Песнь русалки

Глава 23

Морозный ветер хлестал по лицу, но Святослав даже не обращал внимания на отрезвляющие пощечины мороза. С самой ночи не проронил он не слова, а Влас не решался даже попытаться его развеселить. Просто перекинулся волком, да и был таков. Залезай, мол, поехали. Быстрее приедем — быстрее уедем.

— Только сильно не ерзайте, — сказал он, когда князь пропустил вперед Ольгу, облаченную в мужское платье.

— А ты не сбрасывай, хорошо? — попросила девушка. Она одна старалась сохранять присутствие духа, но вина грызла ее изнутри. А все Милорада!

Когда обращенная кошкой невеста заявила, что изволит сыграть на нервах своего ненаглядного, как на гуслях, ничего Ольга ей не сказала. Отчасти, понимала ее желание. После недавних шуток, которые выкидывал Кощей, она и сама была бы рада сделать что-то на зло батюшке, лишь бы так заполучить его внимание. Но когда принесенная в конюшню Милорада гордо прошагала мимо Святослава, запрыгнула на грудь Власу и принялась тереться мордочкой об отросшую на его лице щетину, даже Ольга опешила. Святослав только стиснул зубы, стойко переживая унижение. Хуже всего было Власу, он и вовсе застыл, будто ему на грудь положили наковальню. Только глаза выпучил и всеми силами пытался показать другу, что он тут и вовсе не при чем.

— Береги себя, Влас. И за Святославом присмотри, — просила Милорада.

Ольга смущенно опустила глаза, пытаясь собраться с мыслями. Хотелось провалиться под землю, лишь бы не видеть, не чувствовать, как горят щеки от осознания, что она зачем-то стала соучастницей в этом и никак не остановила разгневанную невесту.

Святослав стоял, словно ничего не происходило. Его лицо оставалось безразличным, хотя Ольга заметила легкое подрагивание его руки. Влас поднял руку и неуклюже почесал кошачью голову кончиками пальцев.

— Ну… ты это… тоже тут не скучай. Береги себя там, глупостей не делай.

— Об этом вас просить надо, но раз уж Ольга отправляется с вами, — протянула кошка.

Свят потер переносицу, пряча за этим жестом закатившиеся до затылка глаза. Ольге тут же захотелось рассыпаться в извинениях. Но молодой князь опередил ее. Подошел к распластавшемуся на сене другу, протянул Милораде руку. Та неохотно повернулась и почесалась головой о его пальцы.

— Все будет хорошо, — выдавил он из себя. — Мы скоро вернемся.

— Уж постарайся. Спокойной ночи.

Ольга унесла ее, оставляя юношей в неловком молчании. Как только двери за ней закрылись, Влас принялся извиняться и оправдываться, душой своей клялся двоедушник, что ничего у него и в мыслях не было, пару раз только с княжьей невестой любезно переговорил. От его гомона у Святослава только разболелась голова, а тело налилось свинцом. Он вжался в солому, надеясь провалиться обратно в сон, но так и не смог, бултыхался где-то на поверхности дремы. В груди горела злость. Он так старался поступать правильно. Из кожи вон вылезал, чтоб вернуть все на круги своя, чтобы быть достойным князем, женихом, мужем. Но какая-то… кошка драная вмиг развеяла все его старания в пыль. Жизнь будто насмехалась над ним, так и хотелось, чтоб в один миг пропало все пропадом. Может, зря он пытался отсрочить неизбежное? Может, боги давно уготовили Долу погибель? Он бы помолился, да уже и не знал, кому. Что, если и боги, которым они с матерью и отцом тайком молились, на деле окажутся не лучше Кощея или Водяного?

А Влас все тараторил:

— … Я-то может и не против, Свят, ты ж меня знаешь. К тому ж девица видная, да и шерсти не испугается, да ведь она выбрала тебя, а ты — ее, так что я и думать не думал. Ты главное не серчай, она ж наверняка позлить тебя решила. Что с этих девок взять. Вон, у нас на соседнем хуторе жила…

— Достал ты со своими историями, — только и сказал Святослав, и это, отчего-то, полоснуло по самолюбию Власа больше, чем обвинения, которые он ожидал услыхать.

Нахохлившись, уснули и проспали до утра.

Проснувшись, обменялись только кивками. Святослав был не в духе, Влас все еще дулся. Но раз обещание дано, надо ехать к Волчьим горам. Ольга в их компании чувствовала себя, мягко говоря, не очень. Так распиналась Милорада в своей любви к Святославу, а сама-то! Нет, определенно, люди с любовью столкнувшиеся, враз мозги теряли. Иначе не объяснить было ни Кощеевы причуды, ни Милорадину жестокость. А ведь поют песни хвалебные любви этой, всякому желают. Это ли не жутко? На секунду Ольга даже почувствовала благодарность батюшке-Кощею за морок, защитивший ее от такой доли.

Но только на секунду, потому что стоило ей усесться на волчью спину и почувствовать, как спину ей подпирает крепкая грудь Святослава, по телу прокатилась дрожь. Еще чего не хватало.

Князь за ней поерзал, ища, куда бы деть руки. Влас недовольно заворчал и принялся переминаться с ноги на ногу.

— Я ж попросил!

— Может, лучше верхом? — спросил Святослав.

— Коня разорвут, а своего не тронут, — объяснила Ольга. Затем выдохнула, стиснула челюсти, словно ее пронзила острая боль, и предложила. — Просто придерживай меня. Не упадем.

Когда крепкие руки взялись за ее талию, Ольга зарылась пальцами в черный волчий мех. Угроза Милорады звенела в ушах, и Ольга попыталась отшутиться от себя самой. Вот еще, будет она кошачьего шипения бояться. Да и не любезничает она вовсе с чужим женихом, это просто нужно, чтоб с волчьей спины на бегу не свалиться. Вот только румянец по щекам предательски разлился, и девушке казалось, что пунцовые сполохи видно даже через платок, которым она укуталась по самые глаза.

— Уже ездила так? — прозвучал голос Святослава над ее ухом.

— Должно быть не сложнее, чем верхом, — повела плечом Ольга.

Волк сорвался с места, и девушка чуть не свалилась было от резкого толчка, но Святослав крепко прижал ее к себе, аж дух захватило. Но это от скорости было, конечно. Миг потребовался девушке, чтоб вспомнить, как дышать. Затем она наклонилась чуть вперед, прижала колени к волчьим бокам.

Мелкая снежная крошка летела в лицо, солнце вышло из-за облаков и плясало на хрустящем насте. От волчьих лап по снежно-ледяной корке разбегалась паутинка трещин. Морозный воздух толчками врывалась в грудь, вырывая кашель смешанный со смехом. На мгновение Ольга и позабыла, что под ней двоедушник, а позади балансирует молодой князь с глазами цвета талого льда. Было только ясное небо и ослепительный снег, ветер и смех, разливавшийся по равнине. Ольга прикрыла глаза, и чудилось ей, будто у нее выросли крылья. Будто расправит она их сейчас и унесется прочь. Руки, вцепившиеся в волчий загривок, расслабились, спина стала мягкой, как лебяжий пух. Ольга расправила плечи, вдохнула полной грудью, раскинула было руки, но опомнилась — княжьи объятия крепко удерживали ее на месте.

— Давай, — прошелестело у нее над ухом.

Ольга стиснула зубы и снова напрягла руки, но Святослав наклонился вперед, взял ее за запястье и мягко отвел его в сторону, позволяя стянутым черной перчаткой пальцам ловить ветер. Ольга засмеялась. Бархатистый смех Святослава вторил ей.

— Вы там совсем ошалели? — буркнул Влас, но без злости.

Ему и самому нравились эти мгновения, когда мир проносится перед глазами одним смазанным пятном, но в то же время волчий взор может различить каждую снежинку. И что-то первобытное разливается в груди: звериная жажда, желание бежать, нестись, гнать, а потом оказаться там, где сердце чувствует себя дома. Где спокойно и хорошо. И чем дальше они летели через снежную равнину, тем жарче разгоралось тепло в груди, а тревога и обида тонули в колючем снегу.

Если бы Ольга обернулась, она бы увидала, как разгорелись глаза Святослава. Искрами вспыхивала в них радость и восхищение от этого ледяного безмолвия. Длинная черная коса хлестала его по плечам, только успевай уворачиваться, но даже это сейчас казалось ему веселым. И тепло девичьего тела, которое он кожей чувствовал даже через перчатки, заставляло чувствовать себя живым, пьянило лучше пенной браги. Если б можно было на всю оставшуюся жизнь растянуть этот полет через равнину, в котором не было ни долга, ни клятвы, только ветер и снег, он бы отдал все, что у него было.

От этой мысли на сердце у Святослава потяжелело. Нет, так нельзя. Рука, придерживавшая запястье Ольги, обмякла. Свят стиснул зубы, напряг спину. Девушка, словно почуяв случившуюся с ним перемену, вся сжалась и попыталась отодвинуться вперед. На секунду ей показалось, что какое-то незнакомое тепло разлилось вокруг сердца.

«Ну уж нет!» — напомнила себе она. Не сейчас. Возможно, потом, когда все закончится, воспользуется она предложением Кощея, покинет черный терем и отправится к людям в купальную ночь через костры скакать, а потом с первым, кто приглянется, в укромном теньке миловаться. Может, и мужа себе раздобудет какого-нибудь. Правда, не прям уж какого-нибудь, а…

Она тряхнула головой, еще раз обещая себе подумать об этом потом.

Из-за горизонта наконец показались острые зубья Волчьих гор.

Серые пики с заснеженными макушками царапали небо. С каждым вдохом горная громада вытягивалась все выше и выше, пока не заполонила собой все пространство, доступное глазу. Казалось, исполинские горы давят на кощеевых посланцев своей вековой тяжестью. Какими бы маленькими себя ни чувствовали путешественники, захотелось сжаться, стать еще меньше, чтоб Волчьи горы не заметили их — назойливых блок, дерзнувших скакать по морозным утесам.

У самого подножья царила почти ночная темнота. Ветер несся из ущелий и растекался по долине, переплетался теченьями и пронзительно свистел. Влас сбавил шаг, прислушался к завываниям среди камней. Один протяжный звук, не похожий на многоголосье ветров, заставил его навострить уши.

— Туда? — спросил он, указывая в расщелину. Узкая, пройти в ней можно было разве что боком, стараясь делать не больше полувдоха.

— Тут ты наши глаза и уши, — предупредила Ольга, но все же спешилась. Прикрыла глаза. Для нее, как для жительницы кощеева двора, горы гудели угрозой.

Она опустилась на колени, сняла перчатки, открыла лицо и принялась шарить в снегу, пока пальцы не наткнулись на гладкий камешек. Ольга вытащила его на свет и, поднеся к губам, принялась шептать. Камешек согрелся от дыхания, и даже волнение гор приубавилось. Ольга осторожно, как младенца, положила заговоренный камень в снег, а с ним оставила свои перчатки. Поднялась, поклонилась горам, и только после этого обернулась к своим спутникам.

— Теперь можно идти.

Юноши переглянулись. В глазах у обоих читалось усталое: «не спрашивай, так надо». Они кивнули друг другу, Влас прибавил шагу, обогнал их и первым зашел в расщелину. Ольга развернулась боком и последовала за ним. Она осторожно приподнимала руки, пытаясь уберечься от острых камней. Следовавший за ней Святослав стянул свои перчатки из мягкой кожи и протянул их Ольге. Девушка попробовала было отказаться, но юный князь и слушать не стал. Просто впечатал перчатки в раскрытую ладонь, замершую в останавливающем жесте.

— Если упадут, оба с голыми руками пойдем, — предупредил он.

Кусачий холод, царивший в ущелье, не дал стеснению победить. Ольга благодарно кивнула и натянула перчатки. Они были велики, но зато еще хранили тепло чужих рук.

Эхо дыхания разносилось по расщелине, и словно в ответ до них долетал треск и звон — это откалывались и падали вниз куски наста, клацала об утесы каменная крошка, сдвинутая слишком сильным порывом ветра. Спутники старались быть как можно тише, но даже молчание полнилось звуками, до того оглушительно громкими, что казалось, что вот-вот сами горы обрушатся на них в наказание за потревоженный покой. Стоило только намеку на эту мысль появиться в их головах, все трое тут же гнали навязчивый образ прочь. И все же под кожей морозом разливался ужас, стоило только представить, как они втроем будут пытаться сбежать от стихии по узкой расщелине, где даже шагать скоро не получалось. Влас уже тысячу раз пожалел о том, что они не пошли по верху, но чутье вело его дальше, вперед, и он, как мог, сглатывал накатывавшую волнами панику.

Вдруг над головами раздался хруст. Мелькнула тень. Все трое остановились, задрали головы, задержали дыхание. Ничего. Только несколько комьев снега упали с гулким эхо.

— Далеко еще? — спросил Святослав.

— Я-то откуда знаю⁈ — шикнул Влас.

— Это уже не важно, — отметила Ольга, указывая наверх. Вереницей мелькали тени. — Нас будут ждать у выхода.

Интересно, сколько страха нужно натерпеться, чтоб перестать его испытывать? Чтоб нервное покалывание, разливающееся по коже, ощущалось не больше, чем зуд, который пройдет, если немного потерпеть? Каждый по-своему задавался этим вопросом, и каждый отказывался искать ответ. Завязавшийся в животе тугой комок нервов не давал сильно рассуждать. Мыслей хватало только на то, чтобы передвигать ноги, пробираясь вперед, и подбирать правильные вежливые слова.

Вскоре показался выход из расщелины. Солнце било лучами прямо в него, и казалось, что за узким коридором в каменной породе нет ничего кроме белого света. Но стоило троим спутникам вывалиться наружу и набрать полные легкие воздуха, зрение у них прояснилось. Они оказались в горной долине, и прямо у входа их окружили трое огромных волков.

Матерый, покрытый шрамами, одноглазый волк вышагнул вперед и обнажил зубы, зарычал. Троица подобралась, все встали плечом к плечу. Святослав, недолго думая, положил руку на рукоять отцова кинжала, но волк только предупреждающе рыкнул. Свят поднял ладонь.

— Братцы, — попробовал шагнуть к ним Влас, но Ольга и Свят схватили его за шиворот почти одновременно и потянули назад. Им не понять было разлившегося у него в груди пьянящего тепла, ощущения, что он наконец-то там, где должен быть.

— Вы совсем ошалели? — рыкнул Матерый. — Кто такие?

— Я Святослав, князь Дола, — шагнул вперед Святослав. — Кощей похитил мою невесту, и чтоб вернуть его, должен я привести ему конька, какие только в ваших горах водятся.

— А эти?

— Это Влас, он из ваших. И Ольга…

— Я от Кощеева двора, мириться пришла за батюшку моего, — вклинилась девушка. Матерый зашелся лающим кашлем.

— Всякого мои глаза навидаться успели, но такого… чтоб из-за той стороны реки к нам сам пришел один из наших! Чтоб кто-то решил для Кощея доброе дело сделать! Ха-ха-ха! А ты… ах-ха-ха-ха! — он задержал взгляд на Святославе, но даже выговорить и слова не смог.

Князь нахмурился.

— Позвольте нам пройти дальше.

— Позволю-позволю, — закивал волк. — Поведем вас прямиком в шатер к нашей княгине. Она со смерти своего отца не смеялась, а тут уж обхохочется.

Остальные волки похихикали, поддерживая своего предводителя. Тот вернулся взглядом к Власу.

— Ну а ты, коль наш, мог бы и перекинуться. А то ж наслово тебе кто поверит, кутенок?

— Да, как скажешь, барин.

И тут же волком обернулся. Глумление исчезло с морды Матерого.

— Ну и дела. Давайте за мной.

Величава была волчья княгиня. Высока, широка в плечах, чернява, в такие же черные меха облачена. С мечом наперевес вилась она вокруг деревянного чурбана, что только щепки в стороны летели. Правда, найти ее оказалось все ж непросто. В шатре, расположенном в долине между скал, где, казалось, во всю царствовала весна, ее не оказалось. Не дали чужакам расположиться, как гостям, повели дальше, в поселение. Часть жителей-двоедушников ходила в волчьем обличии, часть в людей перекинулась. Было тут все глазам Святослава и Власа знакомо. Народ таскал ведрами воду, бабы стирали, мужики дрова для костров кололи, да шкуры звериные выделывали, чтоб старые шатры залатать. У окраины раздавался железный звон, туда-то их и повел Матерый со своими соратниками. Там-то они и увидали женщину — ни дать, ни взять гора в человеческом обличии. Даже не увидав ее лица, захотелось склонить голову перед ней Ольге и Святославу. А Влас, лишь увидав черные с серебром волосы, встал как вкопанный, да язык вывалил. В нос ударил знакомый до боли запах, смесь молока и трав, в голове зажужжали мысли, как назойливые шмели, что кормились на клевере у их дома.

— Княгиня Гордана, к тебе с Кощеева двора, — окликнул Матерый.

Обернулась Гордана, обожгла пришедших глазами цвета меда, но застыл ее взгляд на молодом волке. Испарилась суровость с загорелого лица, взметнулись вверх густые брови, и тонкие губы прошептали лишь одно:

— Влас?

Хотел ответить ей тот, но вырвался из груди только щенячий скулеж. И, позабыв даже человеком обернуться, бросился он к ней. Зарычали волки, замерло все поселение, Ольга метнулась вперед, но Святослав удержал ее, сам не ведая, почему. Просто вытянул руку и схватил, не давая девушки унестись вперед среди волчьих спин и прижатых ушей. Вскинула руку Гордана, и одного этого жеста хватило, чтоб все остановились, а женщина упала на колени, обхватила черную волчью шею и принялась целовать покрытый шерстью лоб, пока Влас потявкивал и хвостом вилял.

Застыл волчий народ, глядя на это, а Гордана все продолжала волка чесать и целовать, словно никого вокруг них не было.

— Вот уж не думала, что ты в меня пойдешь, — всхлипнула Гордана, смаргивая слезы. Встала она, выпрямилась во весь рост и прокричала. — Мой сын нашел дорогу в родные края!

И зашлись волки радостным воем. Закричали те, кто в людском обличьи похватал мечи и топорики. И даже Святослав подхватил этот радостный клич. Только Матерый подошел к нему да мотнул своей седой мордой.

— Вы ж это? Чего сразу-то не сказали?

— Да мы и не знали, — пожал плечами Святослав.

О матери Власовой он знал мало. Сам друг говорил, что матери не стало, когда он совсем малым был, так что и не помнил ее даже. Тогда-то отец забрал его к княжьему двору и стал ремеслу обучать, а потом и вместо себя оставил. После кончины княгини они со Святославом и сдружились, знакомая потеря позволяла молчать в компании друг друга без чувства жалости. Это-то он и пересказал вкратце Ольге, пока их в сопровождении самой близкой свиты Горданы вели в отдельный шатер. Влас все-таки обернулся человеком, но вел себя — щенок-щенком. Скакал вокруг княгини, чуть не приплясывал, все сравнивая величавую женщину с расплывчатыми пятнами своих воспоминаний. Общего у них было немного, разве что глаза да волосы, но Гордана все равно умилялась этому бородатому малому, как младенцу. Приговаривала: «Мелковат, конечно, но силой в батюшку своего».

Свят попытался было нагнать княгиню, но верная свита остановила его предупреждающим рычанием и клацаньем зубов. Завели их с Ольгой в шатер, принесли горячей еды и питья и строго наказали княгиню не беспокоить до праздника по случаю возвращения сына.

— Это что же, получается, он как ты? — улыбнулась Ольга, когда все ушли, оставив их со Святославом у потрескивающего очага. Святослав удивленно вскинул брови. — Ну, тоже князь.

— Получается, так, — кивнул юноша. — Кто б мог сказать?

— Выходит, без слуги домой вернешься, — покачала головой она. — Зато с невестой.

— Если получится. Не хотелось бы задерживаться тут. А если и Влас тут останется, то обратно добираться будем долго, — вздохнул князь, глядя на свою спутницу через пляску огней в очаге. Шатер был небольшой, огонь, разведенный в яме прямо в земляном полу, плясал на поленьях, а дым выходил в дыру в крыше. Быстро стало жарко, и Свят сбросил теплый кафтан на лежанку, которую ему наспех соорудили из нескольких подушек. За спиной у Ольги лежала такая же. Девушка разложила на ней теплое облачение, а сама осталась в штанах и рубахе, сидевших до того ладно, что глазом нельзя было не зацепиться.

— Думаешь, Влас бросит тебя и останется здесь? — спросила Ольга, вырывая его из раздумий. Свят вдруг понял, что несколько мгновений рассматривал свою спутницу и даже успел решить, что не так уж и похожа она на Дану. Мягче черты у дочери. Добрее. Оттого и смотреть приятно.

— Не знаю, — честно ответил он. — Но если решит оставить, я пойму. Не буду зла держать.

— Многие тебя оставили? — Ольга горько улыбнулась. Свят неуютно поежился. Так его еще никто не спрашивал. Ольга быстро исправилась. — Это не мое дело. Меня вот никогда не оставляли. Я всегда одна была, разве что, батюшка-Кощей всегда был рядом, но так… пока очередная Василиса не появится. А сейчас и он меня сосватать хочет из-за этой… невесты.

Свят поджал губы и попытался выдавить улыбку.

— Может, он и передумает, когда мы вернемся.

— Да, ясное дело! — отмахнулась Ольга с напускной легкостью. — Это ж батюшка. Он как что решит в сердцах, так на следующий день и передумает.

— А сама ты чего хочешь? — спросил Свят, невольно чувствуя укол совести. У него такого никто не спрашивал. Но княжьему сыну и хотеть-то много не положено. Вместо желаний есть долг, обязанности. Все желания передавай кухарке да жене, которых для тебя выберут, если сам нерасторопен будешь.

Ольга всерьез задумалась над его вопросом. А чего она сама хотела? Было что-то, желание, что мучило ее большую часть жизни, почти каждую минуту. Хотелось ей быть нужной. Не зачем-то, а просто. Не книги приносить или воронов в башне кормить, когда старые кости ноют от перемены ветра, а просто нужной. Не как вещь. Ольга не знала, как это описать. Вот, чтоб кому-то — конечно, в первую очередь, батюшке — было интересно, как она, весело ли ей, и чего она хочет. Но такие вопросы батюшка задавал только когда что-то было нужно от Ольги ему самому.

— Не знаю даже, — пожала плечами Ольга. — Мир посмотреть.

Святослав кивнул, будто поверил.

— Может, сосватаюсь за ветер какой-нибудь, который через тридевять земель летает, — продолжила она.

— Или за волка, которому никакие расстояния не страшны, — подхватил Святослав. Ольга шутливо покачала головой.

— Не люблю браки дипломатические, от них отказаться труднее. Я б по любви выйти замуж хотела.

— Кто б не хотел, — вздохнул Святослав. Ольга удивленно вытянула шею, глядя на него поверх пляшущих лепестков огня.

— А как же ты с госпожой… то есть, просто Милорадой? Разве ж не любишь ее? Она ведь хороша собой, умна… что еще ты там про нее говорил? Колдовством своим твое княжество спасла.

— Ладно, это уж мое дело, — попытался закончить разговор Святослав. Ольга уткнула руки в бока.

— Нет уж, ответь, князь. Чего вам, мужчинам, надо? Неужели тебе чего-то не хватает? Я ж изведусь! Какой должна быть девица, чтоб ее просто можно было по любви женой своей назвать? Красивой? Умной? Мудрой по-женски? Мастерицей у очага? Рукодельницей? Богатыршей?

От каждого ее слова губы Святослава только крепче поджимались. Каждый вопрос отзывался сполохом румянца на щеках, будто Ольга не спрашивала, а пощечины ему отвешивала. Врезались слова прямо в и без того раздутую совесть, обращали последние крупицы самообадания бессилием. Минута, и лопнуло что-то внутри, опустил Святослав голову под весом клятвы, которую дал, которую уж и не знал — исполнит ли.

Ольга зажала рот рукой, подскочила к нему, тронула за плечо.

— Князь, ты чего? Я ж не хотела обидеть. Я просто… Это мне самой обидно, я не хотела, но ты прости, если что.

— Все в порядке, — кивнул Святослав, через силу расправляя плечи. Он положил ладонь поверх тонких девичьих пальцев и сжал их. Заглянул в изумрудные колдовские глаза, чуть улыбнулся. — Я не знаю, как тебе ответить. Пожалуй, и не узнаю никогда. Мне одного будет хотеться, твоему мужу другого, а каждому не угодишь. Обязательно что-то будет не так.

— Получается, можно просто… быть собой? — улыбнулась Ольга, не торопясь убрать пальцы из-под его руки.

— Видимо, так.

— Осталось понять, что это такое.

И засмеялись оба, пытаясь смешками перекрыть повисшую неловкость.

Полог шатра сдвинулся, и внутрь влетел Влас, весь разнаряженный в черное одеяние, шнурами расшитое, с богатой шубой на плечах.

— Ага, отдохнули с дороги! — расхохотался он и встал, давая спутникам вдоволь им налюбоваться. Он взмахнул руками и принялся тараторить. — Я с матушкой поговорил, она конька вам отдаст самого лучшего и мир с Кощеем заключит, как только получится. Она только просит вас на праздник остаться и повеселиться как следует, а наутро уж отправимся в путь.

— И ты с нами? — радостно всплеснула руками Ольга, к своей неловкости вспоминая, что именно с этого начался их со Святославом разговор.

— Конечно, — улыбнулся Влас. — Надо ж начатое до конца довести. Только у меня одна просьба будет. Свят!

— А?

— Научи меня этому княжичьему делу. Я ж вернусь, как мы с Даной разберемся.

И расхохотался, и зарылся пальцами в густые черные вихры. Долго он не мог смириться с тем, что двоедушник, а тут еще и это — княжич он теперь.