V. БЕГСТВО ХАС-СЕ И РЕНЭ

Разговор с Лодоньером заставил Ренэ призадуматься. Комендант считал путешествие в страну Алачуа весьма же­лательным, но ясно было, что он не позволит мальчику от­правиться в путь вдвоем с Хас-се. Однако, по мнению Ре­нэ, ему меньше, чем кому бы то ни было, следовало опасать­ся индейцев. Он был другом Хас-се, а кроме того, индейцы считали его сыном доброжелательного к ним Лодоньера и относились к нему с уважением. Мальчику хотелось приве­сти этот довод, но он боялся, что Лодоньер рассердится и запретит ему выходить из форта. Ренэ было уже семнад­цать лет, и он считал себя взрослым.

Сейчас он совсем не походил на того мальчугана, кото­рый около года назад заливался слезами, прощаясьсо ста­рым домом, где прошло его детство.

Был он высокий, стройный и мускулистый. Его лицо, руки и шея загорели под палящими лучами солнца и при­няли бронзовый оттенок. Золотистые волосы были подстри­жены.

Одевался он всегда одинаково: носил кожаную куртку, короткие штаны, толстые чулки и невысокие сапоги, обле­гавшие ногу. Симон Оружейник сделал ему легкие сталь­ные латы, которые он надевал поверх куртки каждый раз, когда выходил из форта.

Было у него и оружие: прекрасный самострел, стрелы со стальными наконечниками и маленький, но острый кинжал, висевший у пояса.

Ренэ все утро обдумывал предложение Хас-се и, нако­нец, решил принять его. Зная, что Лодоньер его не отпустит, он задумал потихоньку уйти из форта. Он стал гото­виться к путешествию: собрал разные безделушки, кото­рые, как он знал, высоко ценились индейцами, а после полудня вынес сверток из форта и спрятал в лесу.

Ренэ, как и все остальные, не понимал, каким образом Хас-се удалось бежать; однако он не сомневался в том, что молодой индеец, верный своему слову, будет ждать его у реки, когда месяц поднимется над вершинами пальм.

В тот вечер месяц должен был взойти около десяти часов. Лодоньер, чувствуя недомогание, рано лег спать, и Ренэ надеялся улизнуть никем не замеченный.

В девять часов он взял самострел, вышел из своей ком­наты и с бьющимся сердцем направился к главным воро­там форта. Здесь его окликнул часовой. Ренэ сказал па­роль, и солдат узнал его, но наотрез отказался пропустить.

– Ступай домой, мальчуган, – сказал он. – После по­бега пленника нам строго-настрого запрещено выпускать вечером кого бы то ни было из форта.

Эта первая неудача привела Ренэ в замешательство. Он не знал, что делать. Перелезть через крепостной вал? Но караульные могли открыть по нему стрельбу. По ту сторону вала тянулся ров, и выбраться из него было нелегко. При­сев на лафет пушки, мальчик задумался. И чем дальше он думал, тем меньше оставалось у него надежды на побег. Нет, не удастся ему уйти из форта и встретиться в назна­ченный час с Хас-се!

Вдруг загудел большой колокол, висевший у ворот. Ренэ насчитал десять ударов: значит, было уже десять ча­сов. Затем раздались мерные шаги и бряцание оружия: шла смена караула. Мальчик сидел так близко от ворот, что до него донеслись голоса часовых. Узнав ворчливый го­лос своего старого друга, Симона Оружейника, он понял, что тому поручена охрана главных ворот.

Сменившиеся часовые прошли очень близко от того ме­ста, где находился Ренэ, но не заметили его в густой тени, отбрасываемой пушкой. Когда замерли их шаги, мальчик вздохнул свободнее. Не вставая с лафета, размышлял он о том, к какой уловке прибегнуть, чтобы обмануть старого Симона и выбраться из форта.

В тишине раздались стоны и заглушенные проклятья. Положив на землю самострел, Ренэ быстрыми шагами направился к воротам. Остановился он, когда Симон Оружей­ник сердито его окликнул.

Ренэ сказал пароль и добавил:

– Это я, Ренэ Дево, ты не узнал меня, Симон? Я услы­шал, как ты стонешь, и пришел узнать, что с тобой.

– Плохо мне, мальчуган, – отозвался старый солдат. – Кажется, и меня не минует лихорадка, которая треплет наших людей. С утра мне нездоровится, все кости ноют. Добрый господин Ле Муан дал мне лекарство, которое ус­покаивает боль. Принимать его нужно перед приступом ли­хорадки, но я думал, что приступ еще не скоро начнется, и оставил пузырек с лекарством в кузнице, а сейчас мне ста­новится все хуже и хуже. Послушай-ка, Ренэ, не сбегаешь ли ты в кузницу и не принесешь ли мне пузырек?

– Рад тебе помочь, Симон, – ответил мальчик, кото­рый напряженно думал в то время, как старик повествовал о своей болезни. – Но мы сделаем не так, как ты говоришь. Ступай сам за лекарством; ты знаешь, где оно лежит, и най­дешь его скорее, чем я. А кроме того, ты должен одеться по­теплее, потому что ночь сегодня холодная. Пока ты не вернешься, я буду сторожить у ворот и клянусь тебе нико­го не пропущу.

Симон знал, что солдат, покидающий пост, совершает тяжкое преступление. Он долго колебался, но боли усили­вались, а ночь действительно была холодная. Наконец, он решил последовать совету Ренэ.

– Хорошо, мальчуган, – проворчал он, – так мы и сде­лаем. Я и часа здесь не простою, если не приму этого лекар­ства. Но ты смотри в оба и прислушивайся к малейшему шороху. Я никогда еще не уходил со своего поста, и если что-нибудь случится в мое отсутствие, я тебя проучу.

С этими словами старый солдат передал Ренэсвою пи­ку и быстрыми шагами направился к кузнице.

Как только он скрылся в темноте, Ренэ вернулся за сво­им самострелом, затем осторожно отодвинул засовы и приоткрыл ворота. Покончив с этим делом, он взял тяжелую пику Симона и стал шагать вдоль частокола, терпеливо ожидая, когда вернется старик. Наконец, послышались шаги.

– Это ты, Симон? – тихонько окликнул мальчик.

– Да, мальчуган, – донеслось из темноты. Положив на землю пику и взяв свой самострел, Ренэ проскользнул в ворота, и прикрыл их за собой, пробежал по мосту, переброшенному через ров, и скрылся в лесу.

Хотя луна уже взошла и мост был ярко освещен, но Ренэ удалось пройти незамеченным. А Симон Оружейник не обратил внимания на то, что засовы отодвинуты. Снача­ла думал он, что мальчик захотел над ним подшутить и спря­тался где-нибудь поблизости.

Долго он его искал, грозя отодрать за уши, потом взял свою пику и размеренными шагами стал прохаживаться у ворот.

На опушке леса Ренэ остановился, вытащил из-за па­зухи записку, заранее им написанную, всунул ее в расщеп­ленный конец ветки, а ветку воткнул в землю неподалеку от моста.

Записка была адресована шевалье Ренэ Лодоньеру, ко­менданту форта Каролина.

«Дорогой шевалье Лодоньер, – писал Ренэ, – я знаю, что совершаю серьезный проступок, нарушая ваше приказание и покидая форт. Но гарнизон нуж­дается в провианте, и только я один могу его добыть. В успехе я не сомневаюсь. Я иду с мальчиком индей­цем Хас-се в страну Алачуа и вернусь с провиантом не позже чем через месяц. Если же меня постигнет неудача и мы никогда больше не увидимся, простите мне мой проступок.

Я никому не говорил о своем плане, никто не по­могал мне бежать, и ни один солдат гарнизона не зна­ет о том, что я покинул форт.

Ренэ Дево»

Туже затянув пояс, Ренэ надел через плечо самострел и вошел в темный лес. Дорогу он знал прекрасно и быстро зашагал к тому месту, где должен был встретиться с Хас-се. Час был поздний, но Ренэ надеялся, что индеец еще не ушел. Он отыскал сверток с безделушками, спрятанный в лесу, и взял его с собой.

Подходя к речонке, на берегу которой они условились встретиться, Ренэ закричал, как хуп-пе (большая сова); этому сигналу научил его индеец. К великой его радости, тотчас же раздался ответный крик, и через минуту Ренэ здоровался со своим другом. Тот молча повел его к каноэ, спрятанному у самого берега под нависшими ветвями деревьев. Несколько ударов весел – и они покинули речон­ку и поплыли вниз по течению большой реки, залитой лун­ным светом.


Загрузка...