Переполох в Академии Сказок

Глава 27. Катится колобок, катится…

Румяный Колобок, чуть присыпанный мукой, споро катился по лесу, подпрыгивая на кочках. И ни единой на нем соринки не было, ни крошечки не отломилось. Иначе, чем чудесами, объяснить это Васена не могла. По ее мнению любая булочка после такого долгого и трудного пути должна была раскрошиться, испачкаться и покрыться следами раздавленных ягод лесной земляники. Ан нет, ни единого пятнышка на Колобке. Будто только что из печи.

Отдохнувшая и впечатленная собственной смелостью, девица пробиралась по лесу, не обращая внимания на то и дело хлещущие по лицу древесные плети, жмурясь, когда пробивалось сквозь плотные кроны яркое летнее солнце. Суровый Ратислав, придерживая нетерпеливого коня, брел за ней, по мере сил отводя от Васены еловые лапы, чтоб не поцарапали нежные румяные щеки.

Правнук Кощея думал. О девицах, что встречались ему прежде. Словно хитрые лисы ластились они к Ратиславу, предлагая даром то, что он предпочел бы завоевать. Они были хороши. Хлопали пышными ресницами, чарующе улыбались алыми, будто спелые ягоды, губами. Ходили все, как одна, покачивая крепкими бедрами, прижимались к нему пышной грудью. Но ни перед одной из них он не испытывал и сотой доли того трепета, какой охватывал его при одной лишь мысли о Василисе. О девице, которой, казалось, вовсе не важно было, чей он правнук и насколько силен. О той, что не желала ни бус, ни пряников, а чтобы заслужить ее улыбку пришлось договориться с самой Жар-птицей. Поцелуй вышел и того дороже, стоил Ратиславу меча-кладенца, но он не жалел.

Стала ли Василиса к нему мягче? Может, лишь на крохотный шаг ближе. О том, что было в библиотеке, не вспомнила ни разу, следовала за ним, будто не девица, а равный в бою богатырь: не жаловалась, не просила, Ратислав был уверен, что даже со спины бы прикрыла, коли понадобилось. Благо, не пришлось. А ему безумно хотелось прижать к себе непокорную Васену, зацеловать до румянца. И не отпускать, никогда больше не отпускать. Ту единственную девицу, во всеуслышанье заявившую, что сбежала от назойливых женихов, оттого что замуж не хочет.

Васена тоже думала. О том, отчего не пачкается Колобок, далеко ли до края леса, что ждет их впереди. Думала о том, как там Луша, осталась ли в Академии, а может, отправили ее наставники искать второй источник. А если да — то кто ее спутник, хватит ли ему сил защитить наследницу Яги. А потом снова о себе. Василиса жалела, что не удосужилась достать из сумки припасенную книгу, сама себя корила, что лучше б вместо последнего пирога пару строк прочитала об источнике. Теперь же они скакали за Колобком, уводившим их куда-то прочь от выбранного пути, и что делать дальше, Василиса не ведала. Поцелуям в ее мыслях места не нашлось.

Когда девица уже притомилась подпрыгивать вслед за Искоркой через извилистые, будто зеленые змеи, древесные корни, впереди забрезжил свет. А уже через пару мгновений путники выбрались в поле, полное подсолнухов. Ярко-желтое, сочное. А над полем — ясное, без единого облачка небо. Солнце разгулялось так, что Василиса прикрыла глаза ладонью, а Ратислав поморщился. Колобок же радостно подставлял румяные бока под лучи, нежась и стряхивая муку.

— Ну вот, вывел я вас, куда мог, — сказал он. — Дальше-то мне никак нельзя, там за полем деревушка, сунусь туда — точно кто-нибудь на зуб попробует.

— Как же ты в лесу, один-одинешенек? — забеспокоилась Василиса. — И тут ведь опасностей полно, вот лиса тебя чуть не съела.

— Тю, так то лиса! — засмеялся Колобок. — От зайца-то я ушел, и от волка ушел, и от медведя… А лиса… Понял я, глуховата малость, неча ей песни распевать, коли голоса моего славного оценить не в силах. Пусть где-нибудь подальше зубами своими клацает, а я тут погуляю, да назад, к бабке с дедом. На оконце заберусь, отдохну.

— А бабка с дедом, стал быть, тебя не съедят? — недоверчиво прищурился Ратислав.

— А ты прежде хлеб говорящий видал? — в ответ спросил Колобок. Правнук Кощея со смехом покачал головой. — То-то и оно, бабка с дедом тоже не видали. И вообще, я все придумал. Ворочусь, спою им песню, про странствия свои дальние расскажу. А потом — на ярмарку поедем.

— Платочек новый покупать? — фыркнул Ратислав. — Чтоб булочку со всех сторон обвязать?

— Тьфу на тебя, — обиделся говорящий хлеб. — Нет в тебе купеческой жилки. Деньги зарабатывать! Ты только представь, какое диво, а коли я еще и песенку петь буду — там вообще озолотимся!

Тут и Василиса не выдержала, засмеялась звонко, как колокольчик. Уж слишком нелепым и забавным был Колобок, когда взаправду размышлял о златых монетах да купеческой доле. Хотя, может и выйдет из него чего путное.

— Вон туды ступайте, — подсказал Колобок напоследок, показывая на тонкую, скрытую пушистыми подсолнухами тропку, едва заметную меж листвы. — Куда-нибудь точно выйдете.

— В деревню? — крикнула Васена ему вслед.

— Куда-нибу-удь, — скрываясь в лесу отозвался Колобок.

Кони нетерпеливо переминались с ноги на ногу, требуя то ли в путь двинуться, то ли водицы и свежего сена. Ратислав решил передохнуть, прежде чем в неведомую даль бросаться. Да и день клонился к закату, а поле казалось ему подходящим местом для ночлега. Только подальше бы отойти от леса, чтоб дикие звери не нашли. А отходить можно и по дорожке, что Колобок показал, почему бы и нет. Кроме того, другой тут не водилось.

Богатырь и Василиса двинулись в путь, решив, что чуть отойдут и на привал устроятся. Забравшись в самую гущу подсолнухов, они нашли подходящее место — словно проплешина. Откуда оно, думать не стали, спешились, привязали конец к воткнутому в зеплю мечу Ратислава.

— А что, если отбиваться придется? — осторожно спросила Васена.

— Выдерну, — пожал плечами богатырь. — Чай, не впервой. Ну и колдовать я умею малость.

Тут он явно поскромничал. Не может у правнука самого Кощея сила колдовская быть такой, чтоб можно было ее «малостью» назвать. Захотел бы — одним словом все поле перекопал, да только ни к чему Василису пугать прежде времени. Ратислав не знал, как она к его могуществу отнесется, вдруг сбежит без оглядки? Силы-то темные, Кощеевы. Но было и еще кое-что.

Меч-кладенец. Первый такой достал прямо из камня Ратислав, когда еще отроком был. Вот матушка с батюшкой тогда подивились, а прадед и вовсе едва за розги не схватился. Потом матушка тихонько рассказала, что с таким мечом ходил Иван-царевич супротив Кощея биться, пока к миру и согласию они не пришли. Откуда такая сила у Ратислава взялась, было никому не ведомо. Будто бы за долгие годы стерлась граница меж добром и злом, свет принял Ратислава и позволил с кладенцом управиться. Как гнев Кощея схлынул, ради развлечения богатырь принялся изо всякого камня, что покрупнее, доставать мечи. И с каждым разом были они все искусней в бою. А потом ему повстречалась ведунья.

Старая, сгорбленная, с толстой клюкой, она сказала, что подчиняется ему дар, покуда к темной силе он не обращался. А стоит лишь один разочек слабину дать, захватит она его по самую макушку, да не избавиться от нее потом никак. Вот Ратислав и держал тьму в себе, так глубоко, как только мог.

Кони мерно жевали траву, а Василиса хозяйничала: расстилала скатерть, раскладывала на ней появляющиеся яства, даже что-то напевала себе под нос. И такая она была уютная и какая-то домашняя, что Ратислав залюбовался, чувствуя, как появляется на губах предательская улыбка. Будто и не богатырь он вовсе, а юнец, впервые увидевший прекрасную девицу. Васена подняла на него взгляд, смутилась, сделала вид, что увлеченно разглядывает блестящие в лучах уходящего солнца блины, щедро сдобренные маслом.

— Василиса, — осторожно начал богатырь. — А вот закончится все, что дальше делать думаешь?

— Так еще и не началось ничего, — мягко улыбнулась Васена. — И полпути не пройдено, да и слишком уж ладно все. Боязно мне, что ждет нас впереди беда лютая.

— Нешто ты думаешь, что я от беды тебя не уберегу? В конце-то концов, кто из нас богатырь?

— Дай-ка подумаю, — шутливо ответила Василиса, а Ратислав не выдержал, прижал ее к себе и зашептал в пахнущую травами и полем макушку:

— Никогда не сомневайся во мне, Василисушка. Никому я не позволю тебя обидеть, слышишь?

— Слышу, — глухо отозвалась Васена, пряча лицо на груди Ратислава. Кажется, ее вера в то, что она не хочет замуж, только что пошатнулась. Слишком уж хорошо было.

Поели быстро, стараясь не глядеть друг другу в глаза. Васене было неловко за внезапную слабость, за то, что позволила себя обнять. А Ратислав, напротив, думал о том, как близко к нему желанная девица, и как она от него далеко. И что не время и не место, и что не такая она, как та же Милана. Сколько раз она пыталась оказаться в его постели, он и считать перестал. Запирал двери, зачаровывал замок, но она каким-то чудом пробиралась, а потом даже не обижалась, когда выгонял. И с каждым разом становилась она ему все противнее. А с Василисой было не так. С ней он хотел навсегда, а значит, ни к чему допускать даже мысли срамной.

Она влекла его и будоражила кровь, одновременно заставляя сердиться на внезапные порывы, хлесткие слова и то, что не желает она слушаться умудренного опытом богатыря, все ей надо сделать по-своему. Но в том и была ее, Василисина, особая сила.

Ратислав постелил свой меховой плащ, чтобы ночью Васена не озябла на стылой земле, а сам улегся рядом. Уже засыпая, слышал он, как бормочет упрямая девица:

— Источник тот откроется тому, в ком кровь и живая, и мертвая, кто тьму отринул да свет его не принял. И покорится он, когда встретится сила и ум, отдаст все, что хранил.

С каждым словом голос Васены звучал все тише, пока уставшая за день девица не выронила книгу и не уснула. Ей снился заповедный сад, улетающая прочь Жар-птица и страшный, пронзительный свист, от которого кровь стынет в жилах. Ей понадоблось немало времени, прежде чем она поняла, что свист раздается наяву. Открыв глаза, Василиса увидела Ратислава, спешно отвязывающего коней от меча.