Песнь предсказателя Небес

Глава 4 Храм сладких грез

Оставаться в квартире дольше обычного совсем не хотелось. Как только солнце взошло, Цзян Юн возненавидел этот день. Он быстро надел джинсы и толстовку. Приготовив себе завтрак из риса и овощей, юноша сел за стол. Он посмотрел на еду, держа палочки дрожащими пальцами, и понял, что ему не хочется есть.

Оставлю это для сестры. — Цзян Юн обернул плошку с едой пищевой пленкой и поставил в холодильник. Он с хмурым лицом зашел в ванную и посмотрел на себя в зеркало. На него смотрел какой-то другой человек. Его глаза были уставшими, губы сухими, а лицо бледным. Цзян Юн поднял вверх уголки губ указательными пальцами, изображая улыбку.

— Так гораздо лучше.

Он стал аккуратно расчесывать свои волосы, отделил несколько прядей сверху и завязал черной резинкой в небольшой пучок. Нижнюю часть волос Цзян Юн решил оставить распущенной и надел новую кепку.

Перед тем как уйти, он осмотрел квартиру и вздохнул. За дверью в другой комнате мирно спали его бабушка и сестра. Сердце сжалось, ведь, возможно, Цзян Юн больше не увидит свою семью. Неужели он действительно готов покинуть их? Кто будет им помогать и приносить деньги? Он не знал на это ответ… Его разум противился, не позволяя бросать семью, но тело словно магнитом тянуло вечером прийти в храм. Сглотнув комок в горле и смахнув слезы с глаз, Цзян Юн вышел из квартиры.

Утреннее солнце освещало серый Найчжоу и отогревало его после холодного ночного шторма. Цзян Юн медленно спускался по бетонной лестнице, проходя этаж за этажом. Он вдыхал свежий воздух, который все еще пах грозой и сырой землей. На одном из этажей парень решил остановиться и посмотрел вдаль. Его взгляд скользил по верхушкам ярко-зеленых деревьев, которые рядком росли около дома. Листва контрастировала с темно-синим небом, и это зрелище заставило его сердце трепетать. Сейчас он наслаждался любимой погодой. Из-за пасмурного, тихого неба трудно было понять, начнется шторм или нет.

Наконец Цзян Юн ступил на асфальт и осмотрелся по сторонам. Улица была пустынна ранним утром, да еще и в выходной день. Он подошел к деревьям и прислонился к одному из них, закрыв глаза. Больше всего ему сейчас хотелось забыть ночной разговор со стариком.

Ему было некомфортно, все внутренности скручивались от страха неизвестности. Это чувство напомнило день, когда родители впервые отвели маленького Юна в школу.

Тогда он стоял, прижавшись к отцу, и смотрел на огромное школьное здание, куда уже направлялось несколько семей.

— Не бойся, Юн. — Рука отца мягко взъерошила его непослушные волосы. — Здесь никто тебя не обидит, понимаешь?

Мальчик кивнул и повернул голову в сторону матери. Она ласково улыбалась ему. В ее глазах была нежность.

— Малыш, здесь ты найдешь много друзей, и вы будете присматривать друг за другом…

Они двинулись вперед. Родители шли по бокам от мальчика и крепко держали его за руки. Несмотря на их поддержку, ему так не хотелось впервые отправляться в школу. Чувство незащищенности и одиночества нарастало с каждым шагом к школьным дверям. Юн нервничал, и его маленькие ладошки вспотели так сильно, что готовы были выскользнуть из родительских рук. Мальчик прекрасно знал, каким робким он был, и признавал свою трусость перед неизведанным… Например, перед школьной партой, за которой ему предстояло постоянно сидеть под строгим взглядом учителя.

Он медленно поднимался по ступеням, ведущим на второй этаж школы, где располагались младшие классы. Родители буквально тянули его за собой, и Юн чувствовал сильное желание устроить истерику прямо здесь и сейчас. Когда родители ввели мальчика в класс, несколько детских взглядов устремились на него. Маленького Юна посадили за вторую парту, и он нервно вцепился пальцами в край доски. Через проход от него сидел мальчик, который тепло улыбнулся ему и протянул руку:

— Привет! Как тебя зовут?

Юн протянул ему в ответ свою дрожащую и влажную от пота руку. Он посмотрел на родителей, которые одобрительно ему кивнули.

— Меня… меня зовут Цзян Юн…

Снова будет шторм…

Он несколько часов бродил по городу. Покинув свой зеленый район, Цзян Юн медленно шел по одной из улиц делового квартала и с завистью смотрел на высокие здания, прорезающие своими крышами небосвод. Его внутренности скручивались только от одной мысли, как в будние дни здесь проходит множество людей в офисных костюмах. Они разговаривают по телефонам, обсуждают деньги и другие важные вопросы. Деловой квартал состоял из самых высоких зданий города Найчжоу. Если бы Цзян Юн увлекался рисованием, то обязательно бы изобразил этот район в серых и черных тонах. Здесь вообще не было зелени, не было даже остатков старой культуры его страны в виде зданий с покатыми крышами и любимых бумажных фонариков. В целом Цзян Юну не нравился Найчжоу. Этот город терял последние исторические достопримечательности, их сжирали серые высотки. Сердце города со временем сменило свой облик с деревянного на бетонное, и это ужасно отталкивало.

Цзян Юн направился в свой любимый квартал — Древний город. Ему нравилось, что это место еще осталось нетронутым бетонной ручищей Найчжоу. Он шел по небольшому переулку, сформированному тесно стоящими домиками с покатыми крышами. Цзян Юн любил иногда покупать еду в одной из лавочек. И, будучи уже сильно голодным, он так и решил поступить.

День близился к обеду, а небо все никак не хотело отпускать от себя темные тучи. Сегодня людей в этом квартале было немного. Цзян Юн шел по дорожке, устланной камнями, и осматривался по сторонам. Иногда здесь гуляли молодые люди, специально одетые в разноцветные ханьфу для фотографий с туристами или просто для того, чтобы идеально вписываться в колорит Древнего города. Ему нравилось смотреть на переодетых людей, словно они вышли из мира более древнего…

Интересно, а если бы в Найчжоу оказался человек из прошлых веков, понравился бы ему этот город? Фу…

С этими мыслями Цзян Юн зашел в небольшую лавочку, рядом с которой уже пахло вкусной едой. Он решил заказать поджаренных кальмаров в соусе. Ему пришлось заплатить последними деньгами. Остальное Цзян Юн еще вчера отдал бабушке и сестре. Ожидая свой заказ, юноша сел за столик и осмотрелся. В помещении сидело несколько человек, они с наслаждением ели и беспечно разговаривали. Спустя несколько минут Цзян Юн вышел из лавки с двумя шпажками, на которые были нанизаны жареные кальмары. Он ел на ходу и прикрывал глаза от удовольствия. Наконец-то у него получилось ненадолго отвлечься и забыть о том, что ожидало вечером.

Цзян Юн завершил трапезу и с довольным лицом еще немножко погулял по Древнему городу. Люди здесь жили очень скромно. Ему на пути попадались одни старики, медленно идущие по своим делам. Квартал был старым, сумевшим сохранить дух и архитектуру древней азиатской культуры. Она была для него родной. Здесь не найти торговых центров, баров или клубов. Маленькие узкие улочки и скромные лавки с одеждой и едой — вот и все богатство Древнего города. Однако Цзян Юну нравилось здесь. Он прошел мимо высокого забора, выкрашенного в красный цвет, и спустился по каменной дороге вниз. Местность тут была холмистая, дорога постоянно петляла. Цзян Юн вышел к небольшому деревянному мосту, ведущему через широкий ручей к другому берегу, где стояла беседка с покатой крышей темно-зеленого цвета. Она была квадратной формы и имела два этажа.

Цзян Юн вошел в беседку и опустился на лавочку. Он прикрыл глаза и задумался о том, чем сейчас занята бабушка. А сестричка Лихуа? Сегодня выходной день, и сестра, возможно, помогает ей с хлопотами по дому. К вечеру они станут гадать, где же их дорогой Юн, а к ночи уже начнут паниковать. От этих мыслей у Цзян Юна перехватило дыхание.

Я даже не попрощался с ними.

Он встал и начал нервно ходить по беседке туда-сюда, убрав руки в карманы толстовки. Хотелось вернуться домой и забыть все, что произошло за последние пару дней. Если Цзян Юн не придет сегодня вечером в храм, то этот беловолосый старик обязательно вернется в его квартиру, и будет худо. С другой стороны, почему Цзян Юн должен верить сумасшедшему? Безусловно, старик был не в себе, когда тряс своими черно-белыми костяшками. Что такого особенного в этих глупых многогранниках? Цзян Юн раздраженно замотал головой и фыркнул. Внутри него росло чувство недовольства. Надо было украсть у старика эти чудные побрякушки и выбросить в мусорку… А вдруг беловолосый убил бы его за это? Нет, он не стал бы. Правда ведь?.. Цзян Юн вздохнул и перестал ходить по беседке. Он пойдет вечером в храм и призовет чокнутого старика к ответу.

К закату солнца погода, казалось, не предвещала ничего хорошего. Бурое море Фэй волнами обрушивалось на скалу, на которой возвышался большой храм. Его многоярусная желтая крыша словно горела на фоне неба. Черные тучи клубились над ним, небеса пыхтели, готовясь извергнуть из своей глотки тысячи молний. Цзян Юн стоял у подножья лестницы, ведущей к храму, и дрожал. Он стал медленно подниматься, считая ступеньки.

Восемьдесят один, восемьдесят два…

Это было тяжело. Сердце билось как сумасшедшее, ноги подкашивались, а руки вспотели так, что были уж точно сырее камней, на которые набрасывались волны. Когда Цзян Юн дошел до верха, он тяжело вздохнул и подставил лицо под сильный ветер. Ему на лоб упала первая капля, и он вздрогнул.

Храм был огромный — пагода[5] из красного дерева со множеством этажей. Второй его этаж подпирали несколько больших столбов, расписанных золотыми завитками. Цзян Юн раньше никогда здесь не был, и зрелище определенно завораживало. Он медленно вошел в храм через открытые двери.

Внутри царила полутьма, шаги по мраморному полу отдавались гулким эхом вверх по пустому пространству между квадратными этажами. По периметру центрального зала стояло шесть больших колонн. Цзян Юн смог различить впереди несколько человек, которые стояли вокруг небольшого бассейна с кристально чистой водой. Чем ближе он подходил, тем знакомее казались фигуры. Юноша увидел беловолосого старика, по обе руки от которого стояло по трое мужчин. Все они, кроме когтистого, были облачены в цзяша[6] черного цвета. И только старик надел белое. В одном из присутствующих он заметил слепого, который во время их недавней игры в кости шипел и постоянно пялился в сторону игрального поля. В самом углу Цзян Юн увидел Бо, хмуро смотрящего на него.

— Цзян Юн, ты пришел. — Беловолосый развел руки в стороны и улыбнулся так, словно они с ним были друзьями, давно не видевшими друг друга. — Как хорошо, что ты успел до начала шторма. Это осложнило бы нам работу.

— Он здесь! Здесь! — Слепой старик повернул голову по направлению к Цзян Юну, чтобы услышать его присутствие. — О, мой господин! Он пришел!

Беловолосый усмехнулся и снисходительно махнул когтистой рукой на слепого.

— Не обращай на него внимание, юноша. Его реакция бывает немного… запоздалой…

Цзян Юн с тревогой смотрел старику прямо в глаза. Их разделял лишь бассейн в форме восьмиугольника. Когтистый снова махнул рукой, и остальные шестеро разошлись по разным сторонам зала, пропав в тени.

— Добро пожаловать в мой храм! В Храм Грез! — голос старика был торжественным. Он отразился эхом от колонн и полетел наверх. — Ты знаешь, почему он так называется?

— Нет, но могу предположить, что дело касается курильниц? — Цзян Юн услышал краем уха шуршание и обернулся. Никого. Его тело напряглось в ожидании чего-то плохого.

— Очень хорошо, юноша. Ты все меньше производишь впечатление невежды. — Беловолосый старик тихо рассмеялся и кивнул. — Дым курильниц очищает разум и душу. Он помогает расслабить уставшее от дел этого бренного мира тело и напитывает мысли сладкими грезами о покое.

Цзян Юн заметил, как все шестеро мужчин принесли к углам бассейна золотые курильницы. Те стояли на трех ножках, на которых были выгравированы маленькие драконы. Поверхность этих сосудов также была оплетена драконами, головы коих переходили в крышки. Из ноздрей всех восьми курильниц медленными белыми струйками выходил дым. Белоснежный старик поглаживал свою бородку и ухмылялся, наблюдая за реакцией молодого человека.

— Когда я сказал тебе, что ты ни о чем не заботишься, кроме собственной души, — это была чистая правда. — Старик медленно шел по периметру бассейна, плавно огибая курильницы. — День, когда ты пришел на корт и увидел нас, играющих в кости, был выбран самой судьбой. И я сразу понял, кто оказался передо мной: бедный юноша, лишенный родителей в раннем возрасте. На его плечи было возложено тащить бабушку с сестрой. И какой же путь выбрал он? Вести праведный образ жизни? Постараться закончить обучение и найти работу? Приносить пользу жителям города, творя благие поступки и получая честную награду? Нет. Юноша выбрал путь мерзкого воришки, принося лишь вред и не осознавая его масштабы.

Цзян Юн почувствовал, как внутри него закипает злость. Он сжал руки в кулаки и скривил рот. Ему не нравилось, когда его поступки так обличают.

— Вы даже понятия не имеете, как тяжело мне живется, и не знаете, как я стараюсь ради семьи! Я каждый день… — процедил он сквозь зубы, стараясь держать себя в руках, но его резко перебили.

— Молчать! — вскрикнул старик и остановился на полпути к нему.

Дым курильниц постепенно заполнял зал. С каждой минутой Цзян Юн все сильнее ощущал головокружение. Едкий запах дурмана просачивался в его легкие и оседал липкой паутиной. Становилось тяжело дышать.

— Я все знаю, мальчик мой. — Тон когтистого стал ласковым, он продолжил медленно идти. — Ты так старался… О, ты усердно оттачивал воровские навыки, чтобы грабить все больше и незаметнее. Но за это нужно платить. Я считаю, ты заслужил это наказание. По тяжести оно будет соответствовать тем неприятностям, которые ты принес жителям города, и, я надеюсь, к концу ты станешь совсем другим человеком.

Цзян Юн стал пятиться назад, но из-за дыма, застилающего глаза, он не заметил, куда идет, и спиной врезался в огромного Бо. Видимо, тот уже успел подойти к парню, чтобы пресечь его попытку к бегству.

— Нет причин убегать. — Беловолосый старик был уже в нескольких метрах от него. — Я найду тебя, куда бы ты ни спрятался, в какую бы нору ни зарылся — я тебя отыщу.

Старик подходил все ближе. Цзян Юн чувствовал, что находится на грани потери сознания. Он кашлял и пытался развеять дым курильниц руками, однако тот был густым. Его захлестнула паника.

— Я дам тебе наставление. Однажды ты почувствуешь, как время, отмеренное на твою жизнь, начнет ускользать, словно песок сквозь пальцы. Твои бабушка и сестра останутся одни навсегда, а сам ты канешь в небытие. Днями и ночами будут они лить слезы, и не будет им покоя. Если тебя страшит такой исход, то постарайся исправиться и найти в своей душе проблеск света. Пусть твоя злоба и зависть навсегда исчезнут и перестанут изъедать твой разум. Тогда ты снова вернешься сюда.

Цзян Юн не смог ничего ответить. Его язык онемел, а руки и ноги стали ватными, вокруг все вертелось, словно его кружили на карусели. Фигура беловолосого старика расплывалась перед глазами, и вот уже когтистый стоял рядом с Цзян Юном.

— Конечно, ты можешь задаваться вопросом, почему дым курильниц не действует на нас так, как на тебя сейчас. — Старик усмехнулся и провел рукой по своей бороде. — Мы годами очищали души и тела, вдыхая запах благовоний. Я поручил зажечь особые и для тебя, чтобы ты немного успокоился и расслабился.

Цзян Юн пошатнулся. В голове была пустота, все ощущения пропали разом, и ему казалось, что он вот-вот упадет на пол и больше никогда не встает. Тем временем старик молча смотрел на него. Вдруг он резко подал сигнал большому Бо, и тот подхватил на руки Цзян Юна, который был почти в бессознательном состоянии, а потом понес его к бассейну с чистой водой. Когтистый плавно следовал за ними.

— Что ж. — Старик схватил юношу за плечо, и Цзян Юн скривился от боли, острой иглой пронзившей все его тело. Казалось, что рука горит. — В добрый путь… Бо, опускай его.

Громила аккуратно погрузил тело Цзян Юна в бассейн и слегка подтолкнул вперед, чтобы он отплыл к центру. Вода обволакивала его словно теплое уютное одеяло. На миг в душе стало спокойно, но когда юноша начал погружаться все глубже, его охватил страх. Не в состоянии пошевелить ни единым мускулом, он с ужасом медленно тонул, ощущая, как вода проникает в легкие. Последним, что увидел Цзян Юн, было улыбающееся лицо старика, который склонился над бассейном.

А улыбался он… с добротой.