Персепликвис

Глава 3 ТЮРЬМА

— Уйди с дороги! — крикнул Адриан, и его голос эхом прокатился по коридору.

Он стоял всего в нескольких футах от тяжело дышавшего стражника. Двое других, охранявшие дальний конец коридора, уже бежали к ним. Он слышал, как звенят их кольчуги и стучат по бедрам пустые ножны. Оба остановились в нескольких шагах от него.

— Это тешлор, — шепотом предупредил один из них.

Солдат у двери не отступил. Адриан чувствовал его тревогу, страх, неуверенность, но также мужество и решимость сохранить верность присяге. Обычно Адриан уважал такие качества в солдатах, но только не сейчас. Этот человек стоял у него на пути.

В этот момент отодвинулся засов, и заскрипела открывающаяся дверь.

— Что происходит? — раздался удивленный женский голос.

Адриан поднял голову и увидел Амилию, которая сделала несколько шагов вперед.

— Мне необходимо поговорить с императрицей, — воскликнул Адриан. — Скажи, чтобы меня пропустили.

— Посреди ночи! — шепотом воскликнула Амилия. — Ты не можешь ее увидеть. Если хочешь, я могу организовать тебе встречу на утро, но должна предупредить, ее величество очень занята. Новости…

Адриан стиснул в ладонях рукояти обоих своих клинков. Стражники напряглись, двое отступили на шаг, один остался стоять у двери. Он положил руку на свой меч, но не стал его обнажать.

«Этот солдат сохраняет хладнокровие», — подумал Адриан и сделал шаг вперед.

Теперь они стояли так близко, что почти соприкасались лбами.

— Дай пройти, — рыкнул на него Адриан и вдруг услышал звонкий голос Аристы:

— Адриан? Что ты здесь делаешь?

— Мне нужно поговорить с императрицей, — произнес он упрямо.

Адриан посмотрел в сторону принцессы, которая быстро шла к ним по коридору. Как и всегда в последнее время, она была в плаще Эсрахаддона, который сейчас приобрел светло-голубой цвет, отражая свет горящих на стенах факелов.

— Они его заперли. Мне даже не разрешили с ним поговорить, — сказал ей Адриан.

— Ройса?

— Он не хотел похищать императрицу, но был готов на все, чтобы вернуть Гвен. Его должны наградить за то, что он убил Меррика и Сальдура. — Адриан вздохнул. — Гвен умерла у него на руках, и в голове у него все перепуталось. У него и в мыслях не было причинить вред Модине. Я выяснил, что его держат в Северной башне. Сомневаюсь, что Модине об этом известно. Я намерен ей все рассказать. И не пытайся меня остановить.

— А я и не стану, — сказала она. — Мне самой необходимо с ней поговорить.

— О чем?

Принцесса немного смутилась:

— Мне приснился плохой сон.

— Что?

— Сегодня ночью никто не увидит императрицу! — заявила Амилия. В это время появилось еще шесть стражников, которые рысью бежали к ним. — Если потребуется, я подниму на ноги всю стражу!

Адриан посмотрел на помощницу императрицы:

— Ты думаешь, они смогут меня остановить?

— Дверь запирается изнутри, — сказал солдат, стоящий у двери. — Даже если вы прикончите всех нас, вас остановят полфута массивного дуба.

— Вот это как раз совсем не проблема, — заверила его Ариста. — Но должна предупредить, что кто-то может пострадать от обломков дерева, которые полетят в разные стороны.

Плащ засиял сильнее. Туманный серый свет становился все ярче, тени от огня факелов заметно побледнели. Адриан ощутил, что в коридоре появился слабый ветерок. Вокруг Аристы возникли завихрения воздуха, которые разметали полы ее плаща, взметнули пряди волос.

Амилия застыла на месте, ее лицо исказила гримаса ужаса.

— Открой дверь, Амилия, или я ее уничтожу, — велела Ариста.

Амилия с трудом удержалась от крика.

— Впусти их, Джеральд, — донесся из-за двери голос императрицы.

— Ваше величество?

— Да, Джеральд. Дверь не заперта, впусти их.

Солдат толкнул дверь, и она распахнулась, открывая темный проход в спальню императрицы. Амилия прерывисто дышала, молча сжимая кулаки. Первым вошел в комнату Адриан, за ним последовала Ариста, затем Амилия и Джеральд.

В спальне было холодно. Камин погас, серебристый свет проникал в помещение через распахнутое окно, находившееся на противоположной стене. Белые прозрачные занавески, точно пара призраков, танцевали в лунном сиянии. Одетая в ночную рубашку императрица Модина сидела на полу, обняв колени руками, и смотрела на звезды. Она дрожала от холода. Из-под белой льняной рубашки выглядывали пальцы ног. Светлые волосы беспорядочно рассыпались по плечам. Она была ужасно похожа на ту девочку, какой была, когда Адриан впервые увидел ее у Торговой арки в Колноре. Это было так давно.

— Ройс арестован и заперт в башне, — сказал ей Адриан.

— Я знаю.

— Ты знаешь? — потрясенно сказал Адриан. — Как давно…

— Я сама отдала приказ.

Адриан ошеломленно посмотрел на нее.

— Трейс… Я хотел сказать, Модина, — тихо заговорил он. — Ты не понимаешь. Ройс не хотел причинить тебе вреда. Он сделал лишь то, что должен был сделать. Он пытался спасти женщину, которую любил больше всего на свете. Как ты могла так с ним поступить?

Наконец, императрица повернулась к нему:

— Ты когда-нибудь терял человека, который значил для тебя все в целом свете? Ты видел, как он умирает, зная, что в этом виноват именно ты?

Адриан ничего не ответил.

— Когда убили моего отца, — продолжала она, снова отвернувшись к окну, — мне было так больно, что я не могла дышать. Я не просто потеряла отца, весь мой мир умер, а я почему-то осталась в полном одиночестве. Я мечтала, чтобы все закончилось. Я так устала. Я хотела, чтобы боль прекратилась. Будь у меня возможность, если бы меня не увезли и не заперли, я бы бросилась в водопад. — Она повернулась и снова посмотрела на Адриана. — Поверь мне, о нем хорошо заботятся, во всяком случае, насколько он им позволяет. Ибис готовит для него вкусную еду, но он отказывается от пищи. Ты можешь предложить более подходящее место для Ройса?

Адриан вдруг осунулся, руки его повисли вдоль тела, как плети.

— Могу я его повидать?

Модина на мгновение задумалась и кивнула в знак согласия:

— Да, но только ты. В своем нынешнем состоянии Ройс представляет опасность для всех остальных. Впрочем, я не уверена, что он станет тебя слушать. Ты можешь навестить его утром. — Она повернулась так, чтобы видеть Амилию. — Ты позаботишься о том, чтобы его впустили?

— Да, ваше величество.

— Хорошо, — сказала императрица и посмотрела на Аристу. — Что случилось? Почему ты не могла подождать до утра?

Принцесса Меленгара стояла, переминаясь с ноги на ногу, и теребила руками плащ, который вдруг окрасился в глубокий синий цвет. Она посмотрела на императрицу, потом на Адриана, Амилию и даже на Джеральда, по-прежнему стоявшего возле двери. Остановив взгляд на Модине, Ариста сказала:

— Мне кажется, я знаю, как остановить эльфов.

Адриан спустился на третий этаж, где несколько человек направлялись в свои комнаты. Когда шум наверху стих, он заметил Дегана Гонта. Бывший лидер патриотов был в одной ночной рубашке и смотрел вверх. Судя по виду, его переполняли любопытство и раздражение. Адриан видел его в первый раз с тех пор, как их обоих освободили из темницы. У Дегана был узкий нос, тощая шея и такие тонкие губы, что впору было засомневаться в их существовании. Морщины на лбу и вокруг глаз говорили о годах нелегкой жизни. Суетливые движения указывали на то, что он чувствовал себя ужасно неуютно. В глазах застыло отсутствующее выражение, щеки покрывала двухдневная щетина, волосы торчали в разные стороны. Такими Адриан представлял себе бедных поэтов. Гонт совсем не походил на потомка императоров.

— Что здесь происходит? — спросил Гонт у проходившего мимо слуги.

— Кто-то хотел увидеть императрицу, сэр. Теперь все успокоилось.

Гонт скорчил недоверчивую мину.

Адриан совсем не так представлял себе встречу с Гонтом. Сначала он полагал, что лучше всего это будет сделать после того, как они оба окончательно поправятся. Потом занервничал, начал откладывать знакомство, потому что ему хотелось, чтобы все прошло без сучка без задоринки. Но раз они наконец-то встретились, Адриан посчитал своим долгом представиться наследнику Новрона по всей форме.

— Здравствуйте, мастер Гонт, меня зовут Адриан Блэкуотер, — с поклоном сказал он.

Деган Гонт окинул Адриана критическим взглядом и поприветствовал с таким видом, словно от того исходил неприятный запах.

— Я думал, ты выше.

— Извините, — сказал Адриан.

— Так, значит, с сегодняшнего дня ты мой слуга? — спросил Гонт и начал, не спуская с Адриана хмурого взгляда, с ленивым видом обходить его по кругу.

— Дело в том, что я ваш телохранитель, — пояснил Адриан.

— И сколько я должен тебе за это платить?

— Я не прошу денег.

— Нет? Тогда что тебе нужно? Ты хочешь, чтобы я сделал тебя герцогом? Ты поэтому со мной заговорил? Послушай, когда у тебя есть власть и деньги, к тебе валом валят самые неожиданные типы. А ты рассчитываешь на привилегии еще до того, как я стал коронованным императором.

— Это не совсем так. Вы наследник Новрона, а я защитник наследника, как когда-то мой отец. Такова традиция.

— Угу.

Гонт стоял, опустив плечи, потом засунул розовый палец в рот и принялся ковырять в зубах.

— Ладно, но я кое-чего не понимаю, — наконец заговорил он. — Я наследник. Из чего следует, что я глава империи и церкви. Я даже до некоторой степени бог, если я правильно все понял, поскольку являюсь прапраправнуком Марибора. Впрочем, тут ясности у меня нет. Поэтому я стану императором, у меня будет замок, полный стражников, не говоря уже про армию, которая будет меня защищать. Тогда зачем мне в таком случае нужен ты?

Адриан не нашелся что ответить. Гонт был прав. Защитник наследника мог играть эту роль только до тех пор, пока тот скрывался от преследования.

— Охрана наследника — это семейная традиция, которую мне бы не хотелось нарушать, — помолчав, заявил он Гонту.

Собственные слова показались ему глупыми.

— А ты хорошо владеешь мечом?

— Очень хорошо.

Гонт поскреб небритый подбородок.

— Ладно, раз уж это ничего не меняет, было бы глупо отказываться. Хорошо, ты будешь моим слугой.

— Защитником.

— Не столь важно. — Гонт отмахнулся от него, словно от надоедливой мухи. — Я возвращаюсь в постель. А ты можешь остаться на страже у моей двери, как тебе и положено.

Гонт ушел в свою комнату, Адриан остался снаружи, чувствуя себя ужасно глупо. Все прошло совсем не так, как он себе представлял. Ему не удалось произвести на Гонта должного впечатления. Однако следовало признать, что и Гонт ему не очень-то понравился. Впрочем, Адриан не в состоянии был себе объяснить, чего ему не хватало в Гонте. Он надеялся, что наследник Новрона окажется олицетворением благородного бедняка, человеком удивительно честным, невероятно мудрым, что называется, солью земли. Возможно, он требовал от него слишком многого, но разве Деган не был прямым потомком Бога? Однако сейчас, после встречи с ним, Адриану больше всего хотелось помыться. Он прислонился к стене возле двери и принялся изучать пустой коридор.

«Это просто смешно, — подумалось ему. — Что я здесь делаю?»

Ответ не вызывал ни малейших сомнений — ничего. С другой стороны, ему нечего было делать и в более широком смысле. Он упустил свой шанс, и пользы от него как от защитника нет никакой.

Из-за двери донесся храп Гонта.

На следующее утро Адриан отправился навестить Ройса, но тот даже головы не повернул в его сторону, когда он вошел в камеру. Ройс сидел на полу, прислонившись спиной к стене и подтянув к груди согнутую в колене ногу. Безвольно расслабленную правую руку он опустил на колено. Он был в штанах и черном камзоле, пояс и сапоги, видимо, у него забрали. Босые ноги почернели от грязи. Ройс упирался затылком в стену, откинув голову назад, поэтому первое, что бросалось в глаза, это черная, недельной давности щетина у него на щеках, подбородке и шее.

Ройс не спал, невидящим взглядом он смотрел в потолок.

— Привет, приятель, — сказал Адриан, входя в камеру.

Стражник закрыл за ним дверь, и он услышал, как задвигается засов.

— Позовите меня, когда захотите выйти, — сказал стражник Адриану.

В камере у самого потолка имелось маленькое окошко, из которого на пол у стены падала узкая полоска света, и в ней танцевали пылинки. Возле двери стояли нетронутые стакан воды, стакан вина и тарелка с похлебкой из картошки и морковки. Похлебка успела покрыться отвратительной пленкой.

— Ты завтракаешь. Я не помешал? — спросил Адриан.

— Это был обед, — ответил Ройс.

— Неужели все так паршиво?

Адриан уселся на койке напротив Ройса. Поверх досок лежали толстый матрас, полдюжины теплых одеял, три мягких подушки и чистые льняные простыни. Однако Адриан заметил, что Ройс не ложился в постель.

— А здесь совсем неплохо, — продолжал он, делая вид, что изучает камеру. — Мы сидели в местах и похуже, но, знаешь, сейчас я вспоминаю о том логове, в котором, как я полагал, ты спрятался. Я думал, ты исчезнешь и дашь мне время объяснить, почему ты похитил императрицу. Что произошло?

— Я сам сдался солдатам.

Адриан недоверчиво ухмыльнулся:

— Ну, ясное дело.

— Зачем ты здесь? — спросил Ройс, глядя на Адриана пустыми равнодушными глазами.

— Ну, теперь, когда я знаю, где ты находишься, мне пришло в голову, что ты будешь не против того, чтобы я составил тебе компанию. Ну, ты знаешь, всегда можно поговорить с кем-нибудь, найти человека, который принесет тебе пудинг из винных ягод или куриную ножку. Или, например, колоду карт. Ты же любишь заткнуть меня за пояс. И всегда стараешься обставить в любой игре.

На лице Ройса промелькнуло выражение, очень похожее на улыбку. Он вытянул левую руку и взял пригоршню соломы, стиснул кулак, потом разжал пальцы и стал наблюдать, как падает сор и клубится в полосе света мелкая пыль. Когда она полностью осела, он принялся так пристально разглядывать свою ладонь, словно видел ее в первый раз.

— Я хочу поблагодарить тебя, Адриан, — сказал он, не отрывая взгляда от ладони, тихим, лишенным всякого выражения голосом.

— Какие церемонии, речь идет всего лишь о карточной игре, — с улыбкой ответил Адриан.

Ройс, точно забытую игрушку, опустил руку на пол, и его взгляд вновь переместился к потолку.

— Ты знаешь, что, когда мы только познакомились, я тебя ненавидел? Я думал, что Аркадиус спятил, уговорив меня взять тебя с собой на ту кражу.

— И почему же ты согласился?

— Честно? Я надеялся, что тебя убьют, и тогда я пришел бы к тронутому волшебнику и сказал: «Вот видишь? Что я говорил? Этот беспомощный растяпа отдал концы». Однако этого не случилось. Ты добрался до самого верха Коронной башни и ни разу не пожаловался.

— И тогда ты начал меня уважать?

— Нет. Я просто решил, что новичкам везет. Я ожидал, что ты погибнешь во время нашего возращения в башню на следующую ночь, когда он заставил меня отнести украденное на место.

— И я вновь уцелел.

— Если честно, я ужасно разозлился. Ты же знаешь, я редко ошибаюсь в людях. К тому же ты умел сражаться. Я думал, что Аркадиус врет напропалую, когда он рассказывал про тебя. «Адриан лучший из ныне живущих воинов, — сказал он мне. — В честной схватке он может одолеть кого угодно». В этом и заключалось главное: в честной схватке. Он знал, что далеко не все твои схватки будут честными. Он хотел, чтобы я научил тебя обману, ударам в спину и предательству. Аркадиус догадывался, что я кое-что об этом знаю.

— А я должен был научить чести, порядочности и добру человека, выращенного волками.

Ройс повернул к нему голову:

— Он рассказывал тебе обо мне?

— Не все, лишь кое-какие не слишком приятные подробности.

— Тогда кто? Манзант?

— Он сказал лишь, что ты там побывал и что это едва тебя не погубило, но он сумел вытащить тебя оттуда.

Ройс кивнул. Его лицо приняло выражение полнейшего равнодушия, он зажал в кулаке очередную горсть соломы.

Адриан скользнул взглядом по камере. Бесчисленные узники, столетиями сменявшие здесь друг друга, успели отполировать каменные стены почти до середины их высоты, что выглядело так, словно до этой черты доходила вода во время наводнения. На дальней стене виднелись нацарапанные на камне полоски, напоминающие цепочку снопов пшеницы. Возле самого окна, в углу подоконника, свила гнездо птица. Сейчас оно пустовало, и его запорошил снег. Было слышно, как за окном едет повозка, скачет всадник, разговаривают во дворе люди. Но в основном здесь царили сумрак и гнетущая тишина.

— Адриан, — начал Ройс. Он перестал играть с соломой, его взгляд остановился на стене, голос стал слабым и неуверенным. — Ты и Аркадиус, другой семьи я не знал. Два человека во всем мире… — У него дернулся кадык, он закусил нижнюю губу и замолчал.

Адриан молча ждал.

— Я хочу, чтобы ты знал, — после долгой паузы продолжил Ройс. — Для меня это важно… — Он отвернулся от Адриана. — Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты был рядом. Ты стал мне братом. Просто… Просто я хочу, чтобы ты знал.

Адриан ничего не ответил. Он ждал, когда Ройс повернется к нему, чтобы перехватить его взгляд. Прошло несколько минут, и, в конце концов, молчание Адриана вынудило Ройса посмотреть на него.

— Почему? — резко спросил Адриан, пристально глядя на Ройса. — Почему ты говоришь это сейчас?

— О чем ты?

— Скажи мне, нет, не отворачивайся к стене, смотри на меня. Почему для тебя так важно, чтобы я об этом знал?

— Ну, я так захотел, вот и все, — сказал Ройс.

— Нет, не все. Не пытайся меня обмануть, Ройс. Мы провели рядом двенадцать лет. Мы множество раз вместе смотрели в лицо смерти. Почему ты сказал мне все это именно сегодня?

— Я расстроен и опустошен. Что тебе от меня нужно?

Адриан несколько раз кивнул, не сводя пристального взгляда с друга.

— Ты меня ждал, верно? Сидел здесь, прислонившись к стене, и ждал, когда я приду.

— Если ты забыл, меня арестовали. Я оказался в запертой тюремной камере. Что я еще мог делать?

— Вот именно, что? — фыркнул Адриан.

Он встал, потому что нуждался в движении. Места в камере было совсем немного, но он принялся расхаживать между стеной и дверью. Три шага в одну сторону и три в другую.

— И когда ты собираешься это сделать? Как только я уйду? Сегодня ночью? Что может быть лучше такого вот чудесного утра для самоубийства! Ну признайся, Ройс? Ты можешь поступить, как поэт, и умереть одновременно с восходом солнца. Или полночь для драматичного ухода из жизни тебе больше подходит?

Ройс недовольно нахмурился.

— И как ты собираешься это сделать? Перережешь вены на руках? Или лучше горло? Нападешь на стражника, когда он принесет тебе обед? Начнешь его оскорблять? Или ты намерен устроить настоящее представление? Отправишься к покоям Модины и будешь угрожать ее жизни. Ты найдешь какого-нибудь молодого самодовольного идиота, желательно крупных размеров. Вытащишь кинжал поменьше, чтобы он не испугался. Он обнажит меч. Ты сделаешь вид, что атакуешь, а он не будет знать, что ты лишь прикидываешься.

— Не нужно так себя вести.

— А как я должен себя вести? — Адриан остановился и резко повернулся к другу. Ему пришлось сделать пару вдохов и выдохов, чтобы немного успокоиться. — И чего ты от меня ждешь? На что рассчитываешь? Что я буду счастлив? Ты полагаешь, я соглашусь с твоим решением? Я думал, ты сильнее. Если кто-то и сможет выжить…

— В этом все и дело, что я уже ничего не хочу! Я всегда выживал. Жизнь подобна громиле, который смеется и радуется унижениям, которым тебя подвергают. Он грозится тебя убить, если ты откажешься есть землю. Он забирает все, что ты любишь, но вовсе не потому, что ему это так уж нужно. Он проверяет, выдержишь ты или нет. И я позволял над собой измываться с тех самых пор, как был мальчишкой, делал то, что требовалось, чтобы выжить. Но становясь старше, я начал понимать, что всему есть предел. Ты сам мне его показал. Вот как далеко я могу зайти, здесь пролегает граница. И я больше не намерен терпеть. Я не стану есть землю только для того, чтобы выжить.

— Значит, это я виноват? — Адриан вновь опустился на матрас и провел рукой по волосам. — Так вот, чтобы ты знал, не только тебе ее не хватает. Я тоже ее любил.

Ройс поднял голову.

— Не так, как ты. Ты знаешь, что я имею в виду. Но самое ужасное… — Его голос дрогнул. — На самом деле виноват в случившемся я, и с этим мне предстоит жить до самой смерти. Ты обо мне подумал? Ты оказался прав, а я ошибался. Ты сказал, чтобы я не брал заказ у ДеВитта, но я уговорил тебя согласиться. «Давай уедем из Дальгрена, это не наша война», — сказал ты, я убедил тебя остаться. «Нельзя победить, сражаясь с Мерриком», — сказал ты и пошел со мной, чтобы меня защитить. Ты говорил, что Деган Гонт окажется ослом, и тут ты также не ошибся. Ты из-за меня поступил вопреки внутреннему голосу. Я потянул тебя за собой, чтобы искупить вину перед погибшим отцом. Гвен умерла из-за меня. Я уничтожил почти все хорошее, что было в твоей жизни, пытаясь достичь ничего не стоящих целей. Я не тот герой, который спасает королевство и получает в награду прекрасную принцессу. Жизнь устроена совсем не так. — Адриан с горечью рассмеялся. — Наконец, благодаря тебе я выучил этот урок, приятель. Да, жизнь не волшебная сказка. Герои не скачут на белых лошадях, а добро далеко не всегда побеждает. Просто я хотел, чтобы так было. «Что тут плохого?» — думал я. Мне и в голову не могло прийти, что платить по моим счетам придется тебе и Гвен.

— Это не твоя вина, — сказал Ройс.

— Если ты скажешь мне это еще несколько миллионов раз, то я, наверное, тебе поверю. Вот только тебя больше не будет рядом, чтобы развеять мою уверенность в том, что все твои беды из-за меня. Ты собираешься сдаться и бросить меня, и это также станет моей виной. Проклятие, Ройс! У тебя есть выбор. Знаю, сейчас тебе так не кажется, и только глупцы вроде меня верят в фантастический мир, где с хорошими людьми происходит что-то хорошее, но в одном я уверен: ты можешь уйти во тьму и отчаяние или к добродетели и свету. Тебе решать.

Ройс качнул головой и изумленно посмотрел на Адриана. Потом на его лице появилась подозрительность.

— Что такое? — с тревогой в голосе спросил Адриан.

— Как тебе это удается? — потребовал ответа Ройс, и в первый раз после того, как Адриан вошел к нему в камеру, он увидел прежнего Ройса, холодного, мрачного и разгневанного.

— О чем ты?

— Ты во второй раз повторил слова Гвен, сначала на мосту и вот сейчас. Однажды она сказала мне то же самое и практически теми же словами.

— Неужели?

— Она изучала мою ладонь и сказала, что на ней есть развилка, обозначающая момент, когда мне придется принимать решение. И я должен буду выбрать тьму и отчаяние или добродетель и свет. Она сказала, что этому будет предшествовать ужасное событие, смерть одного из самых любимых мной людей.

— Гвен так сказала?

Ройс кивнул:

— Но тебя там не было. Ты не мог слышать ее слов. Мы сидели вдвоем в ее кабинете, год назад. Я запомнил, потому что в ту ночь в «Розу и шип» пришла Ариста, а ты напился и принялся лепетать что-то про паразита, которым являешься. Так откуда ты узнал?

Адриан недоуменно пожал плечами.

— Я ничего не знал, но… — Он почувствовал, как по спине пробежал холодок. — Что, если это сделала она? Что, если не я цитировал ее слова, а она мои?

— Что?

— Гвен была прорицательницей, — сказал Адриан. — А что, если она увидела твое будущее, но не полностью, а лишь отдельные отрывки, как Фан Ирлану в деревне тенкинов? — Адриан снова оказался у стены, его взгляд блуждал по камере. — Она могла увидеть нас на мосту и здесь, в камере. Она знала, что я скажу, и то, что ты не захочешь меня слушать. Вероятно, она поняла, что тогда, на мосту, ты скорее всего проигнорируешь мои слова. Вот почему она сама их произнесла. — Казалось, на Адриана снизошло озарение, так он торопился выговориться: — Гвен знала, я для тебя не авторитет, но к ее словам обязательно прислушаешься. Ройс, поверь, Гвен не хотела, чтобы ты умер. Она согласилась со мной. Возможно, в прошлом я и совершал ошибки, но не сейчас. Теперь я уверен в своей правоте, потому что Гвен увидела будущее и поддержала меня. — Он триумфально вскинул руки над головой и опустился на пол возле стены. — Ты не можешь покончить с собой, — ликующе продолжал Адриан с таким видом, словно ему удалось одержать победу в очень важном споре. — Ты не можешь так поступить, потому что это будет вопреки ее воле!

Ройс выглядел смущенным.

— Но если она все знала, почему не попыталась изменить? Почему позволила мне уйти с тобой? Почему не рассказала обо всем?

— Ну, это же очевидно. Она хотела, чтобы мы ушли, и либо не могла избежать собственной гибели, либо…

— Либо что? Хочешь сказать, что она хотела умереть? — скептически спросил Ройс.

— Нет, она знала, что должна умереть.

— Почему?

— Понятия не имею. Может быть, она видела в будущем что-то еще, какое-то событие, настолько важное, что из-за него стоило умереть на мосту. В любом случае она не хотела, чтобы ты покончил с собой. И мне представляется, что она предельно ясно дала тебе это понять.

Ройс откинулся назад с такой силой, что ударился затылком о каменную стену. В голове у него загудело.

— Проклятие, — тихо выругался он и закрыл глаза.

Мовин Пикеринг смотрел на дворцовую площадь с балкона четвертого этажа. Снова начался снегопад, в воздухе закружились крупные белые хлопья. Они падали на сырую землю, медленно перекрашивая в белый цвет оставленные повозками и каретами колеи. Снежинки одна за другой опускались на землю и таяли, но каким-то образом им удавалось одерживать победу над таянием. Луж становилось все меньше, грязь исчезала, мир облачался в белоснежный наряд.

За стеной замка виднелись крыши города. Внизу раскинулась Аквеста — сотни засыпанных снегом крыш жались друг к другу, словно пытались спрятаться от зимней непогоды. Дома тянулись до самого моря и взбирались вверх по склону холма. Мовин задержал взгляд на Императорской площади. За ней возвышалась Купеческая башня, она находилась на площади Бингам, за которой начинался квартал ремесленников.

Его взгляд устремился над полями крестьянских хозяйств к заросшим лесом горам, казавшимся туманной серой линией на горизонте. За ними более высокие горы прятались за снежным пологом. Мовин представил себе, что он видит Глостон, а дальше, на другом берегу реки, Меленгар, королевство с соколом на знаменах, страну, где он родился, его родной дом. Просторы Дрондиловых полей сейчас засыпаны снегом, фруктовый сад покрылся инеем, вода во рву замерзла. Если бы все было как раньше, Верн уже вышел бы из дому, чтобы разбить лед в колодце при помощи молота, привязанного к концу веревки. Он бы, как всегда, боялся, что узел может развязаться, как это случилось пять лет назад, когда его любимый инструмент упал на дно колодца.

«Он и сейчас лежит там, — думал Мовин, — дожидаясь, когда Верн его достанет, но теперь этого уже не будет никогда».

— Ты найдешь здесь свою смерть, — сказала Мовину мать.

Он обернулся и увидел, что она стоит в дверном проеме в синем платье, самом темном из всех, что у нее были. На плечи накинута бордовая шаль, которую ей подарил Фанен три года назад на Праздник зимы, в год своей смерти. С тех пор мать носила ее не снимая. Она говорила, что зимой шаль спасает ее от холода, а летом от жгучих солнечных лучей. Мовин обратил внимание на то, что сегодня утром она надела еще и ожерелье. Впрочем, тяжелую цепь с огромным кулоном трудно было не заметить. Кулон имел форму солнца: крупный изумруд в золотой оправе с рубинами в виде исходящих из центра лучей. Уродливая, слишком яркая вещь. Он лишь несколько раз видел его на дне шкатулки, где мать хранила драгоценности. Это был подарок отца.

Даже после того, как Белинда Пикеринг родила четверых детей, мужчины продолжали на нее заглядываться. Если верить слухам, это не раз вызывало недовольство ее мужа. В течение нескольких десятилетий данное обстоятельство служило поводом для многочисленных дуэлей. Легенда гласила, что их было двадцать, и все они происходили из-за того, что некоторые мужчины смотрели на нее слишком долго. Все дуэли заканчивались одинаково — виновник погибал от волшебного клинка графа Пикеринга. Так гласила легенда, но Мовин знал только о двух таких случаях.

Первая дуэль произошла еще до его рождения. Отец рассказал ему о ней, когда Мовину исполнилось тринадцать лет, — в тот день он овладел первым уровнем тек’чина. Отец поведал, что они с матерью Мовина возвращались домой, когда на них напали разбойники. Их было четверо, и отец согласился отдать лошадей, кошелек и даже драгоценности Белинды, чтобы их отпустили. Однако потом он увидел, как грабители смотрят на Белинду. Они начали перешептываться, и в их глазах загорелся опасный огонь. Отец убил двоих, ранил третьего, последний обратился в бегство. После той схватки у отца остался шрам в фут длиной.

Второй случай произошел, когда Мовину исполнилось десять. Они приехали в Аквесту на Праздник зимы, и граф Тремор рассердился, когда граф Пикеринг не захотел участвовать в фехтовальном турнире. Граф Тремор знал, что даже если одержит победу в турнире, его все равно будут считать вторым, и вызвал Пикеринга на дуэль. Отец Мовина ответил отказом. Тогда граф Тремор перед всем двором схватил Белинду и поцеловал ее. Она отвесила ему пощечину и оттолкнула. Граф Тремор попытался ее схватить, сдернул ожерелье и порвал ворот платья. Белинда упала на пол и заплакала. Мовин до сих пор помнил, как отец обнажил меч и попросил Мовина проводить мать до их покоев. Он не стал убивать графа, но в схватке Тремор потерял правую руку.

Мовин прекрасно понимал, почему возникают подобные слухи: природа наградила его мать поразительной красотой. И лишь совсем недавно он впервые заметил, что у нее появились седые волосы и морщины на лице. Она всегда отличалась высоким ростом и прямой осанкой, но тяжелое бремя последних событий заставило ее согнуться и опустить плечи.

— Я редко тебя вижу в последнее время, — сказала она. — Где ты был?

— Нигде.

Он ждал, что мать будет настаивать, задавать новые вопросы. Однако она лишь кивнула. С тех пор, как прибыла в Аквесту, Белинда все время вела себя так, и это тревожило Мовина.

— Недавно заходил канцлер Нимбус. Он передал, что императрица собирает совет сегодня вечером и просит тебя на нем присутствовать.

— Я знаю, Алрик мне уже сказал.

— Он говорил, что будут обсуждать на совете?

— Я уверен, что речь пойдет о вторжении. Модина захочет нанести полновесный ответный удар. Алрик полагает, что она воспользуется кризисом, чтобы присоединить Меленгар к империи.

— И что станет делать Алрик?

— А что он может сделать? Ну какой из него король, если у него нет своего королевства! Я должен предупредить тебя, что намерен к нему присоединиться. Я призову всех людей, которые остались верны Алрику, и мы соберем войско, которое будет готово за него сражаться.

Белинда снова молча кивнула.

— Почему ты так себя ведешь? Почему не возражаешь? Если бы месяц назад я сказал, что отправляюсь на войну, ты бы принялась спорить, пытаясь меня переубедить.

— Месяц назад ты был моим сыном, сегодня ты граф Пикеринг.

Мовин заметил, что мать упрямо стиснула зубы и сжала в кулаке шаль с такой силой, что побелели пальцы. Другой рукой Белинда держалась за дверной косяк.

— Может быть, он еще жив, — сказал Мовин. — Он не раз попадал в трудные ситуации. Возможно, он сумел вырваться на свободу. Пока он держал в руке свой меч, никто не мог его победить, даже Брага.

Губы у нее дрожали, взгляд был исполнен горечи.

— Пойдем, — сказала она и скрылась в замке.

Мовин последовал за Белиндой к ее покоям. В комнате стояли три кровати. Из-за огромного наплыва беженцев места во дворце не хватало. Гофмейстер старался разместить всех в соответствии с их статусом, но его возможности были ограничены. Мовин спал в одной комнате с Алриком и младшим братом Денеком. Он знал, что мать делит спальню с его сестрой, Ленарой и леди Алендой Ланаклин из Глостона, но сейчас их здесь не было.

Эта спальня была намного меньше той, что была у Белинды в ее доме. В ней стояли узкие кровати, застеленные стегаными одеялами, расшитыми розами. Сквозь окна со свинцовыми переплетами проникал зимний свет, но белые шторы приглушали его, превращая в серый сумрак, вызывающий дурные предчувствия. В комнате царило погребальное настроение. На туалетном столике стояла знакомая фигурка Новрона, такая же, как у них в часовне. Полубог сидел на троне с воздетой рукой. Рядом горела одинокая свеча. На полу перед фигуркой лежала подушка с двумя вмятинами, оставшимися от чьих-то колен.

Белинда подошла к шкафу, достала из него завернутый в одеяло длинный сверток. Потом она повернулась и протянула его Мовину. В этом движении было нечто ритуальное, а в ее глазах светилось торжество. Он посмотрел на длинный и тонкий, перевязанный зеленой шелковой лентой сверток. Такими лентами Ленара подвязывала свои волосы. Одеяло вдруг напомнило Мовину саван, наброшенный на мертвое тело, и он не решился взять его в руки.

— Нет, — сказал он, сам не понимая, что говорит, и сделал шаг назад.

— Возьми это, — велела мать.

Внезапно дверь распахнулась.

— Я не хочу идти одна, — сказала Аленда Ланаклин, входя в комнату вместе с его сестрой Ленарой.

Обе женщины были в строгих темных платьях. Ленара держала в руках тарелку с едой, Аленда — чашку.

— Это неудобно, я его даже не знаю. Ой…

Обе девушки застыли на месте.

Мовин торопливо взял сверток из рук матери и, не глядя на него, тут же направился к двери.

— Извините, — сказала Аленда и с тревогой посмотрела на Мовина.

— Прошу меня просить, дамы, — пробормотал Мовин и прошел мимо, не поднимая глаз.

— Мовин, стойте, — позвала его Аленда, выглянув в коридор.

Он услышал шаги за спиной и остановился, но не стал поворачиваться. Мовин почувствовал, как она коснулась его руки.

— Извините.

— Вы уже это говорили.

— Это за то, что мы вас прервали.

Он почувствовал, как она прижалась к нему и поцеловала в щеку.

— Благодарю.

Мовин обернулся и увидел, что она пытается улыбнуться, но по ее щеке сбежала слеза.

— Ваша мать ничего не ест и почти не выходит из комнаты. Мы с Ленарой принесли ей поесть.

— Вы очень добры.

— А вы в порядке?

— Мне бы следовало задать такой вопрос вам. Я потерял отца, но вы лишились мужа и двух братьев.

Она кивнула и всхлипнула.

— Я стараюсь об этом не думать. Столько всего произошло, столько всего. Все кого-то потеряли. Теперь нельзя ни с кем поговорить без слез. — Она расплакалась и одновременно рассмеялась. — Вот видите?

Мовин протянул руку и стер слезы с ее щек. Мокрая кожа была нежной на ощупь и поблескивала в свете факелов.

— О чем вы говорили с Ленарой? — спросил он.

— Ах, вот вы о чем! — смущенно ответила она. — Вам это покажется глупым.

— Может быть, глупость сейчас как раз то, что нужно. — Он скорчил веселую гримасу и подмигнул.

Теперь и у нее получилась непринужденная улыбка. Почти непринужденная…

— Давайте, — продолжал Мовин, взяв ее за руку и увлекая за собой дальше по коридору, — расскажите мне свой ужасный секрет.

— Это вовсе не секрет. Я просто хотела, чтобы Ленара была со мной, когда пойду на встречу с братом.

— С Майроном?

Она кивнула:

— Я немного нервничаю, и, если честно, мне страшно. Как я ему объясню, что ни разу не попыталась его навестить?

— А почему так получилось?

Она с застенчивым видом пожала плечами:

— Мне следовало бы его навещать, но он для меня был чужим. Если бы отец в свое время взял меня с собой, тогда другое дело, но он поступил иначе. Казалось, он хотел забыть о существовании Майрона. Мне кажется, он его стыдился, и это повлияло на меня.

— А теперь?

— Теперь мне страшно.

— Чего же вы боитесь?

— Брата.

— Вы боитесь Майрона? — Мовин начал было смеяться, но как только увидел грусть в ее глазах, к нему тут же вернулась серьезность.

— Я знала, что вам это покажется глупым.

— Просто мы говорили о Майроне и…

— Но сейчас он стал маркизом! — воскликнула она. — Он глава моего дома. И по закону я должна делать все так, как он решит, выполнять его приказы, выйти замуж за того человека, которого выберет он. Что, если он меня ненавидит? Вдруг он захочет меня наказать за те невзгоды, что выпали на его долю? Я жила в замке, в окружении слуг, которые одевали, кормили и купали меня. Я участвовала в пирах, посещала турниры, праздники и пикники. Я одевалась в шелка с кружевами, носила драгоценности и красивые, украшенные вышивкой платья, в то время как он… — Она замолчала, но после паузы продолжила: — С четырех лет Майрон не покидал Аббатства ветров. Ему пришлось работать на земле, носить одежду из грубой шерсти, он никогда никуда не уезжал и кроме монахов никого не видел, даже своей семьи. А теперь они все мертвы, осталась только я. Конечно, он меня ненавидит. Как может быть иначе? Он будет меня проклинать, он увидит во мне причину своих несчастий и страданий. И поступит со мной так же жестоко, как мы с ним. Он отошлет меня прочь, лишит титула и оставит нищей. И я не могу его за это винить.

Она заглянула Мовину в глаза и недоуменно спросила:

— Что? Что это значит?