Перстень Мага

Глава четвертая

В тихий предутренний час, когда по улицам, закончив дела, пробираются воры и любовники, в дверь постоялого двора на северной окраине вошел красивый мальчик. В зале таверны никого уже не было. Последний светильник догорал, чадя и мигая. Хозяин, позевывая, сидел у очага и лениво жевал лепешку. На вошедшего он даже не взглянул. Постояв немного у дверей, мальчик подошел ближе:

— Почтеннейший Фарус, ты меня не узнаешь?

— Узнаю, узнаю,— пробормотал хозяин, не поднимая головы,— садись рядом, выпей со мной… Ух, как гудят ноги и голова раскалывается! Когда уходят последние гости, мне хочется послать все в задницу и тихо умереть… А-а-ах, сейчас пойду спать… Когда я был молод, тоже колобродил до утра, а сна — ни в одном глазу. Ну, пошли, я покажу тебе комнату!

— Нет, ты все-таки не узнал меня, Фарус! Конан-киммериец здесь? Отведи меня к нему, и поскорее!

Хозяин сразу широко распахнул глаза и наконец повнимательней взглянул на мальчика:

— Ага, теперь вижу! Конечно, конечно, я тебя сразу узнал! Пойдем, киммериец сегодня у меня!

Два коротких удара, два длинных и опять два коротких. За темной дверью послышались шаги, раздался тихий шорох отодвигаемого засова, и Гайяр неслышно проскользнул в комнату. Киммериец высунулся за дверь, шепотом велел Фару су принести еды и вина. Громко зевая и проклиная свое ремесло, хозяин поплелся на кухню.

— Садись, сейчас Фарус притащит вино, и поговорим. Ну, как тебе показалось в логове хитреца Шафраста?

— Знаешь, киммериец, на месте всех этих плутов и попрошаек я давно бы сбежал из Щадизара, ища удачи подальше от Повелителя Хитрецов! Они все его боятся и ненавидят, даже Исон, который каждый вечер сидит с ним рядом…

— Ха-ха-ха, Гайяр, хоть ты неплохо срезаешь кошельки и бросаешь кости, но сразу видно, что не живал среди плутов! Да они все готовы лизать сапоги любому, кто сильнее и удачливее! Но и продадут при первой же возможности! Поэтому-то я всегда работаю один… Ну, разве что с тобой я готов провернуть это дельце, а после — ты в свою сторону, а я — в свою. Кр-ром, а где же вино?! Этот мошенник Фарус, похоже, заснул в обнимку с кувшином! Ага, наконец-то идет! Стоит его только вспомнить — как он тут же появляется, как затычка из пивной бочки, если хорошенько грохнуть по дну!

— Сразу видно, киммериец, что ты с вечера недобрал! — Фарус, ухмыляясь, поставил на стол холодное мясо и кувшин с вином.— Иначе бы ты не тратил столько слов, поминая меня, недостойного! Я сейчас принесу еще вина и отправлюсь спать — а ты хоть всю таверну разнеси, пусть она сгорит ярким пламенем! В конце концов, кликнешь девчонок!

— Ладно, ладно, проваливай! За все заплачено, так что спи спокойно, пока никого нет!

Задвинув засов, Конан сел напротив Гайяра и налил себе вина:

— Ну, а теперь рассказывай, как тебя принял Повелитель Хитрецов. Тьфу, сказал бы я, чей он повелитель, да боюсь, твои щеки и уши покраснеют от стыда!

— Можешь не утруждаться, киммериец, считай, что твои слова услышаны и я с ними согласен? Хоть я и прихожусь ему сыном, но он мне не отец! Права была Рафала, это чудовище с медовыми речами и камнем вместо сердца! Это скользкая змея, это…

— Ну, хватит, хватит, ему от этого ни жарко ни холодно! Так как он тебя принял?

И Гайяр начал рассказывать с самого начала. Киммериец то хмурился, то хохотал, громко стуча кружкой по столу:

— Знаю, отлично знаю этого Афрала! Ха-ха-ха, отделал-таки он свою красотку! Теперь она еще крепче повиснет ему на шею, а уж жаловаться больше не побежит! Ха-ха-ха! Ну, а потом, ты говоришь, вошли «барсы»? Ты хоть знаешь, кто такие «барсы»?

— Нет, но…

— Должен знать, если не хочешь попасть впросак! Это опытные воры, украшение ремесла, мастера, которые промышляют по ночам, а днем отдыхают и веселятся. Они-то как раз и обделывают крупные дела вроде того, что наклевывается… Да, сапфиры, алмазы — это совсем неплохо!

— Нет, Конан, потом привели Эриса! Я сначала глазам своим не поверил, думал, это тебя схватили: такой же сильный, черноволосый… Только когда он поднял голову, я понял, что ошибся.

— Как, им удалось поймать Эриса?! — Конан, опрокинув лавку, вскочил из-за стола.— Единственный в этой своре, кто восстал против Шафраста! Один раз его припугнули, и какое-то время он был как шелковый. Потом ему все это надоело, и Эрис решил напоследок пощипать купцов, чтобы перебраться в Шадизар. Ну, болван, если дал себя поймать!

— Был болваном… Его больше нет. Какая, однако, страшная сила заключена в этом перстне! У меня до сих пор мороз пробегает по коже!

— Я вижу, Шафраст подбил одним камнем сразу двух ворон — от Эриса избавился, да и тебя как следует припугнул! Это он любит!

— Эрис выл и скулил, катаясь по полу, а Шафраст, смеясь, медленно поднимал левую руку. Черные стражники скрылись за дверью, карлик спрятался за складками тканей, даже Исон прижался к стене, зажмурив глаза, а Эрис, как загнанный зверь, метался из угла в угол, не сводя безумных глаз с его кисти. Мне кажется, в эти мгновения разум покинул беднягу, и, если бы не крепкая веревка, стягивавшая ему руки, он все-таки успел бы вцепиться Шафрасту в горло! А тот все играл с ним, как кошка с мышью. И только тогда, когда Эрис подбежал совсем близко, оскалив зубы, как раненый тигр, Шафраст вытянул указательный палец и сделал легкое движение рукой. В тот же миг голова бедняги с глухим стуком упала на ковер… Тело сделало еще шаг, потом рухнуло у самых ног Повелителя Хитрецов. Стало так тихо, что я слышал, как стучали зубы съежившегося за моей спиной Исона… Шафраст засмеялся и хлопнул в ладоши. Черные стражи вбежали в комнату, унесли тело и голову. Но знаешь, что еще удивило меня? Ни одной капли крови не пролилось на ковер, шея почернела и обуглилась, как будто поработал огненный меч…

— Да, бедняга Эрис! Теперь ты знаешь, почему Шафраста называют Повелителем Хитрецов, почему ненавидят и боятся? Ну, выпей, выпей, а то у тебя зубы стучат, как у дурачка Исона, и рассказывай дальше! Меня интересуют «шмели», он позвал их снова? Что они ему сказали про дом судьи?

— А дальше нечего рассказывать. Когда унесли то, что осталось от ослушника, Шафраст сошел с возвышения и долго стоял у окна. Исон, который к этому времени уже пришел в себя, тихо прошептал, что повелитель обдумывает крупное дело. Так, наверное, оно и было… Он тер лоб, глаза и что-то негромко бормотал, расхаживая вдоль стены. Потом его взгляд упал на меня. «Ты все еще здесь?! — нахмурившись, воскликнул он.— Для начала ты видел и слышал достаточно! Ступай, завтрашний день принадлежит тебе, а добыча — мне! Вечером снова придешь сюда, тогда и узнаешь, что делать дальше! Эй, чучело, проводи мальчишку, и пусть войдут почтенные старцы!» В общем, меня без лишних церемоний выпроводили за ворота, и я, убедившись, что за мной никто не следит, отправился прямо сюда.

— Жаль, конечно, хотя и дураку ясно, что лишние уши в таком важном деле ни к чему. Значит, Великий Судья? Потайная ниша? Ха, пусть скиснет все молоко в Шадизаре, если этот убор достанется негодяю Шафрасту! Ладно, приятель, ложись спать, а мне тоже нужно кое-что обдумать! — И Конан, придвинув к себе кувшин, тут же забыл про Гайяра.

Вздохнув, мальчик сделал два шага до низкой лежанки и, засыпая на ходу, повалился на подушки.

Солнце, проскользнув лучом в узкое окошко, добралось наконец и до лица Гайяра. Он беспокойно повертел головой, словно пытаясь согнать надоедливую муху, сморщился и чихнул. Будто испугавшись этого звука, сон мгновенно отлетел прочь. А парень, выспавшийся и полный сил, открыл глаза. Он был один, киммерийца уже не было.

В приоткрытую дверь заглянула улыбающаяся девушка:

— О, ты уже проснулся? Я в который раз заглядываю, а ты все спишь… Сейчас все принесу! — И, негромко засмеявшись, служанка исчезла.

— Ах ты вертихвостка, хватит вертеться у этой двери! — раздался сердитый окрик хозяина, и Гай-яр порадовался, что уже проснулся. Хуже нет, когда разбудят таким вот хриплым, недовольным голосом!

А Фару с все не мог успокоиться:

— Сначала за киммерийцем увивалась, теперь на его приятеля заглядываешься, а вон за тем столом тебя дозваться не могут, коза! Ну-ка, быстро иди за вином, и чтоб я тебя здесь больше не видел!

Фарус зашел в комнату и поставил на стол небольшой кувшинчик:

— Вот, попробуй! Друзья киммерийца — мои друзья! Сейчас будет готов пирог с голубями, такого ты больше нигде не попробуешь, м-м-м! — И он, закатив глаза, поцеловал кончики пальцев.— Да, чуть не забыл, Конана сегодня не жди, раньше чем завтра утром не появится! Ну, я пошел за пирогом!

Усмехаясь, Гайяр налил душистого вина. Ого, хозяин расстарался и опять принес пуантенского! Да, таких постояльцев, как Конан, любят во всех тавернах!

Пирог с начинкой из голубей и впрямь оказался великолепным. Румяная корочка похрустывала, когда Гайяр отрезал огромные куски. Он и не заметил, как съел все, на блюде остались только крошки.

— Хозяин, когда за мной придет смерть, единственное, о чем я пожалею, покидая этот мир, так это о твоих пирогах! Вот, возьми, и мою благодарность в придачу! — Он положил на стол золотую монету.

— Что ты, что ты, за все заплачено! Хотя, пожалуй, я все-таки возьму ее, в придачу к твоей благодарности!

Гайяр, смеясь, хлопнул Фаруса по плечу:

— Ну ладно, я пошел! Наведаюсь к тебе завтра утром, а ты приготовь что-нибудь столь же вкусное!

Солнце уже приближалось к полудню. Немного постояв в тени глинобитного забора, Гайяр нахлобучил шапку и решительно направился в сторону базара. Просто так кошели с неба не валятся, а ему еще не раз придется доказывать хитрецу Шафрасту, каков он в деле.

Мальчик шел по узким улочкам, негромко насвистывая. Всего лишь третий день, как он в Шадизаре, а кажется, что прошла целая вечность. Город стал знакомым и понятным. Еще немного, и он будет знать тут каждый закоулок не хуже тех, кто здесь родился и вырос.

Его обгоняли, толкая, женщины с большими корзинами, скрипучие двухколесные тележки, груженные всякой всячиной: глиняными горшками, яблоками, луком, абрикосами. Хозяева погоняли ослов, спеша доставить свой товар, пока на базаре еще много покупателей. Взгляд Гайяра лениво скользил по их лицам, спускался ниже, мимоходом ощупывая пояса. Нет, эта добыча его не интересовала. Еще никогда в жизни он не унизился до того, чтобы обокрасть бедняка. Просто это уже стало привычкой: оценить с одного взгляда, к какому сословию принадлежит человек и есть ли у него деньги. О, тут чутье никогда не обманывало Гайяра! Он словно насквозь видел грязные пояса базарных попрошаек с зашитыми в них золотыми монетами, сразу чуял, где у купца спрятан кошель, мгновенно отличал настоящие драгоценности от поддельных, не зря Рафала столько лет готовила сына к этому часу! И теперь он, Гайяр, никогда не чувствовавший влечения к воровству, с усмешкой смотрел вокруг себя, словно маг, видящий спрятанные под землей сокровища и не спешащий ими воспользоваться.

Это еще только боковые улочки, а ноги, ускоряя шаги, влекли мальчика к базару, где взгляду предстанут целые россыпи кошелей, припрятанных золотых монет, драгоценных браслетов и ожерелий. Базар, благословенный шадизарский базар! Кормящий голодных, обогащающий богатых, сверкающий золотом и серебром, переливающийся разноцветными шелками! У всех находится повод, чтобы хоть раз в день заглянуть сюда, пускай только ради того, чтобы потолкаться в толпе, прицениться к кинжалу в замысловатых ножнах, имея лишь дыру в кармане, выпить кружку кислого вина у бродячего торговца или съесть горячий кешаб с уличной жаровни.

Гайяр брел от лавки к лавке, ни на что не заглядываясь, позволяя толпе нести себя, как медленный поток несет и вертит легкую щепку.

Случай сам найдет его, а пока можно поглазеть на красавиц, выбирающих пестрые туранские шали, или постоять у широкого загона с лошадьми. Здесь, у невысокой ограды, всегда людно, как бывает и у помоста, где раз в седьмицу продают рабов. Но сегодня там пусто и тихо, зато здесь, у ограды, зеваки вперемешку с покупателями наперебой обсуждают достоинства тонконогих скакунов.

Мальчишки-конюхи по одной выводили всхрапывающих лошадей и останавливались перед помостом, сооруженным для именитых покупателей. Полотняный навес защищал их от солнца, низкие столики были уставлены кувшинами с вином, чашами с холодным шербетом, вазами с фруктами и сладостями. Гости не спеша наполняли кубки и степенно, не выказывая интереса, переговаривались между собой. Гайяр вздохнул — туда, на помост, ему не проникнуть, придется довольствоваться добычей поскромней. Он незаметно огляделся по сторонам: поношенные рубахи, простые кожаные пояса, неяркие халаты. Вдруг кто-то бесцеремонно толкнул его в спину:

— Эй, малец, подвинься, ты мне все поле загораживаешь!

Гайяр весь внутренне подобрался: вот она, сегодняшняя удача, сама идет в руки! Слегка повернув голову, он насмешливо взглянул через плечо:

— Полегче, полегче, почтеннейший! Разве ты не видишь, что я выбираю себе коня?!

— Ты-то? Коня?! Ха-ха-ха! А ну, подвинься, голодранец, это я собираюсь выбрать себе коня, а из-за твоей спины ничего не вижу!

— Э-э-э, дядюшка, не тебе с твоими заплатами называть меня голодранцем, меня, любимого сына купца Расата! И не тебе с твоим тощим кошельком равняться со мной! Отойди в сторону и не серди меня!

Гайяр прекрасно разглядел и узорный халат, и шелковый пояс, и дорогую шапку купца, с которым бранился. Он видел, как покраснели от гнева его глаза, заплывшие жиром, как задрожали пальцы, унизанные кольцами:

— Ах ты щенок! Как видно, ты научился лгать еще в утробе матери! Нет, вы только послушайте — сын купца Расата! Да у него пять дочерей и ни одного сына! — От злости купец сопел и брызгал слюной.

Зеваки, забыв про лошадей, вовсю потешались над ним, а Гайяр все не унимался:

— Как раз два дня назад, почтеннейший, у него появился сын! И это я! А вон тот гнедой аргосский жеребец с белыми бабками мне подойдет — он легок на ходу, красив и вынослив! Его я, пожалуй, и куплю!

— Тьфу, молокосос! Да это лучший жеребец из конюшни Кирра и его куплю я!

— Где тебе! Это конь не для таких бедняков, как ты!

— Ах ты… Ах ты, дрянь, шакал и сын шакала! Да у меня денег хватит на десять таких жеребцов! А ну, подвинься, тебе говорю, ишачий помет! — он сердито пыхтя, оттолкнул парня в сторону и ухватился за брус невысокой ограды.

Конюх, увидев, как он взмахнул рукой, подвел поближе жеребца-трехлетку. Недавно объезженный, конь был поистине великолепен: косил горячим лиловым глазом, грыз удила, показывая ослепительно белые зубы, скреб землю широким копытом.

Купец, торжествуя, воскликнул:

— Покупаю! Этот жеребец мой! — и, метнув на Гайяра злобный взгляд, пошел к воротцам.

Гайяр лукаво посмотрел ему вслед и, не дожидаясь, пока купец ощупает свой пояс, скрылся в толпе. Пусть теперь покупает хоть целый табун!

Базар больше не интересовал Гайяра. Сегодня он сорвал свой золотой плод, который приятно оттягивал рубаху под левой рукой. Вокруг сновали, шумели, смеялись, горланили торговцы и покупатели, ревели заупрямившиеся ослы, звенели бубны и пищали дудки, а он быстро шел мимо толпы, ни на что не засматриваясь, лишь скользя по заманчивым товарам рассеянным взглядом. Теперь надо было где-то отсидеться до вечера, и мальчик решил вздремнуть в одном из тенистых садов южной окраины. Прибавив шагу, он вышел на широкую улицу, потом свернул с нее направо и, пару раз оглянувшись, пошел еще быстрее. Улицы в этот час были пустынны — казалось, весь город толкался там, на базаре, лишь дети и немощные старики остались дома. Белый забор и крытая красной черепицей кровля привлекли внимание Гайяра.

Не задумываясь, он подпрыгнул и ухватился за толстую ветку платана, росшего там, за забором, и раскинувшего густой зеленый шатер над половиной улицы. Листва мешала осмотреться как следует, и мальчик ловко, как обезьяна, перебрался на другую ветку, поближе к дому. Тихо. Глухие стены и колючие кусты барбариса окружили крошечный дворик, мощенный разноцветными квадратными плитами. Из бронзового цветка, искусно установленного в небольшую мраморную колонну, тонкой струйкой лилась вода, наполняя каменную, позеленевшую от сырости раковину. Негромкое журчание воды — и больше ни звука, ни шороха. Гайяр хотел уже спрыгнуть на камни, но что-то заставило его прижаться к стволу, слившись с нагретой корой дерева.

За высокими кустами отчетливо послышались шаркающие шаги и негромкое бормотание. Наконец около фонтана из зарослей вышел дряхлый старик, бережно неся зажженный светильник. Гайяр во все глаза смотрел на него сверху, удивляясь. А старик присел на невысокую каменную скамью, поставил светильник рядом.

— Ух, хвала Светлым Богам, все убрались из дома! Давненько же я сюда не наведывался, видит Бел! Невестка, ненасытная змея, глаз с меня не спускает, все хочет дознаться, где я беру деньги… Ха-ха-ха, я даже сыну своей тайны не открыл и не открою! Так и умру… унесу все с собой! Пусть попляшут! Пусть весь дом разберут по камешку! Ха-ха-ха! — от смеха слезы текли по его сморщенным щекам, зеленая бархатная шапка тряслась на седой голове, а он хлопал себя ладонями по коленям:

— Я им еще устрою, еще покажу! Пока мне не перевалило за восемьдесят, я могу взять в дом молодую жену! И судья скрепит запись, особенно если получит от меня золотой ларец в благодарность! О, тогда они узнают, кто здесь хозяин! Да, но я теряю время! Где тут голубой треугольник? Что-то плохо я стал видеть!

Старик присел на корточки, разглядывая узор из мелких камешков, выложенный вокруг фонтана. Гайяру с высоты все было видно, как на ладони, и голубой треугольник в каменной кладке он заметил сразу, как только о нем услышал. Наконец и старик увидел то, что искал. Трясущейся рукой он надавил на камешек, и белая плита в самой середине дворика беззвучно провалилась вниз, открыв темное отверстие с крутыми каменными ступенями. Так вот для чего был нужен светильник! Мальчик затаил дыхание, застыв на своей ветке и не сводя глаз с чернеющей под ним дыры.

Старик, кряхтя, осторожно стал спускаться по лестнице, держась свободной рукой за край отверстия. Как только голова в зеленой шапке скрылась в подземелье, Гайяр бесшумно соскользнул с дерева и оказался рядом с ним. Там, внизу, темнота мешалась с неяркими отблесками пламени, в каменных стенах эхом отражались звуки, делая громким бормотание старика:

— О, как не хочется стареть, имея все это! Видят боги, здесь хватит еще на десяток жизней! Кх, я бы с радостью купил еще одну! О-о-о! Мои дед и отец — да будет им легко на Серых Равнинах — тоже, наверное, тосковали на закате жизни. Награбить столько золота, столько драгоценностей и в конце концов умереть, уйдя такими же голыми, как и явились на этот свет! — Он умолк, и послышался скрип открываемой крышки.

Гайяр словно сам видел огромные сундуки, доверху наполненные сокровищами, и старика, по самые локти погрузившего в них трясущиеся руки.

— Но я еще крепок, да, еще очень крепок. И мой ленивый непочтительный сын не получит ничего из моего богатства, как и его жена! Тьфу, прикидывалась такой овечкой… Нет, решено, я приведу в дом молодую жену, и пусть-ка они грызутся между собой! Ха-ха-ха! — Его смех гулко разнесся по подземелью.

Гайяр осторожно заглянул вниз и увидел, как старик пересыпает из сундука монеты в большую золотую чашу. Да, это была сокровищница, достойная какого-нибудь князя! Чтобы вывезти отсюда все богатства, понадобится целый караван. Сундуки, мешки, ларцы, золотые и серебряные сосуды, тюки дорогих тканей: все лежало вперемешку на светлом каменном полу. Тут не на десять, а на сто жизней хватит золота и драгоценных камней! Старик поднялся с колен, а Гайяр метнулся к дереву, словно быстрая ящерица. Мальчик снова вскарабкался на свою ветку и замер, наблюдая.

— Да, я уже не очень молод, но юная жена сама позаботится о том, чтобы поскорее подарить мне сына! Ха-ха! — Старик, шатаясь под тяжестью ноши, поднимался по ступеням, весь во власти своих мыслей.— Вот начнется потеха, я буду обещать сегодня одно, завтра другое, то старшему, то младшему, и они наперебой станут меня ублажать! И как это я раньше не догадался! Ох, какая крутая лестница! Ну и тяжелые эти золотые монеты! — Он ткнул пяткой в голубой треугольник, плита встала на место, теперь ничто не напоминало о тайне, скрытой под камнями.

Старик с трудом взвалил на плечо большую расшитую бисером суму и, еле переставляя ноги, скрылся за кустами. Снова в саду стало тихо, только журчала тонкая струйка воды да в ветвях старого дерева, словно птица, посвистывал мальчик.