Первая весна

27. В пути

Подкрадывался рассвет, и малохоженная тропинка, поросшая травой, становилась всё заметней. Ветки уже не лезли в лицо, и можно было разглядеть крошечные, чуть распустившиеся листочки на деревьях. Вот светлые, как будто лаком покрытые листочки берёзы. У ольхи они собраны гармошкой. На кончиках сосновых веток пушистые почки. Скоро они вытянутся и, как свечки, будут торчать вверх. Черёмуха готовится цвести. Бутончики её похожи на какие-то шишки; наступит тепло — и они быстро развернутся в белые кисти.

В разных местах перекликались две кукушки. У одной голос был тоньше, и куковала она чаще, чем другая. Голоса их то сливались, то расходились. Далеко в стороне зачуфышкал тетерев-черныш; и вдруг, точно в ответ ему, запел петух.

Ваня остановился. Саша шагал следом, смотрел под ноги и вдруг с ходу уткнулся головой в вещевой солдатский мешок с селитрой, висевший на спине приятеля.

— Ты что? — спросил он, поправляя сдвинутую фуражку.

— Слушай, — сказал Ваня. — Первый петух пропел. Это на станции.

Клином в лес углубились покосы. Трава была здесь сеяная и ровным зелёным ковром покрывала землю.

Тропинка привела к шоссейной дороге.

— Ну, как пойдём? — спросил Ваня.

— А всё равно.

— Если по шоссе, то дальше… Пойдём через станцию, здорово срежем.

— А не заблудимся?

— Ну да… Скоро солнце встанет.

— Пойдём! — согласился Саша и, перескочив канаву, первый углубился в лес.

Теперь мальчики двигались по лесу наугад. Лямки сильно давили на плечи, спина под мешком стала мокрой, но на душе было бодро и радостно. Кругом, куда ни взглянешь, просыпалась жизнь.

— Здесь в прошлом году белых грибов было много, — заметил Ваня, шагая по серому с зеленоватым оттенком мху.

Неожиданно появилось солнце и заблестело на мокрых от росы листочках. Стало ещё веселей. В кустах хрустнула ветка, и ребята увидели со всех ног удиравшего зайца.

— Ого-го! Я тебя! — закричал Саша.

Заяц замелькал между деревьями и исчез.

Лямки давили всё сильней.

— Давай отдохнём? — предложил Ваня, снял мешок и опустил его на землю.

Заметив в стороне старый большой пень, обросший мхом, он пошёл к нему, но Саша перегнал товарища и перед самым его носом сел на соблазнительное сиденье. С виду крепкий, пень оказался в середине совершенно трухлявым и пустым. Саша провалился. Ноги и голова его торчали кверху, а туловище плотно завязло, как в бочке.

— Ух ты! — воскликнул он и расхохотался. — Как в пух.

Он сделал попытку выбраться, но не тут-то было. Руки не доставали до земли, и упираться было не во что.

— Помогай, Ваня! — попросил он, протягивая руку.

— Вылезай сам.

Смешно было смотреть, как приятель беспомощно болтал ногами и, красный от натуги, старался выпрямиться.

Недолго думая, Ваня схватил Сашу за ноги и, сдернув с пня, сел на его место. Саша вскочил и бросился на Ваню. Завязалась борьба. Они возились, пока не разворотили весь пень.

Затем, усталые, запыхавшиеся, успокоились и уселись рядом.

Лес проснулся. Звенело множество птичьих голосов. Казалось, что на каждой ветке сидело по птичке и все они старались перекричать одна другую. Они щебетали, чирикали, свистели, щёлкали…

— Слушай, как птицы поют! — прошептал Ваня, толкнув приятеля в бок. — Вот соревнуются!

Это было действительно похоже на соревнование, и если бы требовалось присудить первенство, Ваня, не задумываясь, отдал бы его зябликам. Они старались больше всех. Голоса у них звонкие, песня призывная, радостная, беспокойная.

Ранней весной, пока зябликов нет, лес выглядит молчаливым и сонным. Пение синичек да крик дятлов не нарушают еще зимнего покоя. Но вот прилетают зяблики, и кажется, что вместе с нарядными птичками прилетает весна. Лес сразу просыпается и оживает. Прилетают они одни из первых, сразу за скворцами, в одну ночь. Вечером еще никого не было, а утром весь лес полон их звонким пением. После зябликов трудно следить за прилётом других птиц. Нужно очень хорошо знать и уметь различать птичьи голоса, чтобы услышать в общем хоре новую песню. После зябликов запоминается прилёт стрижей, любителей быстрых, стремительных полётов, да соловья, когда он поздно вечером вдруг защёлкает.

Ребята сидели не шевелясь. Они не выспались. Всё тело разомлело, веки набухли, а перед глазами плавали разноцветные круги. Сидеть было удобно, мягко. Не хотелось ни двигаться, ни говорить. Вот бы так запрокинуть голову и уснуть. Мысли ползли лениво…

„Если они сняли белых ростков шестьдесят одну штуку, то световых отводков за два раза снимут ещё сорок, — думал Ваня. — За это время белые успеют укорениться, вырастут, и их можно черенковать. Это вторые „белки“, снятые двадцать четвертого апреля. А первые ростки, с которых уже срезали черенки, за это время дадут боковые, или, как их называют, „пасынки“, которые тоже можно черенковать. Сколько же будет растений?“

Первую цифру Ваня уже забыл. Начинай сначала. Совет пионерского отряда поручил ему сделать доклад о работе юннатов на одном из ближайших сборов. Дело это ответственное, и Ваня стал готовиться заранее. Прежде всего он решил подсчитать, сколько они получат растений к началу июля. Это нужно было выяснить и для составления плана, и для того, чтобы определить, какая площадь земли им потребуется. Неожиданно оказалось, что решить задачу не так просто. Вначале Ваня пытался решить её в уме, но скоро запутался. Для наглядности он попробовал чертить и записывать, но опять запутался. Это не столько его огорчило, сколько удивило: неужели он не может решить такую пустяковую задачку?

Саша сидел и думал о своих недостатках. Раньше ему казалось, что никаких недостатков у него нет, но позавчера они получили третье письмо из Ленинграда, прочитали его всей бригадой, и Саша понял, что кое-какие недостатки у него должны быть.

— Ваня, а Светлане ты скоро отпишешь? — спросил он, не поворачивая головы.

— А что?

— Про меня станешь писать?

— Пиши сам, — сказал Ваня. — Раз она велела всем писать… ну и пиши.

Ваня был прав. Шефы хотели получать письма от всех членов бригады; но Саша никак не мог представить себе, о чём он может написать незнакомой девочке, которую никогда и в глаза не видал.

— А письмо у тебя где? — спросил он через минуту.

— В кармане.

— Дай-ка я почитаю…

Ваня вытащил смятое письмо и передал приятелю.

„Здравствуйте, ребята!

Как поживаете? Как ваши успехи? Почему мало пишете? Нам очень интересно получать от вас письма. Давайте сделаем так. Пишите все, кто как умеет, и отправляйте каждое воскресенье. Мы тоже возьмём на себя такое обязательство. Ваня пишет, что жизнь идёт своим чередом, каждый день одно и то же и писать не о чем. Я думаю, что это неправильно. Если вам неинтересно, то вы думаете, что и нам неинтересно. А ведь мы ничего не знаем про вашу жизнь, про ваш колхоз и про вас. Поэтому нам всё интересно. Вот, например. Сегодня я напишу вам про нашу бригаду и опишу каждого человека в отдельности. Вы тоже так сделайте, — и мы будем друг друга знать не только по имени. Серёжин папа говорит, что это полезно, — развивает наблюдательность и… я забыла, что ещё… В общем, что мы научимся мыслить, оценивать людей, недостатки и достоинства…

Мне почему-то нравится писать письма, и поэтому я взяла на себя общественную нагрузку переписываться с вами. Серёжа терпеть не может писать.

Значит, так. Сначала я. Недостатков у меня очень много. Во-первых, я упрямая. Я не люблю никому уступать, хотя иногда с собой и не согласна. От этого надо отучиться. Потом я завистливая. Это, конечно, плохо. Я завидую девочкам, которые учатся лучше меня, завидую вам, потому что вы ближе к природе. Завидую сестре, потому что она старше меня, завидую тем, кто поехал на великие стройки коммунизма. Потом, надо честно сознаться, я всё-таки ленивая. Не очень, но есть. Я, например, люблю делать только то, что мне нравится. А ведь это неправильно. Мама мне постоянно говорит, что труд — это самое главное. Счастье в труде, а к труду нужно приучаться с детства. Мы живём, в такой стране, где для нас открыты все двери, но наша судьба зависит от нас самих. Я, конечно, согласна с мамой, но продолжаю делать по-своему. В общем, недостатков у меня очень много и надо от них избавиться.

Теперь Серёжа. У него один главный недостаток: он разбрасывается. Ему всегда приходят в голову тысячи всяких идей, и он не может серьёзно сосредоточиться на одном деле и не может довести его до конца. Его надо прорабатывать и заставлять. Серёжу часто прорабатывают, особенно отец. И он сам понимает, но всё равно продолжает разбрасываться. А вообще он хороший мальчик. Да! Любит он немного хвастать. По-моему, это тоже недостаток. Можно гордиться своими достижениями, но хвастать нельзя. Лучше быть скромным.

Мара Серебрякова. Это моя подруга. Она очень любит цветы, и дома у неё целый ботанический сад. Есть всякие пальмы, лимоны, апельсины, и даже бананы растут. Она хорошая девочка, и ей тоже хочется поехать к вам в колхоз, но родители, конечно, не пустят. И думать нечего. Они считают, что она маленькая, и вообще боятся за неё. Вам, наверно, странно. Вас одних отпустили в Ленинград, а в городе таких родителей много, как у бедной Марочки. Спорить с ними бесполезно. Всё равно их не перевоспитаешь.

Валя Бахтеева. Эта девочка учится в другой школе, но мы приняли её в нашу бригаду. Она очень весёлая, часто смеётся и работает больше всех. Вот у неё совсем нет лени. Что бы её ни попросили, она всегда сделает. И даже без просьбы будет делать, если видит, что нужно. Недостатки у неё тоже есть. Она чересчур обидчивая и чуть что, — сейчас в слёзы.

Аркаша Прокофьев. Это друг Серёжи, но совсем на него непохожий. Он близорукий и носит очки. Аркаша говорит и делает всё очень медленно, даже из терпения выводит. Но зато всё делает основательно, и пока не закончит, ни за что не бросит. Он хороший ученик, вроде Вани, и школу кончит, наверно, с золотой медалью. Профессию он себе давно выбрал и будет биологом, когда вырастет.

Вот и вся бригада.

В следующий раз я напишу больше. Сейчас надо делать уроки, а то уж поздно.

Привет всем — и мальчикам, и девочкам. Зине я отвечу отдельно.

По поручению бригады: Светлана“.

Саша сложил письмо и снова задумался о своих недостатках, но скоро его охватило какое-то полудремотное состояние.

28. Бочки

Дремоту прогнал дятел. Он бесшумно прилетел и словно прилип к стволу рядом стоящей берёзы. Через минуту, дёргая толовой, начал прыжками подниматься вверх по дереву, пока не нашёл удобное место. Вдруг по лесу гулко прокатилась барабанная дробь. Дятел был хорошо виден ребятам, и они с удивлением наблюдали, как он клювом выбивает дробь. Внутри берёзы было дупло, и от этого звук получался сильный, хотя и глухой.

— Что это он делает? — шёпотом спросил Саша.

— А кто его знает! Это, наверно, песня такая… Раньше я видел, как он в пустой скворечник барабанил. Вот здорово! — восторженно сказал Ваня. — Как он мозги свои не перетряхнёт!

Не известно, сколько времени развлекался бы дятел, но ребята вспугнули его.

— Саша, надо идти, — сказал Ваня, поднимаясь.

— Ой, как неохота!.. Так бы и сидел тут, — лениво ответил Саша, но встал и, подняв кверху руки, сладко потянулся.

— Теперь я понесу, — сказал он, подходя к мешку с селитрой. — А чего он мокрый?

— Вспотел я, — пояснил Ваня.

Они не знали о свойстве селитры впитывать в себя влагу из воздуха и таять.

— Тяжёлая! Пожадничали мы, — сказал Саша и, крякнув, вскинул мешок за спину. — Ваня, а девочкам дадим?

— Дадим.

— Я бы не давал.

— Почему?

— А что они за особые! Пускай сами сходит, — ворчал Саша, поправляя лямки. — Всё им подай! Навоз подай, ящики подай, землю подай…

Ваня взглянул на друга, но ничего не сказал.

Не прошло еще и месяца со дня пропажи и находки клубней, а отношения между бригадами уже начали портиться. Виноваты были девочки. Мальчики вели себя как будто хорошо. Сделали для девочек семь ящиков, просеяли и принесли земли для парников, привезли часть перегноя. В чём же дело? Почему ворчит Саша? Почему остальные ребята морщатся и неохотно соглашаются, когда возникает вопрос о помощи или о совместной работе с бригадой девочек?

Всё дело в том клубне, который девочки хотели, но не успели отдать мальчикам.

Собственно говоря, виноваты даже не девочки, а одна Тося. Ни Зина, ни Оля, ни Нюша, ни, тем более, Катя никогда не вспоминали о картошке. Тося же при всяком удобном и неудобном случае напоминала ребятам о великодушном намерении: „Мы даже вам свою картошку пожертвовали!“

Первое время ребята проникались благодарностью, теперь же хмурились и раздражались: слишком часто повторялась эта фраза, да и картошку ведь не пришлось жертвовать…

Лес поредел. Начали встречаться вырубки. Солнце заметно пригревало.

— А знаешь, Ваня, надо бы нам на лошади в совхоз съездить и привезти этой селитры побольше, — сказал Саша, которому надоело тащить тяжёлый мешок.

— Хватит. Селитра — опасная штука. Если её класть сколько полагается, растение хорошо растёт, а если чуть переборщить… совсем маленько лишнего, — и готово! Погибнет! Корни сожжёт.

— А сколько надо класть?

— Для подкормки десять граммов на литр воды. Мария Ивановна говорила, что столовую ложку на ведро.

— А зола не опасная?

— Нет. Зола ничего. Чем больше, тем лучше.

Вышли на опушку. Показались железнодорожные постройки с красными черепичными крышами, небольшие сады, а за ними гладь озера.

— Давай я понесу, — предложил Ваня.

— Я не устал. Рельсы перейдём, тогда переменимся.

Меняться пришлось раньше. Подойдя к станции, Саша заметил две железные бочки, в каких обычно возят горючее. Бочки стояли в канаве возле дороги за складом и, судя по всему, были бесхозные.

— Стой! Видишь? Вот хорошие штуки. Девочки чего-то болтали насчёт железных бочек на станции. Вот бы нам…

Как раз в это время на платформу вышел начальник станции. На голове его была фуражка с красным верхом, в руках железный круг.

Вдали послышался шум приближающегося поезда.

— Сейчас я узнаю, — сказал Саша и снял мешок. — Держи!

Ваня не успел еще сообразить, что задумал приятель, как тот уже был на платформе.

— Здравствуйте, товарищ начальник!

— Здравствую, как видишь! — пошутил начальник.

— Товарищ начальник, а чьи это бочки стоят? Вон там брошены? — спросил Саша.

— Железные… Утиль.

— А нельзя ли их нам взять? — вкрадчиво попросил мальчик и сейчас же добавил: — для мичуринского кружка.

— Я же сказал — возьмите!

Саша обратил внимание на первую половину фразы „я же сказал“ и даже подумал: „Кому сказал? Когда сказал?“, но расспрашивать не стал.

— А сейчас можно?

— Чем скорей, тем лучше. Не мешай!

Из-за поворота показался паровоз, и начальник приготовился передать жезл.

— Ваня! Есть! Наше! — радостно крикнул Саша, стараясь перекрыть грохот проходящего поезда, и понёсся к бочкам.

Они подошли и осмотрели ценное приобретение. Проржавевшие края следовало обрубить зубилом, замазать варом две-три дырки — и вместительные бочки могут ещё долго служить. В них хорошо разводить подкормку для растений.

— Надо лошадь, — промолвил Ваня.

— Какая лошадь?! Что ты, что ты! Сейчас заберём! Покатятся сами… Ты неси селитру, а я покачу.

С этими словами Саша вытащил бочку из канавы, направил её и толкнул ногой. Дорога имела небольшой уклон, и бочка легко покатилась.

— А вторую?

— И вторую следом… Э-эх! Пропадай, моя телега, все четыре колеса! — пропел Саша, пуская под уклон вторую бочку.

Вышли на шоссе. Подпрыгивая на выбоинах, ударяясь о камешки, бочки гремели так, что за пять километров слышно было. Шум этот казался ребятам прекрасной музыкой. Они забыли об усталости и со смехом толкали бочки. Шоссе пошло в гору. Стало трудней. Бочки упорно стремились назад.

С боковой просёлочной дороги вышло стадо маленьких телят, которых перегоняли три незнакомых колхозницы. Все телята походили на Марса, все одной породы, одной масти: чёрные с белыми пятнами. Увидев бочки, они остановились, загородили дорогу. Остановились и ребята.

— Ну что вы, мальчики? Проходите! — крикнула одна из женщин.

— Напугаются, разбегутся… Мы лучше подождём! — ответил Саша.

Они поставили бочки у края дороги „на попа“ и освободили проход. Телята косились на невиданные предметы и стояли, как вкопанные. Женщины кричали, махали руками, задние телята напирали на передних, но те упёрлись — и ни с места.

— Помогите им! — крикнула женщина. — Толкните!

Саша подошёл к одному из первых бычков, взял его за уши и потянул на себя:

— Ну, иди, иди… Вот дурной… Чего ты упёрся?

С трудом он стянул упрямца с места, и это послужило сигналом для остальных. Задрав хвосты, толкаясь и подпрыгивая, телята быстро прибежали мимо бочек.

Ребята ждали, пока стадо не спустилось до поворота и не скрылось из виду.

— Хорошие у нас телёнки! — сказал Саша и, перевернув бочку, крикнул во всё горло: — Э-эх, милочки! Поехали!

Подъём кончился. С переката были хорошо видны поля колхоза, раскинувшиеся до горизонта. Вся земля разделена на большие квадраты. Одни квадраты яркозелёные. Там посеяна с осени рожь или взошёл овёс. Другие квадраты чёрные или серые — непаханные. В разных концах фыркали три трактора, выбрасывая из труб колечки дыма. Людей не было видно.

Шоссе широкой лентой спускалось вниз и снова поднималось. Влево от него виднелось большое белое здание школы, а на следующей возвышенности — дома́ колхоза.

— Эх! Сейчас самоходкой пойдёт!

Видя, что на шоссе никого нет, ребята пустили бочки и смотрели, как те, быстро набирая скорость, катились вниз. Первая бочка вдруг потеряла направление и кувыркнулась в канаву. Немного дальше свалилась и вторая.

29. На участке

Отведённый юным мичуринцам участок находился на высоком и красивом месте. Отсюда было видно всё село. Защищённый с севера и запада опушкой леса, он спускался к югу до самого берега озера. Две большие берёзы стояли на краю участка около проходившей мимо дороги. Между берёзами лежали две чёрные кучи перепревшего навоза.

Ваня догадался, что ребята получили лошадь и возят с хуторов остатки перегноя. Костя с Васей перекапывали землю валами. Перевернут один вал, разложат перегной в борозду, а на перегной переворачивают следующий вал.

И сразу бросалось в глаза, как по-разному они работали. Костя работал с азартом, ничего не видя, кроме рыхлой, послушной земли. Казалось, что он играет лёгкой, привычной и приятной лопатой.

У Васи лопата, как тяжёлый лом, и все движения неторопливы. Он часто останавливался и поглядывал по сторонам, словно кого-то поджидал.

Бори не было.

— Ребята-а! Держите-е! — крикнул Саша и, толкнув свою бочку, побежал рядом с ней.

Костя и Вася оглянулись, воткнули лопаты в землю и бросились навстречу. Тяжёлая бочка катилась под уклон по ровному полю всё быстрей, и было уже невозможно остановить её руками. Саша едва поспевал. Ваня видел, как шарахнулись в стороны ребята, как побежали по бокам, не зная, что делать.

„Вот загонит в озеро! — с досадой подумал он и остановил свою бочку. — Утопит. Вода холодная. „Как доставать?“

Но Саша сообразил, как остановить бочку. Догнав её, он с силой толкнул ногой в правый край и тем изменил направление. Бочка потеряла скорость, а следующим толчком Саша повернул её поперёк уклона. По инерции она покатилась ещё немного и остановилась метрах в двадцати от берега.

Через десять минут обе бочки стояли на месте: между берёзами.

— Давайте вроем их в землю, — предложил Саша.

— А где? — спросил Костя.

— Одну здесь, в начале первой грядки, а другую в конце последней.

— А где она будет — последняя? — полюбопытствовал Ваня.

Видимо, этот вопрос интересовал всех.

— Докуда копать, Ваня?

— А как вы считаете? — с лукавой улыбкой вопросом же ответил тот.

— До второй берёзы.

— А сколько, вы думаете, у нас будет растений?

Ребята замялись. В зависимости от количества растений нужно готовить землю, и это была как раз та задача, которая беспокоила Ваню и которую он никак не мог решить. „Сколько растений нам удастся получить и высадить к началу июля с двух клубней?“

— Ну, а сколько? — спросил Костя.

— Не знаю.

— А кто знает?

— Считайте сами…

Показался Боря. Он держал вожжи в руках и шёл рядом с телегой, нагружённой навозом. Ребята устроились под берёзой на принесённых досках, из которых намеревались сделать остов шалаша. Кому понадобился этот шалаш, когда дома рядом, никто не знал. Но как же без шалаша?

— А сколько же всё-таки? Двести? — наугад спросил Вася.

— Если двести, то и этого хватило бы, — усмехнулся Ваня, показав на вскопанный кусок. — Считайте сами…

Боря, как настоящий возчик, свалил навоз, привязал лошадь и подошёл к отдыхающей бригаде.

Ваня рассказал задачу, и ребятам пришлось считать. Сначала они, подняв глаза к небу, шевелили губами, бормотали, загибая пальцы. Потом начали рвать сухие травинки и раскладывать их на коленях.

— Нет, надо на бумаге решать, — сказал Саша. — Так ничего не выйдет.

Остальные не сдавались. Задача, на первый взгляд, казалась лёгкой, а кроме того, надо же было определить, какую площадь земли копать. Не гектар же!

Вскоре после Саши бросил считать Костя, затем Вася. Напористей всех оказался Боря. Он вообще любил математику, и задача его увлекла. Бригада уже работала, а он всё еще раскладывал травинки на освободившихся досках.

— Борька! Брось ты… дома сосчитаешь! Езжай за навозом! — крикнул Ваня.

Боря посмотрел на бригадира пристальным, отсутствующим взглядом и, с трудом поняв смысл слов, медленно пошёл к лошади.

Солнце припекало всё сильней. Ребята сняли рубашки. Работалось легко. Лопаты острые, удобные. Земля мягкая, влажная, а главное — бригада дружная.

— А где девчонки? — спросил Саша.

— Они у парника что-то делают. Красить его собираются, — ответил Костя.

Через сестрёнку он был всегда хорошо осведомлен о том, что делается в „девчоночной“ бригаде.

— Это они черенки режут, — догадался Ваня.

Сроки работ у бригад не совпадали. Вначале это казалось странным, но Мария Ивановна объяснила, что невозможно создать совершенно одинаковые условия для жизни растений. Одни растения будут немного отставать, другие перегонять. Ваня это учёл: он старался создать наиболее благоприятные условия для клубней и снятых ростков. Растения развивались быстро. Мальчики выигрывали во времени и уже обогнали девочек на четыре дня.

Зину это мало тревожило. Три лишних глазка на клубнях делали своё дело, и по количеству ростков девочки всё больше и больше перегоняли мальчиков.

Вернулся Боря и, свалив перегной, подошёл к бригаде.

— Ваня, я теперь понял задачу. Надо вначале высчитать от одного растения, а потом…

— Нет. Надо сначала навоз привезти, — перебил его тот. — Дома будешь считать.

— Я же никому не мешаю, — пожав плечами, сказал Боря и снова уехал.

Работа подвигалась быстро. Саша сильно устал, но старался не отставать. Для Вани это была не работа, а игрушка. Сил у него — хоть за плугом ходи. Саше тяжелей. Бессонная ночь и большой путь с тяжёлой ношей сильно утомили мальчика. Он часто останавливался и, тяжело дыша, вытирал пот со лба.

— Сашка, ты устал, — заметил, наконец, Костя. — Шёл бы домой. Мы докопаем.

— Ничего, до обеда поработаю, — вяло ответил тот.

— Подожди-ка! — остановил их Ваня. — Надо по-другому… Мы будем копать, а ты, Саша, возьми вилы и разбрасывай за нами навоз. Дело-то скорей пойдёт.

— Правильно! — согласились в один голос ребята.

Так и сделали. Работа пошла ещё быстрей. Сейчас не нужно было отрываться и ждать, пока освободятся вилы. Докапывали до края и сейчас же переходили на другой, где уже был разложен навоз.

Когда, судя по солнцу, пришло время обеда и ребята взглянули на проделанную работу, то сами удивились.

— Вот это да-а! Сколько вспахали!

— Наверно, хватит!

— А вы сначала решите задачу, а потом и говорите — хватит! — усмехнулся Ваня.

— Борька! Ты решил задачку? — крикнул Вася подъехавшему в это время возчику.

— Нет. Надо записывать. Я, понимаешь, начал десятки откладывать на воз… Травинки по дороге рвал… Одна травинка обозначала десяток… — пояснил Боря.

— Ну и что?

— Ну и растерял… Телега-то трясётся.

— А ты бы в руках держал.

— А вожжи в зубах?

Ребята засмеялись.

— Давайте сейчас на обед! — скомандовал Ваня, — А в пять часов соберёмся и докопаем.

30. Вспышка

От дороги шла группа девочек. Они закончили работу и вышли прогуляться, а заодно посмотреть, что делают мальчики.

— Тоська-то вертится! Чего она такая вертлявая? — спросил Костя.

— Как шило! — согласился Вася.

— Они тоже собираются копать! — сказал Боря.

— Ну да… Они нас заставят! — усмехнулся Вася. — За картошку…

Девочки подошли и задержались в начале вскопанного участка.

— Как много вы накопали! Молодцы! — похвалила Зина. — А это что? Откуда у вас бочки?

— Купили, — сказал Костя.

— Это наши бочки… Папа обещал нам привезти со станции.

— Ну, если обещал, то, значит, привезёт, — невозмутимо сказал Ваня.

— А эти откуда?

— Купили. Вон Саша купил и привёз.

Зина недоверчиво посмотрела на Сашу, перевела взгляд на улыбающегося Ваню и пожала плечами:

— А я думала — это нам привезли… со станции.

— Черенки нарезали? — спросил Ваня.

— Да.

— Сколько у вас теперь?

— Девяносто три.

Услышав цифру, Ваня с тревогой покосился на друзей. У них восемьдесят один. Разница большая. Но ребят эта цифра не смутила. Они с ней примирились и, как условились, делали всё, чтобы догнать и перегнать на урожайности картофеля. Перегной с хуторов перевезён, и половина его закопана в землю. А это многое может решить. Картофель не любит свежего навоза. Золы они тоже набрали порядочно, а селитру достали в совхозе.

— Ну, ладно! Надо заправиться, а не то мы совсем отощаем! — сказал Костя.

— Саша, где ты взял бочки? — спросила Зина.

— На станции, — ответил Саша, забираясь на телегу.

— А кто тебе разрешил?

— Начальник.

— Ну вот! Я же говорила, что это наши бочки! — возмутилась Зина.

— Были ваши, а теперь наши! — ответил Саша.

Это ещё больше задело девочку.

— Безобразие! Пыжов только и смотрит, чего бы себе присвоить! Эти бочки папа обещал привезти для нас и уже договорился с начальником. Девочки, берите!

— Стоп! Не выйдет!

Мальчики стояли возле бочек в оборонительных позах.

— Назад!

— Не подходить! — предупредил Вася. — А не то…

— Бочки отдал начальник станции мне самому, и мы с Ваней притащили их на своей собственной спине! — твёрдо повторил Саша.

— Не ври, пожалуйста!

Девочки собрались в кучку и заговорили все разом. Больше всех волновалась, конечно, Тося, и её голос резко выделялся:

— Ой, девочки! А что я вам говорила?.. Мы им отдали свою картошку, а они даже и спасибо не скажут.

Услышав эту опротивевшую всем фразу, мальчики переглянулись, но молчали, выжидая, что будет дальше.

Раздался голос Кати, и всё стихло.

— Довольно вам галдеть! Вот что, Ваня, — сказала она, отделяясь от группы, — бочки обещаны нам — это факт! Но раз вы их притащили, то я предлагаю разделить пополам. Вы себе возьмите одну и нам одну. Никому не обидно.

Скорей всего, это разумное предложение и было бы принято, но опять вмешалась Тося.

— Мы же вам пожертвовали картошку…

— Не ври! Ничего вы нам не жертвовали! — сильно покраснев, вспылил Ваня.

— Ой, девочки… Я вру! Вы слышали?

— Замолчи ты, Тоська! Далась тебе эта картошка! — с досадой остановила её Катя, но было уже поздно.

Слова Кати послужили сигналом.

— Выдумала Тоська картошку и хочет теперь на готовенькое! — крикнул Саша.

— Ой, девочки! Видите, видите… Мы же виноваты… Мы им пожертвовали…

— Да не ври ты! — перебил её Боря. — Когда ты пожертвовала? Сама выдумала и врёшь…

— Я вру? — не унималась Тося. — А за что вы нам ящики дали? А за что землю носили? А за что…

— Дура! — крикнул Ваня, и глаза его зло блеснули. — Да разве мы вам за картошку помогали? Дура, и больше ничего!.. А еще пионеркой считаешься! — Он хотел ещё что-то сказать, но только махнул рукой. Повернувшись к ребятам, скомандовал: — Пошли обедать! А если они бочки возьмут…

— Вздуем! — уверенно добавил Саша и взялся за вожжи.

Девочки молча смотрели на уходивших ребят. Это была первая ссора.

— И селитры не получите! — крикнул с телеги Саша. — Сами сходите в совхоз!

Мальчики скрылись за поворотом, затихло тарахтенье телеги, а девочки всё стояли на месте и с недоумением смотрели им вслед.

Всё произошло так неожиданно. Пришли они сюда с самыми хорошими намерениями, в отличном настроении и вдруг… поссорились. Как это получилось глупо!..

„Подумаешь — бочки! Старые, дырявые бочки… Да разве у них не найдётся бочек, если будет нужно? — думала Катя. — Нет. Дело не в бочках“.

Первая заговорила Тося.

— Ну вот! Извольте радоваться. Я же говорила, что они и спасибо не скажут…

— Ты лучше замолчи! — угрожающе сказала Катя. — Лезешь со своим языком, где не спрашивают.

— Ой! Я же виновата… — удивилась Тося.

— Конечно, ты! — сказала Поля. — Из-за тебя всё и вышло.

— Из-за меня? Они бочки не дали, а я виновата…

— При чём тут бочки? — сказала Зина.

Только сейчас она поняла, почему обиделись мальчики. Ведь Тоська то и дело говорила о пожертвованной картошке, то и дело напоминала, что девочки совершили геройский поступок… А ведь они ничего не пожертвовали, только собирались.

— Надо сказать Николаю Тимофеевичу, и он отберёт! — беспечно предложила Тося.

— Они и сами дадут, — угрюмо отозвалась Нюша.

— Стоило из-за бочек ругаться, — вздохнув, сказала Оля.

— Они не на бочки разозлились, — возразила Катя.

— А на что?

— На Тоську.

Она быстрее Зины разобралась в причине ссоры.

— Да что ты на самом деле! Всё я да я…

— Конечно, ты! Ты их постоянно картошкой корила. Вот они и рассердились! — резко сказала Катя.

— А разве не правда?

— Конечно, неправда! — вмешалась Зина. — Ты же была против!

— Я? — удивилась Тося. — Ой, девочки! Что она говорит… Я только сначала говорила, что они спасибо не скажут…

— А зачем тебе спасибо? — набросилась на неё Катя. — Зачем? Ты им свою, что ли, картошку даёшь?.. Жертвуешь! Какая жертвовательница!

— А разве она была против? — удивлённо спросила Нюша.

— Ну ясно… Уж я её уговаривала, уговаривала… Даже сказала, что у неё совести нет, — вспомнила Зина.

— Правильно! Совести у неё нет, — согласилась Поля.

— Да что вы, девочки, на самом деле! Совести нет?.. У меня?

— Нету, нету, — присоединилась Оля. — Там у тебя пусто…

Тося пробовала защищаться и совсем рассердила подруг. На неё набросились все, и она, не выдержав, расплакалась.

— Ну-у… заревела… — протянула с досадой Поля. — Как Марфушка… Не любишь, когда правду в глаза говорят!

— Это тебе наука… В другой раз не болтай! — сказала Катя.

Как бы там ни было, но отношения между бригадами испортились.

31. Тосины неприятности

Слёзы превосходно облегчают душу. Особенно Тосину. Поплакала она немного, повздыхала — и все неприятности куда-то исчезли. На душе снова легко. Своей вины она, конечно, не признала и считала, что девочки отнеслись к ней несправедливо. Просто придрались и выместили на ней свою досаду. Ничего не поделаешь! Такая уж у Тоси судьба неудачливая. Но это всё позади. И Тося не злопамятна. Она очень добрая и легко простила подругам эту обиду. В школу на другой день она отправилась в самом прекрасном настроении. Ей казалось, что и другие, как она, за ночь успели забыть ссору, и всё пойдёт по-старому. Подумаешь, какая беда! Поругались с мальчиками! И главное, из-за чего? Из-за старых бочек!

Но скоро она почувствовала, что ошиблась. Оказалось, что девочки не забыли вчерашней ссоры и продолжают сердиться.

В школе они явно избегали её. На первых уроках Тося еще крепилась. Сидела она притихшая и плохо понимала, что́ говорили учителя и отвечали ученики.

Вера Фомина всё время наблюдала за работой юннатов своего отряда. Она знала о многом, что происходило в картофельных бригадах: ребята ей рассказывали. Вожатая не удивилась, когда в конце учебного дня её вызвали в коридор и здесь она увидела Тосю.

— Верочка, я вам что-то хочу сказать… — еле сдерживая слёзы, пробормотала девочка.

С одного взгляда на пионерку Вера поняла: что-то случилось.

— Ну, говори…

— Нет, я по секрету…

Здесь, за книжными шкафами, был укромный уголок, где Верочке нередко приходилось выслушивать самые различные признания, делать выговоры, или, как она называла, „наставлять на путь истинный“.

Не успела Тося сказать и двух слов, как слёзы полились обильными ручейками.

— Ты бы сначала сказала, в чём дело, а уж потом плакала, — несколько переждав, посоветовала Верочка. — Может быть, и плакать не стоит. Какие-нибудь пустяки…

— Ни-ичего не пустяки…

— Ну, тогда рассказывай.

Сбиваясь и путаясь, Тося с трудом рассказала: никто с ней не хочет разговаривать, хотя она ни в чём не виновата. Если бригады поругались, то это не из-за неё, а из-за бочек, и вообще первая начала Зина.

Из всего сказанного Верочка поняла только одно: бригады юннатов поссорились, и ей необходимо вмешаться.

Прозвенел звонок. Верочка отправила Тосю на последний урок, пообещав всё выяснить и уладить. Она решила поговорить с юннатами, но задержалась и, когда пришла в класс, застала только поджидавших ее Тосю, Катю Миронову и Ваню Рябинина. Все остальные ушли домой. Катя переписывала заметки, а Ваня рисовал заголовок. Оба они были редакторами классной стенгазеты.

— Так! — с довольной улыбкой сказала Верочка, остановившись за спиной Вани. — Завтра выпустите?

— Ага.

— А я думала, что вы из-за своей картошки и про газету забыли, — шутливо сказала она. — Как у вас там дела?

— Какие? — не понял Ваня.

— С картошкой.

— Растёт. У нас восемьдесят один, а у девочек девяносто три.

— А почему девочки вас обогнали, Ваня?

— Мы не виноваты… У них глазков больше.

— А вы не ссоритесь?

— Зачем?.. Не-ет… — ответил Ваня.

— Ребята нам здо́рово помогают, — подтвердила Катя.

— А я слышала другое… — допытывалась вожатая.

Тося с трудом удерживалась, чтобы не вмешаться в разговор. Она уже хотела возразить, но в этот момент Катя искоса взглянула на неё так, что Тося закрыла рот и потупилась.

— Послушай, Ваня, а что это за бочки вы вчера прикатили? — спросила Вера.

— Железные бочки со станции, — охотно пояснил Ваня. — Будем в них удобрение разводить для подкормки картофеля…

— Это вы для своей бригады взяли?

— И для своей и для девчоночной, — сказал Ваня.

— Ой! Ой! — вырвалось у Тоси. — Не совестно!

— Мы и селитры принесли, — продолжал Ваня, словно ничего и не слышал.

— Ну, так… Я рада, что у вас так всё хорошо! Главное — не надо ссориться. Вы уже не маленькие и дело делаете большое. В субботу ваш доклад на сборе… Не забудь, Ваня, — напомнила Верочка и вышла.

Некоторое время стояла тишина. Было слышно, как поскрипывает Катино перо.

— Нажаловалась всё-таки… — сказала она, не поворачивая головы.

— Я вовсе не жаловалась. Я только про себя сказала, — отозвалась со вздохом Тося.

Снова установилась тишина. Ваня рисовал яркую большую звезду. Катя писала.

Видя, что про неё как будто забыли, Тося встала из-за парты и медленно направилась к двери, каждую секунду ожидая, что её окликнут. Подошла к двери и оглянулась. Нет, на неё даже не смотрели.

В скверном, очень скверном настроении возвращалась Тося домой. Шла, размахивая сумкой, и думала о том, какие на свете живут плохие девочки и мальчики. Сердце ее сжималось от жалости к себе.

Подходя к деревне, она увидела бегущую с фермы Полю. В руках у неё было двое вил.

— Тоська, где ты пропадаешь? — крикнула ей Поля.

— А что?

— Беги скорей на участок! Николай Тимофеевич поехал пахать нам. Надо навоз разбрасывать. Кто за тебя будет работать? — на бегу кричала Поля.

Долго раздумывать не приходилось, и Тося, забыв обо всём, стремглав побежала за Полей.

На участке шла работа. Навоз был уже привезён и лежал большими кучами. Николай Тимофеевич стоял за пароконным блестящим на солнце плугом в начале участка и ждал, пока Зина, Оля и Нюша разложат навоз в борозду.

— Ровней кладите! Не торопитесь! — говорил он. — Посадка не простая, научная!

— Всё, папа! — крикнула Зина. — Давай!

Николай Тимофеевич свистнул, и два коня-тяжеловоза — Мальчик и Крошка — послушно тронулись вперёд.

— Эге!.. Левее, Крошка!.. Эге! — покрикивал Николай Тимофеевич, держась за рукоятки плуга.

Тося бросила у берёз свою сумку, взяла у Поли вилы и принялась за дело. Работала она за двоих. Скоро раздался её звонкий голос, а затем смех и неизбежный визг.

Через час участок был вспахан, и бригада возвратилась домой.

32. Задача

Павел Петрович появлялся в школе одним из первых, но сегодня он застал на дворе возле кладовой двух мальчиков. Оба они сидели на корточках, низко нагнув головы. Мальчиков он узнал издали. Это были ученики пятого класса: Боря Дюков и Вася Поленов. Увлечённые разговором, ребята не слышали, как подошёл директор и остановился за их спинами. На земле были расчерчены квадраты, в которые они строго по прямым линиям втыкали заготовленные палочки.

— Подожди… Эти ростки еще не укоренились. Не тронь! — говорил Боря, удерживая руку приятеля.

— Так мы же хотели только один считать, а потом помножить! — убеждал его Вася.

— Ну так что? Ну, один! Так эти же еще растут, а эти пора черенковать!

Услышав необычные для игры термины: ростки, черенок, укоренение, Павел Петрович заинтересовался.

— Что это вы делаете, ребята? — спросил он через минуту, когда убедился, что не может разобраться, в чём дело.

Мальчики оглянулись, увидели директора и встали.

— Здравствуйте, Павел Петрович! — в один голос сказали они.

— Здравствуйте! Что вы делаете? Я сначала подумал, что вы в пристенок играете!

— Нет. Мы задачу решаем. Завтра сбор, Рябинин велел обязательно решить. А мы никак… Вчера целый день решали и сегодня… Никак не решить, Павел Петрович.

— А что это за задача?

— Надо высчитать, сколько получится черенков от двух картофелин. Да вот не получается…

Павел Петрович подумал и предложил другой способ решения.

Школьникам сразу бросалась в глаза эта странная группа во главе с директором, сидевшим на корточках возле кладовой. Через несколько минут здесь собралась большая толпа любопытных.

— Потом решим, — сказал Павел Петрович и, поднявшись, пошёл в школу.

После большой перемены он зашёл в пятый класс.

— Садитесь! — обратился директор к школьникам. — Вот что, ребята! Вы, конечно, знаете, что мичуринцы вашего отряда по поручению колхоза взяли на себя одну работу. Они решают любопытную задачу, и решают её практически, на опыте. Ответ можно будет узнать в июле. Кроме того, было бы интересно решить эту задачу и теоретически. Давайте попробуем. Запишите условия.

Пока школьники доставали тетрадки, Павел Петрович подошёл к доске и взял мел.

— Задача не обязательная, и отметок мы ставить за неё не будем, — с улыбкой продолжал он. — Но решить её было бы желательно… Слушайте задачу!.. У бригады юннатов два клубня картофеля денных сортов. Перед ними поставлена цель: методом ускоренного размножения получить возможно большее количество черенков. Оба клубня они положили в тёплое тёмное и влажное место. Из глазков к десятому апреля выросло двадцать белых ростков. Ребята их сняли и посадили в землю. Запишем: десятого апреля — двадцать!

С этими словами он написал на доске цифры. То же сделали и школьники в тетрадях.

— Ростки укоренились, — продолжал он. — Верхушки их позеленели и через двадцать дней сильно выросли. Тогда юннаты срезали верхушки и посадили как черенки. Мы с вами проходили размножение растений черенками, и вы об этом знаете. Запишем: первое мая — ещё двадцать! — Павел Петрович снова записал цифру. — Срезанные черенки укоренялись десять дней, и еще десять дней им нужно было расти до такой величины, чтобы можно было опять резать. Так… Запишем: двадцатого мая — двадцать!

На доске и в тетрадях появились ещё одно число и цифра.

— В это время первые ростки, с которых были срезаны верхушки первого мая, продолжали расти. Они имели корни, поэтому росли быстрей и через десять дней выбросили боковые побеги, или, как их иначе называют… Например, у помидоров?

— Пасынки! — хором ответило несколько голосов.

— Верно! Установим для задачи, что были оставлены три листочка. Значит, два пасынка можно срезать и посадить для укоренения, а третий оставить. Через десять дней с него можно будет срезать верхушку, а ещё через десять — снова два пасынка. Таким образом, мы установили уже какое-то правило. Это правило нужно понять, прежде чем решать задачу. Каждый росток или черенок — будь то срезанная верхушка или боковые пасынки, требуют двадцать дней для того, чтобы с них можно было опять срезать черенки. Но если они уже имеют корни, то срок для срезки сокращается наполовину. Десять дней! Понятно вам?

— Понятно! — хором ответили ребята.

— Ну а если понятно, то слушайте дальше. Десятого апреля с двух клубней снято двадцать ростков. Это мы записали! Двадцатого апреля ещё двадцать… Я сейчас говорю только о клубнях. Первые ростки в это время тоже растут, — пояснил он. — Первого мая ещё двадцать ростков. Десятого мая тоже двадцать. Двадцатого мая ещё раз двадцать. Первого июня клубни картофеля, вместе с выросшими ростками, разрезали и посадили… Следовательно, последний раз двадцать. Записали? Не забывайте записывать числа, когда сняты и посажены ростки для дальнейшего размножения черенками. Это очень важно, — предупредил он.

— Павел Петрович, числа не те… — сказал Ваня, глядя на доску, где учитель записывал столбиком числа месяца и количество ростков.

— Это неважно, Рябинин. Я нарочно округляю числа, чтобы легче было считать. Пускай на практике каждый черенок укореняется и растёт две недели, а мы будем считать двадцать дней. У нас на корнях они будут расти шесть-семь дней, а мы считаем десять, — пояснил он и снова обратился к классу: — Записали? Запишите ещё, что срок последней операции — первое июля. Первого июля можно срезать последние черенки и подсчитать общее число полученных растений.

— Павел Петрович, а это может быть? — спросил Новожилов.

— Что именно?

— А вот столько растений получить?

— Конечно, может быть. Если сомневаешься, то попроси Рябинина показать.

— И картошка на них будет?

— Если будут растения, почему же не быть клубням? — в свою очередь спросил Павел Петрович и продолжал: — Сколько будет клубней, мы увидим осенью. А сейчас попробуйте подсчитать, — сколько можно получить растений с двух клубней картофеля до первого июля?

Задача показалась ребятам простой и лёгкой. Некоторые ученики начинали решать её сразу же после ухода директора, но тут же споткнулись, запутавшись на первых ростках.

К концу учебного дня „картофельную“ задачу решала вся школа. Любителей математики она заинтересовала хитроумным ходом исчислений, остальных поразила возможностью, которой обладало это, известное всем, скромное растение. Откуда у картофеля берётся такая громадная жизненная сила и где её предел?

33. Сбор

Сегодня Ваня проснулся с особым, тревожным чувством. Друзей своих он ждать не стал. Ему хотелось быть одному и подумать. После уроков назначен сбор отряда, и он должен выступить.

К докладу Ваня готовился заранее. Ещё раз прочитал книгу, привезённую из Ленинграда, вспомнил историю картофеля, рассказанную Марией Ивановной, лекцию Степана Владимировича во Дворце пионеров. Доклад написал, исправил, дважды переписал и поэтому помнил его наизусть.

Верочке Фоминой доклад понравился. Прочитав, она исправила несколько ошибок и сказала: „Настоящий научный доклад“.

Понравился он и деду, и ребятам. Только после такой проверки Ваня решился показать доклад Марии Ивановне. Вчера вечером он подкараулил её на улице. Она возвращалась с поля и, видимо, сильно устала, но по улыбке и весело блестевшим глазам мальчик понял, что настроение у неё хорошее.

— Здравствуйте, Мария Ивановна!

— Здравствуй, Ванюша. Письмо шефам отправил?

— Нет. Ребята еще пишут… Я вас хотел спросить про другое… Завтра у нас будет пионерский сбор…

— Знаю.

— Вот я доклад написал…

Мария Ивановна взяла из рук мальчика тетрадь и, замедлив шаги, углубилась в чтение. Прочитала быстро.

— Ну так… — сказала она с улыбкой. — Сядем вон там, поговорим.

Возле дома Буяновой были сложены брёвна, на которых они и устроились.

— Что же тебе посоветовать, Ванюша?. — задумчиво начала Мария Ивановна. — Ты проделал большую и полезную работу. Это всё верно… Но мне бы хотелось, чтобы ты затронул души ребят, взволновал бы их и заставил серьёзно подумать о своём будущем. Выбрать профессию, правильно найти своё место в жизни, чтобы полезно и счастливо прожить — это очень и очень серьёзный вопрос. О нём нужно думать и готовиться с детства. Я бы тебе посоветовала не столько делать доклад о картофеле, сколько рассказать о вашем, о колхозном труде. Вспомни, Ванюша, как вы начали эту работу. Ведь вам хотелось выращивать какие-то заморские диковинки, и вы презрительно отнеслись к картофелю. И это не только вы… Мне думается, что большинство ребят мечтают о чём-то необычном и не хотят видеть в самых простых, обыкновенных делах это необычное. Ребята мечтают о геройских подвигах и не понимают, что героические подвиги можно совершать каждый день и в каждом деле. Ребята мечтают стать лётчиками и не хотят быть трактористами. Многие из подростков собираются ехать в город и не хотят работать в колхозе. Почему? Им это неинтересно. Им нужно что-то такое особенное… И вот на вашем примере ты можешь очень убедительно показать, как они все ошибаются. Колхозный труд — здоровый и очень почётный труд — ждёт своих героев, своих учёных, своих новаторов. Они уже есть, но их мало. Их не хватает…

В голосе агронома слышалась досада и упрёк. Упрёк этот не относился к Ване, он и не представлял своей жизни вне колхоза, но если говорить о других, то он согласен. Действительно, многие ребята мечтают о какой-то лёгкой, интересной, необычной жизни и в ожидании её ничего не делают.

Мария Ивановна говорила долго. Ваня слушал с беспокойством. „Что же делать?“ — думал он, понимая, что нового доклада подготовить не успеет. В голове его произошла полная путаница. Затем он уловил главную мысль Марии Ивановны и скоро понял, о чём нужно завтра сказать пионерам.

Сейчас, шагая в школу, Ваня припоминал различные известные ему случаи из жизни колхоза и всё более убеждался в том, что Мария Ивановна права. Работа юннатов с картофелем может послужить хорошим доказательством того, что в самых обыкновенных вещах есть много необыкновенного. Нужно только по-настоящему знать и работать. И Ване самому захотелось сделать ещё больше, ещё интересней.

„Вот бы на самом деле вырастить тонну из двух-то картошек! — думал он, вспоминая слова Степана Владимировича. — Вот бы подивились все“.

Над головой послышался разноголосый нарастающий шум, и скоро он увидел громадную стаю стремительно и низко летящих диких уток.

— Что, домой вернулись! — крикнул Ваня, следя за быстрым полётом, и ему показалось, что птицы вперебивку кричат: „Здравствуйте! Здравствуйте!“

Часть уток отделилась и резко пошла на снижение к озеру. Другие продолжали полёт. Но вот и они свернули и широким полукругом устремились к воде. С сильным шумом и криком утки уселись на озере.

После уроков чуть ли не половина школы отправилась в зал на сбор отряда пятого класса. Картофельная задача сделала своё дело. Гостей собралось так много, что Ваня струхнул. Пришёл Павел Петрович и ещё несколько учителей.

Как всегда, торжественная линейка. Прерывающимся от волнения голосом, но чётко отдавали звеньевые рапорт председателю. Верочка стояла сбоку и с гордостью поглядывала на присутствующих. Обычно на сборах не было такого количества гостей.

Кончилась линейка. Пионеры отряда сели на места. Верочка пошепталась о чём-то с Павлом Петровичем и прошла к столу.

— Ребята! Сегодня мы заслушаем отчётный доклад наших юннатов о проделанной ими работе, — сказала она. — Слово предоставляется Рябинину… Ваня, иди сюда!

В сильном смущении подошёл Ваня к столу. Положил тетрадку с докладом, но не раскрыл её. Да этого и не нужно было. Доклад свой он помнил наизусть, а если бы и спутался — беда невелика. Обвёл взглядом присутствующих и встретил ободряющие улыбки и нетерпеливое любопытство в глазах. Все ждали…

„А Мария Ивановна велела своими словами речь произносить, — подумал он, — как всегда, как разговариваю каждый день с ребятами… А как я разговариваю?“

Ваня сморщил переносицу, стараясь вспомнить, как он разговаривает с ребятами и что придумал вчера перед сном, по пути в школу и на уроках…

Уже ребята начали переглядываться, уже Верочка взяла тетрадь и раскрыла её, а Ваня всё молчал…

— Ребята, я должен сказать про нашу работу с картошкой, но сначала я скажу про другое… Вот Колька Кузьмин хочет инженером стать, когда вырастет. А по-моему, никакой он инженер не будет. У него в первой четверти по алгебре двойка. Что это за инженер…

Верочка с недоумением уставилась на Ваню. Павел Петрович переглянулся с учителями и с улыбкой закивал головой.

— Вот! А Галина Коврова собирается учительницей стать, — неожиданно сказал Ваня. — А какая из неё учительница выйдет, когда она всё норовит у других списывать?..

Слова эти задели многих, и ребята загудели.

— Тише, ребята! — сказала Верочка, приподнимаясь.

— К чему я это сказал? — продолжал Ваня. — Я про многих ребят могу рассказать, но лучше скажу про себя. Когда нам поручили картошку размножать, то мы не хотели… Подумаешь, какая невидаль — картошка!

Ваня заметил, как в этот момент густо покраснела Зина, и сейчас же прибавил:

— Это я про себя говорю… Я думал, что это нестоящее дело. А почему? А потому, что ничего толком про картофель не знал. Хорошо, что нам Мария Ивановна рассказала… Помните? Про заморскую диковинку…

И Ваня своими словами передал историю картофеля. Он видел, с каким интересом слушали его ребята, и это его ободряло. Он заговорил о поездке в Ленинград. Рассказал о том, как внимательно отнеслись к ним учёные в институте, как пригласили во Дворец пионеров, как дали им новые сорта картофеля и ждут, что они поставят мировой рекорд…

— Степан Владимирович сказал нам, — продолжал Ваня: — вы, говорит, первая ласточка из колхоза. Я, говорит, верю вам. Передай вашим пионерам привет и скажи, что мы на них надеемся. Пускай они стараются…

Ваня спохватился. Насчёт ласточки и веры Степан Владимирович действительно говорил, а всё остальное Ваня прибавил для большей убедительности.

— А кто мы такие? — продолжал он. — Ребята из колхоза — только всего и названия. Нас таких миллионы. И всякие есть… Мария Ивановна говорила, что в колхозе надо много знающих людей: колхозных инженеров, трактористов, животноводов, садоводов, полеводов, химиков… и вообще всяких специалистов. А многие из ребят мечтают в городе работать… А почему? Будто в колхозе нет интересной работы. А что мы знаем? Вот про картошку мы тоже ничего не знали, а что на проверку выходит? Привезли мы те клубни и положили в тепло…

Теперь Ваня вернулся к написанному им докладу и рассказывал о том, что они сделали.

Павел Петрович, прищурив глаза, смотрел на Ваню. Способности мальчика были известны всей школе, но сейчас он неожиданно раскрывался с новой стороны. Как убедительно и просто говорил Ваня, и как его слушали! Очень верная мысль мальчика о том, что ребята стремятся уехать из колхоза и мечтают приложить свои силы где-то в другом месте, задела и случайно присутствующих старшеклассников. Даже Верочка Фомина задумалась. Она собиралась на будущий год поступить в техникум и работать в городе. А почему? Разве она не любит деревню? Разве негде тут применить свои способности?

Да сколько угодно! Стоит только захотеть…

— Очень многое можно сделать с картофелем, — продолжал Ваня. — Мы, конечно, стараемся… Девочки пока нас перегнали, но мы не сдаёмся и только осенью узнаем, кто кого победит. Скоро все ростки пересадим в парник. Если вам интересно, то лучше приходите сами и посмотрите…

Долго и шумно хлопали ребята. Доклад понравился всем. Единственный человек, который остался недоволен, был сам Ваня. Ему казалось, что он не выполнил советов Марии Ивановны — никого не задел, никого ни в чём не убедил.

34. Помощь

Весна торопила. В тёплом воздухе стоял запах молодых трав и распустившихся берёз. Земля созрела. Она послушно переворачивалась под блестящими плугами, охотно рассыпалась на мелкие комочки от зубьев борон и лежала пушистая, влажная в ожидании семян.

На доме правления повесили плакат — „Проведём сев в сжатые сроки“.

Трактора работали круглые сутки.

Грачи, вороны стаями перелетали с места на место, важно, переваливаясь, ходили по борозде за пахарями и подбирали вывернутых червей и личинок.

Тринадцатирядная сеялка, запряжённая парой крепких и сильных лошадей, ни минуты не простаивала.

Комсомольцы второй день высаживали из парников в поле ранний картофель.

Солнце стояло еще высоко, когда бригада мальчиков, в полном составе, вышла с тропинки на дорогу.

— Эй! Берегись! Картофельники! — раздался сзади крик.

Ребята посторонились. Один за другим их перегнали на велосипедах трое семиклассников, живущих в совхозе.

— Три тысячи пятьсот сорок! — крикнул передний, поровнявшись с Ваней.

— Чего-о?

Дальнейших слов мальчики не слышали. Велосипедисты быстро поехали под уклон и свернули влево, на шоссе.

— Чего это он сказал? — спросил Ваня и сейчас же догадался: — Это он задачу с ростками решил.

— И совсем неверно, — сказал Боря.

В это время глухо заворчал гром. Казалось, будто по булыжной дороге затарахтела громадная телега, раскатилась под горку и никак ей не остановиться.

— Ребята! Первый гром!

Мальчики оглянулись. За озером поднималась тяжёлая туча, а под ней, как занавеска, висела тёмная, сильно скошенная полоса дождя.

— Если гроза, — значит, лето наступило, — сказал Боря.

— Хорошо бы лето… — задумчиво произнёс Ваня. — А что, если ростки на участок высадить? Им солнце надо.

— Рано. Ты сам говорил, что утренник ударит, подморозит, — возразил Саша.

— А если не ударит? Не каждый год бывают утренники.

Ваня говорил правду. Росткам картофеля не нравилось в комнате. Хотя они заметно росли, но вытянулись больше, чем надо, и вид у них был какой-то болезненный.

— Пересадим в парник, а днём станем рамы снимать, — предложил Саша.

— А кто будет снимать?

— Ну кто… — замялся Саша. — Попросим кого-нибудь… Скоро распустят на лето. Долго ли?

Новый раскат грома прервал разговор. Постепенно затихая, гром перешёл на добродушное урчание и вдруг сильным ударом оборвался.

— Ого! Слышали? В дерево бабахнуло! — сказал Костя.

— Не обязательно в дерево, — возразил Саша.

Он не мог не возражать. Такой уж у него был характер.

Туча проходила стороной.

— Ваня, смотри! Марь Ванна! — сказал Боря, заметив агронома, неожиданно появившуюся впереди на дороге.

— Бежим! — скомандовал Ваня, и бригада пустилась, что называется, во весь опор.

Мария Ивановна услышала топот приближающихся ног, оглянулась и остановилась. Впереди всех бежал Костя. Ноги у него длинные, и сам он лёгкий, крепкий. За Костей бежал Саша, затем Ваня, Боря и последним — Вася.

— Здравствуйте, Марь Ванна!

— Здравствуйте!.. Вы из школы? Почему так рано?

— А сегодня суббота, у нас четыре урока было, — слегка запыхавшись, ответил Саша.

Мария Ивановна взяла под руку Ваню и стоявшего рядом с ним Борю и тронулась вперёд. Остальные пристроились сбоку.

Вначале ребята сбивали ногу, но скоро приспособились и все пошли, как на марше. Мария Ивановна шагала крупно. Чёткие, короткие тени, покачиваясь в такт шагам, бежали впереди.

— Ну, как у вас с отметками сегодня? — спросила она.

— Ничего, — ответил Ваня. — Тянемся. Двоек нет.

— А я думала, что мои бригады не только в поле, но и в ученье впереди всех…

— Ну… он пятёрочник! — сказал Боря. — У него за весь год три четвёрки было.

— Молодец, Ванюша! — похвалила Мария Ивановна и крепко пожала его локоть.

Смущённый и обрадованный похвалой, Ваня шмыгнул носом.

— Мария Ивановна, а что я вас хочу спросить!

— Ну, что?

— Не пора нам ростки в парники пересаживать?

— А вы разве не пересадили? — удивилась она. — Мне Зина говорила, что все в парнике.

— Это они пересадили, а мы нет.

— Напрасно. В комнате им хуже.

— Завтра с утра пересадим! — решительно сказал Ваня.

— Ну конечно! Ты же задерживаешь их рост…

Сзади послышался снова топот ног, крики и Тосин визг. Это догоняли девочки. Они хотели оттеснить мальчиков от Марии Ивановны. Зина с Олей сделали попытку влезть между Ваней и шагавшим рядом Костей. Но не тут-то было. Костя словно прилип плечом к Ване. Мария Ивановна улыбалась, но не вмешивалась в эту возню: для неё все были равны.

Подходя к деревне, она сказала:

— Ребята, у меня к вам есть предложение. Комсомольцы собираются сегодня закончить пересадку раннего картофеля, но вряд ли успеют… — она сделала короткую паузу, — если вы им не поможете… Сегодня суббота, время у вас есть, и дело это по вашей специальности…

— О чём разговор! — сразу ответил Ваня. — Ребята, полчаса на обед, и — как один! — коротко приказал он. — Понятно?

Саша за всех мальчиков ответил:

— Есть!

Зина переглянулась с Катей и повернулась к своим:

— Девочки, вы слышали?

— В полчаса не успеть, — с сомнением заметила Оля.

— Успеем, успеем! — вмешалась Тося. — Только пообедать…

— Тебе только пообедать, — начала было Поля, но её перебила Катя:

— Девочки, в чём дело? Надо успеть, и весь разговор!

На развилке дорог Мария Ивановна оставила ребят и свернула к картофельному полю, где были видны работающие девушки.

— Ну, как дела, Валя? — спросила она раскрасневшуюся, с мелкими капельками пота на носу, девушку.

— Торопимся, Мария Ивановна, да, пожалуй, не выйдет. Двенадцать парников еще осталось. Придётся завтра полдня захватить.

— Сейчас помощники придут.

— Кто?

— Крупные специалисты по картофелю, — сказала Мария Ивановна с тёплой улыбкой.

— Кто же такие? Не ребята ли?

— Угадала.

Бо́льшая часть парников была свободна, и там уже работали женщины из овощной бригады, подготовляя их к посеву огурцов. В остальных парниках еще сидел картофель, устилая дно сплошным темнозелёным покровом.

Каждый раз, начиная новый парник, две девушки обходили его вокруг.

— Прямо ужас, что такое! — ворчала Шура. — Не знаешь, с какого края приступиться.

Затем они смело запускали руки в тёплую землю и выворачивали клубни с кустиками крепких зелёных ростков. Корни сильно выросли, перепутались между собой, и их с силой приходилось раздирать.

— Мария Ивановна, смотрите, что делается! — жаловалась Шура. — Жалко корешков…

— Ничего, ничего, — успокоила их агроном. — Страшного ничего нет. Землю вы не стряхивайте.

Клубни на носилках уносили в поле и здесь сажали в лунки. Лунки копали по шнуру, протянутому вдоль всего поля. Ряды посаженного картофеля были идеально правильными и радовали глаз. Да это было и удобно для дальнейшей обработки: подкормки, окучивания и, наконец, для подкопки.

Через полчаса явились юннаты. Посовещавшись между собой, ребята попросили выделить им парники и часть вспаханного поля. Валя охотно согласилась, но Мария Ивановна запротестовала, и ребят распределили по отдельным участкам в помощь отстающим.

Ваня с Сашей взялись за носилки. Костя, Боря и Вася получили цапки и занялись лунками. Зине с Катей поручили выкапывать картофель из парников, а остальные девочки пошли в поле на посадку.

Говоря о том, что ребята крупные специалисты по картофелю, Мария Ивановна, может быть, и преувеличивала, но не шутила. У них действительно имелись уже какой-то навык, знания, и они нисколько не отставали от комсомольцев. Особенно девочки. Движения их были быстры, уверенны, и работали они с удовольствием.

— Эй! Носильщики! Где вы? — часто раздавался высокий голос Тоси и смех Оли. — Давайте скорей!

И Ване с Сашей приходилось бегать с носилками.

Костя с Борей безжалостно подгоняли Васю.

— Сколько ты в этом ряду выкопал? — спрашивал Боря, когда переносили шнур.

— Не знаю. Не считал, — отвечал Вася.

— Не ври, не ври!.. Сорок четыре ямки выкопал! — смеясь, говорил Боря. — Тридцать процентов!

— Ну да? Почему тридцать?

— Ясно! Я выкопал сто восемнадцать, а Костя — сто тридцать две.

Боря успевал считать за всех.

Вася сопел носом, хмурился, но молчал. В следующем ряду он „поднажал“, но ребята не позволили догнать себя, и опять, по утверждению Бори, у Васи оказалось тридцать процентов, хотя копал он на совесть.

Пришлось „поднажать“ и комсомольцам. За эти дни они порядочно устали, однообразная работа приелась, но прибывшие на помощь пионеры и их задорное поведение подняли настроение.

К вечеру картофель был высажен весь.

35. У парника

Открыв глаза, Ваня увидел освещённый солнцем подоконник, и настроение его испортилось. Вчера мальчики решили всё пересадить в парник и черенковать вторые ростки. Ваня не терял надежды перегнать бригаду девочек. Зина запаздывала с черенкованием, и с каждым, разом Ванина бригада выигрывала время. Если удастся лишний раз срезать черенки, то они сравняются с девочками, а может быть, даже немного перегонят их. Всякую пересадку рассады лучше всего производить в пасмурную погоду, а тут, как назло, солнце жарит с утрат до вечера каждый день.

Как бы осторожно ни вынималось растение из земли, его корни неизбежно будут повреждены. Прямые лучи солнца заставляют листья сильно испарять влагу, а повреждённые корни не успевают её подавать. Растение вянет. Правда, в парнике можно заклеить стёкла бумагой или замазать мелом, как это сделали девочки, по совету Марии Ивановны, и тогда рассеянный свет солнца будет безопасен…

Так или иначе, но нужно вставать. Скоро придут ребята.

Отца и Насти уже не было дома. В кухне мать поила чаем старшего брата и деда.

Андрей только что вернулся с ночной смены и рассказывал, что в колхоз приехал секретарь райкома и похвалил трактористов за безаварийную работу.

Прислушиваясь к разговору, Ваня оделся, но, прежде чем садиться за стол, решил подготовить рассаду. Он выдвинул на середину кухни скамейку и начал перетаскивать из соседней комнаты ящики, стоявшие там на окнах.

— Зачем это? — спросила мать.

— Сегодня пересадим в парник.

— Поливать будешь?

— Последний раз.

— Видишь, Андрюша, сколько он из двух-то картошек нарастил! — с заметным оттенком гордости сказала она. — Отрежет стебелёк, посадит, он и живёт. Просто на удивленье!

— Молодец, Ваня! — похвалил брат. — Докажи им всем!

Сдвинув ящики вплотную друг к другу, Ваня готовился поливать. Перед посадкой рассаду необходимо поливать особенно обильно, чтобы земля пристала к корешкам.

Растений было действительно много. Черенки-верхушки, срезанные с первых ростков, уже тронулись в рост. Значит, укоренились. Сами ростки, оставшись без вершинок, выбросили боковые побеги-пасынки и походили на кустики. В ящике им было тесно. Вторые ростки сильно вытянулись, и с них тоже пора было снимать черенки. Третьи ростки распустили листочки и выглядели весело.

— Эти надо резать, — заметил дед.

— Дед, а ты тоже в мичуринцы записался? — спросил Андрей.

— Что ж… Я не отрекаюсь, — ответил старик. — Могу и ростки, и отводки снимать… И черенков нарежу…

Ваня с лукавым любопытством взглянул на деда. „А давно ли ты говорил, что сгниют?“ — хотел он спросить, но удержался.

— Чего ты смотришь? Век живи, век учись, Ванюша, — нравоучительно сказал дед. — От вашей затеи не та польза, что вы картошку нарастите, а та польза, что себя научите.

Дверь распахнулась, и шумно вошли Вася, Костя и Боря.

— А где Сашка? — спросил Ваня.

— Не знаю. Мы его не видали.

— Ну, ладно. Ждать не будем. Тащите ящики! — сказал Ваня.

На парниках никого не было.

Поставив носилки, Ваня приподнял раму и сунул туда руку. Там было очень тепло. Землю нагревал не столько горевший внизу навоз, сколько солнце.

— Смотрите, ребята, какая жара!

— Да-а… — подтвердил Костя, засовывая руку, — Прямо горячо!

— Обязательно надо днём рамы открывать и проветривать, — сказал Ваня.

— Давайте Марфушку заставим, — полушутя предложил Костя. — Она толковая!

— Выдумал тоже! — возмутился Боря. — Она все стёкла поломает.

— Я деда попрошу, — сказал Ваня.

Он перешёл к соседнему парнику девочек. Там стёкла были замазаны мелом, и нельзя было рассмотреть, что́ делалось внутри. Приподняв крайнюю раму, Ваня заглянул внутрь. Пахну́ло теплом. Ровными рядами зеленели растения, и было видно, что им нравилось это тепло.

— Ты что́ делаешь? — раздался сзади Тосин голос.

— Смотрю, — не оглядываясь, ответил Ваня.

— Не тронь! Свои смотри! Мы к вам не лезем! — возмутилась она и крикнула во весь голос шедшим сзади: — Девочки! Мальчики трогают наш парник!

— Да я же ничего не сделал. Жалко тебе?

— Не жалко, а не тронь! Ты холоду напустишь.

— Сейчас тепло, и вообще надо проветривать, — спокойно сказал Ваня. — Смотрите, какая жара!

— Не твоё дело! Мы и без тебя знаем, что надо! Учи, пожалуйста, своих!

Эта несправедливость обидела Ваню, и он замолчал.

Подошли Оля, Нюша и Поля, а следом за ними Зина и Катя.

— Девочки, надо Марии Ивановне сказать. Что это на самом деле! — закричала Тося.

— Тихо ты! Мы не глухие! — с досадой остановила её Зина. — Что у вас тут случилось?

— Она и сама не знает, что! — ответил Ваня. — Я немного приоткрыл раму в парнике, посмотреть, а она крик подняла.

— Ну вот! Я же виноватая! — с искренним недоумением сказала Тося. — Я тебе только сказала…

— Помолчи ты! — резко оборвала её Катя. — Я да не я! Всё забыла! Если он посмотрел парник, что страшного? Почему нельзя смотреть?

— Нет, Катя, — уже совсем другим тоном сказала Тося. — Надо наперёд уговориться, чтобы они наш парник не трогали. У них свой есть. Испортят что-нибудь.

— Да что́ испортят? Чего ты глупости говоришь!

— Подожди, Катя. Я ей отвечу, — вмешался Ваня. — А вот, к примеру, так: парник ваш открыт, вас никого нет, и вдруг пойдёт град. Мы свой парник закроем, а ваш, значит, пускай градом бьёт?

Тося смутилась.

— Ну, если градом, — другое дело.

— А я сейчас хотел посмотреть, — не слишком ли там жарко? У нас вон какая жарища! — пояснил Ваня.

— Эх ты!.. — с досадой сказала Зина. — Никакого у тебя сознания нет, Тося.

Видя, что никто из подруг её не поддерживает, Тося совсем смутилась и замолчала.

Бригада мальчиков вернулась к своему парнику. Сильно запыхавшись, прибежал Саша. Ваня строго посмотрел на опоздавшего, но ничего не сказал.

Сняли рамы. Побелить стёкла мелом поручили Боре и Васе. Остальные начали рыхлить слежавшуюся землю в парнике.

Между Борей и Васей возник научный спор: как мазать стёкла — снизу или сверху. У девочек мел был сверху, но, по уверению Бори, первый же дождик должен его смыть. Решили мазать снизу.

В дальнейшем выяснилось, что белить всё-таки лучше сверху. Дождь ёще когда будет, а снизу стёкла отпотевали и получались подтёки.

Началась пересадка. У первых и вторых ростков, как и вчера в парниках у комсомольцев, корни заполнили весь ящик и переплелись между собой. В один конец парника сажали растения с корнями: „Камераз“ налево, „северную розу“ направо. Когда всё было пересажено, Ваня достал ножик.

— Теперь переходите на тот край и сажайте черенки. Я вам буду передавать, — сказал он Саше и Косте.

— А зачем туда? Давай лучше подряд! — предложил Саша.

— Нельзя. Эту сторону мы будем днём открывать, а ту нет… Черенки боятся солнца, — пояснил Ваня.

Острым ножом он срезал у вторых ростков вершинки под самым листочком и передавал ребятам. Те делали рукой ямки, ставили в них черенки так, что под землёй оказывалось по два листочка, потом, немного наклонив черенки, плотно обжимали землю.

— Ваня, а почему ты по сортам не делишь? — спросила Зина, наблюдавшая за работой.

— Как не делю? — удивился мальчик и только тут заметил, что его помощники сажают черенки подряд. — Что вы делаете?! — завопил он.

— А что?

— Всё перепутали! „Северную розу“ направо…

— А не всё равно? — невозмутимо сказал Саша. — Картошкой разберём: она же разноцветная.

Это было резонно. Всё равно растения могли спутаться потом. Для того чтобы следить за сортами, надо заводить отдельные делянки, перегораживать рядки или ставить этикетки.

— Ну, ладно. Потом разберём, — успокоился Ваня и начал срезать боковые побеги-пасынки у первых ростков.

36. Секретарь райкома

Раскрасневшиеся от работы, потные от усердия, с перемазанными носами, словно они ковырялись ими в земле, ребята с увлечением сажали черенки, как будто это было для них самым обычным занятием. Они не заметили, как ушли девочки и как к парнику подошёл председатель колхоза с высоким незнакомым человеком в шляпе и роговых очках.

— А это наши мичуринцы! Они же научные работники ленинградского института, — шутливо сказал Николай Тимофеевич и протянул Ване письмо. — Держи, бригадир!

Руки у мальчика были запачканы. Растопырив пальцы, он попросил председателя сунуть письмо в карман.

— Здравствуйте, ребята! — приветливо поздоровался незнакомец.

— Здравствуйте! — разноголосо ответили юннаты.

— Чем это вы занимаетесь?

Вместо Вани ответил Николай Тимофеевич. Он довольно точно рассказал о задачах бригады и об ускоренном размножении картофеля.

— Сколько у вас теперь растений? — спросил председатель у ребят.

— Не знаю, Николай Тимофеевич. Не успели сосчитать еще, — ответил Ваня.

— У девчоночной бригады девяносто три, а у нас побольше, — сказал Саша.

— Вот, Михаил Игнатьевич. Девяносто три куста с двух картофелин! — с гордостью сказал председатель. — Не плохое достижение.

Михаил Игнатьевич присел на край парника и некоторое время молча наблюдал за работой.

— Все пионеры? — спросил он.

— Ясно, все! — ответил Саша.

— Ну, а кто руководит вашей бригадой?

— Вот он, бригадир, — сказал председатель, — Иван Васильевич Рябинин. Моя смена в будущем — агроном и председатель колхоза.

Ваня поднял голову и засмеялся. Относительно „агронома“ Николай Тимофеевич угадал, но относительно председательства мальчик никогда не думал, и ему почему-то стало смешно.

— Ну, как у вас дела с учёбой? Учиться вам не мешает эта работа? — продолжал спрашивать незнакомец.

— Не-ет! — ответил Саша. — Работы-то всего ничего.

— Между собой не ссоритесь?

Ваня переглянулся с ребятами, увидел сдержанную улыбку на лице председателя и смутился.

— Бывает, — сказал он.

— Вместе тесно, а врозь скучно! — весело сказал Николай Тимофеевич и подмигнул мальчикам. — А в общем, живут дружно. Могу подтвердить!

Долго и пытливо расспрашивал ребят „очкастый“, как его окрестили про себя мичуринцы. Затем встал, пожелал им успеха и отправился с председателем дальше.

— Кто это такой? — шёпотом спросил Саша, провожая глазами уходящих.

— Что, ты не знаешь? — с возмущением прошипел Боря. — Это же Михаил Игнатьевич!

Все ребята с любопытством повернули к нему головы.

— А кто он?

— Да секретарь райкома партии.

Никто из ребят еще не видал нового секретаря, а Боря догадался, услышав его имя, которое знал со слов отца.

Теперь весь происходивший разговор получил совершенно другое освещение. Секретарь интересовался и расспрашивал их не из простого любопытства.

— Чего ты, Борька, не сказал раньше? — упрекнул Ваня приятеля.

— А откуда я знал, что ты не знал? — оправдывался Боря.

— Эх! Не догадался я! — с досадой сказал Ваня, вспомнив о том, что Андрей говорил о приезде секретаря в колхоз.

— Ну, ладно! Поговорим в другой раз! — успокоил всех Саша. — Надо черенки сажать… Или всё?

— Как всё? А клубни?

Ребята снова взялись за работу.

Маточные клубни положили на середину парника и слегка прикрыли их землёй. Теперь они должны выгонять световые ростки.

Когда всё было полито и рамы замазаны, — подсчитали. Вместе с новыми, только что срезанными черенками получилось сто сорок два растения.

— Подходяще-е! — сказал Саша и даже присел от удовольствия. — У девочек девяносто три.

Но Ваня не радовался. Девочек они перегнали только дня на два. Когда те срежут подросшие черенки и пасынки, у них должно получиться, как он подсчитал в уме, сто шестьдесят, а то и больше. Разница всё время увеличивалась.

Парник закрыли. Ваня вымыл руки водой, оставшейся в лейке, вытер их о штаны и вытащил из кармана конверт. Ребята молчали. Все они были уверены, что полученное письмо от Светланы, и терпеливо ждали, когда Ваня прочтёт его вслух.

Так думал и Ваня, но, когда взглянул на конверт, брови его поднялись. Адрес писала не Светлана. Заметив удивление на лице бригадира, насторожились и ребята.

„Здравствуйте, мальчики: Ваня, Саша, Костя, Боря и Вася! Я вам пишу по поручению Светланы, потому что она больна. У неё очень высокая температура. Она третий день не ходит в школу. Болезнь называется воспаление легких. Нам очень жаль бедную Светланочку, но вы, пожалуйста, не пугайтесь. Она всё равно выздоровеет, потому что пьёт всякие порошки и капли. Когда я прихожу к ней, то мы говорим про вас и читаем ваши письма. Она обязательно хочет летом поехать к вам в колхоз. Я бы тоже поехала, но меня ни за что не пустят, потому что папа меня чересчур любит. Но он, конечно, не виноват. Серёжа с Аркашей и Валей сегодня поехали в пригородный совхоз резать черенки и просили пока не писать вам, сколько у нас получилось растений. В совхозе нам выделили три парника. Там есть Евдокия Георгиевна. Она очень симпатичная женщина. Очень полная. Она согласилась присматривать за нашими парниками и ничего за это не берёт, кроме книжек для своей дочери. Ну, а книжек для маленьких у нас много. Всё равно мы их уже не читаем. Светланочка просила написать вам, что Степан Владимирович спрашивал про вас. Почему вы ничего не пишете? Скоро экзамены, и мы все боимся. Вот и всё.

Посылаем вам пионерские приветы.

Мара Серебрякова.

Другое письмо передайте девочкам“.

В конверте лежало второе письмо. Ваня взглянул на ребят и вздохнул. У всех было грустно и тревожно на душе. Светлана больна! Как ни далеко жила от них эта девочка, но они привыкли считать её своим другом и часто думали о ней.

— Чего же это она… Простудилась, что ли?.. — глухо сказал Костя.

Зимой, когда болела Марфуша, он ходил хмурый, словно потерял что-то нужное, без чего нельзя нормально жить.

— Прочитай, что́ она девочкам написала, — попросил Саша.

Ваня повертел сложенный листок и развернул его. Если письмо не заклеено, а просто вложено, то, значит, никаких секретов нет и можно читать.

„Здравствуйте, девочки: Зина, Катя, Поля, Нюша, Оля и Тося! Я вам пишу по поручению Светланы, потому что она больна. У ней очень высокая температура…“

Дальше было написано всё, как и в письме к мальчикам. Слово в слово.

37. Письма

Воскресенье… День выдался весёлый, солнечный. С улицы доносилось то пение, то крики играющих ребят, а к вечеру послышались задорные переборы трёх баянов. Но у Вани на душе было тоскливо. Он не пошёл играть с ребятами, а весь день просидел над книгой. Мысли его часто возвращались к Светлане. В своём воображении Ваня ярко представлял больную девочку. Лежит она в кровати, бледная, слабая…

Вечером мальчик сел за письмо. Прежде всего он выполнил просьбу Светланы и написал учёному.

„Здравствуйте, товарищ Степан Владимирович!

Пишет вам Иван Рябинин из колхоза „Дружный труд“. Вы наказывали писать почаще, но мой дед говорит, что мешать Вам нельзя, потому что Вы много заняты научной работой. Картофель мы размножаем, как Вы велели. И всё получается точно. Выгоняли ростки и резали черенки, и ещё резать будем, пока можно. Некоторые колхозники в сомнении: нарастёт ли на черенках картофель? А я думаю, раз Вы сказали, что нарастёт, должен нарасти. Осенью увидим. С ленинградскими юннатами мы соревнуемся, и всё как полагается, но они не пишут, сколько у них растений. Мы тоже не будем писать. Осенью увидим, кто больше. Колхоз нам помогает. Дали парники, и лошадь дают, и всё, что нужно. Инструмент со склада выписали. Недавно я делал доклад на пионерском сборе про наши достижения, и даже директор приходил послушать. В общем, ничего, хвалили. Когда мы кончим размножать, я напишу Вам, сколько у нас растений получится. Только я не обещаюсь, что тонна. А сколько будет, не знаю. Осенью увидим.

С пионерским приветом — Иван Рябинин“.

Когда письмо было заклеено, пришёл Саша.

— Ваня, надо бы Светлане письмо отправить, — тихо сказал он, усаживаясь рядом с другом.

— Собираюсь вот написать…

— Мы с Борькой написали. А Костя и Вася утром напишут, — несколько смутившись, сказал Саша и вытащил из кармана исписанный листок. — Держи.

Ваня положил письмо перед собой и угрюмо взглянул на приятеля.

— Раньше-то не могли написать, — с упрёком сказал он.

— Я давно собирался, да всё некогда. Сам знаешь: то уроки, то картошка…

— Ну, ладно. Отправим все вместе.

Посидев с минуту, Саша ушёл, а Ваня взялся за перо.

„Здравствуй, Светлана!

Получили мы письмо от Мары, и все очень расстроились. Зачем ты заболела? Выздоравливай скорей и напиши нам письмо, чтобы мы не расстраивались. Степану Владимировичу я написал. В колхозе сейчас горячая пора: и пашут, и боронят, и сеют. Комсомольцы нынче выгоняют ранний картофель, и все интересуются, когда он вырастет. Обещали к первому июля. Мы им помогали на высадке“.

Где-то поблизости за окном заливалась гармошка; Ваня вспомнил, что Светлана серьёзно больна и что нужно написать о чем-то весёлом.

„Сегодня у нас воскресенье. К вечеру много народу на улице гуляет. Кто постарше, сидят на лавочках и разговаривают. На гармошке тоже играют, а девчата пляшут. Они всегда пляшут. Идут по дороге, поют частушки и пляшут. Не знаю, чего им нравится плясать?

Ты просила написать про мою семью, а я не знаю, что писать. У меня есть мать и отец. Мать работает на ферме. Отец бригадир-полевод. Дед есть. Он тоже работает, но больше дома, по хозяйству. Старый всё-таки. Старший брат Андрей трактористом в МТС. Ну еще сестра Настя. Все мы обыкновенные колхозники, и никаких особых достижений у нас нет. Когда будут, напишу. Сев у нас скоро кончают. Бригада отца первая по району идёт. Трактористы нынче здорово работают. Андрей две благодарности получил за перевыполнение нормы. Наверно, премию получит. Обещал мне ружьё подарить. А мать говорит — рано тебе ружьё. А я и не спорю. Ей же самой хуже. Я бы по осени уток бил, а зимой зайцев. Ягоды я собирать не мастер: слишком они маленькие. Вот Катя Миронова живо корзину наберёт. Ты с ней и сходишь. Она все угодные места знает. Поправляйся скорей и напиши письмо. Ребята тебе тоже написали.

С приветом Иван Рябинин“.

Прежде чем вложить в конверт, Ваня прочитал принесённые письма. На одной стороне листка писал Боря, на другой — Саша.

Письмо начиналось: „Пишет ученик пятого класса, пионер, картофельник Александр Пыжов. Здравствуйте, товарищ шеф! Как вы поживаете? Мы поживаем ничего. Как полагается, ходим в школу и каждый день учим уроки. Недостатков у нас много, а у меня больше всех. Насчёт лености не знаю. Если рыбу ловить или что другое, я не ленюсь, а если уроки учить, то ленюсь. Спуску я тоже никому не даю, и даже бывают синяки. Ваня меня ругает, чтобы не задирал. Я делаю „сарботан“ — индейское оружие, про которое рассказывала Мария Ивановна. Стреляет выдохом. Когда приедете в колхоз, дам пострелять. Насчёт болезни не беспокойтесь. Болезнь скоро пройдёт. Это я по себе знаю. Желаю всего хорошего. Спасибо.

С приветом: Александр Пыжов“.

На другой стороне писал Боря:

„Здравствуйте, девочка Светлана!

Пишет Боря Дюков. Письма писать я не умею. Пишу как умею. Мы получаем ваши письма, и все довольны. Я живу вместе с отцом на птицеферме в колхозе. Отец — инвалид Отечественной войны. Раньше он был плотник, а теперь плотничать не может. Он устроил птичью ферму по поручению колхоза. А куры у нас все белые, как снег. К курятнику зимой подходят лисы, а наша собака Лада их гоняет. Ни одной куры не утащили. Недавно завёлся хорёк и задушил семь штук, а на другой день Лада его поймала. Если желаете, я могу подарить щенка. А ещё есть кошка. Она тоже умная и кур не трогает. Могу и котёнка подарить. А ещё напишу про гусыню. Она весной залезала в Ладину будку и там клала яйца, а Лада те яйца ела. Отец узнал про это и побил Ладу. С тех пор она не ест и даже в будку не ходит, пока яйцо не возьмут. Гусыня на неё шипит и нисколько не боится. Гусей у нас мало, а скоро будет много. Они хорошо сторожат и сразу поднимают крик, если кто придет. В школе нам рассказывали, как гуси спасли Рим. По-моему, это не выдумано, а было на самом деле. Размножать картошку нам нравится, хотя девчоночная бригада нас обогнала по причине ростков. Когда я вырасту, то стану плотничать. Отец мне инструмент обещал. Хорошо строить новые дома. Пускай люди живут и добром вспоминают. А если вы выучитесь на агронома или зоотехника, то я вам тоже построю дом. Все ребята желают, чтобы вы скорей поправились от болезни.

До свиданья. Боря Дюков“.

Ваня не стал исправлять ошибок, которых было не мало. Зачем? Он чувствовал, что Светлана сама разберётся и не осудит ребят. А если некоторые места покажутся ей смешными, то это ей полезно. Пускай смеётся на здоровье.

38. Кроты

Тёплый майский день. Последний день учебного года. Размахивая сумками, перегоняя друг друга, с криком и хохотом разошлись малыши из школы. Они свободны. Для них наступили летние каникулы.

Старшеклассники расходятся позднее. Несмотря на то, что завтра воскресенье, они сосредоточены и серьёзны, как никогда. Какой уж тут отдых, когда с понедельника начинаются экзамены!

Вернувшись из школы, Ваня направился к парнику. За картофель он спокоен. Следить за парником, снимать рамы и закрывать его взялся дед. Теперь старик серьёзно относится к ребячьей затее и даже подшучивать перестал.

Парник открыт. Вся его площадь густо засажена растениями. Вид у них превосходный. Листья темнозелёные, стебли крепкие.

Строгим, придирчивым взглядом осмотрел Ваня парник, пощупал землю и тяжело вздохнул. Здесь всё в порядке. Земля влажная, черенковать еще рано… Но на душе у мальчика неспокойно. До сих пор нет письма от Светланы, а кроме того, его тревожат экзамены. „Какой-то попадёт билет? Как-то он ответит?“

— Ваня! Ты знаешь, какая неприятность! — сказала Зина, подходя к парнику. — Мы с Катей сейчас были на нашем поле, там всё кротами изрыто.

— Конечно. Столько червей с навозом закопали. Вот кроты и едят.

— А как же быть? Если мы картошку посадим, они всё погубят.

Опасения Зины были основательны: кроты могут много навредить; и нужно было принять меры заранее. „Но это легко сказать. А какие меры? Кроты очень осторожные и чуткие животные. Работают они ночью и слышат малейший шорох; разве их всех переловишь?“ — размышлял Ваня, направляясь с Зиной к участку.

Возле берёз бригадиров поджидали встревоженные Катя, Боря и Саша.

— Ты смотри, что́ они делают! — с возмущением сказал Саша.

Действительно, всё поле было покрыто свежими кучками земли. Давно ли они любовались вспаханной, очень ровной поверхностью своего участка. А теперь всё испорчено.

— Ваня, давайте завтра пораньше придём и переловим всех. Возьмём вилы, лопаты, разроем все ходы, — сказал Саша.

— Нет. Надо Ладу на них натравить, — предложил Боря. — Она живо найдёт, а мы ей поможем.

— Вот это дело! — с радостью согласился Саша.

Ваня молчал. Предложение ребят было интересно и заманчиво, но он понимал, что это не выход. Если они даже и переловят появившихся кротов, то скоро придут новые. Но как же быть? Не сидеть же сложа руки.

— Ну, ладно, попробуем, — согласился он.

Наутро был назначен поход против кротов. Первыми пришли Костя и Саша. Солнце уже взошло, но за лесом его не было видно. Приближаясь к участку, прекратили разговор и старались ступать как можно тише. У Кости в руках вилы, Саша с лопатой. Остановились возле берёз и стали наблюдать. Один из холмиков на краю участка, как показалось Саше, шевелился.

— Во! — прошептал он, показав рукой направление.

Костя прищурился и даже присел. Холмик совсем свежий и как будто растёт на глазах.

— Давай! — скомандовал Костя, и оба бросились большими скачками.

С хода Саша вонзил вилы в кучку земли и вывернул. Вместе с землёй он выбросил на поверхность крота. Зверёк торопливо разгребал рыхлую землю, но Саша схватил его за лапу и отбросил на целину. Здесь крот оказался в беспомощном состоянии: корка земли крепкая, поросшая многолетними травами.

Крота посадили в ящик и долго смотрели, как он ползал, тыкаясь носом в стенки.

— Не уйдёт! — сказал Костя, поднимаясь. — Давай охотиться.

Вернулись на старое место.

— Ваня-а! — крикнул Саша. — Есть один!

— Давайте теперь ходы раскапывать!

Ребята принялись за дело. Начали с края участка. Ходы были не глубоко, и Саша попробовал разрывать их руками, но это оказалось бесполезно, — кроты уходили.

Пришёл Вася, а за ним Катя, Поля и Нюша. Настроение у всех было прекрасное. Ребята давно не собирались вместе. Ваня ходил по участку и не слышал, как пришли Оля и Тося. Вдруг раздался отчаянный визг. Оглянувшись, он увидел удирающую Тосю, а за ней Сашу с кротом в руках.

— Сашка! — крикнул он. — Ну что ты, как маленький…

Но Саша не унимался. Оставил Тосю и бросился к Кате.

— Попробуй! — спокойно сказала Катя, не двигаясь с места.

Когда Саша подошёл к девочке и поднял над головой крота, она схватила его за руку.

— Ага! Попался, Сашка! Катя, не сдавайся!

Между Сашей и Катей завязалась борьба. Подзадоривание и смех ребят задели самолюбие Саши. Он выпустил крота и свободной рукой схватил девочку за локоть. Крота взял Костя и посадил обратно в ящик.

— Ай да Катя!

— Пропал Сашка… Лучше сдавайся!

Некоторое время борцы стояли друг против друга, держась за руки. Вдруг Саша дёрнул Катю за левую руку и дал подножку. Это был его излюбленный приём. Но не тут-то было. Девочка устояла, вывернулась, потом, в свою очередь, схватила Сашу, приподняла, и он грохнулся на спину. Это было так неожиданно, что все закричали, захлопали.

Саша хотел перевернуться на живот, но Катя придавила его коленями и руками…

— Сдавайся! — сказала она.

— Нет… Ты неправильно…

— Сдавайся! Сдавайся! — закричали ребята.

— Сдавайся, говорят! — повторила Катя.

— Ну, ладно… сдаюсь.

Катя оставила Сашу в покое, поднялась и поправила растрепавшиеся волосы.

В этот момент с лаем прибежала рыжеватая, похожая на лису, лайка.

— Лада! Ладушка!

Собака хорошо знала всех ребят. Приветливо помахивая завёрнутым в колечко хвостом, она подбегала то к Ване, то к Косте и прыгала, стараясь лизнуть их прямо в лицо.

Началась охота. Вначале Лада не понимала, что от неё хотят. Совала нос в разрытую ямку, фыркала и отходила. Кроты её не интересовали. Вот если бы это были мышиные норы… Но Боря не отставал. Он подзывал собаку и, разгребая рукой холмик, командовал:

— Лада, ищи тут! Ищи!..

Наконец собака поняла. Сунув раза два морду в кротовый ход, она начала рыть лапами землю.

— Есть! Учуяла! Копай живо!

Толкаясь, мешая друг другу и собаке, ребята тоже начали разрывать землю. Скоро они завалили кротовый ход и потеряли его. Но теперь Лада сообразила, что́ нужно от неё, и пошла искать. Перебегая от одной кучки к другой, собака быстро почуяла крота. Разрывая лапами ход, она совала туда морду, нюхала и снова разрывала. Ребята пришли на помощь. К общему удовольствию, крота догнали и вывернули на поверхность. Думали, что Лада схватит его, но она только лаяла, приседая на передние лапы. Крота посадили в ящик.

Солнце поднялось высоко, и все порядочно устали, когда пришла Зина с Марией Ивановной.

— Марь Ванна! Есть! Две штуки поймали! — крикнул Саша и повёл показывать.

— А что вы хотите с ними сделать? — спросила Мария Ивановна, увидев двух беспомощно барахтающихся в ящике кротов.

— А что? Девочкам подарим на жаркое, — шутил Саша.

— Ребята, кротов не надо убивать. Они полезные, — сказала Мария Ивановна. — Я советую вам отнести их подальше в лес и отпустить. Кроты уничтожают много вредных личинок.

— А они к нам обратно придут, — сказал Саша.

— Не беспокойтесь. Не придут. А эта ваша охота — бесполезное занятие. Так с кротами не борются.

— А как? — спросил Ваня.

— Сделайте вертушки. Знаете? Маленькие пропеллеры с хвостом, чтобы стояли против ветра и крутились.

— А-а! Ветродуй! — догадался Саша.

— Ну пускай ветродуй, — с улыбкой согласилась Мария Ивановна. — Крылья, хвост можно в виде самолёта сделать. Прикрепите такой „ветродуй“ на кончик жерди, но чтобы он свободно вращался там, а жердь вкопайте в землю. Во время ветра пропеллеры будут крутиться и шуметь. Шум по жерди будет передаваться в землю. Кроты не любят подозрительного шума. Они уйдут.

— Вот как просто… — удивилась Оля.

— Мы сделаем несколько штук…

— Можно и несколько, — сказала Мария Ивановна и взглянула на ручные часики. — Сейчас я тороплюсь. Проводите меня.

Провожать пошли всей компанией, кроме Кости. Ему поручили сейчас же унести кротов и выпустить их в лесу.

Приятно было прогуляться в хорошую погоду и послушать Марию Ивановну. Она любила рассказывать о колхозе: каким будет колхоз, когда ребята кончат школу, и каким они сделают его через несколько лет. Она показывала рукой на пригорок и говорила:

— Вот здесь мы с вами построим клуб. С колоннами, с большими светлыми окнами! А кругом разобьём сад. Прямо от деревни мы с вами сделаем дорожку, а по краям её посадим многолетние цветы: пеоны, флоксы… Достанем и розы…

Незаметно дошли до конюшни. Здесь уже стояла запряжённая лошадь. Мария Ивановна поблагодарила конюха, села в тележку и вспомнила:

— Ах да! Чуть не забыла! Ваня, зайди в правление. Там тебе и Зине письма лежат.

Бригадиры переглянулись и во весь опор помчались в правление. Следом за ними побежали и остальные.

„Здравствуй, Ваня!

Очень рада была получить от вас письма! Большое вам спасибо. Как хорошо, когда есть друзья. Саше, Боре и Васе передай мой самый, самый горячий привет. Я уже поправилась и хожу в школу. Скоро экзамены. Я боюсь, но не очень. Во время болезни приходили подруги и занимались со мной, чтобы я не отстала. С картофелем у нас всё в порядке, но я еще не ездила в совхоз. В городе тепло. Погода стоит солнечная, и все ходят в платьях. А меня заставляют носить пальто, потому что утром на улице прохладно. Серёжа тоже засел за уроки. Мы с ним опять немного поссорились. Он не хочет писать вам, сколько у нас получилось растений, а я не согласна. Что это за секреты? Он думает, что мы вас перегнали, а я думаю, что нет. Я тебе по секрету сообщаю. Сейчас у нас уже пятьсот сорок шесть растений. А картошек всего десять. Много? Правда? Но у вас, наверно, не меньше. Я в этом уверена“.

Прочитав эти строчки, Ваня усмехнулся. У городских юннатов на один клубень приходилось всего пятьдесят четыре с половиной растения, а у них уже больше ста.

„Мы всё время опаздываем, поэтому я и думаю, что вы не отстали. У вас хорошая руководительница и близко парник.

Пока всё. В другой раз напишу больше. Желаю вам всем выдержать экзамены на пятёрки.

Светлана“.