Глава четвертая

Чтобы успокоиться и вернуть себе достоинство, ушел целый день. «Хрупкая» – этим словом описал меня Филлип. Хрупкая женщина не стала бы раздавать плюхи у себя же дома. Что за варварский образ мышления! Можно подумать, не существует миллионов других способов разрешать междоусобицы. Я набросала письмо, адресованное Кли. Все в нем было отчетливым и недвусмысленным. Читать его вслух оказалось, вообще-то, довольно трогательно: приглашая ее общаться цивилизованно, я, вероятно, являла ей уважение, каким ее одарял мало кто. На нас надвигалось достоинство. Я сплюнула в пустую банку из-под миндального масла; есть все же в плевательницах нечто изысканное. Ей за мою искреннюю прямоту благодарить меня не нужно, однако, если она настаивает, я вынуждена буду эту благодарность принять. Я приняла ее несколько раз – для тренировки. Положила письмо в конверт, надписанный «Кли», приклеила его скотчем к зеркалу в ванной и отправилась вон, чтобы не быть дома, когда она его прочтет.

В эфиопском ресторане я попросила вилку. Мне объяснили, что придется есть руками, и тогда я попросила завернуть с собой, добыла вилку в «Старбаксе» и уселась в машине. Но горло по-прежнему отказывалось принимать даже такую мягкую пищу. Я оставила ее на тротуаре – для какого-нибудь бездомного человека. Бездомный человек-эфиоп окажется особенно счастлив. До чего же душераздирающая мысль – обнаружить вот так пищу с родины.

Когда я вернулась, она поглощала «ужин Дня благодарения» – ее любимую разновидность микроволновочной еды. Я немножко тревожилась о письме, но она, казалось, в мирном настроении – писала СМС и читала какой-то журнал при работавшем телевизоре. Она восприняла мое письмо хорошо. Я надела ночную рубашку и понесла свои умывальные принадлежности в ванную. Конверт, надписанный «Кли», все еще оставался приклеенным к зеркалу. Она либо увидела его и не прочитала письмо, либо еще не заходила в ванную. Я отправилась в постель и проверила телефон. Ничего. Филлип все это время тер Кирстен через джинсы – и никакой разрядки. Джинсы теперь уж в лоскуты, пальцы у него в ожогах, они ждут от меня «зеленый свет». В уборной смыли в унитазе.

Через минуту дверь в мою спальню распахнулась.

– Кто этот гость? – спросила она. В комнате было темно, однако я разглядела свое письмо у нее в руке.

– Кто?

– Который в пятницу, и мне из-за этого надо съехать.

– О, один старый друг.

– Старый друг?

– Да.

– Как же звать этого старого друга?

– Его зовут Кубелко Бонди.

– Это как будто придуманное имя. – Она двигалась к кровати.

– Ну, я ему передам, что тебе так кажется.

Я соскользнула с кровати и медленно отступила от нее. Если я побегу, получится ситуация погони, слишком устрашающая, и я заставила себя двигаться к двери как ни в чем не бывало. Она захлопнула дверь прежде, чем я к ней добралась. Сердце галопом, микротряска. Шамира Тай называет это «адреналиновый приход»: если он начался, ему придется доиграть до конца – ни остановить его, ни повернуть вспять. Темнота мешала ориентироваться, я не могла понять, где Кли, пока она не прижала мне голову вниз, макая меня, будто мы были в пруду.

– Пытаешься от меня отделаться? – пыхтела она. – Да?

– Нет! – Правильное слово, но не вовремя. Я попыталась подняться, она вновь метнула меня вниз. Я слышала, как хватаю ртом воздух, тону. Какое у нас сейчас движение? Необходим видеодиск. Мой нос оказался слишком близко от ее дрожжевых ног. Меня мутило, до зелени. Крик вырвался из меня хриплым шепотом, застрял у меня в горле. Близился мой апогей: если не воспротивишься прежде, чем доберешься до пика, – не воспротивишься никогда. Умрешь – может, не физически, но все равно умрешь.

Мои мехи породили его – самый громкий звук в моей жизни. Не «нет», а старый боевой клич «Раскрытой ладони»: Ай-ай-ай-ай-ай! Бедра катапультировали меня вверх; я едва ли не подпрыгнула. Кли на миг замерла, а потом накинулась на меня, пригибая к полу, пытаясь прижать. Слишком большой вес. Я канканила изо всех сил, пиная все вокруг, и, когда могла, чпокала тугим кулаком. Она все пыталась прижать меня к полу, пока я не применила «бабочку». Сработало – я вырвалась. Она выпрямилась и ушла из комнаты. Дверь ванной, щелкнув, закрылась. Краны над раковиной вдарили водой.

Я лежала рядом с кроватью, втягивая громадные вдохи. Долгие, рыхлые бренчанья боли тихонько сотрясали мне конечности. Все прошло. Не только глобус, но и все обустройство вокруг него – сжатие в груди, сведенные челюсти. Я покатала голову из стороны в сторону. Восхитительно. Миллион крошечных, тонких ощущений. Кожа горела от чего-то, что сделала Кли, но в остальном все свободно, как ветер. Я рассмеялась и послала волну вдоль одной руки вверх, по плечам, и вниз по другой руке. Как это, еще раз, называется? Электрический скольз? Кто там эта балбесина здоровенная?[6] Сеньорита Дуралей. Я вообразила, как танцую фламенко, возможно, с кастаньетами. Вода в ванной все еще лилась – нелепая попытка пассивной агрессии. Расходуй воду сколько хочешь! Если она завтра съедет, я успею привести дом в порядок уже к выходным. Когда я потянулась к телефону, мои обновленные мышцы затрепетали. Оставила свои имя и номер телефона и попросила записать меня на то же время в следующий вторник. Секретарша доктора Тиббетс – самозванка, вор и довольно приличный психотерапевт.


На следующий день Кли не съехала. И на следующий тоже. Она все еще была, где есть, и во вторник, но я все равно отправилась на психотерапию. Когда я разместилась на диване у Рут-Энн Тиббетс, секретарша тепло улыбнулась.

– Как?..

Я ее прервала:

– Прежде чем я отвечу, можно у вас спросить кое о чем?

– Конечно.

– У вас есть лицензия?

– Да, у меня степень Калифорнийского университета в Дэвисе по клинической психологии и социальной работе. – Она указала на обрамленный листок бумаги на стене, диплом Рут-Энн Тиббетс. Я собралась попросить ее показать водительское удостоверение, но она продолжила: – Я не желаю нарушать тайну пациента между вами и доктором Бройярдом, однако помню, что назначала вам прием у него. Я его секретарша, три раза в году, когда он пользуется этим кабинетом. Поэтому могло произойти недоразумение.

Ну конечно. Почему я сама до этого очевидного и простого объяснения не додумалась? Я извинилась, она сказала «не стоит», и я снова извинилась. Ее туфли. Они были затейливого европейского фасона. Нужен ли ей вообще дополнительный доход?

– Сколько вам платят как секретарше?

– Примерно сто долларов в день.

– Это меньше, чем я плачу вам за час.

Она кивнула.

– Я не ради денег это делаю. Мне нравится. Отвечать на звонки и назначать прием у доктора Бройярда – замечательный отдых от ответственности этой работы.

Все, что она говорила, полностью соответствовало здравому смыслу, но лишь на несколько секунд, а потом прокисало. Замечательный отдых? С виду не очень замечательный. Она слегка отклонилась назад, ожидая, когда я приступлю к своей личной жизни. Я тоже ждала – чтобы возникло доверие. В кабинете было очень тихо.

– Мне нужно в туалет, – наконец сказала я, лишь бы нарушить молчание.

– Ох батюшки. Вам действительно нужно?

Я кивнула.

– Хорошо. Выбор у вас такой. В приемной есть ключ с пластиковой уточкой на нем. Можете взять этот ключ и сходить в туалет на девятом этаже, куда вы, к сожалению, можете попасть, лишь спустившись на лифте в холл и попросив привратника открыть служебный лифт. Этот вариант обычно занимает минут пятнадцать в общей сложности. В противном случае, если заглянете вон за ту бумажную ширму, увидите стопку контейнеров от китайской еды на вынос. Можете сходить в один из них, за ширмой, и забрать с собой, когда мы закончим. От вашего приема осталось полчаса.

Моча, падая в контейнер, производила неловкий громкий звук, но я напомнила себе, что мой врач посещал университет в Дэвисе и так далее. Перелив через край представлял опасность, однако его не случилось. Я держала горячий контейнер в руках и поглядывала на доктора Тиббетс через крошечную прореху в ширме. Доктор Тиббетс смотрела в потолок.

– А доктор Бройярд женат?

Она совершенно замерла.

– Он женат. У него супруга и семья в Амстердаме.

– А ваши отношения с ним?..

– Три дня в году я принимаю на себя роль подчиненной. Это игра, в которую нам нравится играть, чрезвычайно удовлетворяющая взрослая игра. – Она все еще смотрела в потолок, ожидая следующего вопроса.

– Как вы познакомились?

– Он был моим пациентом. А затем, много лет спустя, после того как он давно оставил наш с ним анализ, мы вновь встретились на занятии по перерождению, и он сказал мне, что ищет кабинет, вот я и предложила такие условия. Это случилось лет восемь назад.

– Вы предложили только ту часть, которая про кабинет, или все целиком?

– Я зрелая женщина, Шерил, я прошу о том, чего желаю, и если желание не взаимно, что ж, по крайней мере, я не потратила никакого времени на мысли о нем.

Я вышла из-за ширмы и уселась, осторожно разместив контейнер рядом со своей сумочкой.

– Это половое?

– Для занятий любовью у него есть жена. Наши отношения для меня гораздо мощнее и глубже, если мы не спрессовываем энергию в гениталиях.

Ее гениталии, спрессованные. Образ вызвал волну тошноты. Я прижала кончики пальцев ко рту и чуть склонилась вперед.

– Вам дурно? Вон там есть мусорное ведро, если вас тошнит, – ровно сказала она.

– Ой, я не поэтому… – Я несколько раз коснулась своих губ, чтобы показать, что это у меня просто такая привычка. – Вы в него влюблены?

– Влюблена? Нет. Я не вхожу с ним в связь ни интеллектуально, ни эмоционально. Мы договорились не влюбляться: это пункт нашего договора.

Я улыбнулась. Потом отлыбнулась – она говорила всерьез.

– Убеждена, что преобладающая логика состоит в том, что гораздо романтичнее угадывать намерения другой стороны. – Она помахала крупными ладонями, и я вообразила кур с растрепанными перьями, бестолковых и квохчущих.

– А договор у вас письменный или устный? – Ноги у меня переплелись между собой, руки держались друг за дружку.

– Как вы себя чувствуете в отношении этих новых данных? – спросила она здравомысленно.

– Его юрист составлял?

– Я загрузила бланк из интернета. Это просто страница текста, что в отношениях допустимо, а что нет. Он у меня не с собой.

– Ничего, – прошептала я. – Давайте поговорим теперь о чем-нибудь другом.

– О чем желаете поговорить?

Я рассказала ей про отпор. История получилась менее победоносная, чем мне думалось, особенно потому, что Кли все еще оставалась у меня в доме.

– И как вы себя почувствовали после того, как она ушла из комнаты?

– Хорошо, по-моему.

– А сейчас? Как ваш глобус?

Ощущение фламенко продлилось недолго. Утром Кли не показалась мне слишком запуганной – более того, она выглядела после потасовки более расслабленной, более в своей тарелке.

– Не очень, – призналась я, чуть стискивая горло рукой. Рут-Энн спросила, можно ли ей пощупать; я подалась вперед, и она мягко сжала мне кадык кончиками четырех пальцев. Рука у нее по крайней мере пахла чистотой.

– Он и впрямь довольно тугой. Какое неудобство.

Ее сочувствие вызвало у меня отклик плача. Ком поднялся и уплотнился, я поморщилась, держась за шею. Трудно было поверить, что совсем недавно он был таким рыхлым.

– Может, вам будет вечером облегчение.

– Вечером?

– Если у вас с Кли случится еще одна… – Она изобразила руками боксерские кулаки. – …стычка.

– Ой нет. Нет-нет, надо, чтобы она съехала. Я уже терплю это все гораздо дольше, чем должна была бы. – Я подумала о Мишель – как быстро она ее выперла. Теперь очередь Джима или Накако.

– Но если глобус…

Я покачала головой.

– Есть другие методы – операция, вернее, нет, не операция, а психотерапия.

– У нас сейчас с вами психотерапия.

Мой взгляд упал на малиновые ногти Рут-Энн. Накрашены, но со сколами. Секретарше такие ногти нужны, а психотерапевту – нет. Через три месяца сделает свежий маникюр.


Я поехала прямиком в «Раскрытую ладонь»: то был мой присутственный день. Все сотрудники смотрели на меня странно и искоса, словно у них под столами не надето штанов, гениталии не спрессованы. Была ли Рут-Энн без штанов под столом, когда мы познакомились? Омерзительная и негигиеничная мысль, я отмела ее и принялась за работу. У нас с Джимом состоялся мозговой штурм с интернет-дизайнером «ПниЭто. ком», нашей молодежной инициативы. Мишель призвали координировать прессу. Еще не усевшись, она откашлялась и сказала:

– Джим и Шерил пусть ведут заметки – у них заметки получаются лучше всех…

Джим оборвал ее:

– Садись, Мишель. Это для групповой работы.

Она вспыхнула. Псевдояпонские ритуалы – штука для новых сотрудников всегда причудливая. В 1998-м Карл съездил в Японию на конференцию по боевым искусствам, и тамошняя культура произвела на него неотразимое впечатление.

– Они дарят подарки при каждом новом знакомстве – и подарки всегда упакованы безупречно.

Он вручил мне что-то, завернутое в тканую салфетку. В те поры я еще была стажером.

– Это салфетка?

– Они там используют ткань как оберточный материал. Но я такого не смог найти.

Загрузка...