Глава 3

Проснулась я к полудню. Попросила стюарда принести завтрак в каюту. Плотно поев, решила, что была несправедлива по отношению к Ребекке, отказываясь от ее общества. Пошла ее навестить. Попутчицы на месте не оказалось. Я подошла к перилам и посмотрела вниз. Ирландский порт, в который вошел «Титаник», показался мне не многолюдным. Хмурое апрельское небо, словно набухло и провисло над землей. Колючий порывистый ветер пробирал до костей.

Перегнувшись через перила, увидела Алекса, разговаривающего с Анной. Новобрачная улыбалась ему. Она не выглядела такой затравленной зверушкой, какой показалась вчера. Прямая спина и плавные движения девушки явно пришлись по душе англичанину. Волосы, жена Стива собрала в тугую прическу и издалека казалась точной моей копией.

О чем эти двое говорили, слышно не было. Алекс что-то произнес и улыбнулся, а леди прыснула в кулачок. Стало вдруг невыносимо интересно узнать, что такого смешного сказал ей Стоун?

– Джон!

Я обернулась на крик и увидела Стива на нижней палубе. Затем перевела взор на человека, к которому он обращался. Джон, не оборачиваясь, шел вглубь порта. Словно убегал. Анна посмотрела на мужа и, распрощавшись с Алексом, стала быстро подниматься по трапу. Грациозность походки новобрачной впечатлила даже меня. Возможно, в ее жизни произошли некие обстоятельства, при которых ей пришлось бежать из дома. Манеры и изящество указывали на принадлежность Анны к высокопоставленному роду. Стив пытался ее спасти, а Джон это не приемлет. Страх за благополучие семьи может послужить поводом для ссоры. Почему нет? Незаконное присутствие молодой женщины на корабле, слова Стива во время ночного разговора с сыном и страх в глазах Анны подталкивали к определенным выводам. Стало быть, все, что связано с этой русоволосой красавицей нелегально и противозаконно.

Тем временем Анна скрылась, а я устремила взор на Алекса. Он встал напротив меня и помахал рукой. Пришлось ему ответить. Англичанин жестами показал, что сейчас присоединится ко мне.

– Добрый день, мисс Мари, – слегка поклонился он.

– И вам не хворать, – на родном языке съязвила я и лучезарно улыбнулась.

Остановившись напротив, молодой человек хитро прищурился и произнес:

– Снова таинственная русская душа?

– О, да! Вам не нравится? – я сделала честные глаза.

– Мне нравится. Хочу брать у вас уроки. Это возможно? – бровь Алекса поползла вверх.

– Это очень сложный и трудный для восприятия язык.

– Ничего, я способный. Вот послушайте: «И вам нэ хвора-а-ат», – повторил мужчина мое приветствие.

– Для первого урока неплохо. Если есть такое желание, то могу произносить слова и повторять их на русском. Вы будете запоминать.

– Прекрасно. Тогда прогуляемся? Погода для апреля чудесная.

Тут я могла бы поспорить, но не стала, кивнула и взяла Алекса под руку. Битых полтора часа мы развлекались тем, что пытались заучить нескольколько слов. Произношение явно не давалось. Остановившись лицом к Алексу, я сказала:

– Не так, мистер Стоун. Не так. Губы немного поджать и выдохнуть воздух, словно выдавить из себя твердый звук «п». Па-лу-ба. Жесткие звуки в сочетании с открытыми звуками «а», «у».

Алекс жадным взглядом ловил движение моих губ, но не пытался повторить слово. Видя заторможенность «ученика», объяснила снова. Затем еще раз, помогая себе жестами, изобразила, как тяжело вылетают из меня глухие звуки и порхают гласные.

– Попробуйте теперь вы, – предложила я. – Если поначалу трудно, прикройте указательным пальцем губы и затем резко отведите, говоря звук «п».

Вместо того чтобы приложить к губам свой палец, Алекс сделал это с моим. Потом, одаривая пылким взором, поцеловал его и отпустил, но лишь затем, чтобы захватить в плен всю ладонь и прижать к своей щеке.

– Что вы делаете, сэр?

– Простите, русский язык действительно очень… экспрессивный, – хохотнул мужчина. – Желаю стать англичанином с русской душой.

– Надо родиться русским, чтобы обрести ее, – огрызнулась я.

Почему его жест вызвал у меня такую реакцию? Будто вспыхнуло что-то в груди и, пытаясь защититься, я ему нагрубила. На самом деле хотелось, чтобы молодой мужчина обнял меня и притянул к себе. Его глаза завораживали и манили. Казалось, что еще немного, и я расплавлюсь, словно свеча. Сил отвести взгляд не нашлось, но и стоять вот так было глупо. Ситуацию спас Алекс.

– Я много слышал, о загадочной русской душе. Что это такое? Те, кто имел с вами дело, говорят, что поступки ваши предугадать невозможно. Русские так эгоцентричны?

– Вполне логичны, как и любая другая нация.

– Чем вы так отличаетесь? Что формирует вашу эфемерность, которую не трудно развеять? Вы завоеватели, и это единственное оправдание, которое можно найти для поведения, – насмешливо произнес Алекс. – Европа – кладезь уюта и благодати, как и Америка. Вы же предпочитаете жить в ветхих домах. Я был в России и видел деревни. Так что вызывает загадочность? Нежелание обрести достойную жизнь? По мне, так лучше обитать в Америке и пользоваться благами цивилизации, чем в глуши Петербурга.

– Вы, мистер Стоун, были в Петербурге?

– Да. Недавно. Такого контраста между бытом бедняков и дворян не видел нигде. Это вы называете загадкой? Так разгадка проста – неорганизованность, духовная распущенность, отсутствие рамок и традиций. Если коротко – варварское государство.

Я надменно кивнула. Меня еще никто и никогда не задевал за живое настолько сильно и болезненно. Как объяснить этому напыщенному франту любовь к лесам, полям, речушкам? Красота чужих земель поражала воображение, но привязанность к месту, где человек появился, неистребима. Ты проваливаешься в бездну, которую наполняет тоска, нарастающая и переходящая в болезнь к родине. Как вылечиться от этого нездоровья?

– О, Мари, вы побледнели, – глядя на меня, озабоченно произнес мистер Стоун. – Не принимайте все так близко к сердцу. Это все мелочи, не требующие внимания. Вы направляетесь в цивилизацию и в скором времени перестанете думать о странной убогой стране.

Сердце сжалось. Что он о себе думает? Смеет ставить диагноз, хотя болезни нет. Как можно?! Нужно развернуться и уйти, не удостоив ответом это «петуха», распушившего передо мной свой хвост. Но благоразумие, которое до этого момента считалось моей добродетелью, уступило место чему-то такому, чему нет даже имени.

– Традиции? – я сжала кулаки. – Есть единственная традиция – любить свою семью и не потерять ее. Отсутствие рамок? Так знайте: совесть – это правило, которое служит ограничением любому человеку. Через нее не переступить, и она гложет любое сердце, что способно чувствовать. Это путы и каторга, на которую каждый, живущий в России, готов идти добровольно. Нет сердцу покоя, пока нет справедливости. Совесть не позволит уничтожить ее. И не важно, к кому эта несправедливость относится: к своему или чужаку. Что вы там еще назвали? Духовная распущенность? Что вы имели в виду? Возможно, вы подразумевали нечто иное, но простота – это то, что можно отнести к душе. Что же осталось от вашего списка определений? Неорганизованность. Да, расписания жизни у нас нет, как и нет планов на нее. Это предполагает свободу и возможность решать Богу, куда каждого из нас направить. А теперь простите меня, сэр, мне необходимо отыскать Ребекку.

– Мари, это вы простите меня, – страстно глядя в глаза, изрек Алекс и взял меня за локоток. – Я не думал, что настолько задену ваши чувства. Ваша горячая речь заставила пожелать больше узнать об этой заснеженной стране. Не откажите в любезности и примите приглашение на нынешний вечер. Сегодня будет бал. Ничего особенного, но мне хотелось бы видеть вас своей спутницей.

– Бал? Не уверена, что смогу составить вам достойную партию.

– Вы ошибаетесь. Почту за честь.

– Ох! Что ж с тобой делать-то горемычный, когда от взглядов твоих в груди томленье, в коленях дрожь? – на русском спросила я, а затем продолжила на английском: – Я принимаю ваше приглашение.

– Это вы фразу сначала на своем языке произнесли, а затем перевели? Потрясающий и красивый слог. Когда-нибудь мы поговорим на нем.

– Лучше тебе не знать касатик, о чем говорила, – улыбнулась я и взяла под руку англичанина. – Проводите меня.

Алекс шел, словно «Титаник», гордо подняв голову и бороздя поток пассажиров, шагающих на встречу. В какой-то момент мы свернули и попали на палубу, где я недавно отсылала письмо.

– Мы заблудились, сэр, – оповестила я и остановилась. Алекс поступил также.

Осмотревшись, заметила сумочку, валяющуюся недалеко от трубы. Ни слова не говоря, подошла и подняла. Недавно видела эту приметную вещицу в комнате Стива.

– Что это? – удивился собеседник.

– Сумочка одной девушки. Ее имя Анна. Похоже, она потеряла ее. Мне известно, где она живет. Нужно отнести потерю.

Но тут мое внимание привлекло нечто иное: рука, отчетливо виднеющаяся из-за трубы. На меня нахлынуло беспокойство, и я бросилась туда. На металлическом полу распласталось тело девушки в подаренном мной платье.

– О, Боже! – по-русски крикнула я. – Что с ней?

Алекс подошел к молодой женщине и осмотрел ее. Глаза Анны были открыты, стеклянный взор сквозь прутья ограды был устремлен вдаль на просторы океана. Красная густая жижа под головой растекалась по палубе тонкими ручейкам и, казалось, паутина оплела кудри бедняжки.

– Мари, я останусь здесь, а вы позовите кого-нибудь из команды на помощь.

– Что с ней? – повторила я вопрос на английском.

– Она мертва. Прошу, не задерживайтесь.

Со всех ног бросилась в почтовое отделение. Через несколько минут вернулась к месту, где произошла трагедия вместе с четырьмя мужчинами и встала немного поодаль. Один из них назвался врачом. Он присел рядом с телом и осмотрел его. Затем, не снимая перчаток, приподнял и повернул голову умершей девушки.

– Это убийство. Сомнений нет. Какой-то мужчина нанес бедняжке удар по голове, тупым предметом. Женщина скончалась на месте и, судя по характеру травмы, умерла мгновенно.

– Почему вы решили, что убийца – мужчина? – задал вопрос стоящий рядом морской офицер.

– Я врач, поверьте, что такой удар женщина нанести не может. В противном случае она должна быть ростом не ниже шести футов и трех дюймов и обладать не дюжей силой.

– Понятно. Как вы обнаружили ее? – обратился ко мне офицер, но ответить не удалось. Эту обязанность взял на себя Алекс.

Объяснения заняли полчаса, и все это время я стояла в стороне и куталась в пальто. Обхватив себя руками, пыталась согреться, но лихорадка лишь усиливалась. Понимание того, что Стив будет волноваться и искать свою новобрачную, заставило меня говорить:

– Надо сказать ее мужу о случившемся.

– Она замужем? – удивился Алекс, а доктор произнес:

– У нее обручальное кольцо на пальце, сэр. Дешевенькое. Вероятно, ее муж среди пассажиров третьего класса.

Меня смутила реакция Алекса на замечание о замужестве умершей молодой женщины, но сил думать не осталось. Мозг словно разъедала тупая боль.

– Стив. Мужа Анны зовут Стив, – промолвила я.

– Вы хорошо знакомы с умершей? – спросил офицер.

– Нет. Встречались однажды. Анна и ее муж показались мне приятными людьми, и мы немного поболтали вчера. На этом все.

Моряк кивнул, удовлетворенный ответом. Через несколько минут нам разрешили удалиться, и мистер Стоун пошел провожать меня. Оказавшись в своей каюте, не снимая пальто и шляпу, я пересекла помещение и села в кресло. Перед глазами стояла навязчивая картинка: русые волосы и тонкие красные нити под кудрями.

– Мари, что с вами? – опустившись передо мной на одно колено, спросил Алекс.

Я не пожелала ответить. Было трудно говорить, словно губы склеились, и их невозможно стало разомкнуть. Мужчина начал растирать мои запястья. Снова и снова перед глазами возникала картина убийства, но только вместо бедняжки Анны, я видела совсем другую женщину: свою мать.

– Мари, выпейте вот это, – фужер с рубиновой жидкостью коснулся моих уст.

Мысленно задалась вопросом: когда Алекс успел налить вина? Это была спасительная идея, вырвавшая из плена прошлого. Я жадно выпила содержимое элегантной стеклянной емкости и попросила еще. Англичанин выполнил просьбу. Вино не подействовало. Меня по-прежнему лихорадило.

– Спасибо, вам сэр, – разлепив губы, прошептала я.

– О, Боже! Это так мало, Мари! Так мало! Я готов сделать для вас все, – признался Стоун.

Он обхватил мои кисти ладонями и сжал.

– Неужели, Мари, вы не видите, что мои чувства иные, чем должны быть? Я люблю вас.

Я покачала головой и зажмурилась. Три нежных слова вдруг стали открытием. Простая фраза превратилась в нечто осязаемое, телесное, живое. Она имела мускулистые руки, широкие плечи, светло-каштановые волосы. У нее даже есть имя – Алекс Стоун.

Распахнув веки, посмотрела на мужчину, стоящего передо мной на коленях. В нем столько энергии, жизни, страсти, порочности и элегантности, что кружится голова. Сердце в груди разрослось и мешало дышать.

Нужен воздух, свежий и яростный, и этот бодрящий поток – Алекс. Мне требовалось получить этого мужчину, пусть ненадолго, только на эту ночь, а потом отпустить «на все четыре стороны», как говорят у меня на родине.

Но это завтра, а сегодня хочу получить все сполна. Больше не могу быть одна. Тринадцать лет постылого одиночества… Без родителей, без семьи. Только стены пансиона и никакого человеческого тепла, рожденного любовью. Никакой искренней радости моим победам, никакого семейного сочувствия поражениям. Только скоромность и умеренность во всем.

Сегодня ночью Алекс Стоун станет моей семьей на несколько часов, я так решила, и отступать не намерена.

– Поцелуй меня, – попросила я по-русски.

Мужчина медленно прижался своими губами к моим, будто понимая смысл сказанного.

Загрузка...