Пепел и золото Акелы

Глава 6. Проба сил

?Москвич? довольно быстро сошел с дистанции, его водила умел сматываться, но не догонять, и не вписался в первый же поворот. «Волга» тоже показала плохой результат – привыкший к бээмвэшным услугам шофер не справился с отечественным управлением и поцеловал столб. А вот микроавтобус долго сидел на хвосте, как репей. Но все равно «лендровер» продемонстрировал лучшее время, на некоторых участках трассы развив скорость до 130 в час, и ушел дворами.

– В общем, письмецо с какими-то цифирками отправлено некоему иксу, кому – ответ знает только Пепел, – со вздохом улыбнулся Пиночет. – Ну, вот, теперь я перед тобой, как лысый в бане. Авось и ты мне всю правду о себе откроешь.

– Я – охотник-одиночка, – равнодушно процедил Таныч, но ствол убрал под ремень.

Оторвавшиеся от погони, они истекали липким потом в раскаленном салоне «лендровера» (Акела не починил кондишн), – Пина спереди, Таныч сзади. Вдоль Московского проспекта шелестели пыльными листьями тополя. Рядом в клетке-ларе с арбузами скучал продавец, по виду сущий ваххабит. Чуть дальше разморенные прохожие косились на выставленные в витрине мобильные телефоны.

– Не могу не восхищаться, насколько изобретательный пошел народ. Это ты – охотник-одиночка? Да от тебя ладаном за версту… И повадками ты чересчур на безвременно нас оставивших братьев Фрола энд Силантия смахиваешь.

Таныч Соков на это ничего не сказал. Пусть Пиночет считает, что у Таныча за спиной грозная сила – Храм Голубя, меньше козней замышлять станет. Таныч выбрался из «лендровера» на асфальт – машина уже засвечена, как вскрытая кассета с фотопленкой. Если за Пиночетом идет такая бодрая охота, то машину разумней бросить прямо здесь. Танычу захотелось здесь же оставить и Пашу Полякова, предпочтительно, с ножиком между ребер, но не было гарантий, что гонимый отморозок излил душу до последней капли. Подождем, никуда он не денется.

Пина вышел через левую дверь и бережливо поставил машину на сигнализацию, будто связывал с ней какие-то планы.

– Минуточку, – широко улыбнулся он. – Заглянем? – Рука указала на салон мобильной связи. – Подзарядиться надо.

Таныч предпочел держаться слева и чуть сзади. В таком порядке они зашли в салон, где было чуть прохладней. Пиночет, проходя мимо охранника, вынул руку из кармана. И рукояткой «береты» (?Надо было обыскать!? – запоздало укорил себя Соков) саданул бедолаге по носу.

– Стоять! Бабки сюда, живо!!! – наставил ствол Пина на обмершую с капающим на прилавок мороженым кассиршу.

Два посетителя, разглядывавших полки с моделями, как в кино, подкошенно рухнули на пол. Там уже лежал носом в узорную плитку охранник и старательно притворялся, будто лишился сознания. А под люстрой продолжали танцевать в воздухе три мухи.

– У нас крышей малышевские… – пролепетала кассирша. Ее белоснежная блузка мокро прилипла к телу, и стало заметно, что дама не носит бюстгальтер.

– Сначала всех продырявлю, а потом трупаками в пасьянс сыграю, – оскалился грабитель, – чтобы баллистическую экспертизу пустить по ложному следу.

Кассирша от страха уронила мороженое. Пиночет хохотнул, перегнулся через стойку и стал выгребать свободной рукой купюры из кассового ящика. Замерший у дверей Таныч тревожно озирался в поисках видеокамер. Но зря – хозяин салона экономил на безопасности.

У ряженого в дешевую синюю форму истекающего кровавыми соплями охранника вдруг запиликала мобила. Мелодия «Розовая пантера». Пина отвлекся от кассового аппарата, присел на корточки. В том месте, где пульсировала лиловая жилка, ствол прилип к виску распростертого человека. Пленник покорно и медленно вынул из кармана мобильник, оттолкнул по узорной плитке подальше от себя и даже, ерзая ужом, попытался отползти от компрометирующего предмета.

Пиночет со смаком топнул по чужому телефону. «Розовая пантера» заткнулась. Пиночет, обезоруживающе улыбаясь, вернулся к кассе.

Таныч просекал, что подельник с умыслом запутывает нового знакомого в уголовку, чтоб на всякий случай превратить в одного поля ягоду, а заодно и проверить, насколько Таныч нуждается в товарище, да и вообще, что за божий человек – Таныч. Лады, Таныч запомнит должок.

Несколько горстей денег Пина рассовал по карманам. Последний ворох купюр швырнул под потолок, и бледно-зелено-сине-красные бумажки осыпали лежащих осенними листьями. Когда Пиночет стал рукояткой пистолета громить стенды и рассовывать модели по карманам, Соков молча повернул на выход. Это уже был не грабеж, а клоунада.

Понятно, опять пришлось воспользоваться Акеловским «лендровером». Таныч поколебался, не сесть ли за руль, но что-то в хребтине советовало не поворачиваться к Пиночету спиной. Пиночет эти колебания вроде бы отметил, во всяком случае, загадочно хмыкнул, и машина порулила прочь. Короче, ситуация разворачивалась в соответствии с замыслом Сокова. Пиночет наглел, в их паре он тут же повел борьбу за лидерство, и Танычу оставалось только осторожно подыгрывать, изображая неповоротливого исполнителя чужой воли. В скором времени Пина должен зайти на следующий виток и попытаться перевербовать Сокова. Соков и здесь будет играть пластилиново.

Таныч решил не спрашивать, куда они теперь направляются, пусть Пиночет поступками дорисует недосказанное. Они приехали на набережную Карповки, и «лендровер» был остановлен на самом виду.

Из репродукторов гремело:

Трехпалубный теплоход «Маршал Гречин» белым бортом терся о причал питерского Речного вокзала, точнее об ожерелье масляно-черных автомобильных покрышек. Зеленая вода с одинаковым усердием лизала и белый борт, и серый бетон. На волне качались апельсиновые корки и окурки. Возле трапа на причале кучковались молодые крепкие парни в черных жилетках поверх цветастых рубах. Лакированные штиблеты блестели ярче, чем янтарного отлива перила сходен.

У тех, кто приближался к трапу, билеты не проверяли, черные жилетки обменивались с претендентами оказаться на палубе двумя-тремя фразами и пропускали, а иногда и вовсе ни о чем не спрашивали, просто обнимались с подошедшими, хлопая руками по спинам на манер мафиозных итальяшек из фильмов о «коза ностра».

Пепел в одних сатиновых трусах подошел к окну каюты первого класса, отодвинул занавеску. Дорогие машины попугайских расцветок выруливали на набережную и тормозили возле крашеных в шаровый цвет железных барьеров, ограждающих причал. Среди тех, кто выбирался из автомобилей, обязательно были люди с чемоданами или со спортивными сумками.

– До отплытия какие-то двадцать минут, а еще едут и едут. И не боятся опоздать, понимаешь, – Сергей в один глоток добил остаток “мукузани”, поставил бокал на столик между живописно рассыпанными мандаринами, бананами и киви, – на самый главный цыганский праздник года.

– А ведь ждать никого не будут. – Верка откинула простыню и села в кровати, обняв руками колени. – Но заметь, что в результате все, кто должен, окажутся на борту.

Двухместная каюта пропахла потом, табаком и любовью. Представители барона Михая Бронко прибыли на «Маршала Гречина» раньше всех – за три часа до отплытия. Барон считал, что Пеплу не следует засиживаться во Всеволожске, а следует, наоборот, поскорее удалиться из неспокойных мест. Да и сам Пепел не настаивал на том, чтобы как можно дольше прокуковать в таборе.

Сергей и Верка эти три часа не скучали. Уединение, комфорт, плеск волн – что еще нужно для «сатарастной» любви? Особенно острым удовольствие получается, когда перспектива пройти живым сквозь ближайшие дни туманна, как мультфильм про ежика. Вот и издавала пронзительные звуки, похожие на истерический смех сумасшедшего, пароходная койка, словно многопалубное корыто уже попало в шторм.

Равным образом Верка с Пеплом не скучали и прошедшей ночью. Но, вишь ты, не приелось...

Жалобный скрип койки, наверняка, крепко донимал обитателей соседней каюты. Там поселились сын и два племянника барона. Эта троица выполняла функции доставщиков денег и охранников Пепла. Ясно, что им поручено оберегать Игрока от всего: происков конкурентов, попыток побега, поступков, которые могут запятнать честь табора…

– Пойду-ка, прогуляюсь, – заявил Пепел, натягивая брюки. – Глотну речного воздуха.

– А может, я тебе надоела, так и скажи! – Верка раскинулась на смятых простынях в соблазнительной позе.

– Скажу, – пообещал Сергей. – Попозже. У нас еще будет время это обсудить.

С выходом Пепла на палубу совпало прибытие к причалу очередной кавалькады автомобилей. Из браво распахнувшихся дверец джипов, «жигулей» и даже «ЗИСов» посыпали нарядные и веселые черноволосые люди. Женщин среди них было не меньше, чем мужчин, и все дамы в гирляндах сумок разной раздутости. Еще Пепел углядел в достатке гитар и скрипок, другой поклажей мужчины себя не обременяли. Их тупые носы и толстые щеки завсегдатаев пивных баров были обращены к теплоходу с напыщенным высокомерием. Комплекция у них была боксерская, их тела, широкие и мускулистые в плечах, к поясам сужались и неожиданно оканчивались короткими кривыми кавалеристскими ногами. Компания, весело гомоня, двинулась к трапу.

Рядом с Пеплом вжикнула зажигалка, повеяло сигаретным дымом.

– Сэрвы пожаловали. Они у нас с югов, на Краснодарье обитают, – сказал Рокки Бронко, сын барона Бронко. – Барон сэрвов Лухве Чогну выдает замуж старшую дочь. За то, что оплатил половину аренды теплохода, ему разрешили продолжить свадьбу на реке во время «джелем-джелем».

Вроде бы случайно одновременно с Пеплом прогуляться захотелось и баронову сынку с одним из бароновых племяшей. Да, в общем-то, и Сергей не надеялся, что его хоть на минуту оставят без стерегущего глаза.

– А вон, видишь человека в черной рубашке, с седыми волосами? Это игрок от сэрвов, звать его Мишка Бокий, – продолжал просвещать Пепла баронов сынок, хотя его об этом и не просили. – Играет раз в год на «джелем-джелем» и больше карты в руки не берет. Зарекся после того, как в запале проиграл сестру заезжему гастролеру, а сестра наложила на себя руки, потому что любила другого конокрада.

Бароновский же племяш помалкивал, храня выражение аристократически надменное и даже чуточку насмешливое, например, как будто он знал, что последние три дня Сергей не менял носки. Впрочем, и Рокки Бронко принадлежал к хорошо известному Пеплу типу цыган – свято верящих в свою национальную исключительность. Мол, я – рома, и, значит, я лучше тебя, а иначе и быть не может. С Пеплом он держался вполне дружелюбно, но в случае чего, ясное дело, пырнет Сережку захалявным ножиком без всяких душевных мук и нравственных терзаний. Подобная огнеопасная ситуация Пепла нисколько не смущала и не беспокоила.

Мир, в котором Пепел обитал, всегда, ежеминутно готов был его прикончить. Если бы Сергей Ожогов желал иного, то давно бы поменял свою жизнь на тихое, мирное прозябание, допустим, в роли управдома или депутата муниципального округа.

За десять минут до отчаливания прибыло несметное количество машин и цыган. Автомобили мигом организовали пробку у въезда на причал, некоторые бодали друг друга, сминая бамперы. Но это не вызвало ссор – слишком все торопились на теплоход. А гвалт стоял – словно бешено ревели тысячи футбольных болельщиков. Рев, мычание, бульканье, кашель – это было непрерывное кипение звуков, будто варился непомерный котел каши.

– Что-то знакомая карточка вон у того, который чапает по трапу в зеленой рубахе, – кивнул, облокотившись на перила фальшборта, Пепел.

– Певец из группы «Вице-премьер», – в голосе Рокки Бронко проскочило легкое презрение. – Из артистических цыган.

– Он нам споет?

– Он нам сыграет. В карты.

– Кто бы мог подумать, – удивился Пепел.

Поглядев еще немного на пеструю цепочку, поднимающуюся наверх, Сергей пофланировал вдоль борта.

– Ты от нас не отходи, – посоветовал Рокки Бронко, догнав Пепла и положив ему руку на плечо. – Пока ромалы не привыкнут к твоей личности, могут возникать недоразумения.

А племяш вдруг рыгнул запахом кильки в томате. Нет, это не была случайная отрыжка, это было заранее обдуманное громкое и продолжительное рыгание, в которое смуглян вложил чисто восточный пыл. Типа, показал Сергею, чего тот стоит. Замер и впился в Пепла взглядом антрацитовых очей, словно хотел убедиться, что подконвойный осознал свое ничтожество. Но Пепел демонстративно не заметил актерский этюд племяша. Не стал Пепел и спорить с Рокки, дескать, что-что, а недоразумения он разрешать умеет, всю жизнь их разрешает направо и налево. Все равно не отстанут.

Дошли до кормы. Там на скамейках с видом на бурунчик сидела и хохотала, хватаясь за животы, группка из пяти молодых цыган. Мимо Пепла со товарищи на корму прошли еще трое. Один пожилой цыган с выбритым лбом и роскошной косицей, в полувоенном френче и хромовых сапогах, и двое цыган помоложе, судя по схожести в лицах, его сыновей.

Старик поднял голову и словно споткнулся.

– Ты?! – прокричал он, побелев лицом. – Здесь?!

Пятеро хохочущих цыган задрали крючковатые носы. Смех сразу оборвался.

– Я, – сказал один из пятерки и пружинисто подхватился с лавки. Высокий, скалистый профиль, стальной голосище, разбитые кулаки, на голове ни волоска. В туфлях не меньше, чем от Густава, и в костюме не слабее, чем от Ланжино. – Это я, Саша Володар, тебе не мерещится.

– Я не убил тебя, когда отнимал свой товар, – прошипел старик, расстегнув верхние пуговицы френча.

– Ты решил, что я стану прятаться?

– Ты божился, что больше никогда не посмеешь показаться мне на глаза!

– Ты не убил меня, потому что был вне себя от радости, когда заполучил свою траву. – Володар поправил стильный галстук. – И на радостях сделал глупость. Сам виноват.

– Поганый выкидыш! Так сдохнешь сейчас! – Старик с лихой удалью выдернул из-за голенища финский нож.

Его сыновья, запоздав лишь на мгновение, нагрузили свои ладони точно такими же финками. Не остались статистами и соперники, тоже повыхватывали ножи разной длины, ширины и конструктивных особенностей, а Саша Володар достал из кармана пиджака шипастый кастет, всунул в отверстия пальцы.

– По-моему, один я тут хожу безоружный, как честный карточный рыцарь. Или как придурок, – негромко произнес Пепел, повернувшись к баронову сынку.

Рокки в ответ лишь хмыкнул.

На корме дело катилось к резне. Парни Володара рассыпались по сторонам, беря противника в клещи. Сыновья же, наоборот, жались к отцу. Старичок отнюдь не производил впечатления божьего одуванчика. Судя по появившейся гибкости в членах и выкрутасам лезвия в руке, нож, как оружие, ему очень даже знаком, и неизвестно, как насчет того, чтобы перерезать все глотки, но пару глоток он обязательно достанет.

Пепел не заметил, откуда на корме появился один из парней в цветастых рубахах, в черных жилетках и лакированных штиблетах. Но появился. И неспешно, как бы с ленцой, вытащил из-за пояса вороненый короткоствольный револьвер. После чего пронзительно свистнул в два пальца. Внимание обеих сторон было ему гарантировано.

– Ну? – Страж порядка почесал стволом подбородок. – Стрелять? Или все-таки вспомните, что вы на «джелем-джелем»?

– Тебе не жить, сын свиньи, – прошипел старик, испепеляя взглядом Володара. Но все-таки первым загнал нож за хромовое голенище.

«М-да, состязание обещает быть веселым», – подумал Пепел, провожая взглядом покидающих поле боя старика с сыновьями. Что-то недоброе проворчал и Саша Володар, уводя свою команду противоположным бортом, но его слова поглотил длинный прощальный гудок теплохода.

Теплоход отчаливал в семнадцать тридцать, как и было запланировано. Пепел разглядывал гранитные набережные, дома с разбрызганным по окнам и крышам солнцем, рыболовов по обеим берегам, снующие по реке катера. Не навсегда ли от этого уплываешь, Пепел?

– ...Так что прокушенную вдоль и поперек Акелой дискету можешь выкинуть. Восстановлению не подлежит, – равнодушно отмахнулся Таныч.

– Зачем же тогда твой предусмотрительный Акела ее на зуб брал, будто шкет мамкину сиську? Три дня не ел?

– Для надежности. Компьютеробоязнь – слыхал? Люди в возрасте подвержены. А Акела, тем более, мужик был зубастый. Правда, нашлись и зубастее его.

Ботсадовские пейзажи у Таныча не вызывали никаких ассоциаций, и вопросом, на кой ляд Пиночет притащил товарища Сокова в этот богом забытый край города, Таныч не мучился. Время покажет. А вот зачем спутнику-отморозку понадобилось столько разных мобил, бывшему высокопоставленному члену Церкви Голубя было интересно. Причем, Таныч готов ноготь дать, что Пина хватал с разгромленной витрины не все подряд и не обязательно самое дорогое.

– Здесь просто должен кто-то дежурить на стреме, – забубнил под нос, будто сам себя уговаривает, Пиночет, вытряхивая из кармана на сидение «лендровера» обломки той самой, еще позавчера заветной, дискеты. И косо наблюдая, как отреагирует Таныч, вдруг дискета все-таки ценность имеет?

Таныч не моргнул, когда облущенный и мятый, вибрирующий, словно паутина на ветру, диск укатился с сидения вниз.

– Никто из вензелевцев не верит, что я могу сюда вернуться. Но шестерку, заставив выучить мой словесный портрет, обязаны были где-нибудь рядом подселить, – бормотал Пина. – А мне как раз язык почесать с уважаемой публикой нужно.

– Если где-то рядом шестерка, через десять минут появятся и остальные.

– Вот поэтому в десять минут мы и должны уложиться, как на ферме по разведению кроликов. – Пина говорил, а сам искоса по сторонам так и зыркал.

Но не замечал никого и ничего. Набережная вымерла. Только воробьи у поребрика делили корку хлеба, да пылевые волчки вдоль дороги гоняли фольгу от «Дирола».

– Гюльчатай, личико-то покажи, – бросил в пустоту, словно общается с духами, Пиночет и быстро попылил вдоль улицы, шепча одними губами. – Кис, кис, кис…

Таныч Соков – следом, отставая на два корпуса.

– Ну, что я говорил? – не останавливаясь, самодовольно выкрикнул в невключенную мобилу Пиночет. Держал он ее не у самого уха, а чуть ближе к носу, чтобы в окошке читать отражение происходящего сзади. – Не оборачивайся. – Таныч и не собирался. – Повис на хвосте некий карась, сейчас познакомимся.

Пиночет свернул в уютную, воняющую помоями, подворотню, Таныч – следом. Не сговариваясь, прижались к кирпичной стене по краям от арки. «Быстрей, быстрей, быстрей...» – беззвучно артикулировал Пиночет, но Соков умел читать и по губам. Через десяток секунд смешанной с чириканьем воробьев тишины в арку, стараясь не слишком шаркать, вступил невзрачный типчик в футболочке «Люди Икс». Глаза цвета сирени, брови обсмолены, жидкие усики прокурены до соломенности.

– Молодец, – отлип от красно-ржавого кирпича Пиночет, держа незнакомца на мушке. – Шустрый...

– Мужики, вы чего? – стал играть невинность хвост. – Я отлить после пива. – Но призывные движения ствола заставляли незнакомца заворожено подступать к Пине все ближе... Бац – рукоятка «беретты» впечаталась в лоб, и шестерка подкошенно повалился на кирпичную щебень, приминая проросший бурьян.

Пина без скромной брезгливости обчистил карманы и выудил очередной мобильник. Таныч предусмотрительно оттащил пациента за мусорную кучу – оклемается не раньше, чем через пару часов. Но на кой леший Паше Полякову столько мобильных телефонов, не жонглировать же ими?

Оба осторожно выглянули из подворотни. И как раз в этот момент, подняв облако рыжей пыли, рядом с «лендровером» тормознул «чероки» цвета мокрого асфальта. И тут же в руке Пины затрезвонила трофейная связь.

– После поговорим, – прокомментировал Пиночет прерывание входящего звонка, сам же набрал очень короткий номер. – Алло, краснознаменная милиция? Хочу чистосердечно сообщить, что в настоящее время «лендровер», на котором скрылись грабители магазина средств мобильной связи с Московского проспекта, находится на набережной Карповки, напротив входа в Ботанический сад... Что значит – «Какого, на фиг, ограбления»? Проверь по сводке, служба. Медаль получишь. – И отключился.

Таныч с интересом рассматривал выгрузившуюся из «чирка» бригаду – оружие под джинсовыми куртками, лица угрюмы и сосредоточены, зенки перелистывают взглядами окрестности – один укромный уголок за другим. Пина шагнул в глубь двора, за отсутствием носового платка обтер о вывернутый карман и, касаясь только ногтями, швырнул мобильник через мусорную кучу к отдыхающему гражданину:

– Этого бойца мы конкретно спалили на стуке, теперь можно что-нибудь из Маяковского, например: «А вы ноктюрн сыграть смогли бы на флейте водосточных труб»..? Лишь бы органы не дремали.

Прибывшая бригада покружила вокруг брошенной машины, потом опять зашумел мобильник из-за мусорной кучи. И на этот раз трезвонил он долго – с полторы минуты. Наконец кто-то из бригады рассмотрел за лобовым стеклом «лендровера» осколки дискеты, и дальше торпеды колебаться перестали. Откуда-то возникла арматурина, и дверь машины после недолгого сопротивления сдалась. Еще через несколько секунд заткнулась противно завывавшая сигнализация.

– Это Волчок, – кивнул Пина Танычу на бригадира команды. – Могучей души человечище, я вас сейчас познакомлю.

Таныч, угумкнул, будто не имел на бригадира обширнейшего, как инфаркт, досье. Волчок бережно собрал осколки дискеты. И тут в конце улицы замаячил патрульный сине-белый козелок. Машина уверенно порулила к бойцам, и, словно солнце стало палить еще жарче, у Сокова на лбу выступила испарина.

Считая, что на руках имеет бесспорную ценность, Волчок не посмел рисковать. Короткий приказ, его оболтусы остались у вскрытого «лендровера» отвлекать внимание правоохранительных органов (на оружие есть лицензии, авто вскрыли какие-то пацаны и убежали в ту сторону, через два часа молодцев вытащит адвокат). А Волчок походкой невинного человека побрел прочь с прицелом на маячащую в некотором отдалении подворотню. Чтоб окончательно обезопасить командира, один из быков метнулся бежать в противоположную сторону (?Показалось, знакомого увидал, который мне сто долларов задолжал, начальник?).

Милиция купилась, козелок помчался за марафонцем. Волчок спокойно добрался до подворотни, свернул в пропахшую помоями тень и уперся лбом в пистолет Пиночета. Соков за воротник со спины сдернул летнюю куртку до пояса, «стреножив» руки Волчка в локтях.

– Не кроши зря зубы, – весело подмигнул Пиночет. – Мы повидались только ради одного вопроса. Ответишь, и вольному воля.

– Я лучше язык откушу и проглочу.

– Вопрос банальный. Вы задвинутую Пеплом тему про электронный адрес на спецах проверяли? Я вот проверил, и все больше мне сдается, что Пепел нам в уши горохового супа налил. Совсем не обязательно получать ответное письмо, в большинстве случаев по самому адресу на адресат выйти можно.

Волчок дернулся, будто об лоб затушили окурок.

– Спокойствие. Только спокойствие, – дружески похлопал Волчка по рывками вздымающейся груди Пиночет. – А теперь подскажи, касатик, зачем Вензелю понадобилось Верку затесать в мой отряд?

– Я эту кошку поймаю, хвост на шпроты почикаю, – запальчиво процедил Волчок.

?Вот и задал свой вопрос Пина, и получил недвусмысленный ответ, – мысленно потер руки Таныч Соков. – Ведь пуще всего Пину беспокоило, не заодно ли Вензель с цыганами. И кабы заодно, Пине ловить нечего, а так – еще побарахтается. А этот дурачок – Волчок – совсем рот на замке держать не умеет?.

– На нет и суда нет, – еще шире улыбнулся Паша Поляков, вытащил у пленника из-за пояса ствол «Ческа Збройовка» и, оправляя Волчку куртку, за плечо развернул к выходу. – Ну, ступай с Богом.

– В спину шмальнешь, ты – известный отморозок.

– Очень надо. – Пина взвесил на ладонях «беретту» и чешский ствол, «беретту» спрятал. – Я Верку рядом держал, чтобы самому на крайняк у цыган отсидеться. Держал я, а воспользовался – Пепел. Она, зараза, старую любовь в бизнес приплела. Так и передай папе Вензелю, что я ни при чем. А что в кабаке ноги сделал, пока вы с Тарзаном Пепла по проходнякам и сортирам ловили, так не очень торопился с вами, разгоряченными, объясняться. Решил вернуться к теме, когда остынете.

Волчок, ежа плечи, двинул из подворотни. Поневоле убыстряя шаг. Дав ему скрыться за углом, Пиночет хвастливо предъявил Танычу вместе со стволом тихо выуженную мобилу «Nokia 6650» со встроенной видеокамерой.

– Я этому тормозу на такую же модель подменил. Пусть думает, что пин-код забыл. Не пристало мне с папой Вензелем через третьи уши общаться.

Таныч улыбнулся самыми уголками губ. Ему понравилась многоходовая комбинация с мобильниками, ему даже понравилось, как Пина борется за лидерство в их паре, скоро должно случиться выяснение отношений. Пиночет пощелкал кнопкой, выходя на «записную книжку»:

– Алло, здравствуй, Вензель, надеюсь, ты не в обиде, что я не через секретаря?.. А впрочем, обижайся, не обижайся, мне с новыми друзьями твои обиды не страшны… Кто, кто? За моей спиной Храм Голубя в полном составе, так сказать, законные владельцы золота Акелы.

– Решил, значит, поссорить Храм с Вензелем? – скривил рот Таныч. – А меня спросил?! – Хотя на самом деле только рад был Соков такому финту.

– А ты, грязь подноготная, нишкни. Я тут решаю! – не дослушивая гневные хрипы по мобиле, Пина навел ствол «Ческа Збройовка» на Сокова.

Взметнулась пыль, Таныч, играючи, ногой вышиб пистолет. Теперь уже «стечкин» целился Паше Полякову чуть выше переносицы. Пиночет неожиданно заржал, даже за живот схватился:

– Лихо, дядя. Высший класс. Только ты заметил, дядя, что если все по-моему выгорит, то золото нам на двоих делить останется? Ну, может, на троих, я Пепла имею в виду. Пусть у него земля под ногами от жара лопается. Пусть тогда и я, пардон, мы – в друзья сгодимся. А мне против этого друга напарник нужен.

– Это точно. – Таныч расслабленно сунул руки в карманы. – Одному даже в бане не складно мыться.

В двадцать один ноль-ноль все собрались в большом салоне. Говорили по-русски: слишком много цыганских диалектов сошлось на «Маршале Гречине», и слишком отличались друг от друга диалекты.

Пепел ощущал себя незваным гостем на чужой пьянке. Лиц нецыганской национальности в салоне наблюдалось раз-два и обчелся. Правда, в этих одиночек и в того же Пепла никто пальцем не тыкал, вопросов вроде «А ты что здесь делаешь, бледнолицая мразь?!» не задавал.

На эстраде, на которой в иных плаваньях зарабатывают копейку увеселительные ансамбли, сейчас возвышался полутораметровый старинный крупповский сейф с замком-колесом, а перед ним монументом стояло кресло красного бархата. К креслу подвели старца в восточном халате. Трость патриарха громко, на весь салон, стучала по подмосткам, будто щелкает метроном.

– Джафар Матибрагимов, основатель «джелем-джелем», – шепнула Верка, подходя к Пеплу с бокалом шампанского. Этим вечером она дразнила жадные мужские взгляды вечерним платьем с открытой спиной и глубоким вырезом. Правда, и спину, и вырез так просто не увидишь из-за наброшенной на плечи цветастой шали.

По салону, заставив поморщиться, пронесся оглушительный и неприятный радиотехнический визг – это к Джафару Матибрагимову поднесли микрофон.

– Братья! – Седобородый патриарх «джелем-джелем» распахнул халат, под которым оказался пиджак с выпущенным наверх воротом гавайской рубахи. Джафар достал из нагрудного кармана сигару, сунул в зубы. – Братья, начинаем. Я рад, что ромы верны традициям. Я рад видеть здесь всех вас, я рад, что таборы не обеднели за этот год. Как всегда, напоминаю правила. – Патриарх говорил, катая в зубах незажженную сигару. – Все вы знаете, как поступают с шулерами. Не забывайте об этом ни на минуту, ромалы...

Рокки, весь день скользящий за Пеплом тенью, услужливо пояснил, приблизив свои губы к уху Пепла:

– Шулера отправляют на дно с брюхом, набитым железом, а табор на десять лет отлучается от «джелем-джелем».

– И при таких строгостях кто-то еще пытается «катать»?

– Соблазн велик. Ящик-то всегда перед глазами, ящик-то большой. Поэтому, Серега, прошу как кровного брата, забудь про нечестные приемчики, даже про самые невинные из нечестных.

«Большой ящик», то есть сейф, в который цыгане загружали привезенные деньги, был набит под завязку. Это могли засвидетельствовать семьи, последними вносившие свои рубли и доллары в призовой фонд. И все содержимое сейфа достанется одному. Как это может не волновать сердце настоящего игрока? Кому не хочется урвать такой куш?

А Джафар со сцены продолжал перечислять правила:

– Помните, что проигравшие на пароходе сразу покидают пароход. Помните, что проигравшие на острове сразу покидают остров. Сейчас играем повременку[8], «сочинку».

– Для тех, кто впервые оказался за игральным столом, подсказываю, – обнажил старик золотые коронки в улыбке, – под игрока ходи с семака, под вистующего – с тузующего. Но это была первая и последняя дозволенная подсказка за «джелем-джелем». Все другие подсказки будут жестоко караться. Ну, все, кажется. Ромалы, я объявляю «джелем-джелем» открытым!

Радостно запели заждавшиеся струны, их тут же поддержали скрипка и бубен. В центр салона вышли музыканты. Цыганки, гоняя воздух юбками, завихрили удалую песню.

Под песню те, кому положено, стали рассаживаться за игровые столы. Пепел отыскал стол, где среди четырех табличек находилась табличка с фамилией Бронко. Затянутый зеленым сукном стол располагался возле окна, а стул, предназначенный Пеплу, – спинкой к окну. Сергею это совсем не понравилось. Он и просто так не любил сидеть спиной к окну, а уж при карточной игре подавно. Случайно ли именно его так посадили?

В соперники на сегодняшний вечер жребий выбрал Пеплу двоих цыган, по лицам которых сразу угадывалось, что их потолок удачной игры в преферанс – купе поезда или веранда дома отдыха. Последним за столом – вот прихоть жребия – сел Саша Володар, чуть не зарезанный давеча на корме.

За одним плечом Пепла встал Рокки, за другим – Верка. Пепел поманил пальцем баронова сынка с именем известного по кино боксера. Тот наклонился.

– Ты мне в карты не пялься. Я и без тебя справлюсь. Ты за окошком приглядывай.

К чести Рокки Бронко, тот отнесся к указанию Пепла серьезно:

– Пригляжу. А ты играй, не отвлекаясь.

– А ты, Верунчик, сходи, попляши, – приказал Сергей – ему не хотелось, чтобы кто-нибудь из противников смог читать розданные масти по ее глазам.

Поплясать Верке не удалось. Скрипки и гитары, подчинившись приказу со сцены, стихли. И за всеми столами стартовала игра. Взяв в баре бутылку красного вина, Вероника отправилась на палубу.

Выиграть этот раунд Пеплу было так же просто, как дураку с горы скатиться. Пожалуй, лишь Саша Володар показывал кое-какой класс, и даже, похоже, не до конца выкладывался, четко ориентируясь на второе место и больше присматриваясь, чем играя. Остальные строили комбинации до зевоты посредственно. Этих, видимо, таборы прислали от полного безрыбья.

Сергей получал от игры такое же слабое удовольствие, какое ведомо гроссмейтеру с мировым именем, вынужденному проходить квалификацию. Пепел (бывают случаи, когда надо с одного слова начать два предложения подряд. Но это явно не тот случай.) больше занимался не игрой, а прихлебыванием текилы (коньяк – враг преферанса), разглядыванием цыганских женщин, которых немало прибыло на этот праздник, и обмозговыванием ситуации, что паутиной обволокла его в последние дни.

Играть (не шлепать картами по столу, а именно играть) Сергей обучился на зоне. Один из профессионалов старой одесской школы, скрюченный туберкулезом и уже не мечтавший увидеть волю, решил из Пепла сделать ученика, даже не спрашивая, желает ли того сам Сергей. Учеба длилась четыре года, пока сенсей не загнулся, а когда Пепел увидел волю, его искусство не очень-то и пригодилось. Уже наступило время казиношек, одиночке промышлять картами стало опасно, а работать на толстого дядю Пепел не пожелал.

По салону прохаживались парни в жилетках и лакированных штиблетах. Как показал случай на корме, служба безопасности «джелем-джелем» не страдает нерешительностью и медлительностью. Но вмешиваться во что-либо ей пока не приходилось – огонь под котлом страстей еще только разгорался, весь пожар впереди.

А за столом Пепла двое проигрывающих определились с первой раздачи. И не сказать, чтобы неудачники, которым теперь на первой пристани предстояло сойти с теплохода, прихватив с собой группы поддержки из родных таборов, очень уж расстраивались. Похоже, от них большего и не требовали. Друзья и родственники, наверное, давали напутствие типа: «На тебе денег, ром, пусть сообщество знает, что наша семья жива». Еще может быть, поручили с кем-то перевидеться, что-то обговорить. Многие цыгане за этим только и приезжают. «Нет, – заспорил сам с собой Пепел, – все-таки главное в другом. Главное – показать, что цыганское в цыганах никуда не подевалось, что они не дрожат над деньгами, что деньги для них, как и прежде, лишь материал для широкого жеста. Показать, что нет ничего важнее для цыгана, чем воля, удаль и веселье. Вот в чем истинный смысл „джелем-джелем“. На выигрыш всерьез могут надеяться очень и очень немногие. Я, например, могу».

Рокки надежно нес вахту за спиной, попыток читать карты с той стороны стекла и условными сигналами – «маячками» – засылать подсказки игрокам не предпринималось. Также никто не норовил углядеть отражение Сергеевых козырей в самом оконном стекле. Впрочем, и Пепел держал карты, как обучен, по особому – или все в кулаке, так что масть самым краешком из-под большого пальца выглядывает, и сам ее скорее не видишь, а угадываешь. Либо – аккуратной стопкой на столе, демонстративно не глядя, вынимая для очередного хода из стопки именно нужную карту.

И, кстати, все едино в честную игру Сергей не верил. Если один из игроков фигово закрывается, другой станет подглядывать. Стопудово. Это честная игра? Вот и на зоне Пепла учили, что среди профиков честной игры не бывает, бывают игры, в которых катал не могут поймать за руку.

Оставалось три минуты, пуля Пепла приближалась к «колесу»[9] при десятке в горе, у Володара всего к тридцати, зато гора оставалась чистой. Два других игрока при одиннадцати и двенадцати в горках в пулях имели смешные результаты. Пеплу сдали две малки в пике, туза и короля треф, туза, даму и семерку бубей, и туза, даму, десятку, восьмерку и семерку в червах. Пепел объявил «раз», и остальные пропасовали.

Сергей мог бы спокойно отыграть шестерную, но язык сам повернулся заявить семь червей – при любом исходе выигрыш этой партии за ним. Снеся пиковых валета и семерку, Пепел зашел с трефы – забрать отходы.

Володар вистанул, третий игрок паснул, и по решению Володара они «легли»[10]

У Володара оказались король и девятка в пиках, валет, девять по трефе, Король, валет, десять в бубнах и король, валет, девять в червях.

– Разыграв трефу, выйду с десятки червей. Вы ответите с пик. Дальше я играю с козырных туза и дамы. Последнюю пику бью оставшимся козырем и выхожу с восьмерки бубен, – равнодушно объяснил Сергей[11].

– Финита, – промычал Саша Володар, будто всерьез переживая, скрипнул зубами и бросил карты рубашкой вверх.

– Финита, – без улыбки согласился Пепел.

Третий игрок и игрок на прикупе согласно закивали, будто спешили с помпой отметить проигрыш.

Первый день «джелем-джелем» закончился. Надвигалась первая ночь «джелем-джелем». Игроков ждала ночная игра, а новобрачных – свадьба.

В тесном кабинете бывшего руководителя службы безопасности царил дурдом. Пыль стояла столбом в просвечивающем шторы в солнечном неистовстве. Присутствие Станислава Анатольевича только усугубляло бардак. Отцу безгрешному в голову ударила кровь, и подчиненные старались не смотреть на азартно побагровевшие щеки и выпученные глаза.

– Ищите! Переройте все! – подгонял двоих бойцов генеральный магистр, размахивая зажатой в руке видеокассетой с телеверсией осмотра трупа Акелы.

Боец у окна изо всех сил стремился выслужиться, он лихорадочно листал найденную в столе записную книжку:

– Шеф, здесь только четырехзначные числа! Как в «Семнадцать мгновений весны». Шифровался, гад!

– Мне нужна любая запись, начинающаяся на "А" и "З"!

Второй воин угодливо распихивал по полкам стеллажа рассыпанные видеокассеты:

– «Зыкин»?

– Это из другой оперы.

– «Айдар Павлов»?

– Холодно.

– «Черный ворон»?

– Отложи, просмотрим.

Боец послушно положил кассету в стопку на краешек стола, туда, где прежде пылился молитвенник. Физиономию рекрута украшал наливающийся синькой фингал. Передняя правая ножка во время стычки с беглым хозяином кабинета сломалась, и стол подперли стопкой журналов «Бди» за 98-й год.

– А оружия-то, на арсенал: «глок», «астра», «люгер»… – от жадности задрожали руки у второго пехотинца.

– А может, у него что-то зашифровано в молитвеннике? – проявил инициативу боец, уставший искать истину в записной книжке, и пнул носком высокого шнурованного ботинка лежащий на полу том.

– Ты видел, какой пылью он оброс? Соков в него никогда не заглядывал. А ведь это мой подарок ему на день рождения.

– «Источники» откладывать? – подобрал и завертел в руках очередную кассету второй воин. – Тяжелая – наверное, пятичасовка.

– «Источники»? Конечно, откладывай, узнаем его источники, – обрадовался генеральный сектант.

В распахнувшуюся дверь вдвинулся, бережно неся перед собой новый телевизор взамен угроханного, третий боец.

– Ставь прямо на стол. Видик сюда. Подсоединяй! – командовал шеф.

– Хорошо бы дверной косяк простучать.

– И углы. И стены. Пол и потолки тоже… Не верю, что этот медведь никаких концов не держал в кабинете. Потом еще всю аппаратуру вскрывать придется, черт бы побрал этого Таныча. Сплошные расходы.

– Подсоединил.

– Кстати, что там с раненным неофитом?

– Баба Марья сказала, что кость не задета.

– И то хорошо. Ах, как нас Таныч вокруг пальца-то… придурков молодых вместо себя подставил. Ладно, злее будем. Объявите кадету, что переводится в послушники за геройство. И пусть все продолжают считать, будто учебная тревога была.

– Работает, – доложился третий боец, кивнув на замерцавший телеэкран.

– Начнем с «Источников», по горячим следам. – Станислав Анатольевич чуть не опрокинул гору аппаратуры, задев болтающиеся шнуры, сунул видеокассету в прорезь видака.

Третий боец услужливо нажал «play»… И тут полыхнуло с душераздирающим треском. Взрыв растопырил языки пламени, как бандит пальцы на стрелке. Видак рассыпался на тысячу осколков и иссек в кровавое мясо незащищенные лица и руки. Это был сюрприз предусмотрительного Таныча – кассета «Источники» оказалась начиненной пластиковой взрывчаткой.

Затылком бойца с записной книжкой высадило оконное стекло, и съехавшая вниз оставшаяся плоскость гильотиной рубанула по горлу. Выроненную книжку на лету обдал горячий темно-красный фонтан. Второго бойца впечатало в стеллаж и смяло, как промокашку. Третьему раздавило грудную клетку отброшенным взрывной волной телевизором. Взрывом также вынесло дверь, и горький кудрявый дым поплыл по коридору.

– Слыхал, как бабахнуло? – спросил Толик Рубль у Кактуса. Оба дозорных прятались в подъезде давно расселенного дома напротив сектантской цитадели. – Чего это они без нас взрываются?

Кактус тут же изготовил мобилу:

– Алло, Кактус докладывает. Там у подопечных какой-то шухер раньше времени. Вроде бы чего-то взорвалось. – Кактус нервничал, несколько раз за короткий доклад переступил с ноги на ногу, хрустя мусором, поскреб небритую щеку.

– Чего взорвалось? – скрипнул зубами обеспечивающий прибытие Вензеля Тарзан. – Что там могло еще взорваться?! Я же сказал: никого не взрывать без команды!!! – Тарзан топтался посреди пустыря, засеянного водочными пробками и бутылочным стеклом. Когда в окружающих пустырь домах еще обитали граждане, здесь процветал пивной ларек.

– Да мы, как рыбы, тут в тряпочку молчим! Никого не трогали!

А уже из-за облупленного угла зияющей пустыми рамами пятиэтажки появилась процессия с машиной Вензеля, и Тарзану стало совсем не до телефонной беседы.

– Ладно, потом разберемся, кто кого надинамитил, продолжайте тихо сидеть!

Первой на узкую улочку втиснулась обыкновенная такая черная «волга», за ней микроавтобус, последним – «мерседес» с непроглядно тонированными стеклами. Кортеж дал ленивый круг по пустырю и тихо тормознул. Из «волги» выбрались три телохранителя с квадратными челюстями, в одинаковых мышино-серых тесных костюмах, и каждый посчитал долгом не только пропеленговать взглядом окрестности, но и со значением заглянуть в глаза Тарзану. Из микроавтобуса трое бойцов рангом пониже по очереди вынесли: большой раскладной зонт от солнца, оранжево-золотистое кресло-качалку, журнальный столик, серебряный поднос с играющим на солнце виски «Краун Роял» ведерком колотого льда и хрустальным четырехгранным стаканом, и серебряный поднос со сладко дрыхнущим персидским котом.

Наконец из “мерса” выбрался щуплый старичок, но даже постороннему по тому, как разом подтянулись присутствующие, стало бы ясно, кто тут главный. Впрочем, посторонних вокруг не могло оказаться в принципе.

– Шеф, у них внутри только что бабахнуло. Наблюдатели докладывают – реальный взрыв, – виновато пожал плечами Тарзан, повысивший голос, чтобы перекрыть удары по не желающему входить в утоптанную землю зонту.

Зонт наконец подчинился и распахнулся с шорохом орлиных крыльев. Подносы заняли места на столике. Из окна пятого этажа сверкнула оптическая линза. Это обеспечивал безопасность снайпер.

– Что может взорваться там, когда я – здесь? – вяло пошутил Вензель, опустил щуплый зад в кресло-качалку, левую руку зарыл в кошачью шерсть, а правой небрежно махнул. – Начинайте.

– Пора! – рявкнул Тарзан в мобильник.

– Пора!!! – рыкнул в мобильник Кактус.

И с разных сторон к дому с богобоязненными жильцами из дверей и окон предназначенных на снос домов рвануло человек двадцать. Топча пробившуюся сквозь потрескавшийся асфальт траву, немного на всякий случай петляя, соблюдая режим тишины, только малость шурша адидасовскими рукавами и штанинами. Кто с пистолетом, а трое в брониках и с «узи».

К сожалению, внешние окна первого этажа дома-колодца были зарешечены, да и двери все выходили во внутрь двора – не здание, а Брестская крепость. Посему счастливчиков пять рассредоточилось по периметру, а остальным пришлось, рискуя нарваться на кинжальный встречный огонь, сунуться во внутренний двор.

Нарвались они на мужичка в мешковатом пиджачке, лихо вскочившего с лавки и потянувшего из-под полы древний обрез. Пули не потребовалось. Со свернутой челюстью мужичок упал под ноги ворвавшейся в «монастырские» пределы толпе, и под чьей-то кованой подошвой его пальцы на обрезе жалобно хрустнули.

Дверь слетела с одного продуманного удара ногой. На ворвавшихся внутрь пахнуло смесью ладана и мочи. Об обороне второго уровня здесь тоже никто не задумывался – братва потекла вперед беспрепятственно. Глаза братвы слепо заморгали, невороненые стволы засеребрились в чахлом свете подъездных лампочек, но не салажня работала и зря в белый свет, как в копеечку, не палила.

Первый реальный шум произвел сброшенный с лестничного пролета, чтоб не путался под ногами, оставленный на площадке второго этажа помпезный шкаф. И тут же откуда-то из подвала ударило тоскливое хоровое пение:

Дитя Световое!

Пробуждайся к Свету!

Огонь Любви, Ввосходи!

Группа бойцов ломанула направо, в затхлой комнате обнаружила сидящую на корточках вокруг грязного матраца человеческую массу и не встретила никакого сопротивления. Только от дружного топота грохнулась на пол закопченная икона, и лампадное масло растеклось осминогом.

– Это ж кто тебя так, сердешный? – даже посочувствовал корчащемуся на матрасе патлатому юнцу самый сентиментальный из ворвавшихся быков.

– Опять учебная! – пискнул кто-то из массы.

Остальных сектантов подняли с корточек пинками и выстроили упором вдоль стенки – ноги шире плеч, кто повернется или сползет по стеночке – носком по почкам. Больше в этом вшивом закутке ловить было нечего.

– завывали в подвале.

Часть бойцов тяжело и дробно затопала на третий этаж, а часть завернула по второму налево и врезалась в толпу зевак с пустыми ведрами. Кто-то споткнулся о валявшуюся дверь, засверкали кастеты и телескопические дубинки, свежая кровь брызнула на побуревшие пятна. В давке ведра то и дело встречались боками и цинково ворчали. Толпа зевак была перемолота и вытеснена назад по коридору, а перед бойцами предстало пугающее зрелище. Три мертвеца в живописных позах и человек с лицом без кожи, ползающий по ковру мокрых, а кое-где еще чадящих блестяще-коричневых видеокассетных ленточек.

– Этот?

Едкая химическая вонь резала глаза. Один из группы захвата извлек из под броника фотку, попытался сквозь выступившие слезы сличить:

– Не уверен, – и уже ползающему слепцу: – Слышь, контуженный, обзовись!

– Врача! Любые деньги!!!

– Этот! – обрадовался боец с фоткой.

Раненого подхватили за руки-ноги и, как был полусогнутым, бегом через рассеивающийся химический дым понесли по коридору, вниз по ступенькам, на выход. Кровь по пути – кап, кап, кап…

– провожали их заунывные голоса из подвала.

Когда компания с полуживым доктором религиозных наук предстала перед Вензелем и раненого опустили на четыре точки к ногам старичка, старший в четверке посчитал нужным оправдаться:

– Это не мы, шеф, это до нас.

– Нарушение техники безопасности, наверное, – зачем-то поддакнул обеспечивающий операцию Тарзан.

Унюхавший запах свежей крови кот на подносе сквозь сон задергал розовым треугольничком носа, будто хотел чихнуть.

– Ты сам-то понял, чего сморозил? – Тень от зонта упала на дряблое лицо, Вензель поморщился, но некогда ему было распекать подчиненных. Старик пригубил виски и склонился над пленником:

– Блин, а это точно Мазуров Станислав Анатольевич?

– Умоляю, врача… – простонал человек без лица. – Сто тысяч долларов за врача! – Кровь с подбородка – кап, кап, кап…

– Ага, – еще пригубил золотой напиток старик и, неловко нагнувшись вперед, ухватил страдальца за волосы. – Сейчас ты мне, нехристь, все про золото Акелы расскажешь!

– Расскажу!!! Только сначала врача!

– Здесь я решаю, что сначала, а что потом! – Вензель за волосы повернул голову раненого к себе лицом и выплеснул в кровавое месиво остатки виски из бокала.

Жертва завизжала, затряслась, будто под током, руки-ноги подломились. Жертва осела в пыль.

– Это тебе за то, что с Пиночетом против меня дружить задумал. Теперь про золото Акелы выкладывай!

– Шеф, – несмело встрял Тарзан, – а он, кажись, ноги двинул.

Кот на подносе встал, потянулся и завалился на другой бок. Вензель медленно разжал пальцы. Голова глухо стукнулась о землю. Вензель посопел какое-то время, а потом бесцветно сообщил:

– А что? Секта – не фиговая идея. Ребята работали хорошо, только не масштабно. Надо поднять, теперь ты, Тарзанушка, за тему в ответе, назначаю тебя здешним магистром. Послезавтра жду на доклад о том, как дела принял.