Перед судом народа

РЕЧЬ ПРОКУРОРА

Председатель суда предоставил слово представителю государственного обвинения, генерал-майору юстиции Яченину. В зале стало очень тихо.

— С чувством глубокой скорби за невинно пролитую кровь тысяч замученные советских людей, — начал свою речь государственный обвинитель, — с чувством неутолимой ненависти к немецким захватчикам за зверства и насилия, за горе и слёзы нашего народа я начинаю свою обвинительную речь.

Мы прошли с вами, товарищи судьи, за эти несколько дней процесса по следам зверя. Перед нами раскрылись чёрные провалы противотанковых рвов, превращенных немецко-фашистскими извергами в гигантскую могилу более 7 тысяч мирных советских людей — женщин, детей и стариков. В наших ушах ещё и сейчас стоит стон и предсмертные крики растерзанных, расстрелянных, удушенных наших братьев, сестёр и детей.

Коричневая саранча за 6 месяцев опустошила и обездолила богатейший Краснодарский край. Откатившись под ударами Красной Армии, она оставила за собой реки крови, потоки слёз, горы трупов, дым пожарищ, бездну безысходного народного горя.

Краснодарский край — не исключение. Везде, где ни ступит нога фашистского зверя, воцаряется мрачная ночь, гибнет жизнь и в открытые могилы сбрасываются сотни и тысячи ни в чём неповинных людей.

Такова сущность фашизма, такова его людоедская программа в действии.

Ещё до начала войны об этих кровавых планах с дьявольской откровенностью говорил гнусный главарь фашистской банды Гитлер. И его подручные, по его прямому приказу, убивают, душат, грабят, вешают.

Гитлер и его клика годами воспитывали в немцах мораль диких зверей, вытравляя хотя бы малейшие намёки на совесть, честь. Товарищ Сталин 6 ноября 1941 г., характеризуя гитлеровцев, привёл в своём докладе слова Гитлера и Геринга:

«Убивайте, говорит Геринг, каждого, кто против нас, убивайте, убивайте, не вы несёте ответственность за это, а я, поэтому убивайте!»

«Я освобождаю человека, говорит Гитлер, от унижающей химеры, которая называется совестью. Совесть, как и образование, калечит человека. У меня то преимущество, что меня не удерживают никакие соображения теоретического или морального порядка».

Кончится нашей победой война, будут восстановлены разрушенные здания Краснодара и других наших городов. Вновь расцветут сады, и в них зазвенит детский смех. Наша земля залечит глубокие раны, нанесённые этой фашистской ордой, но чёрные ямы противотанковых рвов, похоронившие тысячи человеческих жертв, обгорелые стены здания гестатю, под которыми нашли смерть в огне 300 советских патриотов, тысячи удушенных, расстрелянных, растерзанных, замученных, вечно будут стоять страшной тенью чудовищных злодеяний и звать нас к неукротимой мести и к расплате.

Враг ещё на нашей земле, он продолжает свои насилия над советскими людьми на захваченной территории. И сейчас, когда я произношу свою речь, где-то в ещё оккупированных немецко-фашистскими варварами районах рокочут моторы «душегубок», вывозящих новые жертвы к подготовленным для них могилам.

Всю полноту ответственности за зверства и злодеяния, учинённые в период оккупации города Краснодара и Краснодарского края, за пытки и издевательства, за массовые расстрелы, сожжение и изуверское истребление отравляющими газами, за сожжение и повешение ни в чём неповинных советских людей — стариков, женщин и детей, несут руководители разбойничьего фашистского правительства Германии и немецкого командования.

—- Чудовищный кровавый вихрь, — говорил прокурор, — пронёсся над городами и сёлами Краснодарского края и унёс в могилу десятки тысяч человеческих жизней, но он не сломил ни на минуту духа советских людей и их веры в победу. В момент, когда смерть уже глядела в его глаза, краснофлотец, с накинутой на шею петлёй, на площади Краснодара, отбросив пинком ноги в сторону предателя-полицейского, крикнул рыдающим женщинам:

— Не плачьте. Палачи народа ответят тысячами своих жизней. Скоро наши придут и за всё отомстят.

И окровавленная, избитая девушка Маруся в последние минуты жизни также бросила в лицо палачам:

— Придут наши и отомстят за нас!

Пройдут года. На лучшей площади возрождённого Краснодара будет воздвигнут памятник герою-краснофлотцу и всем тем безвестным патриотам, которые отдали свою жизнь за нашу советскую родину, за свой великий народ.

Так склоним же головы перед прахом принявших мученическую смерть наших братьев и матерей, наших детей и сестёр и поклянёмся именем их отомстить страшной местью за предсмертные муки, за их кровь, за страшную их судьбу!

Поклянёмся до конца выполнить приказ великого Сталина «...освободить от гнёта немецких захватчиков граждан наших сёл и городов, которые были свободны и жили по-человечески до войны, а теперь угнетены и страдают от грабежей, разорения и голода, освободить, наконец, наших женщин от того позора и поругания, которым подвергают их немецко-фашистские изверги»... «Мстить беспощадно немецким захватчикам за кровь и слёзы наших жён и детей, матерей и отцов, братьев и сестёр».

Беспощадная месть, к которой призывает наш гениальный учитель и вождь, свершится; она неминуемо настигнет фашистских зверей, терзавших Краснодарский край, виновников тысяч смертей мирных жителей. Она настигнет и этих гнусных немецко-фашистских пособников, представших сейчас перед судом Военного трибунала!!

Дав подробный разбор преступлений каждого из подсудимых, прокурор потребовал смертной казни активным пособникам гитлеровцев Пушкарёву, Мисану, Напцоку, Дотомцеву, Кладову, Речкалову, Тищенко и Ластовине.

Преступникам предоставили последнее слово... Что они скажут, эти душегубы? Что они могут сказать?

Они всхлипывали, жалко, противно выклянчивая помилование. Но слёзы их были отвратительны. Это корчились ядовитые гадины, которым вырвали жало.

Мы знаем настоящие слёзы. Разве не плакали жители Краснодара, когда раскопали противотанковый ров у завода измерительных приборов! Разве не рыдали матери, на глазах которых гитлеровские злодеи расстреливали сыновей! Разве не плакали дети, которых вталкивали пособники врага в «душегубки»! Это были слёзы ни в чём неповинных мучеников. Но эти слёзы не трогали германских холопов! Когда рыдали оплёванные, растерзанные немцами краснодарские девушки, они, эти предатели, не плакали, — они в это время крутили патефоны, и это называлось у них «музыкальным номером». Их не трогали глаза умирающих от жажды пленных красноармейцев, они вливали солёную воду в их окровавленные рты. Из подожжённого фашистскими палачами здания доносились крики горящих в огне советских людей и запах палёного тела, а они, иуды-предатели, стояли на карауле и курили немецкие сигареты! Тогда они не всхлипывали, эти продажные твари...

Они просят суд сохранить им жизнь и дать возможность искупить свои кровавые преступления перед родиной и советским народом.

— Молчите, изменники! Нет у вас родины, германские холопы! — раздались гневные возгласы из зала. С отвращением смотрели на пособников врага советские люди. Слова «родина-мать» в грязных устах предателя покоробили всех. Как смеют они, эти гитлеровские холуи, называть своей родиной-матерью советскую землю, которую они продали за немецкие сребренники, на которую они пролили кровь советских граждан!

— Что посеешь» то и пожнёшь! — восклицали сидящие в зале люди, не в силах одержать своё презрение к изменникам;

Вымаливая пощаду, преступники бормотали о «безвыходном положении», заставившем их добровольно пойти на службу в полицию и ходить на задних лапках перед гестаповцами. Они говорили о том, какие пауки и тираны гитлеровцы.

Да, мы знаем, что гитлеровцы — пауки и тираны. Мы знаем это давно. Но у настоящего сына родины не бывает безвыходных положений.

Когда шёл суд, люди в перерывах между заседаниями вели оживлённые разговоры. Здесь было много бойцов и командиров. Гвардии майор рассказывал о бойце-герое, которого тяжело ранил вражеский снаряд в тот час, когда он выполнял воинский приказ, — осколком ему разорвало живот. Но боец, прижав пилотку к страшной ране, шёл вперёд, чтобы выполнить свой долг.

Майор вспомнил об этом герое, великом патриоте родины. Он вспоминал о том, сколько страданий, горя принесли немцы нашей родине. В его глазах светилась любовь к своему народу, презрение и ненависть к врагу, к гнусным изменникам родины.

Когда предатели, всхлипывая, мямлили о «безвыходном положении», мы все, сидящие в зале, вспомнили капитана Гастелло, своим горящим самолётом взорвавшего вражеские цистерны. Мы вспомнили подвиги партизан. Мы вспомнили защитников Севастополя, Сталинграда, которые, обвязавшись гранатами, бросались под вражеские танки. Мы вспомнили ленинградских рабочих, которые в дни блокады, умирая от голода, не покидали станков. Ненависть к изменникам горячим свинцом залила наши сердца. Гитлеровские холуи, лизоблюды, они продавали немцам за кружку пива таких, как богатырь Гастелло, таких, как красноармеец с разорванным животом, таких, как ленинградские рабочие... И теперь они бормочут о пощаде!

Смерть им, смерть и вечный позор!