Персидский фронт (1909) Незаслуженно забытые победы

Глава вторая

Всполох Мировой войны на Ближнем Востоке. «Хирургическая операция» в Персии действиями экспедиционного корпуса генерала Баратова. Шахская жандармерия и кочевые племена в руках графа Каница. Гилянский Кучек-хан.

Первая мировая война стала с начальных ее дней Великой для всех ее участников. Величие мирового военного пожара, опалившего и Ближний Восток, крылось прежде всего в стратегических планах Антанты и держав Центрального блока. То есть в стратегических задумках Берлина и Санкт-Петербурга (ставшего с началом войны Петроградом), Парижа и Вены, Лондона и Стамбула, Токио и Софии…

Шахская Персия в планах воюющих сторон достаточно ясно и хорошо просматривалась. Случайностью такое внимание не было: Персия прикрывала собой пути в российское Закавказье и Туркестан, в Афганистан и Британскую Индию.

Война повергла в прах многие претензиционные планы, в том числе и план создания мифического Великого Туранского государства, частью которого должна быть территория Персии, то есть современного Ирана. Его автор и исполнитель, военный министр султанской Турции Энвер-паша на пути превращения идеи в реальность «споткнулся» в ходе горной войны о русскую Отдельную Кавказскую армию и волю генерала от инфантерии Н.Н. Юденича, ее командующего. Все началось у селения Сарыкамыш, конечной станции узкоколейки русских южнее Карса.

Здесь Энвер-паша взял на себя командование 3-й турецкой армией, отстранив от этой должности Гассана-Иззета-пашу. Полководец султана Мехмеда V решил устроить русским войскам тактическое окружение в духе «Канн» германского стратега генерала А. фон Шлиффена. Но Сарыкамышская наступательная операция закончилась сокрушительным разгромом: один корпус 3-й армии был наголову разбит, второй попал в плен.

В Первой мировой (Великой) войне Энвер-паша стал наиболее яркой фигурой панисламизма. То есть выразителем религиознополитической идеологии, в основе которой лежат представления о духовном единстве мусульман всего мира независимо от социальной, национальной и государственной принадлежности и о необходимости их духовного объединения под властью халифа.

Именно идеология панисламизма лежала в основе планов мушира (маршала) Энвер-паши по созданию «Великого Туранского государства», в котором нашлось место и для Персии.

Энвер-паша в истории Великой войны порой называется «турецким Наполеоном». Но историки делают это с известной иронией, поскольку ни одному из «великих планов» полководца султана Мехмеда V сбыться не пришлось.

Турецкая армия в 1914–1918 годах так и не прорвалась через Кавказ и северную Персию, не дошла победоносным маршем до Казани (через Терек вдоль по Волге) и Самарканда (через иранскую провинцию Хорасан и соседний с ней Афганистан). Именно это задумывалось в Стамбуле перед войной под «сеныо» советов высокопоставленных германских инструкторов. А те уверенно чертили на секретных оперативных картах стрелы через линии турецко-персидской и персидско-российской границ.

На картах Ирана рисовались реальные зоны влияния турецкой и германской агентуры, расположения созданных ими вооруженных отрядов. Штриховались и территории кочевых племен, вожди которых были готовы за определенную плату и широкие обещания поддержать силой племенных ополчений планы Стамбула и Берлина, касающиеся южных пределов Российской империи.

Речь шла и о «крушении» интересов России в пределах владений ее соседа в лице персидского шаха. Следует заметить, что отношения России и Персии на рубеже двух веков и в начале XX столетия были достаточно дружественными и благожелательными для двух монархий — европейской и восточной. Соседство двух государств носило, как хорошо известно, взаимовыгодный характер во многих отношениях, прежде всего в торговых связях.

Энвер-паша верил в реалии возможности создания исламского «Великого Туранского государства» до последних своих дней, будучи уже не военным министром султана Решада Мехмеда V, а всего лишь именитым басмаческим курбаши в звании мушира, то есть маршала Турции, на земле бывшего российского Туркестана, ставшего советской Средней Азией.

Только к тому времени сторонников реализации «туранской идеи» у Энвер-паши уже совсем не оставалось. Ни в родной Турции, ставшей из султанства республикой, ни тем более на туркестанской земле, где шла Гражданская война, известная в советской истории как «борьба с басмачеством», которая растянулась более чем на десять лет.

В шахской Персии, по религиозным мотивам, приветствовать идею создания исламского «Великого Туранского государства» не могли. Причина крылась в том, что два течения в исламе — суннизм и шиизм — не могли «соединиться» в реализации идеи и планов мушира Энвер-паши. Причем противостояние суннизма и шиизма в странах Востока, порой кровавое, хорошо просматривается и по сей день, примером чему могут быть события в Ираке.

Германия в лице ее Генерального штаба поддерживала панисламистские иллюзии мушира Энвер-паши. Немецкие высокопоставленные военные советники в Стамбуле среди прочего подсказывали военному министру султана мысль о том, что пора превратить соседнюю с Турцией шахскую Персию в новый фронт Великой войны, в данном случае против «неверной» России.

При этом учитывалось то, что в 1914 году, с началом Первой мировой (Великой) войны шахская Персия официально заявила о своем строгом нейтралитете. Здесь следует отметить то, что Петроград и Лондон к такому заявлению отнеслись с должным уважением, понимая его значение для своих воюющих государств.

Как известно, планы вторжения турецкой армии на Кавказ и в Персию разрабатывались турецким командованием при деятельном участии германского Генерального штаба. Все последующие военные действия на территории Персии шли под «надзором немецких военных советников в турецких войсках и германской агентуры на земле Ирана».

Посланцы кайзеровского генералитета — Кольмар фон дер Гольц-паша, Диман фон Сандерс, адмирал Вильгельм Сушон — значились в ближайшем окружении султана и его военного министра Энвер-паши. Первые два из них напрямую занимались «персидскими делами».

Турцию к началу активных действий на персидском направлении подтолкнули успехи держав Центрального блока — Австро-Венгрии и Германии на Балканах. Вступление Болгарии в войну на стороне Берлина и Вены обернулось созданием противниками Антанты единой линии связи с Турцией. Теперь германская военная помощь Стамбулу шла беспрерывно и без излишних препятствий по железной дороге.

Следует заметить, что германская разведка в сотрудничестве с турками трудилась в Персии, как говорится, «не покладая рук». Центрами агитации против России и Англии, чье военное присутствие на персидской территории вызывало одобрение не у всего иранского населения, были избраны столичный Тегеран, древняя столица Персии, город Исфаган и Теббес.

Собственно говоря, планы Берлина и Стамбула на восточной «окраине» русского Кавказского фронта были стратегически масштабны. Речь шла о вовлечении Персии и соседнего с ней Афганистана в войну против держав Антанты. То есть против России с ее мусульманским населением Закавказья и Туркестана. И против Индии (тогда единой с Пакистаном), имевшей протяженную афганскую границу, тоже с немалой долей мусульманского населения.

То есть речь шла, ни много ни мало, как о поднятии мусульманского Востока на «священную войну» против «англо-русских завоевателей». В случае ее объявления в тылу русской Кавказской армии генерала от инфантерии Н.Н. Юденича, раз за разом громившей турок, мог возникнуть новый фронт на территории Персии, российского Закавказья и Туркестана. В Берлине считали такой план не просто заманчивым, а вполне реалистичным.

В Афганистане в то время отмечалось внутреннее «брожение». То есть и в нем, как и в Персии, внутриполитическая ситуация стабильностью не отличалась. Британское правительство (по его данным) имело сведения о подготовке в этой стране военной силы до 12 тысяч человек, которая под командованием сына афганского эмира должна была пойти на иранский город Мешхед, столицу пограничной провинции Хорасан, часть населения которой составляли афганцы.

Англичане считали, что подготовка такого похода на Мешхед афганского войска является следствием «настояний» Стамбула перед эмиром Афганистана с целью «побудить» Персию присоединиться к вооруженной борьбе на защиту ислама. То есть речь шла о провоцировании «священной» войны против Великобритании и России. Но такие «достоверные сведения» британской разведки жизнью не подтвердились. Но в штабе русской Отдельной Кавказской армии с такой информацией от союзников приходилось считаться всерьез.

Все это «тайное» для русского командования на Кавказе секретом не являлось. Не случайно в одном из приказов Отдельному Кавказскому кавалерийскому корпусу так говорилось о действиях Германии и Турции в южном российском приграничье, прежде всего в Персии:

«Они хотели поднять против России и Англии не только Персию, но и Афганистан и Индию, повлиять таким образом на ход военных операций и на наших первостепенных, главных фронтах…»

Разведывательное отделение штаба Отдельной Кавказской армии констатировало тревожный факт: летом 1915 года Германия активизировала свои усилия в Персии и Афганистане. Тогда в Персию прибыла немецкая миссия во главе с полковником Боппом. Она была послана в помощь обосновавшемуся в Исфагане графу Каницу, военному агенту германского Генерального штаба, наделенному самыми широкими полномочиями и снабженному «достаточными» суммами денег.

У себя на родине граф Ганс Вильгельм Александр фон Каниц был достаточно известной политической фигурой. Он родился в апреле 1841 года, происходил из старинной аристократической фамилии. Прежде чем заняться военно-дипломатической деятельностью на Востоке, был членом прусской палаты депутатов и германского рейхстага. Отличался крайне правыми взглядами, принадлежа к консервативной партии.

Следует заметить, что опытный разведчик-востоковед граф Ганс фон Каниц действовал в древней персидской столице успешно. Он смог заручиться поддержкой вождей ряда кочевых племен, прежде всего воинственных бахтиар, курдов и кашкайцев, и влиятельных лидеров шиитского духовенства. Те и другие считали, что наступил благоприятный момент для избавления их страны из-под опеки Британии и России.

В самой Персии и в ее столице для действий германской и турецкой агентуры ситуация складывалась вполне благоприятная. Немалая часть аристократической элиты страны, включая племенных вождей и высшее духовенство, в 1915 году считала выгодным оказаться в стане врагов России и Англии. Она считала, что победа Германии и ее союзников над Антантой «не за горами». То есть это явилось «плодом» информационной войны Берлина и Стамбула, которая велась на персидской территории не без видимого успеха.

В самом Тегеране стало вполне очевидным, что шахская власть далеко не так прочна, как это было перед началом Великой войны, в 1914 году. Некоторые политики из ближайшего окружения Султан-Ахмед-шаха открыто заявляли, что стране надо поторопиться встать на сторону «побеждающей» Германии и ее союзников.

Они считали, что победа в Великой войне может обернуться для Персии приобретением новых земель и прочих богатств (то есть военной контрибуции) при дележе территории Российской империи и британской Индии. Лидером таких «воинственно мыслящих» политиков был не кто иной, как сам премьер-министр Мустоуфи-эль-Мамелек.

Возникновение такого политического «поветрия» в персидской столице напрямую было связано с деятельностью посла Германии в Тегеране принца Генриха XXXI Рейсского и его дипломатов, профессиональных разведчиков. Они убеждали иранскую элиту в том, что сегодня их стране нечего опасаться ни России, ни Великобритании, войска которой крайне неубедительно действовали на юге Турецкой Месопотамии.

Деятельность и графа Каница, и принца Рейсского из Германии координировал так называемый Центральный комитет по персидский делам. Он был образован в Берлине перед Великой войной. Кайзеровское правительство обеспечило эту действительно перспективную «восточную» структуру в достатке специалистами, деньгами и «предметами боевого снабжения» для воинов ислама, противников России и Англии.

Следует заметить, что эти два посланца Германии в одном из древнейших государств Востока сумели создать сеть осведомителей, то есть шпионскую сеть. У графа Ганса Каница и принца Генриха Рейсского имелись свои люди при дворе и правительстве, в шахской армии и влиятельных торговых кругах, не говоря уже о таком их «детище», которой стала персидская жандармерия. То есть их действия полностью оправдывали известное иранское изречение: «В стене есть дыра, в дыре есть мыши, у мышей — уши».

Германцы убеждали своих тегеранских друзей и в том, что русские с трудом обеспечивают войсками свой Кавказский фронт, а о посылке какой-либо силы в Персию и речи быть не может. То есть, свободных войск Россия на Кавказе не имела, это было действительно так на протяжении всей Великой войны.

Главным фронтом для империи Романовых являлся тот, который проходил по границе с кайзеровской Германией и Австро-Венгрией. В истории он известен как Русский (или Восточный) фронт. Кавказский же фронт на протяжении всей войны обеспечивался подкреплениями, вооружением, боеприпасами и всем прочим по «остаточному принципу». Более того, в первую военную кампанию из состава Отдельной Кавказской армии «изъяли» целый армейский корпус. Для противной стороны секрета в этом не виделось.

Такое убеждение тегеранских друзей Германии было не простой агитационной фразеологией. После отступления английских войск в Кут-эль-Амара и последующей их там капитуляции туркам на Кавказском театре военных действий Антанту представляла фактически одна русская армия.

Германцы считали, что с теми немногочисленными казачьими отрядами, что еще оставались на территории Иранского Азербайджана, можно справиться без больших усилий. Впрочем, сами персы, в первую очередь племенные вожди, с таким мнением, памятуя недавние годы, соглашались не очень.

Кайзеровское правительство денег на превращение Персии в своего союзника (или в новый очаг Великой войны) денег не жалело. Тут ему Стамбул помощником быть не мог: Турция в Великую войну жила на немецких дотациях. Изрядные суммы шли не только на подкуп племенных вождей бахтиаров и кашкайцев, обладавших реальной военной силой, но и сановников Султан-Ахмед-шаха, составлявших ближайшее окружение юного венценосца.

Караваны с оружием под охраной отрядов кочевников (прежде всего курдинцев — курдов) по горным тропам Курдистана из турецкой Месопотамии один за другим прибывали в Исфаган и Таббес. Там оружие и боеприпасы распределялись между племенами и отрядами наемников.

Вместе с этими караванами на территорию Персии прибывали немецкие военные, офицеры и нижние чины. Им предстояло выполнять роль военных инструкторов (и отчасти командиров) в создаваемых воинских формированиях. К слову сказать, по организованности и дисциплине весьма далеких от регулярности армейского организма.

Интересен и такой малоизвестный факт: в города Исфаган и Таббес из российского Туркестана, где находились лагеря для военнопленных, пробрались в тот, 1915 год немало бежавших австрийских и турецких военнослужащих, прежде всего офицеров. Такое случайностью не было.

Дело обстояло так. Появлявшиеся на сопредельной стороне Закаспийской области российского Туркестана беглецы сразу же встречались эмиссарами граф Каница. С ведома местных персидских властей их направляли в специальный (сборочный) лагерь в Нейбед-абаде. Там вчерашние военнопленные, профессионально подготовленные у себя дома, получали личное оружие и готовились к ведению партизанской войны в условиях горной местности. Обучение велось, в основном, немецкими офицерами.

О недопустимости такого недружелюбия к России ее посланник в Тегеране фон Эттер не раз делал официальные представления шахскому правительству. Однако премьер-министр Мустоуфи-аль-Мамелек, уже сделавший свой, пусть и тайный, выбор в пользу Берлина и Стамбула, на такие представления отвечал «в лучших традициях уклончивой восточной дипломатии». С которой, к слову говоря, российская дипломатия была прекрасно ознакомлена за несколько долгих столетий русско-персидских отношений.

Российский посланник фон Эттер обращал внимание главы шахского Кабинета министров и на факты «сеяния» вражды к русским на базарах, улицах и площадях многих городов Персии. Такие «германо-турецкие агитаторы» в обличье почитаемых на мусульманском Востоке дервишей вели и публичные проповеди, и духовные беседы в домах уважаемых и богатых людей. Причем такая агитация велась публично и никем не пресекалась.

Воинственность же дервишей в истории мусульманского Востока, будь то Персия или Турция, Судан или Аравия была описана не раз. Не случайно же в военной истории англо-египетского Судана сторонников «святого Махди» британцы называли «армией дервишей». Поэтому в Стамбуле и Берлине с большим пониманием сделали ставку на фанатизм этой группы людей исламского мира, видевших в европейцах только «неверных врагов».

Содержание таких публичных проповедей и духовных бесед было на редкость одинаковым. Об этом свидетельствует в своей книге «Персидский фронт», изданной в 1923 году в Берлине, белоэмигрант А.Г. Емельянов. С 1915 года он, земский деятель, находился в Персии. Очевидец такой воинственной пропаганды против России на «бытовом уровне» писал о содержании речей дервишей следующее:

«Мусульмане всего мира восстают против гнета и насилия. Сунниты (в данном случае турки. — А.Ш.) уже подняли меч против креста…

Шииты (то есть подавляющее большинство населения Персии. — А.Ш.), очередь за вами! У порабощенных народов есть один друг — народ немецкий!..

У ислама защитник перед Аллахом — пророк, а на грешной земле — германский император!»

Летом второго года Первой мировой (Великой) войны обстановка внутри Персии и ситуация вокруг нее накалились до предела, чему доказательств было больше чем достаточно.

В начале июля 1915 года от англичан появились сведения о том, что из Исфагана к границам Афганистана начали движение (или готовятся отправиться) караваны с оружием и «немецкими агитаторами». Караваны имели навербованную германцами, хорошо вооруженную охрану и поэтому никем не досматривались, даже поставленной для этого шахской жандармерией.

Более того, такие караваны с оружием прибывали и в столичный Тегеран, где беспрепятственно разгружались в германской и турецкой дипломатических миссиях. После этого немалая часть оружия и патронов «расходилась по надежным рукам» не только в Тегеране, но и в местах, близких к российской границе.

О предназначении такого контрабандного оружия, завозимого в страну в большом числе, гадать не приходилось. Такая достоверная информация постоянно приходила в столицу Кавказского наместничества, Тифлис, где располагался штаб Отдельной Кавказской армии. Ее же получала и английская разведка. В том и другом случаях источники достоверной информации были самыми разными.

Лондон был самым серьезным образом заинтересован в безопасности самой ценной жемчужины в английской короне — колониальной Индии. Поэтому он поставил перед официальным Петроградом вопрос о соответствующих охранных мерах на территории Персии. И, в частности, охраны ее границы с Афганистаном, прежде всего в Систане и Белуджистане, то есть в самой крайней юго-восточной иранской провинции, обширной и пустынной.

Великобритания настаивала на том, чтобы Россия взяла на себя охрану персидско-афганской границы в «беспокойном» остане Хорасан, в котором, к слову сказать, компактно проживали много афганцев. Российский военный министр поставил такую задачу перед штабом Туркестанского военного округа в Ташкенте, ответственным за «свой» участок линии государственной границы.

То есть речь шла о создании отдельного экспедиционного Хорасанского отряда, введение которого на персидскую территорию не предусматривалось никакими соглашениями. Но проведения такой спецоперации требовали ситуация военного времени, логика предотвращения появления очага Великой войны на земле Афганистана, который сам к России враждебности не проявлял. Более того, старая Россия и Советский Союз три четверти XX столетия имели в лице нейтрального Афганистана дружественного соседа.

Помимо этого, Лондон предложил установить «наблюдение» по черте, которая, согласно заключенному в 1907 году договору между Англией и Россией, разделяла Персию на две сферы влияния и центральную часть страны. Эта черта, обговоренная дипломатами двух МИДов, проходила по линии: город Ханекен на турецкой границе — город Иезд в центре страны — селение Зюльфагар на афганской границе.

Россию с ее военным присутствием на северо-западе Персии торопила союзная Британия. Впервые такое официальное пожелание было высказано Лондоном в начале июля 1915 года: он хотел силой русского оружия ликвидировать назревавшее «брожение» в нейтральной стране и пресечения любых ее попыток присоединения к врагам Антанты.

Когда стало определенно ясно, что шахская Персия может войти в «согласие» с Германией и Турцией, британское правительство сделало заявление о том, что относительно Персии в условиях идущей Великой войны оно вместе с российским правительством имеет полную свободу действий. Оправданием такому заявлению служило то, что Мировая война «диктовала враждующим сторонам свои условия», далекие от равноправия в межгосударственных отношениях.

Глава российского МИДа С.Д. Сазонов официально предупредил посланника Персии в Петрограде, что после окончания войны Персия подвергнется разделу между Англией и Россией. Это произвело на Персию «очень сильное впечатление», поскольку с единением держав Антанты «шутить не приходилось».

Для России ситуация внутри Персии осложнялась еще тем, что Персидская казачья Его Величества Шаха бригада, которая выделялась в персидской армии своей боеспособностью, в серьезных боевых делах таковой не была. Хотя, с другой стороны, работа русских (казачьих) инструкторов не пропала даром. Равно как и их влияние в шахской гвардии, самой элитной части персидской армии.

Бригада являлась едва ли не единственной военной опорой Султан-Ахмед-шаха, который личной антипатии к России не проявлял. Более того, он был обязан престолом русским офицерам Персидской казачьей бригады. Считается, что он реально оценивал собственную власть, то есть власть династии Каджаров, среди своих верноподданных. Поэтому в принимаемых ответственных решениях шах колебался, порой стараясь из двух зол выбирать меньшее.

Германские резиденты смогли за непродолжительный срок подготовить противовес «шахским казакам». Этой воинской силой стала персидская жандармерия, которая обучалась шведскими (настроенными откровенно прогермански) и турецкими (частично) инструкторами на немецкие субсидии, имела современное армейское вооружение.

И казачья бригада, и жандармерия формировались из местных жителей. По данным английского исследователя Перси Сайкса в его труде «История Ирана», численность «шахских казаков» (то есть шахской гвардии) в 1915 году доходила до 8 тысяч человек (сабель).

Численность персидской жандармерии, разбросанной отдельными отрядами по всей стране, к лету 1915 года составляла 7224 нижних чина (солдат) и 75 офицеров. Из этого числа командного состава 30 были шведами, имелись также немцы и турки. Жандармские команды, как и «шахские казаки», занимались охраной государственных учреждений.

О соотношении этих сил, вроде бы полярных по сути своего создания, в нейтральной Персии генерал-лейтенант Генерального штаба Ю.Н. Данилов высказался в таких словах:

«.. Проводником русского военного влияния в Северной Персии являлась Персидская казачья бригада, издавна находившаяся под командой русского генерала и имевшая в своем составе несколько русских офицеров.

Однако значение ее чрезвычайно уменьшилось с того времени, как в противовес ей для охраны персидских учреждений были сформированы персидские жандармские команды, в которых инструкторами состояли шведские офицеры, симпатизировавшие Германии и способствовавшие успеху ее политики».

Как показали события Первой мировой войны на персидской земле, Казачья Его Величества Шаха бригада не стала на сторону враждебных России сил. Более того, часть ее приняла участие, пусть и малое, в боях против этих сил.

Шахские казаки в 1914–1918 годах занимались охраной дорог, борьбой с разбоями в тылу русского Экспедиционного корпуса генерал-лейтенанта Н.Н. Баратова. Так, в ноябре 1915 года две сотни шахских казаков (при двух орудиях и двух пулеметах) под командованием есаула Мамонова приняли участие в бою при Сенне в Иранском Курдистане. В августе следующего года две сотни персидских казаков действовали против мятежных кочевых племен под городом Исфаганом.

Персидские казаки иногда входили в состав русских экспедиционных отрядов. Так, в октябре 1916 года в составе Курдистанского отряда находились из состава шахской казачьей бригады два орудийных и два пулеметных расчета. Командовал персами войсковой старшина Горбачев.

Когда в остане Гилян создавался для борьбы с местными повстанцами Кючек-хана Энзели-Урмийский отряд, от персидского правительства в его состав вошли две конные сотни и два орудия Персидской казачьей бригады под командованием войскового старшины П.П. Мамонова. Казачий офицер за доблесть на войне в Персии был представлен к ордену Святого великомученика и победоносца Георгия 4-й степени.

К началу июля 1915 года на иранской территории находилось четыре русских воинских отряда — в городах Казвин и Ардебиль, в провинции Хорасан и Азербайджанский. Это было то, что осталось от «секретной Персидской экспедиции» 1909 года и последующих лет. Отряды отличались немногочисленностью, но высоким «качеством» боевого состава.

Казвинский отряд (город Казвин располагался к северо-западу от Тегерана) насчитывал в своем составе полбатальона пехоты, 7 казачьих сотен при 2 орудиях. Всего около тысячи человек.

Ардебильский отряд (город Ардебиль находился вблизи российской границы у Талышских гор) состоял из 2 батальонов пехоты,

3 казачьих сотен при 4 орудиях.

Хорасанский отряд имел в своем составе 4 казачьи сотни, что вполне хватало для контроля ситуации в этом остане.

Ближайшим резервом Казвинского и Ардебильского отрядов мог быть только особый отряд, состоявший преимущественно из конной и пешей пограничной стражи, стоявший на самой российско-персидской границе. Отряд состоял из 3 пехотных батальонов, 11 конных сотен и 2 дружин государственного ополчения (прибывших на усиление охраны границы).

Поскольку немногочисленный Казвинский отряд находился вблизи Тегерана, германская агентура старательно распускала в столице слухи о том, что это все, что Россия может «бросить» в Персию, в страну, где каждое кочевое или полукочевое племя, каждый губернатор провинции имел собственное вооруженное ополчение. То есть под большое сомнение ставились реалии возможностей русского оружия — 1915 год для России действительно не был годом 1909-м.

Помимо этих воинских сил, Россия имела на территории своего южного соседа еще и Азербайджанский отряд генерал-майора Ф.Г. Чернозубова. Он располагался в провинции Западный Азербайджан и прикрывал собой с началом войны тот участок персидско-турецкой границы, который примыкал к территории России. По сути дела, это была восточная оконечность Кавказского фронта. Не будь его, турки могли совершенно беспрепятственно выйти на берега пограничной реки Араке.

Генерал-белоэмигрант Е.В. Масловский в одной из своих работ так описал ситуацию с наличием русских войск на персидской территории к началу Первой мировой войны и развитие событий в ее начале:

«…В Персии, в районе Тавриза и Урмии, по политическим причинам еще в мирное время, с 1910 года, Россия держала значительный отряд. Теперь он состоял из 9 батальонов пехоты, 24 сотен казаков и 24 орудий.

Новую, перед войной образованную 4-ю Кавказскую казачью дивизию и составили эти 24 казачьи сотни.

Задача отряда — наблюдать и обеспечивать направление из Моссула (Турция) на Тавриз и Урмию в Персии и из г. Ван на Умию. Части отряда с небольшими боями постепенно продвигались на запад, к декабрю 1914 года заняли Котур на границе с Турцией, Сарай и Баш-Калу в самой Турции.

Так русские войска проникли во фланг и тыл турецким войскам Ванского вилайета (округа)…»

С началом войны Азербайджанский отряд станет основой для формирования 7-го Кавказского корпуса, оперативной зоной действий которого станут северо-западная часть Персии (так называемый Урмийский район) и сопредельная турецкая территория. То есть здесь шла горная война со всеми ее трудностями.

Азербайджанскому отряду и пришлось принять на себя в Персии первый удар сил турецкой армии. Ситуация в пограничной провинции (остане) Западный Азербайджан осложнилась с началом февраля 1915 года. Германские военные советники из окружения Энвер-паши спланировали фланговый удар через территорию этой самой крайней северо-западной персидской провинции в направлении на нефтеносный Баку. При этом учитывалось, что русский Азербайджанский отряд занял на севере Персии города Тавриз (30 января) и Дильман (на западном берегу озера Урмия).

Передовые отряды турецких войск на персидской земле, пока еще не многочисленные, были разбиты отрядом генерал-майора Ф.Г. Чернозубова еще в январе 1915 года. Сильный бой произошел северо-западнее Тавриза, губернского города остана Восточный Азербайджан.

Турецкое командование решило силами армейского корпуса (две пехотные дивизии с их артиллерией) и отрядами курдской конницы (численность их постоянной в Великую войну никогда постоянной не была) войти на персидскую территорию в районе озера Урмия. Корпус получил название экспедиционного и был сформирован в районе озера Ван из 3-й и 5-й сводных дивизий. Местные курдские племена подкрепили его своими конными ополчениями, которые сводились в полки.

Сводные (пехотные) дивизии формировались на основе жандармских и пограничных батальонов, с началом Великой войны ставших частью султанской армии. Их личный состав был хорошо, профессионально подготовлен к действиям в горах Иранского Азербайджана и сопредельной Турецкой Армении.

Командовал корпусом Халил-бей. Это был дядя султанского военного министра Энвер-паши, который, встретивший Великую войну в чине жандармского старшего лейтенанта. Корпусным командиром был назначен с присвоением полковничьего чина. Генерал-майором (пашой) стал в апреле 1916 года одновременно с назначением командующим 6-й армии, действовавшей в Месопотамии и Персии. Имел известность жестокого человека за кровавые расправы с мирным армянским и айсорским населением в горной Ванской области.

В конце апреля корпус Халил-бея с курдской конницей перешел турецко-персидскую границу. В их планах было наступление через российскую границу по реке Араке на города Елисаветполь (ныне Гянджа) и Баку. Но надо сразу заметить, что это была поистине «наполеоновская замашка».

Вполне возможно, что экспедиционному корпусу Халил-бея удалось бы углубиться в Иранский Азербайджан. Но тут в турецких тылах восстало армянское население вокруг озера Ван. Причиной восстания стало то, что турки и курды почти полностью вырезали свыше 100 селений армян-христиан вокруг города Ван, особенно в округе Шатах. В живых оставляли только молодых женщин, которые уводились в курдские селения.

Почти одновременно антитурецкое восстание подняли айсоры (ассирийцы), проживавшие в горной области Хеккияри, юго-восточнее озера Ван. Они тоже были людьми христианского вероисповедания.

Халил-бею пришлось отрядить на подавление этих восстаний одну из своих сводных дивизий (5-ю) и немалую часть конных курдских отрядов. То есть теперь ему говорить о походе на Елисаветполь и Баку не приходилось. Из Стамбула от него племянник, женатый на племяннице султана, требовал любой ценой удержаться на персидской территории, в горах Иранского Азербайджана.

Генерал-майор Чернозубов, в свою очередь, получил приказ выбить турок с этой территории и тем самым парализовать здесь действия германской и турецкой агентуры, настраивавшей местное население (особенно курдские племена) против русских. В задачу Азербайджанского отряда входило и наступление через границу на направлении западнее озера Урмия.

Чернозубовский отряд получил усиление, основой которого стала 3-я Забайкальская казачья бригада, в составе 3-го Верхне-удинского и 2-го Аргунского полков со 2-й Забайкальской казачьей батареей. Всего: один генерал-майор, 8 штаб-офицеров, 63 обер-офицера, 2550 казаков, 2660 лошадей, 18 орудий и 191 обозная повозка.

Бригада перевозилась из крепости Карс по железной дороге в 13 эшелонах до пограничной станции Джульфа на реке Араке. Оттуда казаки-забайкальцы двигались в Урмийский район походным порядком. Начальнику бригады К.Н. Стояновскому командующим Отдельной Кавказской армии генералом от инфантерии Н.Н. Юденичем 23 апреля был отдан следующий приказ:

«…Вследствие серьезных боев в районе Дильмана вверенная Вам бригада с ее артиллерией назначается в распоряжение начальника Азербайджанского отряда генерал-майора Чернозубова на усиление его войск.

Бригада будет перевезена по железной дороге от Карса до Джульфы. Посадка на железнодорожный транспорт в г. Карсе назначена на 25 апреля с утра, к таковому времени частям бригады должно прибыть к Карсу.

По прибытии в Джульфу Вам надлежит получить указания от генерала Чернозубова, которому Вы должны донести заблаговременно о времени своего прибытия в Джульфу».

Ситуация на Кавказском фронте менялась быстро. Уже 25 апреля, в день убытия казачьей бригады забайкальцев из Карской крепости, она приказом того же Юденича была переподчинена начальнику Кавказской кавалерийской дивизии генерал-лейтенанту Густаву Класс Роберту Шерпантье. Однако районом боевых действий оставался все тот же горный район западнее озера Урмия.

Путь по железной дороге занял двое суток. Выгрузившись на станции Джульфа, бригада в Тавризе присоединила к себе 3-й Кубанский казачий полк, и к 1 мая забайкальцы уже оказались на персидском театре Мировой войны.

В начале мая русские войска на левом крыле Кавказского фронта перешли в наступление. 3-я Забайкальская казачья бригада наступала южнее озера Урмия в направлении города Ван, стоявшего на берегу озера Ван. Вперед были высланы разведывательная сотня казаков-аргунцев и несколько разъездов.

Вскоре разведка, далеко ушедшая вперед, донесла, что в селении Миандоабе находится турецкий отряд численностью до 400 человек, частью конный.

Бригада двигалась вперед, имея ненадежных проводников из числа местных жителей. В горах стояла страшная жара. Источники чистой питьевой воды встречались редко, провианта и фуража, взятого с собой, в полках и батарее имелось «в обрез».

10 мая забайкальцы вышли к реке Джагита-чай. На противоположном берегу на возвышенном месте находилось селение Миандоабе. После двух орудийных залпов шрапнели казачьей батареи и при виде русской конницы, начавшей переходить реку, турки оставили селение и, беспорядочно отстреливаясь, отошли к западу. Сотни 2-го Аргунского полка их преследовали. На поле боя были-найдены два десятка турецких аскеров, у казаков был ранен один человек.

Вперед вновь ушли конные дозоры. У Амир-абада они обнаружили большие силы неприятеля — до 10 рот пехоты, подкрепленных несколькими сотнями конных курдов. Шедший в голове походной колонны 2-й Аргунский полк сделал привал у моста через реку Татаву, ожидая подхода главных сил бригады, чтобы обеспечить их переправу.

Два дня забайкальцы простояли у реки в поисках в этой безлесистой местности средств для переправы через Татаву артиллерии и обозов. Мост через реку был настолько узок и ненадежен, что перейти по нему кони и люди могли только цепочкой. Переправа началась на рассвете, в пять часов утра 13 мая и закончилась уже вечерних сумерках.

В кавалерийском ударе на высотах к юго-западу от селения Миандоаба участвовала кавалерийская дивизия генерала Шерпантье силой в три драгунских и одного полка казаков-кубанцев. Забайкальцы в бою 15 мая находились в резерве, отличившись лишь тем, что взяли у турок в селении Ипдыркаш запасы продовольствия и фуража.

18 мая от Забайкальской казачьей бригады вперед по горной дороге была выслана усиленная разведка: две конные сотни и пулеметный взвод. Казачьим разъездам удалось установить, что впереди находятся части 36-й пехотной дивизии турок и значительные силы курдской конницы.

Удалось установить, что турецкие пехотинцы имели на вооружении 5-зарядные винтовки системы Джамбозар (по образцу винтовки системы Маузер), патроны с остроконечной пулей, из расчета 150 штук на человека при себе и 120 штук в запасе (в обозе). Неприятель имел ручные гранаты (по образцу болгарского офицера Тюфенчиева). Форма одежды была защитного цвета.

Бригада вошла в город Урмия и встала там биваком, пользуясь трофейным провиантом и фуражом. Здесь ожидался подход чернозубовского Азербайджанского отряда. Вперед и на фланги были высланы разъезды от (бурятского) 3-го Верхнеудинского полка. Они то и дело имели стычки с небольшими отрядами конных курдов. Те, обстреляв с вершин гор казаков, тут же скрывались.

Рейд русской конницы (36 драгунских эскадронов и казачьих сотен) с 22 конными орудиями под командованием генерал-майора Чернозубова западнее озера Урмия по территории остана Западный Азербайджан преследовал немаловажную цель — заставить приграничные курдские племена Персии сложить оружие. Демонстрация значительной силы конницы возымела свое действие: полукочевые племена курдов на какое-то время притихли, отказавшись даже от разбоев на горных дорогах.

Обманчивая тишина позволила генералу от инфантерии Н.Н. Юденичу перебросить большую часть усиленного Азербайджанского отряда из северо-запада персидской территории на линию фронта севернее озера Ван. Турецкое командование, делавшее большую ставку на «партизанство курдов в тылу у русских», было неприятно удивлено появлением значительных сил кавалерии противника в горах Турецкой Армении.

Полки и батареи чернозубовского Азербайджанского отряда в новых боях с турками проявили себя с самой лучшей стороны. О напряженности боев в горах с турками может свидетельствовать такой показательный факт. В двухдневном бою 6 и 7 июля казаки 2-го Аргунского полка израсходовали около 26 тысяч патронов.

3-я Забайкальская казачья бригада вновь оказалась на территории Персии в конце июля 1915 года. Она была отведена на отдых после боев у озера Ван. Местом отдыха был назначен город Дильман (там находились тыловые продфуражные склады и санитарные учреждения) на западном берегу озера Ван.

Забайкальцы расположились не в самом небольшом городке, а в верстах 30 от него, у селения Кегнешагр, в местности, где имелись пастбища для лошадей. Конский состав бригады после нескольких месяцев боев в горах нуждался в отдыхе и «ремонте» не менее, чем люди. Так, командир 3-го Верхнеудинского казачьего полка полковник Веттерштрандт в своем донесении по команде писал буквально следующее:

«Вследствие систематического неполучения от интендантства зернового фуража… невозможности приобрести таковой покупкой строевые лошади не кормятся зерновым фуражом около месяца… при настоящей усиленной службе полка число лошадей, способных к работе, в скором времени выйдет до минимума — полк в конце концов будет не способен нести службу».

Бригадный начальник генерал-майор К.Н. Стояновский делал все от него возможное для восстановления боеспособности казачьих полков и артиллерийской батареи, поскольку последние недели люди сражались на пределе своих возможностей. Но его, пожалуй, более заботило состояние конского состава, без которых конники могли обратиться в пехоту. Которой, к слову сказать, на войне в горах «без лошадей делать было нечего». Стояновский докладывал выше:

«…Во 2-м Аргунском полку годных к походу лошадей — 108; неудовлетворительных, нуждающихся в отдыхе не менее месяца — 270; нуждающихся в отдыхе не менее 2 месяцев — 97 и негодных— 178.

В 3-м Верхнеудинском полку первых — 73, вторых — 238, третьих — 115, четвертых — 219; в штабе бригады в той же последовательности — 21, 33, 5, 12. В это число включены все лошади — строевые и обозные.

В батарее все артиллерийские лошади негодны…

Требуется ковка лошадей, а запаса подков нет…»

Бригада, расположившаяся на непродолжительный отдых у Дильменда, спокойной бивачной жизни не знала. Полторы казачьей сотни были задействованы на постах «летучей почты». Постоянно выделялись конвои для охраны транспортов и сопровождения начальствующих лиц. Много людей приходилось выделять на заготовку топлива и для прочих хозяйственных нужд.

Отдых на войне для людей, уставших морально и физически, материально плохо обеспечиваемых, порой негативно сказывался на состоянии воинской дисциплины и организованности. То есть речь шла о прозе любой войны во все времена и эпохи. В силу этого генерал-майор Стояновский отдал полковым командирам приказ такого содержания:

«…Ячмень для лошадей дробить на мельницах…

Отточить шашки и не рубить ими дрова…

Немедленно пополнить недостающие пики…

Пересмотреть вьюки, захламленные казаками, все, обременяющее коня, безжалостно выбросить, уложить седельные подсумки…

Соблюдать, чтобы казаки всегда ходили в поясах…

В Дельман уволнять только командой с ответственным старшим и по записным сотенных командиров, неблагонадежных в пьянстве совсем не увольнять».

Для поддержания воинского порядка и дисциплины приходилось принимать и «хирургические меры», которые популярными назвать никак было нельзя. Был наказан «за развал сотни» 14 сутками домашнего ареста сотенный командир 3-го Верхнеудинского полка подъесаул князь Ухтомский. Все младшие командиры этой сотни — урядники и вахмистры были разжалованы в рядовые и переведены в другие подразделения. На их места были назначены «добросовестные казаки».

На бригадное начальство во время отдыха у Дельменда свалилась еще одна дисциплинарная «беда». Из-за отсутствия дров для приготовления пищи «по своей безграмотности» казаки спиливали и рубили шашками на дрова телеграфные столбы. Связисты ставили новые столбы, которые исчезали в следующую же ночь. С этой «бедой» удалось справиться только отданием под суд казаков, уличенных в таком способе добывания топлива.

В начале августа отдых у Дильменда для бригады, которой придавались две добровольческие армянские дружины, закончился с получением приказа сосредоточиться в селении Кегнешагры. Турецкие войска грозили новым вторжением в Иранский Азербайджан, а местные курдские племена опять взялись за оружие.

Чтобы исключить внезапное появление перед собой неприятеля, от бригады в боевое охранение был выделен сводный отряд есаула Мыльникова. Ему предписывалось выступить к селению Хаптиану для наблюдения за Бажергинским ущельем, через который должна была прорываться с гор в Урмийский район курдская конница. Однако боевые действия на этом направлении возобновились только в середине сентября.

Постоянно велась разведка в горных районах. Для этой цели использовались казачьи разъезды. Большую помощь оказывали добровольцы айсоры, отважно «ходившие» по вражеским тылам. Так было установлено передвижение больших турецких сил на Багдад — на юг Месопотамии против англичан и к границам Персии.

В это время в экспедиционных войсках стали делать противотифозные прививки. Люди плохо переносили их. Вспышки эпидемии тифа в ряде мест приводили к тому, что отдельные воинские части «отбывали карантин».

Протурецкая активность курдских племен в остане Западный Азербайджан в начале осени 1915 года стала проявляться в Урмийском районе, близ города Ушпуэ. Туда выступил сводный отряд в составе трех сотен казаков-забайкальцев и кубанцев с пулеметным взводом. Русскими войсками занимается город Урмия.

С конца декабря столкновения с отрядами конных курдов стали, но сути дела, каждодневными. Обстреляв казачьи отряды, курды обычно скрывались в «бесконечном хаосе гор». Преследование нападавших в родных для них местах результата не давало.

Однако когда такие нападения курды совершали вблизи своих селений, то в таких случаях о бегстве они помышляли не часто. Горные селения оборонялись стойко, и казачьи разъезды одерживали верх зачастую тогда, когда получали подкрепление.

Показателен в этом отношении бой казачьего разъезда прапорщика Павла Судакова из 3-го Верхнеудинского полка. 1 ноября разъезд у горы Бейзан подвергся нападению конного «скопища куртинцев» и был окружен. Однако казаки уже отменно владели тактикой конного боя в горах и, используя складки местности, без потерь вырвались из окружения.

В Иранском Курдистане русским приходилось постоянно сталкиваться с азиатским вероломством и коварством неприятеля. Воинственные курды в своих домах могли встретить «неверного» со всем гостеприимством. Но стоило тому только-только покинуть этот дом, как гость часто становился «объектом вооруженного нападения».

Когда казачьи разъезды проходили через вроде бы «мирные» курдские селения, им при всяком удобном случае стреляли там в спину. Или обстреливали с тыла сразу после того, как казаки оказывались за сельской околицей.

Казаков ожесточали не только предательские действия местных жителей — курдов, которые «постоянно» заявляли о своем миролюбии и дружественном отношении к русским военным. Те постоянно подвергали попавших в их руки пленных (обычно раненых) и тела убитых противников самым жестоким истязаниям и надругательствам.

В кампании 1915 года большую известность для русских войск в Персии получил бой у курдского селения Софиан, происшедший 2 ноября. Собственно говоря, этот бой был, «как две капли воды», схож с подобными вооруженными столкновениями в горах Иранского Курдистана. Дело обстояло так.

Казачий разъезд хорунжего Николаева при следовании дорогой через селение Софиан был встречен местными курдами с белыми флагами и заверениями в том, что они против русских не воюют. Но сразу же за селением казаки подверглись нападению отряда конных курдов, в четыре раза превосходивших их по численности. Разъезду, занявшему возвышенное место, пришлось начать огневой бой с атакующими всадниками.