Перстень Мага

Глава третья

Свежая прохлада раннего утра ласкала открытую шею, вливалась в горло родниковой водой, дразнила запахом спелых плодов и влажных листьев. Солнце, едва показавшееся над городской стеной, еще не успело высушить росу и накалить камни мостовых. Конан, жмурясь от удовольствия, вдыхал живительный воздух, подставлял легкому ветерку грудь. Распахнутая рубаха из тонкого полотна надувалась на спине пузырем, варвар шел не спеша, и со стороны казалось, что беспечный черноволосый гигант полностью занят приятными мыслями — то ли о возлюбленной, которую только что покинул, то ли о приятелях, ждущих его в ближайшей таверне…

Но ни возлюбленная, ни приятели не волновали сейчас Конана: глазами, привыкшими мгновенно замечать все вокруг, он незаметно скользил по лицам, разыскивая в толпе, запрудившей площадь, дурачка Исона.

Ворота уже были распахнуты. Как и каждое утро, скрипели несмазанные колеса повозок, ржали лошади и вопили погонщики. Стражники со звоном ссыпали монеты в кошели, а писец, еле поспевая, записывал, с кого сколько получено.

Громкий хохот, раздавшийся неподалеку, привлек внимание киммерийца. Обойдя пару сцепившихся повозок, он раздвинул плечом смеющихся купцов и слуг, хватавшихся за животы.

Посреди толпы, уворачиваясь от летевших в него камешков и дынных корок, приплясывал человек в женском грязном халате. Тощий и долговязый, в шароварах, едва доходивших ему до щиколоток, в стоптанных туфлях, хлопавших по черным растрескавшимся пяткам, он прыгал и приседал, пытаясь поймать мальчишек, с визгом и хохотом осыпавших его объедками.

Заложив руки за пояс, Конан остановился за спиной толстого купца и быстро огляделся. В толпе напротив, около крытой повозки, мелькнуло смеющееся лицо Гайяра, и хитрый золотистый глаз подмигнул киммерийцу. Да, мальчишка смышлен, сразу все понял. Дальше пусть действует сам. И Конан скрылся в толпе, прихватив заодно увесистый кошель, болтавшийся на поясе хохочущего купца. Теперь ему легче будет смеяться! А тощий человек все скакал в центре небольшого круга, нелепо размахивая руками и осыпая проклятиями нахальных мальчишек:

— Ах вы, мерзкие отродья! Да падет на вас чума, на вас и на ваших матерей! Эти негодные твари, как видно, грешили с кем попало — с ослами, шакалами, змееголовыми демонами и городскими стражниками! Ну, попадись только мне, ты, шелудивый щенок,— завопил он, пытаясь поймать шустрого мальчугана, угодившего ему в лицо гнилым абрикосом,— попадись только в мои руки, и я тебя отделаю так, как отделал старый писец своего сына! Да, писец — это человек, достойный уважения! А-а-а, опять, опять!

Гайяр со смехом смотрел на его прыжки и гримасы, на то, как он подтягивал дряблые щеки к самым глазам, обнажая кривые желтые зубы. Бегающий взгляд дурачка Исона не останавливался ни на одном предмете, ни на одном лице, а костлявые руки тщетно пытались поймать мальчишек, скакавших вокруг безумца, как обезьяны.

Один из купцов, смахивая с глаз слезы и все еще смеясь, потянул Исона за рукав замызганного халата, приглашая подойти к своей повозке:

— О почтенный, твои слова полны великого смысла! Поистине, эти шалопаи, что скачут за твоей спиной — порождение грязных шлюх, а уж кто были их отцы — про то лучше всего известно Нергалу! — И он подмигнул своим товарищам, предвкушая большую потеху.— Но ведь мудрые всегда терпели гонения и побои, разве не так?

Исон опасливо покосился на мальчишек и, погрозив им кулаком, подошел поближе к купцам:

— Да, почтенный лекарь, ты прав! Мудреца сразу можно отличить от остальных! Только хитрецы и пройдохи получают в награду золото, нашептывая государям всякую чепуху, от которой разрушаются царства! А мудрому достаются в удел синяки и шишки да еще смех глупцов! Так-то вот, лекарь!

— А почему ты называешь меня лекарем? Я — купец, у меня целый обоз дорогого товара, и вдруг — лекарь! Нет, мудрейший, тут ты дал маху! — И купец нахмурился, увидев, что теперь смеются уже над ним.

— Так ты купец? Вот ведь как можно ошибиться! — Дурачок подпрыгнул и стал рвать на себе волосы.— А я-то, ничтожный, принял тебя за лекаря Маруфа, что живет у Большой Лестницы! Нет, нет, не шути, ты и вправду Маруф! Только он так небрежно красит бороду, что половина волос черна, как сажа, а половина — пегая, как у старой собаки! Но если ты и вправду купец, то прими совет мудреца: подмолоди себя получше, чтобы женщины и девушки покупали товары только у тебя, а не у других торговцев! Будь я женщиной, я бы зашел в лавку только к такому молодцу! — Городской сумасшедший повернулся к молодому безбородому купцу.— Э-э-э, но, похоже, я опять ошибся! Ведь ты — ленивый сын того самого писца, разве не так?! — И дурачок опять запрыгал, скалясь и закатывая глаза. Мальчишки, только что шептавшиеся за его спиной, куда-то делись, и народ придвинулся поближе, чтобы послушать занятные речи. В Шадизаре, как, наверное, и в других местах, любили сумасшедших: язык у них часто бывал подвешен неплохо, да и денег за развлечение никто не требовал…

Но Гайяр, стоявший неподалеку, прекрасно видел редкие пронзительные взгляды, что кидал этот тощий человек на ватагу мальчишек, и они, повинуясь беззвучным приказам, то затихали, то начинали орать и швырять гнилые корки. А сейчас юнцы, словно позабыв о своей забаве, юркнули в толпу и исчезли за спинами зевак. Гайяр с интересом смотрел, как, толкая то одного, то другого, шустрые сборщики базарной подати ловко облегчали тугие пояса и срезали кожаные кошели. Мальчишки, пощипав зевак, скрылись между повозками. Шадизарец хмыкнул — да, богатые купцы сегодня недосчитаются кое-чего из привезенных товаров! Зато они потешатся вволю, смеясь над речами дурака! Ох и ловкач же этот Исон!

Молоденький купец вспыхнул жарким румянцем, его руки невольно сжались в кулаки. Теперь уже с облегчением засмеялся купец с крашеной бородой, радуясь, что его оставили в покое:

— Ну, какой же он сын писца! Он — сын старого Шатура, свет его очей, единственный наследник!

— Ох и хлопотное же это дело — быть купцом! — Исон прислонился к тюкам и задумчиво поскреб грязную шею.— А вот был бы ты сыном писца, научил бы он тебя уму-разуму! Вот послушай, что он говорил своему лоботрясу, охаживая его розгой: «Писец в столице подобен мыши в амбаре — никогда не пропадет!» И правда, какое ремесло может по выгодности равняться с искусством писца! Конечно, ученикам, этим бездельникам, только и мечтающим, как бы нажраться и напиться вина, приходится изрядно попотеть, пока они до тонкостей освоят это ремесло, но розга, божественный прут в руке терпеливого учителя, в конце концов выбьет дурь из непутевых голов… Да, купец, и этим скверным мальчишкам тоже не помешала бы розга… Розги, розги, дайте мне розги! Я спущу с них шкуру, с этих маленьких мерзавцев!

Исон опять задергался, в уголках губ появилась пена, дрожащие руки, пытаясь схватить невидимого врага, вцепились в полу парчового халата молодого купца. Тот в испуге попятился и чуть не упал под колеса повозки. Его товарищи, не желая так быстро кончать развлечение, оторвали цепкие руки дурачка от халата, и старый купец, пряча в усах усмешку, почтительно спросил:

— О мудрейший, не продолжишь ли ты свой рассказ о выгодах столь доходного ремесла? Быть может, тогда я отдам своего сына в учение…

— Ремесла? Какого ремесла? Нет, не отдавай, не отдавай своего сына в ученики к лекарю, он такой мошенник! Если у тебя заболит ухо — он вырвет зуб! Пускай твой сын лучше станет писцом! Ведь посмотри, почтенный, какие муки терпит строитель — ему приходится лазить по стенам, подобно обезьяне, рваному, грязному, в синяках! А садовник?! С утра до вечера надрывает он свой пуп, таская на себе мешки с землей и сосуды с водой для полива… А возьми купца?! Тьфу, какое скверное дело — быть купцом! Бросать свой дом, молодую жену, чтобы тащиться неведомо куда, жевать сухой кусок, пить тухлую воду… Купца жрут комары, на ночлеге могут ужалить змеи, на реках подкарауливают крокодилы. А потом еще и разбойники отберут добро, и хорошо еще, если голову оставят! Зато что за чудная работа у писца! Нет писца, не имеющего ежедневных подарков, а сколько чести в его труде! Ты, купец, скажи своему сыну — ведь он таков же, как и все! — скажи, чтоб сторонился он приятелей, кто шлындрает по тем местам, где подают вино! Стоит только увлечься, как станет он, украшение твоих седин, подобен хромоногому ослу, топору без топорища! Гнусней нет зрелища, чем юнец, пропахший вином, распустивший слюни, сидящий в обнимку с непотребными девками, глядя на их нагую срамоту! Тьфу!

Зеваки, которым наскучила болтовня неугомонного Исона, стали потихоньку расходиться по своим делам. Купцы, посмеиваясь, направили повозки в сторону базарной площади, а дурачок с горящими глазами все стоял, размахивая руками и убеждая невидимых слушателей:

— А если не станет он учиться прилежно — то быть ему простым крестьянином. Что может быть ужаснее такой участи?! Только и гляди, чтобы половину урожая не сожрали черви, а другую не потоптали свиньи. Гоняйся за воробьями, портящими посев, мышами, саранчой. А скоро явятся сборщики налогов… Если не заплатишь, то палками побьют, вниз рожей бросят в яму с нечистотами! Зато взгляни-ка на писца! Его никто не станет бить — напротив, он будет с листом для записей стоять и наблюдать за тем, как потрошат других, да насмехаться! Ведь ему, писцу, налоги незнакомы!

Да, если твой сын выучится на писца, то станет благодарить тебя всю свою долгую и счастливую жизнь! Ведь писец в столице — меня не слышат стражники? — писец в столице поважнее короля!

Последние повозки, прогромыхав, скрылись за поворотом. Стражники достали кости и расположились на ступенях крепостной башни у ворот, за игрой поджидая купцов. Исон опустил руки, потряс взлохмаченной головой и, широко зевнув, направился в тень около стены. Гайяр, наблюдавший за ним из-за широкого уступа, вышел, лениво огляделся и тоже направился к островку тени. Не глядя на дурачка, рывшегося в ветхой суме, мальчик достал свои припасы: то, что сгреб со стола перед уходом из таверны. Тесто с запеченной курятиной вкусно захрустело у него на зубах. Исон, завистливо покосившись, вытащил черствую лепешку и кусок несвежего сыра с налипшими ворсинками. Его ноздри затрепетали, учуяв аппетитный запах мяса, кадык на тощей шее заходил туда-сюда. Гайяр мог поклясться чем угодно, что заплесневелый сыр застревает у Исона в глотке. Порывшись в своей суме, он вытащил большой кусок баранины и протянул соседу:

— На, базарный мудрец, поешь! Жаль, что мне больше нечем заплатить тебе за удовольствие от твоих разумных слов! — Оборванец метнул на Гайяра быстрый взгляд, и тут же глаза его снова забегали, губы затряслись, а протянутая к мясу рука остановилась на полдороги.

— Да брось ты! Я эти штуки знаю! Ты такой же сумасшедший, как я — писец! Ха-ха! И не пускай пену изо рта, лучше выплюнь-ка корешок суходи, а то испортишь вкус мяса. Конечно, если пожевать корень подольше, то сможешь плеваться не хуже верблюда, но ведь сейчас на тебя никто не смотрит!

Исон сплюнул и, косясь на шадизарца хитрыми пронзительными глазами, вцепился в мясо. Он обглодал кость в мгновение ока и снова уставился на мальчика:

— Что-то я тебя тут раньше не встречал, а уж я, кажется, в Шадизаре каждую кошку знаю… Ты' что, пришлый? Откуда?

— Ну, вот это разговор… Хочешь еще? Бери, бери, я с вечера так наелся, что больше не могу съесть ни крошки! — И Гайяр протянул пирожок.— Ха, а здорово ты плел про писцов да лекарей, купчишки так уши и развесили! А приятели твои их порядком ободрали: я стоял и любовался — чистая работа!

— О-о, да ты, я вижу, понимаешь толк в нашем деле! Но то, что ты в нашем городе новичок,— это я сразу понял.

— Что делать, весь век на одном месте не просидишь, особенно если это Хифора… Но какое-то время и там было неплохо, пока…— Гайяр отвернулся, словно не желая продолжать.

Исон с интересом вытянул шею:

— Хорошо знаю Хифору, приходилось бывать! Обычно там отдыхают караваны торговцев, закупают еду и вино. Да, там есть чем поживиться! Конечно, это не Шадизар и не Аренджун, но жить можно… Так что тебя заставило покинуть столь благословенное место? Промышлял бы себе и промышлял!

— Да, знаешь, как-то скверно все получилось… Я с малых лет остался один, и меня подобрал Гиш, бывший портной, он обучил меня своему ремеслу, а потом, благодаря моим способностям, я быстро перешел от «пришивания» к «отрезанию». Он, мой учитель, приходил в восторг, когда видел, какие я творил чудеса. Ни разу не случалось, чтобы кто-то, повесив кошель на шею или припрятав в поясе, не расстался с ним, если того желала моя душа. Пальцы прощупывали, а заточенный диск срезал вещицу так незаметно, что за все время меня ни разу не приперли к стене, ни разу не накрыли стражники и не донес на меня ни один человек… Старый Гиш, глаза которого уже покрылись старческой мутью, часто говаривал: «Надо тебе, малец, перебираться в Шадизар! Только там ты сможешь показать, на что способен! Чему я не научил — Повелитель Хитрецов научит! Ты только скажи, что тебя послал старый Гиш, он тебя примет, как родного!» — Мальчик замолчал, задумчиво отщипывая крошки от пирога и бросая их вечно голодным воробьям.

— Я вижу, ты так и сделал, малый?

— Нет, я не собирался идти в Шадизар, мне и в Хифоре было неплохо, к тому же Гиш заменил мне отца… Сидел бы тихо, а я бы прокормил и себя, и его, так нет, понесло старика на площадь поглядеть на богатый вендийский караван! Говорил ему — не ходи, добром не кончится… Так оно и вышло!

— Попался? Ну, не завидую!

— Да уж чему завидовать! Тамошние купцы давно на него зуб имели, а тут такая удача — прямо за руку схватили, когда он надрезал тюк. Тут же стражники с ним и разделались — отрубили сначала руки, потом за ноги привязали к жеребцу и протащили вокруг площади… Народ хохотал и швырял в него камни, а я стоял у стены и плакал, как… как ребенок… А потом ему отрубили голову. Я больше ни мгновения не оставался в Хифоре, тут же вышел за ворота и направился в сторону Шадизара. Теперь вот сижу рядом с тобой и думаю — как в таком большом городе мне найти Повелителя Хитрецов? Наверное, он живет в одном из этих богатых домов с крышей, покрытой красной черепицей? Или в каком-нибудь дворце?

— Ха-ха-ха, да ты хоть и мнишь себя изрядным вором, все-таки еще простофиля и деревенщина! Во дворце, вот сказанул-то! Ну, не хмурься, тебе просто повезло, что встретил меня! Ты думаешь, я кто? Дурачок Исон? Конечно, для дураков и я — дурак, а для ловкача Шафраста — лучший друг и главный советник! Если тебя к нему приведу я, то Повелитель Хитрецов отнесется к тебе неплохо, гораздо лучше, чем если бы ты пришел к нему сам… Может быть, даже освободит тебя от испытания! Спасибо скажешь мудрому Исону!

— Да я… Да я прямо сейчас готов отблагодарить тебя! Вот, возьми этот кошель, я снял его, когда ты смешил купцов, и он поистине твой! Так когда же ты отведешь меня к Повелителю Хитрецов?

— Сегодня вечером… Как тебя кличут? Я ведь должен знать, о ком говорю. И как там звали твоего подслеповатого благодетеля?

— Мое имя — Гайяр, Гайяр из Хифоры, а мой приемный отец — старый Гиш…

— Ну ладно, когда солнце зайдет за городскую стену, встретимся здесь же… А пухленький кошель ты срезал, чистая работа! Пойду пока на базар, меня там тоже ждут и любят…— Исон поднялся, отряхнул с колен крошки и, не оглядываясь, поплелся через площадь. Солнце уже припекало вовсю, и скудная тень у стены почти совсем съежилась. Гайяр встал и отправился бродить по городу — незнакомое место необходимо изучить получше, вдруг придется уносить ноги…

Он потолкался по базару, издалека посмотрел на богатую лавку купца Расата, прошелся по широким улицам, мощенным гладким камнем и политым водой. За высокими стенами вздымались к небу стройные тополя, соперничая с белыми башнями роскошных дворцов. А дальше — опять пыльные улочки, грубый серый камень невысоких заборов, узкие калитки и ворота с незатейливой резьбой,— добротные дома ремесленников. И вдруг, как видение, за поворотом — белая стена и сияющий позолоченный купол. И опять в воздухе плывет запах распустившихся роз, а под ногами узорные, политые водой плиты.

К вечеру Гайяру уже казалось, что он пешком проделал путь от Аренджуна до Шадизара — так ныли усталые ноги, так запеклись губы от жажды. Выпив у бродячего торговца пару кружек красного вина, изрядно разбавленного водой, он поплелся к городским воротам. Солнце еще только коснулось края стены, и Гайяр с облегчением сел на теплую землю, вытянув усталые ноги. Стражники негромко переговаривались, готовясь запирать ворота. Площадь была пуста.

Надвинув шапку по самые брови, Гайяр прислонился к стене и прикрыл глаза. Он знал за собой это свойство — если посидеть вот так, в тишине и покое, совсем недолго, то усталость уйдет, а тело снова будет полно сил, словно после ночи крепкого сна…

Гайяр прекрасно расслышал легкие крадущиеся шаги, и сквозь полуопущенные ресницы увидел ноги в рваных туфлях. Короткие штаны, тощие лодыжки — это пожаловал дурачок Исон, чтобы сдержать свое слово.

Мальчик сидел неподвижно, притворяясь спящим, а Исон присел на корточки, и худая рука с длинными пальцами осторожно потянулась к поясу Гайяра — похоже, его новый покровитель хотел вознаградить себя сверх предложенного. Не открывая глаз, Гайяр негромко рассмеялся:

— Я вижу, ты хочешь разбудить меня, добрейший Исон? — Янтарные глаза широко раскрылись, и юноша с простодушной улыбкой взглянул вверх.— О, да солнце уже почти опустилось за стену, и нам, наверное, пора идти… Но прежде я охотно бы промочил горло, по вечерней-то прохладе! А как ты думаешь, когда лучше пить — утром, днем или вечером?

Гайяр вскочил и, поправив шапку, весело уставился в хитрые зеленые глаза Исона.

— Я вижу в тебе, юноша, склонность к размышлению и охотно поделюсь своим опытом, пока мы идем в одно местечко… Тут совсем близко, но я успею просветить твой разум! — И, размахивая руками, как будто его слушала целая толпа зевак, он начал: — Вино, мой мальчик, может быть другом, а может оказаться и врагом, особенно в нашем ремесле… Одна-две кружки ранним утром обострят твои глаза, сделают чуткими уши, уймут дрожь в руках, особенно если вчера… Ну, ладно, это я так… Но остерегайся пить вино днем, в жару, иначе не видать тебе удачи! Глаза и уши тебя обманут, руки предадут, а сам ты только и будешь бегать в кусты, вместо того чтобы прилежно работать! Запомни, мальчик, пополудни лучше выпить две большие кружки кислого молока, чем одну маленькую — вина! Но вот наступает вечер, все дела сделаны, можно забыть о тревогах и заботах до утра… И тут вино становится твоим лучшим другом! Правда, оно, как и лучший друг, может подложить тебе свинью. Не удивляйся, если наутро ты проснешься без кошелька, без новых сапог, без рубахи! Зато тебе было хорошо, ведь так? Ну, ты, наверное, уже понял, что наступило лучшее время, чтобы выпить! Эй, куда ты разбежался, нам сюда!

Исон спустился по нескольким щербатым ступенькам и толкнул обшарпанную дверь невзрачного дома:

— Лучшее заведение на этой улице! По пути к хитрецу Шафрасту я всегда сюда заворачиваю. Ну, новичок, ты угощаешь!

Когда они покинули веселый подвальчик, облегчив пояс Гайяра на несколько монет, солнце уже зашло. Зеленоватое небо украсилось первыми звездами. Черные силуэты башен и раскидистых деревьев обступили узкую улочку.

Гайяр шел той же дорогой, что и вчера, но теперь он не прятался и не жался по стенам. Исон брел впереди, и старые туфли громко хлопали задниками по мозолистым пяткам. То и дело их обгоняли фигуры, закутанные в широкие плащи. Обменявшись с дурачком несколькими тихими словами, они бесшумно скрывались в темноте. Нагревшаяся за день бурая жижа, наполнявшая глубокие канавы, источала невыносимый смрад. Гайяр невольно зажал рукой нос. Словно увидев его жест, Исон ехидно засмеялся:

— Что, не нравится? Привыкай, дружок, привыкай! Главное, шадизарским стражникам тоже не нравится вонь здешних канав, так что они обычно сюда и носа не кажут… В каждой вещи, мальчик, есть две стороны, хорошая и плохая, так вот и в этом дерьме…

Они не спеша подошли к знакомым воротам. Исон тихонько свистнул, и тут же от забора отделился часовой:

— Кто это? Исон, ты, что ли?

— Конечно, я! А ты, похоже, спишь у ворот, если не узнаешь меня по походке! Ну ладно, смотри в оба, а то Шафраст велит приласкать тебя таргоной! Ты, мальчик, знаешь, что такое таргона? — обернулся он к Гайяру, и его зеленые глаза сверкнули, как у кошки.— Это такой сыромятный ремень с шипами и крючьями. Наматываешь один конец на руку, другим с размаху лупишь по голой спине — р-раз, два, тр-ри! Мясо летит клочьями, кровь брызжет во все стороны, зато кости целы. Здорово, правда? И запоминается надолго…

— А кто это с тобой? Он не из наших, я даже в темноте это вижу!

— Это мой друг, достойный лицезреть Повелителя Хитрецов. Я думаю, он-то не будет терять времени, стоя у ворот! Его, похоже, ждут крупные дела — или я, Исон, совсем уже ослеп! Ну, не зевай, и чтоб ни одна чужая собака сюда не забежала! Пошли, Гайяр!

Сторож, что-то ворча себе под нос, повернулся к воротам. Они пересекли широкий двор, приближаясь к таверне. Гайяр шел немного позади Исона, уверенный, что киммериец следит сейчас за ними откуда-нибудь из-за кустов или кучи ветхого хлама. И от этого парню сразу стало легче, сердце, вдруг гулко забившееся в груди, немного успокоилось… Сейчас, через несколько мгновений, он увидит человека, ненависть к которому родилась вместе с ним. Он должен победить, должен утолить эту ненависть, чтобы жить дальше свободным, не ощущая больше в груди ее иссушающего пламени…

Исон толкнул дверь, и они вошли в просторное помещение с несколькими длинными столами. Таверна как таверна, грязная и закопченная, подобная любой другой, где не бывает богатых гостей, а толкутся лишь веселые голодранцы. Так же кисло пахнет разлитым вином, так же несет пригорелым луком… К ним, почтительно сгибаясь в поклоне, подбежал пухленький человечек. Клочки пегих волос беспорядочно торчали на плешивой голове, за ушами, под носом и на подбородке. Гайяр чуть не прыснул со смеху — уж очень он был похож на недощипанную курицу. Как там его называл Конан? Облезлый Гамар? Пожалуй, лучше не скажешь!

Между тем Исон, пошептавшись с хозяином, потянул мальчика за рукав и усадил в дальнем углу, где пока еще никого не было:

— Подожди здесь, малец, а я пойду замолвлю за тебя словечко! Можешь чего-нибудь выпить, но не вздумай напиться!

Гайяр остался один. Исон теперь лишь нелепой одеждой напоминал базарного придурка. Этот пройдоха с лицом, исполненным достоинства, важной походкой направился к широкой двери в глубине зала, около которой, обнажив мечи, стояли два дюжих зембабвийца. Их вытаращенные глаза с ослепительными белками, приплюснутые носы, вывороченные губы, черные обнаженные торсы с громадными буграми мышц производили устрашающее впечатление. Здесь, среди скопища разношерстных бродяг и воришек, они казались зловещими демонами, только что вылезшими прямо из бездны. Исон, даже не взглянув на безмолвных великанов, скрылся за тяжелой дверью.

Вздохнув, мальчик отвел глаза. Он не любил черных наемников, они казались ему тупыми и слишком злобными. Ну, охранять покои вельмож или переть напролом в драке — на это чернокожие вояки еще годились: такие легко могут напугать слабого духом противника… Однако гораздо интереснее было рассматривать подданных Повелителя Хитрецов, тем более что из своего угла он легко мог это сделать, не привлекая ничьего внимания.

Ближе всех к двери, за которой скрылся Исон, сидели три старца весьма почтенного вида: благородные седины, бархатные шапки без лишних украшений, добротные халаты — они выглядели как богатые купцы, ушедшие от дел, к мудрости и совету которых прибегают те, кто помоложе. Перед ними стоял большой серебряный кувшин, чеканные кубки, свежие тонкие лепешки и гора фруктов на овальном блюде. Старики негромко переговаривались, мелкими глотками прихлебывая вино и отщипывая виноградинки от сизой кисти. Изредка они бросали взгляды, полные тревоги и ожидания, на дверь, охраняемую чернокожими гигантами.

Неподалеку от них сидела стайка чумазых мальчишек. Рядом, на полу, сваленные в кучу, лежали корзины и грязные мешки. Это были разносчики, которые за мелкую монетку готовы отнести что угодно и куда угодно, хоть на край света. Они довольствовались глиняным кувшином с пивом и простыми обливными кружками, жадно поглощая хрустящие хлебцы с запеченным сыром. Изредка кто-нибудь из них, раззадорившись, начинал громко рассказывать о своих дневных похождениях, но остальные, косясь на дверь, тут же останавливали его, безжалостно пихая локтями.

Да, весельем тут и не пахло… Все собравшиеся под крышей этой странной таверны словно настороженно ждали чего-то, поглядывая на плотно закрытую дверь. Негромкий гул голосов и приглушенный смех изредка прерывало треньканье струн — это одноногий оборванец, примостившись прямо на полу, возле столба, поддерживающего потолочные балки, задумчиво наигрывал на дзуре, не забывая прикладываться к кувшину, стоявшему рядом.

Гайяр успел разглядеть еще нескольких молодцов за крайним столом в уголке, угрюмо шептавшихся о чем-то, забыв про блюдо с жареным мясом, когда кто-то осторожно похлопал паренька по плечу:

— Это ты — Гайяр из Хифоры? Ступай за мной, Повелитель Хитрецов ждет тебя! — Карлик с большой головой, кривыми ножками и маленькими, как у ребенка, ручками стоял рядом и смотрел на мальчика грустными черными глазами.— Ну, что сидишь? Пошли, пошли! Повелитель Хитрецов ждать не любит!

Он вразвалку пошел вперед, то и дело оглядываясь на Гайяра. Тот поднялся и, провожаемый тяжелыми взглядами, нерешительно пошел следом. Сердце снова несколько раз гулко стукнуло в груди, голова закружилась, но лицо Рафалы, на мгновение вставшее перед его глазами, привело Гайяра в чувство. Сейчас… сейчас он увидит его… сейчас!

Сделав несколько шагов вслед за карликом, шадизарец от удивления невольно широко раскрыл глаза. Поистине, никогда не знаешь, что может скрываться за бурыми стенами убогих домишек, в зловонных трущобах, среди мусора и отбросов!

Просторная комната, куда он попал, поражала вызывающей роскошью убранства, особенно после грязного зала таверны с грубыми столами и простыми лавками. Всего несколько шагов отделяло одно от другого, и тем разительнее был контраст. Там, где пили и ели шадизарские попрошайки и воры,— глинобитный пол, голые стены, беленные известкой, и почерневший от дыма потолок.

Здесь — узорный деревянный пол, длинный зелено-коричневый ковер от двери до возвышения, на которое Гайяр старался пока не смотреть, стены, затянутые дорогими тканями… Резные столбы подпирали балки из розового кедра, с потолка свисали бронзовые кованые светильники столь тонкой работы, что они могли бы украсить дворец какого-нибудь князя…

Наконец мальчик взглянул прямо перед собой. На невысоком возвышении, в золоченом кресле с подлокотниками в виде рычащих львов, сидел человек. Из-под полы его распахнутого парчового халата виднелись ноги в зеленых шелковых шароварах, заправленных в сапоги из тонкой юфти; одна нога нетерпеливо притопывала по мягкому ковру.

Мальчик нерешительно поднял глаза и встретился с жестким насмешливым взглядом. И словно по волшебству, вся его робость,. весь страх куда-то исчезли. Теперь-то он понял, чего страшился, что заставляло так сильно биться сердце! Он боялся, вдруг хитрец Шафраст понравится ему, а ненависть и жажда мести сменятся… Нет, ничем они не сменятся! Гайяр, оправившись от внезапного замешательства, сделал еще пару шагов вперед, смело глядя в глаза Повелителя Хитрецов. Тот тоже разглядывал мальчика с интересом. Его властное лицо в обрамлении черных с сединой волос и густой бороды постепенно меняло выражение. Взгляд немного смягчился, губы дрогнули в улыбке:

— Так ты — Гайяр из Хифоры, и ты хотел меня видеть? Тебе повезло: мошенник Исон, мастер долгих речей, разжег мое любопытство, и я тоже пожелал взглянуть на тебя… Вижу, он не соврал, ты производишь хорошее впечатление! Скажу больше — глядя на тебя, я невольно вспомнил собственную юность… Подойди ближе! Так ты, говоришь, искусен в нашем промысле? — Он слегка наклонился вперед, положив крупные руки на резные головы львов. На указательном пальце левой руки неярко блестел простой перстень из темного серебра с крупным черным камнем.

Гайяр почтительно склонил голову и преклонил колено:

— О, Повелитель Хитрецов, что хорошо для Хифоры — в Шадизаре выглядит детской забавой! Поэтому я и пришел сюда. Ведь никто, кроме тебя, не сможет научить меня всем хитростям ремесла! Твои люди неизменно удачливы в делах и в искусстве уносить ноги! Так говорил мне старый Гиш…

— Гиш, Гиш… Вроде знакомое имя. Нет, что-то не припомню… Но, наверное, когда-то встречались! Хифора много раз лежала на моем пути, и я там неплохо промышлял. Гиш, Гиш… А, вспомнил! Да, было между нами маленькое дельце, он тогда еще получил за меня пятьдесят плетей! Ха-ха-ха! А знаешь ли ты, мальчик, что должен сначала доказать, каков ты в деле?

— А как же иначе, о повелитель ловкачей? Для начала поверь мне на слово — я вчера облегчил одного купца по имени Расат на этот вот узорный кошель… Прими его, а завтра, если пожелаешь, я еще покажу, чему научился у старого Гиша!

— О, Расат! Осторожнейший из купцов! Ну-ка, Исон, передай мне этот кошель. Ого, какой тяжелый! Да, это его знак! Я вижу хоть ты и юн, но созрел для крупных дел! Расат! Он, как скользкая рыба, манит блеском золотой чешуи и никому не дается в руки. А ты, новичок, едва вошел в город, сразу ухватил его за жабры! Расскажи, как тебе это удалось.

— Все было очень просто… Еще по пути в Шадизар его караван притягивал мои взоры, а сам купец, как жирная курица, не давал мне покоя. Вот я и пошел потихоньку следом за ним… В давке у городских ворот лошадь крупом прижала меня к почтенному купцу, который бранился с погонщиком… Ну, а потом мы расстались — караван пошел в одну сторону, а я в другую.

— Ловко, ловко и просто, ничего не скажешь! Ну, что ж, Гайяр, я вижу — Бел тебя любит! Поэтому я отменяю испытание, ты сразу пойдешь на дело. Исон, не размахивай руками, ты получишь свою награду… потом, попозже! А сейчас, мальчик, взгляни сюда, на мою руку. Видишь этот черный перстень?

— Вижу, повелитель!

— А ты знаешь, что это такое?

— Нет, Гроза Шадизара, не знаю!

— Хм, Гроза Шадизара?! Неплохо сказано! Так знай, это — чудесный талисман Бела, нашего могучего покровителя! Он приносит нам всем удачу, бережет наши шеи от топора и веревки. Подойди ближе и прикоснись к нему — отныне ты становишься моим подданным!

Гайяр подошел вплотную к возвышению и кончиками пальцев прикоснулся к блестящему камню. На какое-то мгновение ему почудилось, что в черной глубине кристалла вспыхнула и тут же погасла красная искра.

— А теперь сядь вон там, рядом с Исоном, и смотри. Это будет тебе первым уроком. Уроком послушания!

Почтительно склонив голову, Гайяр отошел в сторону от возвышения. Там, на небольшом ковре, подложив парчовую подушку, важно восседал Исон, скрестив грязные ноги. Повелитель Хитрецов что-то негромко сказал карлику, вынырнувшему из-за полога, и тот поспешно заковылял к двери.

— Ну, что я тебе говорил? Мое слово здесь кое-что значит! Я сразу понял, что ты ему понравишься! Из тебя выйдет толк, запомни мои слова! Только…— Исон на мгновение перестал шептать, опасливо покосившись на своего повелителя,— только будь осторожен! Иногда мне кажется, что в логове льва безопасней, чем здесь! Но я тебе ничего не говорил… Во всем слушайся хитреца Шафраста, и ты многого достигнешь!

Дверь распахнулась, и на пороге следом за карликом показались три старика. Это на них, недоумевая, смотрел Гайяр, дожидаясь, пока его позовут к Повелителю Хитрецов. Маленький слуга снова скрылся за драпировками, окружавшими возвышение, а старцы, низко склонясь в поклоне, остановились у двери.

Нагнувшись к самому уху Исона, с интересом разглядывавшего ногти на руках, шадизарец еле слышно спросил:

— Кто это? Неужели они тоже… тоже промышляют?

— О, мальчик, это — самые полезные в нашем деле люди! Их у нас называют «шмелями», они обязаны днем ходить по всему городу и высматривать, где ночью стоит поживиться. Кроме того, они следят, кто совершает крупные сделки и получает большие суммы денег. Узнают, куда отнесены кошели и где спрятаны. Еще они измеряют толщину стен нужного нам дома и намечают место, где удобнее всего сделать отверстие, через которое можно проникнуть в дом… Ну и, конечно, замки… Ш-ш-ш, слушай!

— Так что скажете, почтеннейшие? — Голос Повелителя Хитрецов зазвучал громко и величественно, как у правителя настоящей державы.— Ночи сейчас темные — для хорошего дельца лучше не придумаешь! Начинай ты, Хайрат, я вижу, у тебя есть новости!

Один из старцев вышел вперед, еще раз поклонился и торопливо заговорил:

— Повелитель Хитрецов, как всегда, слышит еще несказанное и видит невидимое! Да, повелитель, я спешил сюда с доброй вестью! Она обрадует тебя и твоих молодцов, засидевшихся без работы! Ибо разве можно назвать работой мелкий дневной промысел, эти жалкие кошельки ремесленников и одежды, развешанные для просушки!

— Так что за новость ты так долго держишь за пазухой? Пока до нее доберешься, у тебя в горле пересохнет!

— Говорю, уже говорю, о великий! Вчера весь базар был полон слухами и разговорами о таинственном сундуке, который доставили в дом Великого Судьи, многомудрого Суммы. Всего одна повозка, а охраняла ее дюжина воинов и слепой старик…

— О, это стоит внимания! Слепец, слышащий звуки и шорохи, ускользающие от обычного слуха! Значит, в сундуке было…

— Да, величайший из хитрецов! В сундуке привезли драгоценный убор из вендийских сапфиров, а алмазам, украшающим его, вообще нет числа. Этот убор, достойный королевы, предназначен новой жене судьи, юной упрямице Нарзиз.

— Ха-ха-ха, все ясно! Судья действительно рассудил мудро: если красавица не желает с любовью смотреть на его седины, пусть любуется блестящими камешками, тогда и ему хоть что-нибудь перепадет! Да, юные жены старых мужей — просто клад для нас! Ну, и где же сейчас этот убор? Он уже подарен?

— Нет, судья пока держит его в потайной нише своего дворца и разжигает любопытство красавицы загадками и намеками… Ведь он — мудрейший из мудрых!

— Так… Где находится потайная ниша, сколько слуг во дворце, какие входы и выходы — ты расскажешь позже, когда все разойдутся… У меня есть кое-какие задумки на этот счет. Ну, а вы, добродетельнейшие из старцев, чем порадуете своего владыку?

— О, великий, мы вместе с Хайратом следили за сундуком — это самое крупное приобретение в Шадизаре. Входы, выходы, слуги, запоры, подкуп, наши расходы истощили кошельки…

— Вот вам, держите! — Шафраст бросил кошель, и один из старцев ловко поймал его на лету.— Идите в таверну и ждите, пока я вас позову. А ты, моя обезьянка, зови учеников, посмотрим, как они поработали!

Карлик снова выскочил из-за драпировок и, косолапя, побежал к двери.

— Ну, Гайяр из Хифоры, смотри, от чего я тебя намерен избавить! Я попробую тебя в другом дельце, а не справишься — будешь, как они, промышлять вокруг ловкача Исона или таскать по базару тяжелые корзины…

В широко распахнувшуюся дверь один за другим входили оборванные мальчишки, испуганно поглядывая на своего повелителя. Карлик поставил перед возвышением большую широкую корзину и, ухмыляясь, сел рядом.

— Приветствую вас, дети мои! — Шафраст смотрел на робеющих мальчишек пронзительным колючим взглядом, но голос его источал мед.— Старики старятся, молодые подрастают! Ну, показывайте, какой сегодня улов, да только без обмана! Меня, Шафраста, Повелителя Хитрецов, обмануть невозможно, и ты, Налат, вчера в этом убедился! Так что у тебя сегодня? Ну, поспешите же наполнить корзину!

Тот, кого звали Налатом, подошел ближе и передал карлику простой кожаный кошель, туго свернутую шелковую шаль и серебряный кубок. Гримасничая, карлик развязал тесемки и высыпал монеты на дно корзины.

— Неплохо, неплохо… Ты искупил вчерашнюю вину, поэтому сегодня получишь свою долю. Дай ему три монеты! — И Шафраст ткнул карлика в спину носком сапога.

Мальчишка схватил свою долю и, низко поклонившись, исчез за спинами товарищей. Карлик уже принимал добычу из рук следующего. Корзина быстро наполнялась.

— Мудрейший Исон, а какая доля полагается тем, кого здесь называют учениками? — прошептал Гайяр, не сводя глаз с корзины.

— По закону, который когда-то принял сам Повелитель Хитрецов,—одна пятая, но уже давно он платит гораздо меньше, и эти многообещающие юнцы, конечно, недовольны… ропщут… Но куда им деться?! Ничего другого они не умеют, да и кто захочет работать, вкусив прелестей нашей жизни?! Смотри, сейчас войдут настоящие молодцы!

Но вместо этого за дверью послышались истошные женские вопли:

— Справедливости! Я требую справедливости! Сейчас же пропустите меня к Повелителю Хитрецов! Эй, убери свой тесак, черная образина, что, уже забыл, как лежал вчера на моей груди?!

Шафраст, нахмурившись, привстал, но, покосившись на Гайяра, открывшего от удивления рот, расхохотался:

— Ха-ха-ха! Да это голос красотки Люфии! Ну-ка, оттащи корзину подальше и веди ее сюда, пока она не исцарапала моих верных стражей! Ха-ха-ха!!!

В это мгновение дверь распахнулась, а в комнату влетела женщина в порванном платье и с растрепанными рыжими волосами. Сзади ее пытались удержать еще две женщины, старая и молодая. Когда рыжеволосая, не переставая причитать, подняла голову, стало видно, что лицо у нее в кровоподтеках и синяках. Упав на колени перед возвышением, она обхватила руками сапоги Повелителя Хитрецов и заголосила с новой силой:

— О, повелитель, защити меня от смертоубийцы и живодера, от этого трусливого воришки, вшивого бродяги, которого я столько раз спасала от петли, что у него волос в бороде больше не наберется! Ох я несчастная!

— Успокойся, Люфия! Не забывай, здесь нахожусь я, твой повелитель, и я разберусь в твоем деле! Расскажи про свою обиду, и увидишь, что на рассказ у тебя уйдет больше времени, чем у меня на расправу!

— О-о-о, как я его ненавижу, этого изверга! — Красотка подняла голову и тряхнула рыжими кудрями.— Чтоб я еще когда-нибудь разделила с ним ложе! Пусть прежде шакалы растерзают мое тело, которое он так разукрасил!

И она, вскочив, высоко задрала юбки. Ноги ее, в самом деле, украшали кровоподтеки и ссадины. Товарки, стоявшие за ее спиной, негромко запричитали:

— Ах, негодяй, так изуродовать прекрасную Люфию! Да его, подлеца, четвертовать мало!

Шафраст поднял руку, и женщины тотчас умолкли.

— Это твой дружок Афрал так постарался? — Его голос не предвещал ничего хорошего.— И за что же он тебя, о искуснейшая в своем ремесле?

Люфия опустила юбку и, всхлипывая, заговорила:

— Этот изверг, Афрал, обязан мне больше, чем родной матери! А он меня искалечил! О, мудрейший Шафраст, не подумай, что я дала ему какой-нибудь повод! Нет, нет! Избил он меня потому, что, продувшись в кости, прислал ко мне мальчишку за пятью золотыми монетами, а я смогла дать только четыре. И то заработанные такими тяжкими трудами, что и ослице водовоза не снились! А он, в награду за мою любовь, решив, что я утаила от него часть денег, вывел меня сегодня вечером в рощу за городской стеной, раздел догола, взял пояс с железными пряжками и так отстегал, что я еле жива осталась! И подтверждение этому — синяки, которые ты видел, о повелитель! — И она снова бесстыдно задрала юбку.

Ее молодая подруга подошла сбоку и стала утешать, поглаживая по плечу:

— Ах, Люфия, успокойся! Ведь милый бьет — значит, любит, и когда эти паршивцы нас дубасят, стегают и топчут ногами, тогда-то они и обожают нас сильнее всего! Разве не правда?! Скажи-ка по совести: неужели Афрал после трепки не сказал тебе ни одного ласкового слова?

— Какое там одно! — со слезами воскликнула Люфия.— Он мне целый ворох ласковых слов наговорил! Думаю, не пожалел бы пальца со своей руки, чтобы я его простила и пошла вместе с ним! Мне даже показалось, что у мерзавца слезы из глаз брызнули после того, как он меня выпорол!

— Ну, а я даю тебе слово, прекраснейшая, что этот негодяй не выйдет отсюда живым, если не внесет штраф и не покается в своем преступлении! Как смел он дотронуться руками до лица и тела Люфии, с которой никто здесь не может поспорить красотой и заработком? Где он, этот вонючий пес, немедленно привести его сюда! А вы встаньте вон там, у окна, пока я с ним разговариваю!

Гайяр почувствовал, как Исон толкнул его локтем, и услышал ехидный шепот:

— Могу поклясться чем угодно, что, когда Повелитель Хитрецов поднимет левую руку, рыжая красотка сама же кинется защищать своего обидчика! Вот посмотришь!

— Левую руку? А при чем здесь левая рука?

— Позже сам все поймешь! Ага, вот и Афрал!

Карлик вывел на середину зала широкоплечего молодца, одетого с некоторым щегольством. Он выглядел, как подмастерье, отправившийся на базар тратить кровно заработанные денежки. Увидев его, Люфия снова запричитала в углу:

— Вот он, образина, палач невинных, пугало кротких!

— Ну, ты, обиженная, перестань! — Афрал метнул в ее сторону быстрый взгляд.— Ведь я с тобой так нежно разговаривал! И сама же знаешь — если гнев во мне вскипит, второй раз будет хуже первого!

— Эй, бездельник, полегче! Ты что себе позволяешь в моем присутствии?! — Шафраст резко встал, и Афрал невольно попятился.— Слушай, что я тебе скажу! За то, что попортил красоту несравненной Люфии, чей заработок гораздо больше тех жалких крох, "что приносишь ты, тебе придется сейчас же встать перед ней на колени и попросить прощения! Кроме того, заплатишь ей десять золотых, и еще двадцать — мне. За то, что я трачу на тебя свое время… Иначе…— Он помолчал, злорадно улыбаясь, и стал медленно поднимать левую руку. Афрал замер, не отводя округлившихся от ужаса глаз с перстня на указательном пальце Шафраста. Капельки пота заблестели на посеревшем лице шадизарца. Он рухнул на колени и пополз в сторону Люфии. Она, оттолкнув подружек, тигрицей кинулась к нему:

— Прощаю, прощаю! Уж больно ты горяч в гневе! О, Повелитель Хитрецов, я его простила, не карай его смертью! А деньги он принесет, клянусь всемогущим Белом! Опусти руку, господин, иначе мое сердце разорвется от страха!

— Так-то лучше! Ну, убирайтесь, и пусть войдут «барсы»! — Шафраст опустился в кресло.

Афрал поднялся с колен и, покосившись на руку повелителя, снова опустившуюся на подлокотник, быстро попятился к двери. Следом за ним выскользнули женщины.

— Я вижу, наш новый друг хочет о чем-то спросить? — Повелитель Хитрецов повернулся к Гайяру, похлопывая левой рукой по затылку золоченого льва.— И я даже догадываюсь, о чем! Ну, говори же, я разрешаю!

— О великодушный, скажи, чего так испугался этот здоровяк, когда ты протянул к нему руку? Ведь в ней не было никакого оружия, а он уже приготовился к смерти!

— Ха-ха-ха, я вижу, ты наблюдателен! Эй, Исон, ведь тупица Эрис, кажется, опять попался на старом? Где он сейчас?

— В подземелье, повелитель! Да, этот упрямец снова решил промышлять в одиночку, как тот бешеный киммериец, но быстро попался! Сидит теперь в каменном мешке и воет, как шакал.

— Так… Привести его сюда! «Барсы» подождут немного. Я хочу, чтобы юный Гайяр раз и навсегда понял, что значит в Шадизаре промышлять самому. Еще этот проклятый киммериец… Его надо обязательно взять, взять живым! Ну, что встал, приведи сюда Эриса! А ты, уродец, иди за вином — эти красотки распалили во мне жажду!