Я стоял у надгробного камня, опустив руки в карманы куртки. И пусть настоящего тела не лежало под ним, я все же решил прийти сюда. На небольшой выкупленный участочек, далеко от города. Я все таки решил выбраться с Коршуном сюда. Сволочь я последняя – ни разу здесь не был.
– Прости Макс, я оставил твоего убийцу в живых – горькая усмешка появилась на моих губах – хоть я и знаю, что ты был бы не в обиде, на душе все равно тяжело.
Он бы сам надавал мне по морде, узнай, что его смерть позволила найти и убить такую мразь, а я загоняюсь по этому поводу. Он ушел первым вместе со своей женой, сыном и его невестой. Только внучка и осталась. И скоро она настоящая, взвалит на себя тяжкое бремя власти. Самуил Яковлевич позвонил и сказал, что уже готов. Я тоже. Уже давно…
Я переместил взгляд правее – там была могила Виктора Петровича Золотова. Меня самого. Говорят увидеть свою могилу к счастью, но я в такие приметы не верю. Здесь просто камни с нашими именами. Нас кремировали и развеяли по ветру. Димка особенно настаивал, чтоб по ветру пустили. Говорил "Не хочу как Ленин, только не так!" Зачем нам эта память? Мы оставили в истории след куда больший, чем кто либо. А камни это просто дань памяти. Ох и страшный спор был тогда по этому поводу. Кто-то хотел стеллу, кто-то дурковал и вообще предложил отправлять тела в космос. Было весело…
Я вздохнул и и копнул носком ботинка уже подсохшую землю – наверное пора идти.
Все было уже давно готово. На моем старом ноуте было залито куча различных планов, по дальнейшему развитию и поддержанию Рода. Евгений Викторович согласился стать управляющим и снизит нагрузку для Елизаветы. А еще ее дожидается крупная сумма на обезличенных счетах – на платьица с сумочками. Впрочем их там столько, что если на все купить тряпок, то можно среднюю страну одеть…
Выдохнул – волнуюсь все таки. Вдруг не получится, мало ли?
Всю дорогу, что ехал к Дворцовой лаборатории пытался собраться с мыслями. Думаете легко? Тяжело осознавать, что через часок меня просто не станет. Я жил взаймы и не считаю это самоубийством, только не это. Я был призраком, что помог в тяжелое время, не более. А сейчас настало время уходить обратно – в небытие.
Когда я спускался в лабораторный корпус на минус втором этаже, то меня сильно потряхивало. Каждая ступенька пламенным счетом отпечатывалась в памяти. Сколько себя помню Самуил Яковлевич не поддавался на уговоры сменить место своего обитания. Подвалы ему нравились то-ли? Леприкон хренов.
Открыв незапертую толстую стальную дверь, я прошел внутрь. Моему взору открылась свалка. Даже у безумных ученых видно, что там нечто технологичное, а тут было такое впечатление, словно попал на склад вторсырья. Хотя нет – на складах полутемно, а тут свет заливал пространство полностью – от уголка до уголка. Одне место выделялось – оттуда явно было все откидано и из грубого металлического уголка сварено нечто вроде ложемента. Ни капли не придираюсь, понимаю, что торопился. Не до эстетики. Надеюсь эта хрень не спалит мне мозги.
– Здравствуйте Виктор Петрович! Все готово уже! Ждем только вас – поприветствовал меня ученый.
– И вам здравствуйте профессор Жуковский. Давайте побыстрее, не хочу затягивать.
– Тогда садитесь в это кресло – ученый махнул рукой в сторону полулежачей конструкции.
Я с опаской опустился на нее и потрогал зажимы.
– Это зачем?
– Вы в сознании будете, чтобы синапсы головного мозга не искажали сигналов. Если будете спать, Лиза может и не проснуться. Застрянет в вечном сне. Такого и врагу не пожелаешь. Во время процедуры возможны… – Жуковский запнулся – конвульсии, судороги. Для того и зажимы.
– Ясно. Начнем уже? – я просунул руки и ноги в петли, которые автоматически затянулись. Хм, выглядит хламом, а сделано весьма удобно.
На голову мне водрузили толстый обруч со жгутом проводов, идущим на стеллаж с оборудованием. Яковлич торопился и даже не стал облагораживать прибор. Печатные платы был открыты и смотрелись весьма непрезентабельно. Скрученные провода и скрепка между двумя платами заставила внутренности похолодеть. А, не! Вон синяя изолента – значит точно все заработает как надо! Вон угадывается стандартный блок прибора – небольшой серебристый ящичек. Короб и обруч это все, что мы использовали тогда. Очень компактно и не напоминает жертву Франкенштейна. В прибор вставляется стержень для дампа памяти и в него уходит вся запись. И сейчас огонек на крышке горел зеленым… Это значит…
Голова закружилась, в голову словно вату запихали, мысли стали вязкими и тяжелыми… Ученый включил прибор, сейчас стирающий меня из разума девочки.
Зеленый огонек… как тяжело думать… значит там сейчас стоит дамп…не могу сосредоточиться… ОН ЗАПИСЫВАЕТ МЕНЯ НА КРИСТАЛЛ!
Губы едва могли шевелиться, но они смогли изогнуться и выплюнуть:
– Ах ты… су… – и меня не стало…