Песни над облаками

Глава 8

После этих нескольких коротких мгновений, в течение которых между ними молнией вспыхнуло что-то странное и роковое, Микеле вернулся к своей прежней манере общения с Канди — мягкой и спокойной, но, как ей показалось, более сдержанной, чем обычно. Извинившись, что его не было поблизости, когда она прибыла, и поэтому он не имел возможности поприветствовать ее лично, граф заметил, что она выглядит «еще более очаровательно», но каждое его слово звучало формально, заставляя ее чувствовать, что он обращается с ней как с посторонней. Канди была сбита с толку и смущена, и вскоре тупая бесчувственность охватила ее. Неделями она принимала его доброту, его заботу как должное, но сейчас вдруг поняла, насколько ей важно его внимание, так важно, что, как только он отвернулся от нее поговорить с кем-то другим, она ощутила пощипывание влаги под веками…

А затем Канди увидела Микеле с Катериной, смеющегося и болтающего и впервые за весь вечер выглядящего расслабленно. Канди кое-что еще вспомнила, что успела забыть, и уныние ее еще больше усилилось — она забыла, что он принадлежит Катерине и если и должен выказывать особый интерес кому-то, так это ей.

Через некоторое время вернулся Марко ди Лукка, извиняясь за свою невнимательность и в то же время выражающий уверенность, что у нее не было времени заметить его отсутствие.

— Уверен, вы не пребывали в одиночестве, — заявил он. — Однажды я глянул в вашу сторону и… — выразительный жест. — Ничего, кроме вашей макушки, не увидел. Вы были окружены поклонниками!

— Люди… очень дружелюбны, — рассеянно и немного глупо пролепетала Канди, и итальянец, склонив голову набок, задумчиво рассматривал ее пару секунд.

— Вам наскучило? — спросил он.

— Нет… нет, конечно, нет. — Она улыбнулась. — Все здесь так ошеломительно. Я чувствую себя совсем растерянной.

— Я больше не покину вас. — Итальянец улыбнулся ей в ответ с отеческой благожелательностью и легко положил руку на ее плечо. — Идемте поужинаем.

Легкий ужин, сервированный на длинных столах в роскошной sala da pranzo [29] палаццо, был удивительно обильным и калорийным. Но Канди сумела в себя впихнуть только микроскопическую порцию цыпленка и фруктовый салат с черным кофе. Выпив до этого бокал шерри, она решительно отказалась от алкоголя. И что бы ни говорил ее спутник, ничто не могло изменить ее решение. Сам он, очевидно, не устанавливал для себя никаких лимитов в потреблении спиртного.

Прошло некоторое время, прежде чем Канди поняла, что Марко пьет слишком много, но даже тогда не обратила на это особого внимания, как должна была бы сделать при других обстоятельствах. В этом чужом пышном и смущающем ее мире римского высшего общества люди, очевидно, вели себя совсем не так, как в деревне у свекрови ее сестры, хотя и в Грейт-Минчеме, в этом эталоне английского церковного прихода, иногда случались злоупотребления спиртным, особенно в сочельник. Вскоре она убедилась, что Марко ди Лукка — все, что угодно, только не счастливый человек, и догадалась, что желание утопить свои печали в вине — для него слишком большое искушение, чтобы устоять. Но в любом случае результат его возлияний не слишком бросался в глаза, и после ужина Канди по-прежнему была ему благодарна за покровительство и защиту от смущающих ее попыток его соотечественников завязать с ней знакомство. В одном из залов под музыку пианиста и двух виолончелистов довольно вяло танцевали несколько пар, и Марко спросил, не хочет ли она к ним присоединиться. Канди не хотела танцевать, головная боль становилась все сильнее, и она страстно подумывала о моменте, когда сможет незаметно уйти. Однако дядя хозяина, видимо, серьезно считал, что девушка только и мечтает о танцах, и ей пришлось ему покориться.

Как оказалось, Марко ди Лукка вовсе не был классным танцором и к тому же становился все более и более рассеянным. Когда музыка смолкла, он провел рукой по лбу, будто после тяжкого труда, и, к глубокому облегчению Канди, предложил ей посидеть.

— Я не очень хороший компаньон, малышка. — Его голос вызывал лишь легкое подозрение на нетвердость. — Я вам, вероятно, надоел.

— Вы мне вовсе не надоели. — Канди, улыбаясь, села рядом с ним. — Вы были очень добры ко мне. Скорее, это я вам надоела. Может, мне поискать Катерину?

Марко покачал головой:

— Останьтесь со мной… останьтесь. Микеле просил меня не сводить — как это у вас в Англии говорят? — не сводить с вас глаз, я так и делаю. — Сам же он в это время пристально смотрел куда-то в дальний конец зала, и, проследив за его взглядом, Канди поняла, что Марко ди Лукка наблюдает за матерью Микеле.

— Микеле просил вас присматривать за мной? — Она почувствовала жгучее любопытство узнать, что точно сказал граф своему дяде.

— Да. — Марко повернулся и пристально посмотрел на нее. — Инструкции моего племянника были очень четкими. Вы редкая находка и должны быть осторожны.

— Почему я должна быть осторожна? — Канди пыталась говорить легко, но сердце ее гулко билось.

Выражение лица Марко ди Лукки изменилось.

— Я говорил вам… Вы великая надежда музыкального мира, будущая примадонна.

Взгляд его вновь переместился на яркую фигурку невестки, и Канди стало ясно, что она занимает его внимание лишь частично, но что-то заставляло ее продолжать свое расследование.

— Неужели… неужели граф… действительно думает, что я так хороша? — спросила она, чувствуя, как зарделись ее щеки.

Итальянец вновь посмотрел на нее. Внезапно его добродушное лицо стало старым и усталым.

— Вы очень хотите это узнать?

— Да, разумеется, — спокойно ответила Канди.

— Для Микеле вы чудо. Восхитительный талант… огромный талант, который он может обработать и затем преподнести миру как подарок.

— Ох! — Она тяжело сглотнула.

— Вы не хотите быть подарком миру?

— Просто я вовсе не такой уж восхитительный талант.

— Мой племянник думает иначе. Вы можете вдохнуть в его жизнь смысл. Впоследствии вспоминая об этом, вы испытаете прекрасное чувство…

— Я смогу… Что вы имеете в виду? — Потрясенная, Канди уставилась на Марко ди Лукку, как будто он на время обезумел. — По-моему, в его жизни и так достаточно смысла. У него есть все… — «Например, Катерина Марчетти», — хотелось ей добавить.

— Вы думаете, этого достаточно мужчине, который каждое утро просыпается с невыносимым бременем на душе?

На мгновение повисла тишина.

— С невыносимым бременем? — Она сдержанно повторила его слова.

— А вы не знаете? — Прошло несколько секунд, пока итальянец внимательно зондировал ее лицо, затем губы его скривились. — Нет, вы ничего не знаете.

— Не понимаю…

— Вам нет необходимости понимать. Забудьте, что я сказал. Это вас не касается.

Канди не отводила взгляда от лица Марко. Ее собственное стало бледным и встревоженным.

— Пожалуйста… Я хотела бы знать, что вы имели в виду…

Он наклонился к ней:

— Послушайте меня, Канди. — Ее имя в его устах звучало, как Кенди. — Я известный шутник. А иногда молчун. Вы заметили, а? Порой я говорю слишком много и такие вещи, которые ничего не значат… совсем ничего. И то, что я сказал только что, тоже ничего не значит. — Встревоженная, Канди молчала. И он похлопал ее по руке. — Ну же, cara, улыбнитесь! Это же сочельник.

Она знала, что не может больше давить на него. Если у Марко нет желания говорить, с ее стороны некрасиво настаивать. Но весь остаток вечера его странные слова изводили ее, как тупая зубная боль. «Каждое утро он просыпается, чтобы столкнуться с невыносимым бременем… невыносимым бременем… бременем…».

В некоторых странах компании, подобные той, что собралась в палаццо Лукка этим вечером, засиделись бы до самого утра Рождества. Но это была Италия, и точно в четверть одиннадцатого все начали расходиться, чтобы принять участие в полуночной мессе.

Канди стояла на ступеньках мраморной лестницы под ясными, холодными и далекими звездами и оглядывалась в поисках Катерины. Она давно не видела ни ее, ни Микеле. Кроме Марко ди Лукки и его ослепительной невестки, которая один раз, проходя, остановилась, чтобы похлопать ее по щеке и выразить надежду, что девушка прекрасно провела время, Канди не видела больше ни одного знакомого лица и чувствовала себя усталой, немного потерянной. Она уже попрощалась с Марко, поблагодарила его за доброту и сказала, что собирается поискать Катерину, но теперь засомневалась, не лучше ли ей вновь вернуться к нему? Здание быстро пустело, но итальянки нигде не было видно.

И тут внезапно она ее увидела. Катерина медленно спускалась по ступенькам, повернув голову так, чтобы видеть лицо Микеле, идущего рядом с ней. Оба были так поглощены разговором, что чуть не прошли мимо нее.

Но черные глаза графа остановились на ней, он что-то быстро сказал Катерине, и та подошла к англичанке.

— Я искала тебя, cara. — В ее глазах читались угрызения совести. — Я иду в церковь с Микеле. Синьор Марко отвезет тебя домой… или, если захочешь, сначала на мессу.

— Хорошо. — Канди произнесла это так уныло, что сама испугалась своего голоса и предприняла отчаянное усилие изменить это впечатление. — Вечер был прекрасный, правда?

— Да, прекрасный. — Итальянка серьезно посмотрела на нее. — С тобой все в порядке, Кандида?

— Конечно. Я великолепно провела время. Увидимся утром.

— Да, хорошо. Спокойной ночи, cara.

Всего на мгновение поверх головы Катерины глаза Канди встретились с темными и непостижимыми глазами Микеле. Он не улыбнулся, не сказал ни слова и секундой позже зашагал вниз по лестнице в скрывающую темноту внутреннего двора. Вскоре он и Катерина исчезли из вида.

Канди осталась стоять там, где они ее оставили, вцепившись одной рукой в перила, другой — в свою маленькую сумочку.

— Не печальтесь так, Канди, — раздался позади голос Марко ди Лукки.

Девушка испуганно повернулась и едва заметным жестом смахнула слезу.

— Неужели я выгляжу печальной? Вовсе нет! — Она улыбнулась ему.

— Bene. Так куда же мне вас отвезти — домой или в церковь? Я знаю, вы не католичка, но сейчас Рождество. Возможно, вам будет интересно посмотреть мессу? Тем более что все уже разошлись.

Она немного подумала:

— А вы пойдете в церковь? Если даже вам придется сначала отвезти меня домой?

— Конечно, пойду. Я невероятно черный грешник, Канди, но прекрасно воспитанный. Поэтому иногда хожу к мессе, чтобы немного отбелиться.

— Тогда, если не возражаете, возьмите меня с собой. Мне хотелось бы посмотреть.

Церковь, в которую они направились, находилась не очень далеко. Но на улицах было такое большое движение, что они едва ползли в потоке машин. Казалось, по всему Риму люди покинули вечеринки, закрыли двери своих домов и повалили к службе. Машины заполонили улицы, а иногда и тротуары, водители яростно гудели, считая, что их слишком долго задерживают, но в целом атмосфера была праздничной, вокруг царило доброе веселое возбуждение, которое вскоре ощутила и Канди.

Продвинувшись в очередной пробке немного вперед, их машина оказалась рядом с белым «фордом» Микеле. Ни он, занятый сложным передвижением в толкучке автомобилей, ни Катерина, смотрящая на него с напряженным вниманием, не видели их. Но Канди отвернулась, просто чтобы не наблюдать за ними. Она не знала, что Марко тоже заметил обоих в белой машине и ее реакцию, поэтому была удивлена, когда он внезапно произнес:

— Через мгновение мы их потеряем из вида.

— Я думала, они далеко впереди, — тихо сказала Канди.

— Возможно, им просто не повезло. С движением. — Марко сделал паузу, и она смущенно поняла, что он смотрит на нее. Затем добавил: — Канди, мне не хотелось бы думать, что вы несчастны в Риме.

Девушка повернула голову.

— Несчастна? — повторила она.

Марко жестом указал на белую машину, теперь быстро удалявшуюся от них.

— Не думайте о нем, — посоветовал он.

Почти на целую минуту повисла тишина, и когда Канди вновь заговорила, голос ее был хриплым.

— Я не думаю о нем… правда. Я правда не думала, до…

— До сегодняшнего вечера? Я знаю, cara. Я видел момент, когда это появилось в ваших глазах. Только сегодня утром он был всего лишь добрым другом, да? А вечером вдруг стал кем-то гораздо большим…

Канди резко отвернулась, ощущая испуг и смятение. Все произошло так внезапно… У нее самой едва было время понять, что случилось с ней. Как Марко смог догадаться?

— Вы не должны расстраиваться, — мягко продолжил он, глядя прямо перед собой. — Влюбляться вовсе не стыдно, но это может причинить боль. Настолько невыносимую боль, что захочется умереть. Вы думаете, что это слишком драматично?..

— Нет, — быстро ответила она, — я так не думаю.

— Тогда… Малышка, я хочу всего лишь предостеречь вас. Вы только начинаете влюбляться в Микеле. Выкиньте его поскорее из головы. И из сердца.

Инстинкт побуждал ее все отрицать, отказаться, по крайней мере, обсуждать эту тему, но слова не шли, и после долгой паузы Канди только спросила:

— Он собирается жениться на Катерине, да?

Марко ди Лукка что-то очень тихо пробормотал по-итальянски, потом громко ответил:

— Возможно.

— Тогда…

— Послушайте, малышка, есть одна вещь, которую вы должны сделать. Вы обязаны двигаться вперед в вашем пении. Вы должны петь в опере, должны завоевать успех.

Она тяжело сглотнула.

— Я, право, не так хороша для этого.

— Лоренцо Галлео считает иначе, — тихо заметил он. — Вы обязаны это сделать, Канди. Вам нельзя подвести Микеле. Вы не должны отказываться ни по каким причинам. Если вы несчастны, именно сейчас вам нужно посвятить всю себя работе. И вы не всегда будете несчастной.

Наконец они добрались до церкви, и припарковались у обочины за множеством других машин. Где-то впереди в ряду стоял белый «форд» Микеле. Когда Канди вышла из машины, от людской толпы, вливающейся в церковь, отделилась стройная фигурка и поспешила в ее сторону. Это была Катерина, она держала в руке тонкий черный кружевной шарф, который, дойдя, сунула Канди.

— Накинь на голову, — прошептала она. — Я ждала… вспомнила, что у тебя с собой ничего нет.

И Катерина снова ускользнула. Глядя ей вслед, Канди заметила темную голову Микеле, последовавшего за тальянкой в освещенный дверной проем.

Пока Канди стояла в церкви, преклонив колени, ослепленная ярким сиянием сотен свечей и вдыхая запах ладана, мысли ее находились в полном беспорядке. И она была благодарна людской давке вокруг себя — их счастливое шелестящее бормотание давало ей ощущение причастности ко всему происходящему и помогало немного облегчить болезненное чувство несчастья, пронзавшего все ее существо. Пульсирующие звуки органа смягчали кровоподтеки на ее сердце, успокаивали смущенный дух, и постепенно черная депрессия, висевшая над ней, немного просветлела. Однако ничто, казалось, не могло рассеять путаницы в ее уме. Но когда закончилась финальная молитва, было дано благословение и по всему городу напевно зазвучали рождественские колокола, легкий туман, окутавший ее умственные способности, начал постепенно испаряться.

Затем совершенно внезапно Канди поняла — Марко ж Лукка прав. Она должна продолжить свою певческую карьеру. Здесь, в Риме, с Микеле или без него, должна работать, чтобы оправдать надежды, которые на нее возлагали. Она должна сыграть роль Маргариты и сделать все от нее зависящее, чтобы добиться успеха.

Но только сама Канди и, возможно, Марко знают, его это ей будет стоить.