Переиграть Афродиту (СИ)

Глава 15. Гермес

Мрачного, недовольного, немного помятого с лица Зевса под ручку со щебечущей что-то Герой подземные провожали торжественно. Торжественность, в основном, воплощала в себе Макария. Аид был молчалив и задумчив, а Персефона смотрела на Геру с легкой улыбкой на губах. Сначала. Потом даже и не столько на Геру, сколько на подлетевшего на крылатых сандалиях Гермеса.

И радости в этом взгляде не было никакой.

Психопомп торопился. Новости, которые он собирался сообщить, были не особо приятными. О, нет! Полчаса назад едва слышный шепот теней-привратников доложил, что кто-то или что-то спускается в подземный мир, и Гермия тут же отправили проверять. Выспаться не дали! Собственно, он и спать-то лег от силы пару часов назад, они с Гекатой были немного заняты. Будить Трехтелую значит, подземным инстинкт самосохранения не позволяет, а он, Гермес, значит, бедный, беззащитный, и вообще с возвращением Аида вернулся к привычной должности вестника и душеводителя. Точнее, мальчика на побегушках. Не то чтобы это его не устраивало… но не так рано!

Зевая в кулак и поправляя взъерошенные волосы, Психопомп летел к «парадному входу» (тому, где Цербер) и думал о том, что приличные гости не ходят с такими ранними визитами. Они, как Зевс, добираются до подземного мира под вечер, и не заставляют никого страдать от недосыпа. А ранним утром шастают только воинствующие лесбиянки и прочие неуравновешенные личности, обожающие любоваться выезжающей на небо колесницей Гелиоса, росой, зорей и прочей романтической чепухой.

К сожалению, он оказался прав по обоим фронтам. Личность, спускающаяся в подземный мир с многочисленной свитой, была и воинствующей, и неуравновешенной одновременно.

— Ну что за неделя идиотских визитов? — прошипел Аид, убедившись, что Олимпийские Владыки покинули его мир (к счастью, через ближайший к Олимпу проход, а вовсе не через Цербера) и выслушав неутешительные новости. — Да чем им тут всем намазано?! Не мир, а проходной двор!

Персефона закатила глаза; Макария хихикнула; Гермес задумчиво покачал обутой в крылатую сандалию ногой и предложил баррикадироваться.

В Подземный мир спускалась Деметра!

— Хотя, в принципе, это было ожидаемо, — без особых восторгов констатировал Владыка. — Я все же злодейски похитил ее возлюбленную дочь. Сорвал, так сказать, невинный цветок. Было бы странно, если бы она просто…

Персефона перевела на него тяжелый, мрачный взгляд классического «невинного цветка»:

— Ты абсолютно не представляешь, о чем говоришь, — резко сказала она. — Когда меня похитил Арес, она столетие делала вид, что ничего не случилось. Он меня бьет, насилует, запирает в темных покоях, а она такая «ну, он же муж». А потом «А, нет, еще не муж, что ли? Ладно, деточка, я поговорю с твоим отцом, чтобы он настоял на браке».

— Бедная мамуся, — распахнула глаза Макария. — Ну, как можно быть таким уродом?! И что, за тебя никто не вступился?

Гермес отвел глаза — царевна смотрела с искренним возмущением и недоумением. Кажется, она не совсем понимала, что значит быть Владыкой, царем, когда твое слово — закон, когда никто не смеет и подумать о бунте… по крайней мере, не из-за женщины. Психопомп в то время не так уж и часто появлялся в Подземном мире — у него случилась очередная интрижка на Олимпе — но он знал, что везде, и на земле, и под землей, и над ней, как-то не принято упрекать мужчину в том, что он как-то не так обращается со своей женой. И если Подземный мир был способен бунтовать против Ареса, то точно не из-за Персефоны.

Женщина, женщина, женщина… что значит ее слово, ее жалоба против мужчины? Так рассуждали олимпийские боги (кроме вечных девственниц Афины и Артемиды, но их совсем по-другому клинило). Да Гермес и сам пересмотрел эту концепцию только из-за Гекаты — уж очень та не вписывалась в типичный олимпийский контингент. Трехтелая точно не ожидала защиты или поддержки — она была той женщиной, от которой следовало бежать без оглядки. Самой прекрасной, мудрой и достойной — и одновременно опасной, как медленный яд в дорогом флаконе.

К тому же в последние пол столетия она практически в одиночку воспитывала Макарию — и теперь та пристально смотрела на мать.

Взгляд Персефоны чуть-чуть смягчился, она улыбнулась:

— Ну, первый раз за меня вступился твой любимый дядя Аид, он стукнул Ареса амфорой.

Владыка кивнул — он смотрел слишком строго и серьезно, что не предвещало ничего хорошего — и Макария требовательно подергала его за рукав надетой под плащ варварской куртки.

— Мне кажется, ты обошелся с этим уродом излишне мягко, — прошипела она.

Царевна открыла ротик для каких-то явно кровожадных предложений (ни Персефона, ни сам Аид не стали ее одергивать, а Гермес уж тем более не рискнул), но тут до них донесся вой Цербера, и оригинальные идеи Макарии так и остались невысказанными.

— Если мы пойдем все вместе, — задумчиво начала Персефона, — мама сразу увидит Аида и ее тут же переклинит.

— Однозначно, — согласился Владыка. — Она меня ненавидит.

— Поэтому маму встретим мы с Макарией. Попробуем убедить ее в том, что у меня все в порядке. Может, получится ее немного смягчить.

Психопомп скептически фыркнул — он тоже имел представление о том, что такое Деметра; Аид проворчал, что разделяться это не самая хорошая идея, да и вообще, его не очень прельщает идея отсиживаться за спинами женщин, но в целом тоже был «за».

— А ты лети за Гекатой, — сказала Гермесу царица. — Подозреваю, что скоро мне понадобится самогон.