Перикулюм

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Говорят, что от дурных затей остаются самые лучшие воспоминания.

Я лично могу подтвердить, что с этим не поспоришь. Но знаете, с чем еще не поспоришь? С последствиями, которые очень скоро напомнят вам обо всех ваших идиотских решениях.

Вы, наверное, думаете, что этот урок я усвоила целую вечность назад, но вот, полюбуйтесь, пожинаю все то, что посеяла.

В адских муках.

Слишком много текилы и слишком мало времени на восстановление объединились в смертельный союз.

Я знала, что пить так, как пила накануне вечером, нельзя, даже если бы на это у меня имелся целый список уважительных причин.

К моему большому несчастью, у меня это никогда не получалось. Я не из тех, кто способен утопить свои печали на дне бутылки, хотя и всегда завидовала тем, кому это удавалось. В мире не нашлось бы столько алкоголя, чтобы исправить тот раздрай, в котором я пребывала. Не говоря уже о том, что я не переносила спиртное и, когда напивалась, то даже отдаленно не казалась привлекательной.

Некоторые девушки обладали способностью в состоянии алкогольного опьянения становиться милыми. Я же превращалась в аналог умирающей без воды рыбы… с намеком на новорожденного теленка. Бр-р. При одной мысли о том, что мне придется выпить еще хотя бы каплю предательского этанола, на меня накатывала омерзительная тошнота.

Я дважды почистила зубы и все еще ощущала его вкус.

Несмотря на то, что напиться до бесчувствия было не самым лучшим способом справиться с моим душевным и эмоциональным потрясением, это никак не затронуло мой рассудок. А это уже что-то да значит.

Хотя, учитывая все обстоятельства, было бы очень смешно, если бы от бухла я потеряла связь с реальностью. Мои шансы прожить жизнь в здравом уме имели приблизительно такую же степень вероятности, как и при подбрасывании монетки. Выпадет орел — стану похожей на отцовскую часть моей семьи. Решка — пойду по стопам маминой. Впрочем, когда речь заходит об этих чокнутых придурках, еще не известно, что хуже.

Я обошла парочку, бредущую через вестибюль курортного отеля, поправила темные очки и крепче сжала ручку чемодана.

— Кажется, я умираю. Похмелье так недооценивают, — проворчала идущая рядом со мной Меланта, еще сильнее натянув шапочку.

— Так хреново я себя не чувствовала со времен нашей вечеринки по случаю окончания средней школы, — согласилась Грейслин.

Оба эти утверждения нашли в моей душе отклик. Глубокий. Мне не хотелось вылезать из постели, разве что посидеть без дела с голым задом, набить рот жареной картошкой и выдуть несколько литров энергетика. Сейчас это казалось мне настоящим раем, но нам нужно было успеть на самолет.

Почувствовав на бедре легкую вибрацию, я вытащила из кармана мобильный и провела пальцем по экрану, чтобы прочитать сообщение. Я ожидала, что оно будет от родителей или моего abuelo. (прим.: «Abuelo» (исп.) — дедушка) Как ни странно, на экране не оказалось никакого номера.

Еще более странным было само послание.

Скрытый номер: «Грядет что-то страшное…»

Прочитав сообщение еще два раза, я остановилась и, нахмурившись, быстро напечатала ответ.

Л: «Кто это?»

Почти тут же выскочило диалоговое окно.

«Отправитель неизвестен. Сообщение не может быть отправлено».

— Ты в порядке? — окликнула меня Мэл.

— Да. Извиняюсь, — я изобразила на лице улыбку и снова зашагала, сунув мобильник в карман.

— Ну, погнали к чертям, — вздохнула Мэл, распахнув плечом одну из входных дверей.

— Может, хотя бы сядем в самолет, прежде чем ты начнешь демонстрировать свой негативный настрой?

— Раньше или позже. Какая разница? Ты прекрасно знаешь, что нас ждет, когда мы вернемся.

— Мы еще ничего не знаем, — возразила Грейслин.

— Я знаю, что нас уже давно заждались на наших «драгоценных» светских дебютах. Нас затащат в головной офис корпорации, и там родители объяснят нам, как именно они распланировали наше будущее. Наверное, уже выдали нас замуж за каких-нибудь невменяемых напыщенных козлов. За тех, что подбирают по цвету трусы и галстуки.

Это прозвучало чересчур драматично, но, к сожалению, Мэл была права. В нашем мире все именно так и происходило. Однако открыто согласиться я не могла. Это повлекло бы за собой разговор, к которому я не была готова. Мы уже пытались это сделать и именно так оказались в нашем нынешнем состоянии.

Разговоры об этом наводили на размышления. Мысли пробуждали чувства, большинство из которых оказывались мучительными, злыми и противоречивыми — по разным причинам. Мой новый план состоял в том, чтобы до возвращения домой погрузиться в отрицание.

— Давай просто подождем и посмотрим, что они скажут, а потом будем действовать по обстоятельствам.

Мэл не обратила на меня никакого внимания.

— Как думаете, чтобы донести свою мысль и расписать все способы, которыми они испоганили нам жизнь, наши родители предложат нам брошюры или устроят полномасштабную презентацию в PowerPoint?

Мои губы дернулись, но я поборола улыбку.

— Есть такая смертельная болезнь, которая вызывает у людей желание видеть во всем только плохую сторону. Мой abuelo любит называть это пессимизмом.

— Твой дедушка — главный зачинщик всех этих мучений. И я вовсе не пессимист.

— Она реалист, — пошутила Грейслин, сделав так, чтобы ее голос казался глубоким и мужественным.

Я рассмеялась, и вырвавшийся из моего горла звук, походил скорее на боевой клич разъяренной жабы.

— Заткнись, — я шутливо шлепнула ее по руке.

— Оу, — она выпятила губу и изобразила на лице обиду, отчего ее карие глаза стали большими и круглыми.

— Сучки, вы просто невыносимы, — усмехнувшись, упрекнула нас Мэл. — А вот и наш экипаж.

Она указала на стоящий на холостом ходу блестящий белый автобус.

Мы подошли к нему одновременно с двумя пожилыми женщинами и пропустили их вперед.

Пока мы ждали, солнце опускалось все ниже за горизонт, медленно разливая по небу сумерки.

Я оглянулась на отель и подавила невольный вздох. Это станет нашим последним спокойным путешествием. Надолго. Я могла бы по пальцам одной руки пересчитать все поездки, совершенные для удовольствия, а не для «бизнеса».

Меланта начала подниматься в автобус. За ней последовала я, а потом Грейслин.

— Садитесь, где хотите, — бодро велел водитель и улыбнулся, от чего его густые усы дернулись вверх.

Я слегка улыбнулась ему в ответ, а затем быстро оглядела салон автобуса. В каждом ряду было по два сидения, и впереди уже расположилось несколько человек.

Не обращая внимания на взгляды, устремленные на ее разноцветные волосы, Мэл, совершенно не смущаясь, пронеслась мимо пассажиров.

Она всегда красилась в какой-нибудь прикольный оттенок. На сей раз Мэл выбрала темно-фиолетовый, кобальтово-синий и белоснежную челку. Она была одной из немногих, кому это шло.

На самом деле Мэл могла творить с собой все, что угодно. У нее была классическая красота. Она всегда напоминала мне девушек с ретро плакатов в стиле пин-ап, в комплекте с маленьким бриллиантовым пирсингом Монро.

В итоге она заняла три места на полпути к заднему ряду. Прямо справа от них расположилась компания из четырех парней, которым на первый взгляд было чуть за двадцать, то есть примерно нашего возраста. Позади них, в гордом одиночестве сидела хорошенькая рыжеволосая девушка с воткнутыми в уши наушниками.

Я не слишком большой любитель замкнутого пространства, поэтому поставила свой чемодан в багажное отделение и заняла место у прохода.

Грейслин протиснулась мимо меня и села у окна, не оставив Мэл другого выбора, кроме как сесть позади нас.

— Сколько ехать до аэропорта? — спросила Грейс.

— Минут тридцать? — навскидку ответила я, подняв на лоб солнцезащитные очки.

— На будущее. Я хотел спросить, не нужна ли тебе помощь, но ты выглядела так, будто она у тебя уже есть, — донесся до меня хриплый голос с другой стороны прохода.

— А? — я оглянулась и чуть не обомлела, когда впервые по-настоящему увидела того, кто сидел рядом с нами.

Если бы жизнь была мультфильмом, то моя челюсть сейчас пробила бы пол и упала на асфальт. Где-то на задворках моего сознания «The Weather Girls» запели песню о дожде из мужчин (прим.: имеется в виду песня «It’s Raining Men», записанная в 1982 году группой «The Weather Girls»).

— Твой чемодан, — сказал ближайший ко мне парень, кивнув в сторону багажного отделения.

У него была довольно щегольская прическа — волосы, длинные сверху и короткие по бокам. В мягких темно-коричневых прядях виднелись более светлые, словно они выгорели на солнце. Ему это очень шло — смотрелось реально круто.

— О, ну. Спасибо за внимание, — съязвила я и, как только с моих губ слетело последнее слово, внутренне съежилась.

«Спасибо за внимание? Как же это несуразно, Лана».

— Всегда пожалуйста, — спокойно ответил он, весело улыбнувшись.

У него были такие белые зубы, что я даже призадумалась, настоящие ли они.

Я не хотела на него пялиться. Но опять же, да, именно так я и сделала. В смысле, черт возьми. Где, мать его, он прятался все эти две недели? Эта поездка оказалась бы в десять раз приятнее, если бы у меня была возможность каждый день лицезреть это произведение искусства. Предпочтительно снизу или сверху.

Одной из самых примечательных черт его лица были глаза. Они были потрясающими.

Я бы назвала бы их синими, но это все равно что сказать, что Солнце желтое, — такое заурядное прилагательное, совершенно не передающее суть. Они были в миллион раз круче. Его глаза напоминали мне море, могучее и безмятежное, в их глубине клубилось что-то такое, что было невозможно описать.

Наша игра в гляделки была недолгой. Между нами прошли еще две забравшиеся в автобус девушки, которые, похоже, страдали от похмелья не меньше меня, только были более разодетыми.

Я переключила свое внимание с сидящей через проход услады для глаз и постаралась устроиться поудобнее, все время теребя пальцами ожерелье, которое подарил мне перед самым отъездом мой abuelo. Как всегда, когда он покупал что-нибудь для меня, дедушка дал по такому же Мэл и Грейс.

Ожерелья были разные, и на каждом из них висел какой-то серебряный кулон. Я понятия не имела, что означали эти символы, но это ведь был подарок моего abuelo, так что какая разница?

Я редко говорила ему «нет» или отказывала. Он был самым милым стариком на свете.

По крайней мере, когда дело касалось меня.

Как только последние пассажиры заняли свои места, водитель включил на полную мощность радио, и мы тронулись с места. Мы с Грейслин смотрели в окно до тех пор, пока огромный курорт «Ройял Палмс» полностью не исчез из нашего поля зрения.

Ну, вот и все.

Очень скоро мы улетим домой. Отдых официально закончился. Как и мой лицемерный акт отрицания. Я буду скучать по тому, как не спать всю ночь напролет и не иметь необходимости просыпаться ни свет, ни заря, притворяясь, будто знаю, что делаю со своей жизнью. У меня не было ни малейшего представления о том, кем я хочу стать, когда вырасту — а я уже выросла. Я знала только то, что не хочу оставаться той, кем была раньше.

Не знаю, иногда мне казалось, что, может, это и к лучшему, если кто-то распланирует за меня всю мою жизнь. Родители обрадуются, если я без возражений позволю им делать то, что они хотят. Впрочем, споры тоже мало что изменили бы.

В конце концов, нужно было поддерживать репутацию Серпайнов. Я не могла позволить себе запятнать их безупречный имидж, даже если это была полная чушь. Я не понаслышке знала, что происходит с теми, кто это делает. Моя сестра сурово поплатилась за то, что навлекла позор на нашу семью.

Она безмерно унизила их и того, за кого ее выдали замуж, когда нарочно залетела от дальнего родственника. Я не видела ее с того самого дня, когда наша мать вытащила ее из дома чуть ли не за волосы. Каких бы ты ни был кровей, семья не потерпит ничего, что сочтет неуважением.

Тем, кто не был посвящен в истинное положение дел, мои родители просто сказали, что она уехала в какой-то престижный университет. Может, мне не надо было на нее злиться? Именно из-за нее я стала золотым ребенком numero dos (прим.: «Numero dos» (исп.) — номер два).

На первом месте прочно утвердился наш старший брат. Жополиз.

Это был еще один важнейший фактор нашего мира: заискивающие потомственные аристократы и их нескончаемые корыстные интриги. Такие обманом убеждали людей в том, что они хорошие, и одновременно делали все для достижения своих личных целей. Среди которых было и укрепление родственных связей.

Мы не выбирали, с кем нам придется жить, это решали за нас. Точно так же, как и все остальное.

Соблюдение предначертанного пути шло в комплекте с элитным происхождением и бегущей по нашим венам голубой кровью. Не имело никакого значения, как мы относимся к решениям старших. Однако ненавидеть или обижаться на них за это я не могла. Я любила свою семью, как только могла, учитывая наши специфические взаимоотношения, но это не значит, что я не замечала их подлой морали.

Грейслин толкнула меня локтем, прервав мой внутренний монолог. Когда я встретилась с ней взглядом, она сделала какое-то странное движение бровями, заставив меня изобразить на лице удивление.

— Что?

— Смотри, — одними губами произнесла она, едва заметно кивнув головой.

Я взглянула на компанию парней.

Никто из них не обращал на нас никакого внимания. Я снова посмотрела на Грейслин, а она пожала плечами и махнула рукой, как бы говоря: «Не бери в голову».

Когда они с Мэл начали спорить об одном из новых вышедших на экраны фильмов, я уселась поудобнее. Новый ракурс позволил мне лучше рассмотреть моего таинственного незнакомца. Он сосредоточенно смотрел в зажатый у него в руке телефон.

Лицо парня было расслабленным. Без улыбки, сглаживающей суровые черты, его выражение казалось неприветливым.

Я бы даже сказала, пугающим.

Воспользовавшись тем, что он отвлекся, я решила получше его рассмотреть.

Загорелые руки парня были украшены татуировками, доходящими до самых пальцев, и каждая татуировка на его оливковой коже казалась настоящим произведением искусства. И каждая из них усиливала его дьявольское обаяние. Он был похож на мужчину со страниц самых изысканных номеров журнала «Inked».

На задней части его шеи виднелась татуировка в виде креста Левиафана, обхваченного когтями или чем-то типа того. Я задумалась, имеет ли этот знак для него какое-то особенное значение, или этот парень такой же, как и все остальные хипстерские придурки, считающие себя крутыми. Я снова пробежалась взглядом по его правой руке, внимательно рассматривая все детали, что были видны под рукавом его футболки.

Я заметила рисунок из роз, похожий на единственную татуировку, которая была у меня на правом плече.

Но у него лепестки были совершенно черными, а мои — фуксиево-лиловыми.

У Грейслин и Меланты имелись такие же. У Мэл этот рисунок был на бедре, а у Грейс — являлся частью рукава, вытатуированного у нее на левой руке. Лепестки их роз были других цветов. Каждый оттенок имел особое значение относительно того, кем мы были в этой жизни.

На внутренней стороне предплечья у парня виднелось демоническое изображение плачущей Девы Марии. Под ним красовалась еще одна роза, на этот раз сама по себе, с тремя вплетенными в лепестки цифрами.

На его руке было изображено лицо женщины с чертами, похожими на череп. Мне показалось, что раньше я его уже где-то видела. Рядом было написано слово, которое мне никак не удавалось разобрать, если только не наклониться поближе.

Не желая, чтобы он заметил, как я пожираю его глазами, мне пришло в голову оглядеть салон автобуса, чтобы подсчитать и как следует рассмотреть пассажиров.

Если бы я не запала на сидящего рядом парня, то давно бы уже это сделала.

Было время, когда я ходила в парк только для того, чтобы понаблюдать за людьми. Мне нравилось разгадывать их истории, не забывая о том, что внешность обманчива. У каждого были свои секреты, от кассира продуктового магазина до разносчика почты.

Ни один человек не повторял судьбу другого.

Возможно, у нас имелись схожие черты и жизненные ситуации, но, в конечном счете, все мы были индивидуальными душами.

Эта мысль заставила меня еще раз окинуть оценивающим взглядом прекрасного незнакомца. Мне хотелось узнать о нем как можно больше, ведь когда мы доберемся до аэропорта, я больше никогда его не увижу.

Вдруг он отвел взгляд от экрана своего телефона.

Я сделала вид, что смотрю в окно, от чего, по-моему, только еще больше себя раскрыла. Было сложно притвориться, что смотришь на кого-то другого, когда только что встретилась с ним взглядом. Слава богу, он меня в этом не уличил, но его губы изогнулись в легком намеке на улыбку.

— А вы, девчонки, из этих мест? — спросил он, убирая в карман мобильник.

— Даже близко нет.

— А вы сами откуда? — спросила его Мэл.

— Не отсюда, — его тон был беззаботным, но каким-то снисходительным.

Отвечая, он не сводил глаз с меня. Казалось, чем дольше я на него смотрела, завороженная приливной волной синевы, тем более напряженным становился его пристальный взгляд.

Более пронзительным.

Это описание подходило ему больше всего.

Он смотрел не на меня, а прямо в меня, словно бронированная оболочка, в которую я себя заключила, была прозрачной.

Что-то в нем было странно знакомое. Но я никак не могла понять, что. Я была на тысячу процентов уверена, что не знаю этого парня. Он производил впечатление человека, которого трудно забыть, вне зависимости от обстоятельств.

— Я — Киаран, — представился он, будто только что прочитал мои мысли, что я его не знаю.

— Мэверик.

Сидящий рядом с ним парень наклонился и, пригладив несколько выбившихся прядей, слегка помахал рукой. На пару мгновений его темные глаза задержались на Меланте, а затем он снова откинулся назад.

— А эти два придурка сзади — Харон и Кайрос, — продолжил Киаран.

Его характеристика вызвала у них смех, но ни один из них не отвел взгляда от того, на что они смотрели. Когда он назвал все их имена, казалось вполне естественным тоже представиться.

Я указала по очереди на каждую из своих подруг.

— Грейслин. Меланта.

Потом на себя:

— Лилиана, но все сокращенно зовут меня Ланой.

— Когда-то я знал одну Лилиану, — задумчиво произнес Киаран. — Ты гораздо красивее нее.

— Вау. Это был вроде как подкат, — со смехом пошутила Грейслин.

— Ты бы слышала мои реальные подкаты, — с игривой улыбкой возразил он.

Я была несколько растеряна. Это что, комплимент? В смысле, я считала себя симпатичной — даже красивой. Испанские корни моей матери удачно объединились с итальянскими генами отца. Волосы у меня были длинными, волнистыми и черными, как смоль. Глаза — миндалевидными, карими. Кожа — от природы бронзовой, что приводило в смятение Меланту, поскольку ее фарфоровая кожа напрочь отказывалась темнеть.

Ростом я была чуть выше метра пятидесяти, и, хотя никогда не отличалась излишней полнотой, унаследовала от матери округлые бедра и задницу им под стать. У меня не имелось проблем с самооценкой или типа того, но я отдавала себе отчет в том, как выгляжу в этот самый момент.

Еще вчера я была гламурной и готовой покорить весь мир.

Ну, а сейчас… На мне не осталось ни капли косметики, если не считать блеска для губ. Мои туфли на высоких каблуках с красными подошвами, а также облегающее платье сменились обтягивающими спортивными штанами, укороченным топом и Найковскими кроссовками JS. Единственное, что меня радовало, это то, что перед зомби-посадкой на этот автобус мне удалось быстро ополоснуться у раковины и расчесать волосы.

— Вы трое жили в «Роял Палмз»? — спросил один из парней, сидевших позади Киарана.

— Нет. Мы пробрались сюда, чтобы бесплатно доехать до аэропорта, потому что потратили все свои деньги на мужиков и кокаин, — невозмутимо ответила Меланта.

Ее тон казался настолько небрежным, что можно было легко не заметить, что она прикалывается.

Грейс вздохнула и, прикрыв ладонью улыбку, покачала головой. Мы даже смутиться не могли; такова уж была Мэл, во всей своей красе. Мы давным-давно к этому привыкли.

Я посмотрела на двух парней, пытаясь определить, кто из них кто. Я помнила их имена, так как Киаран только что их представил, но и подумать не могла, что они близнецы. Между ними имелись едва заметные различия. У одного глаза были янтарные, а у другого приблизительно такого же оттенка, как виски. И еще волосы у них тоже были уложены немного по-разному.

К сожалению, ничто из этого не помогло мне определить, кто из них Харон, а кто Кайрос. Близнец, сидевший ближе к окну, похоже, собирался сказать в ответ что-то столь же саркастическое, но тут вдруг наш автобус резко свернул в сторону.

Со встречной полосы послышался автомобильный гудок, и воздух наполнился смесью вздохов, визга и ругательств.

Чтобы не упасть, я вцепилась в кожаный подголовник стоящего передо мной кресла. Как только мы снова двинулись вперед, я быстро проверила, все ли в порядке у Грейслин и Меланты.

— Что это было? — удивился Мэверик.

Словно в ответ на его вопрос, музыка смолкла, и из расположенных над головой динамиков раздался голос водителя:

— Э-э, прошу прощения, ребята. Обычный маршрут закрыт. Думаю, нам придется сделать небольшой крюк.

Впереди какой-то мужчина с седеющими волосами начал выражать свое недовольство.

Водитель его прервал, продолжая вещать через громкоговоритель:

— Не беспокойтесь, это отнимет у нас не более десяти минут. Я знаю, что все вы спешите на самолет. Можете не сомневаться, что я доставлю вас именно туда, куда вам нужно.

Водитель щелкнул переключателем, и в салоне снова заиграла музыка.

— Откуда такая уверенность? — усмехнулся один из близнецов.

Киаран что-то сказал в ответ, но я почти не обратила на него внимания. Я была слишком озабочена внезапной сменой поведения нашего водителя. Грейслин натянуто мне улыбнулась, пытаясь ради меня унять свои собственные волнения.

Мы проехали мимо поворота, на котором должны были свернуть, и промчались еще добрых десять минут, после чего наш автобус съехал на боковую дорогу. Еще через две мили стало очевидно, что все признаки цивилизации остались далеко позади.

Спустя еще пять минут, я заметила, что, кроме нашего автобуса, на дороге больше нет никаких машин.

— Лана, тут что-то не так, — прошептала Грейслин.

У меня тоже появилось нехорошее предчувствие.

Мне хотелось списать это на то, что мы чересчур все драматизируем, но я знала, что всегда должна доверять интуиции. Чем дальше мы ехали, тем сильнее у меня на душе скребли кошки. Это было не просто каким-то там приступом паранойи.

Справа появился указатель. Я выглянула в окно рядом с Грейслин, чтобы получше рассмотреть, что на нем написано.

— Маршрут шестьсот шестнадцать, — прочитала я вслух, когда мы проехали мимо него.

Грейслин повернулась к Меланте.

— Посмотри по навигатору GPS, далеко ли отсюда аэропорт.

— Уже смотрю.

Автобус сделал еще один поворот, и кто-то впереди спросил, куда мы направляемся.

— А это еще что за хрень? — спросил один из близнецов.

Я обернулась, а затем, чтобы проследить за его взглядом, высунула голову из-за стоящего передо мной сиденья — так мне ничто не загораживало обзор.

Мы направлялись прямо к туннелю. Причем, к довольно большому.

При обычных обстоятельствах это не стало бы поводом для паники, но сейчас еще не настолько стемнело, чтобы не заметить густой белый туман, который клубился, казалось, откуда-то изнутри.

Водитель не притормозил, а наоборот стал постепенно увеличивать скорость. Я не понимала почему. Он никак не мог видеть, что там внутри. Никто не мог. Воздух вокруг наполнился тихим ропотом, еще несколько человек высказали свои опасения.

— Мой телефон не может определить наше местоположение. Этого маршрута нет ни на одной карте, — сказала Меланта и, наклонившись вперед, показала нам экран своего мобильного.

Грейслин смахнула с лица волосы, откинув за плечи светлые, окрашенные в стиле «омбре» локоны.

— Разве это нормально?

«Нет».

— Уверен, что все в порядке, — заверил ее Киаран.

Судя по его голосу, он не очень-то в это верил.

Я бы не сказала, что он казался встревоженным — скорее осознавал тот факт, что все выглядит слишком подозрительно.

Когда автобус приблизился к туннелю, затрещало радио. Оззи Осборна сменили громкие помехи, а затем заговорил ритмичный голос:

«Ave Satanas, грядет что-то страшное. Пробил час расплаты.

Входите в Обитель Дьявола осторожно ступая, ибо у притаившихся там демонов припасено множество хитростей. Здесь перестают существовать хорошее и плохое, и до конца доживут не все.

Цена свободы откроется лишь после кровопролития и сладостного упоения. После возвышения одних и избавления от других».

Голос резко оборвался, и песня возобновилась. Я переглянулась с подругами. Это не было похоже на обычные помехи в радио эфире.

Сказанное не вызывало никаких сомнений. Каждое слово было четким и ясным, как кристалл.

— Что тут происходит? — заорал кто-то на водителя.

Мы въехали в туннель, и радио полностью отключилось. Раздался громкий хлопок, звук шел изнутри. Воздух разрезал пронзительный крик. Качаясь из стороны в сторону, автобус несся сквозь туман.

Я почти уверена, что мы ударились о боковую стену, и нас отбросило влево. Кого-то швырнуло в проход, и он с криком упал на пол. Я вонзила ногти в спинку переднего сиденья, ухватившись за него так крепко, как только могла.

Раздался еще один удар, водитель попытался остановиться, и мое сердце буквально ушло в пятки, когда наш автобус начал бешено петлять, визжа тормозами.

Все последующее, казалось, растянулось на самые долгие секунды моей жизни.

Автобус вынырнул из туннеля.

Мы накренились.

Я не удержалась и, начисто сорвав ноготь, слетела со своего места.

А потом не осталось ничего, кроме криков, скрежета металла и темноты.