Глава 1 Подарок барона 1939 год. Ленинград

Какие бы ни были дали,

Ты их одолеешь в борьбе

И скажешь: «Я выдержал, Сталин,

Я думал в пути о тебе».

В. Акшинский. «Наше счастье»

Как только машина выехала из ворот спецбольницы, где Василий провел два последних дня, Шлиман задвинул стекло, отделяющее водителя и охранника от пассажирских сидений, а потом протянул Василию толстую папку. На обложке значилось:

«Совершенно секретно

ДЕЛО 7832

Допуск имеют…»

И дальше шел длинный перечень незнакомых Василию фамилий.

— Посмотри. Сейчас тебе придется заниматься именно этим. Ребята из Первого отдела не справились и сбросили это дело нам.

Василий приоткрыл папку, полистал. Множество бумаг, исписанных мелким почерком. Описания мест преступления, свидетельские показания. Читать все это, разбирая чьи-то каракули?..

— А может, вы мне так, вкратце расскажете, а я потом почитаю.

Гессель Исаакович покосился на папку, потом внимательно посмотрел на Василия. Отдавая ему это дело, он с самого начала подозревал, что его подопечный пошлет к черту всю писанину, но вот так, сразу…

— Сколько у нас времени?

— Минут за двадцать доедем.

— И вы, Гессель Исаакович, считаете, что я смогу все это прочитать за двадцать минут и сделать соответствующие выводы?

Шлиман фыркнул, скривился. Видимо, ему очень не хотелось говорить на данную тему… Машину мерно покачивало на разбитой брусчатке мостовой. Мимо проплывали серые стены бывших доходных домов, над которыми нависло угрюмое ленинградское небо.

— Хорошо… — наконец не выдержал неловко затянувшегося молчания Гессель Исаакович. — Если в двух словах: две недели назад мы получили оперативные данные от одного из сотрудников немецкого консульства о том, что под видом беженца немца-коммуниста, бывшего коминтерновца в Ленинград прибыл гауптштурмфюрер СС Вальтер Хек. Тот самый Хек, что придумал большую часть нацистской символики, правая рука твоего старого знакомого Вилигута… Так вот, — продолжал Шлиман, сделав весомую паузу, — этот Хек прибыл для того, чтобы добыть некий предмет, в получении которого крайне заинтересовано руководство Аненербе. Ты, конечно, знаешь об этой оккультной секте фашистов?

— Да, Григорий Арсеньевич рассказывал, — кивнул Василий.

— Увы, судя по твоему рассказу, а я надеюсь, он был правдив, товарища Фредерикса больше нет с нами… Он погиб… А ведь он был самым крупным специалистом по немецкому мистицизму… Он отлично знал не только все руководство Аненербе, но и… Впрочем, чего теперь говорить, — перебив сам себя, вздохнул Шлиман. — Так вот, возвращаясь к нашим делам… Этот господин Хек позавчера ночью наведался во дворец, ранее принадлежавший графу Юсупову. Ну, тот, что у Поцелуева моста.

Несмотря на то, что Василий уже давно жил в Ленинграде, он до сих пор путался в названиях улиц, каналов, рек и мостов. Да еще эти переименования! Невский в одночасье стал проспектом 25 октября, Дворцовая площадь — площадью Урицкого, Гороховая — улицей Дзержинского… И теперь даже коренные жители порой путались в хитросплетении новых и старых названий.

— Так вот, согласно полученным оперативным данным, мы устроили засаду, — продолжал Шлиман. — Там были ребята из Первого и пара наших спецов. Их всех положили, но, судя по всему, грабители не нашли того, что искали.

— Почему вы так уверены?

— Мы их спугнули.

— ?

— Они вошли… Началась пальба, и к тому времени, как наши были перебиты, подъехало два авто с солдатами. Грабители бежали.

— Что им было нужно?

— Они ищут какой-то артефакт.

— Еще раз с самого начала, — поморщившись, попросил Василий. — Сколько было наших?

— Двад… Тридцать два человека, — сознался Шлиман.

— Их?

— Двое.

— И вы хотите сказать, что двумя немецкими стрелками перебито тридцать два энкавэдешника?

— Не совсем. Трое наших остались живы, и они уверяют, что пули грабителей не брали.

— Тогда почему немцы бежали, когда прибыло подкрепление?

На этот вопрос у Шлимана не было ответа.

— И вы решили выписать мне индульгенцию, чтобы я…

— Ну, скажем так: рассмотрев всевозможные аспекты дела, мы решили, что вы — самая подходящая кандидатура для того, чтобы остановить похитителей.

— И как вы себе это представляете?

— Немцы не получили желаемого, но, похоже, та вещица, которую они ищут, им очень нужна. Иначе они не стали бы устраивать бойню. Вот и выходит, что они снова придут за ней, когда все успокоится.

— И когда же это случится?

— Тут ничего определенного сказать нельзя.

— Так вы что, предлагаете мне устроиться жить в этом особняке?

— Думаю, это всяко лучше, чем в подвалах на Литейном… — пожал плечами Гессель Исаакович. — Однако есть и другая возможность: вы можете попробовать отыскать то, что нужно фашистам.

— Поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что…

— Примерно так, — согласился Шлиман.

— А не проще было бы вкатить ноту протеста немецкому консульству?..

— Нет, — вновь покачал головой Шлиман. — Сейчас в верхах ведутся серьезные переговоры. Готовится к подписанию пакт между СССР и Третьим рейхом. На фоне этого было бы неправильно устраивать международный скандал, тем более что Рейхстаг наверняка открестится от агентов Аненербе. Они не станут брать на себя… — но договорить он не успел: машина резко затормозила. — Вот и приехали, — вздохнул Гессель Исаакович. — Прошу любить и жаловать — особняк Юсуповых, — и он показал на высокое грязно-желтое здание с белыми римскими колоннами. — Историческое место. Именно здесь был убит Григорий Распутин.

— И что тут сейчас? Склад или один из комиссариатов?

Гессель Исаакович вздохнул.

— Василий, порой вы поражаете меня своей серостью. Вы же живете в одном из самых культурных городов Европы… Скажите, вы хоть раз были в Мариинском театре?

— Один раз, когда там завелся призрак-убийца. Помните, года три назад?

Гессель Исаакович вновь вздохнул — запас вздохов у него был поистине неиссякаемый.

— Вы удивительный человек, из крестьян, но отлично разбираетесь в оккультных науках. Не уверен, что еще кто-то в нашем ведомстве имеет столь обширные познания в истории древних цивилизаций… Ладно, все это лирика. Пойдем, нам пора, — и с этими словами он отворил дверцу авто.

— И все же вы не ответили на мой вопрос, — вдогонку ему заметил Василий. — Что теперь в этом здании?

— Юсуповская галерея. Она была организована еще в девятнадцатом по распоряжению товарища Луначарского, а с двадцать седьмого открыта историческая экспозиция — комнаты, связанные с убийством Распутина…

Василий вслед за Гесселем Исааковичем Шлиманом вылез из автомобиля и на мгновение замер. Перед ним в обе стороны вытянулась монолитная набережная Мойки, по обе стороны которой замерли угрюмые петербургские здания. Низкое серое небо как будто цеплялось тучами за крыши, а холодный ветер с залива поднимал на свинцовой воде мелкую рябь, отчего казалось, что река ежится, покрывшись гусиной кожей. Серый, негостеприимный, мрачный и надменный — таким для Василия Ленинград был всегда. А сегодня эта мрачность соответствовала его душевному настрою: его выпустили из застенков лишь для того, чтобы дать новое, практически невыполнимое задание.

Повернувшись, он посмотрел на особняк, нависший над узкой набережной. Какие тайны скрывал этот дом? В глубине души Василий чувствовал, что находится на перекрестке дорог Судьбы и стоит ему сделать неверный шаг, жизнь его потечет совершенно в иное русло.

Неожиданно для самого себя, не дожидаясь Шлимана, он быстро взбежал по лестнице и потянул на себя огромную входную дверь мореного дуба. За дверью с винтовкой наготове стоял часовой.

— Документы?

Василий замер, словно натолкнувшись на каменную стену, потом, оставив дверь приоткрытой, обратился к Шлиману, медленно поднимающемуся следом за ним:

— Где мои документы?

— Это со мной, — махнул с лестницы Шлиман, и часовой отступил, пропуская Василия в здание, но тот не спешил входить.

— Надеюсь, документы мне будут возвращены, или мне всякий раз придется искать вас…

— Само собой, точно так же, как и оружие. Проходи, мы там все подготовили.

Что всегда поражало Василия, так это красоты, оставшиеся в Ленинграде от прежней, дореволюционной жизни. Главный парадный вестибюль и лестница, ведущая на второй этаж, блистали красотой и изысканностью, а два небольших сфинкса по обе стороны от ступеней и полутьма лишь усиливали очарование. Один шаг, и вот из повседневности Василий перенесся в удивительную сказку — чарующий мир грез. Единственное, что все портило, так это трое часовых в грязно-серых шинелях. Они явно не вписывались в волшебный интерьер дворца.

Василий хотел было направиться на второй этаж, но Шлиман остановил его:

— Направо, пожалуйста.

Они прошли через анфиладу из нескольких комнат удивительного убранства и оказались в угловой, напоминающей кабинет. За огромным письменным столом красного дерева сидел сгорбленный старичок в белом медицинском халате. Сверкающая лысина, обрамленная клочками белых, как снег, волос, старомодное пенсне в золотой оправе, покоящееся на огромном тощем грузинском носу.

— Познакомьтесь, — Шлиман махнул в сторону старичка. — Петренко Савелий Прохорович, смотритель галереи, специалист в искусстве и антиквар.

Однако вместо того чтобы поинтересоваться личностью Василия, старичок выскочил из-за стола и набросился на Шлимана:

— Вы хоть понимаете, что творите? Здесь хранятся произведения искусства! Искусства! Повторяю, если вы меня прошлый раз не расслышали. Весь этот дом-дворец — произведение искусства, а вы мне тут устроили настоящую бойню. Половина стен, как решето! Вы это понимаете! А «Одалиска» Ривара! Вы прострелили ее четыре раза! Это же невозможно! Теперь полотно похоже на сито, через него можно процеживать макароны… да-да, вы не ослышались, процеживать макароны. Еще сам товарищ Киров вверил мне на хранение эти произведения искусства — достояние трудового народа, а вы тут устроили…

— Савелий Прохорович, — как ни в чем не бывало продолжал Шлиман, — не увлекайтесь. Вот, лучше познакомьтесь. Это наш сотрудник Василий Кузьмин. Теперь он будет отвечать за безопасность на территории дворца и за целостность всего, что тут хранится… Так что прошу любить и жаловать! И не надо строить таких постных рож. А все, что касается прошлого вторжения, мы с вами уже обсуждали.

При этих словах старичок как-то поник, пробормотал себе под нос что-то вроде: «А как же, помню».

Шлиман же, подойдя к одной из стен, сдвинул картину со старинным парусником в сторону. За ней прятался вмонтированный в стену сейф.

— Зачем придумывать что-то новое, если можно пользоваться старым, — ухмыльнулся Шлиман, набрал код и, открыв сейф, начал шарить в глубине, потом извлек откуда-то из недр маузер в деревянной кобуре и пачку документов. Повернувшись, он протянул их Василию. — Вот… Привез еще вчера, чтобы времени зря не терять. Там удостоверение и твое наградное оружие.

— А револьвер?

— Револьвер? — удивился Шлиман.

— Укороченный английский бульдог?

Шлиман лишь развел руками, давая понять, что ничего не знает о револьвере. Это было плохо. Очень плохо. В револьвере Василия были заговоренные пули, произведенные по особому рецепту батьки Григория, то бишь барона Фредерикса. Эти пули могли остановить любую нечисть. А маузер, хоть и более мощное оружие по всем параметрам, перед лицом сверхъестественного противника бесполезен. Ну что могут сделать обычные пули, скажем, упырю или волколаку? А ведь во дворце наверняка побывали не простые гости. И охрана их не остановила, и пули их не брали… свинцовые пули.

Василий задумался.

— Как вы считаете, когда следует ждать нового визита?

— Ну, не раньше полуночи.

— Значит, у нас в запасе часов шесть… — прикинул Василий. — Дайте бумагу и карандаш, — он повернулся к профессору и, взяв у него лист чистой писчей бумаги и маленький тупой карандаш, начал быстро писать список, а потом протянул его Шлиману. — Вот то, что необходимо доставить сюда, и как можно быстрее. Тут есть какая-нибудь подсобка?

— Да, конечно, — встрепенулся старичок.

— Вот туда все и тащите, а пока я хотел бы посмотреть комнату, куда рвались ваши «гости», а потом переговорить с кем-нибудь из приехавшего подкрепления. Надо же понять, что испугало этих тварей.

— Хорошо, — кивнул Шлиман, даже не заметив, что они с Василием теперь поменялись ролями — приказы отдавал оперуполномоченный.

— Пойдемте, покажите мне все.

Старичок кивнул, выскользнул из-за стола и быстро засеменил в глубь здания.

— Раз надо, значит надо, пойдемте.

Еще пара комнат, и они оказались в помещении, отделанном на восточный манер — стены из лепных узоров в ориентальном стиле. В углу на постаментах возвышались бюсты двух мавров. Это были составные скульптуры: лица черного камня, быть может даже эбонита, белые каменные глаза, зубы и чалмы, украшавшие их головы. Интересно, сколько времени ушло у скульптора, чтобы подобрать и обточить нужные камни?

— А теперь, Савелий Прохорович, пожалуйста, расскажите подробно, что тут произошло.

— Я думал, вы знаете, — удивился смотритель музея.

— Знаю, читал в отчете, — соврал Василий. — Но сами понимаете, одно дело прочитать казенный документ и совсем другое — услышать все самому из уст, так сказать, очевидца.

При этих словах старичок, словно ощутив свою незаменимость, чуть приосанился, поднял голову.

— Они вломились посреди ночи, — начал смотритель музея. — Хотя нет. Первыми приехали ваши. Расположились тут как дома. Я им говорил, чтобы они вели себя осторожно… особенно с китайскими вазами, а они стали в венецианский сервиз разливать самогонку… — Василий хотел было прервать причитания Савелия Прохоровича, а потом махнул рукой. Пусть лучше выскажется, иначе дольше выйдет. — Вот я им и говорю… В общем, когда они во дворе костер сложили… Нет, конечно, не из мебели. Там во дворе поленница — камины топить. А то это паровое отопление… То оно есть, то нет. А для картин что главное? Температурная стабильность. Вот мы иногда камины топим. Конечно, пожарные против, но сами понимаете, что значат их распоряжения по сравнению с мировым искусством… Нет, поджечь костер ваши не успели. Они хотели гуся зажарить. Один из них, не поверите, гуся притащил. Говорит: «Чем мы хуже бывших. Теперь у нас все для народа, а мы кто? Народ и есть. Вот и попробуем дичь на блюде, как буржуи прежние». Так вот, только они костер начали налаживать, эти двое и вломились. Я-то сам их не видел. Наверху был, в Римской зале, за вашими варварами следил. Тут у входа пальба началась. Сначала-то я не понял, в чем там дело, думал, ваши развлекаются, а потом… Потом такое началось. Ваши в дом рванули, а те, ну, бандиты… я-то сам их не видел… так вот, они уже в этой комнате были… словно искали что-то. Тут ваши, те, что были на дворе, на них навалились, и опять пальба пошла. И еще подкатила пара грузовиков с солдатиками. Те штыки наперевес и бегом…

— Штыки, говорите? — перебил старика Василий.

— Да, штыки. Они ими обивку в Розовом зале попортили, — проворчал искусствовед.

— А у тех, кто находился в засаде, штыки имелись?

— Да нет, я же говорю, в штатском они были… в штатском…

Мысли Василия понеслись по кругу. Выходит, гости отступили, когда прибыло пополнение с винтовками и штыками. А что есть штык? Кусок заточенной стали. Выходит, твари эти боятся железа. Значит, не оборотни, не вампиры… Тогда кто? Что-то о таких созданиях Григорий Арсеньевич ему рассказывал. Только давно это было, очень давно. Василий замер, внимательно разглядывая бюсты мавров и мысленно погрузившись в прошлое. Что же говорил ему тогда бывший батька Григорий? Но память, подлая и неблагодарная, поманив, она сохранила тайну, заставив Василия мучиться. Ему казалось, что вот-вот, еще одно усилие, и он вспомнит, но нет…

Неожиданно в памяти его проступило нечто другое. Давным-давно, обучая Василия основам колдовства, Григорий Арсеньевич говаривал: «Помни, глаза — душа человека, посмотри ему в глаза и ты его поймешь…» Глаза… Глаза… Белые глаза черных мавров. Василий неожиданно сам для себя шагнул вперед и надавил на глаза одной из скульптур. Щелчок потайного замка, и верхняя часть чалмы мавра отскочила в сторону, открыв пустое пространство внутри каменной головы.

— Боже! Что вы делаете? Остановитесь! — взвыл Савелий Прохорович. — Это же уникальное произведение. — Словами «искусство» и «культура» за этот вечер Василий был уже сыт по горло. Решительно запустил он руку в открывшийся тайник Ничего! Пусто! Неужели они опоздали, и Шлиман ошибался — немцы унесли то, за чем пришли? Может, и так. А может… Бюстов ведь два. Если есть тайник в одном, значит, велика вероятность, что есть и в другом.

Василий повернулся ко второй голове и повторил операцию. Со щелчком открылся второй тайник. И в этот раз он не был пустым. На дне оказалась небольшая шкатулка. Василий осторожно вынул ее и поставил на резной столик между бюстами. Шкатулка была старинной, резной, из странного желтоватого металла. То, что это не золото, Василий понял с первого взгляда. К тому же шкатулка была изукрашена… изображениями перевитых осьминогов.

Это Василию сразу не понравилось. Символ слуг Ктулху… только этого ему не хватало. Неужели все по-новой… и где-то рядом бродят люди, которые и не люди вовсе.

— Осторожнее, осторожнее, дайте мне взглянуть, — с вожделением тянул руки к шкатулке Савелий Прохорович. Но Василий решительно отодвинул искусствоведа в сторону, загородив собой шкатулку. Почему он так сделал? Он и сам не мог ответить на этот вопрос, но что-то изнутри, какое-то внутреннее шестое чувство подсказало ему, что лучше будет, если никто не узнает, что там лежит.

Он попытался открыть шкатулку. Заперто. Хотел сломать замок, но в последний миг заметил странную замочную скважину для ключа с тремя бороздками.

Неужели это оно?

Дрожащими руками Василий вынул ключ, примерил. Ключ, без сомнения, подходил. Тот самый ключ, что в волшебном сне, еще там, в далекой теперь Антарктиде, вручил ему Григорий Арсеньевич Фредерикс. Но откуда барон знал? Как почти полгода назад он догадался, что судьба приведет Василия во дворец Юсуповых и что ему повезет с легкостью открыть тайники в бюстах?

Василий повернул ключ. Замок повиновался, и шкатулка распахнулась. Сверху лежали желтые листки бумаги, исписанные карандашом. Почерк Григория Арсеньевича. Что-что, а этот почерк Василий узнал бы из сотен тысяч.

Повинуясь тому же самому внутреннему голосу, что помог ему открыть тайники, Василий с ловкостью опытного карманника смахнул листки, незаметным для Савелия Прохоровича движением убрав их в рукав. А под бумажками лежали, сверкая, двенадцать огромным жемчужин. И что самое удивительное, были они не белые и не черные, эти жемчужины переливались всеми цветами радуги, такими насыщенными, что на них больно было смотреть…

Наконец Савелий Прохорович протиснулся к шкатулке, взглянув через широкое плечо Василия, и обомлел.

— Боже мой! — вновь зашептал он, в этот раз взывая к Всевышнему от радости и умиления. — Да ведь это потерянные сокровища Юсуповых — знаменитые икринки Ктулху! Вот так радость! Они нашлись после того, как столько лет их считали утраченными, — и тут он всплеснул руками. — Боже мой! Да не толкайтесь, вы, молодой человек, дайте мне посмотреть!

Василий отступил от стола. Икринки Ктулху его нисколько не интересовали, в отличие от записок барона. Однако то, что в этом деле замешано древнее божество, теперь сделалось совершенно очевидным.

— Как вы думаете, они приходили за этим? — поинтересовался Василий.

— Все может быть, молодой человек, все может быть, — Савелий Прохорович трепетал над шкатулкой, как курица над выводком цыплят.

«Итак, одной загадкой меньше», — подумал Василий. Отвернувшись от искусствоведа, он осторожно вынул из рукава пожелтевшие листки, исписанные карандашом, и быстро убрал их в карман куртки. Он посмотрит их потом, вдали от посторонних глаз. Зная барона Фредерикса, Василий был более чем уверен, что записки много важнее драгоценностей. Хотя, имея дело с Ктулху, ничего нельзя сказать наверняка. Например, кто знал, что амулет — маленький кусочек металла с изображением осьминога — окажется ключом к механизмам древнего города слуг Ктулху. Однако записки барона наверняка содержат разгадку, пока же икринками Ктулху пусть занимается Шлиман.

Кстати, Шлиман не заставил себя долго ждать. Василий отправил за ним одного из красноармейцев, дежуривших в соседней комнате, а у второго позаимствовал штык. Нет, если бы у Василия было время заглянуть к себе домой… Там у него в тайнике, до которого не добрался бы ни один следователь НКВД, если только ценой собственной жизни, хранилось оружие, которым можно было сразить любую нечисть. Но с Литейного его отвезли в больницу, а оттуда сюда — во дворец Юсупова, и не было никакой возможности побывать дома и вооружиться как положено. А посему он надеялся скорее на штык, чем на безотказный маузер…

Увидев шкатулку, Гессель Исаакович зацокал от восторга:

— Видишь, Василий, я же знал… Я же говорил… И как ты считаешь, куда нам лучше всего спрятать ее, пока все не закончится? Может, отвезти ее на Литейный?

Василий тяжко вздохнул. Иногда товарищ Шлиман казался ему всего лишь большим глупым ребенком, которому нужно растолковывать самые очевидные вещи.

— Я бы не стал этого делать, — спокойно объявил он. — Я не уверен, что за дворцом не ведется наблюдение. Вы можете просто-напросто не довезти эту шкатулку до Литейного.

— Ты считаешь, что они посмеют напасть на машину особиста среди бела дня?

— Ну, во-первых, сейчас уже вечер. Во-вторых, если они посмели напасть на дворец, полный сотрудников НКВД, то почему им не напасть на машину? Лично я особой разницы не вижу.

— Так что же, по-вашему, мне делать с этим? — Шлиман кивнул на шкатулку. — Убрать в сейф?

— Сейфы в наши времена — вещь ненадежная, — покачал головой Василий. — Не лучше ли будет вернуть шкатулку на место? Судя по вашим рассказам, у грабителей было достаточно времени, чтобы обыскать эту комнату… ах да, простите, зал… но шкатулки они не нашли. Почему вы считаете, что они найдут ее, если явятся сюда во второй раз? Положим ее назад, в тайник, — с этими словами Василий забрал шкатулку из рук Гесселя Исааковича и аккуратно поместил ее в одну из голов. — Теперь закроем тайники, — два щелчка, и крышки — верхняя часть чалмы мавров — встали на место. — Пусть все остается на своих местах. А мы тем временем попробуем подготовиться к встрече незваных гостей… Вы доставили то, что я заказывал? Хорошо… Теперь только осталось предупредить ваших людей, чтобы они четко выполняли все мои инструкции, как бы по-идиотски они ни звучали. Выполняли без всяких там сомнений… В общем, если я скажу есть дерьмо, его надо будет есть с удовольствием, весело и причмокивая.

* * *

Ждать пришлось долго, но Василия это нисколько не тревожило. Перетащив из соседнего зала кресло, он удобно устроился за журнальным столиком как раз между бюстами мавров. Савелий Прохорович заварил отличный зеленый чай.

Хотя, если честно, больше всего Василию хотелось разобраться с найденными записками. Но он понимал, что стоит ему достать желтые листы, как тут же возникнет вопрос: где он их раздобыл? А то еще сам Шлиман решит посмотреть, о чем это там понаписано. Нет, этого не должно произойти. Раз барон дал ключ Василию, значит выходило так, что только Василий должен прочитать эти заметки. А судя по тому, как они хранились, они явно не предназначались для чужих глаз, а посему… посему можно было и подождать, хотя Василий был уверен: если бы содержание записки было ему известно… Впрочем, пусть даже если бы он и знал, о чем там написано, в данной ситуации ему бы это не помогло.

Грабители явились сразу после полуночи.

Вначале где-то далеко-далеко завыла собака. И вой этот был не просто воем. В нем звучала мука — неподдельная тоска. И вместо того чтобы заглохнуть, притухнуть подавленным нависшей городской громадой, этот вой набирал силу, подхваченный эхом узких переулков и дворов-колодцев. И ему вторили другие собачьи голоса. Пусть и не столь выразительные, но тем не менее выдерживающие тональность боли и нестерпимой тоски.

«Началось», — сказал сам себе Василий, подобрался, снял маузер с предохранителя и положил руку на обод штыка, заткнутого за пояс.

Вой звучал минут десять, а то и больше, а потом неожиданно оборвался. Разом наступила тишина, и только где-то хлопнула дверь, а потом Василий услышал чей-то всхрап — словно человеку одним махом перерезали горло, а он, еще не поняв, что случилось, сделал свой последний в жизни вдох.

Василий повернулся к красноармейцу, стоящему на посту у двери зала. Тот тоже почувствовал неладное — стоял с винтовкой наперевес и вглядывался в темноту соседнего кабинета. «Совсем ребенок, наверное только призвали», — подумал Василий, разглядывая горе-часового. Потом в какой-то момент ему стало жаль парнишку. Потенциальный мертвец — он ведь даже не представлял, с чем им сейчас придется столкнуться.

— Телефон в той части дома есть? — спросил Василий, указывая в глубь дворца.

— Да, — ответил красноармеец. Голос его дрожал.

— Значит, так. Ноги в руки, бежишь и звонишь на Литейный Шлиману, пусть гонят сюда всех, кто у них там есть. Понятно?

— Но телефон… Я не знаю…

— Выяснишь. На станцию позвонишь, они тебя с Литейным свяжут, — и, видя, что красноармеец не торопится, Василий добавил, стараясь, чтобы в голосе его зазвучали командные нотки: — Живо! Выполнять!

— Есть! — и красноармейца и след простыл.

А Василий снова повернулся к двери, и вовремя. Потому что в соседнем кабинете начала сгущаться тьма, словно откуда ни возьмись взявшийся черный туман.

Взяв со стола один из кульков, доставленных Шлиманом, Василий осторожно проделал дырочку снизу и стал дорожкой сыпать землю, вначале вдоль порога двери в биллиардную, откуда открывалась анфилада комнат, ведущая к парадному входу, потом вдоль порога двери во внутренние помещения. Обе двери он оставил открытыми — запирать смысла не было. Что-что, а запертая дверь этих тварей не остановит. После этого, взяв другой кулек, он насыпал защитный полукруг из пепла перед журнальным столиком и двумя бюстами, начертил в пепле пару колдовских знаков и вернулся на свое место.

К тому времени тьма в биллиардной за порогом сгустилась настолько, что свет включенных ламп не мог рассеять ее. А потом… потом Василию показалось, что во тьме этой есть нечто живое, нечто огромное, движущееся. Да, он был совершенно прав, грабители изменили тактику, послали вперед того, для кого штыки из железа — не более чем зубочистки.

Вот неясная тень приблизилась к порогу, потянулась, попытавшись войти в Мавританский зал, но не тут-то было. Чудовище словно натолкнулось на невидимую стену. Раз за разом оно пробовало проломить преграду, но та не поддавалась. Как там говаривал Григорий Арсеньевич Фредерикс? «Ни одна тварь не может пройти по освященной земле». Для острастки Василий пару раз выстрелил в тварь, но, похоже, худшие его опасения подтвердились. Пули не причинили твари ни малейшего неудобства.

Потоптавшись у порога минут пять, чудовище отступило. Тьма начала медленно сдавать назад, но Василий ждал, отлично понимая, что это лишь первая часть «представления». Основные фигуранты прибудут чуть позже. Вскоре раздался звук шагов, и из тьмы вынырнуло двое. Подойдя вплотную к порогу, они остановились, разглядывая Василия, который по-прежнему неподвижно восседал за журнальным столиком, в свою очередь разглядывая незваных гостей. Оба грабителя были невысокого роста, в одинаковых черных плащах, галифе и высоких, до блеска начищенных хромовых сапогах. Лиц Василий толком не разглядел, но был уверен, что оба гостя явились без масок, словно чувствуя свою полную безнаказанность.

— Итак, — решился первым нарушить тишину Василий. — Кто вы такие, и чем я вам обязан?

Тут один из «гостей» повернулся к другому и прошипел:

— Он что, издевается? Думает, что щепотка освященной земли нас остановит?

— Он просто не понимает, с кем связался, — решительно объявил второй и шагнул вперед, с легкостью преодолев невидимую преграду. На секунду сердце Василия екнуло. Если этот гад не боится освященной земли, то он ведь с легкостью может разрушить преграду и впустить черный туман. Однако ничего подобного не случилось, и то, как высоко и осторожно переставлял ноги незнакомец, подсказало Василию, что хоть преграда не действовала на него, он старался не касаться святой земли. Значит, то, что осталось в пакетике, может послужить оружием.

Вскоре за первым последовал и второй. Теперь оба гостя стояли перед второй преградой, а Василий срочно пытался придумать выход из создавшейся ситуации. Ничего путного на ум не шло. Единственное, что он мог сделать в такой ситуации, так это еще раз повторить вопрос.

— Кто вы и что вам нужно на охраняемой территории?

— Отдай шкатулку, если знаешь, где она, или уйди, и мы сами поищем.

— В прошлый раз не нашли, и в этот не выйдет, — парировал Василий. Постепенно ему удалось взять себя в руки. Перед ним были люди или существа, некогда бывшие людьми, то есть потенциально смертные, в отличие от той твари из тумана. Может, еще раз стрельнуть? Нет, пули их не берут — это они доказали при прошлом визите.

Потом один из гостей обратился к другому на немецком. К сожалению, Василий иностранными языками не владел, и речь незнакомцев показалась ему сущей тарабарщиной. Единственно знакомое слово, которое он уловил, было «Цербер». Неужели они имели в виду того самого мифического пса из древнегреческих легенд? Тогда понятно, почему пули из маузера не причиняли ему никакого вреда.

— Вообще-то невежливо говорить на иностранном языке… — начал было Василий.

— Это твой язык иностранный, — фыркнул один из гостей, но сказал он это без всякого акцента.

— Считайте, как хо… — но закончить фразу Василий так и не успел, потому что события далее развивались с невероятной быстротой. Один из пришельцев прыгнул вперед, стараясь дотянуться до Василия, но вторая преграда, которую он то ли не заметил, то ли не посчитал опасной, остановила его на полпути. Оперативник же, вместо того чтобы шарахнуться от грабителя, наоборот, метнулся вперед, ему навстречу, выставив вперед штык, который до этого прятал за спиной. Стальное лезвие без труда пересекло границу колдовского полукруга и глубоко вошло в тело «гостя», словно тот был не из плоти и крови, а из мягкого студенистого желе.

Издав звук, больше похожий на всхлип, грабитель бесформенной кучей осел на пол.

— Вот так-то лучше, — ухмыльнулся Василий. И все бы было ничего, если бы штык не остался в груди нападавшего, а тот, рухнув, не нарушил колдовской круг, разметав в стороны дорожку из пепла.

Мгновение, и Василий и его второй противник стояли неподвижно, словно оценивая ситуацию.

— Вот и всё, — тихо произнес второй, и тот тон, которым он это сказал, заставил Василия содрогнуться. У него не осталось оружия. Маузер бесполезен, до штыка не дотянуться… и как… как ему теперь защищаться?

Широко улыбнувшись, ночной «гость» шагнул вперед, преодолев барьер, утративший свои колдовские свойства. А потом прыгнул через столик, впился в горло Василия обеими руками и начал его душить. Оперуполномоченный несколько раз ударил тварь в висок рукоятью маузера, но это было все равно что стучаться в каменную стену. Хватка была крепкой, пальцы стискивали горло Василия все сильнее. А потом чудовище начало подтягиваться на руках через столик. Пасть твари широко открылась, и Василий увидел три ряда тонких и острых, как иглы, зубов. Да, это создание давным-давно перестало быть человеком, хоть и не утратило внешний человеческий облик.

Выпустив из рук маузер, задыхаясь, Василий начал шарить по столику, и рука его неожиданно наткнулась на полупустой кулек. Ловкое движение руки, и Василий швырнул остатки святой земли в лицо чудовищу. Оно взвыло. От кожи твари потянулись полоски белого дыма. Тогда Василий повторил операцию, в этот раз целя в глаза. Тварь взвыла еще громче и, отпустив горло Василия, принялась тереть кулаками глаза, при этом испуская жуткие вопли.

Рывком Василий сорвал со своего пояса армейский ремень, сделал петлю возле пряжки. Одно движение, и петля затянулась на правом запястье твари. Потом Василий, упершись ногами в тело чудовища, выкрутил ему руку и захлестнул ремень на втором запястье. Теперь обе руки твари оказались заломлены за спину и перехвачены ремнем.

— Вот так-то лучше, — проворчал он.

В ответ тварь снова взвыла, и неясно было, воет она то ли от злобы, то ли от боли.

— Вот так-то лучше, — повторил Василий, укладывая чудовище на пол, после чего, взяв второй кулек, он насыпал защитную дорожку вокруг поверженного. Твари же ничего не оставалось, как завывать в тщетных попытках освободиться. — А теперь, — продолжал Василий, тщетно пытаясь перевести дыхание, — расскажи-ка мне, мил-человек, кто ты есть, и кто тебя послал, — и, услышав в отдалении знакомый зов милицейских сирен, добавил: — Советую поторопиться. Если тобой займутся профессионалы, мало не покажется.

Тварь, извиваясь на полу, издавала только шипение.

— В твоих интересах начать как можно быстрее, — заметил Василий. — И говори на русском, членораздельно… пожалуйста!

— Что ты хочешь знать? — прошипела тварь на полу.

— Кто тебя послал? Кто твой шеф?

— Гауптштурмфюрер Вальтер Хек.

— Что вы искали?

— Ключ.

— Ключ?

— Ключ к дороге на Гоцлар.

Василий вытер пот со лба. Насчет Вальтера Хека все было понятно, Шлиман предупреждал его. Но в шкатулке не было никакого ключа. Неужели в зале есть еще один тайник? И что такое Гоцлар? Последний вопрос Василий повторил вслух.

— Город… Мертвый город… — прошептал пленник. — Отпусти меня, я умираю.

— Ну нет… — ухмыльнулся Василий. — Так просто ты не умрешь. Отвечай, где этот город, как выглядит ключ?

— Не все сразу, — пробормотал, ерзая на полу, пленник. — Я скажу тебе, но ты должен будешь меня отпустить.

— Отпустить?

— Я тебе все скажу, а ты сохранишь мне жизнь.

— Если я тебя выпушу, ты тут же прикончишь меня.

— Я обещаю.

— Будто бы твое обещание чего стоит… — хмыкнул Василий. — Хотя… — он потянулся и вытащил штык из груды слизи — останков второго «гостя». Взвесив свое оружие в руке, Василий вздохнул.

— Ты ответишь на вопросы, и я тебя отпущу, так?

— Так, — согласилась зубастая тварь.

— Хорошо, — решил рискнуть Василий. — Первый вопрос: как выглядит ключ?

— Не знаю, но он хранится вместе с шариками… Иногда их называют икрой Ктулху.

«Зачтено», — мысленно объявил Василий. Если рукопись барона — ключ, то все постепенно становится на свои места…

— Что за город Гоцлар и где он находится? — продолжал он все тем же спокойным голосом.

— Это — последний город Старцев. Он мертв уже много лет…

— Где он находится?

— Где-то в Туркестане, в пустыне южнее Коммунарска.

Название Коммунарск Василию ровным счетом ничего не говорило.

— Точнее?

— Я не знаю… Я там не был…

— Хорошо. Старцев, говоришь?..

— Великих Старцев, — подтвердил пленник.

— Хорошо, я отпущу тебя. Но ты не вернешься к своему хозяину. Ты найдешь себе щель, забьешься туда… и если я еще раз о тебе услышу, я…

— Но я немец, из поволжских. Господин Хек обещал отправить меня на родину.

— Ты не немец… Ты тварь нечеловеческая… — вкрадчиво, так, чтобы до чудовища дошло, объяснил Василий.

Постепенно все детали головоломки начали вставать на свои места.

— Отпусти меня, скоро тут будут ваши. Они меня прикончат.

Тут пленник был бесспорно прав. Шлиман с ним церемониться не станет. Однако уговор дороже денег. Конечно, эта фашистская тварь наверняка знала еще массу секретов, только Василия все это мало интересовало. У него была информация, которая, без сомнения, заинтересует начальство. А то, что пора поторапливаться, он и сам знал. Однако в последний момент поколебался. Стоит ли даровать жизнь этому крысенышу?

— Ты обещал…

— Слово мое, хочу даю, хочу обратно забираю, — объявил Василий. Потом движением ноги разорвал колдовской круг, сдерживающий тварь. Схватил ее за волосы, приподнял, подтянул к себе, пытаясь разглядеть его черты. Но это оказалось не так-то просто. Тварь обладала совершенно незапоминающимся лицом. Стоило отвести взгляд, и эта физиономия сразу же забывалась. И это тоже был своего рода морок, но сейчас разбираться с этим не было времени.

— Ваш Цербер меня не съест? — поинтересовался Василий, хорошенько тряхнув пленного.

— Нет, — ответил тот. — Он ушел, когда мы вошли…

— И куда же он делся?

— Растворился в тенях. Он — тварь теней, приходит и уходит по зову…

«Ладно, с этим позже разберемся», — Василий решительным шагом направился прочь из Мавританского зала, таща пленника за собой.

Когда они проходили через защитную насыпь у дверей, ноги ночного гостя коснулись освященной земли, и он взвыл от боли. Однако Василий не обратил на это никакого внимания. Он поволок пленника дальше, через биллиардную.

На первый труп они натолкнулись только в угловой комнате — бывшем кабинете Юсупова. Там за столом сидело то, что некогда, видимо, было Савелием Прохоровичем Петренко. Отважный искусствовед и смотритель музея умер на своем «боевом» посту. Цербер откусил ему голову, а сам Савелий Прохорович, залив кровью оббитые шелком стены и антикварный письменный стол, так и остался сидеть на своем месте, сжимая в руках стакан с зеленым чаем.

Василий постарался не смотреть на покойного. Чем меньше крови в памяти, тем меньше кошмаров будет сниться… А кошмаров и без того хватало.

По пути к главному входу они нашли еще тела пяти красноармейцев, растерзанных адской тварью. «Ну и сука же ты, товарищ Шлиман, — подумал Василий, таща по анфиладе комнат пленника. — Ты бы хоть кого-то из них предупредил, а лучше отослал куда подальше». Но Василий отлично понимал, что и сам хорош. Ведь он-то тоже мог предотвратить эти смерти. Например, насыпал бы освященную землю перед главным входом во дворец, и всё… И что всё? Со временем защитный круг все равно стерся бы. Все равно кто-то случайно нарушил бы его целостность, и тогда эти твари все равно бы пришли. Они явились бы сюда рано или поздно, потому что им так приказали, и они не смели ослушаться приказа. Только Василий тогда ничего бы не узнал…

Через несколько минут они оказались у огромных дверей главного входа. Подмога была где-то недалеко — отчетливо слышались гудки и завывания сирен. Резким движением Василий стянул ремень с рук пленного и дал ему сильный пинок в пятую точку, отчего тот вылетел из здания, кубарем скатился с лестницы и упал на проезжую часть прямо под колеса подъезжающему грузовику, полному красноармейцами — долгожданной подмогой, а точнее, новым мясом для Цербера.

Все получилось точно так, как рассчитал Василий. Он не убил тварь, согласно своему обещанию, и теперь злобный дух не станет преследовать его, чтобы отомстить за обман. С другой стороны, он узнал все, что хотел. А то, что грузовик размазал его пленного по брусчатке, в буквальном смысле размазал… Что ж! Это перст судьбы, а Василий тут совершенно ни при чем. Однако прежде чем умереть, тварь еще несколько раз дернулась, пытаясь восстановиться, но слишком большие были повреждения плоти — это не пули, которые, прошив желеобразное тело чудовища, оставляли лишь маленькие дырочки.

Василий повернулся, сделал несколько шагов и опустился на ступени лестницы, ведущей на второй этаж. Тут хоть не было крови. «Интересно, остался ли в живых кто-нибудь из охраны дворца? Например, тот парень, которого я послал звонить по телефону? Жаль, если такой молодой боец умрет», — Василий вздохнул. Бессмысленные рассуждения.

Двери со скрипом открылись, и на пороге Главного парадного вестибюля показался Шлиман. За ним, ощетинившись штыками, наступали солдаты. Лица у всех были перепуганными. Казалось, стоит шикнуть на них как следует, и они разбегутся в разные стороны, словно тараканы.

Шлиман, увидев Василия, сразу направился к нему. Он еще только собирался задать вопрос, но Василий опередил:

— Один мертв. Останки в Мавританском зале. Второго вы сами грузовиком раскатали.

— Но ты хоть что-то узнал? — требовательно спросил Шлиман.

— Кое-что, — уклончиво ответил Василий.

— ?..

— Их и в самом деле послал гауптштурмфюрер Вальтер Хек. Что за твари… Не знаю. Первый раз с такими столкнулся. Но с ними был Цербер — адский пес. Вот он-то и перебил всех ваших ребят. Пса я смог лишь остановить, а потом мои «гости» вынуждены были отпустить его. Он мог и на них наброситься.

— Зачем они приходили? Что им тут было нужно?

— Шкатулка.

— Икра Ктулху?

— Не уверен, что это правильное название. Как мне показалось, эти шарики своеобразный ключ, вот только к чему? — Василий сделал паузу. Но и Гессель Исаакович молчал. — Что такое Гоцлар? Одна из тварей сказала, что это город Великих Старцев, и находится он неподалеку от Коммунарска.

— Впервые слышу, — пожал плечами Шлиман. — Надо посмотреть в архивах профессора Троицкого. Но Великие Старцы… Неужели немцам удалось… — тут он замолчал и с подозрением посмотрел на Василия.

— Я знаю, немцы сталкивались с ними там, в Антарктиде. Но это были деградирующие твари — опасные хищники, полностью утратившие интеллект, присущий разумным созданиям. Так как насчет Гоцлара?

Шлиман покачал головой.

— Коммунарск? Это один из новых городов где-то в Средней Азии, а что до Гоцлара… Я впервые слышу это название.

— Ну, тогда наведите справки. Быть может, кому-то что-то известно об этом. А я… Надеюсь, я свободен? Очень хочется спать. Могу я отправиться домой? — и после кивка Шлимана добавил: — Да, и непременно поставьте в Мавританском зале охрану. Не думаю, что сюда снова кто-нибудь пожалует, но береженого бог бережет… А я пошел.

И устало поднявшись, Василий прошел мимо Гесселя Исааковича, направляясь на улицу.

— Подожди. Возьми мою машину, она мигом… — в спину оперуполномоченного начал Шлиман.

— Не стоит, пустое, — отмахнулся Василий. — Я прогуляюсь…

И лишь оказавшись на улице и вдохнув полной грудью холодный невский воздух, он понял, насколько же устал за эти последние дни. Только еще не время расслабляться, впереди, судя по всему, масса работы. Но прежде чем идти дальше, он должен посмотреть записки Фредерикса. Если это и в самом деле ключ от города Великих Старцев, то, быть может, там найдутся ответы на многие вопросы, которые сейчас крутились в голове Василия.

Загрузка...