Глава 13 Невезучие

…Разбой, то есть нападение в целях хищения чужого имущества, совершенное с применением насилия, опасного для жизни или здоровья, либо с угрозой применения такого насилия, – наказывается лишением свободы на срок от трех до восьми лет с конфискацией имущества или без таковой… (Статья 162 УК РФ)

– Жучки тебя ни разу не подводили? – Пиночет, скомкав, выкинул макдональдсовский пакет из-под гамбургера.

– Бывало. Но это ничего для нас не меняет. Проверить мы все равно должны.

С каждым шагом все дальше остается за спиной памятник пострадавшему от голубей Грибоедову, все крупнее вырастает внушительная коробка Театра Юного Зрителя. Таныч Соков и Пиночет идут по серым плитам аллеи к помпезному зданию сталинской эпохи. Навстречу мамаши катят агукающие изнутри коляски, под деревьями парка носятся спущенные с поводков виляющие хвостами собаки и детвора с развязавшимися шнурками, вдоль аллеи продают шарики и пирожки, а впереди, возле ТЮЗа, взлетают, раскачиваются, крутятся-вертятся аттракционы Луна-парка. И еще сюда добавь погожий день.

Рыжая длинношерстая такса положила на пути парочки сучковатый дрын, предлагая поиграть – вы кидаете, я нахожу и приношу обратно. Пиночет еле сдержался, чтобы не пнуть рыжее диво под ребра.

– Ласка, Ласка, ко мне! – звал таксу пацаненок, но длинношерстая его не слушалась.

– Есть бесспорный факт, – говорил Соков, подозрительно рыская глазами по сторонам. – Вензель не пропускает ни одной серьезной кошачьей выставки. И на этой его тоже ждут.

– Знавал я факты и беспорнее, – пробурчал Пиночет, утирая салфеткой испачканные гамбургером пальцы и губы. – Как правило, потом они оборачивались туфтой. И приходилось лезть за стволом и добывать новые факты самому.

На прозрачный намек, заключенный в словах Пини, Таныч не отреагировал – не потому что не понял намека, а потому что привык за последние дни к скрытым и явным угрозам до полной нечувствительности.

– Если Вензеля там нет, – спокойно объяснил Соков, – возможна корректировка основного плана, – садимся за столик, – он показал на затесавшийся среди каруселей и качелей тент, который прикрывал от небесных напастей пивную для отцов семейств, – сосем «Бочкарев» и ждем до упора. До закрытия выставки. Шанс захватить Вензеля вместе с котом упускать нельзя. Потому как вот тебе еще один бесспорный факт – старому мухомору наплевать на свою жизнь, у него нет родни и близких, вместо детей и внуков у него коты. И приставь к кошачьей голове вороненое дуло, старик выложит тебе все, о чем ни спросишь. Вот единственно возможный подход к старому авторитету. Другие подходы успеха не дадут.

Они уже поднимались по каменным ступеням широкого тюзовского крыльца. По бокам часовыми маячили ноздреватые монументы комсомольца и комсомолки. У каменного парня на спине читалось ругательное слово.

– Чего ж никто до тебя не додумался? – выковыряв языком меж зубов и выплюнув остатки гамбургера, скептически скривился Пиночет.

– Шаблонность мышления. Боязнь нестандартного хода. Общая неразвитость воображения. Вот тебе основные причины.

Честняком купив билеты, они вошли в тюзовское фойе, где и разместилась, как выразился Пиночет, «выставка достижений кошачьей промышленности».

На котов западали преимущественно юркие пегие старички и расплывшиеся дамы закатного возраста. В корзинках попискивали розовоносые котята. Взрослые породистые коты и кошки предпочитали сопеть в две дырочки, закрыв глаза, чтобы не видеть окружающего безобразия. Только у одной дамочки худой черный кот гневно вращал янтарными глазами и шипел, как проколотая шина. А вообще, каких тут только мастей не было – сиамские и ангорские; серые, сизые, каурые, буланые и гнедые; тупомордые и лысые…

– Вот он! – громко заявил Пиночет, едва они ступили пару шагов по тюзовскому фойе. И уверенно двинулся, ледоколя плечами тусующийся на выставке народ. На ходу расстегивая кожаную куртку, доставая из-за пояса пистолет, передергивая затвор.

Таныч держался позади, и хотя пиджак расстегнул, светить оружием пока не торопился. И правильно делал.

Пиночету еще оставалось с десяток метров до плетеного кресла, до прямой стариковской спины, над которой на куриной шее торчал седой затылок, когда на высокой ноте завизжала женщина. На редкость мерзко, и на ее визг стали оглядываться. А она не просто визжала, она при этом показывала пальцем на пистолет в руках Пиночета. И тут же проснулись и акапельно на разные голоса замявкали хвостатые раритеты.

Два мордоворота в черных очках, дежурившие слева и справа от старика, обернулись и слаженно запустили пятерни подмышки, будто их синхронно кусают блохи.

Пиночет вскинул правую руку, и пистолетный ствол два раза пыхнул огнем. Выстрелы, не смягченные глушителем, встряхнули парящий под сводами Театра Юного Зрителя аллергический кошачий пух. Охранники, не успев достать оружие, повалились: один с дырой во лбу, другой – с простреленным глазом.

Пиночет же так и шел дальше, держа руку вытянутой, готовый нажимать на спусковой крючок столько раз, сколько понадобится.

Женщина, переполошившая выставку, захлебнулась своим визгом и, теряя плачущих котят из корзинки, побежала на второй этаж, будто кому-то было интересно ее догонять. Вот разлетелось зеркало. Вот кошачьим когтем ранило невозмутимый фейс типичного британского стюарда, пытавшегося удержать в руках взбесившегося от ужаса перса-экзота. Падали на пол хозяева кошек, кто-то из них прижимал к себе своих хвостатых питомцев, чуть не ломая хребты, большинство же спасало самих себя, а кошки и коты с истеричным мявканьем разбегались кто куда. Клочьями витала кошачья шерсть.

Патроны закончились, когда Пиночет достиг плетеного кресла с вжавшимся в него Вензелем. Пина выщелкнул пустую обойму, готовясь загнать новую.

Человек, одетый рыжим клоуном, выступил из-за колонны, доставая из огромного кармана желтого, в синий горошек, комбинезона короткоствольный пистолет-пулемет. Пиночета ничто не могло спасти: он и не успевал перезарядить свое оружие, и вообще не замечал клоуна.

Соков какой-то миг боролся с искушением позволить клоуну прицельную очередь по напарнику... Из-за этого Таныч чуть припозднился, и рыжий комедиант смог поднять пистолет-пулемет на уровень глаз. Но больше он уже ничего не смог. Первая пуля Таныча Сокова выбила трещотку из белых перчаток клоуна, а вторая зарылась в рыжий парик. Клоуна отбросило на колонну... потом он сползал по ней, оставляя на мраморе темную дорожку... и замер, лежа на спине, повернувшись нарисованной улыбкой к потолку...

А Пиночет за шкирятник волок старичка Вензеля к застекленному выходу из театра. И стрелял по этим стеклам, уже издали пробивая себе дорогу наружу. Тратить время на открывание дверей ему не хотелось.

– Стой! – рыкнул Соков.

Но тщетно. Пина находился под такой дозой адреналина, что не слышал. С хрустом давя осколки стекла, Пина перетащил сухонького старикашку через опустевшие рамы и выволок на ступеньки театрального крыльца.

– Пшел вон! – Пиночет стряхнул с ноги вцепившегося в брючину толстого рыжего котяру.

В этот момент запыхавшийся Таныч догнал своего подельника.

– Это не Вензель! Слышишь, не Вензель!

– Вижу! – заорал в ответ Пиночет.

– Куда ж ты его тогда тянешь?! – опешил Соков.

– Я его, вошь бацильную, наизнанку выверну! Я из-за него, козла, чуть не подох! – Зрачки у Паши Полякова были сейчас, как у наркомана, на поллица.

– Нам надо ноги уносить, Паша! – Таныч схватил Пиночета за плечо и как следует встряхнул. – Опомнись! Кидай его к бабаю, и валим!

– Я – хозяин выставки, – пришел в себя и заелозил сухонькими ножками старичок, который со спины действительно – вылитый Вензель. А вот лицом ну нисколько не похож. – Ребята, отпустите, я отблагодарю...

– Ну-ка, божий одуванчик, живо, – гипнотизировал Таныч старца, – докладывай, сколько тебе заплатил Вензель за карнавал?

– Я возьму вас в долю, только не надо стрелять! – мямлил ветхий пленник, не слушая, что от него хотят.

– Быстрее колись! – Ствол Пиночета нащупал старческий копчик.

– Я возьму вас в долю. Пятьдесят процентов ваши!

– Долю от торговли могильными участками?! – измывался Пина.

– Выставка – это ширма? – проснулся в Таныче Сокове профессиональный интерес.

– Мы переправляем в Финляндию... необработанные алмазы... в кошачьих желудках... Пятьдесят процентов ваши...

– Мало. – Пиночет вдавил спусковой крючок и разнес лжеВензелю голову на черепки под стенами Театра Юного Зрителя.

Уже потиравший руки Соков от растерянности только крякнул.

* * *

Редкие древние монеты, не золотые десятирублевки времен упадка Российской империи, которым красная цена сто двадцать долларов за штуку, а империалы и золотники, аккуратно расфасованные по целлулоидным мешочкам, ездили по лакированному капоту «Saab 9-3 Sport Sedan» пригоршнями, вынимаемые из кожаного потертого баула с одной стороны авто и, отметившиеся в описи, ныряли в кожаный баул с другой.

Поток монет периодически иссякал, и им на смену приходили штучные вещи.

– Коронационная медаль, портретная, Павел Первый, золото? – звонко гремел и эхом отражался в периметре стен голос Сони. Дочь антиквара пребывала в родной стихии, глаза рдели азартом, губы налились соком желания.

– Есть, – после секундной заминки доставал из баула медаль безымянный банковский хранитель ценностей.

– Есть, – принимала Соня медаль, ставила в ведомости галочку и прятала раритет в свои закрома.

Второй, а по статусу первый, представитель «Илимбанка» – бородач в однобортном пиджаке – ворочал шеей туда-сюда, будто болельщик в пинг-понг.

– Икона «Знамение Пресвятой Богородицы». Оклад – серебро, украшен натуральным жемчугом, драгоценными камнями, восемнадцатый век, двадцать шесть на тридцать два сантиметра?

– Есть! – Банковский кассир рявкал надсадно и устало. Его голос оседал вместе с поднятой десять минут назад прикатившим «саабом» мелкой кирпичной пылью.

Зато голос Сони, бодрящий, словно призыв горна, взмывал под самые крыши выстроившихся каре четырехэтажных руин. С иконой Соня торопиться не стала. Прежде чем черкнуть в ведомости птичку, так и сяк осмотрела в лупу:

– Есть. – Ожидать, что банкиры подсунут фальшак, оснований не было, но береженого бог бережет. Соня была сегодня даже краше, чем во время посещения «СевЗапЯк-альянса», хотя эксклюзивные шмотки пришлось вернуть.

Пепел откровенно любовался Соней, впрочем, не забывая пасти окрестности.

– Копия посмертной маски фараона Тутанхамона из собрания государственного музея Эрмитаж. Золото пятьсот восемьдесят шестой пробы?..

Курирующий мероприятие со стороны банка Георгий Мартынович, хоть и был облачен в однобортный пиджак «Onegin» (на две пуговицы), мало походил на лощеного банкира, как привыкли представлять эту особую породу по телевидению. С видом скорбного глубокомыслия, оттопырив пухлые губы, бархатно вишневевшие в его черной бороде, он провожал взглядом сверяемые по описи кассиром и Соней драгоценности. Правда, иногда Георгий Мартынович отвлекался от завораживающего блеска золота, платины и камней, и без тени страха начинал водить головой, пытаясь отгадать, где в окружающих площадку расселенных мертвых домах засели снайперы противоположной стороны.

Без снайперской поддержки такие дела не делаются. Кроме того, не зря ведь противоположная сторона воспользовалась пунктом договора 124А: «Банк обязуется за счет собственных средств обеспечить доставку оставляемых в залог ценностей в соответствии с описью в любое указанное клиентом место в пределах административных границ Санкт-Петербурга».

В силу каких-то особых причин, возвращая с процентами кредит, противоположная сторона не пожелала получать обратно залог в самом банке, а избрала двор-колодец определенного под капремонт здания. Может, просочилась информация о неприятной истории с сибирскими векселями?

Такие меры предосторожности могли бы вызвать у Георгия Мартыновича улыбку, если бы он с юных лет не научился контролировать мышцы лица. Что с того, что худощавому командиру противоположной стороны каждые три минуты на мобилу приходят эсэмэски, явно, от замаскированных постов наблюдения? В данный момент служба безопасности банка держит здание в кольце, и как только Георгий Мартынович получит залоговые документы и убедится в их подлинности, начнется операция по возврату.

Золотые побрякушки из баула оценены экспертами в тридцать миллионов долларов, явившийся за ними гражданин Сергей (специально пробивали по всяческим базам) никому на финансовом рынке не известен, а значит, не является представителем какой-либо реальной силы. Так неужели же «Илимбанк» должен расстаться с тридцатью миллионами долларов только из-за того, что у какого-то паренька в руках оказалась бумага «на предъявителя» и он вернул кредит с процентами? Это просто смешно.

В ухе Георгия Мартыновича зудел маленький приемник. Служба безопасности докладывала, что кольцо сжимается, что благодаря неформальным контактам с сотрудниками мобильного оператора точки отправления эсэмэсок пеленгуются исправно, однако обнаружить и нейтрализовать пока не удалось ни одного бойца из группы поддержки противника.

Еще на ухо Мартыновича приходили копии получаемых худощавым сообщений: «Не упускай из виду», «Кто подставил Кролика Роджера?», «Летят журавли», «Револьверы молодых» – что значили эти кодированные сигналы, было непонятно, впрочем, и не важно, поскольку операция близилась к завершению.

– Кольцо с голубым сапфиром в три карата? – бережней чем предыдущую ювелирку уложив в баул маску фараона, продолжала балдеть от собственной значимости Соня.

– Есть!

– Есть.

– Все? – увидев, что Соня сворачивает опись в трубочку, для порядка поинтересовался Сергей, хотя и так было ясно, что это – все. Золото и брильянты весом в страшную сумму долларов полностью перекочевали из одного баула в другой.

– Попрошу залоговые документики, – лениво буркнул Георгий Мартынович, он только что получил на ухо сигнал сдвинуться вправо, чтоб не загораживать цель уже для своего снайпера. Банковские ребята выдвинулись на окончательные позиции.

* * *

Пахло сыром и базиликом.

– Знаешь, почему мы не видим носящихся по городу машин с мигалками на крышах и Вензелевскими торпедами внутри? Почему на перекрестках не маячат неприметные с виду личности, украдкой поглядывающие на наши с тобой фотки? Почему нам никто не мстит за кошачью выставку, которая наверняка находилась под крылом у Вензеля? Почему мы довольно свободно, то есть, не отстреливаясь на каждом шагу, перемещаемся по городу?

– Ну, и почему?

– Я тебе сейчас скажу об этом. – Пиночет навертел на вилку макароны, макнул в плошку с соусом, отправил в рот и с хлюпаньем запил красным вином. Вытер губы салфеткой. – Потому что Вензель знает про нас не меньше, чем мы знаем про самих себя, вот почему. Он знает, что раз мы борзанули замахнуться на него, то уже не отступимся, пойдем до края, потому как край у нас отныне только один. Он понимает, что у нас остался последний и единственный шанс – взять Вензеля, выпотрошить его на сведенья, а потом шантажировать полуживыми вензелевскими мощами его корешей и подельников, чего-то там от них требуя. Раз Вензель думает так, как я только что сказал, то незачем ему носиться за нами по городу, мы сами придем. И он знает, когда и куда мы придем.

– Ты имеешь в виду Кировский стадион? – Таныч Соков задумчиво отщипывал кусочки от пиццы, которой уже наелся, и без аппетита забрасывал в рот.

– Да, я имею ввиду парад старых автомобилей? – Пиночет кивнул – Вензель не сомневается, что в следующий раз мы придем за ним именно туда. Нам некуда больше идти. Мы не знаем других мест, где верняк объявится человек, за которым мы охотимся. И недаром в эту бесплатную газетенку, которую ты сегодня приволок от метро, заряжена статейка, а в ней так ненавязчиво упоминаются фамилии спонсоров ретропробега. И среди этой кучи сверкает фамилия Вензеля.

– Думаешь, статья – его работа?

– Не сомневаюсь. А ты, если не веришь, смотайся к газетному ларьку и купи ворох всякой всячины. В каждой второй газете будет про парад – спорим на сто долларов?

– Почему именно на сотку?

– Потому что у меня карманные деньги кончаются. И будь уверен, он подготовится к встрече.

– И поэтому мы отменим визит к автомобилистам? – Таныч Соков взял пакетик с неиспользованной приправой к пицце, насыпал в томатный сок. Попробовал… Ну и дрянь же вышла! Брезгливо отодвинул сок.

– Нет, мы ничего не отменим. – Пиночет куском лепешки протер испачканную соусом тарелку и, отправив лепешку в рот, удовлетворенно рыгнул. – Мы отправимся как раз туда, где нас ждут.

– Зачем? – Таныч удивленно вскинул брови.

– Затем, что Вензель точно будет там, не сможет не быть. Во-первых, для него западло бегать зайцем от двух одиночек. А во-вторых, он не откажет себе в удовольствии поглядеть вблизи на наши перекошенные бессильной злобой физиономии за миг до нашей с тобой смерти.

– Ну, будет и будет! – начинал раздражаться Таныч. – Нам-то зачем лезть?!

– Затем, что когда снова подвернется такой случай, я тебя спрашиваю?! Разве ты знаешь, где и когда в следующий раз мы сможем приблизиться к Вензелю?

– А здесь сможем, да?! А как же быть с твоими завереньями, что Вензель нас будет ждать, расставив посты и раскинув сети? Нас же прибьют еще за километр до кресла с Вензелем.

Изведя на тщательное вытирание пальцев последнюю салфетку, Пиночет бросил бумажный комок в стоящие на полу пустые коробки с надписью «Итальянский ресторан на дому».

– Вот и Вензель уверен в том же. Вы сходно мыслите. И в этом ваша ошибка.

* * *

– Попрошу залоговые документики, – лениво буркнул Георгий Мартынович, он только что получил на ухо сигнал сдвинуться вправо, чтоб не загораживать цель уже для своего снайпера. Банковские ребята выдвинулись на окончательные позиции.

У Пепла тоже пискнул телефон: «Операция „Ы“ и другие приключения Шурика». Всю эту мишуру – сигналы с разных точек – обеспечивала катающаяся на верной «пятерке» вокруг квартала Маша, да и полуразрушенный квартал был выбран не из-за безлюдности, а только из того соображения, что вокруг можно было кататься в обоих направлениях. Какая-никакая, а видимость обеспечения безопасности – Пепел не верил, что банк легко расстанется с заложенным золотом Акелы. А содержимое сигналов при всей загадочности значило только одно: Маша взяла у метро бесплатную телепрограммку и зачитывала вечерние сеансы.

По тому, как банковский работник сместился, Сергей понял, что сейчас начнется самое неприятное. Исполненный чувства выполненного долга кассир снял с носа очки и забрался на заднее сидение седана. Он подозревал, что сейчас произойдет, и заранее зажмурил глаза – безымянный протиральщик штанов боялся вида крови.

– Попрошу вернуть документики, – повторился Георгий Мартынович, протягивая для подписи «Паркер»; лоб финансиста посыпало, будто корью, капельками пота.

Сергей, словно и не слышал, взвесил в руке баул. Тяжелее, чем штанга.

– Шеф, до метро не подбросишь? – типа пошутил Пепел, сам же стал так, чтобы закрыться от попадания эсвэдэшки с оптическим прицелом. Или из чего там целится засевший с той стороны подвального окна не последний банковский герой. Вон, линза на солнце сверкнула.

– Сонечка, забирайся в «сааб», мотор свободен, – стал претворять сочиненный заранее сюжет Пепел.

Соне хватило ума послушаться, она прытко скользнула на переднее сидение, к рулю, на законное место Георгия Мартыновича. И тот возмущенно затряс смоляной бородой, пухлые губы бессмысленно шлепали, не находя слов. Снайпер промедлил, не имея инструкций на такой поворот ситуации, а далее Соня оказалась защищена затемненным стеклом. Сергей, прикрываясь тушей Мартыновича, по земле доволок неподъемный баул и рывком забросил Соне под ноги.

– Послушайте, вы!.. – залился краской гнева чернобородый и ухватил Пепла за плечо.

– Это ты меня послушай, дядя. – Пепел забрал и утопил в нагрудном кармане «Паркер», затем поймал финансиста за грудки правой рукой, а левой сунул под нос купленную по неправильной цене у ромал лимонку. – Видишь, колечко от этого фрукта в пыли валяется? Так что старайся, милый, чтоб со мной ничего худого не приключилось. Закрывай могучей горбатой спиной и широкой впалой грудью!

Бородач еще яростней зашлепал губами и затряс головой, будто в ухе проснулось осиное гнездо. Пепел плюхнулся на заднее сидение и втащил бородача за собой. Лопнуло заднее стекло, и тут же с арбузным хрустом лопнула голова кассира, обдав всех кровавой слякотью. Банковские герои получили приказ никого не жалеть.

– Жми! – крикнул Сергей.

Но еще громче рявкнул бородач:

– Газуйте!!! – Он понял, что для банковского начальства его жизнь по сравнению с тридцатью зелеными миллионами – копейка.

Соня выбрала ручной режим переключения, электроника не смогла сдерживать порыв мотора, заранее перенаправляя его усилия на следующую передачу. Турбомотор и пятиступенчатая автоматическая коробка выдали 5500 оборотов, машина рванула с места и носорогом понеслась в арку.

– Не туда! – скомандовал Пепел, имея в виду вторую арку, да поздно.

На всем ходу седан впилился в кованую решетку, мешающую посетителям с улицы справлять в бесхозном дворе малую нужду. Бородач и Сергей крепко клюнули носами, но лимонку Пепел не выронил. Засопела обволакивающая Соню противоаварийная подушка. Решетка за потрескавшимся лобовым стеклом с недовольным скрипом расползлась на две половинки, жалобно дребезжа обрывками цепей. Жаль, авто сломалось намертво, а то бы их только и видели.

Соня находчиво заколкой для волос вспорола подушку, одной рукой выхватила из кожаного нутра золотую маску фараона, а другой поволокла, вздымая алебастровую пыль, сам баул.

– Брось, дурочка, надорвешься!

Выбирающегося из машины Пепла бородач поймал за ногу.

– Не уйдете! – шмыгал Георгий Мартынович расквашенным носом и шепелявил потерявшей два зуба при ударе о подголовник челюстью.

Этот скучный человек цеплялся за Пепла, как за жизнь. Сергей стукнул олуха по темечку кулаком с зажатой лимонкой, и от того, что ладонь вспотела, рубчатое железо выскользнуло и покатилось под сидение.

Сергей обогнал Соню в три прыжка. Поймал за шиворот и затащил за угол. Днище баула не вынесло издевательства и лопнуло. Огненно играющей на солнце лавой золото поползло по асфальту во все стороны. И тут шарахнуло внутри машины, из проема арки на проезжую часть пулями засвистели осколки лобового стекла.

– Амба, – выдохнул Сергей в том смысле, что самое страшное позади. Он ошибался.

Сухой угрожающий треск пошел сверху, и парочке на голову посыпалась штукатурка.

– Уматываем! – опять потащил за шиворот Соню Сергей, теперь на дорогу строго перпендикулярно стене.

А дом ходил ходуном, из верхних окон, треща, будто кости в дробилке, выпадали пустые рамы. Скрипели пережевываемые оседающими плитами подгнившие деревянные перекрытия, взвивались вымпелами лохмотья шершавых обоев. Все быстрее и быстрее. Наконец, дом устал сопротивляться, что-то внутри зычно надломилось, кирпичные стояки потекли вниз, все быстрее, быстрее; почву потряс могучий удар. И спасшуюся парочку закружило в водовороте цементной пыли. Залепило глаза, нос и уши.

Только пыль чуточку осела, проморгавшийся Пепел впереди по дороге увидел бегущих к нему во всю прыть дюжих молодцев, явно банковского разлива, сзади не жалеющий шин, спешащий на подмогу жигуленок, рядом Соню, напудренную пылью, как гейша. А под ногами – вышвырнутую воздушной волной икону «Знамение Пресвятой Богородицы». В знамения верит любой, вдоволь покорячившийся на зоне. Поэтому Пепел не пожалел столь безумно ценной в этой ситуации секунды, чтобы нагнуться и подхватить сувенир – напоминание об ускользнувших тридцати миллионах.

Оказывается, у Сони тоже сохранился сувенир – как только парочка забралась в «пятерку» и банковские бойцы исчезли в пылевом тумане, Соня расцеловала золотую маску Тутанхамона. А из расползающейся туманом пыли вдогонку чахлому жигуленку выныривали хищно скалящие радиаторы инкассаторские броневички.

Переулки, мусорные баки, из-под самых колес выпрыгивающие кошки...

Колдобины, мусорные баки, переулки... А погоня на хвосте неотступно!

Гаражные коробки, грунтовка, мусорные баки...

– Давай к Ледовому дворцу! – надрывался в самое ухо приросшей к рулю Маши Пепел. – Там столько частников вдоль подъездов паркуется, что инкассаторам не протиснуться! – И уже сам себе с риторическим удивлением: – Медом для меня в этом дворце намазано, что ли?!

Сергей оказался прав лишь наполовину. Если броневичек боднет елочкой выстроившийся ряд легковушек, то они, возмущенно взвыв сигнализациями на разные лады, очень даже посторонятся. Но фору в минут пять идея подарила.

– Блин-компот! Как говорил мой приятель Игорь: «Попытался заглянуть в себя, но помешали гланды». Сережа, мы же теперь в мешке. Банкиры верняк все выезды перекрыли! Что нам делать?!

– Может, пока сходим, развеемся? – Пепел невинно кивнул на афишу. Что-то там про рок-солянку и выпускной бал плюс белые ночи и фестиваль «Алые паруса».

– Весь этот рок-н-ролл! – возмущенно начала Маша…

* * *

Они обогнали «форд», который, судя по его дряхлости, мог помнить и самого создателя автомобильного конвейера – Генри Форда-человека. Но, где надо, пафосно сверкал хром, и отражали лаком солнце рихтованные борта.

– Не нервничай. – Пиночет на секунду оторвался от пролистывания ветхой книжонки с оторванной обложкой, взглянул поверх нее на Таныча. – От нас каких ходов ждут? Или, думают, мы проникнем в толпе простых зевак, или, думают, захватим на трассе один из этих драндулетов, запихнем труп шофера в багажник, напялим его очки и въедем на праздник, каная под участников. На худой конец, они даже могут учитывать и такой вариант: мы добываем ментовскую форму, напяливаем ее и под видом охраны правопорядка подбираемся к Вензелю.

Они обогнали мототрипед, о существовании которых люди уже подзабыли, а вот, гляди ты, один уцелел. Трибуны при виде щуплых автомонстров из прошлого разражались приветственными лозунгами и жаркими аплодисментами, скорее благодушно, чем с подначкой.

– Наш вариант они никак не учитывали на инструктажах, а это значит, что телаши к нему не готовы, – продолжал разглагольствовать Пиночет. – Рядовые Вензелевской пехоты сами не дотумкают, для них это слишком сложно. А Вензель, будем надеяться, не сразу сообразит, что к чему, потеряет время. Ну, а нам много времени не надо.

Они обогнали «бентли» апельсинового колера, за рулем которого восседал важный дедок в белом развевающемся кашне. Дед повернул лицо, закрытое очками-консервами, к обходящему его автобусу и поднял в знак приветствия руку. Водитель автобуса, одноразовый наркоман, нанятый Пиночетом, посигналил в ответ нечто футбольное.

Это был один из тех «пазиков», в которых в семидесятых-восьмидесятых гаишники, усиленные отрядами дружинников, рейдовали по улицам города. В «пазики», чьи окна были заклеены плакатной агитацией, тащили нарушителей дорожного движения и, прежде чем взять с них штраф, мурыжили разъяснительными беседами. И внутри «пазики», кстати, тоже были обклеены агитплакатами про правила дорожного движения. А еще эти автобусы заезжали в школьные дворы, и инструктора от ГАИ проводили со школьниками уроки ПДД. Ну и так далее…

Самое смешное, что Пиночету не пришлось угонять «пазик» в полном смысле этого слова. Он просто зашел на одну из стоянок гаишного автотранспорта, сел в «пазик», который там всегда стоит – то ли его берегут для музея, то ли используют как учебный класс для молодых автоинспекторов – и поехал в город. И никто его не остановил.

Никто их не останавливал и здесь – на празднике старого автомобильного железа. Одни принимали «пазик» за полноправного участника ретропарада, другие – за действующий милицейский транспорт. А кто-то принимал и за пункт питания, потому что Пиночет приляпал на дверцу картонку «Горячий кофе» и вывесил за окно пакет с пластиковыми стаканчиками.

К автобусу подбежал тип в выцветшей шляпе и постучал в окно.

– Бутерброды кончились! – в щелочку отрезал Пина.

– Мне бы стакан…

– Стаканы – бесплатно, – сделал широкий жест Пиночет и повернулся к соратнику: – В жизни каждого мужчины бывают такие минуты, когда он очень жалеет, что – за рулем.

Прав Поляков-Пиночет, на этой штуке они могли долго и безнаказанно разъезжать среди автовеселья. Могли… если бы не одно «но»: рано или поздно «пазик» попадется на глаза Вензелю. А тот не глуп. Поэтому Пиночету и Танычу Сокову не следовало откладывать задуманное.

– Послушай, какими стихами древние гаишники людям мозги прочищали. – И Пиночет зачитал из лохматой книжицы: – “Когда увидел красный свет, постой, остановись. Рискуешь под колесами закончить свою жизнь”.

– У нас в Храме Голубя каждый второй новообращенный бумагу стихами пачкал. Иногда такие перлы загибали…

– И я, мой друг, в отрочестве не чуждался рифм. Вот послушай – под Пастернака:

Мело с немытой головы во все пределы.

Стакан пылился на столе.

Башка болела.

На даму пахло изо рта,

И жар соблазна

Сникал, как тесто из квашни,

Боясь заразы.

Таныч многозначительно промолчал. Про себя напавшее на Пиночета балабольство Таныч объяснил мандражом. Пина бросил книжицу на одно из дерматиновых сидений салона.

– Ну, а теперь нам пора браться за дело… – Как ни в чем не бывало, Пина заслал патрон в патронник.

Очевидцы потом рассказывали, как это выглядело. Машины – участницы ретро-парада – выстраивались на асфальте гоночной трассы, готовясь несколько раз объехать по кольцу стадион имени С. М. Кирова. Гудели клаксоны, весело подкалывали друг дружку шоферы, кто-то пытался исправить неожиданно обнаружившиеся неполадки, много людей с камерами снимали старт автопробега, довольно много пришло поглядеть на автопраздник простых горожан – с детьми, с женами. Приходили большими компаниями, причем в этом случае карманы у зрителей внушительно оттопыривались, а между лавками уже погромыхивали пинаемые пустые бутылки. Вот-вот должен был прозвучать выстрел стартового пистолета. Царила атмосфера праздника, никакого нервного напряжения в воздухе – все-таки не «формула-один», а увеселительное мероприятие. И тут…

«Пазик», раскрашенный в желто-красные цвета, со смешными пожелтевшими агитплакатами в окнах, вдруг начал набирать скорость. Он выехал на обочину, пролетел белую черту на асфальте с надписью вдоль нее «Старт», резко повернул, пересек дорогу и, сбив деревянную ограду, влетел на территорию, отведенную под гостей категории «вип».

Захрустели под лысой резиной «пазика» пластиковые столики и стулья; одетые с продуманной роскошью люди бросились врассыпную. А сбесившийся автобус влетел под зонтики, где находились места для самых почетных из почетных гостей. Здесь наконец опомнились службы безопасности – и милиция, и телохранители отдельных персон открыли огонь по спятившему водителю. Попали – и автобус на полном ходу врезался в буфет, сметя стойку, повалив стенку с заманчиво играющими на солнце бутылками, раздавив пивную бочку, отчего в небо взметнулся пенный фонтан.

Но чуть раньше автобус преподнес еще один сюрприз. Из окон «пазика» вылетели несколько гранат со слезоточивым газом. Вип-пространство заволокло молочно-белым дымом, от которого глаза засыпало невидимым песком, а носоглотку заполнила мерзкая, перцем щиплющая слизь. Надрывались милицейские свистки. Вопили и визжали женщины, кричали мужчины, плакали дети.

Но ветер разогнал ядовитый туман, вип-гостей под охраной провели к их машинам и отправили по домам, и милиция начала следственные действия по факту теракта на празднике старинных автомобилей.

И главное – праздник был безнадежно испорчен.

Очевидцам так и осталось неизвестно, что же на самом деле произошло, кто и против кого злоумышлял. Потом в одних газетах писали о психическом приступе, внезапно поразившем шоферские мозги, о найденном у шофера шприце с лошадиной дозой, в других – о том, что отказали тормоза и неопытный шофер не смог справиться с ситуацией, в третьих… да стоит ли обращать внимания на то, что пишут в прессе.

А истина была проста: Пиночет и Таныч Соков в противогазах выскочили из автобуса и под слезоточивой завесой быстро обежали вип-трибуну. Вензеля среди гостей не было. И тогда парочке пришлось убраться не солоно хлебавши, уже думая только о целостности своих шкур. Впрочем, они заранее подготовили отход: рванули на стоянку – не на вип, а обыкновенного автотранспорта – где рано утром припарковали неприметную краденую «шестерку». На ней и удрали, и никакой погони за ними не было.

Просто Вензель в тот день опоздал. Причиной опоздания стала банальная автомобильная пробка, которая, как баня, уравнивает простолюдинов и королей. Если бы Пиночет и Соков потерпели еще пять минут, то все бы у них выгорело.

Как ни странно, Пиночет не слишком расстроился.

– Главное, что мы целы и невредимы. А Бог троицу любит, – сказал он взбешенному Танычу. – В третий раз старикашка Вензель от нас не уйдет, если не подкачает жучок, который ты зарядил в костюм Волчку.

– Значит, ты усек, как я ему жучка прилаживал? Я-то решил, что тебя тогда, кроме подмены мобил, ничего не задевало.

– Я многое усекаю, – самодовольно оскалился Паша Поляков.

Загрузка...