Короны Ниаксии. Пепел короля, проклятого звездами. Книга вторая из дилогии о ночерожденных

Интерлюдия

Нет ничего опаснее сделки. Нет ужасов страшнее тех, что вы выбираете. Нет судьбы хуже, чем та, о которой вы просите.

И по сей день никто этого не понимает.

На самом деле человек вообще мало что понимает, хотя и об этом он не знает. Некто жил незаметной жизнью в каком-нибудь городишке и бóльшую часть времени старался убежать от такой жизни. Из всех своих ограниченных возможностей он выбрал ту, что давала ему максимальную свободу. Он любит свободу, любит, когда морской ветер свистит у него в волосах. Эту любовь он испытывает и нынешней ночью, когда его корабль преодолевает коварные морские воды близ Обитр. Узкую полоску суши, вдоль которой он плывет, называют Крюком Ниаксии. Почему? Да потому, что беспечные моряки слишком часто попадаются здесь на крючок, словно беспомощные рыбы. Ночь темна. Вокруг корабля бушуют волны. Все небо покрыто штормовыми тучами.

У моряков нет шансов уцелеть.

Большинство погибает сразу же, когда корабль – слишком маленький и хрупкий для столь опасного путешествия – разбивается о неприступные скалы манящей земли Ниаксии. Они тонут в соленой морской воде; кого-то волна ударяет о прибрежные камни, превращая в окровавленные куски мяса, а кто-то гибнет, проткнутый насквозь оснасткой корабля.

Но этот человек, невзирая на всю никчемность собственной жизни, кое-чему все же научился.

Он научился сражаться.

Ему тридцать два года. Он не готов умирать. Его тело сильно покалечено (результат столкновения корабля со скалами), и все же он плывет к берегу, напрягая все мышцы и борясь с волнами. Ему удается выбраться на берег.

Он утомлен и измучен. Сознание вот-вот оставит его. Но он заставляет себя поднять голову и видит впереди силуэт города редкостной красоты. Под холодным лунным светом все очертания кажутся вырезанными из слоновой кости. У человека мелькает мысль, что ничего прекраснее он не видел.

В эту ночь он находится на пороге смерти.

Боги любят приписывать себе вмешательство в чью-то судьбу. Судьба ли его спасла? Или капризная удача, бросившая кость так, что он выплыл не где-нибудь, а здесь?

Человек отползает от берега, тратя на это последние силы. Песок под его руками сменяется каменистой поверхностью, а та – рыхлой почвой. Человек чувствует, что смерть идет за ним по пятам, ощущает ее в каждом своем судорожном вдохе и выдохе. Прежде он считал себя храбрым. Но никто не храбр перед лицом безвременной смерти.

Он бы и умер, если бы судьба, или удача, не спасла его. Но спасение стало для него проклятием.

В этот момент на него набрел король.

Король имел обыкновение коллекционировать души, и душа молодого мужчины пришлась ему очень по вкусу. Он наклоняется над человеком, который вот-вот потеряет сознание, смотрит на искалеченное лицо с правильными чертами. Затем король опускается на колени и задает умирающему вопрос, о котором тот будет вспоминать до конца своей необычайно долгой жизни:

– Ты хочешь жить?

«Что за глупый вопрос», – думает человек.

Конечно, он хочет жить. Он молод. Дома его ждет семья. Он проживет еще не один десяток лет.

Ответ человека звучит как мольба:

– Да. Очень хочу. Да. Помоги мне.

Позже он будет проклинать себя за это – за свою жалкую просьбу, оказавшуюся губительнее смерти.

Король улыбается и приникает ртом к горлу умирающего.

Глава восьмая

Райн

Септимуса я возненавидел с первого взгляда.

Я точно знал, кто он, но даже если бы и не знал, его внешность быстро бы мне подсказала.

«Этому кроверожденному вельможе нельзя доверять», – кричала моя интуиция.

Когда во время Кеджари он подошел ко мне, я не пожелал иметь с ним ничего общего. Но он цеплялся, как неприятный запах. Точнее, как болезнетворное поветрие. Этот мерзавец приходил ко мне снова и снова.

Поначалу он ничего не предлагал, появляясь как бы между прочим. В дни, предшествующие Кеджари, он оказывался везде, где находились мы с Мише, и подолгу торчал рядом с нами. Поначалу это не вызывало у меня подозрения. Он вел себя так же, как и большинство кроверожденных во время состязания: пользовался возможностью общаться с другими домами и прикидывал, где и на кого оказать влияние.

Повторяю, тогда меня это не беспокоило. Торчит и торчит.

Но потом, на третий или четвертый раз, я заподозрил неладное. А к тому времени, когда он отвел меня в сторону и сказал: «Я знаю, кто ты на самом деле», – он уже вызывал неприязнь.

Фраза, брошенная им, меня насторожила. Я перешерстил свой внутренний круг, пытаясь понять, откуда он это узнал, однако я и сейчас был в полном неведении. Но после той фразы он начал на меня давить.

«Тебе не сделать это одному. Ришане не настолько сильны. Твоя победа в Кеджари ничего не изменит».

«Тебе понадобится помощь».

«Позволь тебе помочь. Давай поможем друг другу».

Я грубо потребовал оставить меня в покое. У меня и в мыслях не было заключать с ним сделку. Я еще давным-давно узнал, насколько опасен тот, кто предлагает тебе все, чего ни пожелаешь.

А потом он заметил Орайю.

Я хорошо помню, когда именно он понял, что может использовать ее против меня. Это было на пиру Полулуния, когда он назвал ее Несаниной.

Я отказывал Септимусу до самого конца. До момента, пока он не помахал передо мной жизнью Орайи. И тогда я сломался.

Когда судьба проведет тебя через определенные события, невольно научишься распознавать тех, кто находится в отчаянном положении. В таком положении и находился Септимус. Его отчаяние было опасного свойства, и он великолепно умел прятать это внутри. Он делал все, чтобы получить желаемое. Я никак не мог понять, чего именно он хочет, и это меня пугало.

Отчаяние привело к ужасной сделке.

Эта мысль не давала мне покоя, когда я сидел у себя в кабинете вместе с ним и Вейлом и слушал, как Септимус слишком уж непринужденно объясняет нам, почему он не может отправить войска в Мисраду.

Вейлу доводы Септимуса не нравились. Он даже не пытался скрывать, насколько разочарован услышанным.

– Это неприемлемо, – сказал Вейл.

Септимус корчил из себя дурака. И сейчас на его физиономии появилась такая же дурацкая усмешка.

– Понимаю чувства вас обоих, – сказал он нам, – но такова природа материи. Как ни печально, я не в силах управлять пространством и временем. Дездемона неоднократно в этом убеждалась. Мы не можем вовремя перебросить туда войска. Придется повременить с маршем на Мисраду.

– Хочу убедиться, что я все правильно понял, – произнес Вейл и наклонился над столом. – Нам что же, переносить маневр, который мы готовили не одну неделю? А ведь он, кстати, строился на прогнозах твоих бездарных генералов. И теперь за один день все менять?

Септимус перестал улыбаться. Я заметил у него особенность: он вполне спокойно принимал оскорбления в свой адрес, но ему очень не нравилось неуважение, проявленное к тем, кто работал под его началом.

Он затянулся сигариллой, выпуская из ноздрей клубы дыма.

– Мои бездарные генералы делают львиную долю работы, подавляя мятеж в ваших войсках. Если бы ваши силы проявляли больше желания сражаться за вас, все происходило бы куда быстрее.

Казалось, Вейл вот-вот накинется на Септимуса с кулаками. Я бросил на него предостерегающий взгляд, хотя интуиция подсказывала мне, что он прав. Вейл выдержал мой взгляд в поединке глаз. За эти недели он так и не был готов признать меня своим правителем. Качая головой, Вейл откинулся на спинку стула.

– Вот уж не думал, что на новом посту мне придется иметь дело с недотепами, – проворчал он, не в силах сдержаться. – Упущение с моей стороны.

Септимус усмехнулся и посмотрел на меня:

– Ты что-то очень тих, мой король.

Я действительно не подавал голоса. Я наблюдал за Септимусом. Как подозрительно гладко он преподнес нам это внезапное изменение в готовящемся наступлении на Мисраду. И не за несколько дней до этого, а буквально в последнюю минуту. То, о чем он сказал, было лишь малой частью того, о чем он умолчал. В этом я не сомневался, хотя не знал, откуда у меня такая уверенность.

Я постоянно думал о том, что пренебрегаю королевскими обязанностями. Мне хотелось, чтобы Септимус и дальше относился ко мне как к обращенному дикарю, ставшему королем по недоразумению. Пусть думает, что мной легко помыкать.

Моя улыбка была больше похожа на оскал.

– А что бы ты хотел от меня услышать? – спросил я.

Септимус пожал плечами, словно говоря: «Ты мне и расскажешь».

– Хочешь, чтобы я накинулся на тебя за твое отвратительное планирование и нерадивость?

– Как тебе угодно, – ответил он, снова пожав плечами.

– Зачем мне попусту тратить слова и время? Я и так ухлопал немало часов, вместе с тобой разрабатывая это наступление. Почему-то нет желания и дальше напрасно терять время.

Септимус вскинул голову и задумчиво, изучающе посмотрел на меня. Мне стало неуютно под его взглядом, и я выпрямил спину.

– Не вижу, о чем еще тут говорить, – закончил я и махнул рукой в знак того, что не задерживаю его. – Если ты все сказал, я займусь настоящими делами.

Септимус наградил меня мимолетной холодной улыбкой и встал:

– Я все сказал.

Не понимаю, почему, впервые увидев очертания Сивринажа, я подумал, что ничего прекраснее мне до сих пор не встречалось. Но тогда этот город представлялся мне не чем иным, как спасением.

Какая издевка.

Сейчас, с крыши арсенала в столичных предместьях, панорама Сивринажа была похожа на ту, что я увидел впервые. Как и тогда, я смотрел на ночной город, щедро залитый лунным светом. Наверное, во всех этих шпилях, башнях и куполах, построенных из мрамора, слоновой кости и серебра, была определенная архитектурная привлекательность. Зрелище, вызывающее только восхищение… пока не поймешь, сколько крови пролили для постройки этого великолепия и сколько гнилья скрывается внутри и под зданиями.

– Тебе не следовало бы здесь находиться, мой король, – в четвертый раз за последние пятнадцать минут произнес Вейл.

Его слова не менялись, но, судя по голосу, он испытывал все большую досаду.

– Мне хватило одного раза. Можешь не повторять.

Он что-то недовольно пробурчал.

Я повернулся, глядя на то, что находилось у меня за спиной. Арсенал располагался на самой границе Сивринажа. Дальше начиналось пустое пространство. К северу грядами тянулись холмистые дюны, а к югу, к берегу моря, вела каменистая твердь. Ночь выдалась туманной и облачной, что мне не нравилось. Облака то и дело закрывали луну. Берег моря почти не просматривался.

Упершись в перила, я взглянул на город. К западу от меня простирались кварталы, населенные людьми. Сверху это было похоже на коричнево-серое лоскутное одеяло. За ними начинались вампирские районы. Некоторые улицы и сейчас оставались перегороженными наспех возведенными баррикадами, где камни соседствовали с обломками древесины. Память о том, как хиажи в первые дни после переворота стремились отбить территорию. Попытки провалились. Но сопротивление хиажей продолжалось, о чем я не забывал ни на минуту.

Ночь была тихой. Атаки всегда происходили тихими ночами.

Ночь нападения на Лунный дворец тоже была тихой.

И перед падением королевства Некулая тоже.

Сегодня тишина была особенной, учитывая, что Септимус вывел из города войска кроверожденных, оставив ришан охранять арсенал. Внезапное изменение стратегии лишь добавило хаоса и неразберихи.

По мнению Септимуса, нам в эту ночь ничего не угрожало. Но у меня не шла из головы его отвратительная усмешка и это внезапное изменение планов.

Вампиры, особенно знать ночерожденных и тенерожденных, слишком легко сбрасывали кроверожденных со счетов, считая последних безмозглыми скотами. Да, кроверожденные отличались особой кровожадностью, но мозги у них работали очень даже неплохо. Если бы не проклятие богини, существенно уменьшившее их численность и продолжительность жизни, кроверожденные завладели бы всеми землями в Обитрах. А может, и всем миром. Я в том не сомневался.

Знать с ее врожденным высокомерием привыкла недооценивать кроверожденных. Я не принадлежал к знати и не страдал подобным недостатком.

– Нужно усилить охрану арсенала, – обратился я к Вейлу.

Военачальник рангом пониже упрекнул бы меня в излишней осторожности. Надо отдать должное Вейлу, он не высказывал сомнений в моих решениях.

– Ты чего-то опасаешься? – тихо спросил он.

– Я…

Не мог же я ответить: «Сам не знаю».

Плевать мне на гордость, однако я не собирался вслух произносить такие слова. Особенно наедине с Вейлом.

Но правда есть правда. Никаких более или менее стройных предположений у меня не было. Я сомневался, что Септимус открыто выступит против меня. Если и выступит, то не сейчас. Как и я, он тоже был связан этим союзом. Чтобы разорвать нашу договоренность, ему бы пришлось действовать напористее.

Но порой в воздухе носится что-то неуловимое, а ты не можешь понять.

Я принюхался и, криво усмехнувшись, спросил Вейла:

– Ты это чуешь?

– Что?

– Кровь.

Я сунул руки в карманы и прислонился к каменной стене.

– Останусь здесь на всю ночь.

– Но…

– Сними с постов всех, кого можно снять без ущерба для города, и пусть идут сюда.

Повисла пауза. Я чувствовал, как ему хочется назвать меня глупцом за решение остаться, даже если (особенно – если) я заподозрил вероятность нападения на арсенал.

– Как будет угодно, мой король, – только и ответил Вейл.

Он без пререканий взмахнул серебристыми крыльями и поднялся в небо. Я следил за ним, пока он не скрылся в клочьях тумана.

Сев на каменный выступ стены, я достал из ножен меч. Я давно не пускал оружие в ход, но привычное напряжение мышц руки, пальцы, обхватившие эфес, – все это действовало на меня успокаивающе. Я положил меч на колени, всматриваясь в темную сталь и слабый красный дымок, поднимавшийся над лезвием. Я обрадовался дымку, как старому другу.

Я почти желал, чтобы этой ночью случилось нечто неожиданное. Тогда бы у меня появилось основание с кем-то расправиться. Я тосковал по таким схваткам. Они были простыми, легкими, прямолинейными. Полная противоположность событиям последних недель.

Во всяком случае, раньше так оно и было.

И тут совсем некстати перед глазами мелькнуло лицо умирающего Винсента. Не будет тебе прежней простоты.

Я прогнал эту мысль, уперся спиной в холодный камень и стал смотреть на густые облака, проплывавшие по небу. Я чего-то ждал, хотя и не знал чего.

Пусть это случится.

Мне не терпелось, чтобы что-то произошло.

Глава девятая

Орайя

Еще до взрыва я знала: что-то пошло не так.

Мне было привычно с тоской взирать на внешний мир из окна спальни. Этому способствовала вся жизнь, проведенная в замке. Однако в последние две недели я не просто смотрела. Я ждала.

Ждала массового исхода войск ришан и кроверожденных.

Ждала того, чего так и не произошло.

Несколько дней назад часть отрядов кроверожденных покинула город. Правда, не в таком количестве, как я предполагала, подслушав их разговоры, но это обнадеживало. Я надеялась, что сегодня ночью за ними последуют и ришане.

Но проходил час за часом, а ришане оставались в городе. Я смотрела, ждала, а кишки все сильнее крутило от нехорошего предчувствия. Я снова попыталась через зеркальную чашу связаться с Джесмин; на этот раз чтобы предупредить главнокомандующую. Увы, лужица моей крови на дне чаши не показывала ничего. Скорее всего, Джесмин отправилась с войсками в путь, намереваясь атаковать арсенал.

Вскоре я смотрела уже из всех окон своих апартаментов, приклеившись взглядом к арсеналу на окраине. В мозгу лихорадочно неслись мысли.

«Джесмин – военачальница сильная и опытная», – твердила я себе.

Не будь она уверенной в успехе маневра, она бы с места не сдвинулась. Погода этой ночью была идеальной для атаки. Облака скрывали хиажей, взмывших в небо. Немалая часть кроверожденных ушли из города. Но, вопреки моим надеждам, в Сивринаже осталась вовсе не горстка солдат. Похоже, я что-то пропустила или недоучла.

«Змейка, не принижай себя и не списывай все на свое неведение», – прошептал мне на ухо Винсент.

Да, он был прав. Я встала у окна, прижав пальцы к стеклу. Что-то изменилось. Войск кроверожденных, выведенных из столицы, явно недостаточно, чтобы захватить такой город, как Мисрада.

И…

Взрыв вышиб из меня все мысли.

Он был громким и настолько мощным, что под пальцами вздрогнуло оконное стекло, хотя взрыв произошел на другом конце города. Над арсеналом вспыхнуло бело-голубое пламя, и сейчас же повалил густой мерцающий дым.

Затаив дыхание, я смотрела, как быстро гаснет пламя. Ничего подобного я не видела со времени…

…со времени атаки на Лунный дворец – несколько месяцев назад.

Джесмин. Великолепный стратег. Большим умом она не отличалась, но военное дело знала. Устроив с помощью магов зловещий отвлекающий маневр, она повторила историю с разрушением Лунного дворца. Я и глазом моргнуть не успела, как среди облаков и клубов дыма замелькали силуэты. Хиажи слетались к месту взрыва.

Это зрелище пробрало меня до костей.

Мне нужно туда попасть. Немедленно.

Взрыв превратил замок в потревоженный улей. Из коридоров донесся топот. Я подбежала к внешней двери и прижалась к ней ухом, вслушиваясь в шум и отдаленные крики. Принялась молотить по дубовой двери так, что заболел кулак.

Не знаю, кто находился с внешней стороны, но открывать они не спешили, словно раздумывали, стоит ли вообще это делать.

Наконец дверь открылась. Я увидела молодого светловолосого ришанина. Судя по его ошеломленному виду, парень уже сожалел, что оказался здесь.

– Ты не Кетура, – пробормотала я, щурясь на него.

Не понимаю, зачем я это сказала. Может, от удивления, поскольку охранять меня чаще поручали именно ей.

– Нет, – согласился парень. – Я Киллан.

Раз Кетуры не было в коридоре, значит ее вызвали в другое место. Не исключено, что она уже в арсенале.

Дело дрянь.

– Пропусти меня, – потребовала я, намереваясь пройти, однако Киллан неуклюже загородил мне путь.

Вытянув шею, я увидела солдат, бегущих по коридору. Они на ходу облачались в доспехи.

– Я – твоя королева, – прорычала я парню. – Дай мне пройти.

Вот и проверим, чего стоят заверения Райна, утверждавшего, что я не узница, а королева.

– Я не могу этого сделать, госпожа Орайя, – смущенно признался Киллан. – У меня приказ – охранять. За пределами комнат небезопасно.

Тоже мне «приказ – охранять»! Стоило мне приблизиться, как у этого мальчишки раздулись ноздри. Он вообще не годился для чьей-либо охраны. Он даже не умел противиться запаху человеческой крови.

Если для моей охраны выделили этого сосунка, значит дела у Райна из рук вон плохо.

Я отступила на шаг, другой.

Киллан с нескрываемым облегчением вздохнул.

«Помни о том, кто ты», – прошептал Винсент.

Я что, совсем спятила, прося у этого парня разрешения выйти? Так он подумает, что действительно может меня охранять!

Я же выиграла этот проклятый турнир Кеджари. Я побеждала в сражениях с крепкими вампирскими воинами, которые были вдвое больше меня и в десять раз старше. Я была дочерью Винсента из ночерожденных – величайшего из всех королей, какие правили Домом Ночи. Я была законной наследницей, способной на большее, нежели упрашивать какого-то сопляка.

Матерь свидетельница, до чего же я тосковала по гневу. И сейчас, когда он вспыхнул, я приняла его в свои объятия, как возлюбленного, с которым давно не виделись.

Ночной огонь бушевал у меня на кончиках пальцев, содрогая предплечья.

Разобраться с Килланом оказалось несложно. Думаю, он еще ни разу не пускал в ход оружие и явно не был готов начать с меня. Прикосновение Ночного огня заставило его вскрикнуть от боли. Я схватила парня, чтобы отшвырнуть к стене. Его руки покрылись бескровными ранами. Киллан пытался отбиваться, но вяло. Я вырвала у него меч, и тот с лязгом упал на мраморный пол.

Как здорово было снова с кем-то сражаться. Мне хотелось, чтобы парень оказал настоящее сопротивление и принял вызов.

Мне хотелось потчевать его болью.

Но Киллан почти не сопротивлялся. Он лишь шумно дышал. Я слышала, как гулко колотится его сердце. (Матерь, почему обострился слух?) Я надавила предплечьем ему на горло, и Ночной огонь перетек ему на кожу.

Ногой я нащупала меч и подтолкнула к себе. А когда нагнулась за ним, Киллан попытался выскользнуть из моей хватки.

Бесполезно. Я вновь припечатала его к стене. Теперь отобранный меч был направлен ему прямо в грудь.

Киллан с неподдельным страхом смотрел на меня.

Обычно такой взгляд доставлял мне немало удовольствия. Мне нравилось видеть испуг в глазах противников. На короткие мгновения они познавали то же бессилие, какое я ощущала всю жизнь.

Вот и сейчас я испытала удовлетворение.

«Маленькая змейка, если понравилось, как на тебя со страхом смотрит всего один никудышный солдат, представь, что почувствуешь, когда на тебя так будет смотреть все королевство», – прошептал Винсент.

Меня пробрала дрожь. Можно потеряться в ощущениях собственной силы и власти. Сейчас мне очень хотелось сильных эмоций. Надоела слабость.

Пришлось с сожалением напомнить себе, что я не в человеческих трущобах и что Киллан не относится к моим целям. Молодой парень, почти мальчишка, которому не справиться с порученным заданием.

«Убей его, – потребовал Винсент. – Он расскажет другим, что ты сбежала».

В коридоре послышались голоса. Отдаленные шаги. Время меня подпирало.

Я подняла руку с мечом.

– Пощади, – взмолился Киллан. – Я…

Шмяк. Голова парня от моего удара звучно стукнулась о стену.

Тело его обмякло. Он был более рослым, чем я, и сильнее физически, но не ожидал, что я так обойдусь с ним. Вышибить вампира из сознания нелегко, и обморок продлится недолго. Я втащила охранника в комнату и заперла дверь на три засова.

Шаги приближались. Весь замок тревожно гудел. Откуда-то снаружи долетали крики командиров.

В моем распоряжении были считаные минуты.

Схватив меч Киллана и его военный плащ с капюшоном, я бросилась бежать.

Я бы сейчас отдала что угодно за крылья. Даже если бы мне хватило сил помчаться через весь Сивринаж (мысль более чем странная), все равно путь до арсенала был неблизким.

Мне нужна была лошадь.

Не многие умели скакать верхом в Доме ночи. Вампиры перемещались по воздуху и двигались быстрее лошадей. Исключение составляли люди и гвардия ночерожденных.

Значит, нужно незаметно пробраться в конюшню. Плащ Киллана – никудышное прикрытие. Любой мог учуять запах моей крови. Но лучше плащ, чем вообще ничего. Только благодаря полнейшему хаосу, охватившему замок, я смогла беспрепятственно спуститься на первый этаж. Коридоры были полны гвардейцев, пехотинцев и слуг.

Я легко затерялась среди всех этих бегущих и орущих вампиров и проследовала в конюшню. У дверей стояли оседланные лошади. Я схватила под узды первую попавшуюся – некрупную гнедую кобылу.

Стоило бы слиться с толпой, но мне катастрофически не хватало времени. Если кто-то увидит мое лицо или подойдет поближе и принюхается, меня сразу разоблачат. Этим мои беды не исчерпывались.

Я вскочила на лошадь, наклонилась поправить плащ и выругалась от досады.

Моя печать наследницы.

Я была не в кожаных доспехах, а в сорочке с широким воротом. Плащ скрывал лишь часть отметины, но не всю. А значит, надо поторапливаться.

Кобыла подо мной упрямилась, словно чуяла, что ее вытащили из стойла для неблаговидных целей. Лошади в Обитрах отличались капризным и взбалмошным нравом. Эта беспокойно танцевала на месте. Я побуждала ее выбраться за пределы конюшни, а сама старалась надвинуть ниже на лицо капюшон. Меня неприятно поразил ночной зной. Я не сразу поняла, что причина кроется в моем принудительном затворничестве. Я забыла, когда в последний раз выбиралась на воздух.

В голове звучали слова Райна, сказанные в одну из наших первых встреч: «Маленькая человеческая принцесса Винсента, которую держат в хрустальном дворце, где все могут на нее смотреть, но никто не может до нее дотронуться».

Лицемер.

– Эй! Я тебе говорю, парень! Где ты должен находиться?

Я вздрогнула от грубого голоса, пришпорила лошадь и пустила ее шагом по улице, еще глубже спрятав лицо под капюшоном.

– Парень! – снова крикнул тот же голос.

Лошадь перешла на рысь, и кричавший остался позади.

Я мчалась по кварталам, населенным людьми. Эти закоулки я знала лучше любого вампира и могла быстро добраться напрямик на другой конец города. Здесь мне не попадутся ни солдаты, ни постовые.

Кобылу я не щадила. Она уже неслась галопом по тихой и темной неприметной улочке. Перед поворотом за угол лошадь вдруг взбрыкнула, встала на дыбы и едва не сбросила меня на булыжную мостовую. Я чудом удержалась в седле и стала гладить животное по шее, шепча утешительные слова.

Было настолько темно, что мои человеческие глаза, уступавшие вампирским, не сразу заметили фигуру впереди.

Идущий поднял руки. Сквозь расступившиеся облака просочился лунный свет, озарив его серебристые волосы и лицо. На губах играла невозмутимая улыбка.

– Не хотел тебя пугать, – сказал он. – Вышел прогуляться и забрел не туда.

Септимус.

Я мысленно выругалась и наклонила голову, прячась в тени капюшона. Но что капюшон для вампирского зрения? Что плащ для вампирского обоняния?

– Мои извинения, – продолжил Септимус. – Ты же спешишь по важному делу? Правда, не знаю, как ты проедешь дальше. Вся дорога перегорожена баррикадами.

Я кивнула, по-прежнему старательно пряча лицо.

Септимус сунул одну руку в карман и, проходя мимо, другой похлопал лошадь по боку.

– Удачи. Похоже, дело у тебя и впрямь спешное.

Когда он ушел, я облегченно выдохнула, не желая раздумывать над своим везением. Возможно, Септимус принял меня за гвардейца и не обратил внимания. А может, узнал. Однако и в этом случае я не могла медлить, размышляя над обстоятельствами нашей встречи.

У меня была задача, которую нужно выполнить. Баррикады мне не помеха. Я пустила лошадь рысью, свернув налево.

Нападение было почти точной копией атаки на Лунный дворец. Я испытала невольное восхищение перед ограниченностью Джесмин. Насколько она знала, виновником нападения на Лунный дворец считался Райн. Сейчас она хотела восстановить справедливость. Матерь свидетельница, у нее это здорово получалось. Просто удивительно, как ей удалось все провернуть. Казалось, я мчусь прямо в преисподнюю.

Дым от Ночного огня имел особый запах, который словно выжигал ноздри изнутри. Зловоние преследовало меня, когда я ехала по второму мосту, перебираясь из человеческих кварталов в вампирские. Я была уже почти на окраине.

Выехав на дорогу, ведущую к арсеналу, я смачно выругалась. Передо мной разворачивалась картина боя. Ослепительная белизна Ночного огня жгла глаза. Огонь успел охватить бóльшую часть складов.

Судя по всему, Джесмин решила (возможно, ее решение было мудрым), что не получится отбить и удержать арсенал в самом Сивринаже и потому надо его уничтожить.

Не знаю, рассчитывала ли она получить отпор, но сопротивление было мощным. Вокруг меня мелькали ришанские солдаты. Кто-то тушил огонь, другие вступали в бой. На крыше, плохо видимой сквозь Ночной огонь, шло сражение. Я едва успела поворотить лошадь, как сверху с хлюпающим звуком упало искалеченное тело хиажа.

Он был еще жив и посмотрел на меня. Его лицо превратилось в кровавое месиво. Кости переломаны. Но в глазах что-то мелькнуло. Он узнал меня. Рот открылся, не издав ни звука.

Я сжалась от ужаса. На мгновение мне показалось, будто я смотрю на тело отца, такое же искалеченное, как это. Вспомнилось, как в последние мгновения жизни отец пытался заговорить со мной и не смог.

Издали донесся крик; волосы от него встали дыбом.

Я сразу узнала этот вопль. Такой же я слышала во время нападения на Лунный дворец.

Демоны. Джесмин заполучила заклинателя демонов.

Лошадь от крика взвилась, взбрыкнула и, сбросив меня, умчалась в лабиринт темных улиц.

Падение на булыжники отозвалось во всем теле. Кряхтя, я встала на четвереньки и ощупью нашла меч Киллана. Убогое, никудышное оружие. Я не любила сражаться обычными мечами. Они были большими, тяжелыми и не позволяли быстро двигаться. Но лучше такой меч, чем пустые руки.

Кое-как я поднялась на ноги и взглянула на горящий арсенал. Двери снесло взрывной волной. Четверть здания словно срезало ножом.

Где-то там внутри находилась Джесмин. И мои солдаты.

Не давая себе времени на раздумья, я ринулась в огненную стену.

Глава десятая

Райн

Я же это знал.

Не будь вокруг столько смертей, происходящее вызвало бы у меня больше ликования. Но сейчас наслаждаться чувством собственного превосходства не получалось.

Мне посчастливилось уцелеть во время взрыва. Многие ришанские воины оказались не столь удачливыми. Кто-то сумел проломить стены арсенала и сорвать магические печати на внутренних дверях, поскольку взрыв прогремел еще до появления хиажей и демонов. Когда это случилось, я шел по коридорам и почувствовал опасность за мгновение до того, как Ночной огонь расколол напряженную тишину.

«Ты это чуешь?.. Кровь».

Еще как, вполне отчетливо. По сути, запах крови был первым ощущением, когда я очнулся после взрыва. Кое-как встав на ноги, я побрел прямо в ад.

Кругом сверкали сполохи Ночного огня. В пламени мелькали силуэты бегущих хиажских и ришанских солдат. Демоны, порожденные магией, – четвероногие безволосые твари – мчались сквозь пламя с умопомрачительной быстротой. Отовсюду раздавались крики, больше похожие на вой, когда демонам попадалась очередная жертва, зазевавшийся солдат. Такие же существа атаковали Лунный дворец несколько месяцев назад.

Я не сомневался: это сделано намеренно. Все происходящее. Появление демонов. Точное, до мельчайших деталей, повторение той ночи. Мстительный ответ Джесмин за атаку, в которой я отказался признаваться.

Стоит ли удивляться, что я испытывал лишь минимальное удовлетворение?

Я не был прекрасным королем. Я не был даже искусным полководцем вроде Вейла, знавшего толк в стратегии и политических махинациях.

Но в своих качествах крепкого, опытного воина я не сомневался. Я умел убивать. Приятно было снова погрузиться в знакомую среду, что я и сделал, оказавшись в гуще этого побоища.

После того как не стало Некулая, я постоянно ощущал внутри, под кожей, его пульсирующую силу – силу ришанского наследника. После обращения в вампиры я обрел значительную мощь, но когда Некулай погиб – мало того что у меня на затылке появилась печать, – я почувствовал изменившееся состояние. Казалось, поток силы неукротимо рвался наружу.

Два века подряд я целенаправленно старался не обращать на это внимания. Не признавал то, кем являюсь. Образно говоря, Некулай оставил отпечатки по всему моему телу. Это он сделал меня таким, какой я теперь. Мне не хотелось, чтобы моя сила стала и его силой.

Но с тех пор, как я получил дар Ниаксии – с тех пор, как она восстановила полную силу родословной ришанских наследников, – я сразу это почувствовал. В первую же ночь, когда отнес бездыханную Орайю в замок, а затем вернулся, помогая ришанским войскам удерживать город. Я это чувствовал, когда отрывал Мартасу голову. И то же чувство я испытывал сейчас, размахивая мечом, наделенным магией Астериса. Сила так и струилась из меня. При всем желании я не смог бы ее скрыть.

Мне это нравилось, хотя и вызывало угрызения совести.

Завернув за угол, я убил очередного демона. Я сделал это почти не напрягаясь, но стоило убить одного, из дыма появлялось несколько новых. Сверху доносились шаги и голоса. Хиажские воины спустились с неба, воспользовавшись плохой видимостью. Вскоре я услышал голос Вейла. Он отдавал нашим солдатам приказы теснить захватчиков и не дать им занять нижние этажи.

Я усмехнулся. Сколько же звезд сошлось, чтобы превратить эту ночь в идеальный тупик.

Если бы мы последовали изначальным планам и вывели наши силы из города, хиажи легко овладели бы арсеналом и не только. Если бы ришанская знать прислала подкрепление, какое от нее ждали, мы имели бы численный перевес над атакующими. А если бы части кроверожденных остались в городе, мы бы разбили хиажей еще до атаки на арсенал.

Но сейчас силы были равны. Наши солдаты отличались более крепким здоровьем, однако хиажи превосходили нас умением. Добавьте к этому демонов и внезапность нападения. На счету обеих сторон хватало сражений, и сейчас они убивали друг друга, не пытаясь определить победителя.

Я спустился на первый этаж, проходя мимо трупов. Мне нужно было пробиться в заднюю часть здания, ближе к воротам. Завернув за угол, я застыл на месте.

Ее я узнал сразу же, даже сквозь завесу дыма. Казалось, Ночной огонь подчинялся ей. Магическое пламя обтекало ее фигуру, словно имело глаза и видело каждый изгиб ее тела. У нее за спиной развевались пряди длинных черных волос. Она сражалась мечом; дрянным, что угадывалось по ее движениям. Но ошибки быть не могло. Я успел изучить ее манеру вести поединок и потому сразу понял: ей сейчас непросто.

Она сцепилась с демоном. Когда ее меч пронзил тварь, раздался протяжный вой. Хлынула зловонная черная кровь. Урча, словно зверь, она оттолкнула тело поверженного врага и огляделась по сторонам.

Ох уж эти глаза. Серебристые, как сталь, и такие же острые. Такие же смертельно опасные. Каждый раз от них у меня начинало зудеть в груди и возникало настойчивое желание почесать несуществующий шрам.

Лицо у нее было жестким и холодным. На мгновение я даже обрадовался, предвкушая поединок.

Вот и она.

Радость тут же исчезла под напором здравых мыслей, которые вскоре хлынули лавиной.

Она сбежала из замка.

Она оказалась здесь.

Оказалась не случайно.

Она или пыталась убежать, или…

Или была ответственна за нападение на арсенал.

Увидев меня, она проворно отскочила и попятилась. Ночной огонь продолжал окаймлять ее тело. Знала ли она, в какой мере огонь помогает ей? Осознавала ли или сочла это новой частью ее личности подобно тому, как я отнесся к своей магии?

– Дай пройти.

Она не просила. Приказывала.

– А то что? – спросил я, невольно улыбнувшись. – Ударишь меня мечом? В третий раз?

Ночной огонь вспыхнул снова, цепляясь к ее телу.

Я должен был бы злиться на Орайю за то, что вместе с положением наследницы она получила изрядную магическую силу. Но, честное слово, мне это нравилось, как нравилась сила ее взгляда.

Скрипнув зубами, она подошла ближе.

– Райн, мне некогда шутить. Пропусти меня.

– Увы, Орайя, не могу.

– Почему?

Она вела себя предельно искренне, и наморщенный лоб не был игрой на публику.

Сделав еще шажок в мою сторону, она повторила, не сводя с меня глаз:

– Почему?

Вопрос превратился в метательный нож, густо политый ее кровью.

Он ударил меня сильнее, чем я думал.

Вопрос был шире. Мы оба это знали. Вопрос касался не только нашей случайной встречи в дымном коридоре. Он не укладывался в одно слово. Если развернуть, получалось: «Почему ты меня предал?» Я даже услышал ее вопрос, заданный тем же тоном, что и в подземном кабинете Винсента. Правда, тогда это был не вопрос, а утверждение: «Ты убил моего отца».

Я видел упрек в ее глазах. Более того, она наблюдала за мной и, как всегда, видела меня насквозь.

– Почему?

«Потому что, если я тебя пропущу, я совершу измену против своего трона.

Потому что, если я тебя пропущу, мне не останется иного, как сразиться с тобой.

Потому что, если я тебя пропущу, ты станешь моим заклятым врагом.

И еще, принцесса, я не могу тебя убить. Пытался и не смог».

Слишком много проклятых слов. Слишком много честности.

Я выбрал такой ответ:

– Орайя, ты знаешь почему. Наше соперничество не закончилось.

Щепотка правды, смешанная с подзадориванием: «Давай смелее. Сразись со мной».

Я хотел, чтобы она набросилась на меня. Мне очень недоставало ее воинственности. Я неделями просил ее об этом.

Я поднял меч. Она подняла свой. Ночной огонь отзывался на каждый ее вдох и выдох, становясь все ярче. Ее ненависть тоже.

Она взглянула поверх меня, и у нее округлились глаза.

Обернувшись, я увидел женскую фигуру с перепончатыми крыльями, которая неслась к нам с мечом в руке.

Джесмин. Трудно забыть лицо той, кто пытала тебя часами.

Я едва избежал ее атаки. Наши мечи схлестнулись. Джесмин ранила меня, чиркнув лезвием по левому плечу. Я допустил глупейшую ошибку, не сумев вовремя увернуться.

Она двигалась с изяществом опытной танцовщицы, не вкладывая в танец никаких эмоций. Лицо сосредоточенное и спокойное, словно замерзший пруд. Правда, вместо снега ее лицо покрывали грязь, кровь и следы ожогов.

Джесмин взглянула на Орайю. Я сдуру сделал то же самое, позволив себе отвлечься в критически важный момент. Следующий удар Джесмин был нацелен оборвать мою жизнь.

– Прекрати! – прозвучал требовательный голос Орайи. – Опусти меч.

На лице Джесмин отразилось искреннее замешательство.

Орайя подошла ближе и с усмешкой сказала:

– Джесмин, оставь его мне. Тебе есть с кем сражаться.

Орайе я не причинил бы вреда, но подобных чувств к Джесмин у меня не было. Когда воительница замешкалась, удивленная приказом королевы, я воспользовался ситуацией.

Я едва был в состоянии управлять новыми глубинами своей силы. Мне даже не понадобилось вызывать Астерис. Его магия уже плясала на острие моего меча. Джесмин неплохо умела уклоняться от атаки. Она парировала мой очередной удар, но он был такой силы, что она отлетела по коридору в развороченную каменную стену.

Джесмин еще не успела упасть, как Орайя накинулась на меня.

Мне это подсказало характерное шипение Ночного огня. Еще через мгновение Орайя меня атаковала.

Я вполне мог бы ее убить. Мог бы вызвать мощный всплеск Астериса, который отделил бы ее тело от костей. Но я употребил этот редчайший момент на другое: внутренне собрался и преградил ей путь.

Мы оказались в равном положении, и Орайя ухватилась за подвернувшуюся возможность.

Она несколько недель подряд не брала в руки оружие. Возможно, это сказывалось на ее ловкости, но она не подавала виду. Каждым ее движением управляли не мышцы, а бурлящая магическая энергия.

И тем не менее… многое в ее действиях оставалось прежним.

Мы начали поединок, как начинают хорошо знакомый, заученный до мелочей танец, но по сравнению с прошлым отточенность шагов возросла вдвое и даже втрое. Наша магия – ее Ночной огонь и мой Астерис – окружала нас так, словно сгущались облака. Свет сошелся с тьмой, жар – с холодом. Каждый ее удар, отбитый мной, отзывался у меня во всем теле. При своем невысоком росте и худощавой фигуре, Орайя вкладывала в каждый выпад немало силы. Она передвигалась быстро, держа меня в постоянном напряжении.

Сражалась она потрясающе. Честное слово, я не мог не восхищаться ее техникой.

Но за все время никто из нас не ранил другого. Ночной огонь на лезвии ее меча, конечно же, воздействовал на меня. Но ее удары были половинчатыми и вызывали лишь царапины, если мне не удавалось их отвести.

Двигалась она быстро. Слишком быстро. Скорость нарастала, словно Орайя выпускала свою магическую стихию на волю, ослабляя управление.

Ночной огонь полыхал все ярче.

Три удара подряд. Последний был таким стремительным, что я не успел увернуться, и ее меч прочертил по мне линию от плеча до бедра.

Напрасно она думала, что я не увижу, как она поморщилась, увидев кровь.

Я обратил замешательство Орайи против нее, нанеся контрудар. Мы поменялись местами. Теперь она находилась спиной к стене и не успела взмахнуть мечом, как я припечатал ее к камню.

Ночной огонь был настолько ярким, что я не видел ничего, кроме лица Орайи.

Она. Завораживающая и смертельно опасная. Даже ее ненависть была неотразимо красивой.

Мы стояли, запертые магией в своем поединке, и оба тяжело дышали. Казалось, мы снова были на Кеджари. И еще возникло ощущение, будто я сражаюсь с зеркалом.

– Ты сдерживаешься, – сказала она.

У меня в груди кольнуло. Призрачная рана, которой не существовало.

– Ты тоже, – улыбнулся я, наклонившись ближе.

Мои губы почти касались ее кожи. Возникло мимолетное желание закусить зубами мочку уха. Желание прильнуть к ее горлу было еще неодолимее. Ее запах, ставший сильнее, чем прежде, мешал сосредоточиться.

– Тебе так хочется меня убить, – прошептал я. – Чего же ты ждешь?

Я не двигался, но чувствовал холодок ее меча, прижатого к моей груди. Острие угрожало распороть мне кожу. Я отстранился, чтобы взглянуть на Орайю. Наши лбы соприкоснулись. Ее глаза, большие и круглые, как луна, смотрели на меня.

Иногда у меня возникало ощущение, что я знаю ее лучше, чем кого-либо. Иногда она представлялась мне сплошной тайной. Сейчас я испытывал оба состояния. Ее скрытая боль стала слишком очевидной, и тем не менее рука, сжимавшая меч, дрожала. Вопрос, ответа на который я не знал.

У меня по животу потекла струйка крови.

Учащенное, сбивчивое дыхание Орайи смешалось с моим.

– Так что? – хрипло спросил я. – Принцесса, ты намерена меня убить?

Вот что интересовало меня всерьез. Возможно, эта ночь поставит точку.

Орайя молчала. Точнее, рычала, скрипя зубами. Пламя окружало ее, словно объятия любимого.

Еще одна струйка крови скатилась по моей груди.

Орайя не шевелилась.

Она этого не сделает.

Она этого не сделает.

Я вдруг с предельной ясностью это понял. Я получил подтверждение того, что вызывало у меня искреннее замешательство, поскольку у Орайи были все основания меня убить.

На мгновение ее гнев сменился чем-то другим. Она даже закрыла глаза и отвернулась, чтобы скрыть это от меня, однако я сжал ей подбородок и развернул лицом к себе.

Я приоткрыл рот.

И мне в лицо брызнула кровь. Орайя дернулась от стрелы, застрявшей в ее теле.

Глава одиннадцатая

Орайя

Ну и дура же я! Позволила себе отвлечься и не увидела пущенной стрелы. А когда увидела, было слишком поздно.

Кровь я ощутила раньше, чем боль. Под руку текло что-то густое, теплое и влажное. Рука по-прежнему была поднята и сжимала меч.

Боль заставила разжать пальцы. Меч с лязгом упал.

Неожиданно тело пришло в движение, не вдоль стены, а как-то вбок и без моего контроля скользнуло вниз.

Райн подхватил меня и заслонил собой. Его мощное, подсвеченное пламенем тело нависло надо мной.

– Ты что, драть тебя, себе позволяешь?! – закричал он.

Я напрягла зрение, пытаясь что-то увидеть сквозь дым. Увидела. Молодой кроверожденный солдатик съежился под сердитым взглядом Райна. Парень только сейчас понял, в кого он стрелял, и его глаза округлились от страха.

– Она… напала на вас, – запинаясь, произнес солдат.

Райн обрушил на кроверожденного поток ругательств. У меня в голове они превращались в словесную кашу. В коридоре замелькали силуэты. Тоже кроверожденные? Подкрепление. Мне самой захотелось выругаться.

Я зажала рану. Кровь лилась ручьем. Кровь всегда была моей слабостью, и тело полувампирши тут ни при чем. Мне казалось, она при первой возможности готова вылиться полностью, без остатка.

В клубах дыма я увидела притаившуюся фигуру. Джесмин. Я сразу ее узнала. Она внимательно смотрела на меня и ползла вперед. Райн тем временем продолжал распекать солдата.

Джесмин подползла ближе, но я покачала головой.

Она удивилась и, сощурившись, недоверчиво посмотрела на меня. Я снова покачала головой, на этот раз жестче, отдавая ей бессловесный приказ: «Уходи. Немедленно».

С ришанами мы бы еще как-то справились, но раз здесь появились кроверожденные, Джесмин и ее солдат – моих солдат – выкосят под корень.

Она все-таки подползла еще ближе. Дым рассеялся, и я увидела в ее глазах протест. Молчаливый вопрос: «А как же ты?»

Я попыталась взмахнуть рукой. Движение оказалось непосильным. Меня замутило. В глазах потемнело.

Момент потери сознания я не запомнила. Очнувшись, я обнаружила, что лежу на полу и смотрю в глаза склонившегося надо мной Райна. Он что-то говорил, но я не понимала. Меня это не волновало, я чувствовала, что снова теряю сознание.

Не хотелось, чтобы его глаза последовали за мной в забытье.

Только они последовали все равно.

Глава двенадцатая

Орайя

Впервые за эти недели мне не снился Винсент. Вместо него я видела во сне Райна. Я вонзала меч ему в грудь и смотрела, как меняется его лицо, когда наступает смерть.

Этот сон повторялся без конца.

Открыв глаза, я увидела знакомый стеклянный потолок лазурного цвета. Лицо мертвого Райна померкло, растворившись в разбросанных по потолку серебряных звездах. Я попыталась шевельнуться, и тело отозвалось острой болью в боку.

– Тебе еще рано двигаться.

У меня болела грудь. Было больно слышать голос Райна. Понадобилась целая минута, чтобы собраться с духом и повернуть голову. Я почти ожидала увидеть его таким же, каким он представал в моих кошмарах. Мертвым, с торчащим из груди мечом. Моим.

Но нет, Райн был вполне живым. Он сидел у кровати, склонившись надо мной. Я поняла причину острой боли: он перевязывал мне рану и…

Богиня!

Я смущенно дернулась, сообразив, что на мне ничего нет, не считая повязок на груди.

– Сейчас ты находишься в самом соблазнительном виде, – усмехнулся Райн.

Ответить бы ему какой-нибудь ядовитой фразой, но мозг работал скверно, и мысли текли медленно, словно пробиваясь сквозь ил.

– Тебе дали лекарство, – сообщил Райн. – Подожди немного.

Матерь, у меня болела голова.

Я помнила атаку. Помнила, как бежала по арсеналу и как второй раз прижала меч к груди Райна.

«Тебе так хочется меня убить. Чего же ты ждешь?»

А я не сделала этого. Не смогла, хотя он не сопротивлялся и было легко ударить его прямо в сердце.

Ничего-то я не смогла: ни вернуть отцовский трон, ни отомстить за смерть Винсента.

Я сглотнула. Вернее, попыталась.

Словно почувствовав, что мне тяжело глотать, Райн закрепил повязку и подал мне стакан:

– Вода.

Я уставилась на него, и он нахмурился.

– Ты что? Думаешь, я решил тебя отравить?

Если честно, да. Так я и думала. Я же сбежала. Потом сражалась с ним. Райн и его придворные не знали о моей роли в произошедшем, иначе бы сейчас я находилась не в своей спальне, а в застенке, скованная по рукам и ногам.

Райн негромко рассмеялся. Смех его был каким-то теплым. Я ощутила это спиной.

– Ну у тебя и лицо, – покачал он головой. – Пей, не бойся.

Мне отчаянно хотелось пить, и потому я осушила стакан.

– Удивительно, сколько бед может наделать стрела какого-то солдата, – сказал он.

Райн и сам был перевязан в нескольких местах. Вставая со стула, он поморщился. Я испытала прилив гордости. Его раны почти зажили, но на щеках еще оставались следы ожогов от Ночного огня. В том месте, где я его ранила, повязка была темной от крови.

Проглотив воду, я наконец почувствовала, что могу говорить.

– У тебя нет более важных дел, чем играть в сиделку?

– Как всегда, ты весьма оригинальным образом выражаешь благодарность.

– Я просто…

«Удивлена».

– А если я скажу, что все сиделки тебя боятся? Королева, которая, вызвав Ночной огонь, пыталась уничтожить ришанскую армию.

– Что ж, правильно делают.

Зато я поступала неправильно, подыгрывая ему. Снова те же игры, как на Кеджари.

Голова раскалывалась. Я села и зашипела от боли, ударившей в бок. Райн был прав: тот солдатик прилично попортил мне жизнь.

– Стрела была заговоренной. Магия крови, – сказал он, словно прочитав мои мысли.

Эти подлые кроверожденные.

Я вспомнила атаку на арсенал, подкрепление кроверожденных, и меня накрыло холодным ужасом. Солдаты Джесмин по силе и численности не уступали ришанам и смогли бы взять верх. Но появление кроверожденных склонило чашу весов в сторону противника. Они действовали умело и жестоко.

Райн стоял у окна моей спальни и смотрел на панораму ночного Сивринажа. Может, пытался рассмотреть хиажские тела, которые наверняка развесили по всем городским стенам?

Он ничего не говорил. Я тоже молчала. Не хотела доставлять ему удовольствие вопросами.

Повернувшись, он внимательно посмотрел на меня. Руки в карманах. Вид усталый. Никакого королевского блеска. Сейчас он был похож на Райна, с которым я делила жилье в Лунном дворце. Мне казалось, того Райна я успела изучить.

Лицо у него было не только усталым, но и суровым.

– Я знаю, о чем ты хочешь спросить, и потому скажу сам. Мы не взяли в плен ни одного хиажа. Погребли несколько десятков убитых. Может, тебе будет приятно узнать, что ришан погибло не меньше, чем хиажей. Думаю, порадует тебя и известие об уничтожении арсенала. Мы потеряли значимое хранилище оружия. На восполнение запасов уйдет почти год.

Я пыталась никак не реагировать на его слова.

Ничего приятного я не узнала. Я угробила солдат, которых у нас и так было мало. Не скажу, чтобы они погибли напрасно, но результат был ближе к ничьей, чем к победе, которой я жаждала.

А я осталась жива, попав в плен.

В плен… но живая, как ни странно.

Я хмуро оглядела себя. Повязки на теле. Затем посмотрела на склянки с лекарствами, занявшими прикроватный столик.

– Тебе было бы куда выгоднее дать мне умереть, – сказала я.

Райн скрестил руки на груди и нахмурился:

– Тебе тоже было бы куда выгоднее убить меня в арсенальном коридоре. Почему ты этого не сделала? Я ждал ответного удара.

«Хороший вопрос, маленькая змейка, – прошептал Винсент. – Почему? Ведь у тебя была прекрасная возможность».

По правде говоря, я сама не знала, что же остановило мою руку. Вернее, убеждала себя, что не знаю, – так было легче, чем признать нежелание воспользоваться выпавшим шансом.

Я промолчала.

Лицо Райна стало серьезным. Он повернулся к окну, погрузившись в раздумья. Судя по всему, хотел что-то сказать, но не смог, помешала вдруг промелькнувшая мрачная мысль.

– Нам надо кое о чем поговорить, – помолчав, произнес Райн.

Это мне совсем не понравилось.

– И о чем же?

– Потом.

Он посмотрел на меня, а затем направился к двери.

– Отдыхай. Я вернусь за тобой.

– Вернешься за мной? – переспросила я. – И куда ты меня поведешь? Или понесешь?

– Я сказал: нам надо кое о чем поговорить.

Он ушел, больше не взглянув на меня.

Верный своему обещанию, Райн через несколько часов появился снова. У меня болело все тело. Голова раскалывалась. Кое-как я ухитрилась встать с постели и одеться. Я надела кожаные доспехи, хотя на свежие раны это было чувствительно.

Даже когда замок принадлежал Винсенту, я постоянно носила доспехи. Ни на мгновение не позволяла себе забыть о том, что нахожусь среди хищников и здесь, в своем доме. Но с недавних пор я дала слабину. Обленилась. Твари, окружавшие меня, были кровожаднее прежних. Но я настолько ушла в свое горе, что не заметила, как стала надевать что-то из шелка и хлопка, практически сделав себя добычей.

Больше такого не будет.

Вернувшись, Райн смерил меня взглядом и удивленно вскинул бровь:

– М-да.

– Что?

– Да ничего. Ты выглядишь так, словно готова ринуться в бой.

Я бесстрастно посмотрела на него. Мы вышли за дверь и направились по коридору.

– Куда идем? – поинтересовалась я.

– В уединенное место, где можно поговорить.

– Мои апартаменты не годятся для таких разговоров?

Он как-то странно на меня посмотрел.

– Не вести же мне Септимуса к тебе.

Душа у меня ушла в пятки. Я замедлила шаг.

– Значит, встречаемся с Септимусом.

– К сожалению.

Украдкой я взглянула на Райна. Он смотрел перед собой. Лицо у него было напряженным.

Мне стало не по себе. Что-то здесь не так. Райн не собирался меня казнить, в противном случае он сделал бы это раньше. Он бы не стал тратить на меня время и лекарства, возясь с перевязками. А пытки?.. Такое вполне возможно. Сам Райн не будет меня пытать, а вот Кетура или кто-то из генералов не откажутся; особенно если им известна моя роль в нападении на арсенал. Так поступил бы любой король… должен был бы поступить, столкнувшись с предателем в своих рядах.

Руки инстинктивно скользнули вниз. Естественно, оружия при мне не было.

Мы молча спустились по лестнице и перешли в другое крыло, достигнув конца коридора.

Райн открыл дверь. Мы оказались в небольшой комнате. Возможно, раньше это был чей-то кабинет или гостиная. Я могла лишь гадать. Как и большинство помещений замка, прежнее убранство комнаты изменилось. Меня встретили пустые стеллажи у стен, их еще не успели заполнить другими книгами. В центре стоял круглый стол.

Септимус уже находился здесь и даже не потрудился встать при нашем появлении. Возле стола, скрестив руки, стоял Вейл и смотрел на меня, как сокол на добычу. Только Кайрис встал, когда дверь открылась.

Он улыбнулся мне и выдвинул стул напротив Септимуса:

– Садись.

Наблюдая за мной, Септимус тоже улыбнулся – одними губами.

Вейл уселся рядом с Кайрисом, а Райн остался стоять. Он встал у меня за спиной, чтобы я чувствовала его присутствие, но его самого не видела. От этого мне стало особенно неуютно.

Все пристально смотрели на меня. Я привыкла к чужим взглядам, но не к таким. Я не диковина, чтобы так на меня пялиться.

Септимус что-то выложил стопкой на середину стола. Это были осколки посеребренного стекла. На их поверхности поблескивали завитки узора.

Я мысленно выругалась.

Чаша из кабинета Винсента.

– Думаю, тебе знакома эта вещь, – сказал Септимус.

Я изо всех сил старалась не реагировать. Молча скрипела зубами. Все указывало на то, что меня будут пытать. Вот для чего Райн выхаживал меня после ранения.

Он заговорил, и меня пробрала дрожь.

– Вряд ли нам стоит задавать глупые вопросы, когда мы и так знаем, что к чему, – сказал он довольно тихо, жестким тоном, словно поддразнивал, но со зловещим оттенком. – Орайя не любит игр.

– Хорошо, ваше величество, – вяло пожал плечами Септимус. – Я обойдусь без вопросов.

Он обратился ко мне:

– Ты ведь узнаёшь эти осколки. Конечно узнаёшь, потому что пользовалась ими.

«Ничего им не говори», – шепотом потребовал Винсент.

Я держала нервы в узде, стараясь управлять и сердцебиением. Я была заперта в одном помещении с чудовищами.

«Страх – всего лишь набор физических реакций».

Я буквально ощущала дыхание Райна у себя за спиной. Лучше бы он встал в другом месте.

– Ты что же, совсем не знаешь назначения этой вещицы? – спросил Септимус. – Это зеркало, моя дорогая, было специально создано для короля Винсента, твоего отца.

Мне почему-то казалось, что от этих слов, в особенности от имени Винсента, у меня перестанет ломить тело. Странная мысль.

– Это устройство для связи, и очень полезное. С его помощью можно общаться с тем, кто тебе нужен, где бы он ни был: в пределах Обитр, а может, и на других землях. Необязательно знать, где именно он находится. Зеркало само его найдет. Великолепный способ поддерживать тайную связь во время войны. Могущественная штучка. Редкая. Какой-нибудь бедный чародей долго над ней трудился.

Серебристые глаза с янтарными прожилками сощурились. Мне была хорошо знакома эта обаятельная улыбка.

– Не удивлюсь, если Винсент расплатился за зеркало собственной кровью, – закончил Септимус.

– И что? – холодно спросила я.

– А то, что ты тоже сумела задействовать зеркало, – ответил он.

– Не понимаю, о чем речь.

Его смех стал тише и холоднее.

– Не будем тратить время на отрицание очевидного.

Тон Септимуса… вернее, насмешливые интонации в его голосе заставили меня вспомнить о двух открытых засовах на входной двери моих апартаментов.

Вспомнилось, что в подземном крыле незапертой была только дверь кабинета Винсента.

И осколки зеркала на столе, словно ждавшие, когда их найдут.

Рискнул бы Винсент оставить столь ценный предмет на виду, среди бумаг и карт? Списать это на суету и напряжение военной обстановки? Нет. Военная обстановка лишь обостряла его бдительность.

«Следи за выражением лица», – предупредил меня Винсент, но опоздал.

Глаза Септимуса торжествующе блеснули. Он увидел, что я догадалась.

– Голубка, все ставки на тебя оказывались выигрышными, – сказал он. – Сбоев не было.

Райн вдруг обошел стол и остановился напротив меня. Руки он держал за спиной. Лицо было суровым, невзирая на улыбку. Безрадостную улыбку.

– Тебе повезло, принцесса, – произнес он. – Оказывается, ты не только предательница, но и обладаешь полезными способностями.

Мной помыкали. Был ли и Райн частью этих манипуляций? Неужели он обратил мое горе и положение пленницы против меня? Разумеется. После всего, что произошло, нечему удивляться. Меня это не должно было бы задевать.

– В большинстве своем потомство не способно пользоваться орудиями родителей, когда действие этих орудий связано с магией крови. И наоборот, – сказал Септимус.

Он водил пальцем по осколку, покрывая кромку черной кровью. В отличие от меня, зеркало не отзывалось на его кровь.

Стиснув зубы, я тупо наблюдала за его действиями. Хотелось отобрать у него осколок и стереть его поганую кровь. Он смел пачкать ею вещь, принадлежавшую моему отцу.

– Одно то, что ты смогла воспользоваться зеркалом и передать сведения своей командующей… уже само по себе это удивляет и впечатляет, – продолжил он. – Возможно, причина в твоей печати наследницы. Кому дано по-настоящему понять магию богов?

Не знаю, почему мне было тошно слушать эти слова. Получалось, моя связь с Винсентом сохранялась, хотя он всю жизнь твердил, что нас ничего не связывает. Часть меня хотела уцепиться за все, что осталось от него, и носить с гордостью, как медаль.

Другая часть ненавидела его за это.

Я отбросила противоречивые мысли и сказала:

– Что же теперь вы намерены делать? Начать брызгать моей кровью на все, что принадлежало Винсенту? Сколько себя помню, вампиры постоянно охотились за моей кровью. Очень изобретательно с вашей стороны.

Септимус рассмеялся так, как обычно смеются взрослые над выходками маленького ребенка.

– Не на все, что принадлежало Винсенту. Только на отдельные предметы.

– У твоего отца было полным-полно тайн, – тихо добавил Райн.

Судя по тону, он подразумевал нечто гораздо более значительное.

Мой язвительный ответ так и не сорвался с языка. Даже я не могла спорить с мрачной правдивостью сказанного. Да, у Винсента было полным-полно тайн.

Вдруг Септимус сказал такое, чего я никак не ожидала от него услышать:

– Полагаю, тебе знакома история Аларуса и Ниаксии?

Что-что?

– Естественно, знакома, – ответила я. – Да и найдется ли в Обитрах тот, кто ее не знает?

Голову он решил мне задурить, что ли? При чем здесь эта история?

– Я не люблю судить, – дернув плечом, заявил Септимус. – В таком случае тебе известно, что Аларус – единственный из главных богов, кто был убит.

– Давай ближе к делу, – буркнул Райн.

Он упрекал Септимуса, а сам смотрел на меня.

Септимус поднял руки, вальяжно показывая: да-да, конечно.

– Мы – вампиры, и смерть нам знакома лучше, чем кому-либо. Мы все знаем: любой, кто умирает, оставляет что-то после себя. Кости. Кровь. Магию. Потомство. – Он наградил меня понимающей полуулыбкой. – То же относится и к богам. Как у нас оставшееся после смерти сохраняет частицу нашей силы, так и у них.

Удивительно, но любопытство перевесило во мне настороженность, поскольку Септимус говорил… весьма странные вещи.

– Ты о том, как нашли… труп Аларуса?

– По-моему, к нашему времени Аларус стал чем-то гораздо более значительным, чем просто труп. Я думаю, его останки – уж не знаю, как они выглядят, – разлетелись по всем Обитрам.

– С чего ты так решил?

– Мне удалось кое-что найти, – с улыбкой ответил Септимус. – В Доме Крови.

Я лишилась дара речи.

– Зубы, – пояснил он, ответив на вопрос, который у меня не хватило смелости задать. – Несколько зубов.

Зубы?

– Да что вообще можно сделать с зубами бога смерти? – выпалила я.

– Мало что. Но мы могли бы сделать куда больше с его кровью.

– С его кровью, – машинально повторила я.

Очевидно, Септимус решил поиздеваться надо мной?

– Да, – простодушно ответил он. – Я подозреваю, что какое-то количество его крови и по сей день находится в Доме ночи. Если ее найти, это принесло бы нам немалую пользу. И еще я подозреваю, что твой дорогой старик-отец тоже знал об этом.

Септимус сплел пальцы и подался вперед. Его ухмылка переросла в улыбку.

– Думаю, Винсент это знал. Он нашел кровь Аларуса и спрятал ее. А теперь ее нам найдешь ты.

Я смотрела на Септимуса и не верила своим ушам. Услышанное смахивало на глупейшую шутку. Мне даже было не подобрать слов. Сама мысль о том, что Винсент – всегда такой логичный и прагматичный – мог заниматься поисками крови мертвого бога.

– Ты хочешь, чтобы я подтвердила это на словах?

– Известно, что короли ночерожденных когда-то очень интересовались провидцами.

Последнее слово Септимус произнес с нажимом. Естественно, я знала, о чем речь.

Магия Ниаксии мало содействовала провидческому дару, хотя говорили, что у тенерожденных есть колдуны, творящие нечто подобное. Когда вампиров интересовала магия за пределами способностей Ниаксии, им приходилось обращаться к людям, которые поклонялись другим богам, – обычно Аседже, богине неведомого. Аседжа единственная из Белого пантеона находилась в более или менее сносных отношениях с Ниаксией.

Некоторые короли в Обитрах годами держали при дворе провидцев, связанных с Аседжей или другими богами. Такая магия приносила правителям немало пользы. Но я не могла представить среди них Винсента. Пусть он и жаждал власти, однако вряд ли так отчаянно, что спускал деньги на теневую магию. Мой отец не отличался религиозностью, но хранил верность Ниаксии и силе, которую она ему давала.

– Я до сих пор не понимаю, о чем вы меня просите.

– Мы ни о чем не просим, – возразил Септимус с отменной учтивостью, что разозлило меня еще сильнее. – Если Винсент нашел кровь Аларуса, то наверняка позаботился о мерах предосторожности. Сделал так, чтобы только он сам имел доступ к крови. Вот потому ты нам и нужна.

Какая дикая нелепость! Непонятно, зачем они приплетают меня.

Я скрестила руки на груди, вскинула голову и заявила:

– Отказываюсь.

– Орайя, советую пойти на попятную и оценить ситуацию, в которой ты находишься, – заявил Райн.

Голос его звучал спокойно и холодно, что тоже меня удивило. Он наклонился и оперся ладонями о стол. Мне было не отвести взгляда от его ржаво-красных глаз.

– Ты предала короля Дома Ночи, – продолжил Райн. – Ты подбила бывшую главнокомандующую Винсента совершить нападение на арсенал. Твои действия были направлены против твоего же королевства, а это уже серьезное преступление.

«Твои действия были направлены против твоего же королевства».

Слова и высокомерный тон Райна вконец меня разозлили.

Я медленно поднялась со стула и тоже уперлась ладонями в стол, глядя Райну в глаза.

– С каких это пор действия против узурпатора стали государственной изменой? Или наследнице не позволено защищать свою корону?

Губы Райна дрогнули.

– Хороший вопрос, принцесса. Все зависит от того, кто победит.

«Вот и он», – подумала я.

Сейчас он сказал правду.

Усмешка на лице Райна вновь сменилась маской гнева. Маской короля ночерожденных.

– Тебе повезло остаться в живых, так что не соверши ошибки, – предупредил он. – Единственной причиной, заставляющей нас возиться с тобой, является твоя кровь. Прежде чем отвергать предложение, хорошенько подумай.

– Мне не о чем думать. Вы хотите воспользоваться моей кровью и найти кровь Аларуса, чтобы создать оружие и истребить мой народ?

От этой мысли мне стало тошно. По-настоящему тошно.

– У тебя нет выбора, – сказал Райн, и я чуть не расхохоталась ему в лицо.

Мне было достаточно секундного исчезновения маски. Я понимала: все это – спектакль, и ничуть не боялась короля, которого пытался играть Райн.

– Нет, я этого не сделаю, – сказала я. – Если хотите убить меня и таким способом завладеть моей кровью, валяйте.

За столом стало тихо. Несколько секунд мы с Райном смотрели друг на друга в упор.

Септимус усмехнулся и прервал молчание:

– Она прожила несколько бурных недель, а потому, ваше величество, надо дать ей время все обдумать на спокойную голову. То, что делается по принуждению, всегда доставляет меньше удовольствия.

Глава тринадцатая

Орайя

Райн постучал ко мне глубокой ночью. До рассвета оставалось несколько часов. Я сразу поняла, что это он. После разговора с Септимусом я не сомкнула глаз, ждала прихода Райна. Наше сражение еще не кончилось. В любую минуту он мог явиться и попытаться силой вовлечь меня в их авантюру.

Я была к этому готова.

Разумеется, когда он постучал, я и не подумала встать. Пленница я или нет, но стоя встречать наказание не хотелось.

Щелкнули четыре отодвигаемых засова. Дверь распахнулась. Райн был в темном плаще. С руки свисала какая-то плотная ткань. Оказалось – такой же плащ.

Райн швырнул его на кровать:

– Надевай.

– Зачем? – спросила я, не собираясь подчиняться.

– Затем, что я так сказал.

– Тоже мне причина.

– Айксовы титьки, я не шучу, принцесса! Надевай плащ.

Я сощурилась, стараясь не выдавать смущения. Совсем недавно он угрожал мне пытками.

– Не понимаю, зачем мне куда-то идти с тобой по твоей просьбе, – сухо сказала я. – Ты и так дал ясно понять, что заставишь меня выполнить любые ваши прихоти.

– Этот разговор не для твоей спальни, – вздохнул Райн. – Надевай плащ и идем со мной.

Он поднял капюшон и вышел.

Я немного посидела на кровати, бормоча ругательства. Проклятое человеческое любопытство!

Надев плащ, я проследовала по коридору. Райн остановился у входа в свои апартаменты. Когда я вошла, он сразу закрыл дверь.

Я ни разу не бывала на его половине. В моем детстве эти комнаты пустовали. Винсент не позволил бы никому, кроме себя, приблизиться ко мне, сознавая хрупкость человеческого тела и притягательность человеческой крови. В этом крыле было всего два жилых блока, и потому пустовавшие комнаты изолировали меня от замковых вампиров, обеспечивая безопасность.

Покои Райна были точной копией моих: небольшая гостиная, умывальная и спальня. Я уставилась в открытую межкомнатную дверь. Одеяла и простыни на кровати были сбиты в кучу. Я старалась не думать о том, что наши спальни имеют общую стену.

Райн прошел в конец гостиной, к стене с двумя широкими окнами от пола до потолка, и открыл створку одного из них. В комнату ворвался сухой ветер пустыни, взъерошив его волосы. Райн вскочил на подоконник и, расправив крылья в облачке тумана, протянул мне руку.

Я стояла как вкопанная.

– Летим со мной, – сказал он.

– И не собираюсь.

– Мы оба знаем, что ты согласишься, поэтому давай без препирательств. У нас мало времени.

– Ты просишь или приказываешь?

Райн поджал губы.

– Разве я могу тебе что-то приказать? Если хочешь, возвращайся к себе и сиди одна. Выбор за тобой.

Он поглубже надвинул капюшон, закрыв верхнюю часть лица. Зато его усмешка стала еще отчетливее, равно как и сильный подбородок и шрам на левой щеке.

Лучше бы Райна не было рядом. Но он был.

Я опасливо подошла к окну. Он потянулся ко мне, но замер.

– Позволь мне, – хрипло попросил он.

Я кивнула, изо всех сил стараясь не выдать смущения.

Это будет не первый мой полет с Райном вообще. Но первый после… окончания Кеджари. Сама мысль, что я стою рядом с ним и позволяю прикасаться к себе…

«Страх – всего лишь набор физических реакций», – мысленно повторила я, отчаянно стараясь унять сердцебиение и скрыть это от Райна.

Хотя страх, испытываемый сейчас, совсем не походил на выплеск адреналина в ответ на опасность. И заглушить его было сложнее.

Я забралась на подоконник. Райн подхватил меня на руки, и я обняла его за шею. Это казалось вполне естественным, что мне тоже не нравилось.

Запах Райна остался прежним: вольные ноты пустыни и ветра. Не изменилось и тепло его тела, все то же, как раньше.

На мгновение мы застыли. Мышцы Райна напряглись, словно он боролся с желанием сжать меня крепче, чтобы объятие стало настоящим. Движение было едва заметным, но понятным мне, ведь я всегда до боли остро ощущала Райна.

Попытки замедлить пульс провалились, и Райн наверняка слышал, как колотится мое сердце. Мой взгляд скользнул по его шее к подбородку. Я видела, как он с усилием сглотнул и повернул голову, чтобы посмотреть на меня.

Мне не хотелось встречаться с ним глазами, ведь тогда наши лица оказались бы почти вплотную.

Его большой палец прочертил круг у меня на спине.

– Ты в безопасности, – прошептал Райн. – Запомнила?

В его голосе угадывалась грусть.

Он взмыл в ночное небо, унося меня с собой.

К моему удивлению, полет окончился в человеческих кварталах. Пока летели, Райн старался, чтобы нас не увидели. Он опустился во двор заброшенного дома. Очутившись на земле, я сразу же отошла от него, радуясь такой возможности.

Ветер откинул нам капюшоны. Райн небрежно поправил свой и зашагал к ближайшей улице.

– Нам сюда, – пояснил он.

– Где мы?

Эта часть города была мне незнакома. Я исследовала почти весь Сивринаж, но место, куда мы попали, находилось на самой окраине. Даже во время наших ночных упражнений мы с Райном так далеко не забирались.

– Хочу кое-что тебе показать, – обернулся он через плечо; капюшон позволял видеть только его профиль. – Вот. Захватил для тебя. На случай, если, пока ты здесь, тебе захочется поразвлечься.

Он протянул мне пару мечей в ножнах.

Я оторопела, но через миг подбежала к нему и выхватила ножны, боясь, что он передумает. Вытащив оба меча, я посмотрела на игру света в узорах гравировки на черной стали лезвий. Сталь ночерожденных. Прочная и надежная.

Райн принес не просто мечи. Он вернул мне мои мечи.

Казалось бы, я должна обрадоваться, как радуются встрече со старыми друзьями. Но мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не вздрогнуть от нахлынувших воспоминаний. Память показала, чтó я делала c этими мечами в прошлый раз.

– Почему ты решил отдать их?

– Подумал, могут понадобиться. Правда, яда внутри лезвий больше нет. Считай это мерой предосторожности.

Райн шагал быстро. Восхищаться его неожиданной щедростью было не ко времени. Я торопливо прикрепила ножны к поясу и старалась не отставать.

Доспехи. Оружие. Кварталы, населенные людьми. Все это было ужасно знакомым, однако сильно отличалось от прежнего.

Мы свернули на улочку, застроенную глинобитными домиками, стоявшими впритык и напоминавшими кривые зубы.

– Накинь капюшон поплотнее, – шепнул Райн, хотя вокруг не было ни души.

Он пересек улицу и подошел к обшарпанному дому, все четыре этажа которого плохо стыковались между собой, как штабель небрежно уложенных кирпичей. Над входной дверью раскачивался на легком ветру единственный фонарь, а сквозь зашторенные окна пробивался свет. Райн вошел не постучавшись. Я последовала за ним.

Мы оказались в тесной, плохо освещенной передней с единственным столом и лестницей, ведущей наверх. За столом храпел толстенький человек средних лет. Пустой стакан, из которого пахло остатками крепкой выпивки, отбрасывал янтарные круги на раскиданные по столу бумаги.

Райн не обратил на спящего никакого внимания и повел меня к лестнице. Мы поднялись на верхний этаж. Там он достал из кармана ключ. Замок не спешил открываться. Райн ворчал, делая попытку за попыткой. После третьей в замке что-то скрипнуло, и дверь открылась.

– После тебя, принцесса, – сказал Райн, лукаво улыбнувшись из-под капюшона.

Я осторожно вошла.

Мы оказались в комнате, которая очень отличалась от замковых. Вся целиком она была меньше моей спальни. Мебель ограничивалась узкой кроватью, комодом и маленьким письменным столом. Пожалуй, Райн за ним не поместился бы. Тем не менее стол был завален книгами и бумагами. Из полуоткрытого ящика комода торчала мятая одежда. Кровать была заправлена кое-как, словно тот, кто на ней спал, делал это в спешке. Дверь внутри комнаты вела в умывальную, там горел фонарь.

Я прошлась по кругу и невольно поморщилась:

– Кто здесь живет?

– Я, – ответил Райн, после того как закрыл дверь изнутри и задвинул засов.

Я остановилась как вкопанная, удивленно вскинув брови.

Райн тихо засмеялся:

– Приятно, что мне все еще удается тебя ошеломить. Правда, насчет «я здесь живу» – это преувеличение.

Он снял плащ, бросил на кровать, а затем с наслаждением растянулся на ней.

– Это… место позволяет укрыться от посторонних глаз.

Мне вспомнилось, что за все эти дни я ни разу не слышала шагов возвращающегося Райна.

– Ты здесь спишь?

– Иногда. – Он помолчал. – Иногда не заснуть… иногда хочется просто находиться подальше от замка.

Я смотрела, как он распластался на кровати. Он явно чувствовал себя уютнее. Здесь он сбросил маску, которую был вынужден носить в замке.

Мне не хотелось видеть такого Райна. Сразу вспоминался тот, кого я…

Я откашлялась, сунула руки в карманы и стала бродить по периметру комнаты.

– Об этом месте не знает никто, – сказал Райн.

– Никто, кроме меня, – поправила его я.

– Никто, кроме тебя, – повторил он, и в его голосе я почувствовала улыбку.

– С твоей стороны глупо раскрывать свое убежище.

– Наверное.

– Я же предательница и все такое.

Райн что-то буркнул и сел. Кровать заскрипела. Я повернулась и увидела, что он смотрит на меня с предельной серьезностью. Я даже вздрогнула.

– Нам нужно поговорить, – произнес он, – и в таком месте, где нас наверняка не подслушают.

– Я думала, ты сказал все, что собирался. Если не ты, то Септимус.

В моих словах звучал упрек, и я не пыталась это скрыть.

– Я сказал то, что требовалось сказать в их присутствии.

– Ты помыкал мной, – резко бросила я. – Ты с самого начала играешь со мной.

Райн перестал улыбаться.

– Орайя, ты совершила враждебные действия.

Я даже поперхнулась смехом.

– Я совершила враждебные действия? Я?

Опять я сглупила. Мне не следовало появляться здесь. Получив оружие, я могла…

Райн поморщился, но в знак примирения поднял руки:

– Я… давай оставим эту тему. Я не затем тебя сюда привел.

– Тогда зачем?

Райн встал, подошел к комоду, наполовину выдвинул средний ящик и вытащил оттуда что-то длинное, завернутое в ткань. Предмет он положил на стол и неторопливо его развернул.

Я чуть не вскрикнула.

Передо мной лежал Отнимающий Сердца. Меч Винсента.

Удивительное оружие, которым веками владел Винсент. Отец не подтверждал, но и не опровергал многочисленные легенды, окружавшие меч. Говорили, что Отнимающий сердца изготовил какой-то бог. Говорили, что меч проклят… или, наоборот, благословлен. Утверждали, будто бы для его изготовления Винсент пожертвовал кусочком сердца. Помню, в детстве он рассказывал мне эти легенды с серьезным выражением лица, но в глазах плясали озорные огоньки.

Плевать на легенды, реальность этого меча была впечатляющей. Отнимающий сердца отличался невероятным могуществом, усиленным магией Винсента. Меч признавал только его, не даваясь в руки больше никому. Помню, я шутила, называя меч единственной настоящей любовью Винсента. По-моему, он и сам в это верил.

Перед глазами всплыло окровавленное лицо отца, когда он из последних сил пытался взглянуть на меня.

«Я люблю тебя. Люблю с первого мгновения».

Грудь сильно сдавило.

Райн отошел и прислонился к стене, словно хотел дать мне возможность побыть с мечом наедине.

– Возьми его в руку, – необычайно нежным голосом предложил Райн. – Только будь осторожна. Если слишком долго сжимать эфес, возникает жуткая боль.

Я вынула меч из ножен и положила на стол. Лезвие было легким, тонким и элегантным, как у рапиры. Его ярко-красную поверхность в изобилии украшали гравированные узоры, похожие на узоры моих мечей. Эфес был сделан из Ночной стали; тонкие спирали эфеса закручивались вдоль накладки, напоминавшей кости хиажских крыльев.

Я долго смотрела на отцовский меч, не решаясь заговорить. Внутри медленно поднимались два потока: горе и гнев.

Все это время меч находился у Райна. Самая дорогая и значимая отцовская вещь теперь принадлежала тому, кто его убил.

– Зачем ты показываешь мне этот меч?

Уверена, Райн не имел намерений задобрить меня столь сентиментальным образом.

– Ты можешь удержать его в руке?

Я удивленно моргнула и посмотрела на Райна. Мне показалось, я ослышалась.

– Нет. Удержать меч в руке мог только Винсент.

– Считалось, что и зеркалом может пользоваться только он. А у тебя получилось.

– Не путай одно с другим. Это…

Его меч.

Винсент многократно предостерегал меня, запрещая даже притрагиваться к мечу. Ну, в детстве это понятно: чтобы не поранилась. Но он не уставал предупреждать меня и потом, внушая, что опасно даже просто брать меч в руки. Отнимающий Сердца – исключительно его оружие, и то, что у вампиров вызывает лишь боль, для меня может оказаться смертельным.

– Зачем тебе это нужно? – резко спросила я. – Еще один опыт, который я должна проделать для Септимуса?

По лицу Райна промелькнула тень сильного гнева.

– Нет.

– Тогда зачем ты выкладываешь мне меч Винсента и хочешь, чтобы я взяла его.

Вопрос не праздный, учитывая, что я действовала против Райна. К тому же он четко обрисовал роль, которую я должна была играть при его троне.

Отдавать мне отцовское оружие… даже просто показать, что меч по-прежнему существует, было большой глупостью.

– Потому что ты права, – вдруг ответил он.

Я часто твердила себе, что никогда не позволю Райну еще хотя бы один раз меня удивить. И вот пожалуйста.

– Потому что все, о чем ты говорила в кабинете Винсента, – правда. Тому, что я позволил кроверожденным сделать с этим королевством, нет оправданий. Септимус охотится на нас обоих. Я позволил вовлечь себя в союз, которого не хотел, в сделку, из которой мне не выбраться. А теперь мы с тобой оба по уши в проблемах.

Райн шаг за шагом приближался ко мне. Я оставалась на месте. Смотрела в пол. Мне было противно слушать его слова о вынужденном союзе. Перед мысленным взором появилось его лицо в тот момент, когда Анджелика уже собиралась меня убить. Тогда Райн поднял голову к зрительским ярусам и кивнул.

Еще один парадокс, с которым мне было не примириться. Райн убил моего отца, забрал мое королевство и сделал меня пленницей… и все ради того, чтобы спасти мою жизнь.

– Знаю, что я права. И что дальше?

На его лице мелькнула довольная улыбка. Я едва успела ее заметить.

– А дальше я хочу, чтобы ты помогла мне разобраться со всем этим.

– Если ты снова собираешься произнести речь о…

– Нет, Орайя. Это касается крови. – Райн безотрывно смотрел на меня. – Дело состоит в том, чтобы вышвырнуть кроверожденных за пределы нашего королевства.

– Они твои союзники. Твоя опора в сохранении трона.

– Союзники, – почти шепотом повторил он.

И тогда я вдруг поняла. Называйте это внезапным прозрением.

Желая проверить свою теорию, Септимус попытался помыкать мной, зная, что я никогда не буду с ним заодно. Вплоть до этого момента я считала и Райна причастным к этим попыткам. Возможно, с его подачи все и делалось.

И вдруг я убедилась, что ошибалась.

– Ты не знал, – сказала я. – Ты ничего не знал о зеркале, атаке на арсенал и крови Аларуса.

По лицу Райна я поняла: так оно и есть. Мне не требовалось словесного подтверждения.

В арсенале действовали ришанские войска, а не кроверожденные. Будь Райн причастен, ришанских войск было бы там гораздо больше. Но они, как и мы, оказались неподготовленными к схватке. Кончилось тем, что он потерял столько же солдат, сколько и я.

Не пострадал только Септимус. Ришане и хиажи ослабили друг друга, а его теория подтвердилась.

– Септимус – та еще змея, – хмуро произнес Райн. – Он молчал до последнего. Я показал ему все, что он хотел увидеть. Выделывался перед ним. Орал. Изображал разгневанного полководца. Упрямился, чтобы сделать свою позицию правдоподобнее, а потом согласился с ним.

Ох уж эти лицедейства Райна!

– Я заключил сделку, из которой мне не выбраться, – продолжил он. – Подыграл Септимусу. Не знаю, найдем ли мы то, чего он хочет… даже если найдем, это еще не значит, что он сможет воспользоваться находкой. У Дома ночи есть и другие могущественные особенности. Но чтобы их задействовать, мне понадобится твоя помощь.

Я сердито засопела.

– Погоди шипеть, змейка. – поднял руки Райн. – Дай мне договорить… Помоги мне отыскать кровь Аларуса и выполнить задачу, поставленную Септимусом. А затем помоги мне предать его и выгнать этих кроверожденных мерзавцев из нашего королевства. Раз и навсегда. После этого ты будешь вольна делать все, что пожелаешь.

Я снова нахмурилась:

– Все, что я…

– Все, что захочешь.

Мне бы скрыть удивление, но лицо меня выдало.

Райн тихо засмеялся:

– Знаю, ты не поверишь, но я вообще не собирался держать тебя в плену. Я прошу тебя о помощи, а не принуждаю силой. А после этого – даю слово: между нами не будет никаких обязательств.

– Много ли стоит твое слово?

– Немного. Когда-то оно было весомее. Поистрепалось. Но увы, больше мне нечего предложить.

Я смотрела на отцовский меч. С этим мечом в руке он умирал. Винсент лежал на пропитанном кровью песке арены, а меч – тоже весь в крови – валялся неподалеку.

Дом Ночи был королевством моего отца.

Он был моим королевством.

Райн много раз мне врал. И тем не менее…

Я задумалась над его словами и спросила:

– А Септимус ничего не заподозрит? У него соглядатаи повсюду.

– Сюда ни один вампир не сунется, – махнул рукой Райн в этой пыльной, тускло освещенной комнате. – Однако ты права. Нужно проявить осторожность. Убедиться, что Септимус видит только то, что ожидает увидеть. Я буду играть роль жестокого короля, а ты – роль жены-пленницы, которая его ненавидит.

– С этим я справлюсь. Я тебя и правда ненавижу.

Я без конца мысленно твердила эти слова: «Я его ненавижу, я его ненавижу, я его ненавижу». Но сейчас, когда они слетели с моего языка, они имели затхлый и горький привкус. По разным причинам, истинным и ложным. В данный момент причины были только истинными, ведь я стояла напротив того, кто убил моего отца.

Райн замер, словно его оглушило ударом.

Но потом улыбнулся. Непринужденно. И даже приятно.

– Знаю, знаю. Это и к лучшему. Актриса из тебя плохая.

Он протянул мне руку и добавил серьезным тоном:

– Но ты все равно моя союзница.

Союзница.

Однажды, целую вечность назад, он предложил мне союз. Я допустила ошибку, согласившись.

Но и тогда, и сейчас я была беспомощна. Человеческая женщина в мире вампиров. Беззубая наследница. Дочь, неспособная отомстить за отца.

Райн предлагал мне силу. Больше силы, чем я могла мечтать.

А сила считалась платежным средством мести.

Я протянула ему свою руку. Ладонь Райна была грубой, теплой и большой. Он сомкнул пальцы вокруг моих, но неплотно. Однако сейчас его прикосновение ощущалось по-другому. Магия, пульсирующая внутри каждого из нас, отталкивала другую, словно чувствуя своего природного врага.

Райн был сильнее, чем прежде. Я тоже. А имея силу, о которой он говорил, силу, принадлежавшую мне по праву рождения, я стану неуязвимой.

Он предлагал мне все, что требовалось для его уничтожения.

– По рукам, – сказала я.

Глава четырнадцатая

Райн

«Я тебя и правда ненавижу».

Я знал, что Орайя меня ненавидит. Но кто решился бы упрекнуть ее за это? И почему ее откровение меня так задело? Настолько, что бросило тень на мою победу.

Это слово стоило взять в кавычки.

Я вынудил ее согласиться: у нее не оставалось выбора. Я же не дурак и понимал: для нее это хороший шанс меня убить. Шанс, которого она так долго ждала. Наверное, и она, беря мою руку и соглашаясь на сделку, говорила себе то же самое.

Мы оба вступали в азартную игру.

Во время схватки в арсенале она могла ударить меня мечом в сердце, однако не воспользовалась подвернувшейся возможностью.

Это уже о чем-то говорило.

Но если отбросить мои… скажем так, запутанные чувства к Орайе, я нуждался в ней. Без ее помощи мне было не вырваться из когтей Септимуса. Возможно, часть моей личности (мелкая и жалкая часть) была благодарна любому поводу, позволявшему снова вступить в этот союз. Не думаю, что сама Орайя очень уж обрадовалась нашей сделке.

Мы полетели обратно в замок. За весь путь она не проронила ни слова. Я крепко держал ее на руках, в замешательстве вспоминая, какими были наши отношения, пока я все не испортил. Я чувствовал страх, не оставлявший ее всю дорогу. Об этом говорили ее сердцебиение, учащенное дыхание и жар тела.

Прежнего состояния легкости рядом с ней давно уже не было.

Едва я опустил ее на подоконник, как она спрыгнула на пол и попятилась. Интересно, знала ли она, что всегда делает три длинных торопливых шага, стараясь максимально отдалиться от меня?

Я задержался на подоконнике, наслаждаясь ветром, шелестящим в крыльях. Только когда Орайя отошла на свои три шага, я спрыгнул на пол. Я уважал ее стремление держаться от меня на расстоянии.

– Действовать придется незамедлительно, – сказал я. – Возможно, даже завтра, после того как я сообщу им о твоем согласии.

– Им? – не поняла она.

– Вейлу, Кайрису, Кетуре. Ну и конечно, Септимусу и его приспешникам.

Произнесенные имена заставили ее съежиться, что было трудно не заметить.

– Они тебя не потревожат, – пообещал я. – Подготовкой ты будешь заниматься со мной.

– Какой еще подготовкой? – насторожилась Орайя.

– Думаешь, у тебя получится без должной подготовки завладеть магической силой легендарного бога и сокрушить самый зловещий из вампирских домов?

– Я в прекрасной форме, – пожала она плечами. – Не знаю, как ты. То сражение было слишком легким.

Айксовы титьки, я едва удержался от смеха.

– Хорошо, – поднял я руки. – Признаю правоту твоих слов. Ты держишь меня в постоянном напряжении. Помнишь, как мы вместе упражнялись во время Кеджари? Мне надо вернуть то потрясающее состояние.

Признание вырвалось у меня само собой, и мне это не понравилось.

Орайя зябко повела плечами и сказала:

– Еще одно условие.

– Какое?

– Ты перестанешь запирать мою входную дверь.

– Ты серьезно? – спросил я, разыграв удивление.

– Серьезнее не бывает.

– Почему тебе это так важно?

– Потому что мы с тобой вроде как снова союзники, а союзники не запирают друг друга на ночь.

– Некоторых своих союзников я бы с большим удовольствием запирал, – вскользь заметил я.

– Чтобы я добровольно соглашалась делать то, что тебе потребуется, ты должен пойти на уступку. Мое требование вполне резонное. И справедливое.

– Ты так считаешь?

– Да.

Ее условие виделось мне дурной затеей. Существовало несколько причин, почему я не хотел оставлять Орайю без охраны. Самое очевидное: она была хиажской наследницей и совсем недавно сражалась со мной в развороченном арсенале. Если она получит свободу передвижения, то непременно начнет собирать сведения и передавать хиажской стороне, пытавшейся уничтожить моих солдат.

Но ни одна причина не беспокоила меня так, как эта. По сути, я защищал не свою корону от Орайи, а Орайю – от своей короны.

– Принцесса, замок – место небезопасное, – сказал я. – Даже для меня. Особенно для меня. А для тебя оно опаснее вдвойне. И ты хочешь, чтобы я снял охрану?

– Ты без конца твердишь мне, что я королева, а не пленница. Так докажи это на деле. Королев не запирают в покоях.

Некулай запирал Несанину.

Меня раздосадовала эта некстати мелькнувшая мысль. Я отогнал ее, решив, что Орайя по-своему права. Все мои отношения с этой женщиной были сплошным риском. Не только сейчас. С первого дня.

– Хорошо, – небрежно пожал я плечами. – Согласен. Больше никаких замков.

Ее спина едва заметно распрямилась. Мне это понравилось. Приятно было видеть, что ей хоть немного стало легче.

– Тогда я пойду спать, – сказала она.

– Хорошо. Перед началом тебе нужно как следует отдохнуть.

Она прошла по комнате и открыла дверь.

– Орайя, – вырвалось у меня, и она повернулась.

Нас разделяло пространство комнаты, и все равно сталь в ее взгляде не отличалась от настоящей. В меня словно вонзили меч. Грудь наполнилась пульсирующей болью.

Даже не знаю, что я собирался ей сказать.

«Спасибо»?

«Ты об этом не пожалеешь»?

Первая фраза звучала покровительственно. Вторая несла в себе обещание, которое я не мог дать. В прошлом я и так много врал Орайе и не хотел делать это снова.

Наконец я нашел нужные слова:

– Я всегда это имел в виду. В смысле, мое предложение тебе.

«Ты единственная, кто мог бы мне помочь построить новое королевство».

Судя по лицу, Орайя абсолютно точно поняла, о чем я говорю.

– Знаю, – помолчав, сказала она и ушла.

После ухода Орайи я еще немного постоял у окна, глядя на солнце, поднимающееся над Сивринажем. Дымчатое небо меняло цвет на пурпурный и розовый. Появилось знакомое жжение под кожей; поначалу, как всегда, тягучее. Незаметно стало совсем светло. Я нехотя оторвался от окна и закрыл створку.

Пока меня не было, в комнате оставили послание. Взяв со стола лист пергамента, я прочел написанное. Перечитав строчки, выругался, сунул бумагу в карман и вышел в коридор.

Мой путь лежал в расположенное внизу крыло для гостей. Я шел, сердито глядя перед собой, и не останавливался, пока не оказался перед закрытой дверью. Стук мой не был тихим и учтивым. Не получив ответа, я продолжил барабанить в дверь.

– Боги милосердные, имей хоть каплю терпения! – послышался изнутри веселый женский голос, сопровождаемый торопливыми шагами.

Дверь распахнулась.

– Тебя здесь вообще не должно…

Я не докончил фразы, как Мише расплылась в улыбке и бросилась ко мне.

До чего же здорово было увидеть знакомое лицо!

Она обвила руками мою шею так крепко, словно не надеялась снова увидеть меня. Я тоже ее обнял. Не чудовище же я, чтобы не ответить на такое объятие.

Ее волосы отросли и теперь почти касались плеч. От локонов карамельного цвета пахло потом и пустыней.

– Тебе нельзя было здесь появляться, – сказал я. – Я же велел не приезжать.

Попытка говорить суровым тоном напрочь провалилась.

– Да иди ты, – с чувством ответила Мише.

В других устах это означало бы: «Идиот, я тоже по тебе скучала».

Глава пятнадцатая

Райн

– Мне надоело слоняться в одиночку. И что еще я могла сделать?

– Держаться подальше от разных бед. Не соваться в столицу, где идет гражданская война. Найти себе место, где спокойно и безопасно.

– Спокойно и безопасно? – морща нос, повторила Мише.

Она произнесла это таким тоном, словно мое предложение было на редкость абсурдным. Если честно, то всякий, кто хоть раз встречался с Мише, согласился бы, что так оно и есть. Мише была полной противоположностью спокойствию и безопасности. Импульсивность и безрассудство так и прорывались из нее наружу. Порой меня это нешуточно пугало.

Наконец Мише выпустила меня из удушающих объятий и повела в гостиную. Она не переоделась с дороги и была в пропыленной белой рубашке и таких же слегка запачканных штанах. По ней не было заметно, утомило ли ее путешествие. Устроившись в кресле, она подтянула колени к груди и с распахнутыми глазами потребовала, чтобы я рассказал ей все. О главных событиях она уже знала, но хотела услышать еще раз в моем изложении.

Ни с кем мне не было так легко и просто, как с Мише. Она видела меня в тяжелые минуты жизни. Однако… мне было нелегко рассказывать ей о последнем состязании Кеджари. Те события до сих пор не выстроились у меня в цельную картину. Упершись глазами в точку на ковре, я сжато поведал, как все произошло.

Когда я закончил рассказ, воодушевление Мише сменилось такой по-детски искренней печалью, что я от нежности невольно улыбнулся.

Казалось, она вот-вот расплачется.

– Да ты что, Мише? Ну Айксовы титьки! Все было не настолько драматично.

Но она соскочила с кресла и снова крепко меня обняла. В этом ее объятии уже не было щенячьей радости от встречи. Так обнимает друг, готовый поддержать.

Я высвободился из ее рук.

– Со мной все в порядке. А тебе не мешало бы помыться.

– Мне ты можешь не врать, – сказала Мише.

Она села на пол, подобрав под себя ноги и уперев подбородок в ладони.

– Мише, я серьезно…

Заметив черноту под ногтем, я стал вычищать. Скорее всего, кровь. Чья-то или моя. Не мог я оставить это пятно.

– В Сивринаже опасно. Тебе лучше вернуться обратно.

Сказать было легко: дескать, давай, Мише, выметайся отсюда. Так считала часть моей личности. Другая, более крикливая и шумная, набросилась на меня за то, что я посмел так сказать. При этом обе части знали, что Мише меня не послушает.

Мало сказать, что я скучал по ней. Она была моей единственной родней, хотя и не по крови. На всем белом свете лишь двое по-настоящему знали меня: Орайя и Мише. Вот только радоваться этому или печалиться? Взгляд Орайи обычно был сплошным упреком, типа «мне известно, кто ты на самом деле». А Мише смотрела на меня с участливостью сестры. Я тосковал по ней, и в то же время ее присутствие мне мешало. Когда Мише рядом, труднее играть роли, которые я вынужден играть, поскольку она слишком хорошо меня знает.

– Там было до жути тоскливо. И потом, неужели ты думал, что я оставлю тебя одного? – спросила Мише и, наморщив лоб, добавила: – Или ее?

Ее. Орайю.

От этих слов у меня на сердце потеплело. Мише была высокого мнения об Орайе, словно с самого начала понимала, насколько значимой станет дочь Винсента. Может, Мише немного владела магией разума? И хотя подобное не относилось к сфере власти бога Атроксуса, искренняя симпатия Мише к Орайе удивляла.

Я чувствовал, что мне без Мише не обойтись, и ненавидел себя за это. Возможно, Орайя нуждалась в ней еще сильнее.

Все эти мысли я оставил при себе, пробурчав в ответ нечто невразумительное.

– Что, дела настолько плохи? – спросила Мише.

Мне вспомнились рыдания Орайи; не ночные, а в разгар дня, когда она думала, что ее никто не услышит. Вспомнилось потерянное выражение ее лица, не сходившее неделями. Вспомнились слова: «Я тебя и правда ненавижу».

– Да, – ответил я. – Дела плохи. – И тут же пожалел о своем признании.

Я давно перестал считать себя достойной личностью, обладающей моральными принципами. Убитые мной исчислялись сотнями. А косвенно – тысячами, в результате моих действий на предыдущем Кеджари, да и на недавнем тоже. Я делал то, что необходимо для собственного выживания, и пытался не терзаться сожалениями.

Но в одном я всегда буду раскаиваться. Я сломал Орайю. Этот грех мне никогда не искупить.

– Знаешь, Райн, я по-настоящему рада, что ты… не погиб, – после долгого молчания тихо сказала Мише.

Я усмехнулся.

– Это не шутка, – огрызнулась она. – Я действительно так думаю. А ты сам?

Сомневаюсь, что сам я радовался этому. Когда Орайя меня убила, я не сомневался в правильности своих действий. Я отдал Орайе силу, необходимую для развития дремлющих в ней талантов. Дом Ночи получил возможность начать все с чистого листа. Никаких нечистоплотных союзов с кроверожденными. Никакого запутанного прошлого.

Тогда мне казалось, что ради этого стоит умереть. Умирать, между прочим, было не так уж и трудно. Труднее было вернуться в жизнь и оказаться по уши в проблемах.

– Я об этом как-то не задумывался, – нарочито легкомысленным тоном соврал я.

– Но ты ухлопал на это столько сил, – возразила Мише.

Мне пришлось стиснуть зубы, чтобы не сказать правду.

На это? Нет.

Я оказался на Кеджари потому, что туда поехала Мише. Она направляла мою руку. Как-то во время наших странствий, в одну из ночей, когда мне стало невыразимо тошно, я рассказал ей обо всем. О том, кто я на самом деле. Показал шрам на спине. Таких признаний никто и никогда от меня не слышал.

Мише сопереживала мне. Я видел на ее опечаленном лице замешательство, которое сменилось возбуждением, больно ударив по мне.

– Значит, ты – наследник ришанской родословной и до сих пор ничего не сделал, чтобы вернуть власть? – с горящими глазами допытывалась она тогда. – Ты хотя бы представляешь, что мог бы совершить?

Ее назойливые вопросы добили меня. Ее надежда.

В ту ночь мы впервые сильно повздорили после стольких лет дружбы. Следующей ночью Мише исчезла и вернулась лишь на рассвете. Я места себе не находил. Она показала мне руку со свежим шрамом – след приношения крови.

– Мы отправляемся на Кеджари, – самоуверенно заявила она, как будто речь шла о прогулке или решении обучиться новому ремеслу.

Услышав об этом, я разбушевался, чего не позволял себе много лет. Я приводил все мыслимые доводы, стараясь отговорить ее от этой затеи. Но в конце концов перестал сопротивляться и согласился. Похоже, она знала, что так и будет.

После того гневного выплеска я ни разу не заводил разговор о своих чувствах по этому поводу. Недовольство я связал в тугой узел и спрятал поглубже.

Мне было трудно сердиться на Мише.

Но еще труднее было не выказывать своих тревог.

Участие в Кеджари – очень серьезный шаг. Сам того не желая, я часто думал о Мише и принятом ею решении. Редкостная удача спасла ей жизнь.

Победителем Кеджари мог быть только кто-то один. И как повела бы себя Мише, если бы обстоятельства сложились иначе?

Об этом я старался не думать.

Мише с упреком смотрела на меня. Я перевел взгляд на ее руку, лежавшую на колене. Шрамы от ожогов едва просматривались сквозь ткань рубашки. Мише предпочла сделать вид, что не заметила проявленного мной интереса.

Она вскинула голову и ободряюще улыбнулась:

– Да не кисни ты. Все повернется в нужную сторону. Так и будет. Я это знаю. Сейчас тяжело, но как хорошо, что ты здесь.

Я опять промычал что-то невразумительное. Если бы все было так легко, как в банальных оптимистических заверениях Мише.

– А ты-то как жила? – спросил я, искоса взглянув на нее.

– Я?

Ее лицо сделалось серьезным, но ненадолго.

Она беззаботно пожала плечами:

– Ты же меня знаешь. У меня все всегда в лучшем виде.

Да, я ее знал. Знал достаточно хорошо, чтобы понимать: она врет. И еще я знал, когда на нее нельзя давить, допытываясь правды.

Я взъерошил ей волосы, отчего Мише поморщилась и отвернулась.

– Такие длиннющие стали, – сказала она. – Надо обрезать.

– Мне нравится. Длинные волосы придают тебе другой вид.

Она нахмурилась, но, перехватив мой взгляд, снова улыбнулась:

– Вот я тебя и поймала. Ты же счастлив, что я снова здесь.

– Ничуть.

Да, она меня поймала. Виноват.

Глава шестнадцатая

Орайя

Райн сдержал слово. Мою входную дверь больше не запирали снаружи. Но я не торопилась радоваться такой благодати. Караульные наверняка продолжали следить за мной. И тем не менее… я радовалась свободе. На следующую ночь я отправилась в одиночку бродить по коридорам замка. Караульные и просто солдаты бросали на меня странные взгляды, однако никто не попытался остановить. Чем-то меня это задевало, но чем именно, я не понимала.

Возможно, причина была в том, что сам замок сильно изменился. Хаотичность сохранялась и сейчас. Я невольно сравнивала его нынешнее состояние с острым ощущением застоя, поразившим меня, когда я бродила по этим коридорам в дни Кеджари. Тогда я впервые заметила, что под внешним великолепием моего родного дома таится гниль.

Сейчас от застоя не осталось и следа.

Я остановилась на балконе, выходящем на пиршественный зал – одно из немногих помещений замка, которое почти не затронули перемены. Столы стояли в прежнем порядке, прочая мебель – тоже.

Перед мысленным взором промелькнуло жестокое поведение Винсента во время нашего последнего спора. Я помнила, как его ногти впились мне в руку. Он подтолкнул меня к перилам балкона и заставил смотреть на людей. Те падали на столы, словно обессиленный скот.

Я вздрогнула и отвернулась.

Физические упражнения – вот что мне требовалось сейчас.

Райн был прав. Я утратила навыки. Я сама это почувствовала, когда мы с ним вели поединок в арсенале. На следующий день у меня болело все тело.

Я повернулась, скользя взглядом по коридору, и вдруг отчетливо поняла, откуда взялось это странное ощущение.

Прежде мне этого не позволялось.

Пусть Винсент и не ставил внешние засовы на мои апартаменты, но его запрета было более чем достаточно, чтобы удержать меня от самовольных прогулок. Он уповал на мое благоразумие. Естественно, я нарушала запрет, но только днем и то вела себя словно тень, цепенея и сжимаясь от каждого услышанного шага.

Никогда у меня не было свободы перемещения по замку. Никогда.

Вот такое странное открытие на первой же вылазке.

– До чего же приятно видеть тебя гуляющей по коридорам.

Я изо всех сил постаралась скрыть свое замешательство. Повернувшись, я увидела Септимуса.

– Прошу прощения, – наклонил он голову. – Я вовсе не хотел напугать.

Нет, хотел, иначе не стал бы подкрадываться.

– Рад, что здравый смысл одержал верх, – продолжил Септимус. – Слышал, ты согласилась помочь нам осуществить эту… затею.

– Можно подумать, у меня был выбор.

Он повел плечом.

– И все-таки так лучше. Принуждение тебя было бы трудным для всех. В особенности для твоего мужа.

Я всегда зверела, когда другие называли Райна моим мужем. Впервые в жизни я была благодарна своему излишне эмоциональному лицу, где сразу появилась презрительная гримаса.

У меня была роль, которую нужно играть.

«Я буду играть роль жестокого короля, а ты – роль жены-пленницы, которая его ненавидит».

– Я бы не хотел оказаться не на той стороне, – усмехнулся Септимус.

Он достал из кармана коробку с сигариллами, открыл и вдруг замер. Рука застыла над рядом аккуратно скрученных черных палочек. Появился странный взгляд. Лицо застыло, словно покрылось льдом.

Я поморщилась и тоже посмотрела на его руку, зависшую над коробкой. Казалось, мышцы свело внезапной судорогой, которую он не может снять. Скрюченный безымянный палец подрагивал, заставляя дрожать всю ладонь. Мы оба уставились на нее.

Затем он ловким движением перебросил коробку в другую руку, достал сигариллу, зажал в зубах и убрал коробку в карман.

Все это мне словно привиделось. Септимус подмигнул мне и улыбнулся. Я хорошо знала эту обаятельную, уверенную и невозмутимую улыбку.

– Упражняйся, набирайся сил, – сказал он. – Не стану тебе мешать. Впереди у нас напряженные месяцы.

С этими словами он удалился.

Нечего себя обманывать: я потеряла форму.

Я радовалась, что мечи снова при мне. Оставалось восстановить прежний порядок вещей. Легко сказать – восстановить. Я сразу почувствовала перемены, произошедшие со мной. Прежде я все дни проводила в движении, а после Кеджари целыми днями валялась в кровати и смотрела в потолок. Удивительно, как может ослабнуть тело всего за месяц.

Нет, больше. Только начав упражняться, я на себе прочувствовала все эти перемены.

Я лупила кулаками по жесткой ткани манекена, пронзала его лезвиями мечей. Я тяжело дышала и с каждым ударом отчетливее понимала, сколько времени прошло с тех пор.

Месяц.

Вот уже больше полного лунного цикла, как мой отец мертв.

Я пыталась убежать от этой мысли. Не щадила мышцы, чтобы их боль заглушала сердечную. Не помогло. Мысль по-прежнему преследовала меня.

Месяц.

А я недавно заключила союз с тем, кто убил Винсента.

Я приоткрыла дверь перед безобидной мыслью, но не успела и глазом моргнуть, как она стала чудовищной.

Месяц.

Сколько раз я бывала на этой учебной арене с Винсентом? Так много, что считать бесполезно. Я и сейчас слышала его отрывистые приказы, обращенные ко мне.

«Быстрее. Усерднее. Не давай себе слабину. Змейка, ты упражняешься вполсилы. Потом спохватишься, да будет поздно».

Он меня не щадил. Иногда наши занятия кончались тем, что я падала прямо в лужу собственной рвоты.

«Я потому тебя и не щадил, что хотел обеспечить твою безопасность», – прошептал мне на ухо Винсент.

Он выжимал из меня все, чтобы я научилась защищаться.

«В этом мире опасности подстерегают тебя на каждом шагу», – неустанно напоминал он.

Потому что я была человеком.

Но я не была.

Я жила во лжи. Сплошной лжи.

Мои удары по манекену становились быстрее, жестче, ощутимее. Легкие жгло огнем. Болела грудь. На острие меча плясал Ночной огонь, окружая меня белыми блестками.

Но я не была!

Сколько раз на этой арене я упражнялась с Винсентом в магии? Сколько раз он говорил, что своей магией я вряд ли чего-то достигну?

Это тоже было ложью?

«Так ты знал?» – спрашивала я Винсента сейчас, колотя манекен, пока тот не падал под моими ударами.

Голос Винсента не отвечал.

Почему ты мне не говорил?

Винсент, почему ты мне лгал? Почему?

Молчание. Ничего удивительного.

Из меня вырвались ослепительные сполохи Ночного огня. Рыча от злости, я вонзила меч в манекен, опрокинув на пол. Удар был неуклюжим и настолько неумелым, что манекен увлек за собой и меч. Послышалось оглушительное клацанье металла по полу.

Я едва это слышала из-за шумного дыхания.

Вдруг за спиной раздался знакомый голос:

– Пока не увидел твоих ударов, я и не подозревал, как же мне повезло, что остался жив.

Райн.

Я зажмурилась, быстро смаргивая слезы. Тебя здесь только не хватало!

– Еще бы, – сдавленно произнесла я.

Даже голос у меня звучал до противного вяло.

– Да ты задыхаешься.

Без тебя знаю.

– Просто давно не упражнялась.

– Составить тебе компанию?

– Нет.

И тем не менее он подошел.

Мне по-прежнему не хотелось на него смотреть. Какой стыд, что он застал меня в таком состоянии. Хорошо еще не видел, как я с ревом молочу воздух, словно капризный ребенок. Вот было бы зрелище.

Молчание Райна затягивалось. Явно неспроста.

Не выдержав, я повернулась к нему и резко спросила:

– В чем дело?

Он медленно подбирал слова.

– Ничего особенного. Ты и сейчас уверена, что тебе не нужен партнер? Все лучше, чем колотить по манекену. Давай вместе.

Райн потянулся к мечу. Только сейчас до меня дошло, что он повсюду ходит вооруженным. Даже по своему замку. Странно. Возможно, как и мне, ему было неуютно во владениях Винсента.

Райн заговорщически мне подмигнул.

– Я потому и предлагаю тебе заниматься здесь, что стены арены без окон и ты не выбросишь меня наружу.

Не знаю, почему я мешкала. Мне было незачем напоминать себе, как Райн умеет драться. Главное – убедиться в том, что, когда понадобится, я его одолею.

От этой мысли мне… почему-то было неуютно.

Я отбросила все ощущения и заявила:

– Что ж, если хочешь, начнем.

Не дав Райну времени опомниться, я сделала выпад.

Но он был готов. Он блокировал мой удар и нанес свой.

Ничего сложного. Сложности крылись в наших с ним отношениях.

Когда я сцепилась с ним в арсенале, мне была ненавистна любая мысль о том, как хорошо мы знаем друг друга и как безупречно мы действовали сообща. Сейчас, когда у меня в руке был настоящий меч, а не то недоразумение, я чувствовала себя окруженной призраками нашего заключительного состязания на Кеджари. Боль в мышцах исчезла. Мы кружились по арене так, словно танцевали, а не вели поединок.

Я ненавидела это ощущение и одновременно наслаждалась им. Настоящая практика, а не издевательство над манекеном. Все мысли долой, и только тело реагирует на боль. И в то же время каждый удар Райна напоминал мне о союзничестве, установившемся между нами на Кеджари, и о его былых действиях.

Месяц.

Райн двигался все быстрее и быстрее. Я беззвучно стонала от напряжения, слушая лязг металла о металл. Я видела его скривившийся рот и слышала то, что он не сказал вслух: «Вот и она».

Из меня вырывался Ночной огонь, распространяясь не только на оружие, но и окутывая все тело.

Райн попятился и вскинул руку, заслоняя лицо. Этого было достаточно, чтобы выбить меня из транса. Я в полной мере ощутила плачевное состояние своего тела. Натужное дыхание. Горящие легкие. Вопящие от напряжения мышцы.

Ночной огонь погас.

Я споткнулась и упала. Райн занес надо мной меч.

– Впечатляет, – сказал он, тяжело дыша, и тыльной стороной ладони вытер потный лоб. – Похоже, огонь появляется гораздо легче, чем прежде.

«Спасибо» казалось мне неподходящим ответом. Я осмотрела свой меч и провела по нему рукавом.

– Ты сделала это намеренно? – спросил Райн.

Меня бесило, что он не столько спрашивает, сколько утверждает.

– Когда у меня появилась печать наследника, все… поменялось. Все ощущения. Словами этого не передать. А потом, когда Ниаксия… – Он вздрогнул и пожал плечами. – Прежние перемены показались мне пустяком. Все изменилось до неузнаваемости. Я перестал понимать, на что способно мое тело.

Он был до противного прав. Вот только не спросил, нет ли и у меня таких ощущений. Может, потому и не спросил, что уже знал ответ.

– Орайя, ты полувампирша, – тихо сказал Райн. – И вдобавок наследница. Думала ли ты, что это может означать?

Наши глаза встретились. Во взгляде Райна застыл вопрос. Оставалось признать, что вопрос гораздо шире.

Получалось, я совсем ничего не знала о себе (прежние знания не годились). О своей магии. О продолжительности жизни и крови. О пределах собственного тела.

Получалось, что вся моя прежняя жизнь была ложью.

Я промолчала. К счастью, Райн не стал допытываться. Вместо этого он протянул мне руку. Я отказалась и встала без его помощи.

– В этом, Орайя, ты не меняешься. Идем. На сегодня хватит.

– Я еще не закончила.

– У тебя такой вид, что ты вот-вот грохнешься в обморок. Доводить себя до изнеможения придешь в другой раз.

Уходя, он взглянул на меня через плечо:

– Может, прогуляемся по улицам, населенным людьми? Чувствую, тебе просто необходимо кого-то убить.

– Необходимо еще как, – согласилась я.

При всем желании поспорить с ним сил на это у меня не было, и потому я пошла вслед за ним.

– Куда ты меня опять тащишь? – спросила я, когда мы шагали по коридору.

– Я нашел тебе телохранителя.

– Телохранителя?

Впервые в жизни я получила свободу, и на тебе!

– Принцесса, – усмехнулся Райн, – даже у меня есть телохранители. Думаешь, я позволю тебе бродить одной по этому логову, полному дикого зверья?

– Ты говоришь совсем как он, – проворчала я, стараясь не замечать, как от моих слов Райн перестал улыбаться.

Он молча проводил меня до апартаментов, открыл свою дверь и поманил меня внутрь.

– Познакомься со своим телохранителем. Точнее, с телохранительницей.

Раньше чем он успел договорить, у него за спиной появилась Мише. Она улыбалась так, что могла осветить самые темные и мрачные углы замка.

Богиня мне свидетельница, не могла я оставить ее улыбку без ответа.

Райн осторожно коснулся плеча Мише, словно удерживая ее от желания броситься ко мне с объятиями. Но Мише и сама совладала со своим порывом и вместо объятий приветственно замахала руками.

– Я по тебе соскучилась! – выпалила она.

Честно?

Я тоже по ней соскучилась.

К великому облегчению, Райн преувеличил, сказав, что Мише будет моей «телохранительницей». Она не станет повсюду следовать за мной, но, если я соглашусь, поселится в моих покоях, займет свободную комнату и будет сопровождать меня в странствиях.

– Не хочу, чтобы за мной приглядывали, – буркнула я.

Услышав это, Мише озабоченно наморщила лоб и сказала:

– Если тебе не хочется, чтобы я жила вместе с тобой, я поищу другое место.

– Это не мне решать, – ответила я, посмотрев на Райна.

– Нет, тебе, – возразил он. – Скажешь подыскать другое место, и она без обид уйдет.

М-да. Это мне показалось слишком… жестоким.

– Почему бы ей не жить в твоих апартаментах? – спросила я его.

– Я храплю.

– Храпит, – вздохнула Мише. – И еще как.

Я сама это знала, поскольку неделями слышала его рулады.

– И потом, – продолжил Райн, – если ты откажешься от Мише, мне придется искать тебе другого телохранителя. Кого-то из окружения Кетуры, если такой вариант тебе предпочтительнее.

Я сердито зыркнула на него.

– Военная обстановка, – пожал он плечами.

Мише смотрела на меня как бродячий щенок, умоляющий, чтобы его пустили в дом.

Я ущипнула себя за переносицу и вздохнула, покоряясь судьбе:

– Пусть живет у меня.

Мише лучезарно улыбнулась, пошла в отведенную комнату и принялась распихивать одежду по ящикам комода.

Глава семнадцатая

Орайя

– Лахор. – Райн вновь постучал по карте. – Лахор.

Я смотрела на странный значок города в виде треснувшего камня. Над ним было изображено что-то вроде герба: когтистая лапа, сжимающая розу.

Две последние недели не были богаты на события. Дни слились в одну цепочку. Сон. Упражнения. Ожидание следующего шага.

Оказалось, следующим шагом станет Лахор. Как-то вечером, после наших упражнений Райн повел меня к себе. Его стол был завален картами и бумагами. Притащив мне стул, Райн разгреб бумаги и раскрыл внушительный атлас Дома Ночи. Город находился далеко на востоке.

И теперь я смотрела на карту.

– Понятно.

Мой тон подразумевал вопрос: «Зачем ты мне это показываешь?»

– Тебе знакома эта карта?

– Разумеется.

Карту я запомнила еще в детстве. Очертания, нарисованные чернилами, заменяли мне внешний мир. В особенности меня интересовал Лахор, поскольку герб города я видела на вещах из гардероба Винсента.

Мысль о Винсенте, как всегда, больно кольнула меня.

– Тебя интересует Лахор, поскольку это родина Винсента, – догадалась я. – Но он мало говорил о своих родных краях.

Я редко спрашивала отца о его прошлом и быстро усвоила, что он не любит говорить об этом. Было и другое правило: ни слова о том, что Винсенту не нравится.

– Когда-то давно я там жил, – скупо сообщил мне Винсент. – Но теперь мои владения куда шире. Мне принадлежит весь Дом Ночи.

Я приняла его слова и больше не спрашивала. Мне понадобились годы, чтобы увидеть другого Винсента, существующего за стенами замка: подверженного ошибкам и имеющего жизненную историю. Вплоть до самой его гибели я не очень задумывалась о том, другом Винсенте.

– Если бы ему понадобилось что-то спрятать так, чтобы найти мог только он, как по-твоему, где бы он это сделал? – спросил Райн. – В Лахоре?

Я медлила с ответом. Мне опять сдавило грудь.

Поначалу я хотела сказать «нет». Винсент вообще отметал свое «докоролевское» прошлое. Но его нежелание что-либо признавать не делало те или иные события менее правдивыми. Его ложь о моей крови – наглядное тому подтверждение.

– Не представляю, – наконец сказала я.

Как же мало я знала о своем отце!

– Септимус хочет, чтобы мы отправились туда, – продолжил Райн. – Он думает, Винсент там что-то спрятал. Нечто, имеющее отношение к богам и крови.

– А почему Септимус так думает?

Ответом мне был мрачный смех Райна.

– Хотел бы я знать, откуда он знает половину того, что делает.

Схожее желание было и у меня. Особенно с тех пор, как появились свои секреты, требующие защиты.

– Здесь я должен согласиться с Септимусом, – признался Райн. – Лахор и мне видится превосходным местом для сокрытия. Город находится на восточной оконечности Дома ночи. Там нет ничего, что привлекало бы посторонних. Почти неприступен. Кишит демонами и прочими исчадиями. А Винсент хранил кое-какие вещицы оттуда у себя в комнате, что мне кажется странным. И потом, я слышал, от Лахора остались развалины. Двести лет назад, когда Винсент его покинул, город пришел в запустение.

Я натужно вспоминала обрывки сведений о Лахоре.

– По-моему, там живет его племянница. Или… жила. Потом ее перевезли в другое место.

Как же ее зовут? Вроде Эвелена.

– Вот тебе еще одна причина, почему дело это будет сложным. Сомневаюсь, что его племянница обрадуется нашему появлению.

Нашему появлению?

– Мы что, на самом деле туда отправимся?

– А ты как думаешь? Пошлем слуг, пусть ищут вместо нас?

Мой недоуменный взгляд рассмешил Райна.

– Как же ты привыкла к королевской жизни… ваше величество.

– Иди ты, – огрызнулась я.

Постепенно до меня дошел смысл его слов. Дело будет сложным. Он прав. Хиажи не поспешат радостно открыть ворота перед ришанским королем, даже если его буду сопровождать я. Мое присутствие лишь все ухудшит, поскольку племянница Винсента – его единственная живущая родственница, – вероятно, считала, что после его смерти наследницей станет она.

– Когда я задумался об особенностях нашего путешествия, тоже скорчил рожу, – признался Райн.

– Надеюсь, мы отправимся туда в сопровождении армии.

– Да. Возьмем всех верных мне воинов, – сказал Райн и вопросительно посмотрел на меня. – А ты? Возьмешь хиажских солдат, верных тебе и готовых нас сопровождать? Или все они слишком заняты истреблением моих войск?

Ответ он прочитал на моем лице и усмехнулся:

– Вот-вот.

– А не разумнее ли тебе быть здесь? Король не должен оставлять замок без защиты.

– Король не должен оставлять без защиты свою королеву. Особенно такую, как ты, готовую вляпаться в разные беды, – лукаво улыбнулся Райн. – Думаешь, я упущу шанс вырваться из этого проклятого места и запачкать руки? Если ты так думаешь, то совсем меня не знаешь.

Именно это я и ожидала от него услышать.