаные сандалии.

Я легко видел ее всю, потому что она светилась! Ганиеда строго и печально смотрела на меня, сложив руки на груди.

— Ганиеда, ты… — начал я, подходя к ней.

Резким жестом она остановила меня.

— Не подходи! — приказала девушка, а затем добавила более мягким тоном: — Нельзя, мой любимый.

— Тогда зачем ты пришла? Если мы не будем вместе...

— Не надо меня мучить, любимый, — сказала она так, что мое сердце едва не разорвалось. — Мы будем вместе, обещаю, но не сейчас, душа моя, еще нет. Тебе предстоят новые потери. Ты готов?

— Я выдержу все, что угодно, ради твоего обещания!

— Тогда слушай меня, мой муж. Поверь мне, Британия падет от мечей захватчиков. Грабежи и резня опустошат земли, люди погибнут. Короли умрут неоплаканными, принцы сойдут в безымянные могилы, а воины проклянут день своего рождения. Алтари Прайдейна омоет кровь святых, и пламя уничтожит все, до чего сможет добраться.

— Слова твои горше смерти, — скорбно ответил я.

— Милый мой, — сказала она голосом, полным сострадания, — ты лучше всех знаешь: большая опасность таит в себе надежду. Шатер веры всегда стоит под сенью страданий. — Ганиеда печально улыбнулась, медленно покачав головой. — Разве Тьма сильнее света? Разве даже самое хрупкое добро не пересилит самое большое зло?

Она повела руками в стороны, и вокруг возникли силуэты воинов — сотни воинов, готовых к бою: щит на плече, сильные руки сжимают рукоять мечи и копья. Но все они неподвижно лежали на полу зала с закрытыми глазами.

— Скажи мне, Ганиеда, они мертвы или спят?

— Они живы, — ответила она. — Пока люди любят мужество и ценят честь, они живы.

— Тогда почему они спят?

— Они ждут, когда боевой рог призовет их.

— Где его отыскать? — решительно спросил я. — Британии нужны эти воины.

— Да, когда-нибудь они ей понадобятся. Но эти, — она обвела рукой зал, — их время еще не пришло. Ты узнаешь, когда оно наступит.

— И я это увижу?

Ганиеда печально смотрела на меня.

— Да, сердце мое, ты будешь жить, жить долго-долго. Только ты сможешь призвать этих могучих воинов на битву. Именно ты поведешь их. — Она помолчала, глядя на лежащие тела. — Я показываю их тебе, чтобы ты не сомневался: в злой день ты будешь не одинок. Рядом с тобой пойдут в бой твои братья по мечу, Мерлин. Они будут ждать твоего зова.

Я вгляделся в лица лежащих и о, чудо, узнал многих из них. Здесь были Кай, и Бедивер, и Гвенвифар, Лленллеуг и Гавейн, Агравейн, Борс, Бан и Кадор, Мейриг и Аэдд. И другие, павшие в предыдущих битвах: Пеллеас, Кустеннин, Гвендолау, Барам, Эльфин и Гвиддно Гаранхир, Мелвис, Пендаран Гледдиврудд — люди бесстрашные, знавшие, за что сражаются, доблестные герои.

— Не мне командовать такими воинами, — вздохнул я. — Я был бы рад встать рядом с любым из них, но не командовать ими. Нужен истинный король, чтобы повелевать таким войском.

— Раз ты этого хочешь… — она отошла в сторону. И я увидел позади нее другого воина, которого я прекрасно знал.

— Артур… — выдохнул я. — Но ведь он не умер…

— Я уже сказала тебе, — ответила Ганиеда.

— Да, я помню, «Пока люди любят мужество и ценят честь, они живы», — мой голос сел от ужасного предчувствия. — И все-таки, прошу, скажи мне.

— Он жив, — твердо заявила она. — Но он, как и все остальные, ждет твоего призыва. В грядущей битве ему предстоит возглавить воинство Британии. Только не ошибись со временем, душа моя! Они последние, когда они уйдут, в мире не останется подобных им.

Она повернулась.

— Теперь пойдем со мной, — позвала она, — я хочу показать тебе еще кое-что. Но поторопись, мое время для тебя почти закончилось.

Бросив последний взгляд на спящих воинов, я поспешил вслед за Ганиедой и вскоре оказался в новой галерее, скорее, в естественном туннеле с грубыми стенами. Очень скоро мы вошли в пещеру. В центре тускло мерцала вода; со свода свисали каменные клинья, похожие на зубы, роняя в озерцо каплю за каплей.

Ганиеда встала на краю бассейна.

— Подойди, Мерлин, — позвала она. — Смотри на воду.

— Чаша Видений, — узнал я, припомнив, что озерцо наполняет вода мудрости друидов от корней черного дуба.

— Да, это Чаша Аннуна, — кивнула она. В голосе Ганиеды мелькнули тревожные нотки. — Посмотри и скажи, что ты видишь.

Я всмотрелся в тусклое мерцание водной глади, волнуемое лишь мерным падением черных капель с каменных зубьев. Под поверхностью проступило изображение молодой женщины.

— Я вижу девушку.

Видение взглянуло на меня из водной глубины. Похоже, она меня не заметила, потому что отвернулась и ушла. Внезапно я смог увидеть местность, по которой она шла. — Она идет через лес, — продолжал говорить я. — Древний лес, и тропинка узкая, но она ей хорошо знакома. Девушка спешит, но ее подгоняет не страх. Она знает, куда идет. Вот, вышла на поляну... нет, на луг.

Лесная Дева подошла к маленькому озерцу, питаемому чистым источником. Она встала на краю озерка и вытянула руки. Среди деревьев появились двое мужчин; по их виду было понятно, что они умирают от жажды. Увидев воду, они бросились к ней.

Первый человек рухнул на колени у родника, зачерпнул воды и стал пить, но вода у него во рту стала ядовитой, и он умер, схватившись за горло. Второй человек подошел к Лесной Деве и что-то спросил у нее. Она достала чашу и поднесла ему.

Приняв чашу, мужчина наполнил ее водой из родника. Он выпил, и жизнь вернулась к нему; он ушел, радуясь мудрости Девы.

Видение изменилось. Теперь я видел ту же девушку, ставшую такой огромной, что она легко стояла одной ногой на высоком Ир Виддфе, а другой — на берегу Мор Хафрена; головой, казалось, она достает до неба, в косах блестели звезды. На одной руке она держала огромный лес, а на другой все ту же чудесную чашу. Она шла по земле, а вокруг просыпались духи древних бриттов. И Остров Могучих расцветал на глазах.

Ганиеда отвела меня от бассейна. Мы двинулись дальше, все глубже проникая в самое сердце земли. Из трещин по обеим сторонам нашего пути вырывалось багровое свечение — это бурлили раскаленные породы далеко внизу. В их отсветах я видел странных существ, застывших в камне — массивных бегемотов с костяными пластинами на теле и когтями размером с косу, их тяжелые тела застыли в тот момент, когда они готовы были напасть на кого-то; рядом выступали из камня грозные рептилии, их отвратительные плоские головы щетинились шипами. Я смотрел на них с ужасом и восхищением, удивляясь, ради чего созданы столь ужасные твари.

Мы спускались все глубже, мимо золотых жил, рассекавших каменные стены Подземного дворца, мимо мерцающих подземных огней, мимо залов из хрусталя и драгоценных камней. Ганиеда вела меня через бесконечные залы Аннуна, пока, наконец, мы не вышли к скальному уступу.

Это место оказалось каменным берегом, окаймлявшим бескрайнее подземное море, освещенное пятнами горящего масла или какой-то другой субстанции на поверхности океана Подземного мира. Мы стояли, глядя на ужасную пучину, где никогда не дул ветер, не вздымалась морская зыбь, и не наступал отлив или прилив. Перед нами простерлась огромная темная водная могила под каменистым небом, под железным небосводом, твердым, неизменным, нерушимым.

— Я должна покинуть тебя, Мерлин, сердце мое, — сказала моя провожатая, печально глядя на меня. — Туда, куда ты идешь, мне нет дороги, а туда, куда должна идти я, не сможешь пройти ты.

— Нет, Ганиеда, не уходи. — Я протянул к ней руки, но она уже уходила.

— Пора, — ответила моя любимая, — пришло время расстаться. Я больше ничего не смогу для тебя сделать. Если хочешь жить, ты должен вернуться тем путем, которым пришел. — Она сделала еще два шага назад, поднесла кончики пальцев к губам, поцеловала их и протянула ко мне тонкую белую руку. — Прощай, любимый. Помни, однажды я приду за тобой.

— Умоляю, Ганиеда, — вскричал я, сгибаясь под волнами нахлынувшей скорби, — не оставляй меня! Пожалуйста!

— Бог всегда с тобой, Мерлин.

С этими словами она исчезла, оставив меня одного на утесе над подземным морем. Но ненадолго. Я рванулся туда, где в последний раз видел Ганиеду, поскользнулся на камне и сильно ударился коленом. Мне даже показалось, что кость моя треснула. Я зажмурился от боли, а когда снова открыл глаза, темноты уже не было. Исчезло слабо светящееся каменное небо, и я снова стоял на носу корабля.

Глава 5

Баринт предостерегающе крикнул, корабль содрогнулся, врезавшись в ил у берега. Аэдд и Гвенвифар сразу перемахнули через борт и, пройдя несколько шагов, выбрались на берег. Здесь они дождались, пока причалят другие корабли и сведут лошадей. Я наблюдал за ними, еще не совсем отойдя от своего видения.

Когда я отошел к борту, Лленллеуг наклонился и поднял завернутый в ткань предмет.

— Эмрис, — окликнул он меня. — Ты оставишь свою арфу?

Моя арфа? Я с недоумением смотрел на сверток. Как она могла здесь оказаться? Я же оставил ее в лагере Артура.

«Ты должен вернуться тем же путем, которым пришел».

Знание накатило на меня, как порыв ветра, а с ним пришла и уверенность. Да!

Я поднял голову, тронул струны и запел:

Лленллеуг непонимающе уставился на меня.

— Это, — сказал я, поднимая арфу, — Сердце Дуба. В руках Истинного Барда оно горит песней жизни, но не сгорает. Это мой путь.

С этими словами я провел ладонью по струнам, и арфа откликнулась удивительным созвучием. Как же этот сладостный звук порадовал мое сердце!

Да будет добр к тебе Даритель, Талиесин! Да насладишься ты миром и изобилием в небесном чертоге Великого Царя! Да воспоешь ты хвалу Господу Жизни во веки веков!

— Идем! — воскликнул я. — Надо спешить. Артур ждет, я и так слишком долго отсутствовал.

— Но мы же совсем недавно ушли, — напомнил Лленллеуг.

— Нет, друг мой, — ответил я. — Я отсутствовал гораздо дольше. Но я вернулся. Молись, Лленллеуг! Молись, чтобы я не опоздал!

Как только моя лошадь оказалась на берегу, я сел в седло.

— Дождись остальных кораблей, собери отряды и не медли, — приказал я Аэдду. — Мы отправимся в британский лагерь, предупредим Артура, чтобы он готовился к вашему приходу.

Втроем — Лленллеуг, Гвенвифар и я — мы помчались так быстро, как могли, останавливая коней только для водопоя. Мы ворвались в лагерь и застали его почти опустевшим. Немногие воины остались охранять слуг, женщин и раненых.

— Они вышли до рассвета, — рассказал один из них. — Вандалы собрались в Глен-Арве. Там пять отрядов, почти все войско. — Он махнул рукой, указывая направление, и я едва не вздрогнул; рука воина распухла и побледнела.

— Глен Арве? — переспросил Лленллеуг.

— Да, полдня пути на север, — подтвердил раненый. — Идите на звук, не ошибетесь.

— За нами идут Аэдд с ирландскими лордами, — сказал Лленллеуг воину. — Направь их к месту битвы, как только они прибудут.

Тряхнув поводьями, мы снова тронулись в путь. В пути мы никого не встретили. Но, как и обещал воин, мы услышали звуки боя задолго до того, как увидели его своими глазами.— Грубые крики, грохот и лязг оружия, гром конских копыт и барабаны вандалов разносились над рукой, как будто в долине собрались все армии мира. На краю долины Лленллеуг остановил коня. Дальше клубы пыли скрывали дорогу.

— Я хочу посмотреть, как складывается битва, — заявила Гвенвифар.

— Оттуда лучше видно. — Лленллеуг указал на высокий перевал, откуда должен был открываться вид на всю долину.

Мы свернули, перешли вброд реку — от нее мало что осталось по такой жаре, — и поднялись по склону холма на перевал. Теперь долина лежала под нами, но ее по-прежнему застилала пыль. Подул ветер и отогнал пыльное полотно в сторону. Теперь мы видели все поле битвы: клубящуюся массу людей и лошадей.

Британские лорды вступили в бой с основными силами Черного Вепря и смогли разделить вражеское войско на три части. Обычная тактика заключалась в том, чтобы продолжать делить каждую часть на все более мелкие кусочки. Однако вандалы не хотели делиться.

Лленллеуг мельком взглянул.

— Нехорошо, — сказал он, медленно качая головой. — Если их не удастся сдвинуть с места, атака, считай, провалилась. Артур больше ничего не сможет сделать.

Да, штурм не удался, можно было командовать отступление.

— Я его не вижу, — Гвенвифар вглядывалась в бурлящую массу внизу. — А ты?

Лленллеуг всмотрелся, закусив нижнюю губу.

— Странно, — наконец ответил он. — Где Артур?

Я тоже вглядывался в круговерть битвы, ища самое напряженное место, пытаясь разглядеть просверки Каледвэлча. Но и я ничего не видел.

Страх овладел мной. Я представил тело Артура, лежащее на пропитанной кровью земле, жизнь, утекающую из дюжины ран, а вокруг бушует сражение…. Я представил голову короля на копье вандалов.

— Там! — Лленлеуг указал куда-то.

— Артур? Где?

— Это не Артур. — Лленллеуг прищурился и наклонился вперед в седле. — Я думаю, это Кай. Да. И он в беде! — Ирландец освободил копье из петли, повернулся к Гвенвифар и решительно заявил: — Оставайся здесь, если Артур там, я найду его.

Его лошадь рванулась вперед, и Лленллеуг исчез за гребнем холма. Когда я снова увидел его, он уже спустился в долину и мчался к тому месту, где небольшой отряд кимброгов с трудом отбивался от наседающих вандалов. Силы были слишком неравны.

Лленллеуг влетел в самую гущу сражения, разбрасывая врагов перед собой. Кто-то может усомниться в способности одного воина переломить ход схватки. Однако доведись мне выбирать, с кем идти в бой, лучше Лленллеуга не придумаешь. И любой, кто склонен сомневаться в том, что один меч может иметь такое значение, просто никогда не видел ирландца в боевом безумии. По правде говоря, ни один враг не смог бы устоять перед Лленллеугом, охваченным авеном битвы.

Но где Артур?

Я спешился и подошел к краю обрыва, пытаясь лучше рассмотреть происходящее внизу. Звук битвы нарастал, как рев океанского шторма, люди бросались друг на друга, как сталкивающиеся морские волны. Большинство британцев шли в бой конными, но численное превосходство вандалов и узость долины уменьшали любое преимущество конницы. Может быть, именно поэтому атаку вандалы отбили и теперь готовились перейти в наступление.

В авангарде передового отряда я заметил Кая. Он неистово рубился, пытаясь объединить свои силы с другими отрядами, но враг надежно перекрыл ему путь к отступлению, и наш воин всего лишь пытался удержаться на месте, чтобы не быть унесенным потоком битвы.

Полагаю, ближайший отряд возглавлял Бедивер, но и ему пока не удавалось прорвать окружение. Отряд Кадора — или, может быть, Кадвалло, я не мог точно сказать — шаг за шагом отодвигали от двух других. Вандалы сновали вокруг конных кимброгов, мгновенно заполняя пустоты, и постепенно меняя ход битвы. Но где Артур?

— Смотри! — крикнула позади меня Гвенвифар. — Кадор! — Она хлестнула лошадь и мгновенно исчезла за гребнем холма. Я даже не пытался ее остановить.

Вандалы прекрасно воспользовались численным превосходством и узостью долины, чтобы отбить первую атаку бриттов, остановить их и развернуть вспять. Казалось, что вожди бриттов терпят поражение. Если в ближайшее время не случится чего-то неожиданного, исход битвы предрешен. Но где Артур?

Я еще раз внимательно осмотрел долину из конца в конец, но не заметил даже признаков короля. Если бы он пал в бою, это сразу сказалось бы на ходе сражения — нет, это вряд ли. Приходилось сделать вывод, что я не вижу его просто потому, что его там нет.

Лленллеуг добрался до осажденного Кая и занял место в первых рядах сражающихся. Его внезапное появление сильно воодушевило ослабших кимброгов, и они с новой силой ударили на врага, пытаясь выбраться из затруднительного положения.

С помощью Лленллеуга, им удалось прорвать плотную стену врагов и соединиться с отрядом Бедивера. Однако это не сильно помогло: варвары моментально заполнили брешь, окружив оба отряда.

Где же Артур! Битва почти проиграна, а Медведя Британии нет. Что с ним случилось? Черный Вепрь, воодушевленный тем, что до победы ему оставалось совсем немного, решил еще усилить натиск. Я видел, как бешено размахивает штандарт Вепря, слышал, как ускорили темп барабаны. В ответ на сигнал вандалы сплотились и решительнее стали теснить британское войско.

Как раз в это время к атакующим подскакала Гвенвифар. Вокруг нее тут же образовался значительный отряд, однако несмотря на все их усилия, пробиться к окруженным они не смогли. Оставалось наносить удары по тыловым частям вандалов. Они делали это с большим успехом, но результата не добились. Главное сражение шло пока без них.

Ощутив близость переломного момента, британские всадники собрали все силы. Бедивер, казалось, понял, что происходит, и попытался контратаковать, пробиваясь вперед силой своего клинка. Позади него образовался клин всадников, отчаянно пытавшихся вырваться из окружения и соединиться с остальными кимброгами.

Шаг за шагом они продвигались вперед. Оказывая свирепое сопротивление, враг начал пятиться. Я видел воинов, шатающихся под тяжестью своих щитов, отражающих удары врага сломанными мечами. Я видел людей, павших под копытами коней…

От окруженных кимброгов Бедивера отделяло расстояние не более длины двух копий. Близко, очень близко! Еще один натиск, последний удар, и линия врага сломается. Бедивер тоже видел это; он поднялся в седле и призвал своих воинов к последнему усилию.

И кимброги ответили. Они опустили головы и погнали лошадей по телам павших.

Но и противник видел, как линия начала прогибаться внутрь, готовая вот-вот разорваться. Один из вождей Труита с толпой вандалов бросился в прогиб. Неистово кружась, нанося могучие удары, ему удалось остановить натиск Бедивера. Воодушевленные вандалы сплотились вокруг своего дикого вожака. Они хлынули вперед, как морская волна, чтобы сокрушить британцев. Бедивера отбросили. Почти сразу его неистовое усилие сошло на нет.

Я смотрел на битву и везде видел то же самое. Британцев теснили, заставляя сдавать с таким трудом завоеванные позиции…

Пыль поднималась все выше, скрывая солнце грязной пеленой. Крики людей и лошадей, резкий треск дерева и костей, звон металла о металл вместе с пылью возносились к мертвенно-белому небу. Наконец и я почувствовал призыв в битву в крови.

Я попытался достать меч из ножен. Не тут-то было. Он застрял, даже не шевельнулся. Я рванул сильнее. Никакого эффекта! Неудача озадачила меня. И тут мой взгляд упал на рябиновый посох, торчащий из чехла под седлом. Я Бард Британии, подумалось мне. Тогда зачем мне меч? Выхватив посох, я поднял его над головой древним движением барда, воодушевляющего свой народ. И тотчас же у меня в ушах зазвучали последние слова Талиесина из своего видения: «ты должен вернуться тем же путем, которым пришел».

Понимание молнией пронеслось у меня в мозгу. Сжимая посох изо всех сил — как будто стараясь не упустить смысл моего видения, — я подобрал поводья коня. Мысли неслись вскачь. Да! Да! Это… это путь, по которому я должен идти. Не с мечом, а с посохом!

Я спешился, подошел к обрыву и стал там на колени, прижимая к себе рябиновый жезл, как будто в нем заключалось мое спасение. Мой дух корчился от вида происходящего внизу. Я видел смерть как серый туман, крадущийся над равниной, и гнилостный, тошнотворный запах ударил мне в ноздри. Его отвратительные испарения поползли над долиной, и дальше, дальше, отравляя всю Британию. Чума и война, повергающие в страх перепуганных, ничего не понимающих людей, стремились поглотить мою родину. Это была вонь гибели, повисшая над Британией.

В этот момент высокий и сильный звук боевого рога Риса прорезал воздух. Он был подобен копью, метко брошенному в самое сердце врага. Рог прозвучал еще раз — пронзительный, настойчивый и гневный.

На поле боя прибыл Артур со стаей драконов. Они неслись вниз по склону холма в самый центр боя. Их появление оказалось столь внезапным, а полет столь стремительным, что Черный Вепрь не успел отдать приказ войскам перестроиться для отражения новой атаки. Вождь вандалов, обескураженный неожиданным поворотом событий, растерялся.

Разогнанная атака унесла драконью стаю вглубь вражеского воинства, разбросав врагов по сторонам. К тому времени, как Черный Вепрь восстановил управление, Артуру удалось прорвать линию в нескольких местах. Бритты не замедлили воспользоваться шансом развить успех. Картина боя стремительно менялась, стена врагов начала рушиться.

Видя, как их преимущество тает на глазах, вандалы пришли в исступление. Орда ужасно взвыла и бросилась на кимброгов. Однако теперь они сражались с безнадежным мужеством, пытаясь остановить британцев собственными трупами.

Даже Артур не мог противостоять такой отчаянной решимости. Вместо того чтобы рисковать снова попасть в окружение и безнадежно запутаться в битве, Артур предпочел отступить.

Орда вандалов, наконец, перестроилось для контратаки и тут обнаружилось, что атаковать некого. Британский Медведь отводил войска. Многие другие военачальники, воодушевленные мимолетным успехом, решили бы, что внезапный маневр ведет к победе. Артур лучше понимал логику войны. Итак, прежде чем противник успел сплотиться, кимброги уже ускакали прочь.

Верховный Король предпочел сомнительной победе сохранность своих людей, использовав недолгое преимущество для организованного отступления. Так нужно, так правильно. Но какую же ужасную цену пришлось нам заплатить!

Я в ужасе смотрел на кровавую долину. Землю покрывали тела, они лежали друг на друге, как срубленные бревна. Отрубленные руки и ноги разбросаны тут и там; выпущенные кишки свернулись, как яркие змеи; головы с открытыми ртами и пустыми глазами. А земля, там, где она проступала из-под груды тел, окрасилась багрово-черным цветом крови.

Меня тошнило от отвратительной вакханалии смерти, мой желудок сжался. Я пытался сдержаться и не смог. Меня вырвало желчью и я упал, рыдая от того, чему оказался свидетелем — нет, не просто свидетелем! Я помогал свершиться такому злу. Я плакал и проклинал слепоту своей души.

Великий Свет, как долго будут царить ненависть и кровопролитие в этом царстве миров?

Я закрыл глаза и возвысил голос, оплакивая погибших с обеих сторон. Когда я замолчал, ни одного британца уже не было в долине. Вандалы тоже уходили; поле битвы лежало неподвижное и безмолвное. Лишь вороны-падальщики скакали от трупа к трупу; их хриплое карканье звучало торжествующе: еще бы, им приготовили такой роскошный пир! В душе моей поселилось серое пятно смерти. С болью от стыда и горя, плохо владея трясущимися руками, я сел на лошадь и направился в лагерь.

Глава 6

В лагере все лежали вповалку. Где спешились, там и упали. Измученные тела мало чем отличались от тех, что остались в долине. Некоторые сидели, сгорбившись, изучая раны, повергавшие их в глубокую печаль. Женщины и монахи разносили воду, пытались ободрить уставшее до предела воинство.

Люди тусклыми взглядами провожали меня, не узнавая, пока я шел к шатру. В шатре Британский Медведь совещался со своими военачальниками.

— Сегодня мы плохо выступили, — объявил Артур. — Только по милости божьей мы спаслись.

— Это правда, — вздохнул Кадор. — Вандалы готовились к встрече с нами…

— Хорошо готовились, — печально заметил Бедивер. — Словно знали о каждом нашем шаге еще до того, как мы их делали.

Собрание загудело.

— Сегодня Вепрь показал, чего он стоит как боец, — высказался Кай. — Чем дальше они продвигаются вглубь страны, тем свирепее становятся. — Он помолчал, устало качая головой. — Не понимаю…

— Мы проигрываем эту войну, — заявил я от входа. — И если мы будем продолжать в том же духе, то потеряем Британию.

Артур тускло посмотрел на меня.

— Мы устали, — вымолвил он, — и у всех есть другие дела. Давайте соберемся еще раз после того, как позаботимся о наших людях и немного отдохнем. — Жестом он отпустил собравшихся, а когда они вышли, кивнул мне.

— Проходи, Мирддин. Зачем ты так говорил с ними? Хотел обескуражить?

— Я сказал правду.

— Ты говорил о поражении. Вряд ли это можно назвать полезным после такого сражения, как сегодня.

— Это не сражение, — ответил я. — Это катастрофа.

— Я попал в засаду! — Артур почти кричал. — В овраге нас поджидал отряд варваров. Ловушка! Они ждали меня и застали врасплох. Да, неудачно, но это вовсе не катастрофа.

— Я не собираюсь специально огорчать тебя, король. Я говорю, чтобы открыть тебе глаза на правду.

— Но это и в самом деле меня огорчает, Мирддин. Ты говоришь о бедствии, как будто я и сам не знаю. Знаю. Я — военный лидер, это я виноват.

— А вот тут я с тобой не согласен. Я виноват больше. Я подвел тебя, Артур.

— Ты? — король явно не ожидал от меня такого признания. — Ты всегда был рядом со мной. Ты — мой мудрый советник, лучший советник!

— Зачем тебе советник? Тебе нужен был бард. Британии нужен был Истинный Бард, а вместо этого ей пришлось довольствоваться назойливым слепцом. Хочешь ты этого, или не хочешь, вина моя.

Артур попытался пригладить взъерошенные волосы.

— Я тебя не понимаю, Мирддин. Я все лето гонял Вепря, подбирал хорошее место. Нашел. Но воспользоваться им не сумел. Что теперь толку рассуждать о вине? Где в этом добродетель?

— А она есть, если ведет к спасению.

— Спасение не дальше, чем следующая битва. Я слишком долго провозился с засадой, не поспел к бою, а то бы ты увидел совсем другой расклад. Больше он от меня такой ошибки не дождется, поверь мне. А теперь, когда на подходе ирландские лорды…

— Ты не услышал ни слова из того, что я сказал, — перебил я. — Речь не о сражении и даже не о всей войне. Все неправильно в принципе! Почему одни люди лучше других? Только потому, что они лучше вооружены или лучше умеют сражаться?

— С ирландцами мы изгоним варваров с этой земли. — Он меня действительно не слышал.

— Король! — воззвал я. — Очнись! Королевство умирает. Чума и война доконают его. Если мы будем упорствовать, мы погибнем.

— Все не так уж и плохо, — хмуро заметил Артур.

— Это гибель мира!

Артур раздраженно посмотрел на меня.

— Мы еще изгоним захватчика с этой земли. Это правда, говорю я.

— А те, кто лег на поле боя — что они говорят?

— Я не понимаю! Эх, да что с тобой говорить?!

Артур отвернулся и упал в походное кресло Утера. Он сидел, обхватив голову руками и растирая лицо. Я подошел и встал над ним.

— Нам надо измениться, или мы погибнем. Мы должны вернуться тем же путем, которым пришли, — заявил я. — Подумай об этом, подумай хорошенько, Артур. Если ты не поймешь, о чем я говорю, Британия потеряна.

В шатре стояла такая духота, что мне было трудно дышать. Оставив Верховного Короля наедине с его мыслями, я отправился на поиски укромного места. Я шел через лагерь, погруженный во мрак уныния, вызванного поражением и усталостью: безмолвный, неподвижный, безвольно ожидающий ночной мглы.

Воины сидели или лежали перед потухшими кострами; если кто и говорил, то приглушенно, хриплым шепотом. Мальчишки вели лошадей к временным стойлам, женщины перевязывали раненых. На лагерь словно впал в летаргию, куда более глубокую, чем обычная усталость, — как будто все понимали тщетность одиночных усилий, тщетность надежд на победу.

Я смотрел на спящих людей и знал, что некоторые из них не проснутся утром. Господи, помилуй! Я видел нескольких лордов, сидевших тесным кругом, они наверняка решали, как им быть дальше. При моем приближении все замолчали и проводили меня мрачными взглядами. Я сделал вид, что не замечаю их, и пошел дальше.

Ноги сами нашли тропинку, ведущую к ручью; тут и там лежали люди, стремившиеся к воде, но некоторые так и не дошли до ручья. Я перебрался на другой берег. Тропа начала подниматься вверх по склону холма, и я последовал за ней, наверх, через заросли папоротника и колючего можжевельника. В конце концов, я оказался на заросшем травой пятачке на склоне холма. Гладкая, покрытая лишайником скала подпирала его сзади, зарывшись основанием в кусты бузины и терновника. По обеим сторонам стояли буки, между ними открывался хороший вид на британский лагерь внизу.

Я сел, скрестив ноги, на мягкую траву возле деревьев и смотрел, как сумерки постепенно окутывают долину темно-синей тенью. Небо еще долго хранило бледный слабый свет, наконец уступив место наступающей ночи. Я наблюдал и слушал, следя за медленным погружением мира во тьму.

Сердце мое дрогнуло, ибо казалось, что, когда ночь простерла свою темную руку над долиной, душа сгорбилась в печали. Сегодня смерть забрала многих хороших людей, а их жертва уже почти забыта. Кому как не Главному Барду показать пример родственникам павших, оплакать их? А я сижу здесь, в стороне от моих братьев. Я — Мирддин, сегодня и всегда привыкший переносить и победы и поражения в одиночестве. Я должен вернуться тем же путем, которым пришел. К этому призывала истина из моего видения, и я в это верил. Но как? Увы, я понятия не имел, как это сделать и с чего начать.

Сумерки быстро сгущались, а я все сидел, глядя на долину. Задумавшись, я не услышал приближающихся шагов. А когда услышал, решил, что Артур послал за мной Риса… Я повернулся, и из тьмы ко мне бросились люди со странными свирепыми лицами. Прежде чем я успел поднять руку, меня схватили.

Четверо огромных вандалов, вооруженных массивными копьями, держали меня. Сопротивляться бесполезно. Я и не пытался. Просто продолжал сидеть, призывая спокойствие и бесстрашие.

Конечно, мое поведение было мелочью, но двери великих событий часто висят на скромных петлях. Вандалы столкнулись с безоружным врагом, который не выказывал ни малейшего испуга. Они удивились и растерялись. Это придало мне смелости. Я бесстрастно осмотрел их и приветственно помахал рукой, словно только их и ждал.

— Я вас ждал, — произнес я, прекрасно понимая, что меня не поймут. Впрочем, это было неважно; нужно было просто заговорить первым. Это еще больше сбило их с толку.

— Опустите оружие и давайте поговорим, как разумные люди.

Моя уловка не сработала. Один из вандалов занес копье, готовясь нанести удар. Но его остановил резкий окрик из тьмы. Воин замер.

Я ждал, сердце бешено колотилось в груди. Копье не собиралось опускаться. Я был на волосок от смерти.

Тот же голос к моему удивлению, произнес на знакомом языке:

— Советую быть внимательнее. Вы в большой опасности.

Из мрака выступил человек и остановился передо мной. Такой же рослый и могучий, как и четверо моих пленителей, он все же моложе остальных. Я сразу узнал его: один из молодых вождей Черного Вепря. Кажется, его звали Мерсия. Не дай Бог ошибиться!

— Я прекрасно осознаю опасность, — спокойно ответил я. — Тебе нечего бояться меня, Мерсия. Я безоружен.

Услышав собственное имя, варвар явственно вздрогнул.

— Откуда ты меня знаешь?

Не объяснять же ему, что я запомнил человека, отметившего молодость Артура при первой встрече.

— Ты правильно говоришь. Хергест хорошо тебя обучил.

— Ты и это знаешь?

Интересно, а как иначе? Я многозначительно коснулся лба и значительно произнес:

— Я Бард; Я знаю очень много.

— Тогда ты должен знать, зачем я здесь? — он прищурился.

Ничуть не сомневаясь, я ответил на его вопрос.

— Ты здесь, чтобы наблюдать за британским лагерем, как и много ночей подряд. Амилькару надо знать как можно больше, чтобы правильно построить битву. Именно поэтому перевес сегодня оказался на его стороне.

— Хергест предупреждал, что ты — сильный и мудрый человек. Барды всегда говорят правду, даже себе во вред. — Очевидно, уважение к истине производило на него впечатление.

— Ты посидишь со мной, Мерсия? — сказал я, указывая на место на земле рядом со мной. — Мне надо кое-что сказать тебе.

— Ты ждал меня?

Я сделал вид, что именно так и обстояли дела.

— Садись, поговорим. — Я, правда, понятия не имел, что ему сказать. Но я надеялся расположить его к себе и, в конечном счете, убедить его отпустить меня. Но пока он стоял надо мной, пытаясь понять, стоит ли ему принимать мое предложение, план у меня в голове уже созрел.

— Не сомневайся, — подтолкнул я его и улыбнулся как можно более убедительно, — у нас мало времени. Скоро за мной придут.

Он прорычал короткую команду; его люди опустили копья и попятились. Мерсия сел на землю напротив, скрестив ноги, с копьем на коленях. Остатков света хватало, чтобы видеть лица друг друга.

— О чем ты хочешь говорить? — спросил он наконец.

— Мне кажется, что Амилькару доверяют не все его вожди, — медленно выговорил я, наблюдая за его реакцией. Догадка грубая, но, похоже, эффективная; мне еще не доводилось встречать военного лидера, который пользовался бы полным и абсолютным доверием всех своих приспешников. Даже Артуру, сражающемуся за выживание Британии, приходится преодолевать сопротивление своих лордов.

Он долго изучающе смотрел на меня, размышляя над сказанным. Наконец сказал:

— Это правда, с тех пор, как мы пришли сюда, было много споров. — Он помолчал. А я кивнул, побуждая молодого человека продолжать признания. Впрочем, он и сам собирался говорить дальше. — Наш прославленный военачальник не пользуется всеобщей благосклонностью.

— Полагаю, что ваш вожак часто гневается на тех, кто дает мудрые советы, — предположил я, наблюдая за сменой выражений на лице Мерсии. И я увидел то, что ожидал увидеть, и поторопился добавить: — Тем более, если они молоды.

Глаза вождя полыхнули, и я понял, что задел верную струну.

— Он упрямый, — осторожно заметил Мерсия. — Если уж он что решил, то никогда не уступит, даже если ему предлагают дельное.

Для меня забрезжил огонек надежды.

— Послушай меня, Мерсия. Ты гораздо ближе к своему желанию, чем думаешь. Доверяй себе и верь.

Он посмотрел на меня подозрительно, и я испугался, что надавил на него слишком сильно. Мерсия бросил быстрый взгляд на своих людей, внимательно наблюдавших за нами. Тихо рыкнул команду, но они не шелохнулись и не ответили. Повернувшись ко мне, он спросил:

— Ты действительно знаешь, о чем я думаю?

— Я же говорил тебе, я много знаю.

— Я никогда не предам моего вождя, — сказал он, и я ощутил в его словах отголосок страха.

— А я и не хочу, чтобы кто-то кого-то предавал. — Я говорил уверенно и убедительно. — Мне просто нужно урегулировать конфликт. Но я требую, чтобы за честь платили честью, а за верность — верностью. Ты понимаешь?

Он кивнул. А с чем здесь можно не согласиться? Но мне хотелось уверенности.

— Послушай меня, Мерсия, честь, о которой я говорю, действительно дорого стоит. И цена ей — кровь.

— Я понял, понял, — нетерпеливо пробормотал он. — Что мне делать?

— Только одно, — сказал я зловещим тоном, подняв руку в повелительном жесте, — когда придет время поднять голос за мир, ты не должен молчать.

Вот этого он явно не ожидал. Я видел, как он пытается отыскать скрытый смысл в моих словах.

— И что? Больше ничего?

— Ничего. Воистину, на такое осмелятся только истинные храбрецы.

— Мою смелость еще никто не подвергал сомнению! — Он гордо выпрямился.

— И я не буду.

— И когда?

— Скоро.

Он резко встал на ноги и угрожающе навис надо мной.

— Я мог бы убить тебя сейчас, и никто бы не узнал.

— Да. Это так.

— Ты сказал, что я должен доверять тебе, но не предложил никаких залогов доверия. — Его рука сжалась на копье.

— Ну что же, вот тебе знак, — ответил я, медленно вставая на ноги и глядя ему в лицо. — Завтра мы не нападем. Британцы останутся в лагере. Скажи это Амилькару.

Он резко повернулся и отдал своим людям какую-то команду, а сам исчез в тени. Воины остались стоять, наблюдая за мной. Конечно, было опасение, что Мерсия приказал им убить меня. Так что я не двигался с места. О том, чтобы бежать или сопротивляться не могло быть и речи. Копья поднялись. Я сохранял спокойствие. Три удара сердца — и воины исчезли, бесшумно растворившись во тьме.

Я прислушался, но услышал лишь слабый ропот голосов, доносившийся из лагеря внизу. Я обернулся и увидел костры, сияющие как звезды на земле, и облегчение сменилось внезапным опасением.

Великий Свет, что я сделал?

Глава 7

Я бодрствовал всю ночь, обдумывая слабые надежды на спасение Британии и Летнего Королевства. Бывает, даже самые дерзкие мечты рассеиваются при солнечном свете, и я ждал наступления дня. Что он принесет — надежду или отчаяние?

С рассветом пришла уверенность. Я поднялся, поблагодарив Верховного Царя Небесного и всех его святых и ангелов за оружие, переданное мне в руки. Когда над восточным хребтом взошло солнце, я вернулся в лагерь; здесь все было в движении. Воины готовились к битве.

Я пошел прямо к шатру Артура, и он впустил меня, зевая и почесываясь. Войдя, я заметил, что Гвенвифар не видно.

— Она ходит купаться пораньше, — объяснил Артур.

— Хорошо. Сначала нам надо поговорить наедине. — Я рассказал ему о случайной встрече с Мерсией и о том, что молодой военачальник поведал мне о разногласиях в среде вандалов. Король сидел в кресле передо мной, качая головой. — Ты понимаешь, что я тебе говорю?

Артур нахмурился. Нет, он совсем не понял.

— Так почему мы должны оставаться в лагере?

— Я обещал Мерсии. В залог своей жизни.

Прежде чем Артур успел возразить, у шатра послышался голос Бедивера. Он звал короля.

— Я здесь, брат, — ответил Артур. — Подожди, сейчас выйду.

— Выйдешь — и что?

Артур заметно колебался; он нахмурился и провел руками по лицу.

— Ладно, — сказал он наконец. — Я не стану делать из тебя лжеца. Честно говоря, многим нужен отдых.

Мы вышли из шатра. Бедивер ждал нас.

— Воины готовы, — сказал он. — Лорды ждут твоего приказа.

— Битвы не будет, — прямо сказал ему Артур. Бедивер удивленно взглянул на меня.

— Почему, Медведь? Что случилось?

— Я так решил. Людям надо дать отдых.

— Но все уже готовы выступать! У нас сейчас собралась отличная компания!

— Нет, Бедивер. Передай всем, что сегодня мы драться не будем.

— Я передам, — с плохо сдерживаемым недовольством ответил он. Повернулся и поспешил прочь.

Не успел Бедивер отойти далеко, как с дальнего конца лагеря послышались возбужденные крики.

— Ну что еще? — пробормотал Артур, глядя на меня так, словно это была моя вина. Бедивер бежал обратно к королю. И Рис бежал.

— Вандалы! — крикнул он издалека.

— Вот тебе и отдых, Медведь, — проворчал Бедивер. — Что теперь прикажешь?

— Ждать! Я уже сказал: без приказа не выступать!

Подбежал Рис.

— Вандалы, — повторил он, немного задыхаясь. — Пятеро. Идут с ветвями ивы. С ними раб-переводчик. Думаю, на переговоры.

Бедивер и Рис в ожидании смотрели на Артура. Король смотрел на меня.

— Мне об этом ничего неизвестно, — я пожал плечами.

— Хорошо, — сказал Артур, — пусть приходят. Послушаем, что скажут.

Мы ждали перед шатром. Рис привел вражеских послов. Как он и сказал, их было пятеро: четыре военачальника, которых мы встречали раньше, включая Мерсию, и раб-священник Хергест. Конечно, все наши лорды сбежались посмотреть, зачем пришли наши злейшие враги. Через мгновенно образовавшуюся толпу протиснулись Гвенвифар, Кай и Кадор.

— Приветствую вас, лорд Артур, — начал Хергест. — Мы просим разрешения говорить с вами и надеемся свободно вернуться в наш лагерь.

— Можешь говорить, священник, — сказал Артур. — Даю слово, вам не причинят вреда. Вы под моей защитой. С чем пожаловали?

Прежде чем Хергест успел ответить, один из вождей варваров — кажется, тот, кого звали Ида, — указал на наших воинов, теснившихся рядом, и произнес длинную фразу на своем грубом языке.

— Он говорит, что ваше слово ничего не стоит, — перевел Хергест. — Мерлин поклялся, что сегодня вы не сядете в седла, а мы видим, что вы готовитесь к бою.

Бедивер наградил меня вопросительным взглядом, но я не обратил на него внимания.

— Мне только что сообщили об обещании Мирддина, — ответил Артур, — и я отдал приказ не выступать. Но если нас вынудят, сражаться мы готовы.

Пока раб переводил слова Артура, я нашел глазами Мерсию. Он встретил мой взгляд и едва заметно кивнул, давая понять, что принимает это объяснение.

— Мы тоже готовы сражаться, — заговорил Хергест. — Но Амилькар считает, что военачальнику Артуру хватит отсиживаться за спинами своих воинов. Черный Вепрь предлагает двум королям встретиться один на один и доказать своим людям, кто из них более великий полководец.

— Разумно, — заметил Артур. — И что, Амилькар готов на поединок?

Раб перевел ответ Артура Иде, тот ответил насмешкой и длинной фразой.

— Ида говорит, что Амилькар предлагает Артуру встретиться у реки, разделяющей наши лагеря. Выбор оружия он предоставляет Артуру. Бой начнется, как только солнце минует полдень, и будет продолжаться до тех пор, пока кто-то из вас не падет. — Хергест замолчал, и снова заговорил Ида. — Амилькар посылает вызов, хотя и не ожидает, что Артур его примет, — добавил раб.

— Скажи Амилькару, что я получил его вызов, — ровным голосом ответил Артур. — Ответ он получит на равнине в полдень.

Хергест перевел слова Артура, и вражеские вожди с удовлетворением собрались уходить. — Оуайн! Врандуб! — позвал Артур. — Проследите, чтобы они покинули лагерь тем же путем, что и пришли, без помех. — Остальным лордам он сказал: — Возвращайтесь к своим людям и расскажите про поединок. Они должны быть готовы к полудню прибыть на равнину.

Лорды разошлись. Артур пригласил своих советников в шатер. Гвенвифар, Кай, Бедивер, Кадор, Лленллеуг и я вошли, чтобы обсудить предложение Вепря.

— Это хороший знак, — сказал Бедивер, когда мы уселись на лавки. — Это значит, что Черный Вепрь заметил, что нас стало больше, и теперь он опасается.

— А почему ты пообещал не сражаться сегодня? — довольно резко спросила Гвенвифар.

Я быстро рассказал об итогах нашей встречи с Мерсией. Кадор удивился:

— И он просто отпустил тебя после твоего обещания сегодня не сражаться?

— Нет, — сказал я, — все было не совсем так. Мы поговорили. Он дал мне понять, что в лагере вандалов нет единого мнения. Амилькар потерял доверие некоторых своих вожаков и…

— Ну, вот видите! — воскликнул Бедивер. — Я прав! Черный Вепрь испугался. Вандалы больше не могут противостоять британской мощи.

— Он все поставил на единственный бой. Между прочим, он надеется его выиграть, — рассудительно заметил Кай.

— Атаковать всеми силами! — настаивал Бедивер. — Это шанс, которого мы ждали.

— Возможно, — ответил Артур, — но я вижу здесь шанс закончить войну без дальнейшего кровопролития.

— А ты не думаешь, что это ловушка? — спросила Гвенвифар.

— Варварам нельзя доверять, — поддержал ее Кадор. — Даже если ты уложишь Амилькара, с чего ты взял, что они будут соблюдать клятву, какой бы она не была?

Хороший вопрос. Наверняка его будут задавать себе все британские воины. Но я был готов к ответу.

— Это не имеет значения. — По их удивленному молчанию я понял, что мой ответ до них не дошел. — Это и в самом деле все равно, — настаивал я, — без Амилькара война просто закончится. Неужели вы не видите? — Недоверчивые взгляды Кадора и остальных сказали мне, что нет, не видят.

— Хорошо. Смотрите. Ловушка это, — я посмотрел на Гвенвифар, — лжет Амилькар или нет — для нас это не имеет ни малейшего значения. В тот самый момент, когда он падет на поле боя перед своими войсками, вторжение закончится, закончится и война.

— С чего ты взял? — спросил Кадор.

— Мерсия сказал мне, — ответил я.

— И ты ему поверил?

— Действительно, — ответил я, — с чего бы? — Он держал в руках мою жизнь. Одно его слово — и я был бы мертв. Но он оставил меня в живых, именно для того, чтобы я знал: он говорил правду.

— Он варвар! — не унимался Кадор. — Он мог сказать все, что угодно, лишь бы ты ему поверил. А мне-то с чего ему верить?

— Согласен. Он мог и солгать, — ответил я, — а мог сказать правду. Вот мы это и выясним. Если я прав, война закончится.

— А если ты ошибаешься? — спросил Кай. — Что тогда, а?

— Тогда война будет продолжаться, — торжественно ответил я, — и Британия станет могилой героев.

Все замолчали, обдумывая мои слова. Но прежде чем они стали возражать, в шатер вошел Рис и объявил, что в лагерь вернулся Паулин.

— Пусть зайдет, — приказал Артур.

Изможденный монах, больше всего похожий на обглоданную кость, вошел и чуть не рухнул к ногам Артура. Король подхватил его и усадил на стул.

— Рис, — позвал Артур, — дай ему напиться. Рассказывай!

— Прости меня, господин, — проговорил Паулин и только теперь заметил, что все смотрят на него вопросительно. Он попытался встать.

— Сиди, — удержал его Артур. — Отдыхай. Ты долго ехал. Соберись с силами и расскажи, какие новости ты нам принес.

Появился Рис с чашей и вложил ее в руки монаху. Паулин жадно выпил и вытер рот рукавом.

— Хотел бы я, чтобы они были получше, господин, — сказал монах.

— Что, все настолько плохо? — спросила Гвенвифар, подходя ближе.

— Да уж, ничего хорошего, — ответил Паулин. — Чума распространяется, несмотря на все наши усилия. Дороги из Лондиниума закрыты, но по реке люди продолжают путешествовать; мы ничего не можем сделать, чтобы остановить их. Болезнь передается водными путями. — Он сделал паузу, допил воду из чаши и заключил: — Несколько поселений нам удалось спасти, там болезнь не успела пустить корни, но на большей части земель к югу от Лондиниума все погибли. — Паулин вернул чашу Рису. — Трое наших заболели, один умер. И я не жду, что остальные выживут.

Артур молча стоял над священником, уперев сжатые кулаки в бока. Паулин, видя разочарование короля, медленно поднялся.

— Прошу прощения, мой лорд. Хотел бы я, чтобы новости не были такими горестными. Я надеялся — мы все надеялись…

— Мы знаем, что ты делаешь все, что можешь, — остановила его Гвенвифар. — Иди, отдыхай, потом мы еще поговорим.

Артур подозвал Риса:

— Позаботься, чтобы у нашего друга было что поесть и где приклонить голову.

Паулин попрощался и вышел. Артур повернулся к остальным.

— Я не могу остановить чуму, — тихо сказал он. — Но если я смогу закончить войну с Черным Вепрем, я не откажусь от такого шанса. Я буду сражаться с Амилькаром.

Незадолго до полудня лорды Британии снова собрались перед шатром Верховного Короля. Артур вызывал их к себе одного за другим и хвалил их верность. Затем он обратился ко всем:

— Братья по мечу! Вы слышали вызов Черного Вепря. Я обдумал его и решил, что если есть шанс закончить войну, победив Амилькара на поединке, им надо обязательно воспользоваться. Я принимаю вызов варвара. Я встречусь с ним на равнине.

Решение Короля вызвало всеобщее возмущение.

— Разумно ли это, Артур? — озвучил общий вопрос лорд Эктор. — Но мы с тобой, можешь не сомневаться. — Множество голосов подтвердили его слова.

— Я не сомневался, — ответил Артур, знаком призывая собрание к тишине. — Рядом со мной стояло множество хороших людей. А сейчас многие из них мертвы. Поистине, если бы не верность лордов и их воинов, мы не смогли бы довести врага до этого отчаянного шага. Я убежден, что продолжения войны хочет только Амилькар. А значит, когда его не станет, закончится и война.

— А если он тебя убьет? — закричал Куномор, перекрывая шум. — Что тогда?

— Если так, — ответил Артур, — тем, кто останется, придется продолжать. Смерть одного человека мало что значит по сравнению со смертями и разрушениями, которые уже случились. Возможно, будет еще хуже.

— Мы пришли сражаться за тебя! — закричал Мейриг. — Мы не хотим стоять и смотреть, как ты сражаешься один.

— Мы сражаемся за Артура! А не он за нас! — добавил Огриван.

Поднявшийся шум улегся не сразу, но когда люди стали замолкать, последовал новый вопрос, заданный незнакомым голосом:

— Лорд Артур! — Вперед выступил Аэдд. — Тот, кто победит в этом поединке, обретет вечную славу, его имя будут воспеваться в чертогах королей. Пусть я и самый недостойный среди ваших лордов, все же прошу о великой милости. Позвольте мне встретиться с этим варваром вместо вас.

Аэдд, благослови его Бог, был серьезен; в его готовности отдать жизнь за Короля никто бы не усомнился, но Верховный Король не мог этого допустить.

— Благодарю вас, лорд Аэдд, — сказал он, — и я не забуду вашего предложения. Но Амилькар считает меня тираном, подобным себе, на котором держится вся оборона Британии. Пусть считает так и дальше. Моя жизнь — это залог безопасности Британии.

Мелких лордов такое решение совсем не устроило. Многие возражали, но никто так и не предложил плана получше. Артур подвел итог обсуждению.

— Решено! — заключил Верховный Король. — Собирайте отряды. Мы встретимся с Амилькаром.

Глава 8

Потом я много раз думал, мог бы я что-нибудь сделать? Должен ли был сделать что-нибудь в те страшные дни? Однако события явно превосходили мои скромные способности управлять ими. Как всегда бывает, обстоятельства, которые нас устроили бы, всегда остаются нереализованными, зато нам предлагается большой набор других. Никому не дано спорить с судьбой и противоречить силе, слишком могущественной, чтобы надеяться на удачу, и слишком огромной, чтобы ей обладать. Да будет так!

Я надеялся, что события будут развиваться по моему плану, а в итоге вынужден был стоять со всем остальным британским войском, выстроенным рядами на равнине, и с замиранием сердца наблюдать за происходящим.

Я как сейчас вижу эту картину: одинокий Артур стоит под палящим солнцем, без щита и шлема, с ним только его Каледвэлч. Побелевшее от палящего зноя небо; трава под ногами, ломкая и выгоревшая.

Артур ждет. Его тень сморщилась, как будто не смеет вытянуться во всю длину в такую жару. На равнине появляется войско вандалов — воины, женщины, дети. Они медленно движутся к месту встречи: равнине Лайт Коэд у слияния рек Тамы и Ансера. Когда-то здесь стояла крепость, но вандалы сожгли ее, а селения вокруг разрушили, людей убили или вынудили бежать.

Я смотрю, как надвигается корявая, черная, огромная клякса. Пыль поднимается густыми серыми клубами позади них. Они идут медленно, и мы ждем. Мы можем атаковать их сейчас, или они могут атаковать нас. Ничто не может помешать этому, кроме Верховного Короля Британии, стоящего в одиночестве на растрескавшейся земле, поджидающего Черного Вепря, обещавшего встретится с ним лицом к лицу.

Каждый из нас задает себе вопрос: будет ли сражение или Амилькар сдержит обещание?

Войско вандалов останавливается, и над угнетенной зноем равниной раздается гром боевых барабанов. Многие решили, что сейчас они пойдут в атаку.

— Стоять! — командует Бедивер, и его слова повторяются по всей линии.

Понятно, что барабаны призваны напугать нас, или хотя бы потрепать нервы. Но Артур стоит, и мы стоим — с мрачными лицами, потные от страха и предвкушения, а барабаны все гремят. Этот звук стоит однажды услышать, и уже не забудешь. Я и сейчас его слышу.

Войска сблизились, барабанный бой резко смолк, и вандалы остановились. Стояли и смотрели на нас в тишине, не менее страшной, чем грохот их барабанов. Они стояли неподвижно, оружие тускло поблескивало, их странные штандарты в виде кабаньих голов застыли над ними, как символ военной мощи.

Артур стоял спокойно, терпеливо ожидая развития событий. Через некоторое время один из знаменосцев выступил из передней шеренги и остановился. К нему подошли вожди вандалов, среди них я заметил Мерсию и раба Хергеста. Небольшой группой они двинулись навстречу Верховному Королю Британии. Прозвучало нескольких слов, сказанных слишком тихо, чтобы можно было разобрать хоть что-то, после чего знаменосец вернулся на свое место.

— Я не вынесу, — сердито пробормотала Гвенвифар. — Я должна быть с ним.

Бедивер попытался остановить ее, но королева стряхнула его руку, спешилась и быстро пошла к королю. Артур приветствовал ее коротким кивком, и они встали бок о бок, а голова черного кабана на украшенном черепом шесте выдвинулась вперед. Видимо, это предвещало прибытие самого Амилькара. И он действительно появился.

Оба предводителя стояли всего в трех шагах друг от друга. Артур поднял руку мирным жестом. Амилькар не пошевелился. Артур что-то сказал, и Черный Вепрь ответил через Хергеста. Священник замолчал, Артур повернулся к Гвенвифар, и та что-то сказала, глядя на Амилькара.

Хергест перевел ее слова, и губы Черного Вепря скривились в свирепой усмешке. Он прорычал ответ с явным пренебрежением, высокомерно запрокинул голову и сплюнул. Возможно, он намеренно пытался оскорбить королеву, и ему это удалось. В мгновение ока тонкий меч королевы вылетел из ножен, и она бросилась на вожака вандалов. О, она была очень быстрой, Артур не успел удержать ее. Амилькара спас от серьезного, если не смертельного ранения один из его вождей, отбивший удар меча древком своего копья. Клинок Гвенвифар рассек воздух в дюйме от горла Амилькара.

Амилькар шагнул назад и поднял копье. Артур выкрикнул приказ, схватил Гвенвифар за руку и оттащил назад. Черный Вепрь, размахивая копьем, произнес короткую гневную речь, на которую Артур ответил спокойным торжественным голосом.

Они обменялись еще несколькими словами, а затем Артур и Гвенвифар резко повернулись и пошли обратно к британской линии.

— Мы встретимся завтра на рассвете, — сказал Артур, ни словом не пояснив того, что произошло на равнине.

Началось долгое ожидание. Оно тяжко давалось британцам. Воины отдыхали, пока солнце медленно-медленно плыло на запад, но когда раскаленный добела диск исчез за холмами, люди зашевелились, заговорили и дали волю своему беспокойству.

Я подумал, что пора напомнить им о грядущей награде и о Господине, которому все мы служим. После краткого разговора с Артуром были вызваны военачальники, им приказали собрать людей на склоне холма над шатром совета.

Войско Британии выстроилось передо мной, когда бледные сумерки уже ползли по долине. Жара спадала, и легкий ветерок шевелил тонкую траву. В ознаменование Белтейна[16] зажгли огромный костер. Я хотел, чтобы былое возродилось в памяти людей. Восходящая луна отбрасывала на землю резкие тени, а небо вызвездило от одного горизонта до другого.

Люди стояли встревоженные, настороженные, напряжение было разлито в воздухе. Все знали о том, что предстоит их королю. Конечно, это вселяло в них беспокойство. А если Артура убьют, думали многие. Кто тогда поведет их против вандалов? Воины прекрасно понимали, что своими жизнями они обязаны мастерству Артура как военного лидера. А если они останутся без него? Многие с подозрением посматривали на меня; я даже слышал недовольный ропот: какая песня? впору клинки точить!

Арфа у меня на плече рождала почти случайные звуки, бросая, как гальку, в людское море. Сначала меня никто не слушал — но я продолжал играть, — а потом меня не хотели слышать. Они продолжали переговариваться, но глаза снова и снова обращались туда, где я стоял и играл, как будто не обращая внимания на гул голосов.

И тут во мне с новой силой вспыхнуло мое видение, вспыхнуло и засияло, как солнце. Я снова увидел пылающее и зеленеющее дерево, мой дух воспарил. Впервые за долгое время я снова почувствовал себя Бардом.

Позволив арфе говорить за меня, я играл на их страхе и беспокойстве, пока все взгляды не оказались обращенными ко мне. Постепенно музыка завладела вниманием людей, и ропот начал стихать. Дождавшись полной тишины, я громко выкрикнул:

— Слушайте меня! Я Бард и сын Барда; мой истинный дом — Край Летних Звезд. С самых ранних дней нашей расы Хранители Духа учили, что мудрость обитает в сердцевине дуба. — Я поднял арфу над головой, чтобы все могли видеть. — Вот, у меня в руках это сердце дуба. Благодаря своему ремеслу, Бард освобождает душу мудрости, чтобы она могла творить в мире людей. Слушайте и внимайте всему, что я скажу вам, чтобы каждый не забывал, кто он и кем может стать!

С этими словами я снова начал играть. Словно пальцы ткача, сплетающего золотые и серебряные нити, мои пальцы плели затейливую мелодию, создавая блестящую основу для слов. Я играл, вглядываясь в лица людей, собравшихся со всех уголков Британии, из Прайдейна, Селиддона и Логриса, из Иерны. Они представлялись мне пустотелыми, и мне предстояло наполнить их Истинным Словом.

— Великий Свет! Я смиренно стою перед Тобой. Вот тебе мои руки, вот тебе мой голос, Господи, сделай так, чтобы я мог тронуть сердца людей!

И на меня накатил авен — будто отпустили в небо пойманную птицу. Мелодия пришла первой, а следом потекли слова, обретая смысл, едва слетая с моих губ. Я отдался песне; больше не было Мирддина, существовала только песня, а я стал всего лишь сосудом, наполненным изысканным вином Оран Мор[17].

Я пел, и Великая Музыка лилась со струн моей арфы. Той ночью родилась новая песня, и люди были поражены, услышав ее. Вот что я пел:

«В Старшую Эпоху, когда роса творения была еще свежа на земле, жил могущественный царь по имени Манавидан. Царством его был весь мир, и каждое племя, каждый клан платили ему дань. За что бы он не брался, все расцветало под его руками. Куда бы он не посмотрел, он видел только хорошее и достойное.

Однажды пришли плохие вести и огорчили Манавидана. Говорили, что Потусторонний мир пал под пятой жестокого узурпатора. Великий Король тут же решил передать суверенитет своего королевства достойному преемнику, чтобы самому отправиться и освободить Народ Потустороннего Мира от угнетения. Вот как он поступил.

Великий король созвал своих лордов, которых намеревался взять с собой, и сказал:

— Мне надо уехать. Не знаю, надолго ли. Пока не одолею Узурпатора, грабителя Иного мира, этого прекраснейшего из царств, не вернусь.

Его лорды и дворяне ответили ему:

— Мы весьма опечалены вашим намерением. Может быть, это и хорошо для жителей Иного Мира, но для нас ваше отсутствие — сущее бедствие.

На это им царь ответил:

— И все же я так решил. Власть я передам в руки человеку, которого изберу сам, и он будет вместо меня до моего возвращения. — После этого он задумался, кто достоин принять на себя бремя владычества. Ему предстояло непростое решение, поскольку каждый из его дворян был не менее других достоин заменить короля. В конце концов, он придумал, как решить этот вопрос. Он приказал своему главному барду сделать золотой шар. Манавидан вынес этот шар и показал его своим лордам.

— Это сделано для меня по моему приказу, — сказал он им. — Что вы об этом думаете?

— Очень красивый шар, господин, — ответили они.

— И в самом деле, красиво, — согласился король. — И даже еще лучше, потому что этот шар — символ моего царствования. — Он поднял и неожиданно бросил его лордам со словами:

— Ловите!

Один из лордов поймал его и прижал к груди.

— Спасибо друг, — поблагодарил его король. — Можешь идти.

Лорд повернулся, собравшись удалиться, но король остановил его и приказал вернуть шар. Но едва взяв его в руки, он снова бросил его лордам. И снова кто-то поймал шар, похожий на мяч.

— Спасибо, благородный друг. Можешь идти, — повелел ему Великий Король.

Лорд развернулся, но король остановил его и приказал забрать шар. Так повторилось несколько раз, пока золотой мяч не полетел к Ллудду, одному из дворян.

Мяч взлетел вверх и… упал. Дворянин не стал его ловить. Он опустился на колени перед королем и заявил:

— Прости меня, мой король. Не достоин я прикасаться к такому ценному предмету.

Король спустился с помоста, поднял дворянина и обратился к нему с такими словами:

— Нет, Ллудд, только ты один и достоин хранить мою королевскую власть, пока я не вернусь. — Сказав это, Великий Король взял золотой мяч, вложил его в руку Ллудда и приказал: — Держи его, пока я снова не вернусь в свое королевство.

Долго, очень долго никто не видел короля Манавидана, хотя вести о его чудесных делах в потусторонних мирах приходили часто. Ллудд правил мудро. Под его опекой другие царства росли и процветали. Чтобы никто не усомнился в его внимании, Ллудд назначил в каждое королевство лордов, чтобы они сообщали ему нужды людей.

Одного из таких лордов звали Маб Риг, был он братом Ллудда. Под его рукой оказалось островное королевство. Днем и ночью он заботился о людях, вверенных его попечению.

Случилось так, что царство Маб Рига подверглось нападению странного и грозного врага. Три напасти обрушились на его остров, и каждая отличалась от предыдущей.

Первой напастью явилось нашествие вражеского воинства Коранидов. Их особенностью было то, что они могли слышать любое сказанное слово в любом месте. Даже слова, сказанные шепотом, ветер доносил до пришельцев. Таким образом, никто ничего не мог сказать против них, и не было никакой возможности организовать оборону, потому что они всегда знали ее план и умели обойти опасность. Кораниды опустошили все; там, где они прошли, ничего не осталось.

Второй напастью считали ужасный вопль, который в Белтейн раздался с вершины холма, и с тех пор звучал над каждым очагом и под каждой крышей в королевстве. Тоскливый вопль, он пронзал сердца всех, кто его слышал, и негде было укрыться от него. Заслышав его, мужчины теряли силу, а женщины бодрость; дети падали в обморок, а животные теряли сознание. Беременные женщины разрешались до срока, поля и деревья стали бесплодными; вода помутнела и стала кислой.

Третья напасть — необъяснимое исчезновение еды из домов вождей и знати. Сколько бы ни приготовили накануне, наутро ничего не оставалось: ни одной косточки; ни одного кусочка хлеба, ни капли бульона. Даже если готовили на месяц, к рассвету кухни оказывались пусты.

От этих напастей по всей земле королевства стоял жалобный плач. Маб Риг собрал совет племен, чтобы решить, как жить дальше. Никто не понимал, что стало причиной напастей, никто не мог предложить ничего дельного. Три дня и три ночи думали вожди племен и, в конце концов, Маб Риг передал власть совету и покинул островное королевство, чтобы искать совета у своего мудрого брата-лорда.

Корабль снарядили тайно и молча, паруса подняли в самое темное время ночи, чтобы никто не узнал об отлучке Маб Рига. Корабль летел над волнами, и вот однажды Ллудд, заметил паруса корабля своего брата. Он приказал приготовить лодку и тотчас же отправился ему навстречу. Ллудд с радостью принял Маб Рига, тепло обнял его и вручил ему подарки.

Маб Рига обрадовала добрая встреча, но вскоре он вспомнил о своих делах и нахмурился.

— Что тебя печалит? — спросил Ллудд, когда они сидели в его красивом зале.

— Горе верхом на горе и несчастьем погоняет, — ответил Маб Риг. Он сокрушенно покачал головой. — Ты знаешь, брат, я вовсе не склонен к меланхолии.

— Это так, — кивнул Ллудд. — Но тогда расскажи мне, что тебя так печалит.

— Не просто печалит, брат. Я по-настоящему скорблю, ибо мой остров осаждают напасти одна другой хуже. Я к тебе за помощью и советом, поскольку не знаю, как нам справиться с нашими трудностями.

— Ты правильно сделал, что пришел ко мне, — ответил Ллудд. — Вместе мы наверняка найдем лекарство от болезней, постигших тебя. Говори, брат, и пусть с этой минуты начнется твое исцеление.

Добрые слова ободрили Маб Рига.

— Я все тебе расскажу, но сначала давай подумаем, как сохранить сказанное в тайне. — И он первым делом рассказал о Коранидах и о том, как любое сказанное слово доносится до них ветром.

Ллудд улыбнулся и ответил ему:

— Это несложно. — И он приказал своему кузнецу сделать особый серебряный рог, и они говорили только через него. Теперь ветер не мог донести слова до злых Коранидов, но серебряный рог как-то странно искажал сказанное: любое доброе слово, вложенное в один его конец, выходило из другого злым и неприятным.

Это сильно озадачило Ллудда, пока он не заметил, что в рог вселился демон. Это он искажал слова, надеясь посеять раздор меж братьями.

— Не волнуйся, — заявил Ллудд. — Я знаю, как следует поступить.

Король призвал священников с освященным вином из дальней страны, налил вино в серебряный рог, и сила вина изгнала демона. После этого Ллудд с Маб Ригом могли говорить свободно. Маб Риг рассказал брату о трех опустошительных напастях, и Ллудд выслушал его с серьезным лицом.

Когда Маб Риг закончил, Ллудд уехал на три дня и три ночи, чтобы спокойно обдумать свои действия. Он призвал к себе жрецов и мудрых бардов и держал совет с учеными людьми. Через три дня он вернулся и позвал к себе брата.

— Радуйся, брат! — приветствовал он его. — Твоим бедам скоро придет конец.

— Ты надеешься преуспеть там, где другие потерпели неудачу? — с надеждой спросил Маб Риг.

— У меня есть средство, — ответил Ллудд. — Вот лекарство от твоих бед. — Сказав это, он вынес суму с зерном.

Мэб Риг взглянул в суму, и лицо его вытянулось.

— Прости мои сомнения, брат, — хмуро сказал он, — но я вижу только суму с зерном. Если бы зерно могло нам помочь, я бы никогда не стал беспокоить тебя.

— Это просто показывает, как далеко ты отклонился от истинного пути. — Ллудд широко улыбнулся. Это не обычное зерно. Это очень мощное зерно, его свойства помогают от любых напастей. А теперь слушай внимательно. Вот что ты должен сделать. — И брат начал учить Маб Рига, как избавить его остров от трех опустошительных напастей.

— Коранидская напасть, — произнес Ллудд, подняв палец, — какой бы опасной она тебе не казалась, излечима проще всего. Возьми треть зерна и замочи в чистых чанах, наполненных водой из чистого источника. Накрой чаны и дай им постоять три дня и три ночи. А тем временем поведай всему королевству, что ты открыл напиток полезней хорошего эля, и более животворящий, чем вода. Это чудесный напиток. Среди вас полно демонов-коранидов. Тебе нужно взять настоянную на зерне воду и брызнуть им на головы. Твоим людям это не повредит, но злые Кораниды умрут.

Маб Риг выслушал брата и снова поверил ему. Его сердце наполнилось радостью, когда он услышал, как освободить свой народ. Однако следующие слова Ллудда снова повергли его в отчаяние.

— Теперь о второй напасти, — сказал ему король, — с ней будет посложнее. Ужасный вопль, опустошающий землю, исходит от злого змея. Каждый Белтейн он кричит, потому что хочет есть. Его голод так силен, что вопль слышен далеко окрест. Этот крик вы и слышите.

Маб Риг пребывал в смятении.

— Как же нам избавиться от этого существа?

— Обычным людям это не под силу, — ответил Ллудд. — Но чудесное зерно поможет и здесь. Вот что надлежит сделать: измерь длину и ширину острова и найди точное местоположение центра. В центре прикажи выкопать глубокую яму, сверху ее надо закрыть прочной шерстяной тканью, полученной от первой стрижки ягнят. Затем возьми третью часть зерна и помести ее в чан, заполненный кровью девяти агнцев. Поставь чан в центре на ткань. Когда змей придет в поисках пищи, он учует запах крови ягнят и сползет на ткань, чтобы добраться до чана. Под весом змея ткань прогнется. Надо быстро схватить углы ткани и накрепко связать их, а потом бросить в море узел со змеем и со всем остальным.

Мэб Риг обрадовался. Он хлопнул в ладоши и громко восхвалял мудрость Ллудда. Но следующие слова брата снова повергли его в такое черное отчаяние, что, казалось, он не знал счастья со дня своего рождения.

— Третья напасть — самая тяжелая из всех, — говорил Ллудд. — И если бы не сила этого зерна, никакой надежды для тебя не осталось бы.

— Горе мне! — воскликнула Маб Риг. — Именно этого я и боялся!

— Разве ты не услышал ни слова из того, что я сказал? — Ллудд взял брата за плечи и строго посмотрел ему в глаза. — Зерно, которое я даю тебе, излечивает от любой напасти. Слушай внимательно. Третья твоя беда вызвана могучим великаном, который пришел в твое царство и скрывается там. Великан хитер как колдун, и когда вы готовите пир, он чарами повергает вас всех в сон. Пока королевство спит, приходит великан и крадет еду. Ты должен оберечь свой народ и встать на страже, если хочешь поймать великана. Держи поблизости чан с холодной водой; как только почувствуешь сонливость, сунь голову в чан, вода прогонит сон. Но это только начало. — И он поведал брату, что еще он должен сделать, чтобы избавить остров от злого великана.

Выслушав, Маб Риг попрощался с братом, взял мешок с зерном и поплыл обратно в свои владения со всей возможной быстротой. Вернувшись домой, он сошел на берег и отправился прямо в свой чертог, и там приготовил зелье в точном соответствии со словами брата, отмерив зерно и воду в чистые сосуды. Затем он созвал народ, чтобы попробовать чудесный настой. Конечно же, злые Кораниды прослышали об этом и окружили собравшихся, намереваясь чинить вред.

Дождавшись, пока соберутся все, Маб Риг зачерпнул чашей воду и выплеснул на людей. Люди с недоумением смотрели друг на друга, а Кораниды взвыли от боли и гнева. Не обращая внимания на крики, Маб Риг снова плеснул водой на собравшихся. Люди стали смеяться, а демоны кричали, обретая свой истинный отвратительный облик. Они умоляли Маб Рига остановиться, но лорд не стал их слушать, а напротив, зачерпнул еще одну чашу и выплеснул на толпу.

Кораниды корчились и, наконец, умерли, освободив людей. И все прославляли короля и его мудрость, а также силу целебной воды. Справившись с первой напастью, Маб Риг принялся измерять остров. Произведя обмер, он разделил землю на четыре части и таким образом вычислил центр. Он приказал вырыть в центре глубокую яму, а поверх натянуть ткань из шерсти первой стрижки ягнят.

Принесли ткань из неокрашенной овечьей шерсти и расстелили над огромной ямой. Третью часть зерна положили в чан с кровью девяти агнцев, и чан поставили в центре ткани. Следующая ночь приходилась на канун Белтейна, и змей вылез из своего подземного логова и сразу почуял кровь ягнят. Он направился к яме, соскользнул на ткань и обвился вокруг чана, готовясь к пиршеству. Но прежде чем он успел окунуть язык в чан, ткань под его весом прогнулась и опустилась на дно ямы.

Маб Риг выскочил из укрытия, схватил свободные концы по углам ткани, связал их вместе и перевязал узел крепкими веревками. Вместе со своими людьми он вытащил тюк из ямы и поволок на утес над морем. Все это время змей ужасно вопил. Затащив узел на скалы, они раскачали его и бросили в море. Змей бился и кричал, пока летел вниз. Но как только тюк ударился об воду, настала тишина. Ужасный вопль стих, и больше никогда не звучал в королевстве Маб Рига.

Люди, стоявшие на вершине утеса, запели песню освобождения, подняли Маб Рига на плечи и отнесли его в зал, чтобы отпраздновать победу. Они приготовили чудесный пир, использовав последнюю часть зерна, пустив его на тесто. Получилось достаточно хлеба, чтобы кормить все королевство целый месяц.

Накрыли столы, но прежде чем кто-либо успел коснуться кушаний, все собрание уснуло. Широко зевнув, люди опустили головы на доски стола и крепкий сон сморил их. Маб Риг тоже боролся со сном, ему очень хотелось спать, но он помнил слова брата-короля. Когда его глаза в очередной раз закрылись, а голова склонилась на грудь, он окунулся в чан с холодной водой, стоявший рядом. Холодная вода мигом заставила его проснуться.

Раздался звук тяжелых шагов. Мгновение спустя над залом вознеслась тень, и появился гигантский мужчина. Этот здоровенный детина был с ног до головы одет в кожаную одежду и нес на плече огромный каменный молот. За спиной у него висел длинный дубовый щит, окованный железными лентами, а на широком поясе — топор с окованным топорищем. А еще у него была корзина, которую он без промедления начал наполнять едой: он бросал туда без разбора хлеб, мясо и всякую другую еду. Маб Риг с изумлением наблюдал за происходящим, недоумевая, как простая корзина вмещает так много и никак не наполняется.

Наконец великан подчистил столы до последней крошки и остановился, осматриваясь, не пропустил ли он чего; но столы были выметены начисто. Великан повернулся и уже готов был исчезнуть в темноте, но тут вскочил Маб Риг и громко прокричал:

— Стой! Именем Того, кто властвует над нами, приказываю тебе остановиться!

Именно эти слова сообщил ему Ллудд. Великан остановился, повернулся и поднял свой молот.

— Если ты так же владеешь оружием, как охраняешь свой зал, — пророкотал великан голосом, от которого задрожали окружающие холмы, — я, пожалуй, добавлю твой труп в свою корзину.

Маб Риг не медлил с ответом.

— Ты ответишь за свои бесчисленные преступления, за то, что превратил радость людей в горе, — сказал он. — Больше ты не сделаешь ни шагу!

Великан усмехнулся.

— Ты собрался защищать свой пир, маленький человек? Но, знаешь, меня нелегко убедить расстаться со своей добычей. — Он взмахнул молотом и обрушил страшный удар на Маб Рига.

Но тот был готов. Он успел отскочить в сторону, и молот его не задел. Великан повернулся и пошел прочь. Он сделал один шаг, другой, а на третьем вдруг согнулся под тяжестью корзины. Она стала такой тяжелой, что великан не смог ее удержать.

— Экий чудной хлеб, — горестно промолвил великан. — С каждым шагом он становится все тяжелее!

Корзина выскользнула у него из рук, упала и развалилась. По земле покатились куски хлеба и мяса. Великан рухнул на колени, чтобы собрать добро. Первым он схватил каравай, но хлеб оказался таким тяжелым, что он выпустил его из рук. Великан вскрикнул, пошатнулся и упал прямо под каравай, ставший тяжелее мельничного жернова.

Маб Риг подскочил к великану, поднял одной рукой еще один каравай и занес над головой громадного злодея.

— Тут для тебя есть еще один каравай, — сказал владыка острова. — Раз ты такой жадный, пожалуй, я отдам его тебе. А то одного, что ты прижал к груди, маловато будет.

Великан увидел хлеб у себя над головой и взмолился:

— Пожалуйста, не надо, я сдаюсь, господин. Я большой, но даже и тот хлеб, что придавил меня сверху, я еле выдерживаю! Еще одного мне не вынести!

Однако Маб Риг заподозрил подвох.

— Ты украл радость и жизнь у моего народа, и ты хочешь, чтобы я тебе поверил?

Великан заплакал. Он кричал, что каравай сейчас раздавит его.

— Господин, я не стерплю эту тяжесть, — жаловался он. — Если ты не освободишь меня, я умру. Вручаю тебе мою жизнь. Освободи меня, и я клянусь никогда больше не беспокоить никого, кто вкусил хлеба, которым ты меня победил.

Маб Риг все еще держал каравай над головой великана.

— Что мне твоя жизнь? — воскликнул он. — Это слишком малая плата за то зло, которое ты причинил моему народу, но ради всеобщего блага я тебя освобожу. — С этими словами он легко снял с груди великана каравай, придавливавший злодея. — Пошел вон отсюда! — приказал король. — Вовеки не получишь от нас ни кусочка, ни крошки.

Великан встал и отряхнул себя. Затем, соблюдая клятву, которой он связал себя, попрощался с Маб Ригом и ушел на восток. Больше его никогда не видели на острове.

Вот так остров избавился от всех трех напастей, и люди смогли, наконец, вздохнуть свободно. Насколько тяжела была их скорбь, настолько же велико было их счастье. Они радовались избавлению и упивались освобождением.

Тридцать дней и еще три дня люди островного царства пировали хлебом освобождения, и сколько бы они ни ели, оставалось в три раза больше. Воистину, так пировать они смогут вечно!

Здесь заканчивается песня о Маб Риге и Зерне Спасения. Кто хочет, тот услышит.

Глава 9

Когда последние дивные ноты затихли в ночи, словно искры костра в небе, я посмотрел на склон холма. Люди сидели завороженные, не желая разрушать чары. Они вкусили на пиру жизни, и не хотели покидать стол.

Это не мой голос пробудил в изголодавшихся душах жажду к высокому; это был сам Великий Свет, проснувшийся у них внутри, как утреннее солнце после долгой непогоды.

Я почувствовал движение поблизости. Рядом со мной стоял Артур, высокий и сильный, его лицо освещал золотой свет костра, голова отчетливо вырисовывалась на фоне звездного неба. Он поднял Каледвэлч и взмахнул клинком, словно угрожая врагам. Я отошел в сторону, и Артур занял мое место.

— Кимброги! — воскликнул он, — вы слышали песню Истинного Барда, и если вы похожи на меня, ваше сердце также болит, как и мое, от красоты вещей, которые мы не можем назвать. И все же… и все же, я говорю вам, что у этой красоты есть имя. Это Летнее Королевство.

Верховный Король говорил просто, но с убежденностью человека, который знает, что его величайшая надежда совсем недалеко. От Короля исходила огромная жизненная сила, озаряя его лик святым огнем. Он был Повелителем Лета, и он видел свое королевство, все еще далекое, но теперь ближе, чем когда-либо.

— Летнее Королевство, — повторил он почти благоговейным голосом. — Мирддин Эмрис говорит, что это чудесное королевство близко. Оно ждет, когда мы сможем воплотить его своими делами. Кто из вас откажется от такого славного предприятия? Если мы знаем, что рождение его в наших силах, разве мы откажемся от такой работы?

Я не знаю, сможем ли мы добиться успеха, — задумчиво продолжал он. — Задача может оказаться куда более сложной, чем может представить любой из нас. Ее решение может потребовать от нас все, что у нас есть. И даже этого может не хватить. У нас может и не получиться… Но потомки не простят нам, если мы все же не попытаемся. Поэтому давайте посвятим наши сердца достойному делу — более чем достойному! Даете ли вы мне такое обещание?

От слитного крика множества луженых глоток содрогнулись земля и небо. Моя песня заставила их тосковать по Летнему Королевству, а вид отважного Верховного Короля заставил поверить в то, что оно достижимо. Они принесли клятву свободно и от всего сердца.

Но Артур еще не закончил. Когда крики стихли, он посмотрел на Каледвэлч и сказал:

–— Этот клинок могуч; а моя рука сильна. Кимброги, вы знаете, что я люблю Британию больше жизни. Будь у меня десять жизней, я бы счел их ненужными, если бы они не прошли на Острове Могущественных.

Люди отозвались на эти слова гулом одобрения. Артур сдержанно кивнул.

— Верьте мне, когда я говорю вам, что я никогда не оскверню эту землю, и уж тем более не причиню ей вреда. Верьте мне, когда я говорю вам, что эта разрушительная война должна прекратиться. — Он сделал паузу, собирая на себе взгляды собравшихся. — Поэтому завтра я сражусь на равнине с Черным Вепрем. — Верховный Король широко раскинул руки. — Кимброги! — воскликнул он. — Поддержите меня в трудный час. Поддержите меня, братья мои! Завтра, когда я выйду на равнину, пусть ваши сердца и молитвы поддержат меня в битве. Прочь сомнения, братья. Отбросьте страх. Молитесь, друзья мои! Помолитесь со мной Богу, сотворившему всех нас, чтобы он даровал мне победу — не ради меня, а ради Летнего Королевства! — Он долго вглядывался в море лиц перед собой. — А теперь идите, — сказал он, — идите и молитесь, идите и мечтайте, чтобы завтра наполнить силой сердца и души, объединить их и отдать ради общего дела.

Так прошла ночь. И когда на востоке забрезжил рассвет, королевская чета вышла из шатра. Гвенвифар стояла рядом с Артуром, бестрепетно встречая новый день.

Артур созвал совет вождей.

— Вы поклялись поддерживать меня во всем, — сказал он, напоминая клятвы верности. — Вижу, вы готовы к войне, но сейчас спрошу: а готовы ли вы к миру? Сегодня я буду сражаться с Амилькаром и требую от вас терпения. Слушайте меня! Никто из вас не даст вандалам повода усомниться в том, что я намерен честно соблюдать условия поединка. Если кто-то из вас не согласен с этим условием, пусть уходит сейчас, потому что он больше не друг Артуру. Но тот, кто останется, окажет мне честь.

Многие из них не доверяли варварам. Я их не виню. Человек может сомневаться, может опасаться и, тем не менее, соблюдать клятву, даже если в сердце своем он хотел бы иного.

Это, я думаю, и есть высшее мужество — поддерживать веру силой воли, даже когда былое пламя остыло. Огненный ветер страсти позволяет летать даже слабой душе, но когда огонь гаснет, вот тогда и начинаются настоящие испытания. Те, кто их выдержит, обретают силу и милость Бога Всевышнего.

Артур четко дал знать лордам Британии, чего он требует и во что обойдется им их поддержка. Что бы они не думали, как бы не сомневались, к чести их никто не покинул Верховного Короля и не произнес ни слова против него.

На восходе Верховный Король вооружился, надел свою лучшую кольчугу и боевой шлем, перекинув через плечо щит в железной оправе, застегнув пряжкой на бедре, за пояс заткнул кинжал и выбрал новое копье. Кай и Бедивер помогали ему, осматривая оружие, затягивая ремни и шнурки, что-то советовали напоследок. Изготовившись, Артур сел на коня и отправился к назначенному месту встречи, а за его спиной стояло огромное британское войско.

До условленного места было недалеко. Артур приказал боевым вождям занять отведенные места, попросив Риса смотреть в оба, чтобы вовремя подать сигнал, если придется. Лордам он напомнил, чтобы сохраняли порядок в отрядах, что бы ни случилось.

Король наклонился из седла к Гвенвифар, обнял ее за шею и сказал на ухо:

— Ты бывала рядом со мной в бою. Тысячу раз я рисковал. Меня могли убить. Сегодня такой же день, так чего же ты боишься?

— Жена счастлива разделить судьбу мужа, — ответила Гвенвифар, и глаза королевы внезапно наполнились слезами. — Да, я не раз сражалась, каждый раз рискуя умереть вместе с тобой. А теперь ты идешь один и это для меня горше всего.

— Я не думаю о себе, — ответил Артур. — Сегодня я буду биться ради Британии. В этой битве я и есть Британия. Никто не может занять мое место или разделить мою участь, ибо эта битва только для короля.

Ему удалось коротко выразить суть дела. Если на чаше весов лежит мир для всей Британии, его должен завоевать тот, кому Британия принадлежит. Только Артур и никто другой. Это его жертва или его слава. Но жертва или слава, принадлежать они должны только ему.

Даже если это не нравилось королеве, она понимала и принимала решение мужа.

— Я с тобой, — прошептала она. — Я стараюсь поверить, что этот варвар сдержит слово.

— Сердце мое, — сказал Артур, сжимая ее руку. — Мы не в руках Амилькара, мы в руках Божиих. И если Царь Небесный на нашей стороне, кто устоит против нас?

Гвенвифар улыбнулась, подняла голову и расправила плечи — теперь это опять была истинная королева воинов с непоколебимым духом. Многие храбрецы содрогались при мысли о поединке, Гвенвифар не проявила ни сомнений, ни страха. Она не произнесла больше ни слова. Что бы она не думала, даже намеком королева не выразила недоверия к этому предприятию. Впрочем, Артура это все равно не тронуло бы. Теперь Гвенвифар ничем не отличалась от других его вождей. Пожелай того Артур, и она безропотно заняла бы его место на равнине — таково было ее истинное благородство.

Артур поцеловал жену, спешился и, расправив плечи, в одиночестве пошел на место, назначенное для боя. Воины бриттов стояли рядами позади своих военачальников, и горячо молились каждый на своем языке.

Великий Свет, храни нашего короля! Ангелы-защитники, не оставьте его в трудный час! Быстрая Верная Рука, даруй ему победу!

На другом конце долины двигалось воинство вандалов. Они уже подошли так близко, что мы могли видеть их темные глаза в резком утреннем свете. По грубым лицам ничего нельзя было прочесть. Они приближались — все ближе, еще ближе — и я подумал, как бы они не наткнулись на нас. Но когда расстояние между нами стало равно двум броскам копья, вандалы остановились. Амилькар с двумя вождями и Хергестом вышли вперед.

Раз Амилькар прибыл с сопровождающими, я быстро подозвал Кая и Бедивера, и мы поспешили присоединиться к Артуру. Он бросил быстрый взгляд через плечо и взглядом спросил меня, в чем дело.

— Ты будешь сражаться с Амилькаром один на один, — ответил я, — но не следует слепо доверять варварскому понятию о чести. Мы с Каем и Бедивером постоим в сторонке и проследим, чтобы Черный Вепрь сдержал свое слово.

Артур бросил быстрый взгляд на решительные лица друзей.

— Хорошо. Да будет так. Идите со мной.

Так мы и пошли на встречу с Черным Вепрем. Я решил во что бы то ни стало обеспечить честность поединка. С вождем вандалов мы встретились точно посреди долины и остановились в нескольких шагах от него.

Черный Вепрь показался мне еще крупнее и мускулистее, чем я его запомнил. Вид у него был дикий. Лицо и руки он вымазал салом и словно почернел от копоти. Обнаженный торс вожака носил следы многочисленных ран и старых шрамов; мощные бедра распирали кожаную набедренную повязку. Он пришел босым. Из оружия при нем был тяжелый щит, короткий меч с широким лезвием и копье с толстым древком, как, впрочем, и у всех представителей его рода. Толстую шею украшало трехрядное ожерелье из человеческих зубов и суставов пальцев. Волосы, вымазанные жиром, свисали с головы толстыми черными жгутами.

Пожалуй, он и впрямь напоминал дикого вепря. Он стоял в свободной позе, с презрением глядя на Артура, в бездонных темных глазах я не приметил ни капли страха. Похоже, Амилькар и правда страстно желал наконец встретиться с Артуром лицом к лицу. Перед нами стоял в высшей степени уверенный в себе опытный воин.

Вожак вандалов заговорил и его пленный священник начал переводить.

— Амилькар доволен тем, что Артур не убежал с поля боя. Он сообщает вам, что для него великая честь убить британского короля. Голова такого большого лорда принесет ему великую славу.

Артур рассмеялся.

— Скажи Вепрю, что мою голову не так легко отделить от тела, как он думает. Многие пытались, но до сих пор никому не удалось.

Хергест с явным удовольствием перевел слова Артура Амилькару. Тот быстро ответил, потряхивая ожерелье и постукивая костями.

— Твэрч Труит говорит, что с ним то же самое. Так что он будет счастлив добавить к своему украшению зубы и кости британского короля. — Амилькар снова заговорил. — Твэрч готов, — перевел Хергест. — Хватит разговоров. Пришло время сражаться.

— Еще нет, — сказал я, поднимая руку. — Перед началом боя я хочу услышать клятвы воина.

— Что за клятвы? — спросил Амилькар через своего ученого раба.

— Что ты намерен соблюдать тройственный закон.

Хергест передал ответ, и военачальник вандалов настороженно спросил:

— О каком законе речь?

— Закон простой: ни один человек из любого лагеря не должен вмешиваться или препятствовать бою; любая просьба о помиловании будет удовлетворена; бой будет продолжаться только до тех пор, пока у человека хватает сил держать оружие.

Амилькар пристально смотрел на меня, пока Хергест переводил. Всем своим видом он выказывал пренебрежение.

— Твэрч говорит, что ваши законы для него, что блеяние овец. Ему на них плевать.

— Тогда боя не будет, — твердо ответил я. Кай и Бедивер положили руки на рукояти мечей. — Если вожак не намерен соблюдать закон, — продолжал я, — война будет продолжаться, и британские лорды так и будут гонять вас с одного конца острова на другой, пока не достанут и не уничтожат.

Амилькар выслушал перевод с хмурым видом. Подумал и пролаял ответ, словно плюнул.

— Договорились, — кивнул мне Хергест. — Амилькар обещает.

Я повернулся к Артуру.

— Согласен, — сказал он, резко дернув подбородком. — Клянусь.

— Да будет так! — Я отошел от бойцов. — Начинайте!

Глава 10

Кай и Бедивер встали рядом со мной.

— Держи руку на мече, брат, и следи за каждым его движением, — прошипел Бедивер Каю. — Эта скотина соврет — не дорого возьмет.

Твэрч Труит, свирепо ухмыляясь, поднял копье и прочертил у себя на груди короткую полосу. Тонкая струйка крови начала течь из неглубокой раны на его смазанное маслом черное туловище.

Я и раньше такое видел. Варвары верят, что пролитая кровь пробуждает дух оружия. Пока вандал предавался своему занятию, Артур встал на одно колено и поднял перед собой рукоять меча, творя крестное знамение, после чего вознес молитву Спасителю.

Амилькар пристально наблюдал за ним. Когда Артур опустился на колено, Вепрь встал над ним, глядя вниз с выражением глубочайшего отвращения. Он набрал в грудь воздуха, а потом плюнул Артуру в запрокинутое лицо.

— Скотина! — прорычал Кай. — Я и буду на это смотреть?!

— Спокойно, — предупредил Бедивер, положив руку на плечо Кая.

Артур с ледяным спокойствием посмотрел на Амилькара. Снова прикрыв глаза, он закончил молитву и медленно встал. Теперь вожди стояли нос к носу на расстоянии ладони друг от друга. Я почти чувствовал жар их гнева.

— Скажи Твэрчу Труиту, что я прощаю обиду, — мягко обратился Артур к священнику. — А когда он умрет, я помолюсь, чтобы Иисус тоже простил ему обиду перед Богом и помиловал его душу.

Хергест перевел слова Артура; варвар стремительно повернулся и ударил раба-священника тыльной стороной ладони. Голова монаха мотнулась назад, а на щеке появился багровый отпечаток руки.

— Ох, он об этом пожалеет, — пробормотал Кай рядом со мной.

Амилькар неторопливо пошел к своей позиции. Артур махнул рукой, и Рис протрубил долгий сигнал. Вепрь явно не ожидал такого и подпрыгнул на месте. Он тревожно оглянулся на позиции британских войск. И в этот момент Артур бросился вперед:

— Умри, Твэрч Труит!

Бедивер, Кай и я отступили на несколько шагов; Мерсия, Хергест и военачальники варвары тоже отошли. А бойцы тем временем начали выписывать круги, присматриваясь друг к другу. Оба держали копья наперевес, за середину древка. Амилькар беспокойно размахивал копьем, ища брешь, мгновенную ошибку, которую можно было бы использовать. Артур держал оружие неподвижно, готовый либо к уколу, либо к броску.

Я смотрел, как они кружат, и взвешивал в уме их обоих: оба были рослые, Артур пошире в плечах, но Амилькар — массивнее. Сила Артура в уверенности и устойчивости, Вепря — в проворности. Артур, ширококостный и крепкий, обладал силой северных холмов; вожаку вандалов свойственна выносливость его расы. Я пришел к выводу, что они примерно равны по силе, хотя Амилькар обладал некоторым преимуществом, поскольку привык сражаться пешим, в то время как Артур большинство боев провел в седле.

Но для воина важна не только сила руки с мечом. Если бы все сводилось только к силе, у королев-воительниц, таких как Боудикка[18] или Гвенвифар, не было бы ни единого шанса. Женщины уже в плечах, их руки слабее, взамен они наделены более острым умом и хитростью. Воины быстрее в бою, они сильнее, но хитрость легко превосходит силу.

Артур здесь не уступал женщинам. У него, правда, не случалось боевых авенов, как у Лленллеуга, но он и без того отличался бесстрашием. Артур ничего и никогда не боялся. Не имело значения, противостоит ли ему один человек, или тысяча. В данном случае не стоило придавать значение и опыту Амилькара. Тому приходилось сражаться и в одиночку и во главе всего воинства вандалов. Для Британского Медведя это было неважно. Он не боялся самой смерти.

Люди воображают Артура этаким здоровенным мужиком, покрытым броней мускулов, опасным в основном своей силой. Но я-то знаю, что не рождался еще настолько храбрый и хитрый воин. Конечно, силой Бог его тоже не обделил, но куда важнее была его мудрость — настоящий боевой друид.

И вот теперь Черный Вепрь и Британский Медведь настороженно описывали круги, подкарауливая любую оплошность. И она случилась. Амилькар споткнулся, совсем чуть-чуть, на неровной земле, но Артур именно этого и ждал. Он молнией ринулся вперед, нанося удар копьем под внутренний край щита Амилькара.

Бритты ахнули, настолько стремительным был бросок короля. Но Амилькар сумел увернутья, опасно отмахнувшись копьем. Замешкайся Артур после своего выпада, ему бы не сдобровать.

Амилькар ухмыльнулся, да так, что я подумал, а была ли это оплошность или хитрая уловка, заманивающая противника. Впрочем, Артур и ухом не повел. Он не спешил и был доволен уже тем, что пустил копье в ход.

Солнце полыхало на острых наконечниках и в прищуренных глазах сражающихся. Воины продолжали кружить, выжидая момент для удара. Артур, казалось, был готов заниматься этим сколько угодно; он не спешил ошибиться. Да и Черный Вепрь вовсе не горел желанием еще раз подставляться, намеренно или по-настоящему.

Итак, мы стояли под жарким солнцем — воинство варваров, безмолвное, лицом к лицу с конной мощью Британии на расстоянии чуть более броска копья — глаза всех неотрывно следили за ужасным танцем. А бойцы кружили, почти не моргая, их ноги словно сами собой выписывали узоры в пыли. Кто первый потеряет терпение? Кто первым нанесет удар? Однако нервы у обоих словно отсутствовали.

А вот наблюдатели теряли терпение — из рядов вандалов послышался крик — то ли грубое подбадривание Амилькара, то ли насмешка над Артуром, трудно сказать. Короткий крик оборвался, но Амилькар повел головой на звук. Он лишь на мгновение отвел глаза, и Артур прыгнул вперед, нанося копьем рубящий удар.

Солнечный блик скользнул по лезвию; я моргнул. Амилькар отбил копье Артура щитом и сам сделал выпад. Все случилось так быстро, что я подумал, не зацепил ли вандал ребра соперника. Король взмахнул щитом, метя в лицо Амилькару, и заставил его отступить на шаг. Крови я не заметил. Кольчуга спасла Артура от опасного ранения.

Черный Вепрь злобно ухмыльнулся, и я понял, что и крик и якобы оплошность — это очередная уловка. Ясно, что этот человек умел врать и позаботился о том, чтобы запастись подобными обманами. Первого Артур избежал, второго — с трудом. Интересно, что еще придумает Амилькар и успеет ли Артур вовремя среагировать.

Настороженное кружение возобновилось и, похоже, могло продлиться долго, ритм движений стал ровным, убаюкивающим. И тут вдруг споткнулся Артур. Ему пришлось опереться на одно колено и выпустить копье из рук.

В тот же миг Амилькар прыгнул вперед. Толстое черное копье метнулось в грудь королю. Артур слегка отклонился, схватил копье и дернул на себя. Амилькар явно не ожидал такого; он потерял равновесие и с удивленным восклицанием подался вперед.

Артур, не прекращая движения, подхватил свое копье. Его враг восстановил равновесие и, размахивая тяжелым щитов, развернулся. Но острие копья Артура все же скользнуло по его ребрам. По блестящему от масла боку Черного Кабана заструилась кровь. Кимброги одобрительно завопили, приветствуя удачный выпад короля.

Итак, пролилась первая кровь, варварская кровь, она стала предупреждением для Вепря, что и у короля Британии найдутся особые уловки. Я никогда не видел такого маневра Артура и предположил, что он придумал его только что в качестве ответа на обманный финт Амилькара. Вандалы выли в бешенстве, их вой повис над долиной.

Безжалостное солнце поднималось все выше. Бой превратился в соревнование выносливости и воли. Время от времени один из воинов пытался нанести удар, тут же получал ответ; но никто из них не собирался вовлекаться в поспешный обмен ударами.

Так они и ходили по кругу. Ни один не выказывал слабости или усталости. Так продолжалось довольно долго. Солнце начало клониться к закату. Британцам приходилось прикрывать глаза руками, чтобы следить за поединком. Зрители устали, их разморило, а соперники все так же неторопливо кружили, не отвлекаясь ни на миг.

День закончился прежде, чем кто-либо из воинов поддался усталости или совершил ошибку. Я взял на себя смелость остановить бой, когда солнце село и на поле поползли вечерние тени. Я подал знак Хергесту, сказал, что хочу посоветоваться, и он привел ко мне Мерсию.

— Скоро стемнеет, — начал я. — Можем позволить им танцевать здесь до утра, а можем договориться и отложить продолжение на завтра.

Священник перевел мои слова Мерсии. Тот некоторое время размышлял, наблюдая за поединщиками. Кажется, он не хотел вмешиваться, но я настаивал:

— Никому из них не повредит отдохнуть ночью, а завтра в полдень продолжить.

— Будь по-твоему, — ответил варвар через переводчика. Мы подошли к сражающимся, призывая их сложить оружие и сделать перерыв на ночь. Они последовали нашему предложению, хотя и без особой охоты.

Таким образом, вечер не принес победы никому.

Глава 11

Кимброги с облегчением приветствовали возвращение короля, но были несколько разочарованы тем, что дневная битва оставила проблему нерешенной. Но я видел, что Артур устал, проголодался и отчаянно хотел пить. А еще ему нужен был покой, чтобы сбросить с себя напряжение боя. Однако кимброги, переживавшие на протяжении всего дня, хотели увериться в том, что их король по-прежнему силен и готов к битве.

Артур их понял.

— Передай им, что я сначала поем, а потом поговорю с ними, — сказал он мне уже в шатре. Потом со вздохом снял шлем и устало опустился в походное кресло. — Рис! Где моя чаша?

— Скажи им, чтобы оставили его в покое, — проворчала Гвенвифар. Она стояла на коленях рядом с мужем, развязывая кожаные шнурки его кольчуги. — Хватит с него на сегодня.

— Я позабочусь, — успокоил я королеву. — Пусть отдыхает.

Выйдя из шатра, я обратился к собравшейся толпе.

— Ваш господин здоров, но он устал и голоден. Дайте ему придти в себя. Он поест, отдохнет, а с утра соберет совет. Позвольте королю отдохнуть.

— От нас что-нибудь нужно? — спросил Бедивер, подойдя ближе. — Только скажи, все сделаем.

— Смотри, чтобы его никто не беспокоил, — посоветовал я. — Для него это сейчас так же важно, как поесть и отдохнуть.

Бедивер кивнул, глядя на толпу. Мгновение спустя, призвав на помощь Кадора, Фергюса и Лленллеуга, он начал разводить воинов по их лагерям, напоминая им, что бдительность необходима по-прежнему, поскольку вандалы все еще рядом.

Я позвал Риса и приказал ему принести еды и питья.

— А то я сам не знаю, — слегка огрызнулся слуга. — Еда скоро будет готова, и я все принесу, лорд Эмрис, не беспокойтесь.

Таким образом, ночь для Артура прошла спокойно. Он хорошо поел и крепко спал, а проснувшись, готов был продолжить бой. Он коротко переговорил с лордами, выбрал новое копье из тех, что надарили ему нетерпеливые кимброги. Незадолго до полудня он позавтракал хлебом и водой. Надел кольчугу и шлем, взял оружие и снова вышел на поединок.

Они снова встретились на равнине, позади, как и вчера, выстроились войска. Черный Вепрь занял свое место, рядом с ним стояли военачальники вандалов с бесстрастными лицами. Я отметил выражение глаз Вепря. Сегодня он казался еще более уверенным, чем вчера. Возможно, предыдущая встреча развеяла все опасения, он ведь не знал, чего ждать от Артура. Теперь знает. Или считает, что знает. К тому же он наверняка заготовил какие-то новые приемы и уловки, которые, по его мнению, позволят ему победить.

Артур не хотел, чтобы первое слово оставалось за Амилькаром. Еще издали он крикнул:

— Приветствую, Твэрч Труит! Ты, наверное, очень хочешь смерти? Я постараюсь исполнить твое желание!

Хергест перевел слова Артура, но Черный Вепрь в ответ только сплюнул.

Артур поаплодировал.

— Твое остроумие приводит меня в восторг!

Бой начался по-прежнему — оба воина кружили и кружили, выискивая возможность нанести первый, а возможно, и решающий, удар. Я занял свое место, Кай и Бедивер рядом со мной, а вожди вандалов напротив внимательно наблюдали за усилиями наших героев.

Я оказался прав: Черный Вепрь приготовил кое-что новое. Но пока ни одна уловка не сработала. Кто-нибудь менее опытный, чем Артур, возможно, и купился бы на них, но для Артура они не представляли серьезной опасности.

И снова день прошел под стук копий по щитам. Два воина прилагали все силы, каждый пытался сломить сопротивление другого, но ни один не смог добиться решающего преимущества. Я смотрел, как уходит день, и во мне росло разочарование и чувство беспомощности.

Однажды, в середине дня, подошел Хергест, чтобы предложить воинам воды. Я увидел, что он стоит между двумя сражающимися, и вздрогнул; видимо, я слишком задумался и перестал обращать внимание на битву передо мной. Но тут я увидел священника, который протягивал кувшин с водой, предлагая целебный напиток двум сражающимся, и у меня в голове снова раздались слова: «Ты должен вернуться тем же путем, которым пришел».

Я так и сделал, подумал я. Что еще я могу сделать?

Но слова превратились в голос — мой собственный, и все же не мой, — и голос, суровый, обвиняющий голос, заглушил все прочие мысли. Вернись! Возвращайся тем же путем, которым пришел! Если ты хочешь победить, ты должен вернуться тем же путем, которым пришел!

Я стоял, щурясь на солнце, и смотрел на Артура. Король пил, опираясь на свое копье. Закончив, он поднял чашу и вылил воду себе на голову. Я увидел Верховного Короля Британии, резкий свет заливал его потное лицо, он держал над собой чашу, и вода лилась ему на лицо.

Это видение старо, как сама Британия: усталый воин пытается вернуть себе свежесть перед возвращением в бой.

Голос в моей голове умолк, словно тоже присматривался к обычной картине. Но молчал недолго. Ибо, при взгляде на Артура, обливающегося водой, ожил другой голос: «Сегодня я — Британия».

Так сказал Артур королеве, напоминая о своем положении и ответственности. Так и есть, конечно, но когда прохладная вода омыла его лицо, я услышал в них эхо давно забытой правды — слишком давно забытой или просто упущенной в нашем безудержном стремлении к победе.

Великий Свет, прости меня! Я тупоголовый и невежественный человек. Убей меня, Господи; это было бы милостью!

Бой возобновился и продолжался до тех пор, пока бледные сумерки не опустились в долину. День прошел, и снова ни одному воину не удалось добиться решающего преимущества. Как и прежде, я подал сигнал Мерсии, и мы обратились к сражающимся с предложением прервать бой и возобновить его на следующий день. Оба мужчины, уставшие сверх сил, с готовностью согласились; опустив оружие, они отошли друг от друга.

Я повернулся, чтобы призвать Кая и Бедивера на помощь Артуру, а вожди Амилькара двинулись на помощь своему королю. В тот момент, когда я повернул голову, сверкнуло копье Черного Кабана. Я увидел движение и крикнул, предупреждая: «Артур!»

Я опоздал. Копье ударило в верхнюю часть плеча. Артур пошатнулся, бросок был очень силён, и уронил щит. Копье отправилось за ним в пыль. Кай огромным прыжком ринулся вперед, поднял щит и встал между Артуром и Амилькаром.

Мерсия с диким криком схватил Амилькара и оттащил, прежде чем он успел нанести новый удар. Бедивер и я подошли к Артуру и наклонились, чтобы осмотреть рану.

— Ничего, — прошипел Артур сквозь зубы. — Помогите мне встать. Нельзя, чтобы кимброги видели меня таким.

— Да, да, сейчас. Я только хочу осмотреть рану. — Я протянул руку, но король отмахнулся.

— Мирддин! Помоги мне встать! Меня не должны видеть на земле!

Бедивер, побелевший от ярости, подхватил Артура под здоровую руку и помог ему подняться на ноги.

— Скотина, — прорычал он. — Дай мне меч, Артос. Я выпотрошу его, как свинью.

— Постой, брат, — неожиданно спокойно ответил Артур. — Ничего не случилось. Я бы не хотел, чтобы он обрадовался. Пусть лучше думает, что я споткнулся о копье.

Я смотрел на застывших в тревоге кимброгов. Многие вытащили оружие и были готовы броситься в атаку. Гвенвифар бежала к нам, на лице смешались чувства беспокойства и гнева. Артур жестом остановил ее, успокаивающе махнув рукой.

— Кай, Бедивер, не оглядываться! — приказал Артур. — Идем отсюда.

— Пусть его варварская душа вечно горит в аду, — пробормотал Кай. — Обопрись на меня, Медведь; идем.

Мы покинули поле с подчеркнутым достоинством. Гвенвифар, Лленллеуг и Кадор привели лошадей и помогли Артуру сесть в седло.

— Кимброги! — громко крикнул король. — Не беспокойтесь за меня. Я устал, и пропустил бросок Твэрча. Но кольчуга выдержала. Со мной все в порядке.

Он помахал раненой рукой, успокаивая людей, тронул коня и поехал в лагерь рядом с Гвенвифар. Кай, Бедивер и я последовали за ними, а британские войска стояли и смотрели, как варвары уходят.

Артур оказался прав: кольчуга сослужила ему замечательную службу, и рана не выглядела серьезной.

— Что скажешь? — поинтересовался король, когда я внимательно осмотрел его плечо.

— Хороший удар, но ничего страшного, — ответил я. — Кольчугу он пробил, шрам останется.

— Могло быть и хуже, — покачала головой Гвенвифар. — Намного хуже.

— Но мне это все равно не нравится, — заявил я обоим. — Пусть немного сойдет кровь, а потом надо промыть теплой водой. Положите в воду немного соли, чтобы очистить рану, а потом перевяжите. Плечо держать в тепле всю ночь. Утром я посмотрю еще раз.

— Постой, Мирддин, ты что, собрался уходить? Куда?

— Мне нужно кое-что сделать. Гвенвифар, займись этим. До утра я вернусь.

Гвенвифар раздраженно закатила глаза, но больше ни о чем не спрашивала.

— Ладно, иди, — с недовольством сказала она и обратила все внимание на мужа.

Я оставил Артура заботам Гвенвифар и вышел из шатра. В уме я уже перебирал то, что мне предстоит сделать до восхода. Кай и Бедивер встревожено подступили ко мне.

— Рана несерьезная, — успокоил я их. — Помогите Гвенвифар и сделайте так, чтобы короля никто не беспокоил. Я ухожу, но вернусь до утра. Со мной пойдут Агравейн и Лленллеуг.

Они уже готовы были засыпать меня вопросами, но я отмахнулся.

— Не беспокойтесь. Доверьтесь мне.

— А лордам что сказать? — окликнул меня Бедивер. — Они же наверняка будут спрашивать.

— Посоветуйте им уважать право короля на отдых, и все будет хорошо! — Я поспешил прочь. — Кадор! Фергюс! — позвал я. Они тотчас же подошли, и я поручил им собрать инструменты, необходимые для моей ночной работы. Лорды поспешили прочь, раздавая приказы своим людям. — Агравейн! Лленллеуг, сюда! — Их тоже ждать не пришлось. — Готовьте лошадей и немного еды. Мы уходим и до утра не вернемся.

— А куда мы идем? — спросил Агравейн.

— Мы идем назад, тем же путем, которым пришли, — сказал я ему. Видимо, он решил, что это шутка такая.

— И что, мы пройдем этот путь всего за одну ночь?

— Даст Бог, — ответил я, — это окажется не так далеко, как кажется.

Глава 12

Уже совсем стемнело, когда мы выехали из лагеря. Мне надо было просто отъехать подальше от любопытных. Вскоре я остановил свой небольшой отряд у пересохшего русла ручья и, пока Агравейн привязывал лошадей, Лленллеуг помог мне разгрузить телегу, найденную Кадором.

— Зачем мы все это тащили? — поинтересовался Лленллеуг, поднимая молот. — Лопаты, кирки, пилы — зачем все эти инструменты?

— Сейчас увидишь. Агравейн, поторопись. А теперь слушайте, — сказал я им, — у нас мало времени. До восхода солнца нам надо приготовить известь...

— Это просто, — сказал Агравейн. — На берегу полно известняка и сухих дров для костра.

— Да, — кивнул я, — вот ты и займешься.

— А что еще? — спросил Лленллеуг.

— Будем делать колесницу.

— Как колесницу? — изумился ирландец. — За одну ночь?

— Именно!

Агравейн прыснул в кулак, а Лленллеуг лишь задумчиво покивал, как будто в том, чтобы построить колесницу за одну ночь да еще в темноте не видел ничего необычного.

— Когда ты сказал, что нам надо вернуться к началу, я не думал, что это будет так далеко, — проговорил он. — Но я в твоем распоряжении, Мирддин Эмрис. Чем смогу, помогу.

— Да, я поэтому и просил тебя отправиться со мной. А еще потому, что вы оба отличаетесь от других кимброгов. Оба вопросительно посмотрели на меня, пытаясь понять, что же такого интересного я увидел в них. Я не собирался оставлять их в неведении. — Вы оба — островитяне.

— Мудрый Эмрис, — рассмеялся Агравейн, — и что тут особенного? Тебе, случайно, не напекло голову, пока мы торчали там, на поле?

— Может, и так, — не стал спорить я, — но мне кажется, что вы оба ближе к древним корням, чем большинство южан.

— Верно, — с гордостью заметил оркадский лорд. — Орел так и не смог покорить наши острова. Северяне не испорчены Римом.

— Ирландия тоже, — быстро вставил Лленллеуг.

— Именно. Я знал, что ты поймешь. Теперь, — я хлопнул в ладоши, — за работу!

Они взялись за дело без лишних вопросов. Подобно кельтам древности, они выполняли приказ Барда. Раз Главный Бард хочет колесницу, он ее получит. От этого простого доверия у меня на душе потеплело. С высоты вашего просвещенного века это кажется мелочью? Говорю вам, это не так! Вера — это все. Эти доверчивые люди готовы трудиться день и ночь, потому что верили — в меня, в старые обычаи, в верность королю. Они жили своей верой, и если бы потребовалось, с радостью умерли за нее. Скажите-ка мне теперь, кто в ваш славный век обладает такой верой?

Итак, у нас были дела. Лунного света Агравейну вполне хватало. Он копал неглубокую яму на берегу реки — в ней станет отжигаться известняк, добытый из окрестных скал. Для нас с Лленллеугом я разжег костер. При его свете ирландец принялся споро разбирать телегу.

А мне надо было поискать вайду. Стояла засуха, и растения оказались чахлыми или вовсе засохшими, но краски мне требовалось совсем немного, и вскоре я собрал все нужное. Я нарезал листья и концы стеблей и сложил в котелок. Налил воды и поставил на огонь, а потом стал помогать Лленллеугу.

Из телеги не так уж и сложно сделать колесницу — по крайней мере, какое-то подобие колесницы. Мы убрали ось и боковины, отсоединили шест и прикрепили к задней части, установив высокую переднюю часть на то, что было задней частью, чтобы колесничему было за что держаться. Еще добавили упряжь для второй лошади. Можно обойтись и одной лошадью, но с двумя гораздо легче.

Мы дружно работали, тихо переговариваясь, дым от печи Агравейна плавал над нами. Я поглядывал на оркадского лорда и видел в отблесках огня раскрасневшееся лицо, но в основном следил за Лленллеугом, радуясь тому, как ловко он управляется с деревянными и железными деталями.

Появись на поляне древний кельт, он бы сразу понял, чем мы заняты и приветствовал бы нас как братьев. Есть особое очарование в том, как хорошие люди трудятся вместе. В ту ночь мы творили сильное волшебство.

Луна опустилась ниже к горизонту, а потом и вовсе исчезла в белесой дымке. Пришлось следить еще и за костром, чтобы горел поярче и свет давал ровный. Ночь наполнилась звоном молота и треском пламени. Еще до того, как мы закончили, небо на востоке порозовело.

Агравейн выгреб из печи на плоские камни мягкую белую известь, и оставил остывать, а затем пришел взглянуть на результаты наших ночных трудов.

— А ну, подать мне сюда полчища вандалов! — воскликнул он, вскакивая на платформу. — Я их всех разнесу в клочья! Отличная получилась вещь!

— Ты полагаешь? — с сомнением спросил Лленллеуг, разглядывая колесницу. — А по мне, она все еще больше смахивает на остатки фургона, чем на боевую колесницу.

Он был прав. Настоящая боевая колесница должна быть намного легче, колеса — больше, а передняя часть сплетена их прочных прутьев. Шест — длиннее, чтобы копыта лошадей не задевали платформу во время боя. Тем не менее, наша грубая подделка вполне годилась для моих целей.

— Если бы у меня была такая колесница, — радостно заявил Агравейн, — враги быстро научились бы опасаться грохота моих колес.

— Грохота и так хватит, — ответил я. — Сомневаюсь, что Артуру доводилось сражаться на колеснице. Ну, хотя бы управлять он должен уметь.

— Не стоит опасаться, Мудрый Эмрис, — ответил Лленллеуг. — Колесницей буду управлять я. Древние короли именно так вели бой. Артуру меньшее не подобает.

— Вы отлично поработали, — похвалил я их, глядя на поднимающееся из-за холмов солнце. — Теперь поспешим обратно. Лагерь скоро начнет шевелиться, а мне надо быть там, когда Артур проснется.

Пока Лленлеуг и Агравейн запрягали лошадь в колесницу, я упаковал известь в мешок и снял с огня котелок с вайдой.

— Инструменты оставьте, — распорядился я, садясь в седло, а потом повернулся к Лленллеугу: — Не забудь, что я тебе говорил.

— Я слышал, значит, я повинуюсь, Эмрис, — ответил ирландский герой.

— Да будет так! — Я повернул лошадь и поскакал в лагерь.

Воины действительно уже просыпались. Над несколькими кострами в ясное небо поднимались тонкие струйки дыма. Раннее солнышко уже отчетливо пригревало, когда мы с Агравейном вошли в лагерь. Я никого не хотел видеть, не хотел ни с кем говорить, а разу подъехал к шатру Артура.

— Найди Бедивера, Кая и Кадора, — приказал я, когда мы спешились. — Передай им мои наставления.

Агравейн отдал мне сверток с известью и поспешил прочь. Быстро оглядевшись, я откинул полог и вошел в королевский шатер. Зрелище, с которым я столкнулся, заставило мое сердце дрогнуть: Гвенвифар обнимала Артура, голова короля лежала у нее на плече. Король крепко спал. Королева в лучшем случае дремала. Меня удивило, что Артур спит одетым. Он снял только кольчугу. Королева открыла глаза, заметила мое удивление и пояснила:

— Он так устал, что не стал раздеваться, — прошептала она, касаясь губами его лба.

— Он так всю ночь проспал?

— Заснул у меня на руках, — улыбнулась королева. — Я не стала его беспокоить.

— Но вы же в итоге не выспались?

— Сегодня Артур опять будет драться, — ответила она, и легко провела рукой по его волосам. — Я хотела, чтобы он как следует отдохнул. — Она не стала говорить, что эта ночь может оказаться последней, но это я и сам понял.

Мы говорили шепотом, однако этого оказалось достаточно. Артур проснулся. Он сел на постели, и виновато посмотрел на жену. Она продолжала держать руку на его плече.

— О, леди, я… — начал он. — Я заснул. Простите, я…

— Тише, — сказала она, приложив кончики пальцев к его губам. — Все хорошо. Тебе необходимо было поспать.

Король притянул ее к себе и крепко обнял. Только сейчас он заметил меня.

— Мирддин, — сказал он, — неужели весь стан поднялся в такую рань?

— Кое-кто — наверняка, но точно не весь лагерь. Но мне вы оба нужны прямо сейчас. Давай-ка я осмотрю твою рану.

Гвенвифар аккуратно сняла повязку, и я увидел уродливый красный рубец, распухший и горячий на ощупь. Порез был недлинный, не больше пальца длиной, но когда я надавил на края, из него выдавился гной.

— Что ты ощущаешь?

— Да ничего особенного, — солгал Артур. — Пчела больнее кусает.

— Пошевели рукой.

Артур неохотно шевельнул рукой и повел плечом.

— Доволен? — уже с некоторым раздражением спросил он. — Я же сказал, ничего особенного. Главное, я поспал. Во сне раны лучше заживают.

— Возможно, — согласился я. — Но лучше бы твоему плечу отдохнуть еще день.

— Это еще зачем? — возмутился Артур. — Чтобы варвар подумал, что победил? Не дождется!

— Мне плевать, что подумает Амилькар. Я о твоем плече думаю. Какая польза Британии от того, что тебя сегодня убьют из-за твоей гордости?

— Твэрч Труит скоро придет на равнину. Что они будут делать, если меня не будет?

— Амилькар нарушил закон, который сам же согласился соблюдать, — сказал я. — Не станет он ни на чем настаивать. Подождет до завтра, ничего с ним не случится.

— Ты запрещаешь мне сражаться, бард? — спросил он, все сильнее раздражаясь.

— Не запрещаю, — я смотрел в пол. — Просто не советую. А ты уж решай, как сочтешь нужным.

— Мы будем сражаться сегодня, — заявил Артур, выпятив подбородок. — И с Божьей помощью я его одолею.

— Возможно, Божья помощь уже здесь, — сдержанно произнес я.

— Что ты имеешь в виду? — Артур подозрительно переводил взгляд с меня на Гвенвифар и обратно. — Что это вы задумали?

— Я приготовил Амилькару сюрприз, — сказал я.

— Ты хочешь его обмануть? — в голосе королевы звучал упрек. — Вот уж от тебя, Мирддин Эмрис, я не ожидала.

— Никакого обмана, — ответил я и в двух словах поведал, как мы провели эту ночь.

— Выходит дело, никто кроме меня не спал этой ночью? — озадаченно сказал Артур

— Колесница? — удивилась Гвенвифар. — Замечательно!

— Хочу немедленно посмотреть на это чудо, — сказал Артур, поднимаясь на ноги.

— Потерпи, — осадил я его. — Никто не должен видеть тебя до боя.

— Я что, буду сидеть под охраной в собственном шатре?! — взбеленился король.

— Только до тех пор, пока остальные не уйдут к месту поединка. — Я сказал им о своих задумках. Они выслушали меня с растерянным видом.

— Ни у одного короля не было лучшего Барда, — воскликнула Гвенвифар и поцеловала меня в щеку. — Это великолепно, Мудрый Эмрис. Мне нравится этот план, и я буду молиться, чтобы все получилось.

Артур потянулся, зевнул и снова сел на постель, задумчиво потирая заросшую щетиной челюсть.

— Ладно. Но побриться мне, по крайней мере, дадут?

— Сейчас принесу тазик и бритву, — сказала Гвенвифар, подходя к пологу шатра.

Я был доволен, что мой план пришелся ей по нраву.

— И захвати что-нибудь поесть, — добавил Артур, зевая. — Умираю с голоду. — Он лег на постель и вскоре снова крепко спал.

Глава 13

Оба воинства, как и прежде, выстроились на поле битвы, неприязненно глядя друг на друга. Близился полдень, и все ждали прихода Артура, но его пока не было.

Люди было закричали, когда увидели меня, но поскольку я был один, быстро затихли. Воины недоуменно переглянулись и продолжали ждать.

Не только бритты ждали появления Артура. Вандалы тоже тянули шеи, причем с еще большим нетерпением. Ведь если британский король не явится, победителем признают Амилькара; с каждой минутой отсутствия Артура росло радостное возбуждение варваров.

Я не знал, долго ли вожак вандалов будет ждать. Мне казалось, что он непременно воспользуется случаем, чтобы вволю поиздеваться над своим противником, но он пока не проявлял недовольства, и чем больше проходило времени, тем быстрее таяли мои надежды. Этак вся моя работа могла пойти прахом. Неужто коварный Черный Вепрь догадался, что задумал Артур? Нет, невозможно.

Тогда почему Амилькар не проявляет признаков раздражения? Почему не осуждает Артура и не призывает бриттов признать себя победителем?

Солнце поднималось все выше, раскаляя воздух, отбрасывая угольно-черные тени на сухую землю. Я посмотрел вдоль рядов наших войск: они стояли беспокойно, потели, щурили глаза от резкого света. Варвары как-то хаотично передвигались по равнине. Ожидание становилось невыносимым. Но Амилькар все-таки ждал.

Зазвучали военные барабаны вандалов, и я подумал: наконец-то! Вот момент, которого мы ждали.

Амилькар с телохранителями и переводчиком занял свое привычное место. С минуту он постоял, оглядывая свое воинство, а потом громко выкрикнул что-то. Хергест тут же перевел:

— Ну и где ваш герой? Где ваш хваленый король? Спрятался? Боится встретиться со мной лицом к лицу?

Ответом ему было мертвое молчание.

— Почему мне не отвечают? Страх лишил вас языка? Пусть выходит и сражается! Пусть покажет, что не боится!

И снова Амилькар не получил ответа. Похоже, он начинал приходить в ярость.

— Собаки! Трусы! — орал он. — Вот она, ваша истинная природа! Эй, трусы, где ваш трусливый король?

Так продолжалось некоторое время. Британцы молчали и только угрюмо ежились под потоком оскорблений. Я видел, как в людях прорастают семена сомнения и беспокойства. Оно и к лучшему. Мой план увенчался бы полным успехом, если бы и для кимброгов он стал неожиданностью. Но вопли Амилькара начали беспокоить наших людей.

Бедивер подошел ко мне и, нахмурив брови, озабоченно сказал:

— Я думал, ты приведешь его.

— Я делаю то, что должен.

— Тогда где он? Амилькар не будет ждать вечно. Что вы такое задумали…

— Спокойно, Бедивер. Возвращайся на свое место. Все идет так, как должно идти.

— С тобой, Мирддин, все всегда идет не так, как должно идти. — Он отошел на несколько шагов и тихо сказал Каю:

— Бесполезно, брат. Ничего он не скажет.

— Где Артур? — во весь голос рявкнул Кай.

— Успокойся. Он недалеко.

— Ладно. Если Артур не придет, — обратился ко мне Кай, — скажи Твэлчу, что с ним буду драться я. По крайней мере, он заткнется.

Молчание британцев только раззадорило Амилькара. Он прохаживался взад, вперед, явно позируя и продолжая выкрикивать оскорбления уже довольно сильно обеспокоенным британцам. Он уже считал себя победителем.

Пожалуй, он готов, подумал я. Пора выходить Артуру. Но его все не было. Пришла моя очередь волноваться. Куда он запропастился? Чего ждет? А вдруг с ним что-нибудь случилось?

Еще некоторое время я пребывал в неуверенности, и уже был готов послать Кая и Бедивера на поиски, когда услышал низкий грохот, похожий на отдаленный гром. Звук быстро нарастал, как приближающаяся буря.

Британцы повернули головы на запад. Вандалы тоже услышал звук и завертели головами. Черный Вепрь из-за собственных воплей услышал странный грохот последним. Его голос дрогнул, и он уставился туда, где возник столб пыли.

Звук превратился в ровный барабанный гром и, словно исторгнутый бурей, появился Артур. Но такого Артура никто еще не видел: он размахивал копьем, стоя на площадке мчащейся колесницы. Лленллеуг, размалеванный синей вайдой, уверенно правил двумя быстрыми ирландскими жеребцами Фергюса. Колесница — она действительно выглядела очень похожей на боевую колесницу — была по краям завешена медвежьей шкурой, к стойкам были подвязаны в петлях дополнительные копья, что придавало ей еще более угрожающий вид. Это уже дело рук Лленллеуга, я просто не подумал об этом.

Но как бы импозантно не выглядела колесница, мало кто смотрел на нее. Все взгляды были прикованы к Артуру, его вид завораживал. Волосы дыбом, белые и жесткие от извести. Ни кольчуги, ни кожаного панциря; по правде говоря, на нем вообще не было ничего, кроме королевской мантии; герои былых времен часто сражались обнаженными, пренебрегая доспехами, полагаясь только на собственную доблесть. Лицо и руки короля свежевыбриты, кожа расписана синей вайдой — спирали, полосы, угловатые узоры в виде молний — везде символы и знаки, ныне забытые, но когда-то обладавшие огромной силой.

Эффект от его появления невозможно описать. Словно герой древности обрел плоть — сам Морвран Железный Кулак, восстав из праха, не удивил бы их больше. Поначалу некоторые даже не узнали Артура, но и те, кто узнал, смотрели на него с изумлением.

— Узрите! — призвал я народ. — Перед вами Пендрагон Инис Прайдейн! Он едет на защиту своего королевства.

— Давно ли британский король появлялся в таком облике перед своим народом? — Ко мне подошла Гвенвифар и встала рядом с довольным видом. — О, он великий человек!

— Думаю, ты права.

— И не думай отправить меня обратно в строй, — сказала она. — После вчерашнего я все равно не уйду.

— Хорошо, — ответил я. — Оставайся.

И вот мы стояли с королевой, радуясь зрелищу, невиданному на Острове Могущественных уже десять поколений, а то и поболе. Два героя стояли на колеснице, летящей вперед, — истинные герои наших дней!

Артур и Лленллеуг мчались вдоль линии британских войск, вызывая бурный восторг собравшихся кимброгов, колотивших копьями о щиты! Доведя бриттов почти до исступления, Лленллеуг круто повернул лошадей и направил колесницу к центру поля. Там кони замерли. Артур поднял копье и метнул его в землю в нескольких шагах от себя. Король сошел с колесницы. Лленллеуг тут же повернул коней и увел колесницу с поля.

С мечом и щитом, выбеленным известью, верховный король Британии окликнул вожака вандалов.

— Твэрч Труит, я слышал твое пустое бахвальство! Бери оружие, и положим конец этому поединку. Мир устал от твоего присутствия, да я и сам устал от тебя. Иди сюда, смерть тебя ждет!

На Амилькара явление Артура явно произвело впечатление. Он промедлил с ответом.

— Ты прав. Один из нас уйдет с поля боя, а другой останется. — Голос вожака вандалов звучал уже не так уверенно.

— Да будет так. Пусть боги, которым ты молишься, примут твою душу.

И снова начался смертельный танец: воины продолжили свой хоровод, нащупывая прореху в защите врага. Гвенвифар закусила губу, не сводя глаз с противников. Одна рука королевы сжимала рукоять меча, другая — кинжал. Она подалась вперед, страстно желая победы мужа.

— Возьми его, Медведь, — тихо пробормотала она. — Ты сможешь. Бей!

И, словно в ответ на ее слова, Артур сделал быстрый шаг назад. Амилькар, заподозрив подвох, промедлил. Этого мгновения и ждал Артур. Теперь я понял: он хотел обратить коварную натуру вандала против него самого. Человек, прибегающий к обману, всегда ждет его от других, и теперь Амилькар попал в ловушку, которую сам же себе и устроил.

Артур не собирался применять какой-либо трюк. Быстрый шаг назад был всего лишь подготовкой к честной и открытой атаке, Амилькар этого не ждал, как не ждал он и преображения короля.

Итак, Артур отступил назад и выронил меч, чтобы тут же схватить копье, которое он перед этим метнул в землю. Он взмахнул рукой. Черный Вепрь, остановившийся в нерешительности, попытался увернуться. Но слишком поздно. Копье ударило точно в центр щита Амилькара.

Бросок был замечательный, однако никакого вреда Вепрю он не причинил. А вот Артур остался без копья.

— О, нет! — простонала Гвенвифар.

Только все оказалось не так. Мы ошибались. Замысел Артура был прост и гениален. Копье глубоко вонзилось в центр щита Амилькара и застряло там. Чтобы избавиться от этой помехи, Твэрч должен был либо опустить щит, либо каким-то образом попытаться выбить копье. Оставить его на месте он не мог — несбалансированный щит стал неудобным и тяжелым. Долго его не продержишь — рука устанет.

Черный Вепрь понял, что попал в беду, я видел это по выражению его лица. Он попытался сбить копье Артура древком своего копья. Артур стремительно подхватил Каледвэлч и рванулся вперед, очертив огромным клинком крутую дугу, словно намереваясь отрубить Амилькару руку с копьем.

Черный Вепрь взвыл от бешенства. Ему ответил одобрительный рев британцев и радостный крик Гвенвифар.

— Отлично! Молодец, Медведь!

Амилькар уклонился от удара, быстро отступив в сторону. Артур воспользовался небольшим преимуществом. Он еще сократил расстояние, угрожая мечом, и почти навалился на Черного Вепря, заставляя его отступать снова и снова.

Амилькар решил использовать торчавшее в щите копье Артура против него самого. Он подался вперед, целясь древком копья Артуру в лицо.

Артур, не обремененный тяжестью панциря и кольчуги, легко поднырнул под древко и стремительно атаковал, поскольку щит противника открыл на миг грудь и живот Черного Вепря. Меч Артура безошибочно нашел цель.

Амилькар упал, перекатился на спину, отмахиваясь копьем. Артур бросился вперед, чтобы нанести смертельный удар. Но Амилькар швырнул свой бесполезный щит навстречу королю, сумев отразить удар Артура. И все же меч добрался до его бедра. Вандал мгновенно вскочил на ноги и попятился. Он избежал смертельной раны, но теперь стоял перед Артуром без щита, истекал кровью. Ни одна из ран не была смертельной, но постоянная потеря крови рано или поздно обязательно сказалась бы на ходе боя.

Баланс битвы склонился в пользу Артура; его противник находился в тяжелом, если не критическом положении. Что бы теперь не сделал Амилькар, любое движение будет очень рискованным.

Гвенвифар тоже это видела. Она безотчетно схватила меня за руку.

— Возьми его, Артур, — уговаривала она вполголоса, сверкая глазами и прищурившись от солнечного света. — Быстрее! Не медли!

Амилькар отреагировал единственно правильным образом. Он атаковал.

Подобно кабану, загнанному в угол сворой гончих, он издал оглушительный рык, наклонил голову и ринулся в атаку. Я мог только восхищаться его смелостью.

— Право, — пробормотал я, — настоящий боевой вепрь. Он заслужил свое прозвище.

Королеве было плевать на мое одобрение действий Вепря. Она презрительно фыркнула и отпустила мою руку.

Атака Черного Вепря выглядела сгустком ярости. Так же безжалостен полет камня, выпущенного из пращи.

Амилькар вложил в этот бросок все силы. Толстое черное копье ударило в щит Артура. Раздался громкий треск. Копье разбилось. Артур пошатнулся и чуть не упал. Амилькар метнул расщепленный обломок в лицо Артуру, выхватил свой короткий меч и, прежде чем Артур успел восстановить равновесие, снова бросился вперед с оглушительным криком ярости и отчаяния.

Но Артур встретил эту атаку неожиданно. Он просто отступил в сторону, позволил Черному Вепрю пронестись мимо. Я удивился. Не в духе Артура упускать даже малейшую возможность... но...

Похоже, у короля проблемы со щитом… его рука…

— Нет! — внезапно простонала Гвенвифар. — Боже, нет!

Теперь видел и я. И сердце мое сжалось в груди.

Глава 14

Копье Амилькара пробило крепкий дубовый щит Верховного короля и вонзилось ему в руку. Кровь лилась по внутренней стороне королевского щита. Артур не мог освободиться.

Отчаянно стремясь воспользоваться неожиданным преимуществом, Амилькар поднял меч и прыгнул на Артура, обрушив яростный шквал ударов на щит и раненую руку под щитом. С каждым ударом наконечник копья все глубже погружался в рану.

Артур пошатнулся, его тело содрогалось каждый раз, когда Амилькар ударами по щиту вгонял острие в тело. Король пытался отражать удары, но взмахи Каледвэлча становились все более слабыми. Черный Вепрь резким ударом выбил меч из руки Артура. Клинок выскользнул из руки и упал в забрызганную кровью пыль под ногами.

Гвенвифар застонала, но глаз не отвела.

Артур уже не мог отражать удары Черного Вепря, его шатало. Увидев шанс на победу, Амилькар торжествующе зарычал.

Прыжок, удар, снова и снова... снова... — дикие, свирепые, безжалостные удары, каждый из которых способен сокрушить кости.

Мой Бог, как Артур все еще держится на ногах?

От щита Артура летели щепки. Кровь стекала по разбитому щиту непрерывным ручейком, мешаясь с пылью.

У меня перехватило горло. Я не мог сглотнуть. Я не мог смотреть, но и взгляда отвести не мог.

Огромный щит Артура начал трескаться под сокрушительными ударами. Теперь уже не щепки, а целые куски дубового дерева сыпались на землю.

Я увидел наконечник копья Амилькара, торчащий из руки Артура. Лезвие прошло между костями, сделав невозможным любое движение рукой. Артур был прибит к щиту.

Амилькар, ужасающий в своей ярости, поднял над головой свой тяжелый клинок и обрушил его на край разбитого щита. Голова Артура откинулась назад, черты лица исказились.

Вздымая плечи, Черный Вепрь высоко воздел клинок и изо всех сил обрушил его на щит. Обод щита лопнул, и дуб раскололся сверху донизу. Еще один такой удар, и щит полностью развалится.

— Артур! — закричала Гвенвифар. — Артур!

Твэрч Труит безжалостно рубил остатки щита. Вандалы торжествующе ревели, вселяя ужас в пораженных британцев.

Снова взлетел короткий черный меч и рухнул вниз.

Артур упал. Просто подогнулись ноги, и он тяжело рухнул на бедро. Перекатился, пытаясь отползти, прикрываясь остатками щита. Амилькар набросился на него, яростно нанося удары. От щита отлетел еще один большой кусок.

Амилькар взвыл. Он рубил Артура с диким, безумным ликованием. Артур пытался подняться, держа над собой размочаленный щит. Каждый воин, видевший это, знал, что он лишь оттягивает ужасный, неизбежный, последний смертельный удар.

И все-таки Верховный Король поднялся. Черный Вепрь пнул его ногой. Артур снова покатился по земле.

— Боже, помоги ему! — воскликнула Гвенвифар. — Господи, спаси его!

Я тоже молился, истово, со всем жаром сердца.

А Черный Вепрь продолжал молотить остатки щита Верховного Короля. Артур снова перекатился, далеко откинув здоровую руку. Но она бесполезно шарила в пыли.

Великий Свет, спаси своего слугу!

Артур извернулся в очередной раз, когда меч Черного Кабана добил его щит. Изрубленное дерево распалось. Последняя защита исчезла.

— Каледвэлч! — крикнула Гвенвифар. — Артур! Каледвэлч!

В то же мгновение рука Артура нащупала выпавший меч. Я видел, как его пальцы стиснули рукоять и притянули его к себе.

— Есть! — закричал я.

— Вставай, Медведь! — приказала Гвенвифар. — Встань!

Артур приподнялся на одно колено. Твэрч ударил Артура ногой по раненому плечу. Артур снова упал.

— Артур! — истошно закричала Гвенвифар и с мечом в руке бросилась вперед.

Амилькар в упоении в последний раз поднял свое оружие.

Сжимая клинок, Артур предпринял последнюю попытку.

А я вспомнил, как давным-давно маленький мальчик стоял один на склоне горы против огромного оленя. Как и тогда, Артур не пытался нанести удар; он просто поднял клинок и встретил меч Амилькара в воздухе.

Раздался звон, мелькнула вспышка, и меч Черного Вепря разлетелся вдребезги.

Вепрь непонимающе уставился на обломки у ног. «Рубящий сталь» хорошо послужил своему хозяину.

Каким-то неимоверным усилием Артур подобрал под себя ноги и поднялся. Он стоял, покачиваясь, раненая рука беспомощно висела вдоль тела, наконечник копья все еще торчал из раны. Ярко-синяя вайда на его теле смешалась с потом и темно-красной кровью. Склонив голову, он, не мигая, смотрел на своего противника.

Вандалы, пораженные неожиданным поворотом событий, разом смокли. Победные крики замерли у них в глотках. Тишина пала на равнину. Артур справился с собой и развернул плечи.

Черный Вепрь, сжимая бесполезную рукоять меча, сердито посмотрел на Верховного Короля. С громким криком он кинулся на Артура, пытаясь достать его обломком клинка.

Артур просто шагнул в сторону, держа перед собой меч. Но мужество не покинуло его. Когда Амилькар прыгнул, рука Артура — твердая, спокойная, неторопливая — сделала изящное движение, переводя меч в позицию надежной защиты. Черный Вепрь все сделал сам. Инерция атаки насадила Вепря на меч. Амилькар потрясенно взревел и опустил голову, пытаясь увидеть, что удерживает его на месте. Всего лишь меч Артура, глубоко вошедший ему под ребра.

Черный Вепрь поднял голову и страшно ухмыльнулся. Глаза его остекленели. Он рванулся к Артуру, еще глубже насаживаясь на меч. Кровь хлынула из раны багровым потоком. Он открыл рот, пытаясь что-то сказать, но в этот момент ноги его подкосились, и он рухнул на землю. Тело его непроизвольно дергалось.

Артур сделал шаг вперед и с усилием извлек Каледвэлч из груди врага. Сжав челюсти от боли, он широко взмахнул мечом и резко опустил его вниз, с одного удара отрубив голову Черного Вепря. Тело вандала вздрогнуло в последний раз и затихло.

Артур постоял над ним, повернулся и, шатаясь, направился к нам. В то же мгновение тишину поля битвы разорвал крик. Один из военачальников вандалов — это был Ида — выскочил из рядов, занося на бегу копье.

— Артур! — крикнула Гвенвифар. — Сзади! — Артур повернул голову, еще не понимая, какая опасность ему угрожает. Королева рванулась вперед к мужу, Лленллеуг мгновенно оказался у нее за спиной.

Британский король хотел развернуться навстречу новому нападавшему, но ноги не держали его. Он упал на колени. Артур хотел встать, но Ида уже набегал на него. Один быстрый удар копьем, и Верховному Королю Британии конец.

Кинжал Гвенвифар, вращаясь, сверкнул на солнце. Варвар сделал еще пару шагов, прежде чем копье выпало у него из рук. Он непонимающе посмотрел на свою руку и, видимо, только теперь заметил кинжал королевы, торчавший чуть ниже локтя.

Он нагнулся, чтобы подобрать копье другой рукой, но Гвенвифар оказалась уже рядом. Ее меч прошелестел в воздухе и обрушился на шею Иды. Варвар умер раньше, чем его тело коснулось земли.

— Хвала Господу! Успела! — слегка задыхаясь, воскликнула королева. — Ну? Кто там у вас следующий? — Она стояла над трупом Иды с мечом в руках. По желобку меча стекала струйка крови. Королева поносила варваров почем зря, вызывая на битву. Мрачный Лленллеуг стоял у нее за плечом.

Один из вождей варваров внял призывам Гвенвифар: он обнажил меч и шагнул вперед. Мерсия схватил его за плечо и оттащил. Военачальник пошатнулся и хотел ударить Мерсию копьем. Мерсия перехватил древко копья и нанес воинственному соплеменнику жестокий удар в подбородок. Варвар рухнул, как подкошенный.

К Гвенвифар подошли Кай и Бедивер. Теперь над Артуром стояли четверо готовых к бою воинов. Я подбежал к Артуру.

Мерсия смело вышел из толпы. Он громко окликнул Хергеста и вместе с ним подошел к британцам.

— Помоги мне встать! — сквозь зубы простонал Артур.

— Обязательно, — мягко сказал я ему. — Только сначала осмотрю твою рану. — Тело короля сплошь покрывали пот, кровь и вайда.

— Помоги встать, Мирддин. — Опираясь на меч, он кое-как поднялся на колени; раненая рука безвольно висела вдоль тела. Кровь из раны текла ровным темным ручьем. Я помог ему встать на ноги, и он повернулся как раз тогда, когда к нам приблизились Мерсия с переводчиком. Они встали перед Верховным королем.

— Господин Мерсия говорит, что признает Артура победителем, — быстро проговорил Хергест. — Он будет соблюдать условия мира. Делайте с нами, что хотите.

При этих словах Мерсия бросил копье на землю к ногам Кая. Затем вытащил из-за пояса короткий меч, и на ладони протянул его Артуру, склонив голову в знак подчинения. — Я ваш раб, лорд-король, — сказал он.

Верховный Король кивнул Гвенвифар, и она приняла меч из рук варвара.

— Принимаю твою сдачу, — глухим голосом проговорил Артур. Обернувшись к Каю и Бедиверу, он едва слышно пробормотал: — Позаботьтесь о них.

Он хотел отвернуться, споткнулся и упал бы, если бы Лленллеуг не обнял его за плечи.

— Ради всего святого, Артур, сядь и позволь мне заняться твоей раной, — попытался я уговорить его.

Но Артур ничего не хотел слушать.

— Идем к колеснице, — сказал он Гвенвифар.

— Но надо же перевязать…

— Я уйду с поля, как пришел, — прорычал король. Он был на грани обморока. — Разберись тут с этими, — он мотнул головой в сторону вандалов. — А потом приходи. Не раньше.

Артур медленно, сохраняя достоинство, пошел к ожидающей колеснице, С одной стороны его поддерживал Лленллеуг, с другой — Гвенвифар. Лленллеуг почти поднял раненого короля на платформу, а королева встала рядом с ним, помогая Артуру держаться на ногах. Так они и уехали с поля под восторженные крики британцев. Кимброги громко приветствовали своего предводителя, но Артур смотрел куда-то поверх голов, на далекий горизонт.

Я приказал Мерсии позвать остальных военачальников вандалов и там, над трупом их мертвого вожака, принял их сдачу.

Мерсия как-то естественно взял командование на себя и теперь отвечал за всех. Он сказал через Хергеста:

— Бой велся честно. Наш предводитель мертв. Мы принимаем ваши условия и готовы отдать добычу, заложников или принести жертвы.

Каю это не понравилось.

— Не верь им, Мирддин. Врут они всё.

— Вы сложите оружие, — заявил я. — Пусть ваши люди возвращаются в лагерь и ждут решения Пендрагона.

Хергест перевел мои слова, после чего под властным взглядом Мерсии военачальники вандалов бросили оружие на землю. Молодой вождь дождался, когда последнее копье упадет на землю и спросил:

— Ты назвал британского короля Пендрагоном. Верно?

— Да, — ответил я.

— Что означает это слово?— спросил Мерсия

— Пендрагон означает «Главный дракон», — объяснил я. — Это титул, которым кимры называют верховного правителя и защитника Острова Могущественных.

Хергест перевел мои слова. Мерсия выслушал, положил руку на сердце, а затем коснулся головы в знак подчинения.

— Я предаю свою жизнь в руки Пендрагона Британии, — торжественно произнес он.

Оставив Бедивера, Кая, Кадора и остальных лордов разбираться с вандалами, я вернулся к войскам, взял ближайшую лошадь и поскакал в лагерь.

Перед шатром Артура волновалась большая толпа. Мне пришлось протискиваться сквозь плотную кучу людей. Несколько женщин и раненых воинов не видели сражения, зато видели возвращение раненого короля, и теперь выглядели весьма взволнованно. Я вошел в шатер. Гвенвифар прижимала Артура к груди, полусидя-полулежа на тюфяке. Ее одежду пятнали кровь и синяя вайда.

— Все, все, душа моя, — уговаривала она короля, пытаясь стереть кровь с его руки. — Все уже кончилось. Ты победил.

— Гвенвифар, я… — начал Артур, вздрогнул, гримаса боли исказила его черты. Он не закончил фразы. Глаза закрылись и тело расслабилось.

— Эй, полегче, Медведь, — сказала она, целуя его в лоб, потом подняла голову и яростно огляделась. — Лленллеуг! Да помоги же мне! — Тут она увидела меня. — О, Мирддин, помоги. Он то и дело теряет сознание.

— Я здесь. — успокаивающе сказал я королеве. Подойдя к ней, я осторожно приподнял ткань, наброшенную на плечи Артура, и очень нежно приподнял руку Артура; он застонал. Гвенвифар ахнула.

Наконечник копья прошел через руку между двумя костями руки. С одной стороны торчало сломанное древко, с другой — наконечник. Но было еще кое-что. Удар пробил руку, и наконечник вошел в мягкую складку над бедром; видимо, задел вену. А это означало кровотечение в брюшную полость. Я прижал тряпицу к ране и сел, чтобы подумать.

— Где Лленллеуг?

— Я послала его за водой, чтобы промыть рану.

— Держи крепче, — сказал я ей.

— Что ты хочешь делать? — обеспокоенно спросила Гвенвифар.

Я ухватился за сломанное копье и резко дернул его.

Артур взвыл от боли.

— Остановись! — вскричала Гвенвифар. — Мирддин! Не надо!

— Обязательно надо.

Теперь я ухватил наконечник копья, торчащий из раны. Гвенвифар, сжав губы, покрепче прижала к себе Артура. Продумав траекторию движения, я дернул сталь изо всех сил. Кровь хлынула королеве на руки.

Артур сдавленно вскрикнул и в очередной раз потерял сознание. Ничего не получилось. Лезвие освободить не удалось. Я только вызвал обильное кровотечение.

В шатер вошел Лленллеуг с тазом с водой. Он опустился возле меня на колени и поставил таз. Я взял кусок чистой ткани, смочил его и начал промывать рану, смывая кровь и грязь.

— Рука сломана? — тихо спросил Лленллеуг.

— Нет, — ответил я, ощупывая рану концами пальцев, — но есть кое-что похуже. — Я объяснил ему, что меня беспокоит.

Подумав, я принял решение.

— На колеснице хватит места для троих. Ты будешь править. Возьмешь Артура и Гвенвифар. Я поеду вперед, предупрежу Баринта и подготовлю лодку. — Я повернулся, чтобы уйти. — Усадите его как можно удобнее и немедленно отправляйтесь.

— Куда? — спросила Гвенвифар.

— В Инис Аваллах, — бросил я через плечо.

Глава 15

Озабоченная Харита вышла из комнаты, где лежал Артур.

— Надеюсь, кровотечение, наконец, удалось остановить, — произнесла она.

— Слава Богу, — выдохнула Гвенвифар с облегчением.

— Но он очень слаб, — продолжала Харита. — Она помолчала, переводя взгляд с Гвенвифар на меня. — Я боюсь за него.

Гвенвифар не согласилась.

— Рана не такая уж серьезная, — неуверенно произнесла она. — Раз удалось извлечь наконечник… я подумала… — голос королевы дрогнул. Она с трудом сдерживалась, чтобы не заплакать.

— Артур потерял много крови, — Харита подошла и обняла королеву за плечи. — Бывает, что потеря крови хуже самой раны. Будем молиться, чтобы он скорее проснулся.

— А если… нет? — спросила королева, сама приходя в ужас от своих слов.

— Это в руках Господа, Гвенвифар, — Харита вздохнула. — Мы больше ничего не можем сделать.

После гонки через долину, а потом по морю, мы добрались до дворца Короля-Рыбака. Харита и Элфодд взяли на себя заботу об Артуре. Благодаря навыкам, отточенным долгим опытом, острие сломанного копья удалось аккуратно извлечь из руки Верховного Короля, и его напоили целебным отваром.

Сначала Артур оживился; он даже сел и заговорил с нами. Потом уснул, и мы почли за благо не беспокоить его. Однако ночью рана на бедре открылась, и к утру он впал в забытье. Он пролежал так весь день, и даже к вечеру разбудить его не удалось.

Харита волновалась. Она сжала плечо королевы.

— Все в руках Божьих, — повторила она. — Молись и надейся.

Гвенвифар порывисто схватила меня за руку.

— Сделай что-нибудь, Мирддин, — воскликнула она. — Спаси его! Спаси моего мужа.

Я погладил ее по руке.

— Иди с Харитой, отдохни. Я побуду с ним, а если будут перемены, пошлю за вами.

Харита увела Гвенвифар, а я вошел в покои, где Артур лежал на постели, на той же самой, где Король-Рыбак боролся со своим недугом. Аббат Элфодд поднял голову, когда я встал возле него. В ответ на невысказанный вопрос он покачал головой.

— Я посижу с ним, можете идти, — прошептал я.

Добрый настоятель отказался уходить.

— Побудем с ним вместе.

Мы долго прислушивались к медленному, неглубокому дыханию Артура.

— Бог не даст ему умереть, — высказал я свое самое большое желание.

Элфодд с любопытством посмотрел на меня.

— Я помню те же самые слова, только говорил их другой, и говорил давно, — он помолчал и указал на спящего Артура. — Только тогда лежал на этом ложе ты, Мирддин, а Пеллеас стоял над тобой и очень не хотел отпускать тебя.

Я помнил. Мы были в Арморике, Пеллеас и я; Моргана задумала убить меня злыми чарами. Пеллеас привез меня в Инис Аваллах так же, как я привез Артура.

— Я помню, — сказал я, думая о том странном недобром времени. — Тогда ты спас меня.

— Ошибаешься, — возразил аббат. — Это сделал Аваллах, не я.

— Аваллах? — Я никогда раньше не слышал об этом. — Что ты имеешь в виду?

Элфодд недоверчиво посмотрел на меня.

— Неужто ты не знаешь? — Он отвернулся. — Возможно, я сказал лишнее.

— Ты что-то скрываешь, Элфодд? Расскажи мне, это ведь не грех. — Он не отвечал. — Так что тут было?

— Я не могу. Не мне об этом говорить.

— А кому?

— Спроси Аваллаха, — сказал аббат. — Спроси своего деда. Он знает.

Сердце забилось сильнее. Оставив Артура на попечение аббата, я быстро вышел и отправился на поиски Аваллаха. Долго искать не пришлось. Он молился в небольшой часовне, которую сам устроил в одном из залов западного крыла дворца. Я вошел в часовню и встал на колени рядом с ним. Он закончил молитву и поднял голову.

— Ах, Мерлин, это ты, — сказал он тихим рокочущим голосом. — Я так и думал, что ты придешь сюда. Как Артур?

— Он очень слаб, — ответил я, стараясь, что голос мой не дрожал. — До ночи может не дожить.

— Очень жаль, — тяжко вздохнул Аваллах.

— Он пока не умер. — Я рассказал ему о разговоре с Элфоддом.

— Да, помню, — кивнул Аваллах. — Мы очень беспокоились за тебя, Мерлин. Мы чуть не потеряли тебя тогда.

— Элфодд сказал, что если бы не ты, меня бы уже не было. Это правда?

— Он говорил о самом настоящем чуде, которое произошло у нас на глазах, — ответил Король-Рыбак.

— Но Элфодд отказался говорить, что же именно случилось. Дескать, не ему об этом говорить. И посоветовал спросить тебя. — Я пристально посмотрел на него. — Ну вот, дедушка, я тебя и спрашиваю: что он имел в виду?

Аваллах долго молчал, опустив курчавую голову на грудь.

— Нам явился Грааль, — наконец тихо ответил он. — Он говорил о Граале.

Да, я помнил, что так называли святую чашу Христову. Ее привез в Британию человек, оплативший последнюю трапезу в той горнице, торговец оловом Иосиф из Аримафеи. Я видел его однажды, много лет назад, во время молитвы в храме.

— Постой, я всегда думал, что речь идет о видении.

— Нет. Это не видение. Гораздо больше и важнее, — ответил Аваллах.

Во мне поднялась и прокатилась по всему телу волна необъяснимой радости.

— Значит, раз оно исцелило меня, то сможет исцелить и Артура?! — Я вскочил на ноги, собираясь бежать… а куда, собственно?

— Нет!

Сказано это было таким строгим тоном, что я не успел сделать и шага и сел снова.

— Почему «нет»? Что ты имеешь в виду? Артур умирает. Грааль может спасти его. Если он у вас, мы должны использовать его!

Король-Рыбак медленно поднялся; мне показалось, что он несет на плечах огромный невидимый груз.

— Нет, значит, нет, — мягко сказал он. — Не я решаю такие вещи. Речь идет о Божественном чуде. И решать дано только Богу.

— Богу всегда угодно исцелять больных, — настаивал я. — Как можно мешать выздоровлению человека, если это от тебя зависит?

— Мерлин, Грааль не таков, — дед покачал головой. — Он — не лекарство. Им нельзя пользоваться. Постарайся понять.

— Не понимаю, — решительно заявил я. — Я знаю только, что Артур умирает, а если он умрет, то и Летнее Королевство умрет вместе с ним. Если это произойдет, Британия падет, а Запад умрет. Свет надежды померкнет, и нас поглотит тьма.

— Прости, Мерлин, — снова сказал Аваллах. — Я бы хотел, чтобы все было иначе. — Он отвернулся и хотел вернуться к прерванной молитве.

— Подожди! — воскликнул я. — Что толку молиться об исцелении Артура, когда исцеление у тебя в руках, а ты почему-то отказываешься воспользоваться им?!

— Смерть, — грустно ответил Король-Рыбак, — это тоже Божье благословение. Ты думаешь, моя долгая жизнь мне в радость? Я сижу здесь и каждый день вижу, как умирают люди. Они идут к святыне — чума становится все сильнее! — и мы делаем для них все, что можем. Выживают немногие, большинство умирает. Кому жить, кому умирать решает Бог. Только Он один властен распоряжаться жизнью и смертью.

— Но Он же дал вам Грааль! — я почти кричал. — Зачем, если не для того, чтобы вы использовали его?

— Это самое тяжкое бремя из всех, что я знаю, — простонал Аваллах.

— Однажды ты уже воспользовался им, чтобы исцелить меня, — настаивал я. — Тогда ты взял на себя решение. И спас мне жизнь. Что в этом плохого?

— Тогда все было иначе.

— Почему? Я вообще не вижу разницы. — Он отвел взгляд, тяжело вздохнув. — Ты единственный сын моей дочери; единственный сын своего отца. Ты моя плоть и кровь, Мерлин, а я слаб. Я ничего не мог с собой поделать. Я сделал это, чтобы спасти тебя.

— Именно так! — мой голос странным эхом отражался от каменных стен. — Ты спас мне жизнь, чтобы не погибло Летнее Королевство! А может быть, для того, чтобы я сейчас стоял здесь и просил тебя спасти жизнь Артура!

— Кто может это знать? — Король-Рыбак задумчиво посмотрел на меня.

— Ты сохранил мне жизнь и тем самым сохранил Летнее Королевство. Услышь меня, Аваллах, сейчас это королевство близко — ближе, чем когда-либо. Как мы можем позволить его правителю умереть?

Он молчал, но я видел, что он колеблется.

— Если ты хранитель Грааля, — торжественно сказал я, — ты должен использовать его силу на благо всех. Сегодня нет в мире другой жизни, более достойной заботы и сохранения, чем жизнь Артура, а сейчас мы вот-вот потеряем его. Спасение его жизни спасет поколения, которым еще только предстоит родиться.

Аваллах обхватил голову руками.

— Ужели ты думаешь, что я не умолял Небесный Престол об этом? С тех пор, как ты его привез сюда, я только об этом и думал!

— В свое время Бог примет Артура, — заверил я деда. — Только это время еще не пришло. Я знаю. Если потребуется отдать жизнь ради его спасения, я готов отдать свою. — Я протянул руки к Аваллаху. — Спаси его. Умоляю, спаси!

— Хорошо, — после долгого молчания решился Аваллах. — Я сделаю все, что смогу. Ты напрасно думаешь, что я управляю Граалем. Я могу только просить. Как решит сам Грааль, так и будет.

Я не знал, что и как будет делать Король-Рыбак; но, перед тем как вернуться в покои, где лежал Артур, я предложил свою помощь.

— Дедушка, скажи, что нужно сделать, я обязательно сделаю.

— Никто не может мне помочь, Мерлин. То, что мне надлежит делать, я сделаю один.

— Как скажешь.

Но дед еще не закончил.

— Все смертные должны покинуть это место, — продолжил Аваллах. — Все мужчины и женщины, все животные должны уйти за стены дворца. Останется только Артур.

Я удивился, но кивнул с решимостью.

— Будет так, как ты говоришь.

Пока мы с Элфоддом бегали по дворцу Короля-Рыбака, поднимая всех с постелей, Лленллеуг разбудил конюхов и они начали выгонять скотину из амбаров и загонов. При свете факелов мы спустились узкой извилистой тропинкой к озеру. Одни вели собак на поводках, другие — лошадей; третьи гнали крупный рогатый скот: овец, коров и коз; двое или трое несли птичьи клетки, а один ребенок держал в охапке котят. Вскоре все, кто жил во дворце, — смертные, Дивный Народ, птицы и звери — собрались на берегу озера под стенами аббатства. Лошади и крупный рогатый скот мирно паслись в высокой траве.

Харита и Гвенвифар последними покинули Артура.

— Идем, госпожа, мы больше ничего не можем для него сделать, — сказала Харита, беря Гвенвифар за руку. — Пришло время отдать его на попечение иным силам.

— Леди Харита, — в глазах Гвенвифар стояли слезы, — я не могу заставить себя уйти. — Она склонилась над Артуром и поцеловала его. На щеке короля осталась слезинка.

— Пойдем, — попросил я королеву, — пока ты не уйдешь, исцеления не произойдет.

Мы с мамой увели королеву от одра Артура. В дверях я остановился и оглянулся на его тело, такое неподвижное, такое молчаливое, как будто оно уже не принадлежало этому миру. Гвенвифар остановилась на пороге, повернулась, подбежала к постели и, расстегнув брошь на плече, сняла плащ и накрыла им короля.

А я, со своей стороны, укрыл его молитвой: Великий Свет, прогони тень смерти с лица раба твоего, Артура. Защити от ненависти, от вреда, от всего плохого, что бы ни грозило ему. Аминь!

Гвенвифар снова поцеловала Артура, что-то прошептала ему на ухо, затем решительно подошла к нам. Глаза королевы теперь были сухими. Мы поспешили через опустевший дворец. Я хотел найти Аваллаха, но не увидел его, так что мы просто быстро прошли через пустой зал и галерею, пересекли пустой двор и вышли через открытые ворота.

В полумраке мы спустились по узкой тропинке и присоединись к остальным, ожидающим у озера. Здесь были Элфодд и Лленллеуг с факелами в руках; остальные обитатели дворца рассеялись по берегу, сидя небольшими группами или стоя, кто на склоне холма, кто у озера. Мы казались жителями захваченного города, изгнанными с родины глубокой ночью. Воздух был теплым и спокойным. Луна уже зашла, небо над головой сверкало звездами, их бледно-серебристый свет лежал на траве.

— Ты уверен, что во дворце не осталось животных? — спросил я Лленллеуга.

— Ни единой собаки, ни единого щенка, — уверенно ответил он. — Ни единой лошади, жеребенка, овцы, ягненка или коровы. Никого не осталось.

Элфодд внимательно осмотрел небольшое скопление вокруг нас, его палец незаметно пересчитывал людей.

— Пожалуй, да, — сказал он, — все здесь.

— Хорошо, — сказал я, и мы немного поговорили, но смотрели неотрывно на дворец Короля-Рыбака; вскоре разговоры затихли, и мы просто стояли в молчании, плохо понимая, чего ждем. К нам присоединилась группа братьев из аббатства, они пришли посмотреть, что происходит. Теперь и они стояли, глядя на темное сооружение на скале.

Одна молодая женщина — кажется, одна из служанок Хариты — запела псалом голосом, мягким и сладким, как у соловья. Слова были незнакомы, но мелодию я знал. Один за другим к ней присоединялись другие голоса, и вскоре ночь наполнилась песней надежды, звучавшей в самом сердце тьмы.

Песнопения шли друг за другом, почти без пауз. Так мы провели ночь: пели и смотрели на дворец Короля-Рыбака, ожидая чуда. Рука Гвенвифар скользнула в мою ладонь. Я крепко сжал руку королевы, а она поднесла мою руку к губам и поцеловала.

Никакими словами не выразить то, что мы чувствовали тогда, хотя мы всего лишь держались за руки и вслушивались в ночные звуки. Люди продолжали петь, и звезды плыли над нами, кружась по своду небес. Мне казалось, что к небу возносятся не простые песни, а молитвы. Хорошо, подумал я. Пусть Верховный Король Небес почтит Верховного Короля на земле, как мы чтим его в наших песнях.

Я едва успел подумать об этом, как один молодой монах, сидевший на склоне холма в нескольких шагах от нас, вскочил на ноги. Он махнул рукой куда-то в сторону восточного края неба, и воскликнул:

— Смотрите! Они идут!

Я посмотрел и ничего не увидел. Там были только звезды. Тишина пала на холм и на берег озера. Все смотрели в мерцающее небо.

— Они идут! — воскликнул другой, и я услышал звук, схожий со звуком арфы, когда она сама поет на ветру, — музыка одновременно трогательная и таинственная. Это мог быть и ветер, только звучал он глубже: само небо отвечало нам песней.

Воздух затрепетал, словно от множества легких крыльев. Я ощутил на лице шелковистое прикосновение, похожее на прохладное дыхание, и вкус меда на языке. Я вдохнул аромат, превосходящий по сладости все, что я когда-либо знал: так могли пахнуть все цветы мира, собранные вместе.

Незримое присутствие сошло на нас, окутав ароматным музыкальным облаком. Мой дух воспарил. Кожу начало покалывать, а сердце забилось быстрее.

Я видел призрачные образы, бледные фигуры, падающие с неба и кружащиеся над дворцом Короля-Рыбака. В темных окнах наверху заиграли странные огни.

Повернувшись к Гвенвифар, я увидел ее лицо, на котором трепетали золотые отсветы. Королева сложила руки на груди, на лице, обращенном вверх, шевелились губы. «Иисус Благословенный», расслышал я ее шепот.

Теперь золотой свет струился из каждого окна дворца. Чарующая музыка нарастала, разносясь под небесным сводом. Все небо заняли зримые и незримые трепетные фигуры. Они были везде!

— Ангелы… — благоговейным шепотом выдохнул аббат Элфодд. — К Артуру пришли небесные защитники.

Я смотрел на дворец, залитый золотым светом от основания до крыш; свет был таким ярким, что на земле отчетливо проступили тени людей и животных. И он был живой; ослепительный, сверкающий, он пульсировал силой, ярче и могущественнее молнии.

А потом так же стремительно, как началось, все закончилось.

Свет померк, и музыка утихла, исчезая так быстро, что я уже сомневался — а была ли она? Возможно, все это мне лишь почудилось. Возможно, я спал наяву.

Но незримое присутствие вернулось, оно прошло по ожидающей толпе тем же путем, которым пришло. Душа моя явственно ощутила его, сердце шевельнулось в ответ; кожу продолжало покалывать. А потом исчезли и эти ощущения, оставив в воздухе только сладостный аромат и сладкий привкус на языке.

Мы остались одни в ночи, и ночь стала еще темней.

Смолкла музыка, свет угас. Все было тихо и недвижимо, как будто от начала времен вообще ничего не происходило. Но люди еще продолжали смотреть вверх, на дворец и на небо, полное звезд, надеясь заметить признаки чуда, только что произошедшего у нас на глазах.

Не сразу, но мы увидели его: в воротах дворца стоял Артур, живой и здоровый, одетый в свои лучшие одежды. Владыка Летнего Королевства помахал нам рукой в знак того, что он исцелился и здоров. А потом он начал спускаться по тропе к нам.

Я видел, как навстречу ему бежала Гвенвифар. Я видел, как Артур раскинул руки, поймал ее и оторвал от земли. Я видел их пылкие объятия… А больше я ничего не видел сквозь слезы, хлынувшие у меня из глаз.

Эпилог

Да, Геронтий, как же богата жизнь изгнанника! Разве ты не чувствуешь, не думаешь об этом? И ты, Брастиас, ты тоже всегда смотришь назад, на дом, оставшийся позади. Тебе стыдно, что ты оставил его? Твой стыд согревает тебя по ночам?

А ты, Ульфас, не имеющий своей воли? Почему ты не следуешь за королем, которому принес клятвы? Ты сожалеешь, и твое сожаление тебя утешает? А ты, молодой интриган Уриен, тебе удобно спать на своем иностранном ложе? Тебя не мучает мысль о твоем предательстве?

Лживые лорды! Собаки, выпрашивающие объедки под вашим столом, знают о верности больше, чем вы. Ужели вы думали, что кимброги последуют за вами? Ужели верили, что сможете занять место Артура? Или ваши надежды, как и клятвы, от которых вы так быстро отказались, тоже пустой звук?

Слушайте меня, неверные! Летнее Королевство больше, чем мечта! Больше, чем сказка для детей. Храбрецы гибли, чтобы приблизить его, они отдавали жизни за свою веру. Королевство, основанное на скале такой веры, не может пропасть.

Вас удивляет, что лорды Вандалии, Рогата и Хуссы получили милость от руки Артура? Я вам скажу, как это было. Ибо в победе проявилось все величие Артура. Он сжалился над врагами, накормил их и предложил мир. Пендрагон Британии славен не только героизмом в невзгодах, он славен еще и христианским милосердием. Артур сделал врагов своими друзьями, заставил тех самых жестоких врагов, которые уважали только его доблесть, уважать и его благородство. Предводитель вандалов Мерсия крестился по настоянию Артура, и Верховный король приветствовал его как брата.

Бывшие враги много получили от щедрот Артура, но еще больше получили ирландские лорды. Те, кто лишился дома и земель, чтобы помочь Артуру, получили взамен все и даже больше. Так вознаграждается вера.

Как ни говори, Британия возвысилась в ту пору. Нет, нас не миновали чума и засуха. Желтая Смерть когтями вцепилась в наши земли, сухие ветры развеяли в пыль наш урожай. Но для тех, кто знал, где искать, Летнее Королевство уже тогда испускало свои первые слабые лучи.

Ибо Верховный Царь Небесный благословил нас самым святым из всего, что есть на земле: Чашей Христа — тем Граалем, который станет для Летнего Королевства ярким Солнцем. Артур объявил, что священная Чаша будет символом его правления, чтобы утвердить Церковь, которую он построит. По правде говоря, вся Британия содрогнулась, когда узнала о Святом Граале…

Ах, но это уже другая история.