Тимур возвращается поздно. Последние полторы недели почти каждый день. И каждый вечер его встречает Русалка, такая домашняя, пахнущая уютом и выпечкой. А он…каждый вечер привозит ей фиалку в маленьком глиняном горшке. И смеется, видя ее смущение и ласковую улыбку. Потом она кормит его чем-то вкусненьким и они еще долго просто сидят на веранде, наслаждаясь тишиной летней ночи и друг другом. Иногда целуются, загораясь от жгучего желания и с трудом останавливаясь у самой грани. Тимур все еще помнит ее боль и каждый шрам на ее мягкой коже. Хотя желание разложить ее прямо здесь, под звездным небом и брать так долго, пока не отключиться, изнеможенная его ласками. И только какое-то гребаное чудо удерживает его похоть на коротком поводке.
Каждый вечер Тимур укладывает спящую Русалку в кровать и подолгу сидит, любуясь ее личиком с россыпью веснущек, гладя ее кудрявые волосы. А потом, не найдя сил уйти, ложится рядом и засыпает, обнимая ее, чтобы с рассветом уйти, оставив на подушке свой запах. И так каждый день на протяжении этих проклятых недель.
После звонка Игната все закрутилось так быстро, что Тимур все чаще ощущал себя подопытной крысой, которую запустили в колесо с вечным двигателем. И, что хуже, всего, он как та крыса – топтался на месте, хоть и бежал вроде бы.
Гурин снял свою кандидатуру с предстоящих выборов и внезапно отошел от дел, а по мнению Тимура просто затаился, вынашивая очередной хитроумный план. Потому что вряд ли Гурин так легко отдаст то, что столько лет принадлежит ему. И с каждым днем, что отсчитывает двухмесячный срок, становится только напряженнее. Еще и братец Стаси из клиники сбежал. Как и зачем – выяснить пока не удалось. Но все это не к добру. И выбивало из колеи похлеще болезненного стояка, стоит ему подумать о ждущей его дома Стасе.
Но сегодня Тимура доконала еще и работа. Проверка нового филиала затянулась почти до полуночи и хотелось только одного – завалиться в кровать и проспать как минимум сутки.
Выслушивает отчет Кирилла о прошедшем дне, отпускает его отдыхать и направляется к дому.
Но замирает на пороге, едва войдя.
По коридору льется музыка. Чарующая, до одури знакомая. Она растекается по углам дома, взрывается брызгами света под потолком, трогает душу. Тимур приваливается плечом к дверному откосу, сдирает галстук, рвет верхние пуговицы. Растирает горло, жадно глотая кислород, отравленный запахом прошлого. Опять.
В его доме не звучало музыки лет уже…а хренову тучу лет. Не разуваясь Тимур выходит во двор, останавливает уже отъезжающего Кирилла.
— Погодин, а что тут происходит? — хмурится.
Отдых отдыхом, но Кирилл кое-что упустил в своем докладе. А это недопустимо, особенно когда касается Русалки. Особенно теперь, когда ее жизнь едва ли не на волоске висит. И ярость колет пальцы, сжатые в кулаки.
Кирилл смотрит вопросительно.
— А что происходит?
— Музыка откуда?
— Тимур, ты только не горячись, — выдыхает вполне миролюбиво. — Я знаю, ты не любишь, когда…
— Я спросил – откуда? — скрестив на груди руки, повторяет Тимур. И злость рвет легкие, пропитывает каждое слово. Заставляет Кирилла напрячься и вытянуться едва ли не по стойке смирно.
— Купила. Выскользнула из дома…
Тимур сперва решил, что ослышался. Что значит, выскользнула? Сама? Он и спрашивает, а Кирилл лишь кивает в ответ. И тут же докладывает, что ребята уже выхватили по первое число.
— Кирилл, твою мать, ты хоть соображаешь, что могло случиться?! — рявкает так, что Погодин отступает на шаг.
— Да я, блядь, ее ни на минуту из виду не выпускал! — тоже орет. — Дура малолетняя, — выдыхает зло. — Ты бы лучше ее просветил, в чем дело. А не на меня собак срываешь.
— Не понял, — Тимур смотрит озадаченно. — Ты же сказал, что она ускользнула от твоих ребят.
— Но не от меня, — хмыкает Погодин. — Но все равно, ненадолго я ее потерял, извини. А когда увидел, как она в автобус садится, — сжимает кулаки, но тут же берет себя в руки. Выдыхает.
И Тимур вместе с ним. Значит, музыки ей захотелось. Ладно.
— И давно?
Кирилл смотрит на часы.
— Музыка весь вечер играет. А Ася ужин приготовила. Фотографии рассматривала. Теперь вот танцует.
— Ничего подозрительного не заметил? — четко, холодно и профессионально. — Слежка? Знакомства?
Кирилл отвечает так же профессионально. И когда Тимур расслабляется, поняв, что все в порядке и ничего не случилось, отпускает Кирилла.
Но злость на Русалку никуда не девается, клубится под кожей, искрит и бьет по вискам, ища выход. Поиграть решила, идиотка. Просил же быть осторожной и никуда не выходить, не предупредив Кирилла. А она… Ну что ж, сама напросилась.
Тимур возвращается в дом.
Прислушивается, пытаясь унять клокочущее внутри бешенство. Как представил, что с ней могло произойти из-за ее глупой выходки, думал, убьет Погодина на месте. Или ее.
А сейчас тормозит у лестницы, потому что музыка до одури знакома и когда-то была любимой.
Перелив женского голоса, незабываемый ритм барабанов и мелодия флейты всколыхнули воспоминания.
…Белое платье кружит над полом, делая невесту похожей на птицу. Шаг, поворот, рука партнера на талии и счастливый смех. Оглушающий, выжигающий душу. Тогда Тимур думал, что сдохнет от выламывающей боли или же от количества влитой в себя водки. Он так и не вошел в зал, не поздравил лучшего друга и бывшую невесту, а стоял в дверях, наблюдая за их свадебным вальсом. Пытаясь принять, что Инга теперь не с ним. И эта музыка. Фолк. Ее любимая песня. Их песня. Она украла у него все: сердце, любовь, себя и даже песню. Он не помнил, как ушел из ресторана. Только слившиеся в одну полосу огни фонарей и машинных фар. И ночь в КПЗ. А утром он выбросил из дома магнитофон, все кассеты и выпал из гражданской жизни на целых два года…
Тимур упирается ладонью в стену.
— Твою мать… — цедит сквозь зубы.
С того утра в его доме не звучала музыка. Алекс говорил, что это бред – ненавидеть музыку. А Крутов ненавидел. Особенно фолк. Особенно эту песню, влезшую в самую душу, нарушающую тишину этой ночи.
Он был уверен, что давно похоронил эти воспоминания, сохранив дружбу. Оказалось, хватило всего одной песни, чтобы вытянуть из него дерьмо прошлого. Хватило одной девчонки.
— Стася! – взревел он, двинув в сторону ее спальни.
Мало ей того, что подставила себя сегодня. Так она еще и в его прошлое снова влезла. Так лихо пробралась под самую кожу, что становится так хреново, как не было с того самого дня свадьбы его невесты.
Музыка нарастает, заглушает его злость и ее имя. Он готов был придушить эту девчонку, но совершенно не был готов увидеть ее такой.
Она кружит по спальне в одном нижнем белье. Гибкая, словно кошка, перетекает в каждое движение. Выгибается и скользит по комнате. Цветные блики ночника переливаются в шелке ее белья, рассыпаются по телу, и она играет с ними, ловя ладошками. Смеется, поднимая волосы и бросая их на спину рыжими волнами. Она сама словно музыка: завораживающая, рождающаяся нежностью мелодии флейты.
Тимур не замечает, как она оказывается рядом, берет его за руку, переплетая пальцы, и увлекает за собой. Злость стирается невыносимой нежностью. Он забыл, как танцевать – Русалка напоминает. Шаг, поворот, так близко, что трудно дышать. Ее запах, шелк волос, легкое касание.
Она ведет, играет с ним, раскрывается. Никого откровенней Русалки в этом танце он не встречал в жизни. Живая, настоящая и такая ранимая. Дерзкая, смелая, но такая чувственная. Он перехватывает инициативу, когда она снова крутанулась к нему. Прижимает к себе, вдыхает терпкий аромат ее кожи и закруживает совсем в другом ритме. Смотря ей в глаза, совсем близко, дыша в унисон. И в эти минуты у них на двоих одно дыхание, один ритм, одна жизнь. Такая яркая и красочная, связавшая их этим танцем.
На последних аккордах Тимур подмигивает ей и тянет за руку. Они падают на кровать, тяжело дыша.
— Спасибо, — шепчет Тимур, улыбаясь. И чувствует себя непозволительно счастливым. И это чувство накрывает с головой, как стихийное бедствие. Русалка – его стихийное бедствие. Непокорная, упрямая и такая красивая сейчас.
— Ты здорово танцуешь, — Русалка переворачивается на бок, подперев ладонью щеку. — Где научился?
— Я в школе танцами занимался.
— Ты? — ахает, не веря. — А Алекс рассказывал, что ты был задирой и хулиганом в школе.
Да уж, за последний месяц его друзья стали частыми гостями в этом доме, особенно Туманов. Надо бы вытрясти из друга, о чем они тут откровенничали, пока Тимур искал Вадима.
— Был, — соглашается Тимур. — Пока не познакомился с Ингой.
Он смотрит на растрепанную и раскрасневшуюся Русалку. Такая счастливая: глаза блестят, на губах озорная улыбка. И вдруг захотелось поцеловать эту улыбку. Он привстает на локтях, становясь ближе, чувствуя ее дыхание, как она вдруг спрашивает:
— Любишь ее?
Как удар под дых. Тимур откидывается на спину, заложив под голову руки.
— Я нашла старые фотографии в подвале. Магнитофон искала. Не думала, что ты такой…несовременный. И несколько новых, — добавляет тихо.
Любопытно, какие новые снимки она нашла, что вдруг решила, что Тимур до сих пор любит Ингу.
— Мы были вместе с седьмого класса, — неожиданно осипшим голосом отвечает он и, похоже, совсем не то, что хочет услышать Русалка. — И, конечно, я любил ее. А сейчас…Сейчас в моей жизни есть одна непослушная девчонка, которая сегодня…
Тимур резко садится, становится вдруг душно. Он стягивает рубашку, швыряет ее на пол. Не хочется больше ничего говорить и стоило бы уйти, но он не может. Рядом с Русалкой он становится другим. Тем прежним пацаном, кого убила своим уходом Белка. Русалка воскресила его одним своим появлением. Научила дышать заново. Он слышит, как Русалка спрыгивает с кровати и обходит его. Смотрит, как она опускается на колени на пол между его ног, заглядывает в его глаза. И вдруг обнимает Тимура за шею и целует, срывая к чертовой матери все тормоза.
Тимур давно забыл, что так бывает. Что можно потеряться в одном поцелуе, в одном прикосновении, в ее тихом шепоте и сбивчивом дыхании – в одной девушке.
Забыл и не заметил, как попал. Попал в плен настойчивых пальчиков, стаскивающих с него брюки. Утонул в омуте рыжих, как пламя, рысьих глаз. В ее дурманящем запахе, шальном смехе и ее страсти.
Он плохо помнил, как раздевал ее. Только ее глаза и податливое, красивое тело.
Она плавится в его руках, стонет, кусает губы. А он стискивает ее, наматывает на кулак пшеничные волосы, запрокидывая шею, покрывая белоснежную кожу поцелуями. Кусает, делая больно, выплескивая злость на прошлое, и целует жадно, извиняясь и признаваясь в своем желании. Ласкал языком каждый ее шрам.
Он настолько увлекается, пытаясь получить ее, ощутить какая она, что не замечает ее слез, скатившихся по вискам из-под прикрытых век. Он останавливается лишь когда входит в нее, выколачивая тихий всхлип.
— Твою мать, – выдыхает он, сжимая кулаки. — Ты…ты…почему…зачем…
Слова не идут, мысли путаются. И хочется надрать задницу этой девчонке. А заодно и самому себе дать хорошего пинка. Почему не напомнила? Он же нахрен обо всем забыл, даже об Удаве и о том, чего она натерпелась от того ублюдка. Он бы не вел себя так… Он бы иначе. Нежно, осторожно. Как мужчина, а не как дикий зверь.
Но она не отпускает его. Прижимает к себе, обхватив ногами, смотрит потемневшими глазами.
— Тим, пожалуйста… не останавливайся. Я…хочу так…тебя…Давно хочу…пожалуйста…
И касается его губ своими.
— Стася, — хрипит он, упершись лбом в ее. — Сладкая моя…
И уже не может остановиться, медленно вспарывая ее тело сильными толчками. Доводя до исступления и теряя связь с реальностью.
А утром звонит Гурин.
Отвечать на звонок, как и встречаться с ним – дерьмовая идея. Но выхода не было. Тимур должен знать, что хочет ему предложить Гурин в обмен на Русалку. Встречу назначают на вечер.
Он сидит на лавочке в парке, кормит голубей. Совершенно один. Без охраны, своей модельки жены и даже не вооружен. А когда поднял на Тимура твердый взгляд, тот понял, в чем дело.
— Чего ты хочешь, Крутов? — спрашивает с кривоватой ухмылкой, но в глазах сталь и несгибаемость. Он не сломлен и не загнан в угол. Просто ищет пути, чтобы договориться. — Денег? Так у тебя у самого их пруд пруди. Или тебе мало? Так я добавлю. Целый трастовый фонд. Только отдай мне девчонку, и она все подпишет.
Девчонку. Не Асю, не Настю, не дочь, а девчонку. Цинично, холодно, как о вещи.
— Зачем мне это? — Тимур прячет руки в карманы брюк. — Она моя жена. И уж поверь, я знаю море способов, как безболезненно получить все. Двойной бонус: постоянна любовница и пара десятков миллионов. Ты ведь знаешь, Гурин, деньги лишними не бывают.
Старик молчит, хмуро смотрит под ноги. Но что-то странное в его позе. То ли усталость, то ли отчаяние.
— Только не говори, что все дело в твоем сыночке?
Гурин дергается, весь подбирается, но Тимур понимает, что попал в десяточку.
— Что, снова подложишь ее под какого-то упыря?
Злость выворачивает наизнанку и Тимур где-то рад, что оставил оружие в машине. А то не сдержался бы, пристрелил ублюдка.
— Любит он ее, — вдруг произносит Гурин, глядя Тимуру в глаза. — Сдохнет без нее. А я не могу…этого допустить.
Любит. Надо же, какие слова знает этот ублюдок. Тимур едва сдерживает смех. Да и сам с трудом удерживает себя на месте. Но странное ощущение колет затылок. Неприятное, словно его заманили в ловушку, а он, как полный лох, попался.
— Он все равно сдохнет, — парирует Крутов. Если уже не отдал концы, потому что самостоятельно сбежать из частной клиники Вадим не смог бы. Значит, ему кто-то помог. Возможно, даже Гурин. Но зачем? В отцовскую любовь Тимур не верит, как и словам Гурина. Что-то не вяжется. Что именно – Тимур понимает через секунду, когда снова встречается со взглядом старика. Никакой боли, отчаяния или другой подобной хрени. Твердый взгляд уверенного в себе хищника.
Мысленно выругавшись, Тимур натягивает на лицо усмешку.
— Придумай что-нибудь другое, Гурин. Твоя воскресшая совесть мне не интересна.
И уходит, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на бег. Уже в машине, костеря себя, как последнего идиота, так глупо попавшегося, достает телефон, но дисплей тут же вспыхивает входящим от Кирилла. Сердце пропускает удар, и трубка едва не выпадает из дрожащих пальцев.
— Что? — выдыхает, заводя мотор.
— Ты должен это увидеть, Тимур, — без предисловий отвечает Кирилл. — Приезжай. Адрес скинул сообщением.
— Уже еду.
Только отключившись, смотрит адрес и матерится. Какого черта Погодин делает в ночном клубе?
Ответ находится сам, когда Тимур видит за барной стойкой Русалку, явно выискивающую кого-то в беспрерывно движущейся толпе молодежи. Он делает шаг в ее сторону, но Погодин останавливает. Тимур готов порвать его в клочья, потому что дикое желание перекинуть через плечо эту идиотку и уволочь отсюда горит адским пламенем, сжирая его заживо.
— Она попросила, чтобы ей никто не мешал, — орет Погодин в самое ухо.
Тимур смотрит недоуменно, а Кирилл приглашает присесть за столик в темном углу.
— Что значит, попросила? — набрасывается Тимур, взглядом выловив Русалку и не отпуская.
— Сказала, что ей позвонили, — наклонившись к Крутову, говорит Кирилл. — И что она должна отдать долг. Попросила поехать с ней, но так, чтобы меня никто не видел.
Злость вспыхивает ярко. Настолько, что на несколько секунд он слепнет и глохнет. Не позвонила. Ему, Тимуру не позвонила. Не доверяет или…или все-таки решила предать.
— Ребята дом проверили? — спрашивает неожиданно хрипло.
И улавливает, как мрачнеет Погодин, кивая.
— Сейф вскрыла.
Тимур мрачно скалится, откидываясь на спинку мягкого дивана. Значит, все-таки предательство. И боль бьет под дых.
— Все забрала?
Еще один кивок. И только теперь Тимур видит, что на барной стойке лежит капроновая папка, по которой Русалка нервно постукивает пальцами. А на плече у нее черная кожаная сумка, совсем не идущая к шелковому платью цвета морской волны. А в сумке наверняка его пистолет, который тоже лежал в сейфе. Трофей, который Тимур привез с войны и который Игнат помог легализовать. Он уже сто лет не стрелял из него, но держал оружие в порядке и заряженным. Так что если Русалка вздумала кого-то убить – пистолет выстрелит. Любопытно только, кого она решила пристрелить.
— Кто звонил ей выяснили?
— Жена Гурина.
Вот так новость. Тимур даже на Погодина глядит – не врет ли. Нет, правду говорит. Ну и что же ей надо от Русалки? И знает ли Гурин об этом звонке? Судя по его поведению на встрече – знает. Он ее и подослал. А в папке у Русалки учредительные документы на верфь, которую Тимур увел из-под носа Гурина. А на флешке – электронный ключ. По крайней мере, Русалка так думает.
— У нее в сумке пистолет, — озвучивает Тимур. Кирилл смотрит с изумлением. — Не дай ее кого-нибудь грохнуть. И смотри в оба. Пусть все отдаст, а ты срисуй, кто придет на встречу и забирай ее отсюда.
Резво поднимается и шагает к выходу из клуба, ни разу не оглянувшись.
Ему нужно подумать и привести себя в порядок, потому что ярость душит раскаленными клещами. Потому боль повсюду, ломает, корежит и желание убить кого-то крепнет с каждым вдохом. Он садится за руль и рвет с места. Пустая трасса – лучшее лекарство. Он вдавливает в пол педаль газа, разгоняясь до предельных цифр. Пульс барабанит в висках. Как и неконтролируемое желание вернуться в тот гребаный клуб, перекинуть через плечо эту норовливую девчонку, а уж дома дать себе волю и все-таки хорошенько выпороть ее. Сколько проходит времени - он не знает. Теряется, оставшись наедине с ночной трассой и Русалкой в голове.
Глухо зарычав, Тимур бьет по рулю, а следом по тормозам. Машина с визгом вылетает на обочину, вспахивает боком землю и замирает в клубах пыли. Тимур выпрыгивает на дорогу, подставляя лицо вдруг зарядившему дождю. А спустя мгновение рядом тормозит внедорожник Кирилла и из него выпрыгивает Русалка и застывает, наткнувшись на его взгляд. А он смотрит на нее, измотанную и совершенно несчастную, и все нутро воет диким зверем. А еще минуту назад думал, увидит – убьет к чертовой матери. А сейчас…сейчас хочется сгрести ее в охапку и увезти на край света. И сам не понимает, что за бред творится с ним.
— Все видел? — спрашивает у Кирилла, а сам глаз от Русалки не отрывает.
— И снял, — отвечает Погодин, явно довольный результатом.
— Кто?
— Алтуфьев, — хмыкает Погодин.
Тимур мрачно кивает. Вот и вычислили крысу. Тимур давно подозревал, что на верфи крыса завелась. И подозревал он Алтуфьева, начальника юротдела, давно, но вот доказательств не было. Все так чистенько, аккуратненько – не подкопаешься. Прям тютелька в тютельку. Тимур знал, что это он. Знал, что сделки срывает, сливая информацию конкурентам. Знал, как деньги ворует, всю схему просчитал. И переломать ему несколько десятков костей хотелось, но Тимур нужен был заказчик. А когда появилась Русалка и сообщила о намерениях Гурина – все ниточки сошлись. Тогда же он и напичкал сейф «правильными» документами. Только не думал, что так быстро Гурин решит сработать. А еще надеялся, что Русалка не сыграет на стороне отца. Ошибся.
— Как ты узнала пароль от сейфа?
Русалка вздрагивает, но тут же подбирается и смотрит с вызовом, а рука на бедре лежит, скомкав ткань платья.
— Подобрала, — отвечает нагло. — У меня, знаешь ли, талант. С детства еще.
— Что-то слишком много талантов, тебе не кажется?
Она лишь пожимает плечом, мол, какая есть.
— Когда успела?
— Пока ты на своей работе торчал, — усмехается, слыша, как выругался Кирилл, — и с другими бабами зажимался.
Последнее брошено со злостью. И в янтарных глазах вспыхивает что-то темное и муторное. Тимур заворожено наблюдает, как она закусывает губу, хмурится и сжимает пальчики в кулачки. И вдруг понимает, что она его ревнует. И что все это она провернула, потому что приревновала. Глупая девчонка. Но с этим он разберется дома.
— Садись в машину, — приказывает.
И она послушно прошмыгнула в машину, больше не глянув на Тимура. И все как-то бочком, платье поправляет. В чем дело?
— Что? — проводив взглядом нырнувшую в машину Русалку, спрашивает Тимур у вышедшего из машины Погодина.
— Я знаю, советов ты не любишь, – Кирилл закуривает. — Но я дам один. Привяжи ее к батарее и не выпускай из дому. Или же води на поводке. А еще лучше, верни ее папаше. Намучишься ты с ней.
— Что? – повторяет Тимур, по тону Погодина чуя – что-то произошло в том проклятом клубе. Что-то, что Погодин упустил, а Тимур позволил, потому что уехал. Не приведи Бог – ее хоть кто-то пальцем тронул. В порошок сотрет вместе с клубом. Сжимает кулаки.
— Дура, блядь, – цедит Кирилл брезгливо. — Решила в шпионку поиграть. Да ее там чуть не отымели в туалете.
Злость полынной горечью подкатывает к горлу, оседает на языке.
— А ты? – рычит, нависнув над Погодиным. — Где был ты? По-моему, я ясно сказал – глаз с нее не спускать.
— А я Алтуфьева вел! — рявкает в ответ. — Я что, по-твоему, должен был этого гандона отпустить?
— Да, твою мать! Должен был! Ты рядом с ней должен был быть!
— Я не собачонка, чтоб за каждой твоей шалавой…
Кирилл не договаривает, захлебывается кровью, зажав хрустнувший под кулаком Тимура нос.
— Блядь… - шипит Кирилл.
Тимур сжимает и разжимает пальцы. За спиной хлопает дверца.
— Тим… — голос Русалки отрезвляет.
Оборачивается.
— А ну брысь в машину, — рявкает так, что стекла звенят.
Она мотает головой и в несколько шагов оказывается рядом с Кириллом. Тот дергается, когда она пытается осмотреть нос, не дается. Но Русалка упрямая, как сто чертей.
— Врачу покажись и холодное… — она заглядывает в свою сумку и достает оттуда пистолет, протягивает Кириллу, чтобы тот к переносице приложил. — Вот…
И бросает взгляд на Тимура. Странный такой. Выворачивающий кишками наружу.
— У меня свой есть, — бурчит Кирилл. — Да и заслужил я. Извини, Тим.
Тот не отвечает, хватает за руку Русалку, сперва забрав у нее оружие, и утягивает за собой. Усаживает на переднее сидение и молчит всю дорогу до дома. А когда приезжают, она тут же прячется от него в спальне. Где Тимур ее и находит, когда унимает клокочущее в каждой жиле бешенство.