Некоторое время Шварц беспокойно лежал на твердой скамье в одной из подземных комнат «Зала исправления» Чики.
Зал, как обычно его называли, представлял собой символ власти премьер-министра и его окружения.
За прошедшие века немало землян в его стенах ждали суда за совершенные ими противозаконные деяния: нежелание работать, стремление жить сверх положенного времени и т. п.
Иногда, когда в суде рассматривались совершенно нелепые преступления, вмешивался Наместник — и наказание могло быть отменено.
Обычно, когда Совет требовал смерти, Наместнику приходилось соглашаться. В конце концов в жертву приносился всего лишь землянин…
Вполне естественно, что обо всем этом Джозеф Шварц не знал ничего. Его поле зрения ограничивалось небольшой комнатой, стены которой освещал тусклый свет. В комнате находились две жесткие скамейки и стол. Ниша в стене служила ванной и санузлом. Окон, через которые можно было видеть небо, не было, приток воздуха через вентиляционное отверстие был едва ощутим.
Шварц взъерошил волосы и неуклюже сел. Его попытка сбежать в никуда (потому что где на Земле он мог чувствовать себя в безопасности?) закончилась неудачно.
Для развлечения у него оставался только мысленный контакт.
Но хорошо это было или плохо?
Пока он жил на ферме, Шварц ощущал эту способность как странный беспокоящий дар природы, которого он раньше не знал, о возможностях которого не думал. Теперь у него было время все обдумать.
Двадцать четыре часа в сутки размышлять над своим положением. От этого можно было сойти с ума. Он мог ощущать проходящих мимо тюремщиков. Шварц осторожно заглянул в их умы. Они распались как скорлупа расколотого ореха, из которого обильным дождем полились их знания и чувства.
Он узнал много о Земле и Империи, больше чем мог бы узнать за два месяца пребывания на ферме.
Конечно, он узнал и то, что приговорен к смерти!
Это могло наступить сегодня, могло завтра. Но он должен умереть! Неожиданно он смирился и воспринял известие почти благодарно.
Дверь открылась, и Шварц, охваченный страхом, вскочил на ноги. Можно было всем своим сознанием смириться со смертью, но тело оставалось диким животным, не желающим ничего слушать. Это смерть!
Нет, это была не смерть. Появившийся мысленный контакт не говорил о смерти. Вошел часовой, держа в руках наготове металлический прут. Шварц знал, что это такое.
— Пошли со мной, — резко проговорил он.
Шварц последовал за охранником.
Комната, в которую его привели, была очень большой. В ней находились двое мужчин и девушка, похожие на трупы, лежащие на высоких плитах. И все же это были не трупы, доказательством чему служили три активных мозга.
Парализованы! Но они ему знакомы!.. Почему они так знакомы?
Он остановился, чтобы рассмотреть их, но рука охранника прикоснулась к его плечу.
— Проходи.
Здесь же была четвертая плита, пустая. В уме стражника не было смерти, и Шварц взгромоздился на нее. Он знал, что последует.
Стальной стержень охранника коснулся каждой из его конечностей. Они окаменели и, казалось, исчезли, осталась чувствительной одна голова, парящая в пустоте.
Он повернул ее.
— Пола, — воскликнул он, — ведь вы — Пола, не правда ли? Девушка, которая…
Она кивнула. Он не узнал ее мысленный контакт. Два месяца назад он еще не чувствовал этого. В то время его развитие достигло только стадии чувствительности к «атмосфере». Он ясно помнил это.
Из их сознания он мог узнать дальнейшие подробности. Человек рядом с девушкой был доктором Шектом, другой мужчина — доктор Бел Авардан. Он мог узнать их имена, почувствовать их отчаяние, ощутить страх в сознании девушки.
На мгновение ему стало жаль их, но затем он вспомнил, кем они были. И сердце его сжалось от негодования.
«Пусть умирают!»
Трое пленников уже почти час находились здесь. В комнате, где они оказались, могло поместиться не менее сотни человек. Они чувствовали себя потерянными и одинокими в пустоте. Говорить было нечего. Горло Авардана пересохло, и он бессильно ворочал головой из стороны в сторону. Это была единственная его часть, которая могла двигаться.
Глаза Шекта были закрыты, губы бледны и сухи.
— Шект. Слушайте, Шект! — слабо прошептал Авардан.
— Что?.. Что? — такой же слабый шепот.
— Что вы делаете? Спите? Думайте, думайте!
— Зачем? О чем думать?
— Кто такой Джозеф Шварц?
— Ты не помнишь, Бел? — прозвучал тонкий и усталый голос Полы. — Тогда, в магазине, мы встретились впервые.
После яростной борьбы с собой Авардану удалось поднять голову на два мучительных дюйма. Теперь ему стала видна часть лица Полы.
— Пола! Пола! — если бы он мог приблизиться к ней, так, как он мог это делать в течение двух месяцев, когда не воспользовался такой возможностью. Она смотрела на него, улыбаясь так слабо, что эта улыбка могла бы принадлежать статуе.
— Мы еще победим, — проговорил он. — Вот увидишь.
Но она покачала головой, насколько позволяла больно сжатая шея.
— Шект, — вновь заговорил Авардан, — слушайте. Как вы встретились с этим Шварцем? Он был вашим пациентом?
— Синапсайфер. Он пришел как доброволец.
— И был подвергнут обработке?
— Да.
Авардан обдумал услышанное.
— Что побудило его прийти к вам?
— Не знаю.
— Но тогда… Может он работает на Империю? (Шварц отлично понимал его мысли и внутренне усмехался, но молчал и решил в дальнейшем не говорить ничего).
Шект покачал головой:
— Работает на Империю? Вы так думаете, потому что это сказал секретарь. Чушь. Да и какое значение это имеет? Он так же беспомощен, как и мы… Слушайте, Авардан, если мы придумаем какую-нибудь убедительную историю, они подождут. Мы могли бы…
Археолог глухо рассмеялся.
— Могли бы остаться в живых? В то время, когда Галактика будет мертва и цивилизация разрушена? Жить? С тем же успехом я могу умереть.
— Я думаю о Поле, — пробормотал Шект.
— Я тоже, — сказал Авардан. — Спросим ее… Пола, мы сдадимся или попытаемся выжить?
Голос Полы был тверд.
— Я выбрала на чьей я стороне. Я не хочу умирать, но если моя сторона обречена на смерть, я погибну вместе с ней.
Авардан почувствовал торжество. Когда он заберет ее на Сириус, они будут называть ее землянкой, но она, — равная им, и он с огромным удовольствием выбьет зубы любому…
И тут он вспомнил, что вряд ли заберет ее на Сириус, как и кого-либо другого. Да и сам он вряд ли увидит Сириус.
И затем, отбросив мысли об этом, он прокричал:
— Эй, вы! Как вас там! Шварц!
Шварц на мгновение поднял голову и взглянул на обращающегося к нему человека.
Он не сказал ничего.
— Кто вы такой? — продолжал Авардан. — Как вы оказались замешанным во все это? Ваша роль?
При этом вопросе вся несправедливость происшедшего вновь всплыла в сознании Шварца. Вся безобидность его прошлого, весь ужас настоящего ожили в нем, и он в ярости ответил:
— Я? Я — честный человек, упорно трудившийся всю жизнь. Я не приносил вреда никому, никого не беспокоил, заботился о своей семье. — И затем совершенно неожиданно:
— Нет, не в Чику! — яростно закричал Шварц. — Я попал в этот сумасшедший мир… Ох, какое мне дело, верите вы или нет? Мой мир в прошлом. Там была земля и еда, и два миллиарда людей, и это был мой единственный мир.
Авардан молчал, пораженный этой словесной атакой. Он повернулся к Шекту…
— Вы его понимаете?
— А вы знаете, — проговорил Шект, — ведь он имеет аппендикс — трех с половиной дюймов длины. Помнишь, Пола? И зуб мудрости. И волосы на лице.
— Да! Да! — вызывающе прокричал Шварц. — И я хотел бы иметь хвост, чтобы показать его вам. Я из прошлого. Я прошел сквозь время. Только я не знаю как и почему. А теперь оставьте меня в покое.
Неожиданно он добавил:
— Они скоро придут за нами. Это ожидание предназначено лишь для того, чтобы сломать нас.
— Откуда вы знаете? — поспешно спросил Авардан. — Кто вам сказал?
Шварц молчал.
— Коренастый курносый человек — это секретарь?
Шварц не мог узнать внешне человека, с которым контактировал только мысленно. На мгновение он вспомнил контакт сильного, обладающего совестью человека, который, кажется, был секретарем.
— Балкис? — с любопытством спросил он.
— Что? — переспросил Авардан, но Шект прервал его:
— Так зовут секретаря.
— Ох… Что он сказал?
— Он не сказал ничего, — ответил Шварц. — Я знаю. Это смерть для всех нас и спасения нет.
Авардан понизил голос.
— Вам не кажется, что он сумасшедший?
— Не знаю… Его череп. Он имеет примитивную форму, очень примитивную.
Авардан был поражен.
— Вы хотите сказать… Нет, это невозможно.
— И я всегда думал так же. — На мгновение голос Шекта стал слабой имитацией нормального тона, как будто наличие научной загадки заставило его забыть о положении, в котором он находился. — Была рассчитана энергия, необходимая для перемещения вдоль временной оси, и был получен результат, превышающий бесконечность, так что идея всегда выглядела невозможной. Но некоторые говорили о вероятности «временных ошибок», знаете, аналогичных геологическим ошибкам. Например, на глазах исчезали космические корабли. Из древности широко известен случай с Гора Деваллоу, который однажды вошел в свой дом и больше оттуда не вышел, но внутри его тоже не было. В галактографических справочниках последнего столетия была зафиксирована планета, которую посетили три экспедиции и привезли новое ее описание. Затем эта планета исчезла. Кроме того, в ядерной физике существуют определенные открытия, которые опровергают закон сохранения массы, энергии. Это пытаются объяснить переходом некоторой массы вдоль временной оси. Например, урановые ядра в смеси с медью и барием в определенной пропорции при облучении гамма-лучами создают резонансную систему…
— Отец, — проговорила Пола, — хватит! Это бесполезно…
Однако Авардан вмешался голосом, не допускающим возражения.
— Подождите. Дайте мне подумать. Кто может проверить это лучше, чем я? Разрешите мне задать несколько вопросов… Слушайте, Шварц.
Шварц снова поднял на него глаза.
— Ваш мир был единственным в Галактике?
Шварц кивнул и глухо ответил:
— Да.
— Но это вы так считаете. Я хочу сказать, что у вас не было межзвездных путешествий, и проверить вы не могли. Могли существовать и другие населенные планеты.
— Этого я не могу знать.
— Да, конечно. Жаль. А как насчет атомной энергии?
— У нас были атомные бомбы. Урановые… и плутониевые… Я думаю, что именно это сделало планету радиоактивной. Должно быть была еще одна война… Атомные бомбы. — И Шварц мысленно вновь вернулся в Чикаго, в свой старый мир. Ему стало жаль, но не себя, а тот прекрасный мир…
Тем временем Авардан, немного подумав, сказал:
— Хорошо. У вас, конечно, был язык.
— На Земле? Множество языков.
— А ваш?
— Английский.
— Хорошо, скажите что-нибудь на нем.
Уже больше двух месяцев Шварц ничего не говорил по-английски. Он медленно произнес:
— Я хочу вернуться домой, к своему народу.
Авардан обратился к Шекту:
— На этом языке он говорил, когда пришел к вам?
— Трудно сказать, — озадаченно ответил тот. — Странные звуки тогда и странные звуки сейчас. Как я могу их сравнивать?
— Хорошо, оставим это… Как будет «мать» на вашем языке, Шварц?
Шварц ответил.
— Угу. А отец, один, два, три… дом… человек… и так далее. — Когда Авардан наконец остановился, чтобы перевести дыхание, на лице его было выражение изумления.
— Шект, — сказал он, — или этот человек тот, за кого он себя выдает, или я — жертва самого дикого бреда, который только можно вообразить. Он говорит на языке, практически эквивалентном надписям, найденным в раскопках пятидесятитысячелетней давности, обнаруженных на Сириусе, Арктуре, Альфе Центавра и многих других планетах. Он говорит на нем. Язык был расшифрован лишь недавно, и в Галактике найдется не более дюжины человек, кроме меня, способных понять его.
— Вы в этом уверены?
— Уверен ли я? Конечно, уверен. Я — археолог. Знать подобные вещи входит в мою профессию.
На мгновение Шварц почувствовал, что броня его безразличия дала трещину. Впервые он почувствовал возвращение утраченной им индивидуальности. Секрет раскрылся, он был человеком из прошлого, и они поверили в это. Это доказывало, что он в своем уме, уничтожало его гнетущее сомнение и он обрадовался этому.
— Он был необходим мне, — вновь заговорил Авардан, сгорая в святом огне своей профессии. — Шект, вы не представляете, что это значит для археологии. Шект, это — человек из прошлого. Слушайте, мы можем заключить сделку. Ведь это же доказательство, которое ищет Земля. Они могут его получить. Они могут…
— Я знаю, о чем вы думаете, — иронически прервал его Шварц. — Вы думаете, что благодаря мне Земля может доказать, что она — источник цивилизации и что они все будут благодарны за это. Я говорю вам — нет! Я думал об этом, и я бы променял на это всю жизнь. Но они не поверят ни мне, ни вам.
— Существуют неопровержимые доказательства.
— Они не будут слушать. И знаете почему? Потому что у них есть определенные устоявшиеся идеи относительно прошлого. Любые перемены, даже основанные на правде, будут святотатством в их глазах. Они хотят сохранить свои традиции.
— Я думаю, он прав, Бел, — заметила Пола.
Авардан сжал губы.
— Мы можем попытаться.
— И потерпим неудачу, — продолжал настаивать Шварц.
— Откуда вы знаете?
— Я знаю. — В его словах было столько убежден, что Авардан умолк.
В усталых глазах Шекта вдруг появился интерес:
— Вы чувствовали какие-нибудь неприятные эффекты после Синапсайфера?
Шварц не знал этого слова, но понял его значение. Они оперировали, оперировали его мозг. Сколько нового он узнал!
— Нет, — ответил он.
— Но, я вижу, вы быстро выучили наш язык. Вы говорите очень хорошо. Это вас не удивляет?
— У меня всегда была отличная память, — холодно проговорил Шварц.
— И вы чувствуете себя таким же, как до операции?
— Именно.
Шект жестоко сказал:
— Зачем вы скрываете? Я уверен, что вы знаете, о чем я думаю.
Шварц коротко рассмеялся.
— Что я могу читать мысли? Хорошо, и что дальше?
Но Шект не ответил. Он повернул к Авардану свое бледное беспомощное лицо.
— Он читает мысли, Авардан. Чего бы я мог с ним добиться! И быть здесь… Беспомощным…
— Что?! — с силой выдохнул Авардан.
Даже лицо Полы выражало теперь заинтересованность.
— Вы действительно это можете? — обратилась она к Шварцу.
Он кивнул ей. Она заботилась о нем когда-то, а теперь вот ее ждет смерть. Но ведь она была предателем!
Шект произнес:
— Авардан, вы помните бактериолога, о котором я вам рассказывал, того, который умер после обработки Синапсайфером? Одним из первых симптомов его помешательства было утверждение, что он может читать мысли. И он действительно мог. Я обнаружил это незадолго до его смерти и держал в секрете. Я не рассказывал никому, что это возможно, Авардан, но это возможно. Видите ли, с понижением сопротивления мозговых клеток мозг может обретать возможность улавливать магнитные поля, создаваемые микротоками мыслей других людей, и трансформировать их внутри себя. Здесь тот же принцип, что и у обычного записывающего устройства. Это — телепатия.
Шварц продолжал упорно и враждебно молчать, когда Авардан повернулся к нему.
— Но если это так, Шект, может, мы постараемся его использовать? — Ум археолога напряжено работал, обдумывая невозможное. — Может быть нам удастся выбраться отсюда. Должен быть способ.
Но Шварц холодно воспринимал трепетание мысленных контактов, которое так ясно ощущал.
— Вы имеете в виду чтение их мыслей, — проговорил он. — Чем это может помочь? Я способен и на большее. Например, как вам понравится это?
Авардан почувствовал легкий толчок и вскрикнул от неожиданной боли.
— Это сделал я, — сказал Шварц. — Хотите еще?
— Вы можете проделать это с охранниками? — выговорил Авардан. — С секретарем? Как вы дали им привести себя сюда? Великая Галактика! Шект, у нас не будет никаких проблем. Теперь слушайте, Шварц…
— Нет, — сказал Шварц, — вы слушайте. Зачем мне убегать отсюда? Куда я попаду? По-прежнему в этот мертвый мир. Я хочу вернуться домой и не могу это сделать. И я хочу умереть.
— Но это вопрос жизни всей Галактики, Шварц. Вы не можете думать о себе.
— Не могу? А почему бы и нет? Какое мне дело до вашей Галактики? Пусть проваливается ко всем чертям! Я знаю, что намеревается сделать Земля, и рад этому. Недавно эта леди сказала, что решила, на чьей она стороне. Что ж, это решил и я, и моя сторона — Земля!
— Что?
— Почему бы и нет? Я — землянин.