Пенумбра


Шесть готических рассказов




Перевод с английского: Сергей Калиновский

Перевод выполнен специально для группы

«Beyond the Wall of Sleep»


Линк:

https://vk.com/beyondthewallofsleep


Москва

2018 год


Аннотация


Полдюжины мрачных в своём таинственном очаровании рассказов, повествующих о встрече обычных людей с необычными явлениями, природу которых они никогда не смогут понять, ровно, как и отрицать факт их существования. Каждая история плавно перетекает в другую, создавая иллюзию того, что все описываемые события происходят в одно и тоже время, тем самым только усиливая эффект погружения в загадочный мир сверхъестественных созданий, снующих в пурпурной дымке вечернего тумана, устремивших алые зрачки своих глаз на опрометчивых обывателей, предпочитающих жар тёплого очага холодному шепоту безликих теней в неверном свете рогатой луны.


Содержание

А.Г.Блэквуд «Случай в съёмном доме»…………………………4

Р.У.Чамберс «Создатель Лун»…………………………………………………….18

Г.Б.Мэрриот Уотсон «Оборотень»………………………………56

Ф.М.Кроуфорд «Призрачная кукла»…………………………….69

Фиона Маклеод «Зелёные ветви»………………………………..79

Дж.Ш.Ле Фаню «Пьяные сны»…………………………………..91


А.Г.Блэквуд

«Случай в съёмном доме»

«В бытность свою, будучи студентом, - начал доктор, повернувшись в пол оборота так, чтобы видеть помимо яркого, алого пламени камина ещё и лица своих слушателей. - На моём жизненном пути мне повстречалось не так уж и много поистине интересных людей; но всё же был один человек, навсегда занявший в моей памяти особое место, поскольку, я полагаю, он вызывал у меня самое сильное, и самое что ни на есть истинное чувство неприязни, на которое я только был способен.

В течение многих месяцев я знал лишь его имя – Смит, и тот факт, что он был моим соседом сверху. Вполне очевидно - мне было абсолютно наплевать на него. Более того, я всегда был при деле - перечитывал лекции, делал заметки, занимался врачебной практикой и многим другим прочим, априори, у меня банально не хватало времени даже на мысли о том, чтобы заводить знакомства с кем-то их моих соседей. Тогда мелодия судьбы прозвучала в первый раз, устроив нашу с ним встречу и, значится, этот человек, Смит, смог произвести на меня неизгладимое впечатление. В то время для меня было загадкой, что послужило причиной моего интереса, но вспоминая тот случай теперь, с высоты прожитых лет, я могу с уверенностью утверждать, что его персона была крайне любопытна мне; но в то же время моё любопытство в равной степени сочеталось с нарастающим ужасом - потаённым страхом, нашедшем в моей душе своё высшее проявление – каким-то загадочным образом переплетаясь между собой, медленно перетекая друг в друга, будоража особую систему нервных окончаний, которая была мной.

Я не знаю, откуда и как он узнал о моём безобидном увлечении - в свободное время я изучал языки, но однажды вечером, бесцеремонно, без какого-либо приглашения, он тайком пробрался в мою комнату, и, не прибегая к правилам хорошего тона, с ходу спросил, в достаточной ли степени я владею ивритом, чтобы помочь ему с произношением некоторых слов. Он знал, как убедить меня помочь ему, посему он пошел по линии наименьшего сопротивления с моей стороны - лесть подействовала на меня именно так, как он и ожидал, потому я без промедления предоставил ему желаемую информацию, но лишь когда он, поблагодарив меня, скрылся в проёме двери, я осознал, что мне довелось побывать в обществе крайне неординарной личности. Я жил обычной жизнью - ни приключений, ни интриг, ничего такого - посему имел полное право считать себя заурядным человеком, но уже тогда я понимал, что он разительно отличается не только от меня, но и от всех наших сверстников в целом. Его разум следовал по пути, лежащим далеко за пределами пяти человеческих чувств, и областью его интересов были те сферы, которые, словно незримая вуаль, роднили его с чем-то холодным, далёким и великим.

Едва он покинул меня, как я в тот же миг определил для себя две негласные цели - я страстно желал узнать как можно больше об этом человеке, и о том, чем в действительности он занимался, и, во вторых - почему у меня увеличилась скорость обмена веществ - мои поверхностные ткани и волосы стали регенерировать чрезвычайно быстро.

Врач прервался, целеустремлённо набивая трубку, которая, однако, не менее целеустремлённо не желала набиваться без помощи спички. В глубокой тишине, явственно свидетельствовавшей о том, что доктор всецело завладел вниманием своей аудитории, кто-то разворошил длинной кочергой угли, и в тот же миг один, а быть может и сразу пара человек, резко оглянулись через плечо, пристально всматриваясь в зияющую тьму за своими спинами, смолистым мраком осевшую там, в отдалённых от яркого света огня углах большого зала.

«Оглядываясь назад, - продолжил он, на мгновение задержав свой взгляд на яркой вспышке пламени за кованой решеткой камина. - Перед своим мысленным взором я вижу невысокого, тучного мужчину, приблизительно лет так сорока пяти с широкими плечами и маленькими, худощавыми руками. Отличия в пропорциях были очевидны, поскольку я помню, как подумал, что столь громадное тело и такие тонкие кости пальцев едва ли могли сочетаться друг с другом. Его голова тоже была большой и как бы чересчур вытянутой, притом форма черепа была самая обычная, за исключением того факта, что челюсть была мощнее, чем у обычного человека. Кроме того, его подбородок тоже в значительной степени был удлинён. И вновь меня мучили противоречия, хотя теперь я понимаю, в чём тут было дело, поскольку ныне имею большой опыт в оценке особенностей физиогномики. И всё же его создала природа, как в прочем и всех нас; и никому не удастся понять, будь он хоть мечтателем, хоть провидцем, почему она избрала для него именно такой облик.

Я был уверен, что границы его возможностей были гораздо шире и это, хоть и очень отдалённо, можно было сравнить разве что с маятниковым механизмом в часах, если бы амплитудой колебания были его способности - она была бы значительно больше, чем у прочих. Его волосы лоснились, отливая серебром, что свидетельствовало об их прекрасном состоянии, а тонкие черты лица, его нос и губы были словно вырезаны острым, стальным инструментом на воске. Его глаза я оставил напоследок. Они были необычайно большого размера и как будто непрерывно трансформировались, меняя не только свой цвет, но и характер взгляда, размер, а так же форму глазницы. Иногда мне казалось, что его глаза не принадлежат ему, если вы, конечно, понимаете, что я имею в виду; и в тоже время в их переливающихся оттенках синего, зелёного, и безымянного тёмно-серого, порой проскакивали зловещие огоньки, придающие всему его облику почти животный, устрашающий вид. Более того, они как будто были подсвечены изнутри, и это были, пожалуй, самые яркие глаза, которые я только видел.

Впрочем, опустим пространное описание Смита и подробности того зимнего вечера, когда я впервые увидел его в своей весьма скромной студенческой комнатушке в Эдинбурге. Оставим ненадолго в покое так же его сущность, поскольку в любом случае она всё равно не поддаётся описанию и является тайной для человеческого восприятия. Я уже упоминал о его зловещей вуали, сшитой из скрытой, потусторонней угрозы и отчуждённого равнодушия, что тенью следовала за ним. Невозможно в точности воспроизвести в памяти и сделать последующий анализ тех мелких потрясений, которые посещали моё сознание, едва я ощущал его присутствие неподалёку. Вы подумаете - ерунда, но это было так - он как будто заставлял меня чувствовать его, и в эти моменты моё нервное напряжение достигало пика, и мои нервы натягивались, словно струны. Я чувствовал нервную дрожь, и, казалось, сотня колоколов одновременно звенела в моей голове. Нет, я отнюдь не хочу сказать, что он делал это злонамеренно, дело было, скорее всего, в том, что за его спиной стоят некие иные, более могущественные, нежели он сам, силы, на которые, собственно, и реагировала моя нервная система, чтобы я не терял свою бдительность.

Со времени моего первого знакомства с этим человеком, я пережил множество приключений и повидал не меньшее количество удивительных вещей, но будет ложью с моей стороны сказать, будто я знаю и понимаю всё на свете. Это был единственный случай в моей жизни, когда я встретил человека, имеющего возможность столь тесно соприкасаться с миром тёмным, зловещим, нечестивым; и кто бы мог заставить меня испытывать слабость и страх лишь одним своим присутствием. Этим незавидным знакомством был господин Смит.

Мне не дано было знать, чем он занимается целыми днями за запертыми дверьми своей комнаты. По-моему, он спал вплоть до захода солнца. Никто и никогда не сталкивался с ним на лестнице и не слышал, чтобы он издал хоть какой-нибудь звук из своей комнаты в течение всего дня. Он был созданием тени, что страшатся света, отдавая своё предпочтение тьме. Хозяйка дома ничего не знала, или просто не хотела говорить. Она не имела к нему претензий, и с тех пор я часто задавался вопросом, с помощью какой магии Смит смог превратить обычную, общительную женщину, хозяйку целого дома в замкнутого и необщительного человека. Это само по себе было признаком каких-то необычных способностей.

«Он жил здесь, со мной, много лет - задолго до вашего приезда. Я не вмешиваюсь в чужие дела и не задаю лишних вопросов о том, что в сущности своей меня не касается, но ровно до тех пор, пока люди исправно платят мне аренду». Это было всё, что мне удалось узнать, и хозяйка ясно дала мне понять, что больше не желает подымать эту тему. Я не настаивал, поскольку вряд ли она могла знать что-то ещё.

Экзамены, и множество других важных и волнительных событий в жизни студента, на время полностью очистили мою голову от мыслей о злополучном Смите. Долгое время я вообще не вспоминал о нём, и у меня не было ни желания, ни мужества напрашиваться в гости к этому человеку, чтобы узнать еще, что-нибудь новое о нём.

Однако в тоже время произошли некоторые разительные изменения в жизни тех, от кого зависели мои скромные доходы, и я был вынужден покинуть свою комнату на первом этаже, переместившись в ещё более скромную клетушку на чердаке. Здесь я был в непосредственной близости со Смитом, ведь чтобы добраться в свою комнату, мне каждый раз нужно было проходить мимо его двери.

Так сложилось, что примерно в это же время, меня часто отвлекали от учёбы, а то и вырывали из цепкой хватки сна ночные вызовы, чтобы я мог улучшить свои врачебные навыки посредством анализа состояния беременных и принятия родов. Весь четвёртый курс я должен был заниматься этим некоторое время, так что возвращаться домой поздно было обычной практикой для меня. Так случилось и на тот раз. Я вернулся с одного из вызовов, где-то около двух часов ночи, и был крайне удивлён, услышав звук голоса, источник которого, очевидно, был комнате Смита. Чудесный, сладковатый запах, нечто на подобии фимиама сочился из-за его двери в коридор.

Пока я тихо поднимался по лестнице - мои мысли снедало любопытство - что же всё-таки происходит за закрытой дверью его комнаты в столь позднее время? Насколько я знал, у Смита никогда не бывает посетителей. Я промедлил, поставив одну ногу на первую ступеньку лестницы, ненадолго задержавшись у двери. Мой интерес к этому загадочному человеку воспылал с новой силой, быстро разгораясь в яркое пламя, требующее от меня немедленных действий. Это был мой шанс узнать хоть что-то об этом странном человеке, предпочитающим проводить время в объятьях богини ночи.

Звук голосов был слышен чётко. Голос Смита звучал настолько громко, что я не мог в сущности своей разобрать почти ничего из того, что говорит ему его собеседник, изредка прерывающий его речь. Я не понимал ни слова не потому, что не слышал их - голоса были громкие и чёткие - а потому, что язык, на котором они разговаривали, был иным, незнакомым мне наречием.

Я так же чётко слышал звуки их шагов. Они ходили по комнате, расхаживая взад и вперёд возле двери. Шаг одного из них был лёгким и пружинистым, другой же был тяжелым и грузным. Смит говорил без остановки. Слова лились с его уст монотонным, неудержимым потоком, подобно молитве то ближе, то дальше от меня - в зависимости от того, насколько близко он подходил к двери. Его собеседник тоже двигался, но по совершенно неведомой мне траектории; он ходил быстрым, семенящим шагом, то и дело спотыкаясь о какую-то мебель, которую он тут же сильным и резким броском отшвыривал в сторону, после чего был слышен глухой удар чего-то деревянного о стену.

Чем дольше я слушал голос Смита, тем сильнее мной овладевал страх. В этом низком, гортанном звуке было нечто такое, что заставляло волосы на затылке вставать дыбом, едва Смит проходил рядом с дверью; в то же время, воспользовавшись моей глупостью, или возымевшей силу храбростью, во мне зрела иная мысль - а не постучаться ли в двери, тактично спросив, не нужна ли кому-нибудь моя помощь?

Но едва я мысленно взвесил все за и против, сознательно решившись на подобное действие, в воздухе возле себя я услышал голос - едва уловимый, тихий, призрачный шепот - который, вне всякого сомнения, принадлежал Смиту. Это точно была не галлюцинация - источник звука определённо был рядом со мной, а не за дверью. Смит шептал мне на ухо, будто находился на расстоянии дыхания рядом со мной. Я испугался, и подстёгнутый своим страхом, вцепился в перила, шумно и проворно поднимаясь по лестнице, чтобы как можно быстрее добраться до своей комнаты.

«Ты ничем не можешь помочь мне, - отчеканил голос, - и, для твоего же блага, тебе лучше будет вернуться в свою комнату».

Мне до сих пор жаль, что тогда, поддавшись трусости, не разбирая дороги в темноте коридора, я вихрем влетел в свою комнату, и непослушными, трясущимися руками зажег несколько свечей. Но что сделано, то сделано.

Это странное ночное происшествие, в сущности своей не имеющее ничего необычного для уставшего человека, ещё больше заставило меня интересоваться Смитом. Теперь, в моём сознании его образ чётко и вполне аргументировано ассоциировался с чувством страха, сомнений и тревоги. Я никогда не видел его, но зачастую случалось, что словно ощущал его тягостное присутствие в каждом тёмном, укромном уголке, в каждом проёме съёмного дома. Смит, чёрт бы его побрал, с его таинственным modus vivendi и не менее загадочным родом деятельности, каким-то неведомым для меня образом заставлял меня строить логическую цепочку своих мыслей так, чтобы его образ постоянно удерживался в моей голове, или, по крайней мере, я не переставая думал о нём, вспоминая мелкие детали наших прошлых встреч, которые в последствии я пытался как можно быстрее забыть, поскольку они нарушали сложившийся порядок, гармонию мыслей в моей голове. Повторюсь, я никогда не видел его, ровно как и не разговаривал с ним, но мне кажется, что его разум был способен на некий резонанс, образуя своего рода психическую связь с моим разумом. В результате - чуждые, неведомые силы из потустороннего, неизвестного для человека мира просачивались в моё естество, что и лишало меня покоя. Тьма, в которую погружался дом после наступления сумерек, словно оживала, подобно дикому зверю, преследуя меня. Хоть и нити наших судеб никогда не пересекались в повседневной жизни, я стал невольным участником некого рода определённых размышлений, на которых сосредотачивался Смит. Я чувствовал это, поскольку он использовал меня в качестве своего инструмента помимо моей воли; способом, который стоял превыше моего понимания.

Стоит так же учесть тот факт, что в то время я был закостенелым, убеждённым материалистом, что во многом вполне свойственно студентам-медикам, как только они худо-бедно начинают разбираться в анатомии и устройстве нервной системы человека, после чего сразу же мнят из себя невесть что, истинных гениев, перед которыми открыты все тайны мироздания. Они начинают истово верить в то, что могут всецело подчинить себе природу, словно серафимы предсмертного часа, от чьего последнего слова будет зависеть чья-то жизнь... или смерть. Я тоже был таким, и считал веру во всё, что не подчиняется законам материального мира заблуждениями невежд, романтиков, и глупцов, далёких от науки и здравого смысла. Контраст моих убеждений и пережитого опыта, само собой, усилили мой страх, который теперь медленно овладевал мной тем сильнее, чем гуще были тени в сумерках.

Я никогда не вел дневник, но моя память остаётся верной мне, потому что я точно помню последовательность происходивших со мной некогда событий. Я могу крутить их в памяти, как калейдоскоп, потому без труда воспроизвожу в памяти любой инцидент, связанный со Смитом, поскольку их количество с того момента постоянно росло.

Прежде чем продолжить свой рассказ, врач замолчал и, повернувшись в пол оборота, положил трубку на стол за своей спиной. Пламя в камине теплилось едва-едва, постепенно превращаясь в мерцающие, алые угольки. Тишина в большом зале была настолько густой, что едва трубка коснулась поверхности стола, звучное эхо пронзило зал до основания, пробравшись даже в дальние, тёмные углы, полные чёрных, как зола, теней.

«Одним вечером, когда я проводил время за книгами, дверь комнаты отворилась, и Смит зашел ко мне, даже не сочтя нужным как-то оповестить о своём присутствии. Было уже часов десять, и я в достаточной степени устал, но присутствие Смита резко заставило меня оптимизировать свои жизненные ресурсы. Мои попытки призвать его к банальной вежливости были проигнорированы, поскольку он сразу перешел к делу. Он просил меня вокализировать, а затем озвучить для него некоторые слова на иврите. Едва я выполнил его просьбу, он внезапно спросил, есть ли в моей библиотеке крайне редкий древнееврейский трактат, название которого он тут же озвучил.

Не имею ни малейшего представления, откуда он узнал, что у меня есть данный труд, чем очень озадачил меня; но моему удивлению не было предела, когда я наблюдал за тем, как он спокойно пересёк мою комнату, подошел к книжной полке и взял книгу в руки ещё до того, как я дал ему на это своё согласие. Было абсолютно очевидно - он точно знал, где я храню его. Я решил, что с меня довольно неведения, и начал задавать вопросы. Проявляя уважение к собеседнику, я не давил на Смита, деликатно продумывая каждый вопрос, дабы наш разговор хоть немного напоминал светскую беседу, меж тем он отвечал скупо и неохотно. Он перевёл свой взгляд на меня, оторвавшись от раскрытой книги, которую он читал с выражением полного понимая сути написанного, после чего слегка склонился надо мной и серьёзным тоном сказал:

«Ваши вопросы, само собой, вполне имеют смысл» - это был единственный ответ, которого я сумел от него добиться.

Он задержался у меня где-то на четверть часа, после чего незамедлительно покинул меня, спустившись к себе, сжимая в руке мой еврейский трактат, но о чём-то вспомнив, остановился и вновь начал подниматься по лестнице. Выявив его намерения, я быстро закрыл дверь на засов.

Но несколько мгновений спустя, прежде чем я успел вновь открыть книгу, или хотя бы отправиться от столь неожиданного визита, я услышал, как дверь в мою комнату снова открылась и Смит вновь взгромоздился надо мной. Он стоял рядом со стулом, на котором я сидел и смотрел сверху вниз. Он не нашелся как-то оправдать своё присутствие, склонившись над моей лампой для чтения так, чтобы сквозь горящее пламя он мог видеть мои глаза.

«Надеюсь, - прошептал он. - Надеюсь, вас никто не беспокоит ночью?»

«А? - пробормотал я. - Беспокоить ночью? О нет, спасибо за беспокойство, во всяком случае, я не знаю об этом».

«Я рад, - искренне ответил он, игнорируя моё удивление пополам с замешательством от столь неожиданного вопроса. - Но помните, если вдруг что-то всё-таки нарушит ваш покой, вам стоит немедленно сообщить мне об этом»

Он вновь спустился по лестнице и вернулся в свою комнату. Несколько минут я находился в прострации, пытаясь сделать логические выводы из недавних событий. Я был уверен, что он не безумец, скорее он был жертвой каких-то несущественных заблуждений, которые постепенно культивировались в нем вследствие замкнутого образа жизни. Я читал в прошлом те книги, к которым Смит проявлял наибольший интерес. Все они, так или иначе, имели непосредственное отношение к средневековой магии или были связанны с каббалой. Слова, которые он просил меня правильно произнести для него, были, скорее всего, «словами власти» - изречения, которые должны были произноситься с должным усилием воли за спиной жертвы, ставя за цель вызвать практический результат или создать некие особые вибрации духовной, внутренней энергии, чтобы снять завесу ограничений и расширить пределы собственного восприятия действительности.

Я сидел, размышляя о человеке, о том, какая судьба ему выпала, и о его вероятных опасных экспериментах, которыми он занимается не первый год. Я разочаровался в нём, как только осознал, что все его странности - всего лишь аномалии мировосприятия. В тот же миг я потерял к нему всякий интерес.

Некоторое время я был погружен в себя, сортируя в голове свои мысли по этому поводу. Длилось это минут десять, а быть может и полчаса. Вынырнуть из океана своих пространных размышлений меня заставило чувство, что кто-то вновь оказался в моей комнате и находиться в непосредственной близости от меня. Сперва мелькнула мысль, что это Смит невразумительным образом опять проник ко мне в комнату, но почти сразу же я отвергнул это предположение, поскольку чувствовал, что это совсем не он. Запор ни на дюйм не сдвинулся с места, следовательно, дверь не могла открыться снова.

Не смотря на это, в комнате кто-то был, плавно перемещаясь по ней, блуждая из стороны в сторону, наблюдая и легонько прикасаясь ко мне. С уверенностью могу сказать, что я испытывал не столько страх, сколько приступ слабости. Кроме того, моё тело страстно не желало, чтобы я обернулся, что и стало зловещим вестником паралича в преддверии настоящего ужаса. Мне хотелось спрятаться, и я бы так и сделал, будь у меня на то возможность. Например, в один из тёмных углов, или за дверь - да куда угодно, лишь бы скрыться от незримого взора.

Не без усилия воли я преодолел свой нервный приступ. Я резко встал со стула и поднял свою лампу для чтения повыше - что бы она освещала всю комнату, как прожектор.

Комната была совершенно пуста! По крайней мере, для человеческого взора, в то время как нервные окончания, особенно чувствительные к спектру эмоционального восприятия, проанализировав множество факторов, безустанно твердили, что сейчас в комнате вместе со мной был ещё один человек.

Я говорю «человек» потому что не могу придумать более подходящее слово для обозначения этого существа. Если бы это был человек, а судя по моим ощущениям, им он не являлся, у меня не появилось бы этого странного чувства, следовательно - это явно иная форма жизни, совершенно неизвестная мне как по своей сути, так и по своей природе. В тот же миг я испытал на себе силу, колоссальное могущество этого существа. Я помню свой страх, когда понял, что оно могло уничтожить меня так же легко, как я бы мог убить муху. Оно видело и контролировало каждый шаг, меж тем оставаясь невидимым для меня.

К приступу ужаса примешалась моя искренняя уверенность, что «существо» преследует меня с определённой, конкретной целью. Я в равной степени так же был уверен, что эта цель, вне всякого сомнения, имела непосредственное отношение к тому, буду ли я жить или нет. Я почувствовал растущее внутреннее истощение - жизненные силы медленно, но уверенно покидали моё тело. Моё сердце начало биться прерывисто, после чего резко замедлило свой ритм. Всё это время я был в сознании, наблюдая за тем, как медленно угасаю. Я не мог контролировать это - мощная волна усталости и бескомпромиссной апатии накрыла меня с головой.

Не было ни то, чтобы желания, даже мысли о том, чтобы попытаться сопротивляться невидимому нечто, меж тем его сила и пагубное влияние на мой разум только усиливались. Дверь с грохотом, резко открылась, и я услышал властный, не терпящий возражений, знакомый тон человеческого голоса, произносившего слова на том самом, неизвестном мне языке. Без сомнения, это был Смит. Он стоял прямо на лестнице. Его голос звучал не более чем несколько мгновений, когда я почувствовал облегчение, поскольку незримая сущность покинула меня; оно больше не терзало мою душу и не имело власти над моим телом. Воздух дрогнул, и словно большая птица, нечто вихрем промчалось у меня за спиной. Я почувствовал облегчение, будто избавился от непосильной ноши; в груди больше не щемило. Всё вернулось на круги своя. Я услышал, как Смит вернулся к себе, громко захлопнув дверь своей комнаты. Я шумно выдохнул, и ещё дрожащими руками поставил лампу на прежнее место. Я не знаю, что это была за чертовщина. Но в чём я был точно уверен, так это в том, что теперь я действительно был в комнате один. Моё состояние с каждым мгновением становилось всё лучше, и вскоре от былого бессилия не осталось и следа.

Я встал, прошелся по комнате, встряхнул головой и посмотрел на себя в зеркало. Моё лицо побледнело, а глаза словно потеряли свой цвет. Меня знобило, а пульс был слабым и неравномерным. Но эти небольшие изменения в моём организме были сущим пустяком в сравнении с тем, что мне пришлось пережить несколько мгновений назад. Со стороны не было заметно, но я был напуган, потрясен, нет, просто ошарашен!»

Доктор встал с кресла и подошел к затухающему камину. Алые, блекнущие угольки почти потухли, поэтому никто не видел выражение его лица, когда он повернулся спиной к камину и продолжил свой рассказ.

«Мне было бы скучно» - продолжил доктор, уже более низким голосом, смотря невидящим взором сквозь свою аудиторию. Он словно вернулся во времени и вновь видит перед собой верхний этаж, затхлого, грязного, ветхого дома в Эдинбурге. «Мне было бы скучно всё это время заниматься рефлексией, анализируя все некогда происходящие события. Каждый из вас вполне может справиться с этим самостоятельно, если конечно на то будет ваше желание; но вы не поймёте меня до конца, пока вам не с чем сравнивать, пока у вас нет опыта наблюдения подобных явлений. На самом деле, чтобы меня понять, достаточно лишь испытать ярость. После всего пережитого, я был исполнен ярости... на самого себя. Я потерял контроль, оказавшись в плену страха и предубеждений. В свою защиту могу лишь сказать, что я старался, правда, старался защититься от них. Я не был рад тому, что всё закончилось, поскольку не так важны (и страшны) причины моего состояния, как выводы, сами по себе напрашивающиеся после него.

Это была не последняя моя встреча с неизведанным в ту ночь. Глубокой ночью, около трёх часов, меня разбудил странный, едва уловимый шорох. После, раздался такой звук, будто кто-то разом сбросил на пол все мои книги и они упали с глухим стуком.

В этот раз я решил отринуть свой страх. Разразившись праведным гневом, я громко выкрикивал проклятья и прочие уместные в данной ситуации слова, которые только приходили на ум. Первым делом, вскочив с кровати, я решил зажечь свечу. Я чиркнул спичной; и в первой, разрезавшей темноту вспышке света, ещё до того как я успел поднести спичку к фитилю, я увидел гротескную, невнятную, тёмно-серую тень, отдалённо напоминающую силуэт человека, тут же юркнувшую к противоположной от меня стене, после чего незамедлительно растворившуюся во мраке в тёмном углу возле двери.

Несколько мгновений ушло, чтобы зажечь свечу, после чего я незамедлительно бросился за тенью. Но я не сделал и пары шагов, как споткнулся обо что-то тяжелое, лежащее прямо на ковре. Мне хватило реакции, чтобы удержать вес своего тела, и мне удалось избежать падения. Я твёрдо стоял на ногах когда обнаружил, что на полке, мысленно мной обозначенной как «языковая», на месте не было ни одной книги, и теперь все они были разбросаны по полу. Я быстро осмотрелся, но не обнаружил никого... и ничего. Комната была совершенно пуста. Я прошерстил каждый угол, заглянув даже под кровать, но вы и сами понимаете, что в съёмной клетушке студента на чердаке за двадцать шиллингов в неделю, было не так уж и много мест, где можно было бы спрятаться.

В принципе, всё было просто. Кто-то просто смахнул все книги с моей полки. Это факт. Наведя порядок, вернув книги на их законное место, я мысленно задался вопросом - как какой-то незадачливый шутник (а я воспринимал это именно как шутку) смог беспрепятственно проникнуть в мою комнату, а после столь же легко покинуть её? Я ведь точно помню, что запирал дверь на засов.

В памяти всплыл странный вопрос Смита о том, не тревожит ли меня что-нибудь по ночам и его не менее странное предписание о том, чтобы я немедленно оповестил его, если вдруг всё-таки что-нибудь случится. То, что это было первое, о чём я подумал тем утром, исходя мелкой дрожью, стоя на шерстяном ковре, было вполне логично. Хоть это было и тяжело, но всё-таки я был вынужден признать, что мой ночной кошмар и слова Смита были как-то связаны. Я предпочёл бы пережить ещё сотню этих таинственных и жутких посещений, нежели единожды обратить к Смиту, с целью выяснить причины этих странных событий.

Стук в дверь прервал мои размышления. Я взял в руки свечу и подошел к двери.

«Впусти меня» - раздался голос Смита.

Я отпер дверь. Он стоял на моём пороге в уличной одежде. Его лицо было бледным... и загадочным. Мне даже показалось, что на фоне царящей вокруг темноты оно, как собственно и его глаза, светится.

Мне стало любопытно, что он скажем мне, и чем оправдает свой визит в столь поздний час. Но вместо этого, не проронив ни слова, он закрыл за собой дверь и почти вплотную подошел ко мне.

«Ты должен был сообщить мне сразу» - сказал он тихим шепотом, уставившись на меня своими большими глазами.

Я пробормотал что-то невразумительное о приснившемся мне кошмаре, но он как будто не слышал того, что я ему говорил. Он не обращал на меня внимания, шарахаясь взглядом по комнате - если движения его глаз вообще можно хоть как-то охарактеризовать. Я заметил, как его взгляд остановился на книжной полке. Тут же я осознал, что сам не в силах отвести свой взор от него. По какой-то неведомой, сверхъестественной причине, в тот момент он полностью завладел моим вниманием. Чёрт побери, почему?! Почему он был здесь, на моём пороге, в три часа ночи? Мои размышления прервал вновь прозвучавший шепот Смита.

« Какое удивительно упорство... Собственные предубеждения идут в разрез с неоспоримыми фактами, отчего вы и чувствуете себя так неуютно» - сказал он, вновь переведя свой взгляд на меня.

У меня перехватило дыхание. Моя кровь застыла в жилах. Что-то было в его голосе, а быть может в интонации.

«Это всё весьма любопытно, - продолжил он. - Но если вы вознамерились поступать так и впредь, вам, я думаю, лучше покинуть этот дом»

Я растерялся. Я не мог подобрать слова, что бы хоть что-то ответить ему. У меня пересохло в горле. Словно загипнотизированный, я смотрел на него и задавался лишь одним вопросом - И что теперь? Что ещё он скажет мне? Я был словно во сне... он вновь попросил меня позвать его сразу же, если что-нибудь случится вновь, затем он прошелся по моей комнате, издавая странные звуки, периодически сочетая их с забавными пассами руками, пока не дошел до дверного проёма. Затем он покинул меня, быстро спустившись по лестнице, после чего шумно запер дверь своей комнаты.

После этого, эта нездоровая ситуация со Смитом вовсе вышла из-под контроля, быстро достигнув максимума в своём абсурде. Спустя неделю, или две, я поздно вернулся к себе после визита к родителям, у которых я провел практически целый день. Было около двух, или трёх часов ночи. Странные и причудливые образы овладели моим разумом, поэтому, погруженный в свои размышления, я прошел мимо двери Смита, даже не вспомнив о нём.

Газовые лампы всё ещё горели, но настолько тускло, что едва ли их свет мог разогнать густые тени, которые отбрасывала лестница, и почему-то они напоминали мне зверей в засаде. Небо заметно посерело - скоро настанет утро. Несколько предрассветных звёзд сияло на небосводе. Дом был нем, как могила, и единственным звуком, нарушавшим всеобщую тишину был шум ветра, гуляющего в проёмах флигеля и в перекрытиях на крыше. Это был порывистый, то внезапно нарастающий, то столь же внезапно сходящий на нет ветер, подобно прибою, от чего тишина, казалось, была ещё звонче, чем это было на самом деле.

Я был всего в нескольких шагах от своей двери, как внезапно меня обуяло чувство тревоги. Это чувство было по большей части подсознательного, нежели рационального характера. Я долго провозился с дверью, пытаюсь дрожащей рукой попасть ключом в замочную скважину. Внезапный приступ паники заставил меня быстро соображать, где я могу спрятаться в случае появления реальной опасности, и внезапно, в воздухе рядом со мной раздался голос. Он точно был знаком мне, я уже слышал его ранее, и мне показалось, что он просит о помощи. Я всё-таки открыл дверь и вошел в комнату, твёрдо решив, что не буду обращать на него внимание, ведь это просто моя фантазия, просто скрип гнилых досок, проседающих под мои весом или ветер, да, точно, это просто шум ветра, который попросту одурачил меня.

Но едва я подошел к столу, чтобы зажечь свечу, звук повторился, в этот раз на много отчетливее чем раньше:

«Помогите! Помогите!» И на этот раз он сопровождался ни чем иным, что я могу описать лишь как чрезвычайно реальную осязательную галлюцинацию. Я напрягся. Моя рука непроизвольно сжалась в кулак.

Некая сила тянула меня камнем вниз, заставляя клониться к земле, словно гравитация взбесилась и сконцентрировала все свои силы на моих ногах. Тяжелой поступью, опираясь о стены, я добрался до двери Смита. Я отринул свой скептицизм и решил прислушаться к его увещеваниям, поскольку я не знал, что делать и мне действительно требовалась его помощь. Дверь поддалась сразу, и я ворвался в комнату, наполненную удушливым дымом, что облачками скапливался под потолком. Вначале я ровным счётом почти ничего не видел, разве что череду огромных теней, которые выходили из тумана. Затем, когда мои глаза привыкли, я постепенно начал различать весьма аскетичную меблировку помещения и единственный источник света в комнате - красную лампу.

Ковёр был скомкан и как тряпка, и валялся в углу. На белых досках пола был нарисован большой круг чёрными чернилами из какого-то странного, люминесцирующего материала, поскольку круг слабо светился и, похоже, был источником дыма. Внутри окружности, а так же через почти равные промежутки по периметру располагались любопытные приспособления, так же заполненные и покрытые этим странным, дымящимся веществом. И как ни странно, они тоже испускали слабое свечение.

Когда я только вошел в комнату, моя первая мысль была о том, что в ней, должно быть много людей; но как выяснилось позже - это были отнюдь не люди. Какие-то существа там определённо были, но они не давали даже шанса причислить себя к человеческому роду. Я определённо столкнулся с живыми, разумными существами - в их уровне развития я не сомневаюсь, и точно могу сказать, хотя не могу быть до конца уверенным, что эти существа были продуктом эволюции абсолютного иного рода, поскольку не имели ничего общего с человеком, являясь в своей сути бесплотными воплощениями, духами, если угодно.

Чем бы они ни были, видимый их облик был доступен моему взору лишь на мгновение. После я не видел ИХ, но всё равно знал, что они всё ещё рядом со мной. Это были те самые существа, один из представителей которых посещал меня несколько ночей назад. Они так близко... Их так много... Теперь, когда тварь была не одна... хор голосов внушал мне жуткие, впечатляющее разум и воображение видения, выходящие за рамки человеческого восприятия. Меня знобило, как в бреду, и пот ручьями струился по моему лицу.

Они плясали вокруг меня. Они были рядом со мной; и позади меня; толкали меня под локоть; шевелили волосы на затылке; их хоровод вращался вокруг меня, но никогда они не прикасались ко мне, меж тем подбираясь всё ближе и ближе. Воздух над моей головой бурлил, кипел, извивался, вибрировал от многоголосого роя путаных шепотов. Пространство будто рвалось на лоскутки, едва с их уст срывались очередные слова. Слава богу, я не понимал их языка, воспринимая это как звук ветра, что-то усиливался, то внезапно ослабевал - это самое точное сравнение, на которое я только способен.

Но природа этих «существ», перевернувших моё представление о мире и из-за которых некоторые детали повествования стёрлись из моей памяти, впечатляла, прежде всего, тем, что каждый из них обладал некой... хм... силой. Она была источником их могущества, тем, что помогало им рассекать воздух и пулей пролетать возле меня. Пространство было наполнено множеством мелких, свистящих, жужжащих вихрей, исторгающих силу. Едва кто-нибудь из этих тварей приближался ко мне слишком близко, я чувствовал, как сжимается моё сердце, как я лишаюсь сил, как это существо наполняет меня своей пустотой - мёртвой, слабой, бесполезной.

Затем мои глаза впервые заметили Смита. Он сидел на полу, упершись в стену, справа от меня, и по его виду было ясно, что он как-то пытался противостоять им, но был сломлен и теперь находится в крайней отчаянном положении. Ужас не коснулся его лица, там было нечто другое... Он плотно сжал зубы и сомкнул уста, что свидетельствовало, что он ещё не сломлен и не потерял контроля над собой. Он был полон решительности, на высшую степень которой был способен человек. Да, он загнан в угол, но он не сдался, не ринулся в объятия страха, он просто ждал возможности... возможности расквитаться.

Я же, в свою очередь, столкнулся с тем, что превосходило не только моё знание, но и моё понимание. Я был в равной степени беспомощен, как и бесполезен.

«Помоги мне вернуться... быстро... в круг...» - услышал я его сдавленный крик, шепотом донесшийся до меня через вихрь дыма.

Моей единственной силой было то, что я не боялся последствий. Я ничего не смыслил в тех силах, с которыми столкнулся, потому не знал, что нахожусь в смертельной опасности. Это и помогло мне. Я выскочил вперёд, и схватил Смита за руку. Из последних сил он сделал рывок ко мне, и благодаря нашим совместным усилиям, он смог отползти от стены и подвинуться поближе к кругу. Из пропитанного дымом воздуха сначала соткалась, а через мгновение - взревела сила, которую можно сравнить только с сильным порывом ветра в горах. Это было сродни взрыву, по крайней мере, тело отреагировало именно таким образом. Жуткий шум наполнил мои уши, на мгновение мне даже показалось, что ветхое здание дома не выдержит такого натиска. Меня отбросило к стене, и тогда я понял, чего добивается ветер - он страстно не желает дать нам шанс вернуться в круг.

Обливаясь солёным потом и срывая дыхание, напрягая каждую жилу в своём теле до предела, нам всё же удалось добраться до круга. Едва мы вошли за его черту, препятствующий нам поток стал настолько силён, что я больше не смог держать за руку Смита. Меня подбросило в воздух и закрутило в неистовом круговороте, отшвырнув в сторону ставень. Этот вихрь... словно был частью большого механизма, целью которого было разорвать меня на кусочки. Я упал, сильно ударившись о стену, но Смиту всё же удалось добраться до центра круга, и даже более того - он медленно поднимался на ноги, принимая вертикальное положение. Я как завороженный смотрел на него в течение следующих нескольких минут.

Он поднялся в полный рост, расправив широкие плечи и откинув голову немного назад. Выражение его лица решительно изменилось. Там не было и следа страха. Он был полон решительности, свойственной хорошему лидеру. Его взгляд словно прожигал комнату, а после он начал говорить... и его голос резонировал с гремящим потоком. Сначала это было больше похоже на хриплый шепот, но постепенно сила его тембра росла, пока он не вернул себе прежнюю интенсивность, свойственную тому его нормальному голосу, которым он разговаривал со мной в ночь, когда впервые навестил меня в моей комнате.

Это был очень странный звук, похожий на звучание дивного, экзотического музыкального инструмента, но никак не на человеческий голос. Чем сильнее была сила звука, тем более я убеждался в том, что вихрь медленно слабеет. Медленно, но верно. Какофония звуков в сочетании с порывами ветра смешивалась с чередом ритмичных колебаний воздуха, и исходный звук был похож на тот, что воспроизводит орган на высоких нотах. Воздух понемногу перестал бурлить, пока вовсе не остановился. В то же время свет, излучаемый кругом, стал мерным и сильным, больше не мерцал и поднимал свои лучи вверх, к потолку, образуя крайне необычный, но прекрасный оптический эффект. Голос Смита тоже понемногу стихал, но в нём чувствовалась такая сила, такое могущество, основанное на подлинном знании тайного искусства, коим он владел без сомнения в совершенстве, будучи мастером, способным подчинить своей воле любую стихию, против которой неведомые твари не могли ничего противопоставить. Это продолжалось до тех пор, пока комната вновь не погрузилась в тишину, вернувшись к своему обыденному состоянию.

Огромный камень упал с моей души. Самое худшее уже позади, поскольку я понимал, что Смит полностью контролирует ситуацию.

Но едва я начал мысленно праздновать победу, и собирался поделиться своей радостью со Смитом, как в тот же миг раздался громкий крик, и я увидел, как Смит рванул из круга и взмыл в воздух - как мне тогда показалось - прикоснувшись к самой пустоте. У меня сперло дыхание от ужаса, и я надеялся, что он всё же опуститься на землю, но вместо этого он глухо ударил кого-то в воздухе, и это переросло в некое подобие сражения, с кем-то, абсолютно незримым для меня. Комната сотряслась от звука мощных ударов.

Они носились по комнате, бросаясь из одного угла в другой, порой в опасной близости от меня. В такие моменты я как можно сильнее вжимался в стену. Нервная дрожь не оставляла меня, потому я по-прежнему наблюдал за столкновением исключительно со стороны.

Весь бой длился всего пару минут, и закончился так же внезапно, как и начался. Смит поднял руки с облегчением, шумно выдыхая воздух через нос. Воздух пронзил дикий, рвущий перепонки визг, и что-то большое юркнуло мимо нас, словно стайка бойких птиц. Задрожали стёкла, готовые в любой момент выпасть из рамы. Всё стихло, уже насовсем, и теперь я понял, что всё кончено.

Смит повернул ко мне своё мертвенно-бледное лицо, и, скорчив кривую улыбку, обратился ко мне.

«Господи! Если бы ты не пришёл... Ты нарушил связь, прервал её... - прошептал он. - Ты спас меня»

Доктор сделал длинную паузу. Он слепо водил руками по воздуху, пока, наконец, не нащупал то, что искал - свою трубку, лежащую на столе. Все пытались соблюдать тишину, боясь внезапного взгляда, который они обязательно увидят, если доктор зажжет спичку. Даже угольки в камине уже угасли, и в зале воцарилась тьма.

Но рассказчик не стал зажигать спичку. Он подбирал момент, чтобы осуществить свои, ведомые только ему замыслы. Он продолжил свой рассказ тихим, спокойным тоном.

«Я совершенно забыл, - сказал он. - Как я вернулся тогда к себе в комнату. Я точно помню, что не спал всю ночь, взирая на пламя двух зажженных мною свеч; и первое, что я сделал утром, так это оповестил хозяйку о том, что я покидаю её дом в конце недели.

Мой древнееврейский трактат так и остался у Смита. Во всяком случае, он так и не вернул мне его в то время, а я больше никогда не видел его с тех пор, чтобы спросить об этом».




Р.У.Чамберс

«Создатель Лун»


Вступление


Ведь во мне уживается и добро и зло, как во всей моей нации, - и я утверждаю, что зло относительно.

(А если оно и существует, то я утверждаю: оно неотъемлемая часть бытия нашего, и моего и страны моей.)

Ничего не существует ради самого себя,

Я утверждаю, что вся земля и все звёзды в небе существуют ради религии,

Я утверждаю, не бывало на земле истинно верующего. И никто ещё не склонился в почитании колен и не вознес молитв достойных,

И никто ещё даже отдалённо не помышлял, сколь прекрасен он сам и сколь надежно будущее.

Я слышал, о чем говорили говоруны, их толки о начале и конце.

Я же не говорю ни о начале, ни о конце.


Уолт Уитмен

Часть первая


Что же касается Лунного старца и Синь, я не могу поведать соискателю знания больше, чем знаю сам. Ныне меня преследуют лишь глубочайшие сожаления, поскольку в своё время я не разобрался со всем, как бы мне стоило это сделать. Эти строки, возможно, смогут спасти множество жизней, в том числе сотрудников правительства Соединённых Штатов, не исключено так же, что и учёную интеллигенцию. В любом случае, по крайней мере, пара человек сможет обрести душевный покой, покинув чертоги томительного ожидания. Конкретность враг неопределённости.

Если же правительство всё же посмеет проигнорировать мои увещевания, и откажется собрать хорошо подготовленную группу специалистов для выполнения операций особого назначения, люди одного из ваших штатов без промедления заставят вас расквитаться за вашу недальновидность, уничтожая всё и всех на своём пути, разоряя поля, сжигая дома превращая всё, к чему бы они не прикоснулись в горстку пепла, чтобы в конце концов не осталось ничего, кроме бесплодной, выжженной пустыни. Мёртвая земля будет там, где ныне раскинулись зелёные леса и бескрайние цветущие луга вокруг кристально чистых озёр в Кардинал Вудс.

В какой-то степени вы уже осведомлены о сути происходящего - все газеты Нью-Йорка пестрили как реальными, так и мнимыми подробностями этого странного дела.

Это правда: Баррис поймал свою удачу за хвост, поскольку большого везения требовалось, чтобы поймать человека, у которого руки по локоть в крови, вернее даже будет сказать в золоте - поскольку карманы его одежды, и его ботинки были набиты золотом, да что там - даже в его зажатом кулаке был золотой самородок. Я заранее обусловил, что это именно золото. Вы же можете назвать данный материал так, как сами сочтёте нужным. Вы также вполне осведомлены, что за человеком в сути своей является Баррис, тем не менее, я начну с самого началу, поскольку имею веские причины опасаться, что не будь у вас полной картины происходящего, вы сделаете не те выводы, которые бы следовало сделать.

Третьего августа сего года я был в мастерской «Тиффани» и консультировался с Джорджем Годфри, занимающегося созданием и разработкой ювелирных украшений. На стеклянной витрине между мной и Годфри лежал, свернувшись в клубок, змей из чистого золота - образец истинного мастерства обработки благородного металла.

- Нет, - отрицательно ответил Годфри на мой вопрос. - Это не моя работа. Но я бы отдал всё, что у меня есть лишь бы научиться делать так же. Это ведь, чёрт бы меня побрал - настоящий шедевр!

- Тогда кто его сделал?

- Я бы тоже хотел узнать хотя бы имя мастера, не говоря уже о большем. Я купил это чудо с рук, у старого прохвоста который живёт в каком то захолустье в Кардинал Вудс. Там, по-моему, ещё Озеро звёзд должно было бы быть неподалёку.

- Озеро звёзд? - переспросил я.

- Я не знаю, как оно называется на самом деле - это местное название. Это не суть важно. Этот потрёпанный жизнью старый койот утверждал, что является представителем мастера, создавшего этот шедевр, этаким бизнес партнером. Я хорошо ему заплатил. И теперь я надеюсь, что наше сотрудничество продолжится и перерастёт во что-то более значительное, на много более значительное. Я уже договорился и считай, что уже продал это столичному музею.

Я медленно склонился над стеклянной витриной, наблюдая со стороны за тем, как мастер своим опытным взглядом, полным восхищения, внимательно осматривал поверхность драгоценного гада.

- Превосходно! - продолжал бормотать он, ласково лелея змея, поглаживая по чешуйкам. - Нет, ну вы только посмотрите на этот рельеф!

Но я уже потерял интерес к змею, поскольку моим вниманием завладело нечто иное. Что-то двигалось, абсолютно точно двигалось в кармане длинного пальто Годфри, вот оно, выглядывает из левого кармана. Оно постоянно шевелиться, болтает крабовидными ногами, и вся поверхность его тела покрыта жестким, желтоватым ворсом.

- Ради всего святого - сказал я, жадно глотая ртом воздух. - Что у вас в кармане? Годфри, это... эта тварь ползёт по вашему пальто!

Он быстро осмотрел себя и взял существо в левую руку.

Я инстинктивно отпрянул, едва он вытащил гадкое создание, держа передо мной так, чтобы я мог внимательнее рассмотреть его. Наблюдая за моей реакцией, его губы расплылись в улыбке, после чего он искреннее рассмеялся и положил неведомое нечто на прилавок.

- Неужели вы никогда не видели ничего подобного?

- Нет, - оправдывая свою впечатлительность, ответил я. - И я очень надеюсь, что не увижу ничего подобного вновь. Что это вообще такое?

- Понятия не имею. Даже если перерыть весь архив музея естественной истории вы всё равно ничего не найдёте, ровно как и не один специалист не поможет вам. Есть ещё, конечно, учёные из Смитсоновского университета, но все они сейчас заняты своими морскими экспедициями. Лично я предпочитаю думать, что это нечто среднее между морским ежом, пауком и самым настоящим исчадием ада, если эти три существа вообще могут как-то сочетаться между собой. Возможно, оно даже ядовито, но я не смог найти ни клыков, ни выделяющих яд желёз. Да что там - я даже не могу в точности сказать, как и чем оно питается, если питается вообще. Как думаете - оно видит, что-нибудь или слепо как крот? Я чего спрашиваю - может эти странные чёрные точки - это его глаза? Хотя у меня странное чувство, что их как будто нарисовали гуашью. Мне проще было бы поверить, что это плод больного воображения какого-нибудь японского мастера-резчика, поскольку только у такого человека хватило бы фантазии создать такое вот чудо-юдо. Я пытаюсь себя заставить думать, что его создала природа, но у меня слабо получается. Если бы он был резной фигуркой, я бы сказал, что ему не хватает деталей. Я понимаю - это звучит как бред, но, по-моему, это существо - лишь часть, или, что ещё более невероятно, одна из частей впечатляющего воображение гротескного симбиота. Иногда мне кажется, что ей одиноко, и она очень сильно жаждет вновь стать единым целым с чем то, от чего зависит. У вас есть какие-нибудь догадки? Я хочу использовать этот экземпляр как образец, чтобы создать что-то по истине уникальное. Я - не я буду, если не смогу превзойти этих чертовски смышлёных японцев!

Существо медленно поползло по витрине в мою сторону. Я сделал ещё шаг назад.

- Годфри, - начал я. - Я готов выполнять любую работу, которую бы вы мне не предложили - я не буду привередничать, но всё же... вы действительно хотите запечатлеть в камне это существо? Я разбираюсь в особенностях восточной культуры, но я всё же до сих пор не могу взять в толк как этот паук...

- Это краб.

- Краб, паук, да хоть кольчатый червь! Б-р-р-р... Вот зачем вам это нужно? Ведь это существо - словно порождение дурных грёз! Оно просто отвратительно!

Мне хватило одного взгляда, чтобы пропитаться искренней ненавистью к «этому». Это было первое существо, которое я возненавидел просто по факту его существования. Некоторое время назад я почувствовал едкий, резкий, неприятный аромат в воздухе, но Годфри успокоил меня, объяснив, что источник запаха - это загадочное существо.

- Если от него столько хлопот, убейте «это» и закопайте где-нибудь подальше от чужих глаз, - предложил я. - И да, к слову, где вы вообще это раздобыли?

- А я откуда знаю?

Годфри опять рассмеялся.

- Я обнаружил этого красавца прилившим к деревянной коробке, в которой лежал золотой змей. Полагаю, старикашка точно в курсе, что это такое и по любому может рассказать гораздо больше.

- Я что-то очень сомневаюсь, что в Кардинал Вудс водятся подобные создания. А если даже и водятся, что-то я совсем перестаю быть рад тому, что мне придётся ехать туда.

- Правда? - спросил Годфри. - Есть желание поохотиться?

- Да, с Баррисом и Пирпонтом. Нет, ну всё-таки, почему вы не предали милосердной смерти это существо?

- Отстаньте от меня - вас охота уже заждалась, не заставляйте ваших друзей ожидать вас, - сказал Годфри, вновь засмеявшись.

Я ещё раз скептически покосился на то, что он называл крабом, и попрощавшись, покинул «Тиффани». Теперь, я навещу его не раньше декабря.

В ту же ночь мы с Пирпонтом и Баррисом курили и перекидывались словами, вальяжно гуляю по перрону Квебекского экспресса, как раз в то время, когда вагоны длинной чередой покидали Центральное депо.

Старина Девид осматривал вагоны с собаками. Не повезло им - они ненавидели путешествовать в багажном вагоне. К их несчастью, ни в Квебеке, ни на Северной колее не было вагонов для животных, или хотя бы охотников; и Девид вместе с тремя сеттерами мистера Гордона, вынуждены были ютиться в узком пространстве багажного вагона почти всю ночь. Кроме меня, Пирпонта и Барриса в вагоне никого не было.

Баррис - аккуратный, упитанный, с красноватым румянцем на лице человек с медным цветом кожи сидел рядом с окном, которое постоянно подпрыгивало в раме в такт движению поезда. Баррис не обращал на это внимание, поскольку он был занят раскуриванием своей душистой, короткой трубки. Его пистолет в кожухе лежал на полке рядом.

- Будучи юнцом с белой шевелюрой и отсутствием благоразумия, - начал сонным, усталым голосом Пирпонт - Мне так и не довелось по ухлёстывать за молоденькими студентками. Может тебе повезло больше моего, а, Рой?

- Нет, - отрезал я, глядя на Барриса.

- Тебе, я так понимаю, приглянулась та молодая особа в спальном вагоне, я прав? - спросил Баррис.

- Абсолютно верно, - ответил Пирпонт.

Я плотоядно оскалился, поскольку она тоже привлекла моё внимание. Баррис провел большим пальцем по своим жестким усам, и, устало зевнув, сказал:

- Вам, ребятки, давно пора спать. Это милое создание, по совместительству проводница, работает на Службу.

-О, - сказал Пирпонт. - Полагаю это твоя коллега? - Если так, то ты бы мог и представить её нам. Ты же понимаешь - дорога ещё длинная, а приятная компания могла бы скрасить нашу... скуку.

Баррис достал телеграмму из своего кармана и долго и так и сяк вертел её в руках, сидя на своём месте, притом странно улыбаясь. Через мгновение он передал её Пирпонту, который спустя пару строк удивлённо приподнял брови.

- Этот сумбур, стало быть, имеет тайный смысл. Это определённо шифр - сказал он. - Судя по подписи, генерал Драмонд имеет к этому самое непосредственное отношение.

- Драмонд - шеф правительственной Службы, - сказал Баррис.

- Что-то интересное? - спросил я, закурив сигарету.

- Что-то интересное, - подтвердил мою догадку Баррис.

- Раз это так интересно - позвольте мне взглянуть.

- Я нарушил вашу идиллию - охотников то всего должно было бы быть трое.

- Ни сколько. Или ты хочешь поговорить об этом? Ммм, Билли? - спросил Баррис.

- Хотелось бы, чтобы с нами не было того очень «перспективного» молодого человека, - ответил Пирпонт.

Баррис проигнорировал его слова. Он достал свой носовой платок, протёр им свой мундштук, несколько раз прочистил сдвоенное дуло ружья проволокой, после чего устало откинулся на спинку стула.

- Пирпонт - обратился он к Билли. - Ты помнишь тот вечер в клубе в США, когда генерал Майлз, генерал Драмонд и я впервые увидели тот странный самородок, который был у капитана Махана? Полагаю, тебе уже известно о нём.

- Да, конечно, - сказал Пирпонт.

- Насколько я помню, это ведь было золото? - спросил Баррис, барабаня пальцем по стеклу.

- Да, это так, - ответил Пирпонт.

- Я был тому свидетель, - добавил я. - Это определённо было золото.

- Профессор Ла Гранж тоже его видел, - сказал Баррис. - Он тоже был уверен, что это золото.

- А в чём суть вопроса тогда? - спросил Пирпонт.

- Ну, понимаешь... - начал Баррис. - Всё же это было не золото.

После нескольким минут тишины, где каждый был погружен в собственные мысли, Пирпонт спросил, какие тесты были проведены.

- Самые обычные - ответил Баррис. - Монетный двор США сделал вывод, что это чистое золото, после них ещё не меньше полусотни специалистов его видели, и все утверждали, что это золото. И всё же это не оно - вернее оно - но как бы ни совсем.

Мы с Пирпонтом обменялись взглядами.

- Теперь, - сказал я. - Специально для Барриса вопрос, столь пораженного «обычными» тестами - что такое золотой самородок?

- Это практически чистое золото, но - Баррис запнулся, подбирая слова. - Но, это всё равно было не золото. Пирпонт, вот ты мне скажи, что вообще такое золото?

- Золото - элемент периодической системы. Металл.

- А вот и нет! Глупый Билли! - раздраженно сказал Баррис.

- Не знаю как сейчас, а во времена, когда я ходил в школу, это вроде было так, - сказал я.

- Это вещество не было металлом в течение двух недель кряду, - сказал Баррис. - И кроме генерала Драмонда, профессора Ла Гранжа и меня – вы, - он указал на присутствующих указательным пальцем, - единственные люди, которые знаете об этом. Есть ещё один человек, посвящённый в это… вернее сказать, уже, наверное, был.

- Вы же не хотите сказать что золото - композитный материал?

- Думаю именно так. Ла Гранж пришел к такому же выводу. Его прошлый эксперимент не дал результатов, но позже у него получилось создать чистое золото. Тот образец, самородок, был изготовлен им лично.

«Это что, шутка такая, Баррис решил развеселить нас? - подумал я. - Или это просто мистификация и манипуляция фактами?»

Я посмотрел на Пирпонта. Он что-то невнятно проговорил о том, что скоро вопрос с серебром решится сам собой и повернулся лицом к Баррису, на лице которого не было и намёка на шутку, поэтому мы с Пирпонтом крепко задумались.

- Даже не стоит спрашивать меня о том, каким образом они делают это, - сказал Баррис. - Я не знаю толком тонкостей производства, я вообще почти ничего не знаю. Но вот в чём я уверен точно - где-то в пределах Кардинал Вудс есть некая негласная группа людей, подполье, которая знает, как делать это золото и что самое важное, кто придумал метод его производства. Господа, вы и сами должны понимать, какую опасность это может нести для всего нашего государства в целом. Процесс производства такого золота нужно остановить. Мы с Драмондом решили, что я вполне подхожу для выполнения данной задачи. Кем бы ни были эти люди и где бы они не прятались - они знают, как изготавливать золото, следовательно, каждого из них следует изловить, после чего - поставить к стенке и пустить пулю в затылок.

- Пулю в затылок... - повторил Пирпонт, являющийся владельцем золотого прииска, который он сам считал убыточным.

- Профессор Ла Гранж конечно сохранит благоразумие. Наука не должна делать открытий, которые бы противоречили устоявшимся правилам этого мира!

- Билли, вам не о чем волноваться. Ваши доходы под надежной защитой.

- Я думаю, - сказал я, - всё же есть какой-то недостаток в методе профессора Ла Гранжа.

- Именно. Он не счёл нужным сообщить о нём до того, прежде чем его отправили на анализ. Он пытался усовершенствовать формулу, разделяя золото на три элемента.

- Он великий человек, - признал Пирпонт. - Но он станет величайшим, если будет держать свой язык за зубами.

- Кто? - спросил Баррис.

- Профессор Ла Гранж.

- Профессор Ла Гранж был убит несколько часов назад. Пуля попала прямо сердце. - Не обращаясь ни к кому конкретно, медленно констатировал Баррис.


Часть вторая


Шел уже пятый день нашего пребывания в охотничьих угодьях Кардинал Вудс, когда Баррис получил телеграмму от конного курьера, прибывшего утром с Кардинал Спрингс - ближайшей к нам телеграфной станции и одноимённой небольшой деревушки, располагающейся по пути следования железнодорожной колеи, соединяющей Квебек с одной стороны, и пересекая чуть севернее три речных потока с другой стороны, в тридцати милях ниже по течению.

Мы с Пирпонтом сидели под кронами роскошных, высоких деревьев, ради забавы заряжая в ружья орехи, камушки и прочую мелочь, годящуюся под шрапнель. Баррис стоял рядом - высокий, загорелый, возвышающийся над нами как гора. Он курил свою небольшую трубку, прикрывая её время от времени рукой, чтобы искры не смогли добраться до наших запасов пороха. Цокот копыт по ещё влажной, утренней траве заставил нас насторожиться. Вскоре курьер уже стоял у нашего порога, привязывая свою лошадь за узду к коновязи во дворе. Его встретил Баррис и взял у него из рук запечатанную телеграмму.

Он небрежно разорвал конверт и вернулся в дом. Когда через пару минут он вновь вышел на улицу, в руках его был новый конверт, вероятно - ответ на послание.

- Доставить как можно скорее, - сказал Баррис, прищурено всматриваясь в лицо курьера.

- Так точно, полковник Баррис, - устало протянул юноша.

Пирпонт смерил курьера взглядом и иронично улыбнулся, провожая взглядом курьера, который к тому моменту уже сел на лошадь, ловко опираясь на стремя.

Баррис вручил ему конверт и жестом попрощался. Раздался глухой ступ копыт, несущийся по лугу, перешедший в звонкий цокот - курьер уже выехал на усыпанную гравием дорогу, отбрасывая большую тень, которая тоже вскоре исчезла.

Баррис вытряхнул пепел из своей трубки, снова набил её и, встав с подветренной стороны, вновь раскурил её.

- Никому не показалось странным, - начал я. - Этот твой курьер - с виду прожженный провинциал - говорит так, словно учился в Гарварде.

- Так он и так учился в Гарварде, - констатировал факт Баррис.

- Всё интереснее и интереснее, - многозначительно протянул Пирпонт. - Здесь, в Кардинал Вудс, и шагу нельзя ступить, чтобы за тобой не наблюдала служба, верно я говорю, а, Баррис?

- Нет, - бесцветно ответил Баррис. - Ты и сам лучше меня знаешь, что тут сплошь зелёная пустошь да одна телеграфная станция на всю округу. Рой, ты сколько пороха используешь для заряда?

Я показал ему свободной рукой на меру сечения в стальном тигле, который я использовал как мерную чашку. Он одобрительно кивнул, сел рядом и взял щипцы.

- Драмонд передаёт привет, - обратился он к нам. - Курьер - мой человек, а вы парни - Баррис указал пальцем на нас с Пирпонтом, - чертовски смекалисты. Чтоб вас! Бьюсь об заклад, что если бы он говорил на местном диалекте, вы бы точно ни о чём не догадались.

- Ну, он старался, - не без иронии сказал Пирпонт.

Закончив обжимку гильз, Баррис посмотрел на результат своей работы - горстку готовых к бою патронов. Затем он взял оттуда один патрон и ещё раз хорошенько обжал его.

- Я думаю хватит. - сказал Пирпонт. - Пережмёшь ещё.

- А ты что, стрелять будешь хуже, если патроны будут отжаты чуть лучше? - заботливо спросил Баррис. - В таком случае - сам бы этим и занимался, а ещё лучше - припахай своего бесполезного служку.

«Служкой» при Пирпонте был чопорный, слегка эксцентричный, тщательно подобранный Пирпонтом в качестве ассистента, молодой британец по имени Хоулетт. Будучи его камердинером, оруженосцем, поваром и личным слугой, Хоулетт делал за Пирпонта почти всё, разве что не дышал за него, хотя и это ставилось под большое сомнение. Однако в последнее время ироничные насмешки Барриса по этому поводу заставили его заниматься некоторыми вещами самостоятельно. К своему удивлению, ему очень даже понравилось чистить своё ружьё от нагара длинным шомполом, хотя раньше он бы не смог назвать это занятие хоть сколько-нибудь интересным. Он зарядил ружьё сначала одним патроном, затем вторым, после обжал ещё несколько гильз, и с чувством выполненного долга отправился завтракать - работа очень способствовала аппетиту. Поэтому, когда Баррис в очередной раз спросил, где его «служка», Пирпонт не стал ничего ему отвечать. Вместо этого он демонстративно порылся в своей сумке, извлёк оттуда мерную чашку для пороха и торжествующе – мол, я и сам всё могу - высыпал чёрный порох в пустую гильзу.

Старик Девид решил проверить собак, и добродушно улыбнулся, когда увидел как Волли, пёс Гордона, возбуждённо махая хвостом, расхаживал грязными лапами по столу, увлечённо сбрасывая со стола патроны, которые катились по траве, рассыпая порох и мелкую дробь.

- Дайте собакам милю-другую - пусть разомнутся, - сказал я ему. - Слышите, Девид? Мы будем охотиться в роще, где-то часа четыре.

- В два ствола, Девид. - добавил Баррис.

- А разве ты не с нами? - спросил Пирпонт, глядя вверх, когда Девид с собаками уже покинул нас.

- У меня своя игра, - лукаво сказал Баррис.

Он взял полную кружку эля с подноса, который принёс Хоулетт, сел рядом с нами и начал медленно, с наслаждением, потягивать пенный напиток. Мы, собственно, занимались тем же и не были настроены на беседу. Пирпонт допил своё пиво и, поставив свою пустую кружку прямо на траву, вновь вернулся к своему монотонному занятию.

Позже мы обсуждали убийство профессора Ла Гранжа, и о том, как достопочтенные власти Нью-Йорка замяли всё это резонансное дело с подачи генерала Драмонда. Теперь, по всей видимости, люди, что были причастны ко всем этим странным событиям, связанным с золотом, скорее всего ещё очень не скоро заявят о себе.

- Я больше чем уверен - Драмонд уже сел им на хвост, - сказал Баррис. - Пусть помнят - бог правду видит, да не скоро скажет.

- Билли, я забыл свой револьвер в твоей комнате. Может, одолжишь мне с...

- Одолжи себе сам, - грубо ответил Пирпонт.

- Мне нужно будет уйти ночью - продолжил Баррис, как бы ни заметив слов Пирпонта. - Своё пончо и запас провизии я тоже заберу с собой - я заберу всё, ну, кроме собак, разумеется.

- Я надеюсь, они не будут скулить всю ночь? - спросил я.

- И я на это очень надеюсь. По крайней мере, пару дней они без меня должны обойтись. Я и сам «нюхач» не самый плохой. Рой, тебе не кажется странным, что в таком чудесном, замечательно месте, филиале рая на земле, так мало живых?

- Здесь прекрасные озера и шумные водопады, которые должны быть полны косяков рыбы, форели какой-нибудь, но, тем не менее, рыбы тут нет, - продолжил за него Пирпонот.

- И только одному Богу ведомо почему, - сказал Баррис. - Я полагаю, люди избегают этого нарочито спокойного, сельского пейзажа по той же таинственной причине.

- А вот для охоты - места лучше и сыскать нельзя, - сказал я.

- Охота превосходна, - согласился со мной Баррис. - Ты видел куликов на берегу озера? Эти бурые, мельтешащие точки - это по любому птицы! А какие здесь поляны...

- Вполне очевидно, что это птицы - сказал Пирпонт. - Ни один человек ещё не осквернил своим присутствием эту землю.

- Вообще-то это не нормально, - сказал Баррис. - Пирпонт, хочешь пойти со мной?

Пирпонт, чьё лицо ещё с ужина налилось хмельным румянцем, заплетающимся языком сказал:

- Я думаю... Это было бы вполне не плохо...

- Это глупо! - сказал я, раздосадованный тем, что он позвал Пирпонта, а не меня. - Разве от этого жирного борова может быть хоть какая-то польза?

- Более чем, - серьёзно ответил Баррис. - Ты же и сам должен понимать - Хоулетт мне тут не помощник. Пирпонт, похоже, тоже был не в восторге, он пробормотал что-то невразумительное и единственное что я разобрал, это невнятные пару букв - г-м...

- В таком случае, - сказал я. - На сегодняшнюю охоту, по сути, отправится лишь один. Превосходно, приятно провести вам время в обществе консервов и комаров. И да, Билли, не забудь взять что-нибудь кинуть на землю, ты ведь у нас неженка - куда тебе спать на сырой земле.

- Билли всё равно пойдёт со мной, - сказал Баррис. - Сейчас вообще не твоя очередь, Рой. Ты пойдёшь в следующий раз.

- Ну, окей - ведь у меня ещё будет шанс?

- Пойду с тобой...? - спросил печально Пирпонт.

- Да, со мной, мой друг. И вообще - хватит уже препираться! Аккуратнее с Хоулеттом, Билли, когда будешь укладывать его в свой мешок - не вздумай положить его рядом с бутылками - перезвону на весь лес будет, - не без удовольствия съязвил Баррис.

- У меня нет бутылок, - процедил сквозь зубы Пирпонт, и отправился собирать вещи для ночной охоты на «плохих людей».

- Всё равно не понимаю... - сказал я. - В этих землях почти никогда не было поселенцев. Сколько человек вообще живёт в Кардинал Спрингс, а, Баррис?

- Человек двадцать, считая телеграфиста, ну и не считая заезжих лесорубов. Они приезжают сюда заработать и столь же поспешно покидают эти места. Их всегда не больше полдюжины.

- И у вас тоже здесь есть «свои люди»? По идее тут под каждый кустом можно роту спрятать...

- Да, мои люди тут тоже есть - наш общий друг, Билли, даже не догадывается об этом. Если вы были достаточно наблюдательны, вы могли их видеть сегодня утром. Затем мы поговорили о здешней растительности и о болоте неподалёку отсюда, пока Пирпонт не вышел из дома с большой сумкой в руках, и не пришло время расстаться.

- Au revoir - сказал Баррис, поправив своё снаряжение. - В путь, Пирпонт. И не ходи по влажной траве - простудишься.

- Если вы не вернётесь до завтра, - начал я. - Мы с Хоулеттом и Девидом пойдём вас искать. Вы же направляетесь на север?

- Угу, на север, - буркнул Баррис, сверяя компас. - Есть тропа в двух милях отсюда и пункт нашего назначения ещё в двух милях сверх того, - констатировал Пирпонт.

- Но, конечно же, зачем нам карта, мы и так найдём путь туда, куда нам нужно, - иронично добавил Баррис. - Не волнуйся Рой, и не теряй самообладание; нам ничего не грозит.

Я понял, о чём он, потому смог привести себя в порядок. Когда походный плащ Пирпонта скрылся в роще, я оказался с Хоулеттом один на один. Он пристально смотрел на меня, а после опустил глаза.

- Хоулетт, - распорядился я. - Возьми патроны и наше оружие - и отнеси в оружейную. И ради всего святого, не урони ничего. Ты ведь не специально выпустил Волли, чтобы насолить нам?

- Нет, что вы. Мистер Карден, сэр... - начал бормотать Хоулетт.

- Тогда будь так любезен - сделай всё, как я сказал, - бросил я и ушел, оставив его в недоумении, поскольку от него никогда не было проблем. Бедный Хоулетт!


Часть третья


Примерно около четырёх часов вечера я встретил Девида в сопровождении своры его собак в зарослях леса. Три сеттера - Волли, Гамин и Миоче от лап до макушки были в перьях. Утром Девид подстрелил пару сонных птичек и одного лесного кулика. Собаки охотились в небольшой рощице и не отходили далеко от Девида, и когда я подошел к ним, Девид как раз пытался зажечь свою трубку, стараясь не выпускать из рук ружьё.

- Девид, как охота? - спросил я, пытаясь удержать равновесие - собаки вились у меня в ногах и скулили, пытаясь выпросить что-нибудь вкусное. – Привет, Миоче. - Я почесал собаку за ухом. - Что с тобой?

- У него в ноге заноза. Я перевязал рану и остановил кровь, но, я думаю, рана всё равно воспалилась. Если ты, конечно же, не будешь против, я бы предпочёл чтобы ты забрал его с собой.

- Я не против, - ответил я. - Возьми Гамина тоже - мне хватит одной собаки, чтобы закончить охоту. Что-то не так, это доставит излишние хлопоты?

- Отчасти.

Птицы гнездились в пределах четверти мили от невысоких зарослей молодых дубов. Тетерева в частности, в основном живут в ольховой роще. Кулики же беспрепятственно бродили по зелёным лугам. А в озере... в озере было ещё что то. Я не могу сказать с уверенностью, что это было, но когда я гулял по чаще, стайка каролинок резко встрепенулись, и тут же ринулась в лес, как будто за ними гналась стайка лисиц, что так и норовили бы ухватить птиц за пёстрые перья.

- Лисы, точно лисы, - подумал я. - Я возьму Волли, остальными собаками занимайтесь сами – у них плохо с дисциплиной и они должны научиться выполнять команды. Я вернусь к обеду.

- И ещё один момент, сэр, - сказал Девид, зажав ружьё подмышкой.

- Да?

- Я видел человека в лесу. Он был там - в дубовой роще - по крайней мере, я думаю, что видел кого-то там.

- Лесничий? Или дровосек?

- Я сомневаюсь, сэр. Во всяком случае - много ли видели узкоглазых дровосеков в наших-то краях?

- Человек восточной внешности? Нет. А ты видел кого-то?

- Я... я не могу быть уверен, что я видел. Не могу сказать точно. Его уже не было, когда я подошел к нему поближе.

- Его собаки учуяли?

- Этого я тоже не могу сказать точно. Собаки... вели себя странно. Гамин лежал на земле и рыл носом листву – думал, почуял живность какую, али ещё чего, а Миоче как раз начал скулить, и думаю, именно в этот момент Волли подцепил занозу.

- А Волли, он тоже скулил?

- Он вёл себя вообще очень странно. У него шерсть встала дыбом от страха, и он даже не погнался за сурком, что быстро юркнул на ближайшее дерево.

- Я думаю тогда понятно - он испугался силуэта в зарослях. Девид, я не хочу вас оскорбить, но ваш азиат – какой-нибудь трухлявый, старый пень или кочка, или куст... Давайте сюда поводок.

- Наверное, вы правы, сэр. Доброго вам дня, - сказал Девид и ушел вместе с остальными собаками Гордона, оставив меня и Волли наедине.

Я смотрел на собаку, собака не отводила своих глаз от меня.

- Волли!

Пёс сел, после чего юлой закрутился на месте, быстро переставляя лапы. Его яркие, карие глаза блестели.

- Ах ты, мохнатый обманщик! - сказал я. - Ну, друг, расскажи, что это было? Дерево? Холм? Холм! Хороший мальчик! А теперь давайте поймаем что-нибудь, и чтобы сделать это - ты должен вести себя максимально тихо.

Волли развернулся на месте и направился в сторону леса. Я последовал за ним. Пёс прислушался ко мне и благородно игнорировал наглых барсуков и ещё тысячу и один запах животных, которыми были исполнен лес. Обычная собака не успокоилась бы, пока не выяснила источник каждого их них. Пожухлые, похоже, не истлевшие до конца ещё с прошлой осени листья шуршали под ногами, путаясь в мелкой листве и сухих ветках, которые с треском ломались под ногами, когда мы шли по роще. Каждый маленький ручеек стремился слиться в один поток, стремясь к озеру, весело подхватив падающие листья, разноцветными корабликами унося алые листья клёна и желтые листья дуба своим юрким потоком вперёд. Прямые лучи солнечного света отражались от глянцевой поверхности озера, пытаясь пробить призрачный барьер, и озарить своим цветом тёмную глубину, где на самом дне, среди мелких, шлифованных водой камешков, сновали туда-сюда занятые своими делами пескари. Сверчки пели в густой, терпкой, зелёной траве. Здесь не было той тишины, которая была в роще.

- Вперёд! - скомандовал я Волли.

Собака устремилась вперёд, сделала оборот вокруг себя, потом круг по зарослям вокруг нас, и в какой-то момент замерла на месте, словно окаменела, и покрылась бронзой, как статуя. Я сделал шаг вперёд, взял пистолет обеими руками, один шаг, второй, третий... может быть, я сделал шагов десять, в то время как огромный рябчик промелькнул в зарослях, устремившись куда-то вглубь леса. Из моего пистолета вырвалось воющее, алое пламя, разнося жуткий грохот по всему лесу, и сквозь тонкую вуаль пороховых газов тёмный силуэт упал с ветки, подняв в воздух облако перьев, таких же бурых, как и листья под ногами.

- Взять!

Волли принялся выполнять приказ. В какой-то момент он остановился, принюхался, выгнул шею, напряг хвост, но тут же преодолел своё желание устремиться вперёд, поднял с земли комок бронзовых перьев, аккуратно сжимая в пасти тушку. Жадно, по-собачьи дыша, он положил птицу мне под ноги и сел рядом, поджав под себя лапы и положив голову на землю. Я уложил тушку в карман, склонился над Волли и почесал его за ухом. Затем, зажав пистолет под мышкой, я жестом указал собаке двигаться вперёд. Должно быть, было уже около пяти, когда я нашел небольшой разлом в скале, устроился на привал и сел на камень, чтобы перевести дух. Волли нагнал меня и сел рядом, устроившись прямо на траве недалеко от моих ног.

- Чего? - спроси я.

Волли поднял лапу, которую я взял.

- Мы так точно не успеем вернуться к ужину, - сказал я. А ведь мы могли бы успеть раньше, если бы не ты. Ты ведь понимаешь о ком речь? Ох, ладно... Как твоя нога, ммм? Посмотри - вот! - Я достал тушку из кармана. - Это наш пернатый друг - если хочешь - можешь поиграть с ним. Просто высуни язык и... ну ты понял, о чём я. Я положу его сюда, на камень, среди веток и мха. Разве ты не хочешь перевести дух? Нет, уже бесполезно брать след и искать путь среди зарослей - запах табака уже перебил остальные запахи леса. Думаю, нам стоит немного вздремнуть, и отправится домой, когда уже взойдёт луна. Ты только представь, какой роскошный нас ждёт ужин! Подумай, как будет волноваться Хоулетт, если мы не вернёмся домой к ужину! Представь, сколько разного и интересного ты сможешь рассказать своим друзьям, Гумину и Миоче! Ты ведь хороший, хороший пёс. И, надо признать - ты утомил меня - я очень устал. Я едва ли стою на ногах и приходится прилагать уйму усилий, чтобы не заснуть прямо здесь.

В отличие от меня, Волли не сильно устал. Он лёг на листья у моих ног, но я всё же подождал, пока он не уснёт, чтобы задремать самому. Вскоре он заснул, действительно заснул, шевеля задними лапами во сне - ему наверняка снилась охота. Я и сам не заметил, как задремал, и мне показалось, что солнце так и не зашло, когда я закрыл глаза.

Волли поднял голову, посмотрел на меня, надеясь, что я проснусь, нервно ударил хвостом с полдюжины раз, надеясь привлечь моё внимание, шуршал сухой листвой, и, увидев, что это не возымело успеха, снова лёг на землю.

Я устало осмотрелся, и только сейчас заметил, в какое чудесное и прекрасное место я выбрал для привала. Это была идеальная, как на картине, круглая поляна, с ровным слоем зелёной одинаково высокой травы. Деревья, что нависали надо мной, казались огромными зелёными великанами. Они окружали поляну сплошной стеной зелени, вычеркнув из поля моего зрения всё, кроме маленького клочка бирюзово-синего неба надо мной. И только теперь я заметил, что я упустил кое-что еще - по центру поляны была довольно большая лужица, озерцо, с прозрачной, кристально чистой водой, на поверхности которой, отражалась, как в зеркале, зелёная трава и большой камень, что стоял прямо на его берегу. Едва ли можно было предположить, что эти деревья, травы, это озеро, эти блики в ветвях надо мной были созданы природой случайно. Я никогда раньше не был здесь, и не Пирпонт, не Баррис точно никогда не рассказывали мне об этом месте. Это было настоящее чудо, эта кристально чистая гладь озерца, изящная в своём великолепии, словно фонтан в римском соборе, словно жемчужина в раковине из зелени. Эти огромные деревья некогда раньше не росли здесь и не характерны для пейзажа Америки. Они подходят для волшебного, французского леса, где поросшие мхом стволы деревьев, а в чарующим полумраке шелестят ветки на безлюдных, одиноких, мрачных полянах, и в сумерках в размашистых кронах нашли свой приют феи и строгие, угрюмые фигуры безгласных теней.

Я лежал и смотрел, как солнечный свет просачивается сквозь запутанную паутину веток, как сияют большие цветы багровых обелий, и лучи солнца скользят по зелёному рельефу листвы, касаясь кристальной глади и превращая воду в чистую, платиновую позолоту, словно философский камень. Птицы тоже были здесь - они блуждали по ведомым лишь им тропам меж крон деревьев, подобно струям пламени, паря и кружась в своих пышных, малиновых одеждах, что носили имя леса, и деревни, и всего что было в округе на пятнадцать миль в любую сторону - вся округа носила гордое имя - Кардинал.

Я перевернулся на спину и посмотрел вверх. Солнце было бледно, как мертвец - да, оно было именно таким. И мне казалось, что я лежал на дне колодца, окруженный зеленью, что словно стены цитадели взгромоздилась надо мной. Я лежал, вдыхая её сладкий аромат, что становился всё слаще, и слаще, и слаще, и я начал думать о том, что за волшебный ветер мог принести запах лилий в такую даль?

Но ветра не было. Воздух был спокоен и нем. Медовая, позолоченная муха села мне на руку. И не было на свете ничего более тревожного, чем эта душистая тишина. Затем, я услышал, как позади меня зарычала моя собака.

Сначала я сидел неподвижно, едва дыша, но как я не старался, я не мог оторвать свой взор от того, что двигалось по краю поляны среди густых зарослей зелени. Собака перестала рычать, она лишь неуверенно поскулила, после чего насторожилась и ощетинилась от страха. Наконец я нашел в себе силы встать на ноги и быстро приблизился к водной глади. Моя собака немедленно последовала за мной. Женская фигура медленно и грациозно повернулась к нам.


Часть четвёртая


Едва я подошел к пруду, тень остановилась. Лес вокруг был настолько глух, что звук моего собственного голоса напугал меня.

- Нет, - сказала она, будто читая мои мысли, и голос её был, звонкий и чистый, как проточная вода. - Я не заблудилась. Твоя прекрасная собака... можно, она подойдёт ко мне?

Прежде чем я смог что-то ответить ей, Волли подошел к ней и потерся своей мордой об её колени.

- Но, ты ведь, конечно, здесь не одна? - спросил я. - Так ведь?

- Одна? Я пришла одна...

- Но... ближайшее к нам поселение - Кардинал, вероятно, более чем в двадцати милях от нас.

- Я ничего не знаю об этом месте, я даже не слышала о нём.

- Сейнт Крокс в Канаде, по меньшей мере, в сорока милях - как ты вообще попала сюда, в саму чащу? - спросил я удивлённо.

- В чащу? - повторила она немного торопливо.

- Да.

Сначала она ничего не говорила, и молча чесала разнеженную собаку за ухом, сопровождая свои действия соответствующими фразами и жестами.

- Мне нравится твой пёс - он так добр ко мне, но... мне не нравится отвечать на вопросы, - тихо прошептала она. - Меня зовут Изольда, и я пришла к источнику, что бы увидится с ним... - она посмотрела на Волли.

Я облегчённо выдохнул. Через пару минут я сказал, что чуть позже станет ещё темнее, но она не только не слышала, она как будто смотрела сквозь меня.

- Это... - невнятно начал я, решив продолжить беседу. - Это прекрасное место. Ты называешь его источником. Он восхитителен, не так ли? Я никогда не видел ничего подобного. Трудно поверить, что природа может создать нечто вроде этого.

- Этого? - спросила она.

- Но разве ты так не думаешь?

- Я не хочу думать. Я хочу, что бы ты оставил меня наедине со своей собакой.

- С моей с...собакой?

- Если ты, конечно, не возражаешь, - сказала она ласково, и впервые посмотрела на меня.

На мгновение наши взгляды встретились, выражение её лица стало серьезным, и понял, что она пристально смотрит на меня. Внезапно она сдвинулась с места и подошла ко мне, не отрывая взгляда от моего лица. Да, там действительно было кое-что. Крошечный полумесяц. Прямо над моей бровью. Это была родинка.

- Это шрам? - требовательно спросила она.

- Эта отметина в форме полумесяца? Нет.

- Нет? А ты уверен? - настаивала она.

- Прекрасно... - протянул я, изумлённо.

- Это родинка?

- Вообще-то да, а почему тебе это так интересно?

Когда она отошла от меня, я увидел, что её лицо было бледно, как мел. На мгновение мне показалось, что она закрыла лицо ладонями; но затем она опустила свои тонкие руки и села на квадратный, плоский камень, который, как оказалось, был почти вдвое меньше озера, и я очень удивился, заметив на нём резьбу. Волли вновь подошел к ней, и положил свою голову ей на колени.

- Как тебя зовут? - наконец решилась просить она.

- Рой Карден.

- Моё имя - Изольда. Я вырезала стрекозу на камне. И этих рыбок, и эту ракушки, и этих бабочек тоже.

- О, ты... Они прекрасны, - но это не американские стрекозы.

- Нет, зато они гораздо красивее. Видишь, у меня есть молоточек и долото.

Она вытащила из маленького мешочка небольшой молоточек и зубило и показала их мне.

- У тебя, несомненно, талант, - сказал я. - Ты где-то училась?

- Я? Меня никогда никто не учил - но я знаю, как это делать. Я вижу вещи, и вырезаю их на камне. Тебе нравится? Подожди немного, и я покажу тебе кое-что интересное. Если бы только у меня было достаточно материала, я могла бы сделать статую столь же прекрасную, как и ваш пёс.

Её молоточек упал в озеро, я наклонился и погрузил руку в ледяную воду, чтобы вытащить его.

- Он там, блестит в иле, - сказал она, наклоняясь ко мне.

- Где? - спросил я, заворожено глядя на её отражение в воде. Поскольку только в отражении я осмеливался смотреть в её глаза. Вода отражала прекрасный опал её лица, густую копну её волос и такие глубокие глаза. Я услышал шелест её одежды, взмах руки и молоток с брызгами вынырнул из воды. Водная гладь снова стала спокойной, и я вновь увидел в отражении её глаза.

- Послушай, - сказа она шепотом. - Ты... ты придешь ещё раз ко мне? К моему источнику?

- Я приду, - пообещал я.

У меня был усталый, слабый голос. Шум воды заполнил мои уши, затем тень стремительно скользнула подле озера. Я протёр глаза руками. Её отраженное на поверхности воды лицо поплыло изломанной рябью, и её отражения больше не было в воде; в воде вообще ничего не было, лишь розоватое вечернее небо и одна единственная, первая, мерцающая звезда. Я встал и осмотрелся. Она ушла. Я видел блеклое мерцание мёртвых звёзд на закате; я видел высокие деревья; я чувствовал неподвижный ночной воздух; и я видел спящего у моих ног пса.

Сладкий запах растворился в ночи. Страх овладел мной и я, выхватив пистолет, рванул через сумерки, не разбирая дороги. Волли следовал за мной, не отставая. На периферии зрения я увидел слабое свечение, но у меня не было ни сил, ни воли остановиться. Пот градом лил с моего лица и всклокоченных волос; в моём разуме царил хаос. Я не помню, как вышел обратно в рощу. Когда я шел по тропе вверх по склону, я увидел силуэт - очертание человеческого лица, смотрящего на меня из тёмной чащи - жуткий звериный оскал, желтого, с высокими скулами и узкими проёмами глаз. Я оцепенел. Волли вновь зарычал позади меня. Затем я споткнулся на ровном месте, когда в темноте пробирался сквозь чащу. Ночь быстро прибывала, и я почувствовал, что задыхаюсь. Мне не хватало воздуха в извилистом лабиринте кустарников и колючей лозы, неспособный найти ту самую поляну, что и загнала меня в эту ловушку. С бледным лицом и весь в ссадинах и мелких порезах, я вернулся домой уже многим позже ужина глубокой ночью. Хоулетт, хоть и позаботился обо мне, но в его глазах всё равно читался упрёк. Он приготовил ужин и для меня, дичь меж тем никто не трогал - тушки так и остались неразделанные.

Девид привёл собак домой сразу после ужина. Я сел на стул подле огня, поставив бутылку с элем на столик рядом. Собаки свернулись клубком у моих ног, устало уставившись на яркое, алое пламя и на красные, словно гроздья калины, стремящиеся вверх, искры, что ливнем брызнули из массивных берёзовых брёвен.

- Девид, - сказал я. - Ты говорил, что сегодня видел азиата?

- Да, сэр.

- Ты до сих пор уверен в этом?

- Быть может, это была лишь игра света и моего воображения.

- Но ты ведь так не думаешь, верно? Какой виски ты налил сегодня в мою флягу?

- Обычный, сэр.

- Больше обычного?

- Около трёх глотков, сэр, как обычно.

- Ты же не хочешь сказать, что в моём виски было что-то ещё, помимо напитка? Например, в него попало какое-нибудь лекарство... случайно, разумеется.

Девид улыбнулся и сказал:

- Нет, сэр.

- Ну... - сказал я. - Это был очень необычный сон.

Когда я сказал слово «сон» - эта мысль успокоила меня. Я умел себя успокоить. Мне тяжело было найти этому такое логическое объяснение ранее, ещё тяжелее признаться в своей слабости.

- Необычный сон... - задумчиво протянул я. - Я заснул в лесу около пяти часов, на той красивой поляне, с источником - в смысле с озером. Ты знаешь, где это место?

- Я не знаю, сэр.

Я попытался описать место как можно подробнее, дважды, но Девид всё равно отрицательно качал головой.

- Вы сказали, вырезанные на камне рисунки? Да, сэр? Я никогда ничего подобного не видел. Если вы имеете в виду новое водохранилище то...

- Нет, нет, нет! Эта поляна многим выше по течению. Может ли такое быть, что люди всё ещё живут между этим местом и Канадой?

- До Сейнт Крокс ничего нет. - По крайней мере, я ничего об этом не знаю.

- Да, конечно, - согласился я. - Когда я подумал, что видел лицо азиата - эта была лишь усталость и игра моего собственного разума. Я был всего лишь перевозбуждён историей, которую ты мне рассказал. Конечно же, никого ты не видел, Девид.

- Наверно нет, сэр, - сказал неуверенно Девид.

Я отправил его спать, распорядившись, что собаки будут ночевать со мной весь остаток ночи. И когда он оставил меня, я налили себе изрядную порцию эля, порция, как бы обозначил её Пирпонт «дабы раскрепостить душу» и зажег папиросу. Затем я подумал и о Баррисе и Пирпонте, и о том, как они проводят эту холодную ночь, поскольку я был точно уверен, что они не станут разжигать огонь, чтобы не привлекать внимания, и не смотря на жар, который исходил от огня, я содрогнулся.

Я расскажу Баррису и Пирпонту эту историю и отведу их к источнику, туда, где камень с резьбой... - подумал я. Какая прекрасная мечта... Изольда... Как жаль, что это был лишь сон...

Затем я встал и подошел к зеркалу и посмотрел на бледное родимое пятно над бровью.


Часть пятая


На следующий день я проснулся около восьми часов, и, сонно прищурившись, флегматично хлебал горячий, терпкий кофе, заботливо приготовленный для меня Хоулеттом. Внезапно Гамин и Миоче начали носиться по комнате и заливаться лаем; и через несколько мгновений я услышал на веранде тяжелые шаги и прерывистое дыхание Барриса.

- Утро доброе, Рой, - сказал Пирпонт, протискиваясь в слишком узкую для него дверь гостиной. - Так! - Пирпонт размял костяшки рук. - Хоулетт! Сегодня я хочу завтрак с восточным акцентом! Эй?! Хоулетт?! А почему ты не сделал кофе для меня? Слышишь? Я хочу сочную отбивную и омлет! Пёсик, милый пёсик, смотри, как он виляет хвостом - он рад моему возвращению!

- Пирпонт. - сказал я. - Это так интересно - слушать тебя и твою болтовню, но всё же - доброе утро. Где Баррис? Видок у тебя, мягко говоря, не очень. Ты что, в озере искупался?

Пирпонт сел на стул и не без усилий и сдавленной брани снял влажные, прилившие к телу носки.

- Баррис за каким-то чёртом звонил в Кардинал Спрингс. Он что, правда не понимает, что привлекает слишком много внимания к себе, да и к нам! Гамин, отвали, тупая псина! Хоулетт?! Ты оглох? Три яйца всмятку и побольше тостов. Так, о чём это я... А, точно, Баррис. Он уже просто помешался на этих златогонах, только про них и судачит, ты понимаешь, часами... Нет, поначалу это было даже забавно, но слушать это в который раз я предоставлю тебе, Рой - для меня это уже за гранью добра и зла.

- Билли, ты начинаешь меня удивлять. Оказывается, ты можешь строить такие длинные фразы и даже верно произносить их? - сказал я с восхищенной иронией. - Неужели ты хочешь сказать, что ещё и сам заряжаешь своё ружье и, боги, - сам стреляешь из него?! Это ты так, чего доброго, и готовить сам начнёшь.

Появившийся из-за двери Баррис подавился от смеха.

- О, привет, - поздоровался я.

Баррис был по уши в грязи.

- Господа, я ни на что не намекаю, но как бы так по мягче... вам бы переодеться. От псины и то лучше пахнет, чем от вас!

- Да уж, пожалуй, - согласился Баррис, подошел к огню и бросил что-то в горящее пламя. Нечто начало извиваться, подобно змее, корчась в предсмертной агонии.

- Я нашел «это» в лесу, не далеко от озера. Рой, видел когда-нибудь такое?

К своему удивлению, и не меньшему отвращению, я уже рассмотрел то существо, что принёс с собой Баррис. Это был брат близнец того странного, паукообразного, юркого создания, что показывал мне Годфри, когда я был в «Тиффани».

- Тяжело не узнать характерный «амбре» - сказал я.

К горлу медленно подкралась тошнота.

- Баррис, чёрт бы тебя побрал! Какого чёрта ты это вообще сюда приволок... Хоулетт! Я есть не буду! Перебили аппетит...

- Это всё здорово, но всё же - это что вообще такое? - спросил Баррис, снимая с плеча бинокль на кожаном ремешке и свою кобуру с револьвером.

- После завтрака я расскажу тебе всё, что знаю, - пообещал я. - Чёрт, дохлое оно воняет ещё хуже... Хоулетт!

- Да, сэр.

- Возьми метлу, совок, и прибери вот это - я показал на обуглившиеся останки в камине. - Делай с этим что хочешь, но сделай так, чтобы я эту мерзость больше не видел. На дорогу выкинь, утопи - только убери с глаз моих!

Пирпонт улыбнулся.

- Что смешного, Билли? - зло спросил я.

Хоулетт вытащил кочергой обугленные останки и, подметя их, удалился. Тем временем Баррис и Припонт уже переоделись и сушили свои промокшие вещи в другой комнате. Девид вышел во двор - собак требовалось выгулять с утра. Закончив с вещами, Баррис вновь занял своё место, сев во главе стола.

- Ну... - начал было я. - Теперь я могу начать свой рассказ?

- Да, Рой. Только одна деталь – покороче, если можно конечно. Эти, как их там, златогоны, на другой стороне озера, за лесом. Сегодня вечером я точно изловлю кого-нибудь из этой «лесной братии». Я не знаю, кто у них там главный. Подай, пожалуйста, поднос с тостами. Спасибо. Но даже если я выбью информацию хоть из одного из этих мешков с дерьмом, ему всё равно не жить. Пирпонт к слову не так бесполезен, как ты думаешь. Хороший парень, хваткий. Тоже хочет в Службу. Рой, как думаешь, осилит?

- Ну, Билли, ну, жучара...

- В точку. Не волнуйся - я ему устрою испытательный срок - быстро передумает. Ладно, забудем пока о нём, ты мне лучше вот что скажи - что это за тварь я притащил с утра пораньше? Интересно, Хоулетт уже избавился от того что от неё осталось?

- А вот мне не интересно, - сказал я безразлично. - Эта тварь мне спокойно поесть не дала.

- Забудь, - сказал Баррис, одним большим глотком выпив свою чашку кофе до дна. - Это вообще не имеет отношения к делу. Лучше поделись информацией.

- Если хочешь, я могу попросить Хоулетта приготовить тебе сандвич с этой тварью. Я думаю, к тостам будет самое оно. Отличная будет закуска под скотч! - огрызнулся я, не найдя понимая в лице Барриса.

Пирпонт пришел довольной и посвежевший после ванны.

- Давай Рой, не томи, - попросил Пирпонт. - Ты вроде вскользь упоминал Годфри и эту тварь? Они как-то связаны? Что этот чудила вообще в ней нашел?

Моя папироса догорела, и я бросил окурок в камин.

- Может это наши узкоглазые друзья развлекаются, а, как думаете?

- Нет, - уверенно сказал Баррис. - Это нечто большее, чем художественный гротеск, не знающий меры ни в своей пошлости, ни в своей жути. Тут другое... что-то гораздо, гораздо большее.

- Это очень похоже на американский юмор - в нём тоже не хватает деталей.

- Согласен, - сказал Пирпонт. - Это лишь осколок... А что там слышно про золотого змея?

- Годфри продал его музею в столице. Вам двоим нужно обязательно видеть его - это настоящее произведение искусства.

Баррис и Пирпонт закурили свои папиросы, а через несколько минут все встали и вышли во двор, расположившись под кронами высоких клёнов, куда Хоулетт ранее принёс стулья и обустроил несколько гамаков. Пришел Девид, как обычно с ружьём на плече. Волли вился у его ног - псу стало намного лучше.

- Итак, вчера вечером, около четырёх часов, мы явно не досчитались кого-то, - начал издалека Пирпонт.

- Рой, - спросил Баррис когда Девид поздоровался и ушел восвояси. - Так чем ты говоришь, занимался вчера вечером?

Я ждал этого вопроса. Всю ночь мне снилась Изольда и та странная, волшебная поляна в лесу, где в прозрачной воде озера я впервые увидел её глаза. Всё утро, даже когда я умылся и привёл себя порядок, я не переставал убеждать себя, что это сон - лишь грёзы, и мне даже думать не стоит искать то самое место с источником и тот камень с искусно выполненной резьбой. Если это лишь сон - разве это не глупо? Но теперь я был в относительном порядке, поэтому, когда Баррис задал свой вопрос, я решил рассказать ему всё, как есть.

- Ладно, парни, тогда слушайте, - начал я. - Я поведаю вам нечто очень, очень странное. Вы можете не воспринимать мои слова всерьёз, и даже можете придумать пару шуток по этому поводу, но прежде я задам вопрос Баррису - Ты ведь был в Китае?

- Да, - сказал Баррис, глядя мне в глаза.

- Много ли ты видел китайцев, которые бы занимались лесозаготовкой?

- Эээ... ты видел китайца? - спросил Баррис в полголоса.

- Я не знаю, что я видел. Мы с Девидом думаем, что не исключено.

Баррис и Пирпонт обменялись взглядами.

- Вы оба ведь тоже что-то видели? Я прав? - потребовал ответа я.

- Нет, - медленно сказал Баррис. - Я не знаю, кого ты там видел, но то, что там точно кто-то был - я уверен абсолютно.

- Вот, дьявол... - сквозь зубы процедил я.

- Что-то вроде того, - серьёзно сказал Баррис. Дьявол, бес, чёрт если угодно. Он из Кюэнь-Ёиня.

Я пододвинул свой стул поближе к гамаку, на котором, растянувшись во весь рост, раскачивался Пирпонт. Баррис протянул мне обеими руками идеально отшлифованную сферу из чистого золота.

- Э-э-э? - протянул я недоумённо, пристально разглядывая удивительный предмет, гладкая поверхность которого были искусно расписана изображениями странным, извивающихся, подобно змеям, существ, как мне тогда показалось - китайских драконов.

- Вот. - Баррис положил сферу мне в ладони, - это сфера, которую ты сейчас держишь в руках, почти полностью покрытая странными гравюрами загадочных существ и китайскими иероглифами - не что иное, как символ культа Кюэнь-Ёинь.

- Где ты вообще достал это? - спросил я, исполненный чувства, что прикоснулся к тайне.

- А кто сказал, что я? Это Пирпонт нашел сегодня утром у озера перед самым рассветом. Так, о чём это я... а, это символ Кюэнь-Ёиня. - повторил Баррис. - Страшнейшего из культов - группы восточных чародеев, и самой жестокой и кровожадной секты, представляющей интересы самого Сатаны на земле.

Мы молча курили наши папиросы, пока Баррис не встал со стула, и не начал ходить по саду взад-вперёд, задумчиво поглаживая свои усы.

- Кюэнь-Ёинь – чародеи, - констатировал он факт, остановившись у гамака, на котором лежал Пирпонт, окинув его взглядом. - Вы не ослышались - я имею в виду именно то, о чём говорю - они чародеи. Я привык верить собственным глазам - я самолично видел, на что они способны, поскольку был невольным свидетелем одного из их дьявольских ритуалов, и клянусь своей честью джентльмена - коль есть и ангелы на свете - и демоны найдут здесь свой приют. Эти люди - уже не люди - они демоны, что продали свои души за обладание силой. Они колдуны.

- Эй, вы меня вообще слушаете? - воскликнул он, хлопнув в ладоши. Вы что, и вправду думаете, что я буду вам лгать? Я что, похож на торговца с центрального рынка, который за десять долларов обещает открыть вам тайны индийской магии, секреты йоги и прочую лабуду? Вы что, думаете это шутка такая? Рой, вот ты умный человек, ты думаешь, я бы стал распинаться тут перед вами по мелочам? Вы должны понять - Кюэнь-Ёинь имеет власть над сотнями тысяч человеческих умов, что незабвенно служат ему, поскольку культ владеет не только телами своей паствы, но и их бессмертными душами. Знаете ли вы оба, что происходит внутри страны, в Китае? Можете ли вы вообще хоть отчасти вообразить, какую опасность несёт это змеиное гнездо для всей цивилизованной Европы? Нет, не задумываетесь. Вы верите газетам, вы слушаете эту дипломатическую дребедень о Ли-Ханг-Чанге и о его Императоре, вам рассказывают истории о столетних битвах на море и на суше, и внушают, будто Япония первая подняла эту локальную «бурю в стакане» в отношении всё участившихся случаев проявления сверхъестественной природы. Но это не так. Вы слышали обо всём этом, но никогда не слышали ни о каком Кюэнь-Ёине. В Европе нет веры - разве что пара бродячих, полубезумных миссионеров. Прислушайтесь к моим словам - как только эти адские врата будут открыты - огненная чума захлестнёт всю Европу от побережья к побережью, подчинив себе больше чем полмира, - и да поможет Создатель оставшейся половине!

Пипронт докурил свою папиросу; он зажег другую и пристально посмотрел на Барриса.

- Им, - сказал Баррис тихо. - Хватило бы и суток для осуществления своих тёмных замыслов, но они ещё не готовы. Я не собираюсь никого из вас убеждать в этом, я лишь предупреждаю вас. Ведь вам кажется, что то, что я только что вам сказал - настолько же не реально, как то, что солнце может погаснуть за один миг. То, что я вам предлагаю - лишь предположение, некая возможность с долей вероятности, что наш азиатский гость, который бегает по лесам - член Кюэнь-Ёиня.

- Предположим, это так, - сказал Пирпонт. - Тогда логично так же сделать вывод, что он как то связан с златогонами.

- Вот и я о чём, друг мой! Я не сомневаюсь в этом не на секунду! - сказал Баррис.

Я покрутил небольшую сферу в руках и внимательно осмотрел узоры, выгравированные на поверхности.

- Баррис, не пойми меня превратно, - сказал Пирпонт. - Но я не могу, правда, не могу поверить в колдовство. Пока у меня за плечами пять лет учёбы Стенфорде, а в кармане - пачка «Герцеговины Флор», я никогда не поверю в это.

- Как и я, - поддержал я Пирпонта. - Я каждый день читаю «Ивнинг Пост» и прекрасно знаю, что мистер Годкин не приемлет... Какого...?! Что с ней не так?

- Что случилось? - мрачно спросил Баррис.

- Почему... почему сфера меняет свой цвет? Фиолетовый, нет, уже малиновый, нет... зелёный! Ради всего святого, эти драконы... они живые! Я чувствую, как они скользят по поверхности сферы!

- Быть не может! - сказал Пирпонт, склонившись надо мной. - И к слову, это не драконы.

- Да, это не драконы! - вскрикнул я. - Это те твари, да, те твари, одну из которых приволок Баррис, смотрите, смотрите... они живые, живые...

- Брось! - властно приказал Баррис. - И я просил сферу на землю. Тяжелый шар почти на половину увяз в топком, влажном торфе.

Все кинулись к сфере, посмотреть, действительно ли она ожила, но она была всё той же - золотой, странной, испещрённый символами и изображениями непонятных существ. Пирпонт, слегка раскрасневшийся от внезапного рывка, тяжело дыша, передал сферу Баррису. Он положил её на стул и сел рядом со мной.

Я присвистнул, вытирая пот со лба.

- Как ты это сделал, Баррис? Это что, какой-то трюк? - спросил я.

Баррис презрительно прищурился. Я посмотрел на Пирпонта. Моё сердце сдалось. Но если это не ловкий трюк, тогда... что?

Пирпонт уловил мой взгляд и тут же понял, в каком неловком положении находится, но всё, что он нашелся сказать, было:

- Это... чертовски странно.

И Баррис ответил ему:

- Ага, чертовски.

Затем Баррис вновь попросил меня рассказать ему мою историю, что я и сделал, начиная свой рассказ с того момента, как встретил Девида с собаками в роще, и заканчивая моментом, как я забрался в тёмную, ночную чащу и то жуткое лицо напугало меня, оскалившись зловещей, призрачной улыбкой.

- Теперь... мы ведь попытаемся найти это место, ведь так?

- О да, и прекрасную леди... Иди на зов сердца, мой милый друг - начал паясничать Пирпонт.

- Не будь козлом, Билли, - грубо бросил я. - Знаешь ли, я лично тебя с собой и не приглашал.

- О, теперь я обязательно пойду, - сказал Пирпонт. - И если ты думаешь, что я совсем уж не знаю правил хорошего тона...

- Завались уже, - прорычал Баррис в сторону Пирпонта. - Это не шутки. Что же касается поляны, о который ты говорил, Рой, я ничего не знаю ни о ней, ни о источнике; правда как и в том, что никто из нас толком не ориентируется в этом лесу. Думаю, нам стоит попытаться её отыскать. Рой, ты ведь помнишь дорогу? Ну, хотя бы навскидку?

- Да, вполне, - ответил я. - Когда выдвигаемся?

- Тебе придётся совершить подвиг, - взялся за старое Пирпонт. - Ты рискнуть своей жизнью, но наградой будет девушка из твоих грёз.

Я встал, преодолев желание врезать ему, и тут же остановил себя в надежде, что он сейчас извинится; но он не чувствовал, что перегнул палку. Он как-то противно, неопределённо захихикал.

- Она твоя по праву первого, - сказал он. - Я обещаю не вторгаться в твои фантазии - я буду мечтать об иных, но зато настоящих дамах...

- Ходу, ходу, - поторопил его я. - Хоулетт сейчас соберёт всё за пару мгновений. Баррис, если у тебя нет других планов - в путь, и тогда мы как раз успеваем к обеду.

Баррис поднялся и пристально посмотрел на меня.

- Что-то не так? - срывающимся голосом спросил я, поскольку заметил, что он внимательно всматривается в моё лицо, и я сразу вспомнил об Изольде и белом полумесяце.

- Это родинка? - спросил Баррис.

- Вообще-то да. А что?

- Ничего. Просто забавное стечение обстоятельств.

- Каких ещё обстоятельств?!

- Твой шрам, то есть, твоя родинка - эта отпечаток когтя дракона, символ полумесяца Лунного старца.

- Что ещё за грёбаный Лунный старец? - спросил я, резко покраснев от гнева.

- Лунный старец, Создатель Лун. Дзил-Нбу. Кюэнь-Ёинь - все до одного герои китайской мифологии. И говорится, что Лунный старец вернётся, чтобы править Кюэнь-Ёинем.

- Простите меня конечно, но это разговор ни о чём, - прервал нас Пирпонт.

Видимо он думал, что чума бредовых мыслей настигла нас обоих, и теперь потешался над нами.

- Господа, ну что же вы - вперёд, навстречу своим мечтам. Баррис, кажется, я слышу всадников. Это по твою душу.

Два потрёпанных, забрызганных грязью странника действительно стояли на крыльце, и как раз собирались спешиться, когда увидели Барриса. Я заметил, что каждый из них был хорошо вооружен - у обоих было по винтовке, и на поясе у каждого находился кольт.

Баррис повёл их в столовую, и теперь мы слышали звон посуды и бутылок, перемежающийся с низким, музыкальным голосом Барриса.

Через полчаса они вышли, козырнули мне и Пирпонту и, лихо оседлав лошадей, поскакали в сторону Канадской границы. Прошло минут десять, Баррис всё не появлялся, и мы с Пирпонтом решили, что стоит найти его. Он молча, с невидящим взором, сидел за столом, гипнотизируя взглядом золотую сферу, что пылала огнём в его руках, и была похожа на раскалённый уголёк.

Хоулетт, по всей видимости, впечатлённый таким действом, широко открыл глаза и слегка приоткрыл рот, восхищённо наблюдая со стороны.

- Можно... войти? - спросил неуверенно Пирпонт, слегка напуганный состоянием друга.

Баррис не проронил ни слова. Сфера вновь вернулась в своё привычное состояние, вновь сдав золотой, но лицо Барриса, обращённое к нам, было бледно, как мел. Затем он встал и выдавил из себя нечто на подобии улыбки, от чего нам с Пирпонтом стало совсем не по себе.

- Принесите мне карандаш и бумагу, - попросил он.

Хоулетт немедленно исполнил его пожелание. Баррис подошел к окну, что-то быстро написал на клочке бумаги, сложил его пополам, после чего открыл верхний ящик стола и положил послание туда, предварительно закрыв его на ключ, который он отдал мне и жестом указал на дверь, мол, пора в путь.

Когда мы снова стояли во дворе в тени клёнов, он как-то странно посмотрел на меня.

- Ты поймёшь, когда придёт время им воспользоваться, - сказал он, ударив ногтем по только что переданному мне ключу.

- Шевелись, Билли. Мы должны найти как можно скорее то место, о котором нам рассказал Рой.

Часть шестая


Было около двух часов дня, когда мы, воспользовавшись предложением Барриса, отправились на поиски таинственного источника. Мы договорились собраться на той самой лесной поляне, в роще, где Девид и Хоулетт уже ждали нас с нашим оружием и тремя сеттерами. Пирпонт периодически подтрунивал меня, без устали рассказывая свои уместные, и не очень фантазии по поводу «леди из сна» - так он её величал. Не смотря на то, что Баррис и Изольда задали мне один и тот же вопрос, касательно моего родимого пятна в форме полумесяца, я всё равно желал получить доказательство, что это был лишь сон, обман, иллюзия, чтобы развеять сомнения в своём собственном сердце.

Как бы там ни было, этому не было иного, рационального объяснения. Мы так и не нашли нужную поляну, хотя в очередной раз проходя мимо, как мне казалось, знакомой местности, мне чудилось, что я вот-вот настигну свою цель. Баррис был спокоен, и не сказал мне ни слова упрёка, пока мы блуждали по зарослям. Нет, даже не так - он был подавлен, что само по себе стало для меня неожиданностью - я никогда не видел его в таком состоянии. Однако, стоило нам провести немного времени в обществе собак, хрустящего, жареного рябчика и бутылки красного, бургундского вина, как его настроение практически сразу же вернулось в норму, поскольку он вновь мог радовать нас своими глупыми, но иногда очень смешными шутками.

- За деву из грёз! - сказал Пирпонт, высоко понимая свой бокал с вином.

Мне это не понравилось - в последнее время Пирпонт действовал мне на нервы. Даже если это был сон - пора бы ему уже успокоиться - его насмешки здорово достали меня за день. Не могу сказать точно, но, похоже, Баррис понял моё состояние, потому попросил Пирпонта выпить свой бокал без излишнего шума, мол, чтобы тот не привлекал внимания хищников, и Пирпонт, с наивность юнца подчинился ему, чем вызвал у Барриса искреннюю улыбку.

- Как там насчёт охоты, Девид? - спросил я. - Поля должны быть полны всякой дичи.

- Прошу меня простить, но на лугах нет птиц, - офицерским тоном заявил Девид.

- Да как это нет? Не может быть такого, - сказал Баррис. - Птицы не кошки - сами по себе уйти не могли.

- А вот и могли, сэр, - почти громогласно сказал Девид, голос которого я почти не узнал.

Мы всё трое с пытливым любопытством посмотрели на старика, ожидая услышать от него дурные, но очень интересные вести. Девид посмотрел на Хоулетта, Хоулетт смотрел в небо...

- Я гулял... - начал старик, отводя свой взгляд от парня. - Я гулял по роще с собаками, всё было как обычно, когда услышал, как кто-то ломится через кустарник. Это был Хоулетт и он быстро шел мне на встречу. Даже не так, он бежал мне на встречу, - продолжил Девид. - Хоулетт, ты ведь помнишь, как бежал, правда?

Хоулетт сказал «Да», откашлявшись в кулак.

- Прошу меня простить, - сказал Девид. - Но будет лучше, если мой рассказ продолжит Хоулетт - он свидетель, а не я.

- Хоулетт, продолжай, - приказал Пирпонт. В его глазах пылал неподдельный интерес.

Хоулетт вновь закашлялся, будто его поймали на месте преступления с поличным.

- Всё, о чём рассказал Девид, правда, сэр, - начал он. Мне было интересно, как Девид дрессирует собак, поэтому я решил проследить за ним. Девид стоял с биноклем в руках возле высокого дерева, когда я заметил, как тень мелькнула в чаще, скрипнула надломленная ветка и собаки тут же пришли в неистовство.

- То есть ты увидел, как кто-то ходить среди зарослей? - спросил Пирпонт.

- Фиг-г-гура, сэр, - объяснил Хоулетт. - Ветка т-т-треснула... т-т-так и было, сэр. Хоулетт подумал, что это странно, п-п-потому я сразу бросился за тенью, но никого не нашел, и решил, что мне лучше и с-с-с... вернуться к Девиду.

- Хэлло, Хоулетт. - сказал Девид. - Хэлло. Прошу прощения за него.

- Он с-с-спросил меня громко, з-з-зачем я пришел. Я б-б-бежал... б-б-бежал, потому что эти ж-желтолицых было м-м-много.

- То есть ты видел там китайца?

- Там был ч-ч-человек. С двуст... волкой. Затеч ч-ч-ч... он побежал, и я побежал за ним, но... когда я был в зарослях, его уже и с-с-след простыл.

Девид похлопал Хоулетта по спине.

- Я расскажу всё остальное, - сказал Девид, когда Хоулетт снова закашлялся и отошел в сторону.

- Продолжай, - сказал Баррис задумчиво.

- Хорошо, сэр. Мы с Хоулеттом ненадолго задержались на небольшом холме с видом на южные луга. Я заметил, что там было целое полчище птиц, как лесных, так и водоплавающих. Хоулетт тоже их видел. Затем, прежде чем я успел поделиться с ним впечатлениями от увиденного, что-то пронеслось под водной гладью и испугало всех птиц. Я испугался, и спрятался в заросли неподалёку, а Хоулетт присел на корточки, как внезапно из леса рванули птицы, заслонив собой почти всё небо. Они были напуганы. Очень напуганы. Все они летели на юг - будто уже была поздняя осень.

Загрузка...