Персеполь

Трудно согласиться с мнением Д. Уилбера (которое, впрочем и ранее высказывалось другими учеными), что известные нам имена ахеменидских царей были их тронными, принятыми при коронации, а их личные — остаются неизвестными (см. стр. 18). Правда, мы знаем тронные имена некоторых персидских царей. Сатрап Гиркании Ох (древнеперсидское имя его было Вахука) стал царствовать под именем Дария (II), а сын последнего принял тронное ими Артаксеркса (III). Сатрап Армении Аршама (по прозвищу Кодиманн) принял имя Дария (III), и, наконец, сатрап Бактрии Бесс объявил себя царем, под именем Артаксеркса (IV). Однако Дарий II был сыном вавилонской наложницы (отсюда его гречески прозвище Нот — «незаконнорожденный»). Артаксеркс Ш был младшим из детей царицы Статиры и Артаксеркса II, а Бесс и Дарий III являлись только дальними родственниками ахеменидскш царей. Таким образом, никто из этих царей не был законным наследником престола, и поэтому принятие ими тронных имен объясняется исключительными обстоятельствами. Если бы другие ахменидские цари носили тронные имена, то это, надо полагать, отразилось бы в греческих источниках.

В 553 г. до н. э. персидские племена во главе с Киром II подняли восстание против мидийского царя Астиага. Однако нет оснований полапать, как это делает Уилбер, что предварительно в 555 г. Кир заключил союз с царем Вавилонии Набонидом. В 550 г. персы одержали победу над мидийцами и после этого в течении нескольких десятилетий создали мировую державу, охватывавшую страны от Эфиопии и Египта до среднеазиатских областей и долины Инда. Основные этапы этих завоеваний: установление контроля над Эламом около 549 г. до н. э. (Уилбер необоснованно относит завоевание Элама персами к 546 г. до н. э.); покорение стран, входивших в состав бывшей Мидийской державы (Парфии, Гиркании и, возможно, Армении), в 549–547 гг. до н. э.; разгром Лидии в 546 г. до н. э.; захват областей Восточного Ирана и СредисП Азии между 545–539 гг. до н. э., Вавилонии в 539 г., Египта I 525 г. и долины Инда около 512 г. Уилбер, несомненно, ошибается, полагая, что после завоевания Лидии в 546 г. до н. э. Кир «на обратном пути в 539 г. до н. э. свернул в сторону и покорил Вавилон» (см. стр. 11). В действительности же предстояла еще долгая подготовка к войне с могущественной Вавилонской державой, и Кир даже помышлять не мог о захвате Вавилона «на обратном пути».

Трудно также согласиться с Д. Уилбером, что Дарий I решил предпринять поход против материковой Греции, потому что греческие колонии в Малой Азии, находившиеся под персидским господством, получали оттуда помощь в своей борьбе за независимость. Однако помощь материковых греков малоазийским эллинам была невелика и оказалась лишь предлогом, а не причиной греко-персидских войн. Дарий I и Ксеркс мечтали о покорении Греции, чтобы еще больше расширить свою державу (Дарий I досылал своих лазутчиков даже на территорию отдаленной Италии).

Д. Уилбер, ссылаясь на утверждение Геродота, пишет, что в армии Ксеркса, выступившей против Греции, было миллион семьсот тысяч воинов. Однако такую армию в те времена вообще невозможно было бы снабдить продовольствием, и она должна была растянуться на несколько тысяч километров. Большинство современных историков считают, что войско (Ксеркса состояло из 50–75 тысяч человек, не более. Эта армия должна была показаться грекам действительно огромной по представлениям того времени. По мнению Э. Мейера, максимальное число воинов в персидской сухопутной армии во время греческого похода составляло не более ста тысяч человек[31].

Первым крупным городом, который построили персы, были Пасаргады. Согласно преданию, Кир II распорядился о сооружении своей резиденции именно на том самом месте, где в 550 г. до н. э. была одержана окончательная победа над мидийцами. Однако археологические раскопки свидетельствуют о том, что территория Пасаргад была обитаема задолго до середины VI в. до н. э. Причем строительные работы широко развернулись, по-видимому, лишь после того, как персы обрели независимость.

Следуя распространенному мнению, Д. Уилбер полагает, что персидским названием Пасаргад, «возможно, было Пайшияувада» (см. стр. 11). Однако недавно из персепольских хозяйственных текстов начала V в. до н. а. стало известно, что эламская форма названия Пасаргады, сохранившегося у античных авторов, была Батракаташ[32]. Очевидно, латинское название города в форме Рагsagada (в некоторых рукописях — Persagada), сохранившееся в труде Квинта Курция Руфа «История Александра Македонского» (V, 6, 10), которое обычно переводят как «лагерь персов»[33], неверно. Надо полагать, что персы сохранили за городом древнее эламское название данной местности, которое античные авторы передавали неточно.

После 520 г. до н. э., в период царствования Дария I, началом строительство Персеполя, одного из самых знаменитых города» древности. Персеполь раскапывался археологами в течение многих лет, и сейчас это один из наиболее хорошо изученных древних IV родов. Но в основном наши знания о нем ограничиваются памятниками, дающими яркое представление об ахеменидском искусстве и богатой материальной и духовной культуре того времени.

Однако до сих пор с Персеполем связано много загадок. Прежде всего, нам не совсем ясно, для каких целей был сооружен этот город и каковы функции его зданий. Административной столицей Ахеменидской державы был древний эламский город Сузы. Одновременно Сузы наряду с Экбатанами и Вавилоном являлись резиденцией ахеменидских царей, и в этих городах в определенные сезоны года, пребывал царский двор (Экбатаны с их горным воздухом были летней резиденцией, Вавилон — зимней; в Сузах цари со своим окружением жили весной). Когда же и для каких целей ахеменидские цари приезжали в Персеполь?

Большинство ученых[34], в том числе и Д. Уилбер, полагают, что Персеполь был не административным центром, а ритуальной столицей Ахеменидов и что последние вместе со своими приближенными встречали там первый день Нового года (новруз), который падал на день весеннего равноденствия, то есть 22 марта. В таком случае можно полагать, что на персепольских рельефах запечатлены мифы и обряды древних иранцев: борьба между старым и новым годом, между добром и злом (которую символизирует битва царя с чудовищами), надежда на благополучие в наступающем году и праздничные пиршества. Полагают также, что на самый большой в древности новогодний праздник приезжали и представители всех подвластных персам народов с образцами типичной для каждой страны подати и складывали ее (или дары) в торжественной обстановке перед царем, который восседал на золотом троне в Тронном зале[35]. Однако это мнение не вполне убедительно и, во всяком случае, у нас нет каких-либо документальных данных, свидетельствующих о том, что подданные доставляли подарки персидскому царю по случаю Нового года.

Высказывалось также весьма сомнительное предположение, что Персеполь являлся своеобразной астрономической обсерваторией для определения дня весеннего равноденствия и что его здания были расположены таким образом, чтобы вести наблюдения за небесными светилами[36]. Наиболее вероятным представляется нам мнение западногерманского археолога Л. Трюмпельмана, согласно которому Персеполь — это обычная царская резиденция, выполняющая все характерные для нее функции[37]. В пользу этого предположения, на наш взгляд, свидетельствует и сообщение древнегреческого автора Афинея («Пир мудрецов», XII, 513F) о том, что ахеменидские цари проводили осень в Персеполе. Менее вероятным представляется мнение Р. Фрая о том, что Персеполь был летней резиденцией Дария I и Ксеркса[38] (выше говорилось, что летней резиденцией Ахеменидов были Экбатаны). Возможно, прав был Олмстед, полагая, что со времени Артаксеркса I ахеменидские цари редко посещали Персеполь и обычно их туда привозили уже после смерти для погребения[39]. Поэтому Геродоту Персеполь остался неизвестным, и он его ни разу не упоминает. Но при Дарии I и Ксерксе в Персеполе часто пребывал царский двор. Хозяйственные тексты из Персеполя фиксируют выдачу для царских пиров одновременно более 100 000 л зерна и сотен голов скота. (Невольно вспоминается сообщение Афинея («Пир Мудрецов», 512) о том, что персидский царь ежедневно дает обед на 15 000 человек и для таких обедов режут 1000 голов окота (быков, баранов, оленей и т. д.). По словам Афинея, стоимость обеда доходила до 400 талантов (около 12 000 кг) серебра.

Недавно в Персеполе удалось сделать удивительное открытие. Во время реставрации было установлено, что рельефы с изображением сидящего на троне царя и наследного принца, который стоит за царем (полагают, что это Дарий I и Ксеркс), первоначально находились на центральной лестнице, ведущей в ападану, но еще в ахеменидское время были перенесены к сокровищнице[40]. Пока трудно сказать, кто и почему распорядился о переносе этих наиболее тщательно выполненных рельефов с их торжественнее места на малозаметное.

Д. Уилбер полагает, что Персеполь был священным городом где короновались ахеменидские цари и, где их хоронили после смер ти. Действительно, в Персеполе и поблизости от него в Накш и Рустаме погребены все ахеменидские цари, начиная с Дария I Однако трудно согласиться с утверждением, что именно здесь про исходила коронация ахеменидских царей. Плутарх в биографии Артаксеркса II (гл. 3), основываясь на более ранних источнииоо сообщает, что обряд посвящения на царство проходил в Пасаргадах и вступающий на престол представитель династии Ахеменидов должен был надеть одежду, которую носил Кир II еще до того, как стал царем, а также съесть сушеные фиги, фисташковые орехи и выпить чашу кислого молока. Следовательно, Пасаргады сохраняли значение древней столицы, и именно там короновались цари с соблюдением древних обрядов. Как свидетельствуют археологические раскопки, в Пасаргадах продолжалось строительство и после смерти Кира II. Там, в частности, найдена закладная подпись Ксеркса [41].

Трудно согласиться с утверждением автора о том, что персидские цари почитали Ахурамадзу «вместе с богами царского дома» (см. стр. 22). В действительности же эту цитату из Бехистунской надписи, как видно из ее вавилонского варианта, следует перевести иначе: «Ахурамазда вместе со всеми богами».

По мнению Д. Уилбера, одной из загадок Персеполя является то, что греческий врач и историк Ктесий «в течение двадцати лет»[42] жил при дворе персидского царя и тем не менее «никогда не видел Персеполя и не упоминал его в своих произведениях», и также то, что западный мир узнал об этом городе впервые из трудов историков похода Александра Македонского (см. стр. 18). Хотя подобные утверждения можно встретить почти в каждой работе о Персеполе, их трудно признать убедительными. Ктесий, конечно, знал Персеполь и несколько раз упоминает о нем (под названием Персай), когда пишет о доставке туда для погребения тела царя или царицы[43]. Сам Уилбер отмечает, что Персеполь был известен также греческому историку Ксенофонту, который в конце V в. до н. э. некоторое время провел в Малой Азии, где поступил наемником в армию ахеменидского царевича Кира Младшего. Но у Ксенофонта, как и у Ктесия, Персеполь назван Персай, и эта форма гораздо ближе, чем Персеполь (греческое название, которое дословно означает «Город персов»), к древнеперсидскому наименованию Парса, охватывавшему как персидский народ, так и всю страну Персию (современная область Фарс) и город Персеполь. Поэтому Уилбер не прав, когда считает, что «в гораздо более поздние времена название Персеполь превратилось в Парс или Фарс» (стр. 18). В действительности дело обстояло как раз наоборот, и слово «Персеполь» явилось греческой переработкой местного названия «Парса».

В Персеполе найдено много тысяч клинописных документов на дамском языке, составлявших архив царского хозяйства. Сведения, которые Уилбер дает об этих текстах, в некоторых отношениях устарели, поскольку большинство персепольских документов было опубликовано уже после выхода его книги в свет. Поэтому на этих документах здесь необходимо остановиться несколько подробнее.

В 1933–1934 гг. археологическая экспедиция Восточного института Чикагского университета раскопала в крепостной стене (в северо-западном углу персепольской террасы) большое количество клинописных текстов на эламском языке. Они получили условное название «таблички крепостной стены». В 1969 г. Р. Халлок издал 2087 «текстов из крепостной стены»[44]. Неизданными остаются еще несколько тысяч документов и крупных фрагментов этой серии (первоначально было объявлено, что находка насчитывает около 30 тыс. табличек, но годных для издания текстов, включая сюда и уже опубликованные, по-видимому, не более 8 тыс. единиц). Они датируются 509–494 гг. до н. э. (т. е. с 13 по 28 г. царствования Дария I) и по содержанию близко примыкают к найденным в 1936–1938 гг. и опубликованным Дж. Камероном документам персепольской сокровищницы, которые датируются 492–458 гг. до н. э. (от 30 г. Дария I до 7 г. Артаксеркса I). Документы сокровищницы фиксируют выдачу серебра и натуральных продуктов главным образом для работников царского хозяйства[45]. «Тексты крепостной стены» содержат сведения о транспортировке продуктов и скота, о взимании налогов, выдаче рационов для работников, выплате жалованья государственным чиновникам и т. д. Среди них сохранилась также служебная переписка высокопоставленных царских чиновников.

Пожалуй, Д. Уилбер не прав, когда он, ссылаясь на Камерона, процесс составления указанных текстов представляет следующим образом: писец получает устное распоряжение от персидского чиновника и записывает его на арамейском языке на папирусе и коже; затем арамейские тексты отправляют в запечатанном виде в сокровищницу, и там, сломав печати, писцы переводят их с арамейского на эламский язык и записывают клинописью на глиняных табличках. Против этого порядка свидетельствует тот факт, что при наличии в эламских текстах многочисленных древнеперсидских слов там полностью отсутствуют арамейские. Очевидно, свои распоряжения чиновники давали устно на персидском языке, а затем их переводили одновременно на эламский и арамейский, так как эламский был административным языком Персии, а арамейский государственным языком всей державы[46]. Однако от арамейских текстов сохранились лишь глиняные печати и шнуры, которыми они были привязаны к эламским табличкам, а сами документы сгорели во время пожара в Персеполе в 330 г. до н. э.

Эламские тексты позволяют установить точные даты сооружения многих основных зданий города. Д. Уилбер пишет, что «были найдены монеты, датированные годом основания Персеполя» (см стр. 56). Однако на монетах нет дат выпуска, и поэтому они нисколько не помогают нам выяснить начальную дату строительных работ в Персеполе. Судя по хозяйственным текстам, они начались во всяком случае, до 505 г. до н. э. Как видно из тех же текстов, около 492 г., при Дарии I, стала сооружаться ападана, которая была завершена лишь к 481 г., т. е. в период царствовании Ксеркса. Затем до 472 г. продолжалось украшение зданий, сооружение ворот и дверей, а также создание рельефов. После этого всего за два года, в 466–465 гг., был выстроен Тронный зал. При Артаксерксе I соорудили еще один дворец, и до 458 г. до н. э. продолжалось украшение зданий. В последующее время, при Артаксерксе III, после долгого перерыва снова, были возобновлены работы и сооружен новый дворец в юго-западной части террасы.

Хотя в 458 г., при Артаксерксе I, в основном строительство в Персеполе закончилось, сотни работников должны были следить за состоянием зданий и часто ремонтировать их, так как иначе стены из сырцового кирпича могли бы легко обвалиться во время ливневых дождей, обычных в тех краях между декабрем и мартом. Необходимо было также держать в порядке дренажную систему и ухаживать за садами, разбитыми на террасе и в ее окрестностях [47].

Таким образом, в течение нескольких десятилетий возник город, который, по словам Страбона (XV, 3, 6), был самым благоустроенным и выделялся красотой своих зданий, а по величине уступал лишь Сузам. Страбон добавляет также, что в Персеполе и Пасаргадах хранились главные сокровища Ахеменидов, так как оба эти города были хорошо укреплены и овеяны славой предков.

Хозяйственные тексты дают также достоверную картину жизни и работы мастеров и ремесленников, которые строили Персеполь вместе со всеми его дворцами и другими зданиями. В городе трудились каменотесы, плотники, кузнецы, ювелиры, скульпторы. На строительных работах в Персеполе было занято одновременно около 4000 человек, и его сооружение велось более 50 лет. О масштабах этой работы определенное представление может дать тот факт, что уже на подготовительном этапе нужно было превратить около 125 000 м² неровной скальной поверхности в платформу определенной архитектурной формы[48].

Царские работники, занятые в Персеполе и на других строительствах, называются в текстах куртаги (дословно: «домашний раб», но обычно этот термин имеет более широкое значение, а именно — «люди», «работники»).

В этническом отношении курташ состояли из представителей покоренных персами народов: египтян, вавилонян, лидийцев, ионийцев, каппадокийцев, «арийцев, согдийцев, бактрийцев и т. д. Например, по свидетельству одного документа, в 501 г. лишь в одной партии работников насчитывалось 547 египтян. В 498 г. в Персеполе работало 224 «ассирийских» (очевидно, сирийских) курташ. В других документах упоминаются 55 каменотесов, «которые прибыли из Египта в Персию», 72 карийских золотых дел мастера, 1149 «разноплеменных» ремесленников и т. д.

Курташ работали не только в Персеполе, по были размещены и в более ста царских имениях по всей Персии и Эламу, обслуживая громадное царское хозяйство. Число таких работников доходило до 20 тысяч. Они жили, как правило, семьями и в соответствии с хозяйственными потребностями переходили с места на место (например, из Суз в Персеполь и т. д.).

Курташ получали плату зерном (обычно ячменем, реже пшеницей и просом, а во время нахождения в пути — мукой), пивом и растительным маслом. В период царствования Дария I мужчины обычно получали в день 1 л зерна, женщины — от 0,7 до 1 л., подростки обоего пола по 0,5 л. Сезамное масло выдавали из расчета 1 л в месяц. Взрослым работникам выдавали также пиво (от 10 до 30 л в месяц). Мясо получали лишь небольшое число работников, наиболее квалифицированные ремесленники и старшины рабочих групп. Таким образом, плата или рационы, которые курташ получали при Дарии I, были весьма невелики. Их хватало на жизнь, но вряд ли у работников оставались излишки. Однако с конца царствования Дария I части курташ кроме продуктов стали выдавать также денежную плату нечеканеным серебром. При Ксерксе такая практика начала прочно входить в жизнь и ставки стали гораздо выше, чем при Дарии I, — от 1 до 8 сиклей серебра в месяц. Большинство же курташ получало 3–4 сикля серебра в месяц. Несомненно, это была сравнительно высокая плата — в три-четыре раза больше, чем платили в Вавилонии того времени взрослому квалифицированному наемному работнику, который в среднем получал 1 сикль серебра в месяц. При этом цены на продукты питания в Вавилонии и Иране VI–V в.в. до н. I были примерно одинаковы. Следует иметь также в виду, что кроме денежной платы курташ получали еще продукты и поэтому им не было надобности часто прибегать к рынку.

Юридический статус курташ был неоднороден. Среди них имелось значительное количество рабов-военнопленных, некоторое число свободных, трудившихся добровольно за плату (например, пастухи), а также лица, отбывавшие годовую повинность на царя. Однако аппарат управления относился ко всем этим группам курташ как к равноправным в экономическом отношении. Именно поэтому не было резкой градации в оплате различных групп курташ. Она, скорее, наблюдалась внутри отдельных групп. Другими словами, если не все курташ получали одинаковую плату, то это зависело от их ремесла, квалификации, интенсивности труда, размера и качества выполненной работы, а также пола и возраста.

Таким образом, в методах управления рабочим персоналом царского хозяйства при Ксерксе (а частично еще в конце царствования Дария I) произошли существенные изменения. Работникам царского хозяйства стали выдавать сравнительно высокую плату, которая была в несколько раз выше, чем на свободном рынке труда в соседних странах. Очевидно, это вызвало заинтересованность работников в количестве и качестве работы, результатах своего труда и сделало царское хозяйство более эффективным. Появилась возможность за счет огромных средств, собранных в качестве подати с покоренных народов, высоко оплачивать труд квалифицированных ремесленников, строивших царские дворцы и обслуживавших их.

Несмотря на отмеченные выше неточности, работа Д. Уилбера «Персеполь», несомненно, с большим интересом будет встречена советским читателем.

Перевод дается с некоторыми сокращениями.