Елена Марченко никогда не любила детективы. Все эти обязательные для сюжета повороты, когда первый подозреваемый всегда оказывается невиновным, особенно если улики указывают на него, вызывали у нее лишь презрительную усмешку. До Следственного Комитета Лена несколько лет работала следователем уголовного розыска — и жизнь научила ее, что обычные уголовные преступления в девяноста процентах случаев совершенно не похожи на детективные романы.
В общем, если бы не вердикт экстрасенсов, она определенно бы поставила на вину Макса Баламушина. Если даже не прямую, так косвенную. Подростки — это всегда сексуальное влечение и демонстративные страдания. Если между Полей и Баламутом что-то было — а как оно не будет между лидером рок-группы и ярой поклонницей? — то возникает еще букет версий, кроме первоначального «сатанинского ритуала». Убийство из мести, обиды или ревности. Самоубийство по тем же причинам…
Они шли втроем к месту гибели Полины — заброшенной стройке на окраине Градовска. На этом настоял Скрипка: минут за двадцать после срочного отбытия Краснова (вот тоже — куда понесло человека?) он всё-таки «поймал волну» от Макса — надо отдать должное, тот честно выполнял всё, о чем просил его экстрасенс: вспоминал детали, останавливался на каких-то подробностях, даже вспомнил, во что был одет в тот день. Скрипка посчитал, что на месте убийства шанс поймать правильную картинку увеличится, и поэтому они направлялись туда.
Судя по рассказу Баламута, он заходил к Красильниковым около пяти часов вечера — отдать книги, взятые у Виктора Петровича почитать, и поболтать с Полиной. Посидев около часа, парень ушел домой. Поболтать, ну-ну. Это двадцатилетний-то амбал с влюбленной в него девицей. Ой, сомнительно…
— Какие у тебя были отношения с Полиной? — оформил ее сомнения в вопрос Скрипка. Баламут лишь невесело рассмеялся.
— Меня столько уже про это спрашивали, что у меня выработался уже некий шаблон ответа. Вот такой: «Мы с Красильниковыми дружили семьями. Я ее отца знаю всю свою жизнь, а Полину — всю ее жизнь. Так что относился к ней как с младшей сестре». Никто, что характерно, не верит — ну как же так, как может парень дружить с девушкой, да без этого самого? Да еще сатанист, тут явно дело нечисто, по-любому он ее развращал, как мог…
Лене на секунду стало стыдно своих подозрений, но она преодолела эмоциональный порыв симпатии к Максу. Упрямо закусила губу — это всё могло быть хорошо отрепетированной игрой. Отчего-то вспомнился Валуйский, упорно не верящий в способности Краснова, но она отогнала и эту мысль: подозреваемый есть подозреваемый.
— Прости мое любопытство, — сказал Сергей, беспечно оглядываясь по сторонам. — Но твоя невеста — она тоже из… ваших? Из сатанистов?
— Она обычная девушка, да и я больше не сатанист, — пожал плечами Макс. — Тут или одно, или другое.
— В смысле? — заинтересовался Скрипка.
— В прямом, — усмехнулся Баламут. — Сатанизм — я имею в виду настоящий сатанизм, а не эту мишуру подростковую — это путь одиночек, зацикленных на самих себе. Разумный эгоизм, если цитировать старину Варракса. Сатанизм и любовь несовместимы. Как я могу быть «разумным эгоистом», если мне хочется, чтобы ей, одной-единственной, было хорошо, а на себя мне уже, в общем-то, плевать? Любовь — это когда ты отдаешь, а сатанизм — это когда ты только тянешь к себе. Так что или одно, или другое.
— Ну, поздравляю, — сказал Скрипка. — Мне всегда, к слову, были неприятны эгоисты. Они еще так любят называть себя «здоровыми», хотя, в сущности, больные люди…
— Это почему? — обиделась за эгоистов Лена.
— Потому что это не гармонично, — пожал плечами Скрипка, но, посмотрев на непонимающее лицо Лены, счел нужным пояснить: — Люди живут гармонией, равновесием. Вдох-выдох, Инь-Ян, право-лево. Жить одним потребительством, не отдавая — это болезнь.
— Тут можно поспорить, — не согласилась Лена. — Может, они отдают, просто мало.
— Ну, страдающий ожирением тоже отдает, только мало.
— А причем тут… — начала Лена, но Сергей ее прервал:
— Ага! Вон там виднеются какие-то балки, целый лес прямо. Что-то мне подсказывает, что нам туда. Хватит философствовать, за работу пора!
— Да, нам туда, — кивнул Макс. — Вон тропинка, пойдемте…
…Эту стройку забросили давно, еще, наверное, в начале девяностых. Собирались строить явно что-то огромное, вроде торгового центра или дома отдыха — и бросили, едва залив фундамент, вбив сваи и кое-где возведя между ними пару этажных перекрытий. Получившееся в итоге походило на инопланетный пейзаж — бетонная поверхность, усеянная, словно пещера сталагмитами, растущими из нее сваями. Кругом торчала ржавая арматура, сквозь бетон пробивалась упрямая трава и даже деревца, и стройка выглядела натуральными руинами, оставленными какой-то марсианской цивилизацией.
Место было явно популярное. Там и сям валялись бутылки, банки, окурки и прочий мусор. Балки расписывали, кажется, все кому ни лень: кроме вездесущего неумелого граффити, здесь был полный спектр человеческой мысли: от обычной нецензурной брани и стандартного «Здесь были…» до совершенно запредельных посланий вроде «Йолопукке, фтахгн!»
— Тут, наверняка, и перевернутые пентаграммы где-нибудь намалеваны, и три шестерки, — констатировала Лена. — И их приплели к делу как «следы ритуала», зуб даю. А так стройно всё выглядело по прочтении дела…
— Мне вот интересно, — задумался Сергей. — «Следы черного воска» — это не вот эти ли пятна солидола имелись в виду?!
— Всё может быть, — поморщилась Лена. — Я уже ни во что не верю.
Скрипка тем временем внимательно осматривался.
— Она там умерла, верно? — сказал он, показывая куда-то вправо. — Туда ведет меня.
— Угу, — хмуро ответил Макс. — Пойдемте, покажу.
Лена внимательно вгляделась в его лицо, пока они шли. Нет, не пахло тут страхом разоблачения, да и вообще — страхом. Печалью — пожалуй, да. Всё же, кажется, Максим Баламушин был в этом деле ни при чем.
Место гибели Полины отличалось от прочих. Надписей на соседних балках было поменьше, как и мусора вокруг, а на одной из свай — видимо, на той самой, где нашли тело девочки — висел скромный веночек из выцветших искусственных цветов.
— Ф-ф-ф… — длинно выдохнул Скрипка, закрывая глаза. Глазные яблоки у него под веками тут же задвигались, точно во сне. Неуверенной походкой экстрасенс обошел вокруг сваи.
— Вот тут… — глухо сказал он, показывая рукой себе под ноги. — Вот тут она лежит. Уже мертвая. Задушенная, он ее руками задушил. Он ее несет, берет на руки и несет. Зачем? А-а. Сажает к балке спиной. Накидывает петлю на шею, залезает с веревкой наверх, вон к той арматуре, привязывает веревку и поднимает ее…
— Вот как, — хмыкнула Лена. — А в лаборатории должны были отметить, что странгуляционная борозда появилась на теле уже после смерти. Проморгали?
— Может, и не проморгали, — пожал плечами Макс. — Это было бы даже в стиле. Дядя Костя так был уверен, что это я, что натягивал версию самоубийства всеми силами.
Сергей тем временем мотал головой, силясь отойти от транса.
— Охо-хо, — сказал он, тяжело дыша. — Вот это доза, как на кладбище сходил. Хапнул от души мертвечинки… Благородного дона спасет только стопарь виски. И ведь идут картинки, продолжают идти! Странно это, вообще-то. Не должно быть так.
— Что странно? — не поняла Лена.
— Контакт разорван, я ушел оттуда в настоящее, — пожал плечами Скрипка. — А картинки продолжаются, и даже только сильнее становятся с каждой секундой. Так бывает, когда рядом человек, который непосредственно принимал участие в происходящем. В данном случае убийца, других-то не было…
Лена с некоторым сожалением повернулась к Максу. Эх, беда-беда, огорчение. Она всерьез уже считала, что парень невиновен. Теперь рутина — допросы, прессинг… Ну, никуда не денется. Разве что немного жаль эту рыжую девушку.
Но Макс не демонстрировал следов раскаяния или страха. Он, закусив губу, смотрел куда-то за спину Лене.
— Ну-ка, руки в гору, легавые! — просипел вдруг голос откуда-то сзади.
Марченко повернулась и уперлась взглядом в коренастую фигуру в камуфляжной куртке и джинсах. На голове незнакомца красовалась лыжная шапочка, на манер спецназовцев раскатанная на всё лицо, с прорезями для рта и глаз.
А в руках он держал охотничье ружье со взведенными курками.
Медленно-медленно, стараясь не напугать убийцу, Лена подняла руки вверх.
— И чем вы там занимаетесь, в этом вашем отделе «Т.О.Р.»? — спросила Марина, наблюдая, как Ярослав связывает наркомана Гришу ремнями для обездвиживания крупных собак. — Такое у вас часто?
— Мы — служба молодая, — усмехнулся Ярослав, затягивая пряжку на запястьях Гриши потуже. — Открою страшную тайну: это вообще наше самое первое дело. По крайней мере, в этом составе. И от результатов этого самого первого дела зависит, в каком качестве мы будем дальше существовать. Так что новые сотрудники приветствуются.
— А что за состав? — полюбопытствовала Марина.
— Ну, вы же участвовали в телепроекте? Вот Сергей Скрипка оттуда. Еще есть следователь Лена Марченко, потом…
Краснов осекся, к чему-то напряженно прислушиваясь. Взглянув ему в глаза, Марина и ахнуть не успела, как подхватила его состояние: произнеся имена своих коллег, Ярослав «проверил» их, будто летучая мышь стены пещеры своим эхолокатором. И, кажется, ничего хорошего в том эхе, что прилетело к нему обратно, не было…
Ярослав лихорадочно полез за телефоном, набирая чей-то номер. В клинике было так тихо, что она отлично слышала идущие гудки. Абонент трубку не брал. Краснов включил громкую связь, положил телефон перед собой и спросил Марину:
— Где ваш телефон?
— Вот, заряжа… — хотела было показать она, но осеклась на полуслове. Телефон вовсе не заряжался — тонкий провод зарядного устройства перерубило топором. Сам аппарат улетел неизвестно куда.
— Городской есть? — напряженно спросил Ярослав.
Марина только открыла рот, чтобы объяснить, что городской есть в приемной, как телефон Краснова наконец-то отозвался.
— …ключи, коза, достал уже трезвонить! — сиплый мужской голос.
— Всё, всё, выключила, — спокойный женский. — Видишь, не звонит. Чего нужно-то, объясни толком?
— А самой не понятно? — зло усмехнулся сиплый. — Хватит копать там, где не для вас зарыто. Мотайте отсюда, или лежать вам на этой стройке рядком с дырками в черепушках. Я за вами слежу, пока вы здесь, никуда не скроетесь…
— Это Лена, — тихонько сказал Краснов. — И они беседуют с убийцей. Марина, быстро телефон сюда!
Марина пулей метнулась в приемную. Слава богу, совсем недавно старинный дисковый аппарат заменили кнопочным, и с ним можно было передвигаться по зданию клиники. Торопливо схватив трубку с базы, она побежала обратно.
— …следил, значит, за нами прямо досюда? До места убийства? Ну тебе-то не привыкать, год назад ты Полину так же тайно сюда притащил, да?
— Не бери меня на понт, дура, — отозвался сиплый. — Думаешь, я так прямо в мокрухе признаюсь? Вроде не блондинка. Нет, милая, слушай лучше ты меня. Убирайтесь отсюда к чертовой матери, вместе со своими экстрасенсами…
— Бинго! — шепотом обрадовался Ярослав, пока сиплый в деталях описывал, как именно нужно «убираться» следователям. — Лена, умничка моя, сказала, где они! Звони в милицию, проси соединить со следователем Первухиным, дело крайней важности…
— А ведь я вас знаю, — сказал вдруг новый голос в телефоне — молодой мужчина, судя по всему. — Вы были на площадке, когда я тогда работал в квартире Полины. Как там вас… Степа.
— Степа? — третий голос, удивленный донельзя, юношеский. — Это полинкин дядя, что ли? То-то я смотрю, ружье такое знакомое…
— Ружье… черт! — скривился Ярослав. — Плохо дело… Марина, вы звоните?
— Да, — кивнула Лещинская. — Ноль два. Трубку не берут, блин…
— Сдавайтесь, Степан, — с великолепным хладнокровием заявила тем временем Лена. — Не вешайте на себя дополнительный срок. Видите телефон? Он вовсе не выключен, нас сейчас слышат наши коллеги. То, что именно вы убили Полину, уже не скрыть. Вас неминуемо найдут и посадят. Вы даже не убежите далеко, сюда уже едут полицейские.
— Ну, посадят-то меня всё равно на полную катушку, если догонят, верно? — нехорошо засмеялся Степа. — На зоне тоже можно жить, это я тебе, голуба моя, как сидевший говорю, так что не пугай меня сроком. А вот башку тебе, суке, разнести, это будет такое для меня удовольствие…
— Выстрелишь — я тебя на куски порежу, без всякого суда!!! — заорал Краснов, поднеся трубку к самому рту.
— О-о, кто это там пищит? — услышал его убийца. — Передай своей цыпе последнее «прости», папаша!
А дальше в трубке началось что-то непонятное. Сначала громкий удар — кажется, аппарат упал на что-то твердое. Потом неясные голоса, коротко взвизгнула Лена, кто-то затейливо высказался по матушке, а потом бабахнул выстрел.
— Ой… — закрыла рот руками Марина.
— Вот тебе, гнида! — отчетливо сказал чей-то густой бас, и где-то совсем рядом с аппаратом раздался чавкающий звук смачного удара.
— Лена, Лена, как ты? — взахлеб спрашивал кто-то. — Ты цела? Ранена?
— Да цела она, баро, это шок, — отвечала женщина с заметным цыганским акцентом. — Скоро пройдет всё.
— Игорь. И Аля Сочина, — расплылся в счастливой улыбке Краснов. — Успели всё-таки, чертовы дети. Но каким ветром-то их сюда занесло? Ох, поседею я на такой работе…
— Отделение милиции, дежурный слушает, — сказала вдруг трубка городского телефона в руках у Марины.
— Давайте сюда, — велел Ярослав. — Алло, дежурный? Следователя Первухина, срочно.