Переступить черту

Глава 5

Я вернулся к собору, доложил о своем прибытии боссу, коммандеру Уиллу Мэттьюсу. Преступники пока что отмалчивались.

От нечего делать я налил себе чашку кофе и уселся за стол.

Эта часть работы — ожидание — мне всегда была ненавистна, потому что в такое время ощущаешь свое полное бессилие. Собственно, поэтому я и перевелся в уголовную полицию. Там у меня каждую секунду находилось до сотни разных занятий.

И вдруг меня осенило. Я вспомнил одно занятие, которое избавило бы меня от необходимости тупо таращиться на циферблат часов. Более того, оно могло нам помочь.

Я подошел к Уиллу Мэттьюсу.

— Послушай, босс, — сказал я. — Помнишь, мы говорили о так называемом несчастном случае с Кэролайн Хопкинс? До ресторана, в котором все произошло, отсюда три квартала. Вот я и думаю, может, заглянуть туда, поговорить с персоналом?

Уилл Мэттьюс устало потер глаза и кивнул.

— Ладно, — сказал он. — Даю тебе двадцать минут.

Случившаяся здесь недавно трагедия, по-видимому, дурно сказалась на аппетитах нью-йоркских богачей и знаменитостей: когда я вошел в «L'Arène», ресторан оказался почти пустым.

Может быть, в какую-то другую ночь изысканная обстановка ресторана и не показалась бы мне такой неприятной. И если бы в последние несколько часов мне не пришлось так туго, надменность, которую излучал облаченный в смокинг метрдотель, наверное, разозлила бы меня куда меньше.

Когда этот смуглый, курчавый француз взглянул на меня поверх раскрытой книги заказов, физиономия у него стала такая, точно он только что проглотил несвежую устрицу.

— Кухня не работает, — сказал он и вновь углубился в свою книгу.

Я помог метрдотелю закрыть ее и выложил поверх обложки мой значок. Изумление, отразившееся в его глазах, мне очень понравилось.

— Да нет, — заверил его я. — Еще как работает.

Услышав, что меня интересует несчастный случай с Кэролайн Хопкинс, метрдотель тут же вручил мне визитную карточку, сообщив:

— По всем юридическим вопросам нас представляют «Гилберт, Девитт и Рэйби».

Я помахал карточкой перед его длинным носом:

— Я не из страховой компании, я из убойного отдела. А теперь послушайте: я могу либо поговорить с вами и вашим кухонным персоналом здесь, неофициально, либо пойти официальным путем. Если мы решим, что лучше действовать по инструкции, всем вам придется явиться в участок, разумеется, прихватив с собой иммиграционные документы.

Физиономия метрдотеля претерпела почти мгновенную трансформацию. Поразительно, какая теплая улыбка крылась за его галльской надменностью.

— Я Анри, — сказал он, отвешивая поклон. — Чем могу быть вам полезен?

Я объяснил, что мне нужно опросить кухонный персонал, и Анри быстро провел меня через вращающиеся двери и вызвался даже переводить мои вопросы шеф-повару.

Вопросы шеф-повара оскорбили. Он лично готовил блюда для бывшей первой леди, гневно сообщил шеф, и о том, что он якобы добавил в паштет из гусиной печенки арахис, и речи быть не может. Разве что подмастерье по глупости сдобрил это блюдо арахисовым маслом — вечер тогда был очень напряженный, уследить за всем было попросту невозможно, — однако и такое объяснение представлялось шефу абсурдным. Сообщив это, он возмущенно прибавил что-то по-французски, после чего удалился.

Да, подумал я, улучшить французско-американские отношения мне сегодня не удалось.

— А какие-нибудь изменения в вашем штате с того вечера произошли? — спросил я у метрдотеля.

Анри на миг задумался.

— Да, — ответил он. — Один из помощников повара, Хулио, после того ужасного случая на работу больше не выходил.

— Фамилия этого Хулио вам известна? Или адрес? Он же должен был представить какие-то документы, когда поступал к вам на работу.

Анри болезненно скривился:

— Помните, вы говорили о разнице между официальным и неофициальным подходами? Хулио мы взяли неофициально. И то, что он перестал появляться, нас не удивило. Вспомогательный штат меняется постоянно.

— Да уж представляю себе, — сказал я.

— Постойте, — сказал Анри. — По-моему, в его шкафчике остались какие-то вещи. Не хотите взглянуть на них?

Взглянуть на них я хотел, однако вещей в шкафчике Хулио оказалось немного: пара стоптанных ботинок да измятое расписание пригородных поездов северного направления.

Очередной тупик. Я сложил найденное в пустой пакет, обнаруженный мной под шкафчиком. Может быть, нам удастся установить личность Хулио по отпечаткам его пальцев. Хотя, скорее всего, он уже вернулся в Центральную Америку.

Лоре Уинстон, которую журнал «Вог» назвал «королевой моды нового тысячелетия», снилось, будто она плывет по озеру в поместье Ральфа Лорана. Она лежала в каноэ, накрытая полотнищем белого муслина, и плыла под бездонным синим небом. А когда попыталась сесть, то поняла, что руки ее накрепко связаны этим самым муслином. Она мертва, и лодка ее — похоронная, поняла Лора Уинстон. И закричала.

Лора проснулась, испуганная, и тут же ударилась головой о подлокотник церковной скамьи, на которой прикорнула.

Послышались тяжелые шаги, двое мужчин в масках и рясах неторопливо миновали центральный проход часовни.

«Какая же я идиотка», — подумала Лора. Если бы она отвертелась от участия в похоронах, то летела бы сейчас где-нибудь над Карибскими островами, чтобы отпраздновать Новый год в роскошном дворце, построенном в стиле французского Возрождения.

А кроме того, имелась и другая тайная причина, от которой ей стало совсем уж не по себе. У нее кончились таблетки.

Поначалу оксиконтин ей прописали как обезболивающее — после того, как она повредила позвоночник, играя в теннис. Месяц спустя, обнаружив, что врач готов выписывать ей рецепты и дальше, Лора продолжила прием этих таблеток — они придавали ей бодрости, снимали любой стресс.

Лоре не хотелось признаваться в этом, но сейчас ее попросту трясло от желания принять лекарство. Такое уже случалось с ней однажды — во время съемок в Марокко, затянувшихся на один лишний день. Поначалу лекарственное голодание выглядело как тихий зуд в кровеносных сосудах. Потом появилась рвота, и Лора никак не могла унять дрожь. Тогда она выжила только благодаря валиуму, который выдал ей милосердный фотограф.

Но здесь у нее не было ничего. Может быть, поспрашивать кого-нибудь, подумала она. У голливудской публики всегда имеется запас чего-нибудь бодрящего.

Нет! — подумала она и даже содрогнулась. Никто не должен знать о ее пристрастии к этому «героину для бедных».

Может, притвориться больной? Изобразить сердечный приступ? Нет, они пощупают пульс и поймут, что она врет. А что еще может внезапно приключиться с человеком? Приступ диабета — или паники?

Вот оно! Приступ паники! Его-то разыграть совсем несложно. Она и так уже потеет, и сердце у нее чуть ли не к горлу подскакивает.

Лекарственное голодание, замаскированное под приступ панического страха. Отличный план. В крайнем случае ее изолируют от остальных знаменитостей, и ломки никто не заметит.

Юджина Хамфри углубилась в дыхательные упражнения по системе йоги и потому не сразу заметила, что с Лорой происходит что-то неладное. Законодательница мод вскочила со скамьи и принялась громко стонать. Еще секунду назад эта дама мирно спала. А теперь она, с бледным лицом и растрепанными волосами, бродила вдоль рядов, точно лунатик. Вот только глаза у нее были широко раскрыты.

— Сядьте, Лора, — сказала Юджина. — Вы же видели, что случилось с Мерседес. Эти люди не шутят.

И она подергала Лору за черную замшевую юбку, изделие дома «Шанель».

— НЕ ТРОГАЙТЕ меня! — взвизгнула Лора.

— Лора, что с вами? — как можно спокойнее спросила Юджина. — Скажите мне.

— Я больше НЕ МОГУ! — взвыла Лора и выскочила в проход. — ПОМОГИТЕ МНЕ, ПОЖАЛУЙСТА! Пожа-а-алуйста! КТО-НИБУДЬ!

Когда Лора, подвывая, упала на колени, к оградке часовни уже подошел главарь похитителей.

— Не хватало еще, чтобы нас донимали такими выходками, — сказал он и обернулся к Маленькому Джону: — Займись.

Здоровяк ухватил Лору за лацканы жакета и поставил ее на ноги.

— Мэм? Вам лучше вернуться на место, — сказал он.

— ПОЖАЛУЙСТА, ПОМОГИТЕ! — снова взвыла Лора и затряслась от рыданий. — Я не могу дышать. Мне нужно в больницу.

— Госпиталь «Беллвью» устроит? — ухмыльнулся Маленький Джон. — У вас истерика, мэм. А мне известно только одно средство от истерики — хорошая оплеуха. Вы же не хотите ее получить, верно?

Она попыталась проскочить мимо него, однако Маленький Джон схватил пожилую женщину за запястье, заломил ей руку за спину, потом вцепился в ворот дорогого жакета и выволок Лору за оградку.

— Ну, если вам так больше нравится, — сказал он.

Маленький Джон втолкнул визжащую Лору Уинстон в исповедальню, а когда она попыталась выбраться оттуда, с шумом захлопнул дверь.

— Боже мой, — сказал он, оборачиваясь к остальным заложникам, и покачал головой. — Ну что за люди, а?

Глядя, как Маленький Джон возвращается с видом героя, актер Джон Руни вдруг понял, что с него хватит. То, как этот бандит обошелся с Лорой Уинстон, переполнило чашу его терпения. Он забыл о собственной безопасности, о планах сопротивления. Он вскочил со своего места и прыгнул на мерзавца.

Маленький Джон повалился на пол. Руни успел обхватить его за шею и стиснуть изо всех сил. Он еще сидел на спине Маленького Джона, когда почувствовал, как кто-то из бандитов начал осыпать его ударами. Однако жертву свою Руни не отпустил, он лишь зажмурился и сильнее сжал пальцы.

Удары вдруг прекратились, и Руни почувствовал, как к виску его прижалось что-то холодное. Открыв глаза, он увидел главаря налетчиков, Джека, улыбающегося ему поверх винтовки.

— Я прошу только один раз, — сообщил Джек. — Отпустите его.

— А ты пристрели меня! — услышал Руни свой собственный голос. — Я не собираюсь сидеть и смотреть, как вы, скоты, избиваете женщин и стариков!

Глаза Джека за прорезями маски прищурились. Но винтовку он опустил:

— Хорошо, мистер Руни. Я вас понял. И приму меры к тому, чтобы наши способы управления толпой стали менее агрессивными. А теперь, будьте добры, отпустите моего коллегу. Если он умрет, это создаст очень нехороший прецедент.

Руни отпустил шею здоровяка и, шумно дыша, встал. Щека его кровоточила — там, где по ней пришелся удар сапога, — правая рука онемела, однако в душе Руни ликовал. Он показал этим гадам, что на насилие им ответят насилием.

Маленький Джон поднялся на ноги, и Джек ткнул его в грудь дулом винтовки.

— Иди, отдохни, — сказал он. — Мистер Руни, будьте добры, вернитесь на свое место. Я хочу кое-что сообщить вам всем.

Джек взошел на кафедру проповедника, откашлялся и улыбнулся — ни дать ни взять представитель авиакомпании, извещающий пассажиров о задержке рейса.

— Всем привет, — сказал он. — Мы начали переговорный процесс, и пока все идет достаточно гладко. Не исключено, что к утру Рождества вы вернетесь домой.

Руни показалось, что он уловил всеобщий вздох облегчения.

— Но, увы, есть и плохие новости, — продолжил Джек. — Если что-то разладится, нам, вероятно, придется убить кое-кого из вас.

Из глубины часовни донесся стон. Потом заплакала одна из заложниц.

— Ребята, — с дружеской укоризной произнес Джек. — Ребята, ребята. Вы ведете себя так, будто мы собираемся вас пытать. Даю вам честное слово, если нам и придется кого-то убить, это будет сделано быстро — гуманным выстрелом в затылок.

Джек сошел с кафедры и встал рядом с Руни.

— Да, и еще одно, — сказал он и ткнул Руни в горло дулом винтовки.

Глаза Руни выкатились из орбит, каждая его мышца сжалась до предела. Даже не вскрикнув, он повалился на пол.

— Я полагал, что добиться в этой стране успеха можно только при наличии мозгов, — теряя сознание, услышал он голос Джека. — Неужели так трудно запомнить простую заповедь: «Переступи черту — и ты покойник»?

Когда одиннадцатилетний Брайан Беннетт постучался в комнату сестры, было без десяти минут семь утра.

— Джули? — прошептал он. — Ты встала?

Джулия открыла дверь — она расчесывала свои влажные волосы. Выходит, она уже и душ приняла, разочарованно подумал Брайан. А он-то хотел быть первым. Когда же она проснулась, в шесть, что ли?

— Я как раз собиралась тебя разбудить, — сказала Джулия. — Папа еще спит?

— Как убитый… то есть как бревно, — быстро поправился Брайан. — Мы даже не знаем, когда он вчера лег. Хочешь, я сварю овсянку, а заодно разбужу наших чудищ?

— Давай, а если у тебя останется время, займись Трентом, Эдди и Рикки, — ответила Джулия. — А я буду одевать девочек.

— Идет, — ответил Брайан. Он уже направился по коридору к спальне мальчиков, однако притормозил и сказал: — Знаешь, Джули, мне как-то не по себе оттого, что папа вчера застал нас всех в таком виде. Я правда думаю, что мы должны помогать ему. Вставать пораньше, готовить всех к выходу.

— Ну что же, спасибо, — ответила Джулия. — Очень мило, что ты так говоришь.

Черт! — подумал Брайан и поморщился. Что он, в самом деле, суетится, расшаркивается перед сестрой?

— Тот из нас, кто последним приведет свою команду в порядок, просто слабак, — бросил он через плечо.

Он быстро накрыл на стол, потом распахнул дверь спальни мальчиков. Когда он дергал за ногу Рикки, с верхней койки свесил голову Трент.

— Санта-Клаус уже приходил? — тревожно спросил он.

— Нет, Рождество еще не наступило, — ответил Брайан. — Разбуди Рикки и отправляйтесь чистить зубы. Быстро.

Когда пять минут спустя его братья покинули спальню, Брайан довольно улыбнулся. Девчонки наверняка только еще выползли из кроватей. И мисс Совершенство-во-Всем, Джулия, наверное, занимается с ними ритмической гимнастикой или еще чем. Ан нет. Игра их закончилась вничью.

Брайан даже рассмеялся, когда щелкнул на кухне выключателем и увидел эту картину. Все дети, умытые и причесанные, чинно сидели за обеденным столом.

В школе на сегодня была назначена генеральная репетиция рождественского представления. Крисси, Шона, Бриджет и Фиона будут изображать ангелов с венчиками на головах. Трент и Эдди — пастухов. Рикки получил роль Иосифа, и сейчас его физиономию украшала накладная борода. Даже Джейн и Джулия, которым ролей не досталось, облачились в длинные серебристые балахоны. Они будут петь в хоре. Ну, у него-то, понятное дело, костюмчик почище прочих — Брайан был одним из трех волхвов.

Джулия достала из складок своего балахона фотоаппарат и щелкнула кнопкой. Странное дело, подумал Брайан. Почему-то девчонки всегда знают, как следует поступить.

Когда приглушенные смешки, топот и возня моего многочисленного семейства разбудили меня этим утром, я не сразу осознал, что жены рядом нет. Я потянулся к ее подушке, ощутил холод простыни и сразу все вспомнил. И меня вдруг словно ледяной водой окатило: «Если детей приготовила к школе не Мейв, то кто же?»

Я сорвал со спинки кровати старый халат. А выйдя на кухню и увидев детей в праздничных костюмах, окончательно убедился в том, что все еще сплю.

Не могли же они сами подготовиться? — подумал я. И дрянной же из меня получился отец! Я совсем забыл о спектакле.

Я благодарно кивнул Джулии и Брайану.

— Я знаю, что нынче не воскресенье, — с энтузиазмом взревел я, — но, может, кому-нибудь хочется попробовать воскресный завтрак?

Крики «нам» и «мне» еще метались по кухне, отражаясь от ее стен, а я уже хлопнул о плиту двумя чугунными сковородками.

Озадаченная Мэри-Кэтрин появилась на кухне, когда я раздавал ребятишкам месиво из бекона, яиц, картошки и зеленого лука. Я протянул ей тарелку и, улыбнувшись, сказал:

— Я же предупреждал вас, что все мы — чокнутые.

Торжественное шествие Беннеттов к школьному крыльцу снова остановило уличное движение. Вылезшая из такси фигуристая брюнетка в черном платье с блестками, которое она явно не снимала всю ночь, увидев процессию моих красавцев и красавиц, замерла у бордюра, приложила ладонь к декольтированной груди и выдохнула: «Ох-х-х!»

Однако реакция директрисы порадовала меня куда сильнее.

— Дай вам Бог здоровья, мистер Беннетт! — открывая пошире дверь, произнесла она и улыбнулась — самой настоящей улыбкой.

Вернувшись в фургончик, я решил посидеть здесь с минуту. Взял с сиденья номер «Таймс», подобранный мной на пороге квартиры, и раскрыл его — впервые за утро.

И как только увидел собственную фотографию под заголовком «ПОХОРОНЫ ПЕРВОЙ ЛЕДИ КЭРОЛАЙН ХОПКИНС ОБЕРНУЛИСЬ ЗАХВАТОМ ЗАЛОЖНИКОВ», радость, распиравшая мою грудь, вмиг испарилась. Под фотографией стояла еще одна веселенькая подпись: «Мы ничего не знаем». Я взглянул на имя автора статьи. Кэти Калвин.

Я покачал головой. Отделала она меня наилучшим образом. Даже фотография была ужасна. Задумчивое выражение моего лица на ней легко было принять за свидетельство полной растерянности.

Ну спасибо тебе, Кэти Калвин, подумал я. Удружила. С этой мыслью я бросил газету на сиденье и включил двигатель машины.

Сколько времени было на часах, когда комедиант Джон Руни решил, что хватит ему притворятся спящим, он не знал, однако, судя по бледному свету, пробивавшемуся сквозь витражное стекло, уже настало утро. Он выпрямился, прислонился к оградке алтаря, потер кулаками глаза.

Спать на скамьях оказалось неудобно, поэтому заложникам разрешили расположиться на полу, подстелив под голову бархатные подушечки, служившие обычно для коленопреклонений. Впрочем, подушечки были маленькими, а мраморный пол вытягивал из тела тепло так основательно, что городские тротуары казались в сравнении с ним уютным матрасом.

В задней части часовни сидели на складных стульях и пили кофе из пластмассовых стаканчиков трое в масках. Ни Маленького Джона, ни Джека среди них не было.

На плечо Руни легла ладонь — это проснулся и сел рядом Чарли Конлан.

— Доброе утро, малыш, — тихо, не глядя на него, сказал Конлан. — Вчера в драке ты показал себя молодцом.

— Ты хочешь сказать, дураком, — ответил Руни и потрогал ссадину на щеке.

— Нет, — ответил Конлан. — Теперь главное — проделать это еще раз, но только правильно выбрав время.

— Ты все еще думаешь схватиться с ними? — спросил Руни.

Конлан кивнул.

— Эй, — прошептал кто-то у них за спиной. Это проснулась Мерседес Фрир, выпущенная ночью из будки исповедальни. — Вы, мальчики, задумали что-то?

Руни поразмыслил немного, стоит ли посвящать ее в их планы, потом кивнул:

— Просто будьте наготове.

— Заметано, — отозвалась певица. — Я с вами. Один из этих гадов, похоже, запал на меня. Заговорил со мной прошлой ночью. Тощий такой, с ружьем. Это можно использовать. Притворюсь, что хочу его и всякое такое.

Именно в этот миг в проходе появился Маленький Джон, несший в руках термос и поднос со стаканчиками кофе.

— Подъем, туристы! — крикнул он. — Жрать пора.

Внезапно с соседнего ряда, где расположился на ночлег преподобный Соллстис, послышался низкий и протяжный звук. Поначалу Руни решил, что у священника сердечный приступ. Однако звук был мелодичным, и Руни понял, что его преподобие поет.

— О благода-а-а-ать, нежнее-е-е-ейший звук…

Спятил он, что ли?

Но вскоре священнику начали подпевать другие заложники, а когда Руни увидел, как Маленький Джон недовольно покачал головой, он запел и сам.

Последнюю ноту гимна заглушил резкий и хлесткий звук пистолетного выстрела. Все повернулись к главному залу собора, туда, откуда донесся выстрел.

И когда леденящее кровь эхо выстрела стихло, Руни почувствовал, как вся прежняя решимость его гаснет.

«Да поможет нам Бог, — подумал он. — Они начали убивать».

Что еще за новости? Джек, прижавшись спиной к мраморной колонне и сжимая в руке пистолет, напряженно прислушивался.

Он обходил собор по периметру, когда из двери церковной лавки вдруг выскочил человек в черном. Решив, что в собор сумел пролезть кто-то из оперативников ФБР, Джек выхватил пистолет и выстрелил.

— Что случилось? — спросил Маленький Джон, подбегая к Джеку. За ним едва поспевали еще два бандита в рясах.

— Из церковной лавки выскочил мужик в черном. По-моему, я его уложил.

— Федералы? — прошептал Маленький Джон. — Откуда?

— Не знаю, — ответил Джек и выглянул из-за колонны. — У крестильной купели лежит тело. Вы трое, проверьте церковную лавку. Стреляйте первыми.

Трое, разделившись, побежали проверять. Джек выпрыгнул в проход, держа лежавшего на полу человека на прицеле. Человек не шевелился. Джек двинул его по лбу дулом пистолета и только тут увидел, кого он застрелил. «Что я наделал?!»

У ног Джека лежал престарелый священник. В темной луже под его головой мерцали отраженные язычки свечей.

Маленький Джон вернулся с донесением.

— В лавке никого, — сообщил он. И, заметив убитого священника, выругался, а затем спросил: — Что будем делать?

Ну, по крайней мере ребята готовы идти со мной до конца, думал Джек, вглядываясь в лицо убитого. Он ведь предупреждал их, что, возможно, без жертв обойтись не удастся, и они согласились пойти на дело. По крайней мере у него будет в аду своя компания.

— Попробуем использовать его, — сказал он.

— Использовать? — переспросил Маленький Джон. — Как?

— Бери-ка доброго пастыря за руки, за ноги, — сказал Джек. — Мне все равно уже надоело ждать. Пора надавить на них, пусть пошевеливаются.

Когда я подъехал к заграждению перед командным центром, было девять с минутами. Я выключил двигатель «шевроле» и открыл дверцу.

Пробираясь через все разраставшийся бивак журналистов и проходя затем через три контрольных пункта, я думал об осаде и только головой качал.

В черном стекле соседнего офисного здания отражался шпиль собора, походивший на зубец графика курса акций — быстрый рост, затем стремительное падение. Пара репортеров возились у стендов с блоками питания станций. Когда появляются новости, газетчики начинают стучать по клавишам ноутбуков, телевизионщики включают блоки питания, а радиожурналисты хватаются за телефоны.

Отвернувшись от журналистов, я посмотрел на другую сторону улицы и сразу увидел какое-то движение в дверях собора. Створки опять открывались!

Сначала мне показалось, что вылетевший из тени арочного прохода человек в черном — это еще один освобожденный заложник. Однако, увидев, как он упал ничком на каменные плиты паперти, не делая даже попытки смягчить удар, я понял: стряслось что-то очень дурное.

Я кинулся бегом через улицу, поднялся по ступенькам и опустился на колени рядом с упавшим. И едва перевернул его, чтобы привести в чувство, как сердце мое точно кольнуло ледяной иглой.

Мой взгляд перебежал с белого пасторского воротника на дырку в виске, потом на открытые остекленевшие глаза. Я на секунду зажмурился. Потом повернулся и гневно взглянул на бронзовые двери собора.

Они убили священника!

Тут рядом со мной появился лейтенант Рино.

— Матерь Божья! — негромко сказал он, и лицо его дрогнуло. — Вот они и стали убийцами.

— Давай унесем его отсюда, Стив, — сказал я.

Рино взял убитого за ноги, я за руки. Он и не весил-то почти ничего. Мы несли его к ограждению, а наплечник, свисавший с безжизненного тела священника, мел асфальт.