Пепел и страховой бес

Глава 6. Сон – лучшее лекарство

Как всегда непробиваемо благодушный Александр Стрельцов вежливо извинился за ранний звонок. Гриднев, напротив, находился в сквернейшем расположении духа. Даже беспрецедентный повод беседы – новость о безвременной кончине Зураба не смогла его развеселить.

– Ты чего смурной такой? – наконец спросил напрямую приятель, заподозрив, что, может, у Димки близится осеннее обострение.

– Да ну их в тифозный лазарет, – буркнул Гриднев и зевнул.

– Кого? – Стрельцов вспомнил, что тоже не выспался. Скупое розовое солнце лизало штору, но даже блекло-розового хватило, чтобы под веками засвербила резь, тоже захотелось зевнуть во всю пасть, еле сдержался.

– Да всех.

Выяснилось, что расстроил Диму последний закон из сферы медицины. Государство, обеспокоенное демографическим кризисом и первым местом в мире по крайне неприятному показателю, урезало максимальный срок для абортов с шести месяцев аж до трех. В их кругу выигрывал от этого только тот, кто унаследует бизнес Зураба, поставлявшего в розницу гормональные комбинированные оральные контрацептивы: микродозированные и низкодозированные таблетки [15].

– Ничего, зато подтянемся по демографии, – со смешком успокоил Стрельцов.

Гридневу шутка не понравилась:

– Хоть в чем-то опережали Штаты, – горестно приплел долю политики западник Димон. Конечно же, истинная причина дурного настроения крылась в другом. Он поднял на уши все контакты на таможне, даже кое с кем перессорился, кому-то подарил часы «Улисс Хогис», а кому-то «Широн Константен» [16], но выпало зеро. Сиречь, ноль выгоды на стопудовые потуги. А пятнадцать минут назад отзвонился последний хакер, который тоже развел руками – компьютерный след эсеровских медикаментов замело вирусной вьюгой.

– У меня уже в голове перхоти больше, чем любви к Родине, – отмахнулся от патриотического заявления приятеля Стрельцов.

Внезапно Гриднев оживился:

– Саня, а давай контрацептивы выпускать. С понтом из Австралии, будем прогонять через таможню, все чики-чики, комар носа не подточит.

Стрельцов насторожился: таки обострение. Как поется: «Утро туманное, утро седое, мысли лохматые, бредом навеяны…». Вообще-то и Александр сохранял благодушие больше для виду. Его служба безопасности опросила всех окружных водил, авось кто-нибудь… пусть самую мелочь… Ведь этот народец легко меняет работодателя, халтурит, неужели ничего подозрительного?.. И ничего.

– Липовые контрацептивы, – все больше заводился Гриднев, – мы гоним паленку, бабы залетают, вот и восстановление равновесия!

Нет, видимо, у него впрямь обострение.

– Дмитрий, – осторожно начал Стрельцов, – прости, что напоминаю, сбыт такой фигни родит миллион потребительских исков, мои аптеки элементарно прогорят.

– Что ты, что ты? – Заторопился Гриднев, – надо строить сбыт по ларькам, пока их окончательно не снесли. Смотри, твои наработки, мои вложения – очень недурно.

– Капиталов у меня и своих хватает, – осторожно начал Стрельцов. Идея, конечно, безумная, но что-то в ней есть: авось, тычась слепым теленком с этого боку в таможню, удастся повторить путь Эсера, а там и заводик рассекретится.

– Вдвоем больше. А может, я и известным заводиком разживусь… – загадочным тоном тонкого намека на толстые обстоятельства произнес Гриднев.

«Неужели и этот недоделок, сгорая от нерастраченной любви к деньгам, точит зубы на производство Лунгина?», – прибалдел Стрельцов. Только Гриднева в песочнице не хватало. «И так Баев на пятки наступает…» – напомнил себе Стрельцов.

– Ну, что ж, это предложение надо перекурить и обмозговать. Давай встретимся, что ли?

– Где? – охотно согласился Гриднев.

– У меня на складе.

– К чему такая конспирация? – взвинтился Гриднев, с наблюдательного пункта шизофреника мнивший во всем подвох и подставу.

Стрельцов мысленно скрежетнул зубами: «Вот псих, чуть увидит фонарик в отдалении – сразу изобретает, что это снайперская винтовка по его голову, а взмахни в ту же минуту ножом перед мордой – и не заметит».

– Мы же с тобой не лягушек препарируем, – не совсем понятно ответил Стрельцов. В зеркале, висевшим напротив его телефона, отражалось, как мрачнел хозяин, а мрачным его не помнили давно.

– Ну, хочешь в Комитете по здравоохранению?

– Ты сдурел?

– Приемная Лицензионной Палаты тебя устроит?

– Ладно, давай у тебя на складе, через час буду.

Стрельцов положил трубку, достал из нижнего ящика дубового ствола начищенного товарища Макарова и кликнул бойцов:

– Действуем по плану «А».

– Ну, как сказать? – Засомневалась Анастасия, – я в личном смысле жизнь веду нерегулярную, случайную, а главное – очень банальную. Проявился у меня один марафонец, а может, и есть пока. Но это так… – она замялась, – скажем, для здоровья…

– А бывает для чего-то еще? – спросил подследственный таким тоном, что было непонятно, шутит или всерьез.

Капитан озадачилась:

– Хм. Наверное, для души. Но когда это было…

– Угу. – Подследственный издал невнятный скрип, наверное, удобнее устроился на подушке.

– Интересно, – наверное улыбнулся подследственный, – что бы по этому поводу сказали твое коллеги?

Опять шорох простыней, Анастасию явно передернуло:

– Смотря – кто. Один парнишка – вряд ли бы обрадовался. А на самом деле, Сережа, мои коллеги, вернее – калеки, поголовно сволочи, лизоблюды и подхалимы. Особенно майор Горячев, – Настя постепенно заводилась, – этот просто нарыв. И самое удивительно в этом скоте, что он скот от пяток до гипофиза. Но ты, Сереженька, наверное, замечал, что чем человек сволочнее, тем умнее.

Наверное Пепел утвердительно покивал.

– Особенно когда ненавидит. Горячеву дай волю – он мне сделает депиляцию вплоть до мышечной ткани.

Рядом с плавно прокручивающим метры пленки обыкновенным кассетником на столе майора стояло невероятно лохматое от цветных проводков устройство: собранная давно уволившимся умельцем домашняя радиостанция. Такие у радиохулиганов пользовались почетом в семидесятых и, видишь, пригодилась. Пальцы начальника отдела покрывали желтые никотиновые пятна, глаза опухли – тоже сказывалась бессонная ночь. Правое ухо майора согревал каучуковый наушник, левое оставалось свободно – парный наушник съехал на висок. Майор Горячев сжал кулаки в испепеляющей надежде, что эта рыжая выдра Павлова хоть сейчас проколется. Дура же, почему бы ей не проколоться? Если новый шов на сумочке не заметила… Над этим швом долго мучился под страхом наряда на рок-концерт старлей, но сработал халтурно.

– Но нам-то с тобой, милый, какое дело? Ничего противозаконного… – проворковала Настя далеко отсюда, верняк, по-кошачьи прижимаясь щекой к Серегиному плечу.

К сожалению, майор мог только подслушивать, будто частный следопыт-любитель. Видеозапись оставалась мечтой: привлекать к сбору компромата на непокорную девку мощь технического отдела время еще не пришло, это получалось бы уже официальное расследование. Которое, во-первых, майор проводить был не в праве, на то есть специально обученные люди из внутренней безопасности. Во-вторых, результаты расследования не становились бы личной собственностью Горячева, и фиг с маслом майор смог бы превратить такой компромат в обеспеченную старость. Кроме того – просто компромат – это семечки, майор получил бы материальные блага, политические недруги подрезали бы сухожилия партии «Люди России», и все довольны. А официальное расследование – меч обоюдоострый, тут уж у майора высшее руководство спросит, как это он не выявил Иуду в сплоченных рядах?

В итоге он здесь должен чуть ли не подпольно карячиться, а она там всмак в постели кувыркается. Горячев сплюнул: рыжую выдру на мякине не проведешь, чуть что, отбрешется: вербую – и все дела. Мол, метод вербовки у меня самый надежный, древнейший. Разозлить бы ее для верности. Майор забарабанил пальцами по коленке, производя в уме прикидки. Вообще, он был склонен действовать по-простому, особо не заморачиваясь, и поэтому, когда пред его ясны очи с пустячным протоколом предстал лейтенант Игнатик, майор бросился с места в карьер.

– Здравия желаю, товарищ майор, доброе утро. Ой, а что это у вас? – летеха приценил доморощенную подслушивающую аппаратуру.

– Миша, я тебе так скажу, как мужчина мужчине…

Игнатик насторожился, начало разговора ничего хорошего не предвещало.

– Ты выбрал неправильный путь и рискуешь погореть…

Михаил сглотнул, инстинктивно держа дистанцию – от непосредственного начальника разило дешевым табаком и едким потом:

– Простите, товарищ майор, я не…

– Я говорю об Анастасии. То бишь о капитане Павловой.

Лейтенант смутился. Он был чистосердечен и несколько наивен, и даже мысли не допускал, что о его связи с Анастасией известно кому-то, кроме них двоих. По реакции майор понял, что, играя ва-банк, попал в тютельку: поскольку изначально не ведал об этой связи, и только, прослушав постельный разговор Павловой с Пеплом, произвел некие выкладки и рискнул проверить их на прочность.

– А, простите… – От волнения у Михаила заплетался язык. Миша понурил голову, изучать золотящуюся щетину и алые прожилки в белках майора удовольствия не доставляло. Зато на глаза попалась заваленная экономными окурками «Примы» пепельница. «Ого!», – отметил младший лейтенант.

Мятый, но добрый майор Горячев готов был помочь и все сказать сам:

– Я в курсе, – победно объявил командир, – и сочувствую тебе, Миша. Видишь ли, Анастасия – любовница Сергея-Пепла!

Лейтенант открыл и округлил рот:

– Что-о-о?!

– Да, да… По последним оперативным данным…

Михаил с усилием собрал волю в кулак:

– И что?

– Что, что… Не знаем пока. Возможно, она работает на него. Кстати, у тебя в столе лишней магнитофонной кассеты не завалялось?

– Нет, этого быть не может!

– Вот, например, когда женщина старше любовника на тринадцать лет – тоже не каждый день встречается, – поддел провокатор Горячев, красноглазый, словно кролик.

Михаил проявил спортивную выдержку и промолчал. Но майора ни в коем случае не устраивал уход подчиненного в глухую защиту:

– Я чего боюсь, Миша. Она баба сильная, из мужиков способна веревки вить. Я вот думаю – может, она и тебя использовала? И если Пепел несовершеннолетних-то похищал, она могла способствовать… В конце концов, за ним не только это… А ты у нее на поводу…

Майор Горячев говорил обрывочно, но и этого хватало, чтобы лейтенант Игнатик усек намеки непосредственного начальника. Младший летеха опустил плечи:

– И что делать, товарищ майор?

– Ну, прежде всего, нашел бы ты себе другую. Даже искать не надо, у моего приятеля, полковника Мариновича, есть дочка, хорошая девочка. В школу милиции ее не могут принять потому, что она спортивные нормативы не тянет.

– Бегает медленно? – Грустно улыбнулся Михаил.

– Нет, видит плохо. Понимаешь ли, у нее на глазу отслоение сетчатки, это очень неприятно.

– Знаю… – обреченно протянул Михаил Игнатик.

Ему было не понаслышке известно, что такое отслоение сетчатки, у его одноклассницы, Кати Малышевой, диагностировали. Один глаз остается, каким был изначально – у Кати он был карим – а другой, больной, постепенно меняет свой цвет – например, как у нее, на тускло-зеленый, начинает косить, словом, медленно, но верно, умирает. Такую девушку Игнатику не захотелось.

– Благодарю, товарищ майор…

– У нее хороший отец. И приданое немалое: деньги, хата…

– Кривота, – в том же тоне продолжил Игнатик.

От такой наглости майор замолчал, непонимающе глядя на Игнатика.

– Благодарю, товарищ майор, я не достоин такой девушки.

– Это приказ.

– Я…

Но на самом интересном месте беседу прервал телефонный звонок. Миша понял, что беспокоят с небесных высот – майор снимал трубку по особому ритуалу.

Майор Горячев благоговейно приложил трубку к уху, ощутил себя придурком и засомневался в собственной вменяемости:

– Так ведь, товарищ генерал… Нам его приказали выпустить под подписку, – не смотря на полную растерянность, майор по особому ритуалу изгибал брови и говорил с особым придыханием.

– От кого шел приказ? – рявкнул на другом конце провода генерал Гришечкин.

Горячев уже ни в чем не был уверен:

– Э-э-э… От вас, – скорее не ответил, а спросил он, как отвечает учителю не знающий задания школьник.

– Послушайте, майор, – перешло на интимный монотон большое начальство, – неужели вы еще не усвоили, что не было того разговора? Это раз. Теперь уже можно не скрывать, Эсер вкалывал моим информатором, и вот его, который сделал добро вашему выкормышу, убили. И причем убил именно этот скот, Ожогов. Это два. Содержание третьего пункта вы еще для себя не вывели?

– Найти Ожегова, – наугад брякнул майор Горячев, не поверив про информаторство ни на йоту. Хотя, кому какое дело?

– Пять баллов.

У Горячева отлегло от сердца. Тот, кого следовало взять, аккурат нежился на жилплощади Павловой.

– И учтите, Горячев, если вам надоело нести службу в Питере, могу устроить перевод на какой-нибудь курортник. Скажем, Абакан вас устроит?

Майору стало душно, словно в котле папуасов-каннибалов, Горячев сглотнул и нашел ничего лучше, как ответить:

– Спасибо, я подумаю.

– Ну, думайте. В сроках вы ограничены, – строгим и даже слегка металлическим голосом закончил генерал.

Горячев представил, как среди косоглазых хакасов его защемит ностальгия по родному городу, и служивому стало очень неприятно. А тут еще во рту помойка после пачки «Примы». Но ведь брать Пепла рано! Павлова еще не измазалась в грязи по самые помидоры, да и Караванцу такой Пепел, то есть без Лунгиных, и даром не нужен. А на допросах расколоть Ожогова на то, где Лунгины спрятались, нереально: между строк протоколов предыдущих дел Горячев вычитал, что хоть и пытали этого урку прежние товарищи, хоть прессовали от всей души, молчал как черный ящик.

«Бляха-муха, что ж делать?». Майор вспомнил, что младший лейтенант все еще в кабинете, ждет окончания разговора, и майора осенило. Лейтенант Игнатик – вот кто окажется стрелочником. У Мишки личный интерес, ему Павлова нужна, уж Мишка дров наломает. Изнывая от ревности, летеха схватится за ствол, Пепел его и мочканет из самообороны. А когда на Пепле повиснет доказанная мокруха, да еще не бытовуха, а смерть мента, оказывается, при исполнении, Сереженька запоет не хуже Карузо: и куда Лунгиных подселил, и про Павлову любую гадость подпишет. Главное – взять с поличным. Горячев испытал невероятное моральное облегчение и, сварганив на морде выражение «а ля старший товарищ». Открыто глянул в глаза младшему лейтенанту:

– Вы меня слышали, младший лейтенант Игнатик? Это приказ. Уточняю: приказ насчет принять участие в выведении Павловой на чистую воду. А для этого надо наконец повязать того самого Ожогова.

– Я готов, мне даже группа захвата в помощь не потребуется.

– Глупости говорите, Миша. Я не верю, что Ожогов именно сейчас пребывает на кровати в квартире Павловой безоружным, – майор сладострастно отметил, как при последнем допущении у Игнатика болезненно дернулась щека, будто оса укусила. – Убийство Эсера совершено посредством боевого пса, вот и начните розыскные мероприятия с частных псарен. – Майор напустил туману на случай, если молодой останется жив. Тогда сопляк должен сам себе верить, что нарушил приказ. Майор прикинул, не подсунуть ли казачку прослушать запись, но отказался от скользкой мысли. Если что пойдет наперекосяк, эти действия потом могут классифицироваться, как умышленная провокация.

– Вас понял. – Игнатик закрыл за собой дверь горячевского кабинета и решил, что так он это не оставит. Что он имел в виду под такой формулировкой, он пока не знал.

Майор дал Игнатику фору в десять минут, в течении которых Горячеву опять безумно хотелось курить и совершенно не тянуло зевать. Мультиками в ноющем затылке суетились непрезентабельные сцены из абаканской жизни, при этом рапорт об увольнении и пенсионные будни казались еще страшнее.

– Фролов! – завопил Горячев, только на электронных часах сменилась последняя цифра.

В кабинете появился изображающий крайнюю степень погружения в работу, отвратительно бодрый Фролов:

– Товарищ майор, насчет убийства Эсера! Оказывается в тот день Эсер собирался перекодировать сигнализацию в машине!

– Правильно, Фролов, насчет машины подозреваешь. Распорядись там, чтобы служебную к крыльцу подогнали. И всех, кто по кабинетам фигней мается, собери, пусть получат личное оружие.

– Оправдал доверие? – заговорщицки кивнул подчиненный на лохматый от проводков прибор.

– Ты мне зубы не заговаривай, где служебный жигуль?

– Так ребята в наряд на рок-концерт поехали.

– Вызови обратно!

– Так ведь мы из рации блок питания для этого монстра одолжили, – Фролов опять кивнул на раритетную технику.

– Погоди, что ты мне лапшу вешаешь? Концерт же вечером!

– Реконсценировка, привязка на местности, то да се…

– Я вам покажу привязку! – вырос над столом Горячев, – Срочно машину! Кто-нибудь на своей есть!?

– Пока не накопили.

– А это «Пежо» под окнами? Третий день ржавеет! Нет ключей – разбейте боковое окно под мою ответственность! Учить должен!?

Фролов замялся:

– Товарищ майор, с «Пежо» дело не простое… У «Пежо» анонимные автолюбители уже все колеса поотвинчивали, корпус на кирпичах стоит.

Майор угрюмо посмотрел на часы. Отсюда до Павловой на метро двадцать минут, плюс пять пешком. Что бы теперь Горячев не предпринял, он опоздал однозначно. Прощай, Игнатик, и прости за все.

– Тогда хоть кассету для магнитофона найди, – понуро опустился начальник на стул.

– Новую?

– Любую.

Фролова дважды подгонять не понадобилось, испарился мигом. Майор включил допотопную технику, но ежели с утра не везет, то это навсегда. Прибор не ожил, майор пошевелил ногтем красивую, полную хромированных проволочек лампу, она нехотя изнутри засветилась оранжево-розовым, далее мгновенно налилась багровым, палец Горячева ужалила искра, лампа причмокнула, потухла и пустила к потолку сизый сигаретный дымок.

Майор обреченно закусил травмированный палец, а на пороге опять маячил изображающий непомерное служебное рвение Фролов:

– Чистой не нашел, – Фролов двумя пальцами бережно держал кассету. – Зато это та самая группа «Ленинград», которая сегодня дает концертник в СКК. Еле одолжили. Кстати, места в сегодняшнем наряде еще свободны?

Охранник у входа в дом поинтересовался, куда направляется посетитель, и, получив отповедь в виде предостережения не переть против Женевы и не нарушать права человека, успокоился. Вахтер, как он назывался бы раньше, оказался более настырен. Вид старичок имел крысино-прилизанный, как не наказать за такую противную рожу? Делегат Баева Кандид церемониться не стал, предъявив в качестве визитной карточки пушку с глушаком. Оставив консьержа с проломленным черепом подальше от глаз жильцов – под столом встроенной в подъезд будки, взлетев без лифта на второй этаж, посол Баева, потоптался у двери Гридневской хаты.

Наконец Кандид, посмотрев вверх, увидел над электрощитком камеру, но не стал, аки новичок, приводить ее в нерабочее состояние, а развернул на несколько градусов вверх и вправо. И теперь в глазок, не вызывая подозрений, попадала все та же лестница, но уже несколько другая ее часть. «Вот бы еще его бабы там были…», – замирая от предвкушения, тяжело дышал визитер.

Психопатия сыграла на то, что Дмитрий Гриднев оказался первым, кто заспешил перебраться на другую квартиру. Жена и дочка еще вчера съехали из роскошного нового дома на Петроградке, и расставляли вазочки в конспиративной хате на Пироговской набережной. Переезд сопровождался проклятиями жены и подростковым безразличием дочери: при всей трогательной любви к семье Гриднев был рад, что остался один, пусть всего на ночевку, пока в тишине не переберет, как он выражался, паркет. А замечательная, пришедшая в голову идея и оттягивающий карман ПСМ [17] решали все проблемы.

Когда находчивый шизофреник завязывал галстук, входная дверь его хаты ожила длинным мелодичным звонком. «Кого принесло в такую рань?», – Гриднев переложил ствол из кармана за пояс – без пистолета он разве что в сортир ходил. Его право на ношение оружия было одним из самых дорогих разрешений, выданных на территории города за последние лет дцать.

Оптика показывала вместо лестничной клетки площадку между этажами – опять соседский малец нашалил.

– Кто?

– Телефонист, не беспокойтесь, пожалуйста, мы у вас на пару часиков отключим телефон.

– Я лучше тебя отключу! – Гриднев кивнул своему телашу Вовчику на дверь, а сам встал рядом, за широкой спиной, обтянутой черным пиджаком.

Вовчик разобрался с кодовыми замками. Кандид ухнул из ствола. Телаш осел на пол с удивленно вытаращенными бульками. Такой быстрый финал не понравился и самому Кандиду, и подоспевший второй охранник был подбит в ногу. Для верности же Кандид использовал временную меру, а именно легкий вырубающий удар по черепушке.

Гриднева было искренне жаль, когда тот копался в складках живота, пытаясь выудить собственную охранную грамоту. Кандид приблизился, аккуратно поставил на предохранитель и сунул ствол под брючный ремень. Выбросил вперед освободившуюся руку, другой схватил Гриднева за запястье и ловко прижал к стене, поддав коленом в солнечное сплетение. Гриднев только охнул. Избыточная масса спасала от боли, но не от удушья. В таком состоянии проявить искусство стрельбы было сомнительно, тем более посланец Баева воспользовался галстуком, чтобы связать толстяку руки.

Подсобив Диме плавно опуститься на палисандровый паркет, Кандид надавил локтем на сонную артерию, и Гриднев послушно открыл рот, ловя воздух. Кандид изловчился и вставил в хозяйскую пасть кляп, заботливо свернутый из двух носков. Тот же презент получил телаш, оживающий на глазах – крепкий попался, дубина.

– Пардон, забыл представиться, – расплылся в обезоруживающей улыбке гость, – Кандид, может, слыхали?

По перекошенной ряшке Гриднева стало ясно, что слыхал. Гриднев испуганно закопошился, будто собирается червем закопаться в паркет, как в песок. Вид его должен был подействовать на упертого садиста не слабее перца в заднице. Заплывший жиром хорек, зажратый, с рыжеватыми, постриженными под машинку колючими жесткими волосами, раздражал больше всего тем, что его невозможно толком избить. Даже по причандалам не треснешь, попробуй до них достучаться среди складок жира.

Кандид любил бить и не любил, когда это у него не получалось. Но для порядка сначала гость осмотрел квартиру.

– Не бедствуем, здесь у нас гарнитур «Валерия», здесь домашний кинотеатр, кухня от Бултхаупа, а здесь – хрустальная люстра. Фи, уважаемый, вы не в курсе, что хрусталь – дурной тон? Расскажу Баеву, он лопнет со смеху.

Больше никого – скукота. Для красоты Кандид приволок недобитого телаша за простреленную ногу и оставил рядышком с хозяином, чтобы выглядело штабелями. Натекшая кровяная тропинка только пуще возбуждала.

– Ты слыхал, что я – большой меломан, коллекционирую мелодии на мобильниках моих пациентов?

Судя по дергающейся челюсти хозяина, тот слыхал, но боялся не этой простительной человеческой слабости.

– Начинаем концерт по заявкам, – Кандид в коридоре изъял мобилу у заваленного бугая. – Так? «Розовая пантера»? Ты знаешь, что это значит? Это значит, что покойник в душе оставался легкоранимым невротиком. А здесь? – отправив первую мобилу в карман, Кандид экспроприировал сотовый у второго бойца. – Послушаем-послушаем. О! «Танец маленьких лебедей»! Весьма почетно. Свидетельствует о богатом внутреннем мире и несогласии с брутальной действительностью. Слышь, жиртрест, – боец-баевец пнул дрожащее холодцом тело хозяина под ребра, – кладовка где?

Настолько подавленный страхом, что не рискнул игнорировать вопрос, Гриднев замычал, тыча подбородком. Брючным ремнем окольцевав толстяку ноги, и далее следуя по указанному направлению, визитер быстро нашел за велотренажером кладовку и стал деловито рыться в закромах. С лицом, выражающим всемирную скорбь, он осматривал набор латунных шурупов, поломанный аудиоплеер, комплект шампуров, моток гитарных струн, наборную отвертку…

– Что ж у тебя так не густо, домовитый ты наш? – обернулся баевский садист-легионер к хозяину. – Где крупповские молотки, бошевские коловороты, легированные сверла?

Будь у Гриднева чувство юмора и свободный рот, он бы радушно ответил, мол, чем богаты.

– А если жена попросит забить гвоздь, ты что, дядю Васю будешь звать? Месяц тому довелось побывать в похожей квартире, – гость сладко осклабился, и цель описываемого визита стала понятна, – тоже на полках шаром покати, правда, кухонный комбайн «Мулинекс» – это что-то. Так хозяин этой хаты, оказывается, на мобиле держал Бетховена. Терпеть не могу Бетховена! – Кандиду предстояло импровизировать, что тоже приводило в полный восторг. Казалось, от предвкушения кайфа из его рта капает слюна.

Он не поленился пошуровать на верхней полке, и лицо озарилось. Мелодично запевшая острозубая пила удобно устроилась в руке пластиковой ручкой. Гриднев забился выброшенной на берег рыбкой.

– Что, одолевают смутные сомнения? – дружелюбно наклонил голову Кандид.

Гриднев расчувствовано закивал, хлюпая носом.

– И правильно. – Для верности гость заткнул кляп поглубже и зафиксировал-таки запястья Гриднева гитарной струной поверх галстука.

– Помнишь плакаты в гастрономах? Высший сорт, первый сорт, второй, третий… Эх, то ли было время… Ну-ка, что у нас за похоронный марш? – Делегат Баева пробежал пальцем по кнопкам третьего реквизированного мобильника. – Надеюсь, не Бетховен?

Гриднев изо всех сил затряс подбородком, что не Бетховен. Заиграло: «Позови меня с собой, я пройду сквозь злые ночи…».

– Что!? – Кандид посмотрел на пленника, словно на сифилитическую язву. – Ты фанатеешь от такой мерзости?!!…

– Но ведь не из Зазеркалья же у меня двойник объявился? Пусть это маскарад, но маскарад первоклассный, с обязательной кропотливой подготовкой. Фотки мои чуть ли не под лупой изучались. А где еще найти галерею моих профилей, как не у вас в «Личном деле» за семью печатями? Слушай, а возможно какую-то инфу нарыть из журнала учета документов? Посмотришь?

– Что смотреть, я и так неплохо помню, сама недавно расписывалась, – не покривила душой Настя, – и если ты надеешься выйти на оборотня через этот талмуд, то задача крепко усложняется. Сережа, ты в буквальном смысле ходил по рукам. Твое мощное, прости за каламбур, дело по очереди украшало все столы Главка.

– Допустим, – не сдавался Пепел, – а ты припомни, было ли такое, чтобы за последние эдак полгода кто-нибудь из…

– Нет, не было, – перебила Настя, которую Сергей начинал ценить за понимание, – все, как ишачили нищими цирковыми мышами, так ими же и остались. Ты копаешь не в том направлении, говорю тебе. А вот зато, – хитро сощурилась она, потянувшись за пачкой сигарет, – зарегистрирован один странный товарищ.

– Кто такой? – подобрался Пепел.

– Да из Интерпола. Некто Даниил Кутузов.

Слова Анастасии Сергея не обнадежили.

– Интерпол, Кутузов… – задумчиво произнес он, прикуривая по доброму Настиному примеру, – Не вспомнили ли мне кругосветку и кокаинового латиноса? [18] А ты можешь достать его данные – адрес там, фотку? Моих ресурсов на это уже не хватает.

Настя только усмехнулась.

– Боишься? – подзудил Пепел, смекая, что не обязательно Интерпол может ним интересоваться из-за историй давно забытых дней. Ведь недели не прошло, как Пепел пересек в обратном порядке российскую границу.

Анастасия поморщилась:

– Не бери на слабо, я, правда, не могу достать его адрес.

Пепел призадумался. Павлову посвящать в это пока не резон, но подробности обратного путешествия из Австралии носили некую странность, начнем с того, что проигравшегося в пух и прах Пепла стал настырно зазывать поохотиться в Китай на камышовых кошек путешествовавший в соседней каюте важный харбинский чиновник. Причем, сулил безвозмездную спонсорскую помощь.

– Слушай, – оживилась Настя, – не надо идти кривой дорогой. Хочешь узнать Кутузова поближе? Пяток октября – День сотрудника угрозыка.

– А мне казалось, день учителя, – ухмыльнулся Пепел. Он не собирался посвящать Павлову и в парочку других своих задумок, как выйти на двойника.

– Это, в принципе, одно и то же, – автоматически поддержала Настя, – так вот, по поводу слияния сих двух лун в Манеже будет организован небольшой симпозиум, что в переводе с греческого означает «пьянка». Отчеты о победах, показательные выступления и море водки. Чины ниже полковника не допускаются. Но я пройду, потому что партийная. А поскольку мероприятие по размаху, можно сказать, светское, то появляться в одиночестве – дурной тон.

– Настенька, я начинаю опасаться за твое психическое здоровье, – удивился Пепел, – ты что, собираешься чалить в Манеж, к крутым ментам, под ручку с уголовником? Я как бы под подпиской, и дома нос не кажу.

– Я же уточнила – не ниже полковника. Станут синьоры-помидоры приметы всех подследственных запоминать.

Ступни Гриднева покоились почти вплотную к голеням, но все-таки отдельно. Ниже колен тоже линии ног прерывались, и под выступающим из разлохмаченного мяса мослом виднелся липкий от черной крови паркет. С правой стороны пропитанные кровью брюки уже превратились в трусы. Любитель «Позови меня с собой» перестал трепыхаться минуту назад. Аккуратно обезопашенный от брызг кухонным передником Кандид непонимающе отложил пилу. По его расчетам, толстяка должно было хватить еще минимум на кисти рук, но очередной претендент на наследство Эсера ушел в Страну Теней с опережением графика.

Кандид обижено опустил руку с пилой. Борясь с разочарованием, настроился было заняться дожидающимся своего часа подраненным телашом. Впрочем, и здесь, как говорят врачи, он оказался бессилен. Повернув послушную голову, садист досадливо прикусил губу: выкатившиеся глаза и характерный цвет лица свидетельствовали, что клиент задохнулся. Банально задохнулся, насмотревшись происходящего рядом и проглотив два замечательных носка. Таких слабаков пришедшему асу еще не попадалось.

Ладно, еще наверстаем. Поборов искушение подорвать газовую плиту, и пожалев, что дома больше никого нет, Кандид спокойно вышел из квартиры, захлопнул дверь, достал мобильник.

– Алло. Все путем. Прикинь, у этого буржуя настоящая хрустальная люстра. Правильно мы его… Какой адрес?.. Какого завода?.. Ах, завода? Извини, Равиль, забыл – увлекся… Ну что ты лаешься? Может, я у кого следующего этот адрес спрошу?..

Тем временем Стрельцов высмолил пачку «Давыдоффа» и осушил термос с кофе, безучастно созерцая стеллажи картонных коричневых коробок. Задница успела заныть от часового сиденья на неудобном стуле. Неужели Гриднев не придет? Что ж, его счастье, если опомнился. Сподручный Стрельцова, Славик, прозванный Мясом (за предательскую для истинного петербуржца любовь к московскому «Спартаку»), с фигурой, пропорциональной поговорке «Где покушать – побольше, где подумать – поменьше», топтался в шаге от босса, со скуки растирая каблуком в пыль откуда-то выкатившуюся одинокую таблетку. По плану «А» он должен был вроде нечаянно опрокинуть охранникам гостя под ноги бутыль с мутно-зеленой жидкостью и заорать благим матом: «Осторожно, кислота!!!».

Второй охранник Стрельцова, Серп (по фамилии Серпухов) устроился напротив, и, сидя на черной табуретке, преданно рассматривал носки шефовых ботинок. По тому же плану он должен был спешно пристрелить отвлеченных криком охранников гостя. План предполагал и использование реальной кислоты – с ее помощью закадычный друг надеялся выпытать у психа, что тому известно о заветном заводике.

– Ать его! – Процедил Стрельцов, резко поднимаясь со стула и без удовольствия потягиваясь. Сонная истома радикулитно пропитывала тело, а сердце от лошадиной дозы кофеина ломилось в грудную клетку отбойным молотком – атомное сочетание.

Серп вскочил с табуретки и встал навытяжку. Мясо нехотя отвлекся от того, что недавно было пилюлей. Оба соображали, что старшой пребывает в крайне негожем расположении духа, пусть уж лучше бы лыбился по старинке, хотя от привычной улыбочки подчиненных традиционно тошнило.

Стрельцов решил, что опоздание на час – уже за гранью фола:

– На свежий воздух! – отчеканил шеф, – работаем по плану «Б».

Загремела отодвигаемая мебель, заклацали загоняемые в стволы патроны. Мясо нервно закурил.

Шеф занес ногу в сало «Мерса». Серп и Мясо прикрывали его, по правилам только после шефа закатываясь в салон. Мясо прицелился в урну чинариком. Со склада донесся телефонный звонок. «Может, Гриднев? Может, с ним случилось что?», – замешкал Стрельцов. Мясо передумал избавляться от хабарика, и сделал глубокую нервную затяжку. «Тогда бы он позвонил на сотовый,» – прикинул Стрельцов и полез внутрь.

Серп устроился сзади за шофером. Мясо замешкался на долю мгновенья, выбрасывая окурок. Что характерно, шеф страдал морской болезнью и ездить мог исключительно на переднем сидении.

– Черт бы задрал этого психа! – процедил он, захлопывая дверцу. Спать ему хотелось смертельно.

Над направленным взрывом работал не один специалист. Бомба детонировала после второго закрытия дверцы, она действовала по принципу часового механизма тривиальной стиральной машины. Взрыв из-под панели перемолол грудь и башку Стрельцова на фарш, так уснул на веки следующий претендент на наследство Эсера. Серп и шофер, как ошпаренные, выскочили из жарко запылавшей тачки.

– Ты кого-нибудь подпускал к машине? – напустился на водилу Мясо, старательно изображая шок. Сумма с энным количеством нулей еще вчера была переведена доверенным лицом Кости Мурзенко на его счет в банке.