Пепел прошлого (СИ)

Глава 12.

К моему счастью, с детьми по магазинам поехал Дэн. Совсем не хотелось проталкиваться по переполненным магазинам, потому что голова до сих пор неприятно гудела. Дэн даже как-то воодушевился возможности побыть с детьми наедине, а мне казалось, что он просто сбегает, лишь бы не видеть меня. Но и мне это было на руку, потому что с каждым днем становилось все сложнее сдерживать себя и свой бушующий гнев.

Я обернулась, осматривая просторную гостиную дома. Мягкая мебель стояла полукругом около небольшого камина, отделанного бежевым камнем. По стенам молочного цвета игриво бежали деревянные полки, заставленные наградами и медалями в стеклянных рамках Тут были награды всей нашей семьи. Большинство из которых принадлежало моему дедуленьке. На окнах висели светлые, в мелкий цветочек, шторы, перетянутые широким канатом. Сколько времени я провела дома? Сколько раз протирала пыль, чистила пушистый ковер? Я не помнила. Могла вспомнить всех пациентов, а дни, проведенные дома, стерлись из памяти, как что-то незначительное.

— Нет, внуч… Даже не думай, — Буля вынырнула из кухни, вытирая руки о фартук. — Это моя территория. Если ты думаешь, что я позволю тебе взяться за тряпку руками, которые еще вчера дарили семьям счастье, то ты глубоко ошибаешься!

Буля нахмурилась, но я-то знала, что она силится не рассмеяться.

— И что же мне тогда делать? — я бухнулась в мягкое кресло и закинула ноги на пуфик. — Может, мне поспать до обеда?

— Отличный план, внуч, — бабушка смотрела на меня, чуть улыбаясь. — Не стремись осесть дома, пока горишь работой. можешь отдохнуть, но никогда останавливайся, пока есть желание двигаться дальше.

— А ты? Ты же пожертвовала своей работой и осталась сидеть со мной?

— Эх, — она села рядом со мной, машинально пройдясь тряпкой по кожаному дивану. — Я бы могла тебе прочитать мотивационную сказку, чтобы ты не совершала моих ошибок, но это все ерунда. Лиз, я осталась, потому что любила вас всех сильнее, чем ставить уколы, капельницы, выслушивать крики обезумевших от страха рожениц, ну и, как вознаграждение от щедрых докторов, иногда помогать на операциях. Нет, Лиз. Я сама сделала свой выбор. Мне важно было встречать вас дома с горячим ужином, укрывать пледом, когда кто-то засыпал над книгой в библиотеке, кричать, чтобы вы разошлись по комнатам и улыбаться, смотря на то, как ты растешь чудесным ребенком.

— Значит, ты не жалеешь, что бросила медицину? — я прикрыла рукой рот, пытаясь спрятать удивление, потому что всю жизнь считала, что для Були то самое голосование было подобно приговору о профнепригодности. А еще чувствовала, что снова разбередила рану, что никак не затягивалась уже десять лет.

— Нет, Лиз, не жалею. И ты не смей жалеть, — рассмеялась она и стала аккуратно поправлять разбросанные на журнальном столике детские комиксы.

— А мне-то чего жалеть? Я так и не смогла сделать выбор, — как только у меня появился Ванька, маленький восьмимесячный карапуз, я осталась дома, забыв, обо всем. Родители освободили для нас дом в пригороде Нью-Йорка, а сами переехали в квартиру рядом с центральным медицинским госпиталем, в лаборатории которого трудилась моя мама. Родители нам очень помогали, хоть и отнеслись с неким подозрением к нашей поспешной свадьбе, но маленький Ивашка просто умилял всех до слез, стирая все шероховатости "псевдо семейной" жизни.

— А у тебя был выбор? — рассмеялась Буля и резко встала с дивана, продолжая смахивать пыль с мебели. — Женщина делает выбор только тогда, когда находится в благоприятной среде для этого. А надежно прикрытый тыл способствует этому, чего не было в твоем случае. Ваша эта внезапная свадьба… — Она вздохнула. — Всем же сразу было понятно, что он не тот, кто сможет ужиться с тобой. Знаешь почему?

— Можно подумать, ты не выскажешься, если я …

— Потому что он слабый и очень обидчивый. Он же находился в твоей тени еще с самого универа. Кто до утра занимался с ним, чтобы хоть как-то подготовить к аттестации? — Буля прищурилась, услышав трель телефона с кухни. — Собирайся и проваливай из дома!

— Куда? Я только обрадовалась, что мне не нужно мотаться и выбирать подарки в переполненных торговых центрах. А ты меня прогоняешь.

— Иди и делай то, на что тебе не хватает времени. Проваливай, Лизка, говорю по-хорошему. Но это пока, — Буля чмокнула меня в лоб и умчалась на кухню.

Я знала, что Буля права, но верить в это не хотелось ни тогда, ни сейчас. Я привыкла к Дэну, он не стал другим, просто раньше дети были меньше и смягчали нас одним своим присутствием.

Да, я осела дома сразу, как только служба опеки передала мне Ивашу. Я наслаждалась долгими прогулками с коляской по нашему маленькому городку. Мне стала нравиться спокойная и однообразная болтовня с другими мамочками, с кем мы проводили солнечные часы на детской площадке. Обожала валяться на полу с маленьким комочком, наблюдая, как в большом камине трещат поленья. Я напитывалась теплом и неповторимым ароматом ребенка. Но провалялась дома я всего несколько месяцев, потому что Дэну было очень сложно содержать семью, несмотря на то, что у меня еще оставались сбережения, а родители взяли на себя расходы по содержанию дома.

Я вышла на работу, дождавшись, когда Ване исполнится год. Родители долго отговаривали меня, убеждая, что способны обеспечить нас сыном. Но я понимала, что никто не может нести ответственность за мое решение. К нам прилетела Буля, которая помогла мне несколько месяцев с адаптацией. Несмотря не отсутствие кровной связи, сын был очень привязан ко мне и категорически отказывался оставаться один. И только Буля смогла затмить мой авторитет в его глазах, ну а через полгода она, не сумев привыкнуть к новой среде, вернулась домой, а Иван отправился в ясли при госпитале, где я работала.

Да, Дэн очень болезненно принимал все происходящее, тихо лелея в себе уязвленное мужское эго. Он бесился, что меня повысили почти сразу, а ему даже тут приходилось кивать, когда ему говорили: "О! Это же родственник Маниловых?"

Я снова осмотрелась, а потом быстро поднялась к себе. Переоделась и выскочила из дома, застыв на дорожке у гаража.

— Нет, Лиза, пойдем пешком, — вдохнула морозный воздух и медленно пошла по уютным переулкам поселка.

Все дома уже были украшены к празднику, а во дворах стояли ели, плотно увешанные новогодними игрушками. Под ногами звонко хрустел снег, а нос уже щипало от сильного мороза, но я продолжала медленно идти, наслаждаясь тем, что мне никуда не нужно торопиться. Заглядывала через кованые заборчики, тихо подглядывая за приятной предпраздничной суетой соседей. Папы, забыв о делах, бесились с детьми в высоченных сугробах, собаки весело лаяли, наслаждаясь неожиданным оживлением в обычно тихом доме. А мамы, погрузившись к приготовлениям к Новому Году, лишь иногда выглядывали в окно, умиляясь своему семейству.

— Лизка? — взвизгнула Кира, прогуливающаяся по своему переулку с коляской.

— Привет, подруга, — я обняла ее, задержавшись на пару минут дольше, чем обычно. Чувствовала, как она расслабилась, а потом похлопала меня по спине.

— Ты нормально?

— Ага, только голова гудит. Напомни мне, чтобы я больше не пила ликер.

— Да? А я заказал пару ящиков на сегодняшнее мероприятие, — рассмеялся Влад, выглянувший из-за забора. Одетый в спортивный костюм, он откидывал нападавший снег с подъездной дорожки дома.

— Хватит, не напоминайте мне. Хотя, если честно, то я ничего не помню. Поэтому сильно-то не старайтесь смутить меня.

— Ладно, заходите в дом, я сам с Димкой погуляю, — Влад отбросил лопату и открыл калитку.

— Пойдем, я испекла шарлотку, между прочим, по рецепту твоей бабушки. Она-то почаще бывает у меня в гостях, — Кира чмокнула мужа в губы и побежала к дому.

— А чего это она к тебе ходит?

— С Димкой гуляет, отпуская меня на тренировку в спортзал. Проходи.

Я очень любила дом Киры и Влада, тут было так светло и спокойно, поэтому я никогда не досиживала до кофе, засыпая прямо в кресле. Именно поэтому меня Кира посадила на высокий барный стул.

— На всякий случай, — рассмеялась она. — Тебе нужно отдохнуть, Лиз. Просто выдохни. У детей каникулы начались, съезди с ними куда-нибудь. Может, рванем в Диснейленд? Всегда мечтал покататься на аттракционах. У тебя есть виза?

— Девчонка, — я наблюдала, как Кира улыбается, чуть прищурившись, уже проигрывая в голове картинки, где она перебегает от одного аттракциона к другому. — Конечно, я же каждый год ездила на конференцию в Европу. Но мне не хочется никуда ехать. Хочу просто провести пару дней с детьми. А потом отправлюсь на поиски новой работы.

— У тебя есть варианты? — Кира замерла, сжав кружку с кофе в пальцах очень сильно. Но при этом она не смотрела мне в глаза.

— Знаю.

— И что делать дальше? Может, поговорить с Максом?

— Кира, — я рассмеялась, чуть не подавившись шарлоткой. — Пожаловаться Максу? Наябедничать? Не смеши меня. Единственный человек, кого стоит винить во всем этом — я сама. А теперь уже поздно. Его совершенно не должны волновать мои проблемы. Поработаю где-нибудь, пока не запустим проект клиники.

— Лиза, ты слишком много на себя взвалила. Тебе нужна помощь!

— Так, кому тут нужна помощь? — Влад внес сына и положил на диван. — Я мастер по оказанию помощи.

— Лизу уволили, — выпалила Кира и отвернулась от меня, когда я стала строить грозные рожицы. — Ей нужна помощь.

— Ничего мне не нужно, Влад. Я не собираюсь вас втягивать в свои проблемы.

— А чего нас втягивать-то? Действительно. Мы люди сообразительные, — он достал телефон. — Нас и втягивать не надо, сами вмешаемся. Павел? Здравствуйте…

Он махнул жене на запакованного в три слоя ребенка и скрылся за дверью своего кабинета.

— Кто тебя за язык тянул? Может, ты еще расскажешь, что меня уже один раз вышвырнули из города, где я была не нужна?

— Надо будет, расскажу, — шепотом прикрикнула она и поджала губы, раздев сына, положила его в мягкий манеж досыпать дневной сон. — И не Владу, а сразу Максу! Сколько можно терпеть?

— Все, я пошла.

— Стоять. Второго января в девять утра тебя ждут в клинике. Вот визитка. Это клиника Деда, правда там нет родильного отделения, но зато есть отделение гинекологии. Врач ушла в декрет, а замену они пока не нашли. И не подводи меня, Лиза, просто не подводи, — Влад сел на соседний стул и забрал у жены чашку кофе.

— То есть вы абсолютно уверены, что без вашей помощи я не смогу найти себе работу? — я не знала, как мне реагировать. То ли взвизгнуть от радости, то ли расплакаться от злости на слишком болтливую подругу.

— Лиз, может, я и произвожу впечатление сухого человека, но я прекрасно вижу, что происходит. И, сложив все кусочки пазла, могу заверить тебя, что у Сан Саныча в городе намного больше знакомых, чем у тебя.

— Откуда ты… — я прикусила язык, а потом выдохнула, осознав, что сама себя и выдала.

— Оттуда, Лиз, оттуда. Прекрати вредничать и иди готовиться к вечеру.

— А…?

— Нет, их не будет. Вернее, представители их фамилии будут, но в очень ограниченном составе, да и то недолго. Тебе нужно расслабиться.

— Как я могу расслабиться, когда меня шпыняют, как салагу по казарме?

— Может, стоит поговорить с Максом? — сказал он, повернувшись ко мне. Его зеленые глаза немного потемнели, но только на миг, а потом он улыбнулся.

— Нет, не буду я ему жаловаться.

— Ну и зря, потому что один в поле не воин, а тот защитник, с кем ты нас уже познакомила, лично мне, не внушает доверия.

— И мне, — тихо сказала Кира, улыбаясь мужу.

— Мне не нужен защитник!

— Нужен, еще как нужен, — Влад уминал шарлотку кусок за куском. — Ладно, уговорила. Пока ты не созреешь, я побуду твоим защитником.

— Еще чего? Я тебя не уговаривала!

— Он хороший защитник, Лиз, — снова шепотом сказала Кира, подмигивая мне.

— Не сомневаюсь, — я поняла, что если задержусь здесь еще на пару минут, то Влад возьмет под защиту не только меня, но и всю мою семью, поэтому показав друзьям язык, высочила из кухни, на ходу натягивая куртку.

— До вечера! — тихо крикнула Кира.

Хоть это было неприятно, но я понимала, что мне будет очень сложно устроиться здесь одной. Да и до сдачи клиники оставалось еще месяцев восемь, в которые я должна как-то содержать свою семью. Поэтому выдохнула и мысленно согласилась с Владом, что работа мне просто необходима.

Обратный путь я прошла в полной задумчивости. Передвигала ногами, подбрасывая рыхлые комки снега. Пыталась обдумать, сосредоточиться или хотя бы зафиксировать только одну мысль в голове. Но нет. Мозг пульсировал от тугого переплетения картинок. Они роились, как мухи, не давая возможности разглядеть их. Я представляла гардероб, который не пополнялся слишком долго, пытаясь выбрать наряд для сегодняшнего праздника, вспоминала слова Були о том, что мне нужно заняться тем, что я пропускала все эти годы, прикусывала губу, натыкаясь на грустный взгляд Аркадия Львовича, а потом и вовсе застыла, когда перед глазами возникли карие глаза. Густота ресниц делала их скорее магически-обвораживающими, чем устрашающими, но мне все равно было страшно.

— Я вызову скорую, не переживай, — тихий мужской голос проник в мое подсознание. Мысли стали бегать в хаотичном порядке, сбивая меня с толку, хотя куда уж сильнее. Вздрогнула и прищурилась от яркого солнца, отражающегося от белоснежного снега. Я стояла у капота машины Макса и выводила пальцем по капоту, припорошенному тонкой пылью снега, пальцем. Рисовала глаз, обводя его овал снова и снова. Махнула рукой, стирая уродливо-болезненный рисунок, оголяющий все мои подсознательные страхи.

— Скорая? Зачем? — я приложила ладонь ко лбу, отгораживаясь от яркого солнца, чтобы посмотреть на Максима, закинув голову.

— Ты минут пять стоишь и царапаешь мой капот, — он рассмеялся и подошел ближе. В нос ударил аромат его парфюма. В сочетании с морозным чистым воздухом он был так чудесен, что я закрыла глаза и вдохнула поглубже.

— Я просто гуляю.

— Не на работе? Я думал, что мы сегодня будем брать штурмом какую-нибудь родовую, чтобы вытащить тебя хотя бы на бой курантов, — он рассмеялся и прикурил, запрокинув голову вверх. Мелкая пыльца снега падала с неба, погружая по волшебному тихий поселок в туман.

— К сожалению, я теперь безработная, — сказала, а потом пожалела. Понимала, что он не отстанет, пока не вытянет нужную ему информацию. Именно поэтому поспешила сменить тему. — Может, ты расскажешь мне, как я вчера очутилась дома?

— Расскажу, — он прищурился, поняв, что я увиливаю, так как ляпнула лишнего. К моему счастью он не стал допытываться, а только чуть помедлил с ответом, будто продумывая то, что услышал. А потом осмотрел поселок, вычисляя откуда я иду. — Ты была так пьяна, что ругалась матом, как сапожник. Курила, стряхивая пепел прямо на сидение. А потом открыла окно и начала кричать, что хочешь улететь туда, где будет тихо и спокойно.

— Да, похоже на белую горячку, — выдохнула я, прислонив холодные пальцы к вибрирующим вискам. — Прости.

— За что? — он рассмеялся и сделал еще один шаг. — Я давно так не веселился. От тебя так одурманивающе-сладко пахло ликером. Взъерошенные волосы, резкие движения. Ты вздыхала, от чего расстегнутая блузка открывала край голубого кружева, красивые черные кляксы под глазами делали тебя похожей на панду. Я впервые целовался с пандой.

— Придурок, — я не могла пошевелиться, ощутив, как все мышцы расслабились, а ноги задрожали, будто все силы покинули меня вместе с выдохом возбуждения.

— Есть немного, — он наклонялся все ближе и ближе. Я прикусила губу, чтобы прийти в себя, ощутив, что это не сказка, а реальность. Но нет, реальность слилась со сказкой, закружив меня, подобно мелким снежинкам над нашими головами. Ощущала холодное прикосновение его носа, а потом, как контраст теплое дыхание на щеке. Ждала поцелуя. Да, именно ждала, но он замер, просто вдыхая запах моих волос.

— Чего ты от меня ждешь?

— Свидания, Лизи. Ты мне должна еще парочку.

— А что потом?

— А потом ты придешь ко мне в дом, разденешься у самого порога…, - рассмеялся он, резко оборвав свою, а может, и мою фантазию, и отклонился. — Иди, а то я не очень люблю нежничать на чужих глазах.

Из-за того, что наши дома находились почти напротив друг друга, все мое семейство, вернувшееся из торгового центра, стояло у гаражных ворот, наблюдая за нами. Мила и Ванька открыли рты и не шевелились, а Дэн раскраснелся то ли от морозного воздуха, то ли от закипающего гнева.

— Слабак, — прошептала я. — То есть тебе нравится целовать только панд?

Его смех застал меня, когда я уже подбегала к калитке. Я сдерживалась, чтобы не завизжать от радости, заполнявшей меня до самой макушки. Хотелось искриться и сиять, как новогодняя елка…

****

Дети играли в детской зоне, а довольно сытые родители, к тому же, уже изрядно выпившие, уселись на мягкий диван напротив камина. Давно я не встречала этот светлый праздник в более спокойной атмосфере. Мы поужинали, весело переговариваясь. Не было тягостного молчания, только легкость и ощущение реального счастья. Кира захлопала в ладоши, когда уговорила взрослых дядек поиграть в Крокодила, решив быть первой, чтобы подробно рассказать правила этой, по ее мнению, веселой игры… Она поджимала нос и присаживалась, ставя руки на бедра.

— Ма, ну это же утка, — шептал мне Ваня, пристроившийся рядом со мной. — Почему все молчат?

— Потому что, Иван, тетя Кира должна устать показывать нам домашних животных, чтобы отказаться от этой тупой игры, — прошептал Макс, сидевший на барном стуле прямо за нами.

— Это же не честно!

— Вань, мы выиграли в конкурсе снеговиков тоже не совсем честно, но тем не менее, ты же съел тот огромный кусок торта?

— Конечно, — шикнул Ванька, закатив глаза. — Кто откажется от шоколадного торта с малиной? Дядь Макс, это же нереально.

— Вот и сейчас, считай, что мы играем в самого терпеливого, — он положил подбородок на кромку дивана. Его дыхание щекотало мое ухо, но я не отводила от сына глаз. Он хмурился, переводя любопытный взгляд от меня к Максу.

— Хоть это и не честно, но очень смешно, — он захихикал, прижав ко рту ладонь.

Кира очень старалась показать нам утку, как можно правдоподобней. Отчего раскраснелась, а рыжие локоны, аккуратно уложенные в витиеватый пучок, выбились и прилипли к взмокшему лбу. Влад улыбался и выкрикивал все, кроме утки. Он перебирал тропических животных, даже вспомнил динозавра, чем очень злил свою жену. Мне стало ее так жаль, что я открыла рот, чтобы произнести слово, как острый взгляд зеленых глаз повернулся ко мне, а теплая ладонь сзади перекрыла рот. Влад подмигнул Максу, а потом и Ваньке, захихикавшему еще громче.

— Иван, у меня к тебе серьезный разговор, — неожиданно начал Макс, так и не убрав свою ладонь.

— Я слушаю, — он обернулся, сделав такое серьезное лицо, что мне стало смешно.

— Не мог бы ты отпустить свою маму на свидание со мной? — Макс чуть откашлялся, прежде чем произнести эти слова. Даже показалось, что по щекам пробежал легкий румянец.

— Хм, — сын повернулся, окутав меня теплотой своих карих глаз. — А ты ее не обидишь?

— Нет, что ты.

— Свидание?

— Так точно.

— Самое настоящее, как у принца и принцессы?

— Да, может, даже капельку лучше, — рассмеялся Макс. — А за это ваша бабушка отдаст вам огромные коробки с подарками лично от меня.

— Подарки для нас с Милой?

— Ага.

Я застыла и обвела взглядом комнату, наткнувшись на Булю, безразлично пожавшую плечами. Она обнимала Милу, уютно прикорнувшую у нее на коленях, а затем подмигнула и громко крикнула:

— Утка!

— Точно! — взвизгнула вконец вымотавшаяся Кира. — Буля! Я обожаю тебя!

— Все, хватит мучить девку. Ну или делайте это не у меня на глазах, — бабушка передала внучку задумчивому Дэну. — Нам пора домой.

Кира что-то кричала Владу, отчаянно размахивая руками, остальные хохотали, схватившись за животы. Ощущение тепла и уюта заполнили не только этот дом, но и меня. Мне было так уютно, что не хотелось вставать с этого замшевого дивана. Не хотелось отпускать сына, да и не хотелось, чтобы шепот Макса, ласкавший мое ухо, прекращался.

— Ну, хлопец, отпустим мамку? — Буля присела, взяв ладонь Ивана.

— Да, я думаю, что ему можно верить, — Ванюша поцеловал меня и пошел за Дэном и бабушкой.

— Что ты задумал, Макс?

— У меня для тебя тоже есть подарок, — его глаза сверкали. Он явно что-то задумал, но мне было все равно. Я готова была ко всему… Уже готова.

Веселящаяся компания не обратила на нас никакого внимания, когда Макс взял меня за руку и вывел из празднично украшенной гостиной. Заботливо накинул на меня шубу и застегнул молнию на высоких сапогах.

— У меня даже нет сумки.

— Все, что тебе нужно лежит у меня в кармане. Поэтому успокойся.

И я успокоилась. Мы сели в машину и быстро выехали из поселка, свернув на развязке в противоположную от города сторону. Я улыбалась, наблюдая, как за окном мелькают высокие заснеженные деревья, слабо освещаемые уличными фонарями. Сердце билось размеренно, а в животе порхали бабочки, как предвещание чего-то волшебного.

— Выходи, — холодный воздух пробрался под распахнутую шубу и по-хозяйски проскользил по ногам.

Я вышла из машины, громко вздохнув, когда увидела, что мы на парковке аэропорта.

— Максим?

— Успокойся, Лизи, прошу тебя. Доверься, как это сделал Ваня. Я же обещал, что не обижу, — Максим вытащил из машины две дорожные сумки, на ручке одной из которых было нарисовано до боли знакомое солнышко.

— Это сговор, — прошептала я, но тем не менее, пошла за ним следом.

Нас встретили у стеклянных дверей бизнесс-зала, забрали сумки и провели сразу в небольшую зону досмотра. Вся процедура мало напоминала стандартный осмотр из-за полного отсутствия других пассажиров. Никто не кричал, не толкался, а сотрудники, наряженные в красные колпаки, мило улыбались.

— Лизи, — Макс снова взял меня за руку и повел к открытым дверям, где на улице уже стояла черная машина. Мне не хотелось спрашивать, собственно, говорить совсем не хотелось. Поэтому я расслабилась и закрыла глаза, упиваясь чувством волшебства…

Мы сели в маленький самолет, свет в салоне был приглушен, а на столе, в ведерке со льдом, стояла бутылка шампанского.

— Значит, все-таки ты решил меня напоить?

Стюард забрал нашу верхнюю одежду и что-то прошептал Максу.

— Нет, просто решил, что было бы неплохо продлить празднование твоего любимого праздника, — он бросил в мой бокал клубнику, а потом залил шипучим напитком. Тихий шорох лопающихся пузырьков заполнял пустоту салона.

— Я не понимаю, чего ты хочешь, — наконец, прошептала я.

Макс вздернул бровь, а потом откинулся на сидение, наблюдая, как самолет медленно катится вдоль ярких огней взлетной полосы.

— Я думал, что всегда знаю, чего хочу. Шел и просто брал нужную вещь. Хотелось думать, что это что-то важное, весомое, значимое. Но когда ты вновь появилась в моей жизни мне стало страшно. Я смотрел на тебя, не выспавшуюся, изнуренную, до сих пор больную своей работой, и понимал, что что-то упустил. Все, что было важно превратилось в пепел, Лиз. Я перестал понимать хочу ли я есть, спать, работать. Надо мной навис огромный знак вопроса. Ты показала мне, что все важные вещи, необходимые для нормальной жизни рядом с тобой. Все меняется, когда ты рядом. Именно поэтому я сбежал тогда, год назад. Зациклился на прошлом. Казалось, что если я не узнаю причин, по которым ты ушла, то не смогу существовать! А то, с каким упорством ты отворачивалась, кусалась и жалилась, пытаясь не подпустить меня к себе и своим секретам, сводило меня с ума.

— Я не знаю… Я не уверена…

— Лиз, если тебе есть, что сказать, то я готов. А если ты не хочешь, то прекрати терзать себя никому ненужным чувством вины.

— Но прошлое..

— Все, Лиз. Прошлого большого нет, Максим достал сигарету, но потом вернул обратно в пачку и отбросил на другое сидение. Прошлое сгорело. Остался пепел.

— И что дальше? — я в миллионный раз произнесла этот назойливый вопрос, крутившийся в голове последние несколько недель.

— А дальше, Лиз, настоящее…..

Я знала, куда он меня везет. Чувствовала сердцем, но не сопротивлялась, не смотря на боль воспоминания. Старалась заглянуть в его глаза, чтобы уловить досаду, неуверенность, смятение. Но он был расслаблен и совершенно уверен. Приземлившись в небольшом частном аэропорту, Макс посадил меня на заднее сидение авто и повез по-европейски ровным дорогам. Я была благодарна, что он молчит, потому что ничто не мешает мне слушать ссору в своей голове. Одна часть меня вопила, призывая к здравому смыслу, и подталкивала к тому, чтобы рассказать все, что произошло за три дня, что Максим был на конкурсе. А другая умоляла заткнуться, иначе я рискую больше никогда его не увидеть. Я знала, что идея с этими чертовыми свиданиями ничего хорошего не принесет. Но не думала, что настолько. Да, я любила его все эти годы. Но только на словах. Плакала и уговаривала себя, что идеализирую его. Но теперь, надышавшись его ароматом, впитав тепло карих глаз, я больше не могу без него.

Максим вел машину, а, убедившись, что я сплю, открыл окно и с облегчением закурил. Я наблюдала за ним из-под опущенных ресниц. Рассвет гнался за нами, освещая просторный салон чуть розоватыми лучами. Резина приятно шуршала по асфальту. Город просыпался, наполняя все вокруг обрывками воспоминаний. Я скатилась на сидение и стала вспоминать дни беззаботного студенчества. Вспоминала его звонкий, еще совсем мальчишеский, смех. А теперь?

Мужчина, сидевший за рулем больше не был тем мальчиком, чей отпечаток сросся с моей душой больше одиннадцати лет назад. Пропала мягкость, исчезла неуверенность. Смотрела на его профиль с мягкими, но в то же время довольно четкими чертами лица и вжималась в сидение, чтобы не обнять.

— У меня на затылке скоро появится дыра, — прошептал он и протянул мне свою руку. — Вылезай.

Крепко сжав его ладонь, перелезла на переднее сидение и взвизгнула, прикрыв рот ладонями. Вена… Моя Вена. Максим подмигнул и свернул в старую часть города. Он петлял по узким улочкам, тихо посмеиваясь моему писку. Я залезла на сидение с ногами и практически приклеилась к окну. Предрассветное спокойствие города опьяняло. Улочки были пусты, а я всхлипывала, ощущая, как я тосковала. Максим не торопился, катая меня по самым любимым местам: здание общежития, главный корпус университета, клиника, пекарня, откуда он таскал мне булочки и старый подъезд двухэтажного домика.

Не дожидаясь, пока Макс выйдет, выскользнула на улицу, но замерла в шаге от деревянной двери. Резная фактурная поверхность, когда-то голубого цвета, теперь была облупленной и шероховатой. Провела пальцем, насаждаясь легким покалываниям краски.

Максим стоял сзади, почти вплотную. Его ладонь накрыла мою и прижала к дверной ручке, помогая перешагнуть порог, разделивший нас много лет назад. Хотелось скинуть сапоги на высоком каблуке и пробежаться по скрипучей лестнице босиком. Мы шли рядом, крепко держась за руки, и замерли на шестой ступени, потому что знали, что следующая безбожно скрипит, отчего соседская старушка моментально начинала кричать, переходя с польского на немецкий. Они кричала независимо от времени, дня недели.

Максим улыбнулся и, наклонившись перекинул меня через плечо. Широким шагом переступил ступень и стал быстро подниматься на второй этаж. Опустил меня на ноги только когда мы оказались у ярко-желтой двери. Я рассмеялась и прижалась щекой с деревянной поверхности.

— Это было не смешно, — Максим улыбнулся и вложил в мою ладонь знакомую связку ключей с маленьким брелком в виде рояля. — Оставил одну, а когда пришел, наткнулся на канареечно-желтую дверь.

Вязла ключи и вставила в замок, чуть потянув дверь на себя, а потом вниз. Помнила, что иначе она не откроется. Тонкий жалостливый скрип резанул ухо, а сердце заколотилось очень быстро. Толкнув увесистую дверь, вошла, застыв на пороге.

Картинки, такие яркие и родные, стали вспыхивать, как только мой взгляд касался любого предмета. Вдохнула воздух, наполненный пряным ароматом пыли, сырости слёз, с которыми собирала вещи, сладости ежедневного малинового джема. Максим закрыл дверь и снял с меня шубу, повесив на вешалку у входа.

Я шла по истертому паркету, вспоминая скрипучие плашки, и перешагивала их, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, разбудив тем самым сварливую соседку. Все осталось именно так, как было тогда… В осенний день, обрушивший на Вену тонны воды с неба. Дождь шел двое суток. Я шла по мостовой, таща сумки и радовалась, что никто не видит, что девчонка в кожаной одежде и синими волосами плачет, как какая-то там слабачка. Радовалась и подставляла лицо к небу, мысленно прося добавки. Капли били по коже, пытаясь забрать обиду, растерянность и боль.

Гостиная казалась еще меньше, чем в воспоминаниях. Небольшой диван, на котором мы помещались, если только крепко прижимались друг к другу, плотно переплетясь ногами. Небольшой телевизор, стоящий на нескольких стопках книг, чуть накренившись. Картина с подсолнухами на стене, небольшой ковер, заменявший нам кровать. Я вздрогнула, увидев сломанную крышку рояля, занимавшего почти все место гостиной. Она треснула, провалившись острыми гранями на нежные струны. Сердце больно сжалось.

Но больше всего меня тянуло в спальню. Я еле протиснулась на узкую винтовую лестницу и очутилась на чердаке. На деревянном полу лежал матрас, прикрытый черным пледом. Подушки были раскиданы, а ящики широкого комода на резных ножках были перевернуты.

— Я тоже здесь больше не был, — как только его шепот донесся до моего уха, я поняла, почему он привез меня сюда. Чтобы я поняла, что больно не может быть одному. Что глупо жалеть себя, уговаривая в попытке поверить, что поступила правильно.

Ревела, не желая видеть подлость и трусость в собственном поступке. Вот только, что делать теперь, когда увидела боль, на которую все эти годы пыталась закрыть глаза? Но при всем этом в его взгляде была любовь… Та самая, что так и плескалась, когда он кормил меня малиновым вареньем…

Пальцы скользнули по шелку платья. Сжала широкий бант, стягивающий распашные половины и потянула, слыша, как ласково скользит ткань. Все, чего я хотела — ощутить его трепетное касание, почувствовать, что нужна ему такая, с огромным обозом проблем и двумя детьми. Хотелось напиться обжигающим холодом его возбуждения. А подушечки пальцев горели от желания пробежаться по колючей небритости.

Максим замер в пороге, упершись руками в облупившиеся косяки. Его глаза, наполненные несказанными словами, застыли на мне. Настоящее пламя чувств обрушилось на меня ласковыми потоками его взгляда. Непокорная бьющаяся вена выступила на его лбу, говоря о бушующем возбуждении, скрываемым за абсолютно спокойным непроницаемым выражением красивого лица. Я продолжала раздеваться. Подцепив пальцем кружево бюста, стала оттягивать его. Чуть шероховатая ткань, царапая кожу, стала скользить по плечу, оголяя правую грудь, россыпь родинок на которой заставила Макса дрогнуть. Чувствовала, как его выдержка трещит по швам.

Сделала шаг вперед, прижавшись к нему всем телом. Теплая ладонь легла на шею, затем стала подниматься выше и выше, пока не оказалась на затылке. Максим сжал хвост между пальцев и стал медленно натягивать, заставляя меня выгибаться. Он опускал взгляд очень медленно, проходясь своим взглядом по шее, останавливаясь на ключичных впадинах и, наконец, перестал дышать, застыв на груди.

— Черт, — шептал он снова и снова. Смотрел, пытаясь насытиться, не решался притронуться, будто боялся, что я исчезну. Чувствовала его биение сердца, ощущала дрожь. — Лизи…

От резкого удара о стену я выпустила стон, сдерживаемый все это время. Боролась с возбуждением, завладевающим мной, как только он бросал на меня свой взгляд. Макс быстро стянул галстук и, ухватившись за ворот рубашки, рванул, осыпая пол пуговицами. Они падали, повторяя своими ударами нетерпеливую резкость его движений. Он прижался ко мне торсом, подхватив за бедро, усадил на комод, широко разведя ноги и зарычал. Так громко, что я уже начала представлять сухонькую старушку, истерично орущую от любого шороха. Но потом заглянула в глаза. Мягкость исчезла, уступив место животной страсти. Я напряглась, ощутив мурашки страха, только подогревающие мое возбуждение.

Максим шарил по мне глазами, стараясь не пропустить ни сантиметра, при этом крепко сжимал правую ладонь. Моя грудная клетка сжималась от спазма восторга. Я истосковалась без его взгляда, желания и откровенной любви. Больше не могла терпеть, скрывая голод, накопившийся за годы..

Чуть съехав по пыльной поверхности, закинула ногу ему на плечо и начала медленно отстегивать подвязки чулка. Двигалась медленно, не отрывая от него глаз. Как только пальцы коснулись черного кружева, Макс опередил меня рванув ткань.

Я так старалась запомнить каждое его касание, поцелуй и обжигающий шепот. Стонала от невозможности запечатлеть ощущения счастья, что хозяйничают по моему телу, на холсте. Безмолвно ревела, осознавая, что до этого лишь существовало, что тело мое спало, превратившись в бесчувственный комок нервов. А так хотелось чувствовать и ощущать себя любимой и желанной. Его длинные пальцы пробегались по коже, обжигая и охлаждая одновременно. Поцелую были рваными, а время безжалостным…

****

Я не чувствовала тела. Болело все. Проснулась на матрасе, выкатившемся прямо к лестнице. Наша одежда была разбросана и, скорее всего, уже непригодна. Перекатилась на другой конец матраса и выглянула на первый этаж. Максим, завернутый в простынь, сидел у рояля, поглаживая треснувшую крышку. Потом поднялся и, откинув половинки, стал поглаживать обиженные струны.

— Поиграй для меня, — прошептала я, надеясь, что он не услышит, но Макс рассмеялся и обернулся.

— Я больше не играю, Лизи.

— Почему?

— Потому что… Потому что — повторял он, а потом резко встал, завязав сползающую простынь. — Потому что завтрак готов, Лизи. Идем.

— Ты чего это задумал? Раньше тебе нечего было прятать от меня, — я перекинула ноги через металлические перила и спрыгнула. Максим рассмеялся и отпустил полу простыни. Я шла на цыпочках по пыльному полу, прошла мимо него гордо задрав голову. Его веселый смех приятно щекотал слух. …

*****Максим*****

Кровать опустела с первыми лучами солнца. Лизка уже сбежала на новую работу. Я улыбался, замечая, как ее глаз снова заблестел. Она снова пропадала в больнице, иногда засиживаясь в лаборатории до самой ночи. Но потом возвращалась домой, чтобы уложит спать детей и приходила ко мне, скидывая одежду у самого порога.

Мы болтали, готовили ужин и засыпали под какой-нибудь фильм.

— У меня сюрприз, — прошептала как-то Лизка, накрыв мои глаза ладонью. Я попытался посмотреть сколько на часах времени, но Лиза не позволяла, плотно прижав ладонь.

— Ты чего придумала? Какой сюрприз? — она накинула мне на плечи халат и повела в сторону лестницы.

— Как какой? Шикарный, — промурлыкала она, поцеловав меня в шею. — Ты очень приятно пахнешь.

— Это не я, а мои рубашки, которые теперь почему-то пахнут твоими духами. Не знаешь, почему? Моя домработница стала подозревать меня в нехороших вещах, — я послушно следовал за ней, чуть согнувшись, чтобы ее руки дотянулись до моего лица.

— И моя Бабуля ехидно улыбается, когда я просачиваюсь утром в дом. Делает вид, что не замечает меня, а сама напевает песенку про сеновал и девичий стыд, кажется.

— О! Твоя Буля романтик?

— Нет, скорее приколистка, — она рассмеялась.

— А, может, хватит бегать? Может ты уже перестанешь прибегать вечером, а убегать утром?

— И что дальше? Мы всей бандой переедем к тебе? Ты расплачешься, словно всю жизнь ждал всю мою шумную семью, а потом с умилением будешь наблюдать, как Иван кокнет какую-нибудь дорогую вазу, а Милка разукрасит твои идеально белые стены?

— Все, ты меня переубедила. Собирай свои вещи и больше не приходи! — воскликнул я, театрально приложив руку к сердцу. — Почему лестница такая длинная? Я уже устал. Лизка, а я, между прочим, серьезно. Переезжай? Хватит, уже второй месяц играем в шпионов.

— Максим, я же не одна. Как ты это видишь?

— Я пока ничего не вижу, потому что ты закрыла мне глаза.

— Все! Открывай! — взвизгнула она и отскочила на пару шагов, словно ожидая от меня удара.

Я медленно обернулся. В центре столовой, довольно пустой и безжизненной со слов Лизы, теперь стоял рояль. Идеально девственная полироль сверкала в лучах утреннего солнца.

— Не ругайся. Я знаю, что ты хочешь поиграть. Я видела это в Вене. Только тебе что-то мешает, поэтому я решила помочь тебе, — Лиза стала пятиться назад, затем подхватила пальто кремового цвета и помчалась к дверям. — До вечера!

***

— Ты знаешь, почему Лизка уволилась?

Мы сидели на кухне у Влада, Кира заботливо накрывала на стол. Ее рука дрогнула, как только я произнес вопрос, которого явно не ждала.

— Ну все, теперь вам придется рассказать. Из твоей жены получится отвратительный шпион, — я рассмеялся, глядя на разрумянившуюся Киру.

— Зато из Лизы он отличный, да?

— Значит, не скажешь?

— Нет, — Влад сложил руки на груди, впившись в меня своим фирменным взглядом. — Спроси у нее.

— Она не говорит.

— А ты хочешь знать?

— Да, хочу. Я ездил в роддом. Главврач побледнел то ли после того, как узнал о ком я хочу поговорить, то ли после того, как я представился.

— Я не скажу.

— Хорошо, тогда придется узнать все самому.

— Ты же не хотел оборачиваться. А вдруг это связано с прошлым?

— Тогда я тем более должен узнать, потому что оно влияет на мое настоящее. А этого я больше не потерплю.

Я вышел на улицу. Солнце становилось все ярче, снег был тяжелым и уже переставал хрустеть, превращаясь в кашу. Весна стала пробиваться сквозь серые будни, вселяя в нас надежду. Уже хотелось вдохнуть влажный терпкий аромат таяния снега, услышать журчание первых ручейков, улыбнуться первой проплешине пожухшей травы.

Желание докопаться до правды бурлило во мне, подогреваемое молчанием друзей.

— Максим, — на улицу выбежала Кира, укутанная в куртку Влада. — Подожди! Ты должен заставить ее говорить, потому что она притворяется. Ей хорошо, она боится все разрушить.

— Кира, как наше прошлое может быть связано с ее увольнением?

— Это твои родители, Макс, — прошептала Кира и побледнела.

— Что?

— Это твои родители перекрыли ей кислород, сделав так, что ее отказались брать на работу даже самые мелкие клиники города. Наверное, они были уверены, что она улетит в Америку, — было видно, как ей сложно говорить.

— А при чем здесь прошлое?

— А вот этого я не знаю, она даже мне ничего не рассказывала, — Кира еще немного потопталась на месте, а потом убежала в дом. Влад стоял у окна, сложив руки на груди, и внимательно наблюдал за мной.

Мозг стал медленно проворачиваться, создавая скрип, от звука которого хотелось закрыть глаза. Я, конечно, знал, что мои родители далеко не белые и пушистые, но никогда не ловил их на вмешательстве в мою жизнь.

— Помогите! — крик из переулка привлек мое внимание, я бросился бежать, пытаясь определить чей это голос.

Бабушка Лизы несла Ивана на руках, поскальзываясь на мягком снегу. Зареванная Мила трясла руку брата.

— Что?

— Он упал в обморок. Дыхание затруднено, я не могу привести его в сознание, — говорила она, заливаясь слезами. — Нужно в больницу. Срочно! Я вызвала скорую, но их так долго нет.

— Что произошло? — Кира и Влад, видимо заметившие нас, примчались даже не успев одеться.

— Кира, посиди с Милой, а мы в больницу, — я забрал ребенка и положил на заднее сидение свей машины. Бабушка безмолвно плакала, прислушиваясь к дыханию внука, А Влад подгонял меня, пока мы ехали по бездорожью леса, путь к клинике через который был короче всего.

Я набирал Лизу вновь и вновь, но слышал только бездушные длинные гудки. Нас уже ждали у центрального входа. Медики суетились и перешептывались, проговаривая фамилию Лизы.

— Мы его забираем!

Бабушка в комнатных тапках бежала за шустрой бригадой реаниматологов, осыпая их советами. Она плакала, но не истерила. Голос ее был спокоен, только сухие тонкие руки дрожали, выдавая внутреннее напряжение.

— Что? Что с Ванькой? — закричала Лиза, вбежав в зал ожидания, где остановили нас с Владом врач.