Песнь первая. Дитя Грозы

Глава 1

Хляби небесные разверзлись, и на рыночную площадь обрушились потоки холодной воды. Вместо пронзительного вопля «Держи вора!» изо рта упитанного горожанина вырвалось невнятное бульканье, а в руке остался лишь клок лохмотьев. Дерзкие сорванцы, стащившие кошель, мгновенно исчезли среди начавшегося столпотворения. Протирая залитые водой глаза и ошалело озираясь, лишившийся денег ремесленник то хватался за опустевший карман, то совал под нос раздраженно отмахивающимся торговцам клочок мокрой тряпки и громко жаловался на несправедливость жизни. На глаза ему попался деловитый и важный вояка со значком рыночной охраны. Но на попытку воззвать к закону стражник только сердито рыкнул и поспешил дальше. Конечно же, ему было не до обворованного недотёпы — все силы доблестных защитников правопорядка были брошены на штурм ближайшего питейного заведения.

Костеря на чем свет стоит внезапно начавшийся ливень, пятеро вояк ввалились в таверну, растолкав всех, кто под руку попался. Рассевшись за длинным столом в середине зала, они затребовали пива и снеди.

В самом тёмном углу таверны за маленьким шатким столиком у входа на кухню расположилась парочка подростков хулиганского вида. Одному из них, белобрысому, на вид можно было дать лет четырнадцать, второй, с более привычной для этих мест тёмной шевелюрой, выглядел на пару лет постарше. Юные воришки увлеченно беседовали за кружкой горячего яблочного взвара. Не обращая ни них внимания, побегали мимо подавальщицы, спеша поскорее накормить и напоить набившийся в «Троллью Слезу» народ.

— Вот ведь везучий ты, Лягушонок. Даже дождь тебе как на заказ, — в голосе чернявого слышалась досада. — А если бы не полило? Где твоя осторожность?

— А, подумаешь, — хихикнул в ответ второй. — Вот побегал бы бурдюк по рынку. Умора!

— Обнаглел совсем! Забыл, что Мастер велел под носом у Бешаха не шалить?

— Ну, ты и зануда, Свисток! Уже и развлечься нельзя. Да и Мастер не узнает. — Губы юного хулигана растянулись в мечтательной ухмылке. — Мне, может, мёдом тут намазано…

Перешептывание сопровождалось тихим перезвоном монет, добытых благородным трудом, то бишь облегчением карманов олухов и ротозеев. Впрочем, к этой категории Свисток и Лягушонок причисляли всё население славного города Суарда и его окрестностей, за исключением разве что принадлежащих Гильдии да городской страже.

— Знаю я твоё мёдом… мечтай, мечтай! Заметит тебя эта фифа, как же! Не нашего полёта птичка, невеста самого деся-атника, — Свисток живо изобразил задранный нос местной красотки.

— Ей же хуже, — Лягушонок усмехнулся.

— А серьги-то давай, выкладывай!

— Какие ещё серьги? Не знаю никаких серег, приснилось тебе…

— А в глаз?

— А в ухо?!

На этой жизнеутверждающей ноте разговор был прерван громогласным явлением не к добру помянутого Бешаха, начальника рыночной стражи. Распахнув пинком дверь и разбрызгивая во все стороны воду с мокрых волос, он с порога распорядился:

— Стоять!

Девушка-подавальщица от неожиданности замерла на бегу, чуть не уронив подносы со снедью на пол, но, разглядев знакомую здоровенную фигуру, выругалась себе под нос и понеслась дальше.

— Пива, бегом! Жаркого, окорока, пирога, да поживее! Побалуй тут у меня! — десятник обвел зал, набитый разношерстной публикой, орлиным взором и плюхнулся на привычное рабочее место.

Сидевшие за столом подчинённые встретили начальство здоровым ржанием и стуком кружек по столу. Парочка в углу разом примолкла, присматривая пути отступления и надеясь не попасться на глаза главному блюстителю спокойствия, дабы его загребущие лапы не вывернули из карманов в поте лица добытые медяки и марки. Но опасения их оказались напрасны, а разговор стражников заставил насторожить уши.

Десятнику на данный момент было совершенно не до всякой ерунды. Он только что вернулся от капитана городской стражи, традиционно в нецензурных выражениях отказавшего рыночным воякам в прибавке денежного довольствия. Сопроводил капитан своё решение ещё более крепкими словами в адрес короля, — да продлятся его годы! — пригласившего в столицу своих младших детей и генерала Дуклийона, в народе прозванного Медным Лбом.

Жадность и любовь к сплетням, две главные жизненные страсти бравого служителя закона, сегодня так тесно сплелись змеиным клубком, что буквально жгли его изнутри, не давая держать свежие новости при себе.

— Испортили весь праздник! Мало беспорядков в порту, так ещё Медный Лоб на наши головы!

Бешах одним глотком выдул пиво из ближайшей кружки. Он помрачнел ещё больше, когда протянутая наугад рука не обнаружила следующей, чтобы хоть немного притушить пожар благородного негодования.

— Ну, что уставились? Где пиво? Где налоги? Опять пусто? — красивым словом «налоги» десятник Бешах называл ежедневную мзду, собираемую подчиненными с мелких мошенников, содержателей собачьих бегов, петушиных боев, и прочей незаконопослушной рыночной шушеры.

— Никак нет, господин десятник! — пододвигая в сторону трезвого и злого Бешаха собственную едва начатую кружку пива, отрапортовал один из вояк. — Налоги на месте! — и для убедительности похлопал себя по оттопыренному карману, издавшему тихий звяк.

— Короче, орлы! — после второй кружки тон десятника приобрел некое подобие дружелюбия. — Повышения жалованья опять не будет, — эти слова, хоть и вполне ожидаемые, вызвали у пятерки стражников слитный вздох разочарования.

— Зато капитан Труст, чтоб его орки съели, клятвенно обещал нам проверку, чистку рядов и вообще троллью мать! Видишь ли, мышей не ловим! А его-то долю вынь да положь!

Возмущение десятника тут же нашло отклик в душах подчиненных, исторгнув из луженых глоток поток жалоб вперемешку с руганью.

— Вот попомните мое слово, скоро такая буча начнется! Где это видано, чтобы двое Темных в одном городе спокойно уживались?

Бешах нахмурился и оглядел сотрапезников, будто они были виноваты в грядущих неприятностях. А со слов капитана выходило, что вскоре спокойной и приятной жизни городской стражи, а заодно и рыночным труженикам дубинки, придет конец, как и вполне пристойному взаимопониманию с Лигой Нищих и Гильдией Тени. До тошноты честный и правильный Медный Лоб не упустит случая навести в столице порядок по-своему, и о приличном доходе придется надолго забыть. И виноватым у капитана, разумеется, окажется не генерал, а кто поближе. Десятник рыночной стражи, например.

— А что, она и взаправду Темная? — самый молодой из стражников понизил голос и опасливо оглянулся, не подслушивает ли кто. Но на настороживших уши подростков в дальнем углу внимания не обратил.

— Сказок наслушался, — стражник с седыми усами презрительно усмехнулся.

— Тихо вы, гоблина вам в глотку! — прекратил начавшийся спор десятник. — Не о том думаете, лоботрясы.

Разговор, перемежаемый хрустом разгрызаемых костей и требованиями выпивки, вернулся к вечной теме, волнующей, наверное, сердца всех истинных защитников справедливости любого времени и государства. А именно — как изобразить бурную деятельность таким образом, чтоб и достаточно ворья начальству предъявить, и главу Гильдии Тени не задеть, и, главное, себя, любимых, не обидеть.

В процессе обсуждения и неумеренного поглощения спиртных напитков взгляд верзилы-десятника тяжелел, и ржание соратников всё более переходило во взрыкивание. Бравых вояк, как всегда, интересовал вопрос «кто виноват?», так как «что делать?» им и так было понятно. Кулаки стражников уже зудели, и наиболее ушлые посетители забегаловки по возможности незаметно просачивались к дверям. Доблестная стража следовала правилу высокого начальства — виноват кто поближе.

Благоухающая весенним цветением ночь скрадывала его шаги. Лишь беззаботная болтовня кухонных мальчишек и тихие стоны влюбленной парочки на сеновале тревожили тишину в поместье Свангеров. Стражники, как всегда, резались в кости в караулке, страхолюдные псины, выпущенные на ночь в парк, слопали угощение и покорно завиляли хвостами.

Прохладная, ласковая Тень укрывала его от чужих глаз. Он сам был сейчас частью Тени, вечной и безмятежной. Безмолвным призраком, приносящим покой и умиротворение.

Размытым силуэтом он проскользнул в незапертую дверь черного хода. Не потревожил даже пламя редких свечей по пути наверх, в комнаты для почетных гостей. Мимо полусонных стражей в начале коридора прошел, едва не коснувшись синих мундиров. Прислушался настороженно к звукам из-за дверей. Ничего подозрительного — только сонное дыхание, да стрекот цикад за раскрытыми окнами. Миновал несколько дверей, перешагнув через положенные поперек прохода церемониальные алебарды и ноги ещё одной пары гвардейцев, усевшихся на полу у комнаты высокого гостя.

Один из гвардейцев поднял голову и обвел неожиданно цепким взглядом помещение. Просто качнулось пламя свечи? Или показалось? Смутное колебание воздуха почти перед самым носом не привлекло внимания охранника.

Открыть дверь в оберегаемые гвардейцами в синих мундирах комнаты он бы не решился, да и не требовалось. Его цель дальше. За углом, первая дверь. Перед ней пусто. Да и зачем ставить охрану здесь?

Тяжелая деревянная створка бесшумно отворилась под нажимом затянутой в перчатку руки. Легкий ветерок колыхал занавеси на окнах, за полуоткрытым пологом кровати в блеклом лунном свете угадывалась неподвижная фигура.

Он приблизился, улавливая ровное дыхание глубоко спящего человека. Амулет на груди слегка нагрелся, помогая пройти небрежно установленную защиту. Совершенно слившись с Тенью, он склонился над укрытой простыней девочкой. Черные волосы разметались по подушке, бледные губы расслаблены и слегка приоткрыты… она. Без сомнения, она. Спит.

Тень внутри него зашевелилась в предвкушении, вызывая почти чувственное удовольствие. Нож с темным матовым лезвием будто сам скользнул в руку и устремился к открытому горлу.

Так просто? — едва эта мысль промелькнула в сознании, как его охватил ужас. Чистый, глубокий ужас. Мир вокруг замер. Тень ускользнула, лишив его защиты. Словно в насмешку, амулет на груди обжег льдом и с дребезжанием рассыпался.

Девочка разомкнула веки.

Скованный чуждой силой, он глядел во внезапно разверзшиеся провалы глаз. Дыхание перехватило, тело не слушалось.

Мертвенный лиловый свет охватил его, проникая под кожу, жадными щупальцами скручивая внутренности. Он задрожал, чувствуя себя пойманным в капкан животным. Маленьким, жалким зверьком, которого сейчас съедят. Рот раскрылся в бесплодной попытке закричать, выплеснуть переполняющий страх, но он не смог даже вздохнуть.

Все тело горело, трепетало от раздирающей боли и ужаса. Душа рвалась на куски, и кровоточащие ошметки пожирал холодный свет. Застывший миг кошмара казался вечностью. Он завис на краю бездны, слыша сквозь собственный безумный вопль довольный смех вечноголодного божества. Тьма выхлестывалась из пропасти, тянула к себе остатки его души. Словно два жадных хищника разрывали его, вцепившись зубами в живую плоть.

Последним, что он увидел, была её улыбка. Удовлетворенная, сытая улыбка на губах юной девушки. И довольное урчание Хисса, заполучившего, наконец, душу убийцы. Навсегда.

С тяжелым шмяком упало тело. Звякнул об пол нож, выскользнув из бессильной руки.

— О, ширхаб! — все ещё дрожа от растревоженных потоков магии, Шу села, кутаясь в простынь.

— А ты сомневалась, — раздался тихий голос.

— Да не так чтобы… — она никак не могла оторвать расширенных глаз от мертвого убийцы.

— Следующий раз совсем не будешь, — от драпировок, скрывающих дверь в соседнюю комнату, отделилась невысокая тонкая фигура. Засовывая обратно в рукав метательный нож, молодой мужчина направился к ней.

— Умеешь ты утешить, Эрке, — помотав головой, Шу зажмурилась на секунду. — Ты так говоришь «следующий раз», будто…

— Что будто? — мужчина присел на корточки рядом с телом и принялся деловито его обшаривать. Особенное внимание он уделил исчерченному рунами ножу и тонкой цепочке с тускло-серым осколком вместо кулона.

— Как будто это нормально, — она протянула руку, требуя цепочку.

— Привыкай, — он покинул в руке нож, проверяя балансировку, и заткнул его за пояс.

— Думаешь, это возможно?

— А у тебя есть выбор?

— Проклятье. От твоих утешений… — девочка на секунду зажмурилась и потрясла головой.

— Успокойся. Поздновато нервничать, тебе не кажется?

— Мне кажется, что… Проклятье!.. — её голос сорвался.

В молчании лейтенант Ахшеддин поднялся на ноги и подошел к окну, не обращая больше внимания на труп. Оперся руками о подоконник, выглянул во двор.

— Ну почему, Эрке? Почему бы им просто не оставить нас в покое? — её голос звенел обидой и слезами. — Зачем тащить нас в столицу? Так хорошо было в Сойке… тихо, спокойно…

Она вопросительно смотрела на темный силуэт у окна. Мужчина не шевелился, глядя на крупные предрассветные звезды.

— Эрке?

— Не все в нашей власти, Шу.

— Но я не хочу!

— И что теперь? — он резко развернулся и быстро подошел к ней. — Вернуться? Спрятаться? Надеяться, что в Сойке вас не достанут?

— Не кричи на меня, — она поднесла руку к виску.

— Я не кричу. Прости, — он присел с ней рядом и взял за руку. — Совсем замерзла…

— Знаешь, с орками было проще…

— На вот, выпей, — он взял со столика бокал с вином и протянул ей. — Ты справишься, Шу.

— Да куда ж я денусь, — вцепившись в бокал двум руками, девочка осторожно отпила. — Фу, гадость какая…

Несмотря на теплую погоду, она слегка дрожала. То ли от холода, то ли от волнения. Допив до конца, Шу с размаху швырнула бокал об стену.

— Ненавижу! Боги, как же я её ненавижу! — столь резкая перемена настроения принцессы, казалось, обрадовала Эрке. Он кивнул и слегка улыбнулся, подмечая, как до того тусклые и усталые глаза зажигаются мертвенно-лиловым светом, а черные волосы начинают шевелиться наподобие змей. — Подослать мне убийцу!

— Ах, как некрасиво… — он укоризненно покачал головой.

Дверь в смежную комнату открылась и на пороге показалась девушка в белой ночной рубашке. Несчетное множество торчащих косичек и слегка заостренные ушки, как и наброшенный на плечи мужской форменный колет, вовсе не портили очаровательного облика.

— Точно. Просто хамство, — полуэльфийка подошла к кровати, и, не глядя переступив через тело, забралась на постель. — Почему меня не позвали?

Она устроилась поудобнее и привлекла к себе Шу. Та поерзала немного и уткнулась в теплое плечо.

— Я думал, ты спишь, Баль, — Эрке и не пытался изобразить раскаяние.

— Поспишь тут с вами, — она погладила потрескивающие под рукой черные пряди. — Ну, и что дальше?

— А дальше мы это, — Шу злобно ткнула пальцем в сторону тела, — применим по назначению.

— Эту падаль? — Баль брезгливо поморщилась.

— Именно. Граф там, поди, волнуется…

— Ты думаешь… — перебил её Эрке.

— Я знаю. Я теперь много чего знаю. И про Гильдию, и про графа, и ещё кучу всякой дряни, — Шу скривилась, взглянув на мертвого убивца. — Помойка, а не мозги.

— Свангер, значит, — протянул он. Глаза лейтенанта полыхнули озерами раскаленного добела металла. Он весь подобрался, словно готовый к прыжку волк.

— Подарочек милорду? — Баль нехорошо улыбнулась, показав остренькие клычки.

— И миледи, — упрямо сжав бледные губы, принцесса поднялась. — Идем.

— Хочешь, чтобы их кондрашка поутру хватила? — Эрке оценивающе оглядел тело на полу.

— Если такие слабонервные, нечего соваться, куда не просят.

— Может, лучше сразу Бертрану сдать?

— Да ладно, Эрке. Пусть живут. Пока.

— Как скажете, Ваше Высочество, — не тратя времени зря, лейтенант подхватил мертвеца и взвалил на плечо.

— Я помогу, — скинув с плеч колет, чтобы не мешал, Балуста взялась за тело на пару с Эрке.

Невидимые постороннему глазу, они вышли из комнаты. Стараясь ступать как можно тише, впереди шла принцесса. Босиком, в белой длинной сорочке, со спутанными черными волосами и лиловым мерцанием очей, она весьма походила на привидение. За ней осторожно пробирались двое её друзей, несущих тело. Балуста и Эрке, посверкивающие кошачьими глазами в полумраке, составляли ей достойную компанию. Самым живым и реальным среди них показался бы стороннему наблюдателю труп неудачливого убивца.

Так и не замеченные никем, они достигли покоев Его Сиятельства. Бесшумно отворить дверь и сгрузить подарочек ровно посреди широкой супружеской постели, аккурат между графской четой, было уже делом недолгим. Как и вернуться обратно, бесшумными тенями проскользнув по спящему дому.

Юные ученики Гильдии Тени шкурой дорожили, и потому к моменту, когда в таверне завязалась драка, уже направлялись к южной окраине Старого Города. Свисток, как человек солидный, старательно прикрывался от дождевых струй старой корзиной, а Лягушонок, оправдывая свое прозвище, шлепал прямо по лужам посреди улицы, подпрыгивал и махал руками. Редкие прохожие шарахались от ненормального и неодобрительно ворчали, он же блаженно щурился, подставляя дождю лицо, улыбался во весь рот и мурлыкал какую-то песенку.

— Да хватит уже мяукать! — старший из них, Свисток, ничего не имел против постоянных песенок приятеля, без которых тот, казалось, не мог прожить и дня. Но вот дождь… он бы предпочел жить в соседней Ирсиде, среди песков, только бы не попадать под холодный противный ливень. Да ещё и с крыш льет, словно там, наверху, целая река.

Недовольно сжатые губы были единственным, что портило его почти аристократическую внешность. Резковатые черты, упрямый подбородок и мягкий блеск тёмно-карих глаз под прямыми сросшимися бровями в сочетании с гибкой фигурой и густыми черными волосами производили на местных красоток неизгладимое впечатление. Как и уверенная манера держаться и еле уловимое ощущение звериной силы и опасности, исходящие от шестнадцатилетнего Ориса.

Младший, Лягушонок, в ответ только хихикнул и продолжил погромче. При взгляде на него у самого заплесневелого брюзги, не исключая Свистка, невольно рождалась улыбка. Вечно смеющиеся, цвета умытого дождём неба, глаза, озорная и в то же время мечтательная физиономия, стремительные и текучие, будто в эльфийском танце, движения тонких рук и торчащие во все стороны вихры цвета свежей сосновой стружки. Песенка его, шаловливая и мелодичная, звенела в ритме убегающего дождя, сам он напоминал не то солнечный блик, не то птенца диковинной птицы феникс, непонятно, как залетевшего в обычный скучный город.

Столь внешне отличные друг на друга подростки, тем не менее, казались чем-то неуловимо похожими, словно сводные братья. Они и впрямь таковыми себя считали, хотя история появления в столице мальчика по прозванию Лягушонок была покрыта тайной.

Никто, кроме, возможно, Мастера Гильдии и настоятеля Крилаха, не знал, кем были, откуда пришли и куда девались родители малыша, найденного солнечным майским утром у порога храма Тёмного Хисса. Настоятель храма, справедливо рассудив, что каждая случайность должна быть обращена к его пользе, продал только научившегося ходить кроху Мастеру Тени. Сопровождающая речь, поистине, явилась шедевром его ораторского искусства. И долженствовала убедить Мастера в особом предназначении мальчика, в его несомненной будущей пользе для Гильдии и, как следствие, в необходимости достойного подношения патрону всех воров, убийц и прочих тёмных личностей, Тёмному Хиссу. В лице, как несложно догадаться, самого настоятеля.

Мастер никогда не распространялся, с чего вдруг решил выкупить малыша. Возможно, проникся доводами Крилаха, или на него произвела впечатление совершенно нехарактерная для провинции Валанта внешность ребенка, подобающая скорее жителю одной из далеких северных провинций Империи. А может быть, он просто посчитал не лишним заполучить в будущем ещё одного убийцу, не отягченного лишними привязанностями и неправильным воспитанием. Как бы то ни было, Мастер назвал мальчика Хиллом и определил в чуткие руки Фаины, своей домоправительницы и по совместительству подруги. У неё как раз подрастал собственный сын Орис, трёх лет от роду, впоследствии прозванный Свистком.

Хоть Мастер и не выказывал особой симпатии ни к одному из своих учеников, не говоря уж о подкидыше, но и ни разу не пожалел о двадцати серебряных марках, уплаченных за Лягушонка. На редкость спокойный и жизнерадостный ребёнок, Хилл на лету схватывал премудрости тёмного ремесла. Никогда не перечил Учителю, не поддавался на каверзные подковырки соучеников, избегал драк и открытого противостояния и, казалось, играючи преодолевал все сложности учебы.

Но впечатление лёгкости, с которой постигалась им наука, было весьма обманчивым. Только Свисток, с первых дней привязавшийся к малышу, и не дававший остальным мальчишкам совсем уж затравить несносного чужака, видел стиснутые зубы и злой взгляд солнечного эльфа, до темноты в глазах отрабатывавшего стойки, броски и перекаты. Не раз, проснувшись ночью, он видел в лунном свете за окном тонкий силуэт танцующего с клинками друга. За вечной жизнерадостной и наивной улыбкой пряталось упрямство и непреклонная воля. Самый младший из учеников Мастера, Лягушонок упорно добивался совершенства во всем, хоть и не лез на рожон в попытке доказать свое превосходство. Наоборот, он с самых первых дней обучения держался этаким скромником, не встревая ни в драки, ни в склоки.

Свисток, куда более высокий и сильный, давно уже понял, что связываться с Лягушонком может только безмозглый тролль. Себе дороже. Орис убедился в этой нехитрой истине пару лет тому назад, когда ему довелось стать нечаянным свидетелем одного примечательного происшествия.

Как-то после обеда Мастер послал Лягушонка в порт, с запиской к Старшине цеха контрабандистов. Орису же не удалось пойти с приятелем, потому как ему Наставник велел вместе с парой других учеников, Келмом и Угрем, перетаскать дрова на кухню и помочь Фаине с чисткой котлов. Справившись со своей долей работы, Свисток не стал ждать поблизости от Мастера, рискуя получить очередное полезное задание, а отправился в порт навстречу дружку. И там, по дороге через склады, застал прелюбопытную картину.

Насвистывая в своей обычной манере, из-за угла вышел довольно улыбающийся Хилл. Орис разглядел его сквозь щели между составленными посреди дороги бочками, но сам остался незамеченным. Он уже было собрался окликнуть приятеля, как из-за этих же бочек на дорожку вывалились два здоровенных лба лет по пятнадцать, и явно не с дружелюбными намерениями. Увидев их, Хилл прекратил свистеть, но не улыбаться.

— Эй, малышня, — портовый хулиган, явно из новеньких, не опознал в белобрысом сопляке одного из учеников самого Мастера.

— Тут наше место. За проход платить надо, — парни решили поживиться содержимым карманов безобидного на вид мальчишки, а заодно и неплохой одежонкой.

— Потерялся? От маменьки убег? — наглые типы заступили дорогу молчащему Лягушонку. — Ну-ка, что там у тебя?

Один из них уже протянул было руку, чтобы схватить хлопающего глазами мальчишку, в одиночку забредшего на чужую территорию, и потрясти хорошенько. Но Хилл увернулся и отступил на шаг.

Удачно выбранное место для нападения, на повороте узкой дорожки между двумя пакгаузами, не позволяло ни обойти, ни свернуть в сторону. Только бежать обратно. Нахальные оборванцы уже, похоже, предвкушали веселую погоню, и недоумевали, почему этот хлипкий парнишка не улепетывает от них во все лопатки.

— Ну, что встал? Давай-ка, выворачивай карманы.

— Да он от страху онемел. Гляди, сейчас описается! — оба дружно заржали.

Но ржали недолго. До того самого момента, как несостоявшаяся жертва, все с той же легкой улыбочкой, в прыжке с места заехала одному из них ногой под дых, а другому кулаком в нос. Мальчишка, намного легче любого из них, не причинил им особого вреда, разве что самомнению. Но от неожиданности оба свалились с ног, задыхаясь и хватаясь за поврежденные места.

— А теперь бегом отсюда, — внезапное преображение приветливых и наивных синих глаз в колодцы непроглядной черноты, из которых глянула на них ледяная потусторонняя Тень, и разъяренное шипение разбуженной гадюки не оставили подрастающую шпану равнодушной. Не отводя взгляда от странного мальчишки, оба быстренько поднялись и, постоянно оглядываясь, бросились наутек. Поняли, наконец, что скорее им достанется мешок из парусины и камень на шею, чем монеты, звенящие в кармане паренька.

Пропустив ничего не замечающих вокруг, улепетывающих от малорослого двенадцатилетнего мальчишки незадачливых головорезов, Орис как ни в чем не бывало вышел из-за укрытия. Глаза приятеля вновь приобрели естественный синий цвет, ничем не напоминая готовой к немедленному убийству твари, которую видел Орис на месте Лягушонка всего минуту назад.

Вот именно тогда Свистку впервые пришло в голову, что Мастер не преувеличивал, говоря, что Лягушонок к пятнадцати годам станет Призывающим Тень. Правда, говорил это Наставник вовсе не ему, а настоятелю Крилаху… но какая, собственно, разница? В том, что он сам пройдет все испытания, Орис ничуть не сомневался. И не представлял ни для себя, ни для лучшего друга другой судьбы. Посвященные Хисса — не просто красивое название для наемных убийц, что бы по этому поводу не думали малолетние мечтатели, всеми правдами и неправдами пытающиеся набиться в ученики к одному из старших Призывающих. И их несусветные гонорары, предмет черной зависти других цехов Гильдии, более чем оправданы. Хотя бы тем, что из всех претендентов, допущенных к испытаниям, преодолевают их около трети. Или четверти. И дело тут не только в умении, ловкости, хитрости и прочих совершенно необходимых вещах. Все решает Темный Хисс. Либо он позволяет служить ему дальше, либо забирает душу претендента сразу. И только тот, кто сумеет договориться с божеством, станет его Посвященным.

Что же касается Лягушонка, ему, похоже, удалось найти взаимопонимание с Тёмным намного раньше, чем предполагал Мастер. То, что промелькнуло в глазах приятеля, ничем иным, кроме как Взглядом Хисса, быть не могло. Что ж, тем лучше — если до этого момента Орис иногда волновался, по плечу ли окажутся Хиллу заботливо подготовленные Гильдией ловушки и препятствия, то теперь он был за друга спокоен.

Но не за коллег-учеников. Вечные подколки и дразнилки в адрес Лягушонка могли им выйти боком — зря они считают, что мальчик со светлой и наивной улыбкой так уж безобиден. Если раньше Свисток иногда злился на приятеля, что тот спускает другим мальчишкам все их подначки и даже прямые оскорбления, то теперь смотрел на его отстраненное спокойствие и балаганные шуточки совсем иначе.