Первое апреля. Сборник весёлых рассказов и стихов

Ты смог бы без меня обойтись?

Юрка пришёл в школу какой-то грустный. Или задумчивый. В общем, не такой какой-то.

Я решил, что он просто не выспался. Или встал не с той ноги. Но Юрка даже на переменах не носился по коридору, не кричал, не толкался. Он стоял у окна и строго на всех поглядывал.

— Ты чего? — спросил я.

— Ничего, — сказал Юрка и опять нахмурился.

Я решил к нему не приставать. Если он что-то придумал, всё равно первый заговорит. Надолго его не хватит.

Но Юрку хватило аж до большой перемены. Наконец он отвёл меня в самый конец коридора и, убедившись, что никто не подслушивает, произнёс тихо:

— Скажи, ты смог бы без меня обойтись?

Я сначала подумал, что он про парусник. Мы три дня уже склеивали новую модель у меня дома. Совсем чуть-чуть осталось.

Я огорчился:

— Ты что, не придёшь вечером?

— Не в этом дело, — Юрка мотнул головой. — Ты вообще мог бы без меня обойтись?

— Без тебя, что ли, склеить?

— При чём тут склеить? Представь, что меня нет. Что бы ты делал?

— Ну, — я пожал плечами, — подождал бы денёк. Клей лучше схватится.

— Ты что, не понимаешь, что ли? — закричал Юрка. — Нет меня и никогда не было! Смог бы?

— Чего ты орёшь? — рассердился я. — Чего смог бы?

— Обойтись. Без меня…

«Вот привязался», — подумал я и оглядел Юрку с ног до головы. Ему, пожалуй, пора было постричься. Или хотя бы расчёску завести. Волосы у него плясали во все стороны. Левое ухо почему-то было запачкано синей пастой. Из-под пиджака вылез край белой рубашки в горошек.

Никак нельзя было представить, что его нет. Как же нет, когда вот стоит! К стенке прислонился.

Я пожал плечами и спросил:

— А ты без меня?

— Нечестно, — возмутился Юрка. — Я первый спросил. А ты отвечай. Только честно.

— Наверное, смог бы, — честно ответил я. — Если тебя нет, я с тобой вообще бы не познакомился никогда.

— Я так и думал, — вздохнул Юрка и двинулся от меня прочь, бормоча: — Друг называется…

— Постой, — догнал я его. — А ты-то сам смог бы без меня обойтись?

Юрка остановился. Он посмотрел мне прямо в глаза и тоже честно ответил:

— Не знаю… Иногда я думаю, что не смог бы. А иногда, что смог бы.

Мне вдруг сделалось грустно. Все-таки он смог бы без меня обойтись. Иногда, но смог бы… Тьфу ты! Всё настроение испортил.

До конца уроков мы не разговаривали. Изредка я поглядывал на Юрку. Он сидел на своей третьей парте у окна, смотрел на тополь, начинающий уже зеленеть, и не известно было, о чём он думает. Наверное, дуется на меня.

Но из школы мы, как всегда, вышли вместе.

Мы шли и молчали. Довольно противно было так идти. Я начинал всё больше и больше на него злиться, и мне стало казаться, что без Юрки я и вправду спокойненько мог бы обойтись. Вдруг он спросил, не поворачивая головы:

— Слушай, а без кого ты вообще не смог бы обойтись?

«Заговорил, наконец!»

— Без родителей, наверно, — ответил я, немного подумав. — А ты?

— Без родителей, конечно, не смог бы.

— А без Пирата?

— Без Пирата? — Юрка остановился и посмотрел на меня. — Ты что? Он, знаешь, как меня всегда ждёт! Я только дверь в подъезде открою, а Пират уже лает на весь дом. Радуется, что я пришёл.

— Ну ладно, — согласился я. — А знаешь, без чего ты уж точно не смог бы обойтись?

— Без чего?

— Без воздуха.

— Ха! Без воздуха никто не смог бы. И без воды тоже.

— Я где-то читал, — вспомнил я, — что, когда на Земле не было суши, а был один сплошной океан, люди дышали жабрами. И обходились без воздуха.

— Ну сказанул! Это ж когда было! Тогда и людей не было.

— Я читал, что были.

— Откуда же они взялись?

— Из космоса. Их высадили осваивать Землю, но потом что-то там случилось, взрыв какой-то, и за ними никто не прилетел. Считалось, что от обезьяны люди произошли, а оказывается — из космоса.

— И негры тоже?

— Ну да… — кивнул я, правда, не очень уверенно. — И негры. У них же там, в космосе, разные национальности живут.

— А я вот о чём думаю! — воскликнул Юрка. Он опять был прежним. — Вот если самолёт идёт на посадку, закладывает ли у мухи уши?

— Чего-чего? У какой ещё мухи?

— Ну муха в самолёте летит! Залетела в самолёт, когда он ещё на земле был, где-нибудь на юге. И полетела в Петербург.

Я засмеялся.

— Да я сам видел! — закричал Юрка. — Мы летом возвращались с юга, и с нами муха летела. Даже на нос мне села.

На меня напал такой смех, что я даже портфель в руках не мог держать и поставил его прямо на землю.

— Ой не могу! — задыхался я, раскачиваясь из стороны в сторону. — На нос села!.. Муха!.. С ушами!..

Юрка с опаской глядел на меня. Потом сам хихикнул раза два и тоже захохотал. Так мы стояли и хохотали прямо посреди тротуара, а прохожие обходили нас и глядели, как на ненормальных.

…Поздно вечером, когда я уже лежал под одеялом, у нас зазвонил телефон. Мама долго кого-то расспрашивала: почему так поздно, ничего ли не случилось? Потом вошла в комнату и позвала:

— Вставай. Тебя Юра к телефону. Говорит, очень срочно.

Я прошлёпал на кухню и взял трубку.

— Привет! — услышал я Юркин голос. — Я тут думал… В общем я, наверно, не смог бы без тебя обойтись. Алло? Ты слышишь?

— Слышу, Юрка, — ответил я, улыбаясь. — Я тоже не смог бы. Честно.

Мы помолчали.

— Ну ладно, — сказал Юрка. — Тогда пока?

— Ага. До завтра.

Я тихо повесил трубку.

— Что Юра звонил? — спросила мама. — Ты чему улыбаешься?

— Да так… Мам, как ты думаешь, когда самолёт идёт на посадку, закладывает ли у мухи уши?

Мама всплеснула руками:

— И это называется «очень срочно»! Нашли, о чём разговаривать по ночам. Нет, я телефон отключу, ей-богу! Иди спать скорей.

И я пошёл, хотя спать совсем расхотелось.

Из открытой форточки пахло весной. Прозрачная занавеска чуть подрагивала от влажного воздуха. Сперва осторожно, а затем всё уверенней и громче застучал по подоконнику дождик. К утру, подумал я, он смоет остатки грязноватого талого снега. Первый весенний дождь в этом году.

Гомер

Маленький чёрный жучок появился на парте неизвестно откуда. Уверенной быстрой походкой он направился к раскрытому учебнику, вскарабкался на него и остановился на карте Древнего мира, не дойдя двух сантиметров до Карфагена. Рядом был нарисован воин с копьём, схвативший за волосы упирающуюся рабыню.

— Гляди! — толкнул меня Юрка в бок. — Боится в Средиземное море лезть.

Жучок не двигался. Видно, размышлял, стоит Ли ему, в самом деле, лезть в Средиземное море.

Юрка тихонечко пнул его кончиком карандаша. Жучок двинулся вперёд, ненадолго задержался на голой коленке воина, потом развернулся и пошёл обратно, в глубь Африки.

Я быстро достал из портфеля линейку и преградил ему путь к отступлению. Но он, не дойдя до линейки, взял курс на Египет. Затем влез всё-таки в Средиземное море и опять остановился, выбрав для передышки остров Крит.

— Я ему имя придумал, — сказал Юрка.

— Какое?

— Гомер.

— Почему Гомер?

— Бродит по свету, поёт себе песни про Одиссея… Ну и вообще.

Тем временем Гомер опять попытался улизнуть в Африку. Но Юрка так пихнул его карандашом, что из Средиземного моря тот перелетел сразу в Балтийское, перевернулся на спину и забарахтался между страницами.

— Что, Гомерчик, холодно? — ехидно проговорил Юрка, наклоняясь над картой. — Что, не нравится?

В этот момент сверху опустилась рука Николая Михайловича и захлопнула учебник.

Юрка вздрогнул и задрал голову.

— Николай Михайлович, вы Гомера раздавили! — воскликнул он несчастным голосом.

В классе засмеялись. Юрка, изо всех сил стараясь казаться серьёзным, невинно смотрел в глаза историку. Но силы его быстро таяли. Юркины щёки надулись, сам он сделался красным и вдруг — икнул. Потом ещё раз. И ещё.

Опять все захохотали.

— Я не нарочно, честное слово, — попытался Юрка оправдаться, но начал икать ещё чаще.

Николай Михайлович нахмурился.

— Вот что, Шевельков. До конца урока ещё двадцать минут, так что, к счастью, ты его не весь сорвал. Иди водички попей, обдумай своё поведение и не показывайся мне сегодня на глаза.

Не переставая икать, Юрка пошёл из класса.

Меня будто кто-то за язык дёрнул:

— Как же он попьёт водички, она же некипячёная?

— Вот что, Сорокин, — совсем рассердился историк. — К тебе тоже относится всё, что я сказал твоему другу. До свидания.

Я вышел из класса вслед за Юркой.

Юрка дожидался меня в коридоре, улыбаясь во весь рот.

— А я икать перестал!

— Поздравляю, — буркнул я.

— Понимаешь, икаю и не могу остановиться. Ну, думаю, всё! Ещё чуть-чуть — и заворот кишок. Аж живот заболел.

Назавтра истории не было, так что настоящие неприятности начались два дня спустя. Едва Николай Михайлович вошёл в класс и повесил карту, Юрка опять начал икать.

— Кончай, — сказал я ему. — Не смешно.

— Какие уж тут шу-ут-ки, — ответил он.

В классе снова захихикали. Пуще прежнего нахмурился историк. И через пять минут Юрка уже закрывал за собой дверь со стороны коридора.

На перемене он жаловался:

— Фантастика какая-то! Как только вышел из класса, сразу икать перестал. Что я, специально, что ли, икал? Что я дурак, что ли?

Я не успел ответить утвердительно, потому что прибежал Орлов и, сияя от удовольствия, сообщил, что нас вызывает директриса.

Когда мы вошли в кабинет, она сидела за длинным столом и рассматривала нас, прищурившись. Посередине стола стоял графин с водой, и я подумал, удобно ли Юрке пить из директорского графина, если опять ему вздумается икать?

— М-да, — покачала головой директриса. — Не ожидала от тебя, Шевельков. А от тебя, Сорокин, и подавно.

Она выдержала длинную паузу. Юрка вздохнул. Я пожалел своих родителей.

— Ну? Что молчите?

— Я сам от себя не ожидал, Мария… Пахомовна! — воскликнул Юрка. — Я…

— Маргарита Прохоровна, — поправила директриса.

— Я сам от себя не ожидал, Маргарита… Пахомовна. Я, как историка опять увидел…

— Николая Михайловича.

— Я, как Николая Михайловича опять увидел, так на меня икота снова напала. Наверно, у меня на него иммунитет.

— Что-что у тебя на него? — изумилась Маргарита Прохоровна.

— Ну этот…. Как его?..

Открылась дверь, и в кабинет вошёл историк.

— Присаживайтесь. Николай Михайлович, — пригласила директриса. — Будем решать, что с ними делать. Оказывается, у Шевелькова на вас иммунитет.

Юрка виновато взглянул на учителя и вдруг икнул.

Николай Михайлович побледнел и чуть не опустился мимо стула. Видимо, такое безрассудное хулиганство было выше его понимания. Дрогнувшей рукой он налил из графина полный стакан воды и выпил её залпом.

— Вот видит-е, — радостно икал Юрка. — Я же не обманываю!

— Прекратить паясничать сейчас же! — директриса ударила ладонью по столу и поднялась с места. — Значит, мне, как ты предлагаешь, нужно сделать выбор: либо Николая Михайловича уволить с работы, либо тебя оставить на второй год.

— Ничего я не предлагаю, — пробормотал Юрка.

— Ну как же? Уроки истории ты теперь посещать не в состоянии. А с двойкой по истории я тебя в следующий класс не переведу. Просто права не имею. Не так ли, Николай Михайлович?

Николай Михайлович откашлялся, как будто собирался произнести речь. Но ничего не сказал, а просто кивнул.

И тут меня осенило.

— Шевельков не виноват! — закричал я. — Гомер во всем виноват. Он, наверное, заразный. Надо класс опрыскать!

Директриса посмотрела на меня, потом на Николая Михайловича, потом опять на меня. Ужас мелькнул в её глазах.

— Нет, — вздохнул Юрка. — Гомер сегодня отсутствовал, а я всё равно икал.

Это было правдой.

— А почему это ты, интересно, икать перестал? — подозрительно произнесла директриса.

— Ой, и правда! — удивился Юрка. Он набрал в грудь побольше воздуху, шумно его выдохнул и взглянул украдкой на Николая Михайловича.

Но с учителем творилось что-то непонятное. Он сидел уже не бледный, а розовый и, казалось, не дышал. Взгляд его был устремлён в противоположную стену. Он не издавал ни единого звука, но время от времени вздрагивал всем телом.

Директриса забеспокоилась.

— Что с вами, Николай Михайлович?

Тот встал, взмахнул руками, будто отмахиваясь от невидимых насекомых, и выбежал из кабинета.

— Ты его икотой заразил, — шепнул я Юрке.

Зазвенел звонок с большой перемены.

Директриса потёрла пальцами виски и вдруг резко спросила:

— Кто вам рассказал про Гомера?

Мы переглянулись.

— Николай Михайлович…

— Во второй четверти еще.

Она покачала головой:

— Эх, вы! Ничего-то не знаете. Это было его университетское прозвище. Он самостоятельно выучил древнегреческий язык. Его на кафедре оставляли. Бескорыстнейший человек! Ему бы наукой заниматься, а он с вами мучается, остолопами. Ступайте!

Мы ждали, что она вспомнит про наших родителей, снизит оценки по поведению или ещё какую-нибудь придумает нам казнь. Но директриса молча перебирала на столе бумаги, словно уже забыла про нас. Мы тихо вышли и осторожно прикрыли дверь.

Идём по коридору, Юрка вдруг остановился у окна и приложил палец к губам. Я посмотрел в окно. На школьном крыльце стоял Николай Михайлович и курил. Он был без пальто и без шапки, снег падал ему прямо на голову, ложился на плечи. На голове у него я заметил маленькую лысину. Впервые я глядел на учителя сверху вниз. И мне его было жалко.

Отрицательные частицы

Вот что я открыл! Если из русского языка убрать отрицательные частицы, я был бы послушным, внимательным и алаберным.

— А я выносимым! — обрадовался Юрка, когда я сообщил ему о своём открытии.

В это время Лидия Яковлевна велела всем достать тетради и приготовиться к контрольной.

— Звонок скоро, и на тебе — контрольная… — проворчал Юрка.

— Она вообще какая-то… предсказуемая, — согласился я.

Но нам повезло. В класс заглянула директорская секретарша Леночка и срочно позвала учительницу к телефону.

— Из роддома, — добавила она громким шёпотом.

— Ой! — засуетилась Лидия Яковлевна. — Леночка, пожалуйста, побудьте с ними пять минут, я скоро.

По коридору, удаляясь, застучали её каблуки.

— Хороши! — покачала головой Леночка. — На пять минут вас нельзя оставить. — Она подошла к доске и села за учительский стол.

— Леночка, а что случилось? — вкрадчиво спросила Соня Козодоева.

— Не Леночка, а Елена Владимировна, — поправила та строгим голосом. Но быть строгой ей быстро надоело, и она призналась: — У Лидии Яковлевны дочь должна родить вот-вот. А может быть, уже…

Девчонки заверещали:

— А кого, мальчика или девочку?

— Откуда ж она знает?

— Теперь об этом заранее сообщают.

— А ты-то откуда знаешь?

— Вчера по телевизору сказали, — заявил Валера Скориков, — что в Аргентине одна семерых родила!

— Да ну тебя!

— Интересно, кто у неё муж? — мечтательно произнесла Козодоева.

— Диего Марадона.

— Дурак!

Поднялся гвалт. Леночка пыталась навести порядок, но её никто не слушал.

— Все девчонки у нас… нормальные, — сказал я.

— Какие же они нормальные! — Юрка с удивлением посмотрел на меня. Но, вспомнив начатую игру, кивнул: — Вообще, ты прав. Орут, как… дорезанные! А пацаны у нас все… дотёпы!

Мы засмеялись.

Вдруг Юрка спросил:

— А твои родители часто ругаются?

— Да когда как. А что?

— Мои часто. Вот родили бы мне в своё время брата или сестру…

— И что?

— Заботились бы, а не ругались.

— Разве о тебе не заботятся?

— А чего обо мне заботиться — я уже большой. — Он вздохнул и добавил: — Подождут ещё немного и разведутся.

Мне стало жалко Юрку. Я спросил:

— А как они ругаются?

— Да ну, повторять неохота. Когда отец приходит с работы, мама кричит: «Терпения моего больше нет!..» Ну и так далее.

— Может, ты с ними в нашу игру сыграешь?

Юрка пожал плечами.

Шуму в классе поубавилось. Леночка пугала всех какой-то важной комиссией, которая явится в школу на следующей неделе.

Юрка хмыкнул.

— Ты чего? — поинтересовался я.

— Смешно выходит. Представил, как мама на отца ругается: «Вернулся, годяй трезвый! Дельник радивый!»

— А он что? — улыбнулся я.

— А он, — Юрка сделал важное лицо и пробасил: — Зря ты такими справедливыми словами меня и себя рвируешь.

Мы захохотали. Леночка погрозила нам кулаком.

— Я им вечером расскажу про игру, — прошептал Юрка. — Как думаешь, поможет?

Я кивнул.

В класс вошла Лидия Яковлевна. Все замерли.

— Итак, продолжим, — сказала она деловым тоном. Потом оглядела всех нас. Глаза её вспыхнули, она всплеснула руками и крикнула: — Ой, ребятушки! Я такая счастливая! У меня внучка родилась!

Девчонки завизжали. Леночка бросилась целовать Лидию Яковлевну.

Козодоева, которой светил трояк за полугодие, встала и заявила с проникновенностью:

— Дорогая Лидия Яковлевна! Мы все желаем, чтобы ваша внучка была такая же красивая и добрая, как вы! И чтобы она была… — Соня споткнулась, подыскивая слова.

— Заботной и наглядной! — подсказал Юрка.

Все засмеялись, хотя никто ничего не понял. Кроме меня.

Вор

Я простудился. Мама взяла отгул. Папа потерял годовой отчёт, и его уволили с работы. Поэтому никто никуда не спешил. Даже бабушка. Мы медленно и вяло завтракали. В общем, вору не повезло, что он выбрал именно нашу квартиру.

Тихо щёлкнул замок.

— Ловко! — похвалил папа. — Видно, с большим опытом человек.

Мама произнесла:

— Хоть бы он на антресоли залез. У нас там столько хламу скопилось!

— И мусор бы вынес, — добавила бабушка, покосившись на меня.

Через минуту вор заглянул на кухню. Он явно не ожидал увидеть там столько народу. Его одолела печаль. Он тяжело вздохнул и развёл руками.

— Что же вы не взяли ничего? — покачала мама головой.

— Да как-то, знаете, не приглянулось, — признался вор.

— Ловко у вас с замком получилось, — похвалил папа. — А портфель мой не посмотрите? Я ключик потерял, не открыть.

Вор взял папин портфель и потыкал в замок булавкой. Портфель распахнулся.

— У Вадика молнию на куртке заело, — спохватилась мама.

Вор взял мою куртку и починил молнию.

Бабушка оживилась.

— Холодильник наш сильно громыхает. Соседи жалуются.

Вор пошарил рукой за холодильником, что-то там подкрутил, и тот успокоился.

— Вот вам чашка, — сказала бабушка. — Садитесь с нами чай пить. А вот пирожки с капустой. Любите?

— Люблю, — кивнул вор. — Только вы отвернитесь, когда я пирожки стану красть.

— А зачем их красть? — удивились мы. — Просто так берите.

— Просто так у меня, наверное, не получится, — засомневался вор.

Он протянул руку к тарелке с пирожками. Рука дрогнула. Мы затаили дыхание. Вор зажмурился и взял наконец пирожок.

Мы захлопали.

— Полуфилось! — радовался вор, жуя пирожок.

— Нашёлся! — ликовал папа, обнаружив в портфеле годовой отчёт.

— Не болит! — кричал я, трогая горло.

Я выздоровел. Папу вновь приняли на работу. А бывший вор продаёт у метро пирожки с капустой. Не такие, конечно, как печёт наша бабушка, но ничего. Есть можно. Я сам пробовал.

По глазам вижу

Ольга Алексеевна открыла классный журнал, и стало слышно, как этажом выше бухает в спортзале баскетбольный мяч.

— Меня сейчас вызовет, по глазам вижу, — шепнул Юрка.

— Скоро звонок, — попытался я его успокоить.

— Нет, вызовет, по глазам вижу.

— К доске пойдет Костиков, — объявила Ольга Алексеевна.

Толстый Шура Костиков неуклюже выбрался из-за парты и, шаркая, побрел между рядами.

— Не учил, по ушам вижу, — огорчился Юрка.

Костиков стоял у доски, опустив голову.

— Учил? — спросила Ольга Алексеевна.

Костиков молчал, переминаясь с ноги на ногу. Его большие розовые уши стремительно краснели.

— Садись, Костиков, — вздохнула Ольга Алексеевна. — Двойка.

— Не в духе она сегодня. Ой не в духе! — зашептал Юрка. — По помаде вижу.

— По какой помаде?

— По губной, какой же ещё!

— При чём тут помада? — удивился я.

— В том-то и дело, что нет помады! — Юрка взглянул на учительницу и тихо затараторил мне в ухо: — Не успела себя в порядок привести, даже губы не помазала. Значит, в семье что-то не клеится, с мужем поругалась, чашку разбила, суп пересолила, всё из рук валится, какая уж тут помада!..

Я посмотрел на Юрку и покрутил пальцем у виска.

— Таня Ерёмина, — вызвала Ольга Алексеевна.

— Отмена крепостного права сопровождалась разорением бедных слоев крестьянства, — с воодушевлением начала отличница Ерёмина.

До звонка оставалось совсем чуть-чуть. Юрка расслабился и развалился на стуле. Потом посмотрел на Ольгу Алексеевну, наклонился ко мне и произнёс:

— Вообще-то она тётка не вредная. Всё у неё ещё наладится, по причёске вижу.

— Как это? — не понял я.

— Как-как! — рассердился Юрка. — Не видишь, что ли? Причёска модная, симпатичная. С такой причёской она быстренько ещё раз замуж выйдет. Второй раз уже не ошибётся, подберёт мужчину работящего, покладистого…

— Шевельков! — раздался голос Ольги Алексеевны. — Продолжи ответ Громовой. Садись, Таня. Пять.

Юрка встал, посмотрел на часы и тяжело вздохнул.

…На перемене Юрка открыл дневник и принялся внимательно рассматривать новую двойку.

— С неохотой поставила, — говорил он. — Разве это двойка? Вон Валентина за диктант, гляди, какую пару поставила. Жирная, аж на следующую страницу отпечаталась. А это что за двоечка? Крохотная, с завитушкой какой-то. Нет, с большой неохотой поставила. По почерку вижу!

Сирота Снегурочка

— Папа, а Дед Мороз — дед?

— Что? Дед Мороз? Дед, конечно.

— А у него жена есть?

— Нет.

— А дети?

— Нет. Не мешай мне, пожалуйста.

— А Снегурочка — его внучка?

— Внучка.

— Откуда же она взялась, если у Деда Мороза детей нет?

— Понятия не имею!

— Значит, она сирота?

— Слушай, отстань, а? У меня завал с работой, а тут ты со своими дурацкими вопросами. Иди у мамы спрашивай.

— Мама!.. Ну, мама?

— Чего тебе?

— А Дед Мороз — дед?

— А кто же ещё? Конечно, дед.

— А у него жена есть?

— Жена? У Деда Мороза?.. По-моему, нет.

— А дети?

— И детей нет.

— А Снегурочка, она кто — внучка Дедморозовая?

— Ну да.

— А кто ее родил?

— Фу ты! Ну вот, пригорело! Что ты всё вертишься у меня под ногами!

— Ну хоть какие-то родители есть у неё?

— У кого? Ох, Боже ты мой! Отойди от плиты, ошпаришься!

— У Снегурочки.

— У какой ещё Снегурочки? Скоро гости придут, а у меня не готово ничего. И тут ты еще… Вон бабушке делать нечего — к ней иди и спрашивай.

— Бабуля? Бабуля?

— А?..

— Бабуля!!!

— Что, мой родненький?

— У тебя муж есть?

— А?..

— Муж есть у тебя, я тебя спрашиваю?!!

— Да как же! Вот ведь он, на диване сидит. Никак опять уснул….

— А у Деда Мороза жена есть?

— Есть, как же. Хворает только. Надо бы навестить её, бедную, с праздником поздравить. Ах, Верка, Верка!.. А ведь какая была шебутная девка! И куда всё девается?..

— Верка?! Дедморозовая?!

— Морозова, да. Верка Морозова. Баба Вера. Вчера ещё за тмином к нам приходила. Пойду и впрямь спущусь к ней на этаж. Пирожка ей отрежу…

— Деда? Деда?

— Хр-р…

— Дед, проснись!

— Хр-р… Хр-р… А я не спал!

— Дед, у Деда Мороза жена есть?

— Есть.

— А дети у них есть?

— Есть.

— А потом они Снегурочку родили?

— Родили.

— Значит, она не сирота?

— Не сирота.

— Уф-ф!.. Ну тогда всё в порядке. Пока, деда, я спать пошёл. Мама, спокойной ночи! Папа, спокойной ночи! Как я устал!..

На ногу наступил

Когда я наступил директору на ногу, я ещё не знал, что он директор. Это уже он мне сам сказал:

— Так. На ногу директору наступил!

Я молчал, тяжело дыша. Сказать было нечего.

— Ну что молчишь? — спросил директор. — Сказать нечего?

Я кивнул.

— Хорош! — возмутился директор. — На ногу директору наступил и кивает! Доволен, значит, собой?

Я помотал головой.

— Нет, вы посмотрите на него! — кипятился директор. — Мотает головой, как будто ничего не произошло! Как будто не он только что директору на ногу наступил! Да знаешь ли ты, что я с тобой могу сделать?

Я кивнул.

— Знаешь? И что же, интересно?

Вы мне тоже можете на ногу наступить, — вдруг догадался я. — И тогда мы не поссоримся.

Директор немного подумал и наступил мне на ногу. Почти не больно.

И мы не поссорились.